— Вы где? — с упреком произнесла Лида. — Мы тут пиво уже открыли, между прочим…
   — Дайте, дайте, очень пить хочется… Валя отхлебнула из горлышка, но разочарование моментально настигло ее.
   — Гадость какая… Нет, все-таки я не люблю пиво.
   — Не любишь, так отдай, — взял у нее из рук бутылку Иван, сделал несколько глотков и передал Илье.
   — Ты просто не понимаешь, — сказала Лида. — Хотя я, если честно, тоже вкус пива не очень понимаю…
   — В нем, наверное, сахара не хватает, — Валя вдруг отняла бутылку у Ильи, отпила глоток и кивнула: — Да, точно, сахара не хватает!
   Тот посмотрел на нее странным, тяжелым взглядом и произнес:
   — Тогда оно будет похоже на квас…
   Валя подошла к реке, зашлепала по мелководью — долго на одном месте ей не сиделось, словно внутри у нее работал моторчик, который толкал ее, заставлял что-то делать, двигаться…
   — Знаете, у меня такой чудной дед… — вдруг засмеялась она. — Вместо колыбельной в детстве он пел мне одну песню… Очень древнюю, которую древние египтяне пели, еще во времена фараонов! Про ихнюю египетскую речку…
   — Спой! — загорелась Лида. — Я обожаю про фараонов… Помните, есть такой польский фильм… Там еще Барбара Брыльска играет.
   — Спой, светик, не стыдись, — снисходительно произнес Илья.
   — Да пожалуйста! — великодушно воскликнула Валя и затянула низким протяжным голосом, молитвенно раскинув руки. Солнце светило у нее прямо над головой, превратившись в огненный нимб. — «Слава тебе, Нил… Слава тебе, Нил, да продлятся твои дни бесконечно! Ты пришел в эту землю, явился, чтобы оживить Египет… Ты орошаешь поля, которые создал Ра, чтобы дать жизнь каждой лозе, ты поишь пустыню и сушь, ведь это твоя роса падает с неба… Ты любишь землю, ты даруешь процветание…» Ну и так далее.
   — Здорово, — серьезно произнес Иван. — Только почему-то рифмы нет. Наверное, ее еще не изобрели тогда.
   — У меня только один вопрос, — прокашлялся Илья. — Уважаемая Валентина, на каком языке твой дедушка пел эту песню — неужели на египетском?
 
   Валины ноги несли ее прямо к станции. «Я сама иду к нему… Надо же, я сама иду к нему! — размышляла она, оценивая свой поступок со стороны. — Я совсем спятила — никакой гордости!»
   Но она уже ничего не могла с собой поделать. И успокаивала себя тем, что, возможно, не найдет его дом.
   На ней было светло-желтое любимое платье до колен, простое и очень изящное — то, которое Лида считала единственной приличной вещью в гардеробе подруги. Волосы Валя тщательно вымыла и даже накрутила концы щипцами. Она шла, чувствуя себя чистой, воздушной, красивой, и в конце концов ей даже стало казаться, что совсем не грех показать себя в таком виде Ивану. «Вообще-то, я могу соврать, что шла к станции по делу и встретила его совершенно случайно!»
   На узкой улице, ведущей к станции, было пусто, один раз только проехала ватага мальчишек лет десяти на велосипедах — с гиканьем и криком, обдав ее облаком пыли. Валя отряхнула платье и погрозила им вслед кулаком, но мальчишек уже и след простыл.
   Ивана она нашла на редкость легко и быстро — он валялся в гамаке в одном из заросших кустами смородины двориков и читал какую-то книгу.
   — Доброе утро, — сказала Валя, положив руки на забор. — Что читаем?
   — Ой, это ты… — Иван от неожиданности чуть не вывалился из гамака — вероятно, до того он пребывал в настолько отрешенном состоянии, что никак не ожидал чьего-то появления. — Да так, ерунда…
   — А я вот мимо случайно шла и вдруг вижу — ты.
   — Шикарная у тебя шевелюра.
   — Что это? Ну, в общем, ничего особенного… — Валя ухватилась за прядь своих волос и зачем-то дернула ее, словно проверяя на прочность. «Похоже, я слишком явно вырядилась, как будто на свидание!» — с запоздалым раскаянием подумала она.
   — Хочешь зайти?
   — Зайти? — совсем растерялась она. — Зачем?
