С каждым днем Шеф становился все мрачнее. Работы у меня не прибавлялось. Зато был доволен Сироп. Его влияние в «компании» заметно возросло: мы стали скатываться к заурядному шантажу. Меня категорически возмутила одна операция, когда Сироп ворвался в офис руководителя строительной компании, требуя от него денег по старым долгам. Я заблаговременно информировал Шефа, что этот человек сейчас на мели, однако он вел судебную тяжбу и, в случае удачного исхода, мог получить значительные средства. Мне, так же как и Шефу, не нравилась манера ведения дел этого, назовем его так, Строителя. Как-то он пытался поучать меня:
   – Знаешь, Олег, когда-то я занял в долг десять штук баксов. Я ночами не спал, переживая, что не сумею своевременно рассчитаться. Мне снились страшные кошмары, что придут «братки», выбросят семью на улицу, а меня убьют или покалечат. А сейчас, когда я должен миллионы, то кредиторы обязаны обо мне заботиться, не дай бог мне простыть или попасть под машину, тогда гуд-бай, денежки плакали.
   При всем цинизме сказанного – это правда. Доходило до того, что мы заправляли его машину бензином, когда Строителю надо было ехать в суд.
   Наше терпение было на исходе; но то, что предпринял Сироп, никуда не годилось – а ведь он не мог сделать это без указания Шефа. Так вот, Сироп достал ствол, приставил его ко лбу Строителя и объявил о том, что «счетчик включен» и если к указанному сроку денег не будет, то он отберет у него дом, машину, имущество, а самого Строителя «будет кончать». А это, я вам скажу, уже чистая уголовщина, настоящий криминал!
   Я уважал Шефа за умение вести игру на грани допустимого, не опускаясь до грязных дел. Прежде Сироп был нужен только для того, чтобы, как говорил Шеф, «произвести впечатление». Теперь вместо послушного клиента мы получали непредсказуемого и опасного врага. Самое безобидное, что он мог предпринять, это бежать, а в наши планы не входил поиск беглеца по всему земному шару. Кроме того, он может обратиться за защитой к силовым структурам – официальным органам правопорядка, тогда и нам придется думать о своей безопасности, а наша «крыша» такие вещи не любит и требует, чтобы мы таких проколов не допускали.
   Свои опасения я высказал Шефу. Шеф, как всегда, казался невозмутимым, но я понимал, что он растерян и озадачен.
   – Может быть, ты и прав, Олег, – задумчиво проговорил Шеф. – Сиропа надо притормозить. Но проблема не в этом. Ты обратил внимание на то, что нас стали меньше уважать? Наша клиентура перестает быть нашей. «Силовики» охотно переманивают наших клиентов к себе. А что с «братками»? Сингапурчика кончили, достали аж в Италии, братьев Ахмедовых посадили, за другими идет охота. Когда-нибудь дойдут и до нас. Это не только мои слова, так думают и там. – Он многозначительно посмотрел в потолок. – Но посмотри, интересная картина получается: Сингапурчика нет, а люди его сохранились; то же самое с людьми братьев. Почему их не посадят? Я отвечу тебе: потому, что они нужны для грязных дел. Тех, кто не хочет идти к ним в подчинение, силовики устраняют; а послушные продолжают гулять на свободе. Наиболее хитрые из наших сами идут во власть, даже пытаются создавать общественные организации. Но это не по мне, Олег.
   Теперь понятно, почему Шеф направил Сиропа к Строителю: торопится. Хочет снять деньги и уйти.
   Меня совершенно не устраивала перспектива превратиться в заурядного уголовника, познакомиться с зоной и другой блатной атрибутикой. И я знал, что Шефа также не приводят в восторг такие перспективы. Я чувствовал, что ему надо договорить, и моя выдержка была вознаграждена.
   – Надо брать свое и уходить, Олег. Поэтому у Сиропа наступили горячие денечки. Но тебе перевоплощаться не обязательно. Ты не успел засветиться – да я этого и не допустил бы. Ты чист, Олег. Пока не поздно, уходи в легальный бизнес. Ты при мне многому научился, и у тебя должно получиться. И запомни, если тебя спросят обо мне, то скажи, что я сдержал слово. Не переспрашивай. Наступит день, и ты все поймешь.
   А эти слова врезались в мою память на всю жизнь:
   – С сегодняшнего дня ты свободный человек, Олег.
