Страница:
– Он не любит политических рисков, кроме того, любое его вмешательство может навредить его же репутации. На чаше весов только мое имя.
– А на другой чаше Максим?
– Да. – Он о чем-то задумался, но тут же продолжил: – Но бояться его не стоит. Я пришел за твоей поддержкой.
Ни за что! Он хочет втянуть меня в свои игры, положить и мое имя на эту пресловутую чашу, но мне плевать на весы и амбиции.
Я взглянула на часы. С минуты на минуту подойдет Андрей.
– Олег, ты понимаешь, что с тобой вместе рискую и я?
– Да, Рима, понимаю, – твердо проговорил Олег. – И знаю, что ты меня поддержишь.
– Почему ты в этом так уверен?
– Потому что ты веришь мне, потому что ты хочешь, чтобы я оставался порядочным человеком, мужчиной, наконец.
Как мне надоели эти мужские игры!
– А если я тебе скажу, что мне плевать, кем ты себя представляешь?
Олег удивленно посмотрел на меня.
– У тебя кто-то есть?
Ну вот скажите, как можно было сделать такой вывод из моих слов?
О боже, язык мой – его приятель!
– Чушь. – Я все-таки попалась. В собственный капкан. – Ладно, подписываю, другого выхода действительно нет. – Быстрей бы уходил.
– Спасибо, – Олег глубоко вздохнул, но его глаза мне совсем не доверяли.
Лихорадочно схватив ручку, я склонилась над бумагами. В этот момент случилось то, чего мне хотелось меньше всего: в кабинет вошел Андрей. Олег, поначалу равнодушно взглянув на Андрея, вдруг окаменел, оледенел, одеревенел.
– Римочка, я не вовремя? – улыбаясь, спросил Андрей.
Наташка, змея, специально его не остановила!
– Здравствуйте, Андрей, подождите, пожалуйста, в зале, я скоро освобожусь, – официально ответила я.
– Конечно, – Андрей вышел, снисходительно взглянув на Олега.
Олег заполыхал, как сопло космического корабля.
– Кто это, и какое он имеет право разговаривать с тобой таким тоном?
– Олег, он просто приятель, мы спонсируем его выставку. – Дура, и почему я всегда оправдываюсь?.. – А что?
– Нет, ничего, – он продолжал испускать протуберанцы недовольства. – Он мне не нравится.
– Олег, – постараюсь погасить пламя. Но только ледяной водой! – Мне все равно, нравится он тебе или нет. Это мой друг, и главное, чтобы он нравился мне. В конце концов, это не твое дело. Пойми, право выбирать себе друзей и знакомых принадлежит мне и никому больше. Не обижайся, но это так. И никак иначе.
Олег смутился, даже растерялся. Надо его добить.
– Я не навязываю тебе друзей, знакомых... и подружек. И вправе требовать от тебя того же.
– Да-да, прости, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. – Вдруг он опять остолбенел. – Этот тип – твой дружок?
– Хватит, оставь меня в покое! – закричала я. – Забирай свои бумаги и уходи!
Олег молча забрал бумаги и вышел. Пригласительный билет на выставку остался лежать на столе.
Тот вечер я провела дома. Головная боль, мучавшая меня после встречи с Олегом, постепенно успокаивалась благодаря сыну. Его возня на ковре, боевые действия против какого-то фантастического монстра завершились наконец полной и безоговорочной победой Павла, после чего он миролюбиво устроился на моих коленях.
– Ма, а кто такие лесбиянки?
Я постепенно стала привыкать к его необычным вопросам, но этот поставил в тупик.
– Сынок, где ты услышал это слово?
– По телику.
Педагоги учат не уходить от прямых вопросов детей, а давать исчерпывающие ответы, естественно, щадя при этом их психику. Ну что ж, попробую.
– Лесбиянки – это две женщины, которые дружат, вместе гуляют, держа друг друга за ручки. Иногда они даже живут вместе.
– Как мы?
– Нет, конечно. У нас по-другому.
– А они целуются?
– Наверное.
– А ты с папой никогда не целуешься. Только со мной, – при этих словах он призадумался, – значит, меня ты любишь больше, чем папу.
– Тебя я люблю больше всех на свете!
Павлик не обратил внимания на мой нежный порыв. Весь в отца.
– Сегодня я видел лесбиянок, целый автобус.
– Где ты мог их видеть? – изумилась я.
– Мы с няней гуляли, а к магазину подъехал автобус с иностранными бабушками. Они держали друг друга за ручки!
ОЛЕГ. Порода
РИМА. Насечка
– А на другой чаше Максим?
– Да. – Он о чем-то задумался, но тут же продолжил: – Но бояться его не стоит. Я пришел за твоей поддержкой.
Ни за что! Он хочет втянуть меня в свои игры, положить и мое имя на эту пресловутую чашу, но мне плевать на весы и амбиции.
Я взглянула на часы. С минуты на минуту подойдет Андрей.
– Олег, ты понимаешь, что с тобой вместе рискую и я?
– Да, Рима, понимаю, – твердо проговорил Олег. – И знаю, что ты меня поддержишь.
– Почему ты в этом так уверен?
– Потому что ты веришь мне, потому что ты хочешь, чтобы я оставался порядочным человеком, мужчиной, наконец.
Как мне надоели эти мужские игры!
– А если я тебе скажу, что мне плевать, кем ты себя представляешь?
Олег удивленно посмотрел на меня.
– У тебя кто-то есть?
Ну вот скажите, как можно было сделать такой вывод из моих слов?
О боже, язык мой – его приятель!
– Чушь. – Я все-таки попалась. В собственный капкан. – Ладно, подписываю, другого выхода действительно нет. – Быстрей бы уходил.
– Спасибо, – Олег глубоко вздохнул, но его глаза мне совсем не доверяли.
Лихорадочно схватив ручку, я склонилась над бумагами. В этот момент случилось то, чего мне хотелось меньше всего: в кабинет вошел Андрей. Олег, поначалу равнодушно взглянув на Андрея, вдруг окаменел, оледенел, одеревенел.
– Римочка, я не вовремя? – улыбаясь, спросил Андрей.
Наташка, змея, специально его не остановила!
– Здравствуйте, Андрей, подождите, пожалуйста, в зале, я скоро освобожусь, – официально ответила я.
– Конечно, – Андрей вышел, снисходительно взглянув на Олега.
Олег заполыхал, как сопло космического корабля.