   — Ну если ты по делу и торопишься, то тогда конечно…
   — Я никуда не тороплюсь! — спохватилась Валя. — Пожалуй, на минутку-то я вполне могу зайти… Посмотрю на твой гамак. Я бы тоже от такого не отказалась — повесила бы у себя позади дома и валялась там целыми днями!
   — Вон калитка…
   Валя пошла совсем в другую сторону. Иван крикнул, что она не туда идет, и она повернула обратно и опять проскочила мимо калитки. Так и бегала туда-сюда, и вдруг ей стало неудержимо смешно. Она остановилась и принялась хохотать, закрыв лицо руками.
   — Тебя как маленькую надо за ручку… — засмеялся тоже Иван и вышел ей навстречу. — Ну идем, детский сад.
   — Ты как Лидка, она тоже меня детским садом обзывает… — захохотала она, закрывая лицо руками, поскольку умудрилась влететь в смородиновый куст. — Ой, волосы!
   Волосы зацепились за ветки.
   — Не шевелись, а то еще больше запутаешься, — Иван сосредоточенно принялся отцеплять пряди ее волос от веток. — Вот, еще одна… нет, стой — еще сзади!
   Наконец он освободил Валю от плена смородинового куста.
   — Какой классный гамак… — она опустилась на сетку и слегка раскачалась.
   — Кстати, был приобретен в «Детском мире», — сказал он, с улыбкой глядя на нее. — У тебя листья в волосах застряли, дай я вытащу…
   Вблизи от него пахло нагретой от солнца тканью — так пахнет, когда гладишь что-то утюгом, — и земляничным мылом.
   — Садись рядом — места вполне хватит, — простодушно сказала Валя, глядя на него снизу вверх.
   Он сел — заскрипела веревка, обтирая березы, к которым был привязан гамак, — и неожиданно оказался совсем близко.
   — Отодвинься, жарко же! — уперлась Валя в него коленями и руками.
   — Я не могу, — растерянно произнес Иван, неудержимо сползая к центру. — Честное слово, я не нарочно.
   Черт, что это у меня там за спиной… — пыхтя, Валя вытащила из-под себя книжку. — О-о, «Русский язык» Розенталя… Так вот что мы читаем! Ну как, интересно?
   — Очень! — с отвращением произнес он. — Совершенно не знаю правил, оказывается. «Жи-ши», «не» с причастиями… Мозги можно сломать!
   — Поди, двоечник, да? — подмигнула Валя.
   — Нет, пишу без ошибок, у меня, что называется, врожденная грамотность, но правил не знаю!
   — А надо ли их знать?
   — Надо… Еще много чего надо.
   Откинувшись назад, они лежали в гамаке и смотрели в синее небо и на ветви деревьев, нависавшие сверху.
   — Мать хочет к Гурову пойти. Он, оказывается, нам родственник, правда, очень дальний — седьмая вода на киселе, но все же…
   — Кто такой Гуров? — меланхолично спросила Валя, ощущая левым боком тепло, идущее от Ивана. «Валя и Ваня. Ваня и Валя…»
   — Филипп Аскольдович Гуров, известный московский адвокат.
   — Ого!
   — Мать хочет, чтобы я на юридический пошел, а Гуров бы мне поступить помог. У него связи везде…
   — Ты тоже собираешься стать адвокатом? — оживилась Валя. — Очень круто! Ты молодец, заранее готовишься… А я еще не знаю, кем хочу стать.
   — Я в армию не хочу.
   — Правильно. Там дедовщина и… вообще, очень плохо… Читал в «Юности» «Сто дней до приказа»?
   — Не в дедовщине даже дело, — грустно произнес Иван. — Жизнь такая тяжелая, безработица, инфляция… Прямо как на загнивающем Западе!
   Зато свобода… Эйфория! Гласность, перестройка, ускорение, плюрализм… Хотя ты прав — хочется иногда и красной икры покушать, — сказала Валя серьезно, а потом не выдержала, опять расхохоталась. Чего уж ей так было смешно — она и сама не знала.
   — Кстати, у Гурова тут недалеко загородный дом.
   — Где? — с любопытством спросила Валя.
   — На той стороне Иволги. Дом с розовыми колоннами — бывший особняк какого-то там купца из прошлого века.
   — Я знаю этот дом! — с изумлением произнесла Валя. — Нехилый домишко… Так это дом Гурова?