   По законам жанра в этом месте я должен был бы всплакнуть, обнять Шефа и со счастливым видом покинуть сцену. Конечно, я ждал этого дня и мысленно предвкушал его – слова Римы заставили меня заново переосмыслить жизнь. Но я не испытал душевного подъема. Та, другая, жизнь, минуту назад казавшаяся мне простой и понятной, вдруг напугала меня своей неизвестностью. Но я даже виду не подал – Шеф давным-давно меня от этого отучил.
   Я встал и ушел, не попрощавшись.

РИМА. Патриотический жар

   Начались семейные будни. Первые дни после нашего возвращения на родину прошли в обстановке приятных хлопот, радостных встреч и долгих рассказов на тему «Как там у них?» и «Что тут у нас было!». Родители были довольны моим внешним видом, что меня несколько обеспокоило. Поколению наших родителей, родившихся еще до Великой Отечественной войны, пришлось в свое время многое испытать, и воспоминания о голодном детстве у них неистребимы. Видимо, поэтому для них так важно, чтобы дети были сыты. Их удовлетворенность моей внешностью – сигнал: неужели я поправилась? А вот формой моего живота они оказались совершенно не довольны. В ответ на мое сообщение о том, что мы решили подождать с ребенком, папа проворчал:
   – Какая практичная молодежь пошла, для чего тогда семью заводить?
   Антон устроился на работу в очень крупный банк начальником аналитического отдела. Первое время он очень гордился этим, но постепенно его настроение стало падать.
   – Меня, с моим образованием, с такими связями посадили на черновую работу. Все серьезные проекты проплывают мимо! – возмущался мой муж.
   Мне казалось, что Антону должна нравиться его работа; он руководил серьезным аналитическим отделом, изучал мировые рынки нефти, металлов, экспортно-импортные возможности крупнейших предприятий страны, готовил прогнозы и аналитические справки. Руководство банка, как он говорил, принимало стратегически важные решения на основе его докладов. Настоящая творческая работа, о чем еще мечтать?
   Но Антон рассуждал совершенно иначе. Его недостойно оплачиваемым трудом незаслуженно пользуются руководители, а решения о финансировании того или иного проекта принимают без его участия. Это ему казалось абсолютно несправедливым.
   – Понимаешь, – горячо доказывал он, – мимо меня проплывают огромные деньги, но зарабатывают на этом совсем другие люди.
   Естественно, мы не могли назвать себя нуждающимися и, тем более, бедствующими людьми. Наших доходов, как я понимаю, вполне хватало на, скажем так, приличное существование. Я говорю об этом не вполне уверенно, потому что семейным бюджетом заведовал Антон. Однако я могла позволить себе постепенно обновлять гардероб, иногда мы посещали рестораны, развлекались в ночных клубах. Антон пристрастился к бильярду и каждую пятницу пропадал в бильярдном клубе со своими друзьями.
   Некоторые подруги завидовали моему образу жизни. Сашка, моя сокурсница, два года назад разбежалась с мужем – непутевым пьяницей, при этом успев родить от него прекрасного мальчишку. Она рассказывала, как ей удается выживать, и я внутренне сжималась от ужаса перед такой жизнью.
   – Все очень просто, Рима, – улыбалась Сашка. – Одежда из магазинов «секонд хэнд». Если знать, когда завезут очередную партию товара, то можно подобрать вполне приличные вещи, а иногда попадаются и неношенные. Еду я покупаю на оптовке, макароны и крупу покупаю развесные – так намного дешевле. А недавно я сделала ремонт. Сосед заменил у себя кафель в ванной комнате, а старый отдал мне. Я держала каждую плитку над кастрюлей с кипящей водой, и битум, которым крепился кафель, становился мягким и податливым. Я очистила кафель – и он стал как новенький! А пару банок эмульсии мне подарили тетки, которые и делали ремонт соседу, за то, что я помогла дочери одной из них написать сочинение. Так что приходи, полюбуешься на мою ванную.
   Непременно приду. Во-первых, Сашка – одна из лучших моих подруг; во-вторых, я знаю, что мясо у них на столе бывает далеко не всегда, а ее малыш обожает фрукты. Накуплю вкуснятины, возьму бутылку вина и повеселимся.