– Кто это, и какое он имеет право разговаривать с тобой таким тоном?
– Олег, он просто приятель, мы спонсируем его выставку. – Дура, и почему я всегда оправдываюсь?.. – А что?
– Нет, ничего, – он продолжал испускать протуберанцы недовольства. – Он мне не нравится.
– Олег, – постараюсь погасить пламя. Но только ледяной водой! – Мне все равно, нравится он тебе или нет. Это мой друг, и главное, чтобы он нравился мне. В конце концов, это не твое дело. Пойми, право выбирать себе друзей и знакомых принадлежит мне и никому больше. Не обижайся, но это так. И никак иначе.
Олег смутился, даже растерялся. Надо его добить.
– Я не навязываю тебе друзей, знакомых... и подружек. И вправе требовать от тебя того же.
– Да-да, прости, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. – Вдруг он опять остолбенел. – Этот тип – твой дружок?
– Хватит, оставь меня в покое! – закричала я. – Забирай свои бумаги и уходи!
Олег молча забрал бумаги и вышел. Пригласительный билет на выставку остался лежать на столе.
Тот вечер я провела дома. Головная боль, мучавшая меня после встречи с Олегом, постепенно успокаивалась благодаря сыну. Его возня на ковре, боевые действия против какого-то фантастического монстра завершились наконец полной и безоговорочной победой Павла, после чего он миролюбиво устроился на моих коленях.
– Ма, а кто такие лесбиянки?
Я постепенно стала привыкать к его необычным вопросам, но этот поставил в тупик.
– Сынок, где ты услышал это слово?
– По телику.
Педагоги учат не уходить от прямых вопросов детей, а давать исчерпывающие ответы, естественно, щадя при этом их психику. Ну что ж, попробую.
– Лесбиянки – это две женщины, которые дружат, вместе гуляют, держа друг друга за ручки. Иногда они даже живут вместе.
– Как мы?
– Нет, конечно. У нас по-другому.
– А они целуются?
– Наверное.
– А ты с папой никогда не целуешься. Только со мной, – при этих словах он призадумался, – значит, меня ты любишь больше, чем папу.
– Тебя я люблю больше всех на свете!
Павлик не обратил внимания на мой нежный порыв. Весь в отца.
– Сегодня я видел лесбиянок, целый автобус.
– Где ты мог их видеть? – изумилась я.
– Мы с няней гуляли, а к магазину подъехал автобус с иностранными бабушками. Они держали друг друга за ручки!
ОЛЕГ. Порода
Однозначно и твердо заявляю: я полностью и безоговорочно поддерживаю власть. Я серьезно говорю. Рыночный механизм выстроен, четко обозначены правила игры. Имеется реальная возможность работать и зарабатывать. Социальные проблемы будут решаться по мере развития экономики. Но при одном условии: правила не нарушать! Законы, наверное, нарушать можно, иногда. Почему я так говорю, а потому что законы часто пишутся не по принципу экономической целесообразности, не исходя из имеющихся реалий, без учета нашего менталитета. Очень часто наш парламент вынужден принимать законы, подчиняясь давлению международной общественности: права человека, демократия, свобода слова. Поймите, я не против этих основополагающих краеугольных камней, но эти камни, иной раз, для нас как булыжники, некоторые из них неподъемные. Только не думайте, пожалуйста, что я коммунист, элдэпээровец какой-нибудь. Совсем нет. Но вот получили избирательные права, огромные деньги тратятся на выборы депутатов. И что? Вы получили то, что хотели? Страной стали управлять? Это Владимир Ильич всех взбаламутил, разрешив кухарке порулить. Может, все-таки отправить ее на кухню, ужин готовить.
Но правила – не нарушать!
Только, пожалуйста, не передавайте эти слова моему отцу. Он за «коммуняку» навсегда обидится!
Очень известный предприниматель, общаясь со мной, рассуждал примерно так же.
– Понимаешь, Олег, по большому счету у всех у нас рыльце в пушку. Без исключения! Если бы было исключение, то либо не было бы нас, либо не было бы этого исключения. Период приватизации завершен, кому че, кому ни че, а кому... сам знаешь че! Пора подвести черту и строить цивилизованные правила игры. В противном случае, бесконечный процесс передела собственности погубит страну. И самое важное, условия для этого есть. Предпринимателю, прежде чем сделать какой-либо шаг, надо договариваться и с властями, и с бандитами, при том, что гарантии спокойствия все равно нет. Но работать все равно можно, даже при таких условиях. Важно знать, с кем договориться, и проблемы решены. Но если они, – последовал указующий взгляд в потолок, – будут сами нарушать правила, то тогда всем хана. И стране, и экономике, и социальным программам. Мы поддержим их при условии неприкосновенности нашего. И никак иначе! Другими словами, властям должно быть выгодно не нарушать объявленные ими же самими правила игры.
Вам все понятно в его рассуждениях? Не совсем, да? Есть законы, их надо уважать и, по возможности, не нарушать. Но кроме них есть механизмы распределения власти, ресурсов, влияния, то есть то, что не регулируется законами, некие неписаные правила игры. Вот о них он и говорит. Не нами придумано, и не нам нарушать.
Вот поэтому я и рискнул. Они выставили банк на продажу, объявили открытый и честный конкурс, я их за язык не тянул. Могли бы провести закрытый конкурс, или там ваучерную приватизацию. Не захотели. В таком случае извольте потесниться! Первого партнера в создаваемый консорциум «Новые инвесторы» я приобрел. Однако мою уверенность поколебал известный в стране банкир. Он отказался, объясняя свой отказ примерно так:
– Да, Олег, я хотел бы купить банк и стал бы после объединения самым крупным в стране, но я не лезу в политику. Да, они заявили о прозрачных механизмах, прислали приглашение принять участие в торгах, но я даже на торги не пойду. Пойми, любое движение, влияющее хотя бы на один процент экономики, должно быть согласовано с Ноль Первым. Если он лично не дал согласия, то лучше даже не рыпаться.
Естественно, я не удержался от вопроса:
– Ты лично обсуждал это с Ноль Первым?
Банкир рассмеялся:
– Ты меня поражаешь, Олег. Затеваешь такое крупное дело и задаешь наивные вопросы. Конечно же нет. Для того и создана администрация президента. Есть десяток человек в стране, которые выполняют регулирующую функцию. Это первый помощник, непосредственно сам руководитель администрации и все его заместители, некоторые из министров и управляющий делами. Вот с ними все и утрясай.