   Тем не менее нытье Антона навело меня на размышления. Сидеть дома и на шее у мужа надоело. Рожать ребенка пока не собиралась – не чувствовала в Антоне будущего отца. При всех его положительных качествах меня раздражала его абсолютная правильность. Он заранее знал ответы на вопросы, мучающие меня; не приходил домой пьяным; своевременно предупреждал, если задерживался; обязательно дарил цветы на день рождения, 8 Марта и годовщину свадьбы; заботился о моем самочувствии, покупая модные сейчас витамины и пищевые добавки; пытался обсуждать книжные новинки, объясняя, что хочет быть в курсе моих интересов. И даже уважительно относился к моим подругам. При этом он любил меня поддразнивать:
   – Знаешь, почему я нравлюсь твоим подругам? Потому что умею поддерживать ваши женские разговоры. Честно говоря, понять в них ничего невозможно, ваше искусство перескакивать с одной темы на другую без всякой логической связи умом непостижимо. Но я понял главное: важно периодически произносить такие фразы: «Да ты че?», «Ужас!», «Ничего себе!» и тому подобное. Причем совсем не обязательно понимать смысл сказанного, просто периодически вставляй эти слова – и заработаешь репутацию приятного собеседника.
   Мужчины порой такие наивные! Ну кто же обсуждает действительно важные темы в присутствии мужа?
   И вот этот правильный во всех отношениях человек должен стать отцом моего ребенка? Нет, пока я к этому не готова.
   Папа поддержал мое решение выйти на работу. Не без его помощи я получила предложение работать в аппарате правительства. Неплохо звучит, правда?
   Работа поначалу показалась совершенно не сложной; предстояло редактировать проекты официальных документов и, в случае необходимости, переводить их на иностранные языки. Но на поверку все оказалось архисложным. Вы когда-нибудь читали правительственные документы? На первый взгляд – это обычные слова, смысл каждого из них в отдельности прост и понятен, но вместе они составляют такую конструкцию, которую неподготовленному человеку не понять. Чего стоит хотя бы фраза: «Решение о выделении средств центральному исполнительному органу принимается по заявке центрального исполнительного органа, согласованной с другими заинтересованными центральными исполнительными органами, в министерство финансов в пределах лимита средств, предусмотренных на содержание центрального исполнительного органа». Вы поняли? Не переживайте, для этого все и придумано. Кому надо, поймут.
   Однажды я поправила предложение в проекте постановления, чтобы избежать двойного толкования. Что тут началось! Разгневанный начальник экономического отдела пытался выяснить, чьи интересы я представляю, какую фирму лоббирую и всякую прочую чепуху. В ответ на мое невинное замечание, что предложенный текст был не верен с точки зрения элементарной грамматики, он категорически заявил:
   – Прошу вас запомнить раз и навсегда: что грамотно, а что нет – решать не нам с вами, а руководству.
   А я наивно полагала, что для этого существуют учебники и словари.
   Моя мудрая шефиня, проработавшая на своем месте более двадцати лет, научила меня простым, но важным правилам: не высовывайся; не проявляй инициативу; прежде чем что-либо предпринять – посоветуйся; держи язык на привязи. Скучно, как показалось сначала, но не совсем. Среди работников аппарата – классических канцелярских крыс – бушуют настоящие шекспировские страсти. Любая фраза кого-то из руководителей подвергается тщательному анализу. Любое кадровое, заурядное в принципе назначение, например переход из одного отдела в другой, трактуется как усиление или ослабление позиций каких-то группировок и кланов.
   Не буду преувеличивать роль аппаратных работников, от них действительно практически ничего не зависит, решения принимаются не ими, но и приуменьшать их роль тоже не стоит, именно они обеспечивают слаженную работу всей государственной машины.
   Мужчины аппарата разочаровали. Прежде чем сказать дежурный комплимент о моей внешности, каждый из них мучительно пытается предугадать все возможные последствия и прикидывает, как это может отразиться на его личном благополучии. И после долгих мучительных раздумий этот аппаратчик в лучшем случае может выдавить из себя: «Очень приятно вас видеть, Рима». Тьфу!