– А ты уверен, что они передают твои слова президенту именно так, как этого хотелось бы тебе – без искажений? – поинтересовался я.
Его пыл слегка поугас. Он даже немножко съежился.
– Не знаю, если честно. Мне отвечают, что все в порядке. – Он сделал паузу, вероятно вспоминая свой последний разговор с кем-то из этой десятки.
Я не удержался и съязвил:
– Значит, подставить тебя могут в любой момент. Не так донесут или, еще хуже, обманут, ссылаясь на президента. И баста. Мой пример – тому доказательство.
Он весь скукожился, даже уменьшился в размерах. И проговорил, скорее себе, чем мне.
– Недавно я взял завод, шиферный. Кому он на фиг нужен, всеми доказано, что асбест, из которого делают шифер, вызывает рак. В Европе шифер не увидишь, даже в бывших соцстранах. Брата на этот посадил, младшего. Но все согласовал! – с волнением подчеркнул он. – Получил согласие, все как положено. А недавно на брата дело завели. Может быть, действительно подставили.
Банкир с надеждой посмотрел на меня, видимо желая услышать слова утешения. Но я утешать и жалеть никого не собирался. Кто бы меня пожалел!
– Дался тебе этот завод, если шифер никому не нужен.
Видимо, я задел его за живое, он оживился.
– Ну не скажи, брат. А Афган? По международным программам помощи там строится жилье. А китайцы? У них еще такого закона нет. Да и у нас в сельской местности шифер востребован. Я начал было поставлять его в Ирак, но там, понимаешь, санкции действуют. Лазейку-то я нашел, первая сделка прошла блестяще, а потом вдруг возбудили дело. Но я ведь все согласовал!
Стало интересно:
– Что же ты будешь делать?
Ответ был ошеломляющим:
– Школу решил построить, рядом с заводом.
– Школу? – Я не поверил своим ушам.
– Ну конечно, растрезвоню об этом во всех газетах, чтобы президент увидел, ну, внимание обратил. Может, похвалит еще. Тогда, глядишь, и душить перестанут. Я же последовательный сторонник президента, его продукт, так сказать.
В этом он не первый. Недавно по телевидению один крупный руководитель тоже назвал себя продуктом президента. Те еще фрукты!
Другим партнером стал не предприниматель, не чиновник и не банкир. Его статус вообще трудно определить – таких людей сейчас все больше и больше появляется. И называть его следовало не по имени, а просто – Султаном.
– Олег, по акциям в твоем холдинге я регулярно получал дивиденды, так что давай, не пугай меня, – гудел он в телефонную трубку. – Приезжай-ка сегодня ко мне, там и поговорим.
Полчаса я записывал адрес. Как его угораздило залезть в такую тмутаракань?
Однако выяснилось, что живет он совсем недалеко от центра города; проложил собственный мост через реку и оказался в индивидуальном раю.
– Понимаешь, не могу дышать смогом, – объяснял Султан. – А здесь у меня воздух чистый. Скажи водителю, чтобы попусту движок-то не заводил, не надо воздух портить. Да еще вот десяток гектаров земли – тоже мое. В двух шагах от города. Для души. Душа, понимаешь, простора просит!
Всю территорию окружал мрачный каменный забор с колючей проволокой, с прожекторами, с вышками для охранников. Ну, забором, скажем, нас не удивить.
– Прежде чем пройдем в дом, я хочу показать тебе кое-что. Гордость мою покажу! Понимаешь, Олег, у каждого уважаемого человека должна быть гордость.
Вообще-то я надеялся через час от него уехать, но, раз речь зашла о гордости, то придется уважить человека. Тем более что меня охватило любопытство: что за гордость такая, которую надо хранить отдельно.
Мы подошли к отдельному коттеджу, покрытому настоящей черепицей, украшенному резными фонарями и прочей европонтовой ерундой. Сначала я предположил, что это гостевой домик. Каково же было мое удивление, когда хозяин произнес:
– Курятник!
Я не мог скрыть своего восхищения. По куриному дворцу важно прохаживались петухи, такие же важные, как и их хозяин. Таких петухов я видел впервые – натуральные павлины в миниатюре.
– А теперь пройдем туда, – Султан указал на большое строение неподалеку. – Ты, я надеюсь, не торопишься. Приезжая ко мне, торопиться нельзя. Мой принцип – никогда не торопиться!
Я мысленно перенес на завтра все сегодняшние дела.
Строение оказалось конюшней, в которой стояли десять красавцев жеребцов и три не менее красивых кобылы. Дух захватывает! Особенно одна кобыла арабской породы! Мне б такую!
Только не надо сопоставлять! Это я о песне. Песня есть такая: «Ах, какая женщина, мне б такую!». Гимн мужской зависти. Увидел в ресторане красивую женщину и обзавидовался, рыдать готов. Более омерзительной и унизительной для мужчины песни я не слышал. Хочешь – добивайся, не можешь, или она тебя не хочет – забудь. Но рыдать от зависти?! Нонсенс.
А вот позавидовать такой красоте, естественно по-белому, не грешно. Тем более когда речь идет о лошади. Может быть, и грешно, но не настолько, как в этой песне поется. Мечтать, желать, восхищаться – это я понимаю. А вот завидовать... чушь какая-то!
– Это еще не все, – сказал Султан, довольный произведенным впечатлением. – Я тебе сейчас еще кое-что покажу.
С трудом отведя глаза от коней, я взглянул на Султана. Коренастый, коротконогий, с приглаженными, точнее, с прилизанными волосиками и маленькими глазками, он никак не походил на лихого всадника.
– Слушай, Султан, ты ездишь верхом? Получается? – невольно спросил я.
– А ты думал! – фыркнул Султан. – Только в последнее время не удается, все некогда. – Он почему-то отвел глаза.
Когда мы поднялись на второй этаж конюшни, моим глазам представилось и вовсе диковинное зрелище.
– Голубятня! Мечта детства! – пропел Султан, и мне показалось, что сейчас он лопнет от гордости. – Каждой твари, как говорится, по паре, а то и больше, сотен баксов.
Когда мы спустились и пошли к дому, Султан не выдержал:
– Ну как тебе мое хозяйство?
– Слов нет! – развел руками я.
– Это плохо. Слова надо уметь говорить. – Он сделал глубокомысленную паузу. – Где-то, кому-то и когда-то ты чего-то не сказал, или сказал не так, как следовало, или не вовремя. И теперь ты пришел ко мне.
– Вот об этом я и хотел поговорить.
– И опять не вовремя, Олег, – укорил меня Султан. – Так и быть, покажу тебе еще кое-что.
Невысокое здание, к которому он меня подвел, оказалось псарней.
– Здесь только тобеты. Слышал о такой породе?
Конечно, слышал. Пастушьи собаки, волкодавы. Порода была загублена в годы советской власти, скот и чабанов обобществили, а про собак забыли. Теперь ее пытаются восстановить.
– Их корни из Тибета, отсюда и название, – проговорил Султан. – Их никогда не держали на привязи, это свободные собаки. С волками дрались на равных, помогая пастухам, с детьми нянчились. Не веришь? Не подпускали малышей к огню, точно тебе говорю.
– Верю, Султан. А слов нет, потому что восхищен.
– Все это и есть моя гордость, – с пафосом произнес Султан.
Оригинальная такая гордость. Животная.
На крыльце дома нас ожидала хозяйка.
– Что же гостя в дом-то не ведешь, – закудахтала она, – стол накрыт давно. Проходите, Олег, у нас все свое, экологическое.
Но Султан повел меня в сторону от столовой.
– Гордость свою я тебе показал, а теперь покажу свою душу.
Душа Султана оказалась картинной галереей. На стенах были развешены работы старых мастеров советского периода. Классический и добротный соцреализм. Коллекция была великолепной, жаль, Рима ее не видит, она лучше разбирается. Памятуя о том, что слова надо говорить вовремя, я немедленно выразил свой искренний восторг Султану.
– Хорошо, что ты так сказал. Понимаешь, во времена перестройки, когда в стране все стало разваливаться, я работал в Госснабе. На дефицитных стройматериалах сидел, при бабках был, конечно. И приходит баба, искусствовед, плачется, говорит, музей надо отремонтировать, помогите. А я ей: а мне, говорю, что с того будет, если помогу? Она и говорит: картину подарю. А на кой мне твоя картина, отвечаю. А она: да ей цены, говорит, нету. Тогда, говорю, такой не надо. Ты подбери, чтобы цену хорошую имела, чтобы я продать ее смог. Потом мы с ней сошлись, на почве искусства, сама она мне неинтересна была, тощая, костлявая, в очках. Я люблю баб справных, чтобы все при всем было. Вон моя, видишь, как кудахчет. Такую и ты себе найди.
– Хорошая у тебя супруга, Султан, – ответил я, опасаясь, так ли сказал, вовремя ли.
Но он пропустил мои слова мимо ушей.
– Так вот мы с ней по всей стране картины собирали. Я ей наряды на стройматериалы подписывал и приплачивал помаленьку. А она, понимаешь, что делала, к ней художники приходили, просили, чтобы музей картину купил. Это сейчас они все классики, а тогда кому они нужны были, картины кроме музеев никто и не покупал-то. А у нее чутье на талант, понимаешь, ушлая такая баба была. Видит, что картина может уйти за хорошие деньги, тогда и говорит художнику: чего ты хочешь, денег у музея нет. Давай я, так уж и быть, сама ее куплю. Ну и платила копейки. В те времена много чего ценного до музеев не доходило, да из запасников уплывало. Так и получилась коллекция.
Он повернулся ко мне всем телом и уставился на меня своими маленькими глазками. Лазеры они у него, что ли? Чуть не прожгли насквозь.
– Опасался, что обманывает она, фуфло подсовывает. А вот на тебя смотрю и понимаю, хорошая коллекция, душевная. Да и без тебя теперь знаю. Про моих художников в газетах пишут, в каталогах. Только меня тревожит, что про эти работы говорят: «утеряно», «местонахождение неизвестно», а один раз так прямо и написали «похищена». На бабу-искусствоведа в свое время дело завели за мошенничество, трухнул я тогда, если честно, вдруг и меня за собой потянет, а ее – бац – инфаркт и долбанул. Не зря говорят, что нет худа без добра. Так что добро я сохранил. Каждая картина от двух до пяти тысяч баксов теперь стоит. А таких у меня знаешь сколько? Сто девяносто три, вот и считай. В этой комнате их несколько, а остальные в надежном месте запрятаны. Ты не думай, я не один такой, наш министр, ты его знаешь, умнее меня оказался, скупил во всех провинциальных музеях старинную и даже древнюю ювелирку, из скифских курганов, они от страха с радостью дарили или продавали за копейки. Коллекция получилась супер, мирового уровня. Но теперь-то ее отмыть надо, а как? Он поступил просто, а потому гениально. Торжественно передал коллекцию государственному музею! Молодец, патриот, благородный! Только приписку сделал: «На временное хранение». Смотри, что получилось. Коллекцию отмыл, бесплатную рекламу сделал, политические очки заработал. Теперь его коллекции цены нет, а если и есть, то говорить об этом вслух необязательно. Наша земля не без талантов, я тебе скажу! Сейчас многие так делают. Кто оружие собирает, кто кинжалы. Один додумался яйца собирать, своих не хватает.
Наглядевшись на гордость и душу Султана, мы приступили к ужину. За столом Султан подвел итог экскурсии:
– Олег, мой тебе совет, ничто не должно делаться даром. От коней получу жеребят, буду продавать, мода на них пошла. Знаешь, сколько стоит породистый жеребенок? Не меньше двадцати штук. Слушай дальше, курей тоже продавать буду, они у меня особой породы. Быстро в моду войдут. И от голубей потомство пойдет, опять же польза немалая. Ну а щенки – это мое хобби, возрождаю уникальную историческую породу. Купишь у меня щенка? С тебя недорого возьму, всего штуку баксов.
Султан опустошил рюмку водки, не торопясь отрезал кусок мяса и только потом позволил мне рассказать, по какому, собственно, делу я к нему приехал.
Внимательно выслушав мое предложение, он почему-то долго мотал головой.
– Я вот что скажу, Олег. Надо тебе жениться. Был бы женат, не попал бы в такую историю. Ответь, пожалуйста, отчего я такой богатый? Знаю, что и ты не беден, но я все-таки побогаче буду. А богат я потому, что никому ничего не должен; зато все, и ты в том числе, должны мне. Вот у тебя заводы там всякие, рудники. А у меня как будто и нет ничего. Но зато везде деньжата вложены: и в тебя, и в Максима, и в банки – как здесь, так и за бугром. И все эти деньги работают, каждый доллар, как петухи мои. Но нигде у меня нет контрольного пакета, зачем мне головная боль? Важно правильно распорядиться деньгами, чтобы не кинули. Вот ты меня кинешь, например, – я тогда пойду к Максиму, жеребеночка ему подарю; не сносить тебе головы. Так и со всеми. Но тут получается, что ты сам против Максима пошел, так ты меня без процентов можешь оставить. С другой стороны, в твоих словах есть резон, а почему бы нам не заполучить этот банк, а? Говоришь, двойной навар будет?