   Даже к обычной мужской выпивке – а вот для этого они находят в себе мужество! – они относятся как к делу высокого государственного значения. Сначала под различными предлогами заходят друг к другу в кабинеты и обмениваются ничего не значащими фразами. Это служит для них сигналом: «Может, завалим по сто грамм?» Обменявшись недвусмысленными взглядами, они выходят покурить в туалет, там, надо полагать, сбрасываются на бутылку. Через некоторое время у них появляется срочная необходимость совместно подготовить какой-нибудь документ. Запершись в кабинете одного из них, бедняги чуть ли не залпом приговаривают бутылку, а вместо закуски занюхивают спичечным коробком, и тут же разбегаются. При этом их лица, перекошенные интенсивным жеванием резинки, приобретают задумчивые, обеспокоенные судьбой государства выражения.
   А женщины, они и в аппарате правительства остаются женщинами. Только я ума не приложу, откуда им известны имена любовниц каждого из министров. Согласна, они, то есть министры, не святоши. Помню, мне как-то раз довелось присутствовать на важном совещании; за столом заседаний разгорелась дискуссия, все были возбуждены и взволнованы. Неожиданно открылась дверь, и в зал прошла официантка, чтобы подать председательствующему минеральной воды. За столом заседаний воцарилось гробовое молчание; высокопоставленные чиновники внимательным государственным оком созерцали длинные стройные ножки официантки; и лишь когда она вышла за дверь, дискуссия вновь возобновилась с прежним патриотическим жаром. С тех пор служба протокола выставляет минеральную воду заблаговременно.
   И все-таки сплетни остаются сплетнями, и женская осведомленность об именах любовниц министров – скорее всего результат буйной женской фантазии.
   Работая в аппарате, я поняла, что до официально провозглашенного равноправия женщин и мужчин в нашей стране еще очень далеко. Во всяком случае, нашему поколению его не видать, это точно. Женщины в аппарате работают, как правило, на рядовых должностях и выполняют самую тяжелую и черновую работу. Мужчины предпочитают мыслить глобально. А непосредственно подготовку документов, ведение расчетов, сбор необходимой информации снисходительно оставляют женщинам, среди которых, насколько я могу судить, есть настоящие светлые головы. Но есть и такие, как Анка, например. Она откровенно призналась, что собирается запрыгнуть в постель к заведующему канцелярией, для того чтобы получить нужное ей назначение. В ответ на мое саркастическое замечание: «Что же ты так мелко плаваешь, Анка, есть люди и повыше заведующего канцелярией», она вполне серьезно разъяснила:
   – Пока у меня не будет высшего образования, все равно ничего особенного не светит, поэтому место в канцелярии для меня сейчас наиболее оптимально. А вот когда получу диплом, тогда и подумаю над твоим предложением.
   Не мне ее осуждать. Каждый из нас пытается добиться успеха, используя те возможности, какие есть. Но становится обидно за тех из нас, кто добился успеха трудом и головой. Бедную Валентину, назначенную на должность заместителя министра, мысленно уложили в постель ко всем вышестоящим начальникам. И только из-за того, что она старается следить за своей внешностью, то есть пытается оставаться женщиной. Не в пример Алке, советнице в администрации президента. Она старательно переняла у мужчин их самое гадкое качество – умение орать на подчиненных. При этом не забывает вертеть задницей перед мужчинами, стоящими по положению выше ее, и, почему-то перед членами (только не надо второго смысла) иностранных делегаций, особенно американцами. Для родины старается, надо полагать.
   Однажды наш аппарат засуетился, как разворошенный муравейник. Мужчины зашептались в туалетах, а женщины из тех, кто разбирается в экономике, печально качали головами. Поводом послужило то, что правительство приняло постановление о значительном снижении пошлин на ввозимые иностранные автомобили. Причиной такого решения стала «необходимость развития международных торговых отношений». Буквально через день это решение было отменено «в целях обеспечения защиты экономических интересов государства».
   – Во дают! – восхищался заведующий сектором из аналитического отдела. – Совсем ничего не боятся.
   А шепотом пояснил:
   – Постановление действовало только один день, чем воспользовалась очень известная фирма, принадлежащая сыну – сама догадайся чьему. Им растаможено сто семьдесят автомобилей класса «люкс» и, как я посчитал, чистая прибыль достигнет не менее двух миллионов баксов. Так-то.
   Другими словами, сынок известного начальника в этот день украл у государства на вполне законных основаниях сумасшедшие суммы.
   Антон не разделил моего искреннего возмущения.
   – Вот что такое власть! – восклицал он. – Росчерк пера – и миллион в кармане.