Он опять замотал головой. Мотай-мотай, я терпеливый, подожду. Наконец Султан произнес:
– Ладно, уговорил. Деньги дам, если удастся банк прибрать, только не от меня получишь, придет человек. Если проиграешь, то я тебя знать не знаю. Понял?
– По рукам.
Прощаясь, жена Султана вручила объемистый сверток.
– Нельзя уходить с пустыми руками, возьмите яйца. Свежие, – подчеркнула она, почему-то оглядываясь на мужа.
Султан поддержал жену:
– Правильно, возьми яйца, пригодятся. Ты ведь не забудешь про наш уговор щенка купить. Штука баксов, как договорились.
Сидя в машине, я прокручивал в голове встречу с Султаном. Умный мужик, ничего не скажешь, держит всех на привязи, сам при этом ни за что не отвечает, прямо как Рима.
Как мне пришло в голову сравнить Султана и Риму? Хотя чему тут удивляться. Держит на поводке трех мужиков и живет себе припеваючи. Теперь вот еще и козла себе завела. Султанша!
Но правила – не нарушать!
Только, пожалуйста, не передавайте эти слова моему отцу. Он за «коммуняку» навсегда обидится!
Очень известный предприниматель, общаясь со мной, рассуждал примерно так же.
– Понимаешь, Олег, по большому счету у всех у нас рыльце в пушку. Без исключения! Если бы было исключение, то либо не было бы нас, либо не было бы этого исключения. Период приватизации завершен, кому че, кому ни че, а кому... сам знаешь че! Пора подвести черту и строить цивилизованные правила игры. В противном случае, бесконечный процесс передела собственности погубит страну. И самое важное, условия для этого есть. Предпринимателю, прежде чем сделать какой-либо шаг, надо договариваться и с властями, и с бандитами, при том, что гарантии спокойствия все равно нет. Но работать все равно можно, даже при таких условиях. Важно знать, с кем договориться, и проблемы решены. Но если они, – последовал указующий взгляд в потолок, – будут сами нарушать правила, то тогда всем хана. И стране, и экономике, и социальным программам. Мы поддержим их при условии неприкосновенности нашего. И никак иначе! Другими словами, властям должно быть выгодно не нарушать объявленные ими же самими правила игры.
Вам все понятно в его рассуждениях? Не совсем, да? Есть законы, их надо уважать и, по возможности, не нарушать. Но кроме них есть механизмы распределения власти, ресурсов, влияния, то есть то, что не регулируется законами, некие неписаные правила игры. Вот о них он и говорит. Не нами придумано, и не нам нарушать.
Вот поэтому я и рискнул. Они выставили банк на продажу, объявили открытый и честный конкурс, я их за язык не тянул. Могли бы провести закрытый конкурс, или там ваучерную приватизацию. Не захотели. В таком случае извольте потесниться! Первого партнера в создаваемый консорциум «Новые инвесторы» я приобрел. Однако мою уверенность поколебал известный в стране банкир. Он отказался, объясняя свой отказ примерно так:
– Да, Олег, я хотел бы купить банк и стал бы после объединения самым крупным в стране, но я не лезу в политику. Да, они заявили о прозрачных механизмах, прислали приглашение принять участие в торгах, но я даже на торги не пойду. Пойми, любое движение, влияющее хотя бы на один процент экономики, должно быть согласовано с Ноль Первым. Если он лично не дал согласия, то лучше даже не рыпаться.
Естественно, я не удержался от вопроса:
– Ты лично обсуждал это с Ноль Первым?
Банкир рассмеялся:
– Ты меня поражаешь, Олег. Затеваешь такое крупное дело и задаешь наивные вопросы. Конечно же нет. Для того и создана администрация президента. Есть десяток человек в стране, которые выполняют регулирующую функцию. Это первый помощник, непосредственно сам руководитель администрации и все его заместители, некоторые из министров и управляющий делами. Вот с ними все и утрясай.
– А ты уверен, что они передают твои слова президенту именно так, как этого хотелось бы тебе – без искажений? – поинтересовался я.
Его пыл слегка поугас. Он даже немножко съежился.
– Не знаю, если честно. Мне отвечают, что все в порядке. – Он сделал паузу, вероятно вспоминая свой последний разговор с кем-то из этой десятки.
Я не удержался и съязвил:
– Значит, подставить тебя могут в любой момент. Не так донесут или, еще хуже, обманут, ссылаясь на президента. И баста. Мой пример – тому доказательство.
Он весь скукожился, даже уменьшился в размерах. И проговорил, скорее себе, чем мне.
– Недавно я взял завод, шиферный. Кому он на фиг нужен, всеми доказано, что асбест, из которого делают шифер, вызывает рак. В Европе шифер не увидишь, даже в бывших соцстранах. Брата на этот посадил, младшего. Но все согласовал! – с волнением подчеркнул он. – Получил согласие, все как положено. А недавно на брата дело завели. Может быть, действительно подставили.
Банкир с надеждой посмотрел на меня, видимо желая услышать слова утешения. Но я утешать и жалеть никого не собирался. Кто бы меня пожалел!
– Дался тебе этот завод, если шифер никому не нужен.
Видимо, я задел его за живое, он оживился.
– Ну не скажи, брат. А Афган? По международным программам помощи там строится жилье. А китайцы? У них еще такого закона нет. Да и у нас в сельской местности шифер востребован. Я начал было поставлять его в Ирак, но там, понимаешь, санкции действуют. Лазейку-то я нашел, первая сделка прошла блестяще, а потом вдруг возбудили дело. Но я ведь все согласовал!
Стало интересно:
– Что же ты будешь делать?
Ответ был ошеломляющим:
– Школу решил построить, рядом с заводом.
– Школу? – Я не поверил своим ушам.
– Ну конечно, растрезвоню об этом во всех газетах, чтобы президент увидел, ну, внимание обратил. Может, похвалит еще. Тогда, глядишь, и душить перестанут. Я же последовательный сторонник президента, его продукт, так сказать.
В этом он не первый. Недавно по телевидению один крупный руководитель тоже назвал себя продуктом президента. Те еще фрукты!
Другим партнером стал не предприниматель, не чиновник и не банкир. Его статус вообще трудно определить – таких людей сейчас все больше и больше появляется. И называть его следовало не по имени, а просто – Султаном.
– Олег, по акциям в твоем холдинге я регулярно получал дивиденды, так что давай, не пугай меня, – гудел он в телефонную трубку. – Приезжай-ка сегодня ко мне, там и поговорим.
Полчаса я записывал адрес. Как его угораздило залезть в такую тмутаракань?
Однако выяснилось, что живет он совсем недалеко от центра города; проложил собственный мост через реку и оказался в индивидуальном раю.
– Понимаешь, не могу дышать смогом, – объяснял Султан. – А здесь у меня воздух чистый. Скажи водителю, чтобы попусту движок-то не заводил, не надо воздух портить. Да еще вот десяток гектаров земли – тоже мое. В двух шагах от города. Для души. Душа, понимаешь, простора просит!
Всю территорию окружал мрачный каменный забор с колючей проволокой, с прожекторами, с вышками для охранников. Ну, забором, скажем, нас не удивить.
– Прежде чем пройдем в дом, я хочу показать тебе кое-что. Гордость мою покажу! Понимаешь, Олег, у каждого уважаемого человека должна быть гордость.
Вообще-то я надеялся через час от него уехать, но, раз речь зашла о гордости, то придется уважить человека. Тем более что меня охватило любопытство: что за гордость такая, которую надо хранить отдельно.
Мы подошли к отдельному коттеджу, покрытому настоящей черепицей, украшенному резными фонарями и прочей европонтовой ерундой. Сначала я предположил, что это гостевой домик. Каково же было мое удивление, когда хозяин произнес:
– Курятник!
Я не мог скрыть своего восхищения. По куриному дворцу важно прохаживались петухи, такие же важные, как и их хозяин. Таких петухов я видел впервые – натуральные павлины в миниатюре.
– А теперь пройдем туда, – Султан указал на большое строение неподалеку. – Ты, я надеюсь, не торопишься. Приезжая ко мне, торопиться нельзя. Мой принцип – никогда не торопиться!
Я мысленно перенес на завтра все сегодняшние дела.
Строение оказалось конюшней, в которой стояли десять красавцев жеребцов и три не менее красивых кобылы. Дух захватывает! Особенно одна кобыла арабской породы! Мне б такую!
Только не надо сопоставлять! Это я о песне. Песня есть такая: «Ах, какая женщина, мне б такую!». Гимн мужской зависти. Увидел в ресторане красивую женщину и обзавидовался, рыдать готов. Более омерзительной и унизительной для мужчины песни я не слышал. Хочешь – добивайся, не можешь, или она тебя не хочет – забудь. Но рыдать от зависти?! Нонсенс.
А вот позавидовать такой красоте, естественно по-белому, не грешно. Тем более когда речь идет о лошади. Может быть, и грешно, но не настолько, как в этой песне поется. Мечтать, желать, восхищаться – это я понимаю. А вот завидовать... чушь какая-то!
– Это еще не все, – сказал Султан, довольный произведенным впечатлением. – Я тебе сейчас еще кое-что покажу.
С трудом отведя глаза от коней, я взглянул на Султана. Коренастый, коротконогий, с приглаженными, точнее, с прилизанными волосиками и маленькими глазками, он никак не походил на лихого всадника.
– Слушай, Султан, ты ездишь верхом? Получается? – невольно спросил я.
– А ты думал! – фыркнул Султан. – Только в последнее время не удается, все некогда. – Он почему-то отвел глаза.
Когда мы поднялись на второй этаж конюшни, моим глазам представилось и вовсе диковинное зрелище.
– Голубятня! Мечта детства! – пропел Султан, и мне показалось, что сейчас он лопнет от гордости. – Каждой твари, как говорится, по паре, а то и больше, сотен баксов.
Когда мы спустились и пошли к дому, Султан не выдержал:
– Ну как тебе мое хозяйство?
– Слов нет! – развел руками я.
– Это плохо. Слова надо уметь говорить. – Он сделал глубокомысленную паузу. – Где-то, кому-то и когда-то ты чего-то не сказал, или сказал не так, как следовало, или не вовремя. И теперь ты пришел ко мне.
– Вот об этом я и хотел поговорить.
– И опять не вовремя, Олег, – укорил меня Султан. – Так и быть, покажу тебе еще кое-что.
Невысокое здание, к которому он меня подвел, оказалось псарней.
– Здесь только тобеты. Слышал о такой породе?
Конечно, слышал. Пастушьи собаки, волкодавы. Порода была загублена в годы советской власти, скот и чабанов обобществили, а про собак забыли. Теперь ее пытаются восстановить.
– Их корни из Тибета, отсюда и название, – проговорил Султан. – Их никогда не держали на привязи, это свободные собаки. С волками дрались на равных, помогая пастухам, с детьми нянчились. Не веришь? Не подпускали малышей к огню, точно тебе говорю.
– Верю, Султан. А слов нет, потому что восхищен.
– Все это и есть моя гордость, – с пафосом произнес Султан.
Оригинальная такая гордость. Животная.
На крыльце дома нас ожидала хозяйка.
– Что же гостя в дом-то не ведешь, – закудахтала она, – стол накрыт давно. Проходите, Олег, у нас все свое, экологическое.
Но Султан повел меня в сторону от столовой.
– Гордость свою я тебе показал, а теперь покажу свою душу.
Душа Султана оказалась картинной галереей. На стенах были развешены работы старых мастеров советского периода. Классический и добротный соцреализм. Коллекция была великолепной, жаль, Рима ее не видит, она лучше разбирается. Памятуя о том, что слова надо говорить вовремя, я немедленно выразил свой искренний восторг Султану.
– Хорошо, что ты так сказал. Понимаешь, во времена перестройки, когда в стране все стало разваливаться, я работал в Госснабе. На дефицитных стройматериалах сидел, при бабках был, конечно. И приходит баба, искусствовед, плачется, говорит, музей надо отремонтировать, помогите. А я ей: а мне, говорю, что с того будет, если помогу? Она и говорит: картину подарю. А на кой мне твоя картина, отвечаю. А она: да ей цены, говорит, нету. Тогда, говорю, такой не надо. Ты подбери, чтобы цену хорошую имела, чтобы я продать ее смог. Потом мы с ней сошлись, на почве искусства, сама она мне неинтересна была, тощая, костлявая, в очках. Я люблю баб справных, чтобы все при всем было. Вон моя, видишь, как кудахчет. Такую и ты себе найди.