   – Не миллион, а два, – попыталась я поправить его.
   – Нет, дорогая, только один, второй он отдаст кому следует. В этих делах важно уметь делиться.
   На меня эта «правительственная» жизнь навевала необычайную тоску. Этому способствовало и то, что само здание аппарата правительства изнутри уж очень напоминало больницу. Мне как-то раз пришлось побывать в психиатрической лечебнице: бесконечный коридор, стены выкрашены в бледный цвет, не имеющий названия, по обе стороны одинаковые безликие двери, и в конце коридора на лестничной площадке стоят в больших бадьях огромные пыльные фикусы. И только у кабинета главного врача висят большие картины с неизменным оптимистическим пейзажем. Все населяющие это здание люди передвигаются стремительной походкой, а лицу придается задумчивое выражение. Отличие лишь в том, что на дверях психушки указаны номера палат, а в правительстве привинчены таблички с фамилиями больных, простите, оговорилась, с фамилиями чиновников. Или я не оговорилась?
   Когда пребываешь в таком настроении, значит, должно произойти чудо. У вас не бывает такого? За окном омерзительный, пакостный день, на работе однообразные будни, настроение на нуле, желаний никаких, даже по магазинам пройтись неохота, хотя Анка уговаривает и, наверно, уговорит. И вдруг появляется предчувствие чуда – надежда на что-то радостное, светлое, веселое. И даже понимая, что это ощущение, скорее всего, обманчиво, я проникаюсь ожиданием чего-то необыкновенного.
   В то утро на моем столе лежал небольшой документ, требовавший редакторского вмешательства. Документ был простым, состоял из трех абзацев, но меня, как всегда, сбивало с толку мудреное название одного из расплодившихся фондов: «Инновационный фонд социальных технологий». Сейчас так принято, название должно быть пышным, значительным, масштабным и совершенно непонятным.
   Но дело было не в этом. Одним из учредителей фонда значился Олег.

ОЛЕГ. Два стола и три стула

   Трезво поразмыслив и припомнив наставления Шефа, я решил заняться бизнесом – открыть собственную фирму. Вопрос был в главном: чем конкретно мне заняться? Идею открыть собственный ресторан я отмел сразу. Во-первых, мне все равно не хватило бы на это денег – не забывайте, часть заработанного я отправлял на родину, а другую тратил так, как это делают молодые неженатые мужчины. Кроме того, необходимость кланяться и улыбаться пьяным сытым рожам совершенно не прельщала. Идея заняться торговлей тоже не воодушевила. Воспоминания о рынке не навевали оптимистического настроения – слишком много суеты и риска и слишком мало прибыли.
   Как ни странно, окончательное решение я принял благодаря нашему последнему клиенту – тому самому Строителю, о котором я уже рассказывал. Он любил порассуждать о бизнесе:
   – Знаешь, почему Коза Ностра предпочитает строительный бизнес и уборку мусора, в Италии строительный подряд не может получить ни одна иностранная компания, в Нью-Йорке мусорщики только итальянцы? Да потому, что в этих сферах практически невозможен доскональный контроль. Кто сможет абсолютно точно подсчитать, какое количество бетона уложено в фундамент здания и сколько мусора вывезено из офиса? И на этом делаются очень большие деньги. Вот пример: заказчик возмущается, что мною завышен расход кабеля, он, видите ли, посчитал, что от здания до телефонного узла не более пятидесяти метров, а я вписал все двести пятьдесят. Но кабель уже под землей. Тут и зарыта собака. Иди, говорю, выкапывай и проверяй. А про метры свои забудь. Кто сказал, что кабель прокладывается напрямую? А может, при его прокладке возникли препятствия, которые необходимо было обойти? Деньги на стройке и в буквальном и в переносном смысле закапываются в землю... для заказчика.
   И еще кое-чему научил Строитель, надо отдать ему должное – по-своему безусловно талантливый человек.
   – Что такое строительный бизнес сегодня? – глубокомысленно вопрошал он, и сам же отвечал: – Два стола и три стула. Поясняю: времена крупных трестов прошли, сейчас ни одна подрядная организация не имеет в полном объеме требуемой техники, стройматериалов, материальной базы. Содержание такого хозяйства не по силам сегодня никому, поэтому они и поделились на небольшие, но мобильные специализированные фирмы. Один кладет кирпич, другой прокладывает коммуникации, а третий занимается отделкой. Но кто их обеспечит заказами? Заказчику нужен дом, а не кирпичи, трубы или наклеенные обои в отдельности. И тогда на сцене появляюсь я, то есть тот, кто сумеет получить заказ, остальное, как ты уже догадался, – дело техники. Вот почему у меня в офисе всего два стола и три стула!