– Хорошая у тебя супруга, Султан, – ответил я, опасаясь, так ли сказал, вовремя ли.
Но он пропустил мои слова мимо ушей.
– Так вот мы с ней по всей стране картины собирали. Я ей наряды на стройматериалы подписывал и приплачивал помаленьку. А она, понимаешь, что делала, к ней художники приходили, просили, чтобы музей картину купил. Это сейчас они все классики, а тогда кому они нужны были, картины кроме музеев никто и не покупал-то. А у нее чутье на талант, понимаешь, ушлая такая баба была. Видит, что картина может уйти за хорошие деньги, тогда и говорит художнику: чего ты хочешь, денег у музея нет. Давай я, так уж и быть, сама ее куплю. Ну и платила копейки. В те времена много чего ценного до музеев не доходило, да из запасников уплывало. Так и получилась коллекция.
Он повернулся ко мне всем телом и уставился на меня своими маленькими глазками. Лазеры они у него, что ли? Чуть не прожгли насквозь.
– Опасался, что обманывает она, фуфло подсовывает. А вот на тебя смотрю и понимаю, хорошая коллекция, душевная. Да и без тебя теперь знаю. Про моих художников в газетах пишут, в каталогах. Только меня тревожит, что про эти работы говорят: «утеряно», «местонахождение неизвестно», а один раз так прямо и написали «похищена». На бабу-искусствоведа в свое время дело завели за мошенничество, трухнул я тогда, если честно, вдруг и меня за собой потянет, а ее – бац – инфаркт и долбанул. Не зря говорят, что нет худа без добра. Так что добро я сохранил. Каждая картина от двух до пяти тысяч баксов теперь стоит. А таких у меня знаешь сколько? Сто девяносто три, вот и считай. В этой комнате их несколько, а остальные в надежном месте запрятаны. Ты не думай, я не один такой, наш министр, ты его знаешь, умнее меня оказался, скупил во всех провинциальных музеях старинную и даже древнюю ювелирку, из скифских курганов, они от страха с радостью дарили или продавали за копейки. Коллекция получилась супер, мирового уровня. Но теперь-то ее отмыть надо, а как? Он поступил просто, а потому гениально. Торжественно передал коллекцию государственному музею! Молодец, патриот, благородный! Только приписку сделал: «На временное хранение». Смотри, что получилось. Коллекцию отмыл, бесплатную рекламу сделал, политические очки заработал. Теперь его коллекции цены нет, а если и есть, то говорить об этом вслух необязательно. Наша земля не без талантов, я тебе скажу! Сейчас многие так делают. Кто оружие собирает, кто кинжалы. Один додумался яйца собирать, своих не хватает.
Наглядевшись на гордость и душу Султана, мы приступили к ужину. За столом Султан подвел итог экскурсии:
– Олег, мой тебе совет, ничто не должно делаться даром. От коней получу жеребят, буду продавать, мода на них пошла. Знаешь, сколько стоит породистый жеребенок? Не меньше двадцати штук. Слушай дальше, курей тоже продавать буду, они у меня особой породы. Быстро в моду войдут. И от голубей потомство пойдет, опять же польза немалая. Ну а щенки – это мое хобби, возрождаю уникальную историческую породу. Купишь у меня щенка? С тебя недорого возьму, всего штуку баксов.
Султан опустошил рюмку водки, не торопясь отрезал кусок мяса и только потом позволил мне рассказать, по какому, собственно, делу я к нему приехал.
Внимательно выслушав мое предложение, он почему-то долго мотал головой.
– Я вот что скажу, Олег. Надо тебе жениться. Был бы женат, не попал бы в такую историю. Ответь, пожалуйста, отчего я такой богатый? Знаю, что и ты не беден, но я все-таки побогаче буду. А богат я потому, что никому ничего не должен; зато все, и ты в том числе, должны мне. Вот у тебя заводы там всякие, рудники. А у меня как будто и нет ничего. Но зато везде деньжата вложены: и в тебя, и в Максима, и в банки – как здесь, так и за бугром. И все эти деньги работают, каждый доллар, как петухи мои. Но нигде у меня нет контрольного пакета, зачем мне головная боль? Важно правильно распорядиться деньгами, чтобы не кинули. Вот ты меня кинешь, например, – я тогда пойду к Максиму, жеребеночка ему подарю; не сносить тебе головы. Так и со всеми. Но тут получается, что ты сам против Максима пошел, так ты меня без процентов можешь оставить. С другой стороны, в твоих словах есть резон, а почему бы нам не заполучить этот банк, а? Говоришь, двойной навар будет?
Он опять замотал головой. Мотай-мотай, я терпеливый, подожду. Наконец Султан произнес:
– Ладно, уговорил. Деньги дам, если удастся банк прибрать, только не от меня получишь, придет человек. Если проиграешь, то я тебя знать не знаю. Понял?
– По рукам.
Прощаясь, жена Султана вручила объемистый сверток.
– Нельзя уходить с пустыми руками, возьмите яйца. Свежие, – подчеркнула она, почему-то оглядываясь на мужа.
Султан поддержал жену:
– Правильно, возьми яйца, пригодятся. Ты ведь не забудешь про наш уговор щенка купить. Штука баксов, как договорились.
Сидя в машине, я прокручивал в голове встречу с Султаном. Умный мужик, ничего не скажешь, держит всех на привязи, сам при этом ни за что не отвечает, прямо как Рима.
Как мне пришло в голову сравнить Султана и Риму? Хотя чему тут удивляться. Держит на поводке трех мужиков и живет себе припеваючи. Теперь вот еще и козла себе завела. Султанша!
РИМА. Насечка
Выставка прошла успешно. Кого там только не было! И бизнесмены, и чиновники, много студентов и просто тихих, интеллигентных людей. Встречались и забавные персонажи, например какой-то загадочный Султан, тщательно выяснявший цены на картины и рулеткой измерявший их размер. Потом с помощью калькулятора вычислял стоимость одного квадратного сантиметра и, обращаясь к Андрею, возмущался:
– Я посчитал, средняя стоимость картин, выставленных на продажу, девяносто центов за один квадратный сантиметр, а вон та, которая мне приглянулась, почему-то аж полтора доллара. Так не пойдет!
С удивлением встретила на выставке Михалыча. Неужели Олег приставил за мной слежку?
– Олег Александрович попросил передать свои извинения, но на выставку прийти не сможет. Вот прислал меня, – с притворным смущением Михалыч прокомментировал свой визит. Они умеют притворяться, когда им нужно.
– Отрывать вас от работы ради формального визита вежливости невежливо, – я специально так скаламбурила, пусть помучаются, вежливо они поступили или нет.
Однако невозмутимость Михалыча может поколебать только танк.
– Хочу прикупить пару картин по просьбе Олега Александровича, кто тут главный организатор?
Я подвела его к Андрею. Андрей приветливо пожал руку Михалычу и принялся с увлечением расхваливать картины. Показалось, что Михалыч больше смотрел на самого Андрея, чем на предлагаемые к продаже работы. Фотографировал взглядом. Профессиональная привычка, успокоила я себя. Между тем у них завязался оживленный диалог.
– Значит, я могу связаться с вами и проконсультироваться в случае необходимости? – обратился к Андрею Михалыч.
– Конечно, запишите телефон.
– Еще один вопрос, – Михалыч взял его под руку, многозначительно посмотрев на меня.
«Поняла, поняла, – мысленно ответила я. – Ваши глупые и никому не нужные мужские секреты меня совсем не интересуют. Все равно потом потихоньку выведаю обо всем у Андрея».
После того как Михалыч удалился, Андрей с удивлением пересказал их разговор:
– Интересный такой мужик. В искусстве ни бум-бум, это стало ясно, как только он раскрыл рот. Но у него есть работа известнейшего мастера, он хочет показать ее, чтобы убедиться в подлинности.
Мне это не понравилось. Не видела я у Олега в доме таких работ.
– И что?
– Я дал ему свой адрес.
– А почему ему не привезти работу сюда? – продолжала допытываться я.
– Не хочет светиться, беспокоится, можно понять, – пожал плечами Андрей.
Мне это совершенно не нравится. В голове завыла сирена воздушной тревоги. Как на войне.
– Андрей, ты не эксперт, не искусствовед, не реставратор, наконец. Почему ты не порекомендовал ему специалиста?
– Он ответил, что может показать работу только надежным, проверенным людям. – Наивный, как ребенок.
– Он видит тебя первый раз в жизни! – воскликнула я.
– Успокойся, он сказал, что, если я твой друг, значит, мне можно полностью и безоговорочно доверять. – Андрей думал, что обрадует меня этим высокопарным заявлением. – Что-то не так? Ты не доверяешь этому типу?
Я не нашлась что ответить.
– А что еще он тебе говорил? – я пыталась изобразить полное безразличие, чтобы Андрей не услышал сирены, пронзительно завывающей в голове.
– Больше ничего. Сказал только, что разговор должен оставаться между нами. – Он с удивлением посмотрел на меня. – Но не от тебя же скрывать!
Потом Андрей рассказывал, что Михалыч действительно приезжал и показывал картину. Она оказалась подделкой, но классно выполненной. Михалыч ушел в расстроенных чувствах, но очень долго и благодарно жал руку Андрею.
– Я посчитал, средняя стоимость картин, выставленных на продажу, девяносто центов за один квадратный сантиметр, а вон та, которая мне приглянулась, почему-то аж полтора доллара. Так не пойдет!
С удивлением встретила на выставке Михалыча. Неужели Олег приставил за мной слежку?
– Олег Александрович попросил передать свои извинения, но на выставку прийти не сможет. Вот прислал меня, – с притворным смущением Михалыч прокомментировал свой визит. Они умеют притворяться, когда им нужно.
– Отрывать вас от работы ради формального визита вежливости невежливо, – я специально так скаламбурила, пусть помучаются, вежливо они поступили или нет.
Однако невозмутимость Михалыча может поколебать только танк.
– Хочу прикупить пару картин по просьбе Олега Александровича, кто тут главный организатор?
Я подвела его к Андрею. Андрей приветливо пожал руку Михалычу и принялся с увлечением расхваливать картины. Показалось, что Михалыч больше смотрел на самого Андрея, чем на предлагаемые к продаже работы. Фотографировал взглядом. Профессиональная привычка, успокоила я себя. Между тем у них завязался оживленный диалог.
– Значит, я могу связаться с вами и проконсультироваться в случае необходимости? – обратился к Андрею Михалыч.
– Конечно, запишите телефон.
– Еще один вопрос, – Михалыч взял его под руку, многозначительно посмотрев на меня.
«Поняла, поняла, – мысленно ответила я. – Ваши глупые и никому не нужные мужские секреты меня совсем не интересуют. Все равно потом потихоньку выведаю обо всем у Андрея».
После того как Михалыч удалился, Андрей с удивлением пересказал их разговор:
– Интересный такой мужик. В искусстве ни бум-бум, это стало ясно, как только он раскрыл рот. Но у него есть работа известнейшего мастера, он хочет показать ее, чтобы убедиться в подлинности.
Мне это не понравилось. Не видела я у Олега в доме таких работ.
– И что?
– Я дал ему свой адрес.
– А почему ему не привезти работу сюда? – продолжала допытываться я.
– Не хочет светиться, беспокоится, можно понять, – пожал плечами Андрей.
Мне это совершенно не нравится. В голове завыла сирена воздушной тревоги. Как на войне.
– Андрей, ты не эксперт, не искусствовед, не реставратор, наконец. Почему ты не порекомендовал ему специалиста?
– Он ответил, что может показать работу только надежным, проверенным людям. – Наивный, как ребенок.
– Он видит тебя первый раз в жизни! – воскликнула я.
– Успокойся, он сказал, что, если я твой друг, значит, мне можно полностью и безоговорочно доверять. – Андрей думал, что обрадует меня этим высокопарным заявлением. – Что-то не так? Ты не доверяешь этому типу?
Я не нашлась что ответить.
– А что еще он тебе говорил? – я пыталась изобразить полное безразличие, чтобы Андрей не услышал сирены, пронзительно завывающей в голове.
– Больше ничего. Сказал только, что разговор должен оставаться между нами. – Он с удивлением посмотрел на меня. – Но не от тебя же скрывать!
Потом Андрей рассказывал, что Михалыч действительно приезжал и показывал картину. Она оказалась подделкой, но классно выполненной. Михалыч ушел в расстроенных чувствах, но очень долго и благодарно жал руку Андрею.