   Знаете, чему учат психологи? Никогда не прерывай пациента. Я тоже стараюсь следовать этому правилу и получаю порой бесценный жизненный опыт, выслушивая таких людей, как Строитель.
   – Если бы тебе было интересно, Олег, ты бы меня спросил: «А как получить заказ?» А я бы тебе ответил: «Э-э-э нет, Олег, это целое искусство!» Кто такой заказчик? В первую очередь, государственный чиновник. Бывают заказчиками и бизнесмены, но реже, и с ними сложнее, они расходуют свои деньги и поэтому пытаются считать каждую копейку. А чиновник получает зарплату на уровне ста баксов, на такие деньги не разбежишься. Ему сына надо обучить в Лондоне, тачку прикупить посолиднее, подружка не дает покоя, требуя новую шубу, и подарок к юбилею начальника надо подготовить соответствующий, хрустальной вазой не отделаешься. Только, пожалуйста, не произноси ты слово «взятка». Взятки берут гаишники и таможенники. А на их высоком уровне это называется «войти». Неужели ты не слышал «ему надо войти», «я вошел на энную сумму»? Мне кажется, это слово появилось от возможности попасть в кабинет большого человека. Вошел – значит решил, еще говорят «порешал».
   Наш разговор прервал зазвонивший телефон. Бизнесмены стараются не говорить по телефону о наличных деньгах, беспокоятся, что их могут прослушивать враги или «органы». Поэтому и появились словечки «лимон», «нал», «штука», смысл которых сегодня ясен каждому; но диалоги получаются просто феерические:
   – Послушай, братан, займи мне металла. Срочно нужно. К утру у меня в сейфе должно лежать ровно две тонны зеленого металла. Стокилограммовыми, конечно. Ну, спасибо, выручил.
   Итак, вспомнив рассуждения Строителя, я решил заняться строительным бизнесом. Снял офис в престижном месте, купил, как и положено, «два стола и три стула» и приступил.
   Легко сказать «приступил». Первое время руки опускались от бессилия. Как оказалось, рынок был давно поделен, репутации у меня в строительном деле еще не было – ее только предстояло создать, и особенных связей с потенциальными заказчиками я не имел. Но Шеф давно разучил меня отчаиваться, и тогда я призадумался.
   В то время был бум строительства коттеджей. В стране развернулось массовое соревнование среди богачей и чиновников за строительство самого помпезного, самого крутого, самого престижного особняка. Особый шик состоял в том, чтобы построить свое гнездо в заповедной зоне, на берегу небольшой, заманчиво журчащей речушки, но получить там участок было практически невозможно. Заповедники охраняются законом, и строительство жилья там было запрещено. Бедные чиновники зубами скрежетали, но обойти закон боялись. Поднимется шум, дойдет до самых верхов и тогда, того и гляди, отлучат от кормушки.
   Я специально поехал посмотреть на одну из заповедных зон. Тысячи горожан приезжают сюда отдыхать, поэтому мусором завалены оба берега реки. И тогда у меня родилась отличная идея. Во-первых, заповедник надо спасать, во-вторых, здесь все необходимо облагородить, в-третьих, использовать в государственных интересах. Так появился, ныне почивший, Инновационный фонд социальных технологий (а по сути те же «Рога и копыта»). Несколько статей в прессе и парочка выступлений на телевидении сделали свое дело. Газеты требовали спасти заповедник и использовать его в интересах народа. К решению этой задачи и приступил мой фонд, предлагавший создать на территории заповедника центр социальной реабилитации и адаптации (именно так, напишете «дом отдыха» или «курорт», считай, все пропало, люди сразу поймут, что им это будет недоступно), и в первую очередь для жертв политических репрессий и для лиц, страдающих дистоническим синдромом. Честно говоря, я не совсем понимаю, что это такое, но нанятый мною на должность президента фонда бывший журналист Муся (это кличка, он известный в определенных кругах пройдоха) сказал, что так надо.