   — Ага… Я же сказал — он известный московский адвокат. Он еще собирается участок прикупить, но чуть дальше, где-нибудь у Марьина пруда…
   Они молчали некоторое время, едва покачиваясь в гамаке, а потом Валя произнесла тихо:
   — Ты тоже будешь известным и богатым, и у тебя будет большой дом с колоннами…
   — У меня уже есть дом. Без колонн, правда, но я вполне им доволен, — ответил Иван серьезно.
   — Наш Ванечка будет адвокатом… — по слогам пробормотала Валя. — Наш Ванечка будет адвокатом…
   Он вдруг взял ее руку и положил себе на лицо.
   Первым порывом Вали было убрать руку, но она сдержалась и не сделала этого. Иван тихо дышал ей в ладонь, и она чувствовала его губы — мягкие, теплые, они чуть-чуть шевелились, словно он шептал чего-то. «О господи…» — подумала она и закрыла глаза. Сердце у нее забилось, как сумасшедшее, — наверное, на всю округу было слышно.
   — Так, и что же я вижу? — раздался рядом насмешливый голос.
   — Ой… — испугалась Валя и стремительно села. Напротив стоял Илья. — Это ты? Ты меня прямо напугал!
   — Стучаться надо было! — с досадой произнес Иван.
   — Я постучал, — важно ответил Илья, упершись спиной в одну из берез. — Правда, вы не слышали.
   — Ладно, проехали! — махнула рукой Валя. — Мы просто отдыхали!
   — Ага… — загадочно ухмыльнулся Илья. — Сиеста…
   — Что?
   — Я говорю — сиеста! — повторил он громко, словно для глухой. — Послеполуденный сон.
   — Тебе чего? — недовольно спросил Иван.
   — Мне ничего, я просто так зашел. Дай, думаю, проведаю товарища… Хорошо выгладишь сегодня, Валентина. Платьице такое миленькое, желтенького цвета.
   — Мерси, — сердито ответила она.
   — Ты что, обиделась на меня? — Илья сел на корточки рядом с гамаком, приподнял ее голову за подбородок — тем жестом, с каким обычно взрослые заглядывают в лица детям.
   — Глупости какие! За что? — Она отвела его руку. «Как странно он смотрит на меня, — подумала Валя. — Как на дурочку… Я его раздражаю». — Ладно, мне пора.
   Она выпрыгнула из гамака и снова зацепилась за что-то волосами.
   — Опять? — засмеялся Иван, приходя ей на помощь. — Вот, теперь все в порядке… Валя, ты торопишься?
   — Да.
   — Я провожу?
   — Нет, я еще не успела забыть, где тут калитка… Она ушла — с каким-то облегчением оставив это место, хотя дело было не в месте. Илья. Дело, наверное, было в нем…
   Когда калитка хлопнула за ее спиной, Илья сказал лениво:
   — Я тебя не понимаю, Тарасов…
   — Чего ты не понимаешь, Деев? — нахмурился Иван.
   — Она же дурочка.
   — Она не дурочка. И вообще, какое это имеет значение…
   — А-а, я понял! Если у тебя какие-то определенные цели — и я догадываюсь, какие именно, — то не имеет никакого значения, дурочка она или нет…
   — Ты сам дурак, — огрызнулся Иван. — Нет у меня никаких целей. Пошли к станции.
   — Ладно, пошли…
   Они побрели по пыльной улице.
   — А чего ты там хочешь, на станции? — хмуро спросил Илья, засунув руки в карманы джинсов.
   — Мороженого купить, — пожал тот плечами.
   — Э-э, да ты у нас совсем маленький! Мороженого…
   Их обогнала группа людей — какие-то дачники спешили к станции. Среди них была девушка лет двадцати в мини-юбке, с прической а-ля диско и огромными пластмассовыми сережками, которые лихо болтались у нее в ушах.
   — Ничего так… — пробормотал Илья, глядя на ноги девицы. — Я ее хочу.
   — А я мороженого хочу, — с вызовом произнес Иван.
   — А я ее хочу. Я хочу ее…
   Впереди застучала колесами электричка, подходя к перрону, и дачники, в том числе и девица в мини, с визгом побежали к ней, боясь опоздать.
   — Билеты, билеты надо купить! — закричал кто-то из них.
   — Да черт с ними… Следующая только через сорок минут!
   — Он мне не нравится, — с отвращением произнесла Валя. — Он такой… какой-то вредный!
   — Илья? Да бог с тобой, Пирогова! — возмутилась Лида. — Ты ошибаешься. Он не вредный. Он просто взрослый человек… Не забывай — ему уже девятнадцать!
   — Что ж, если он такой взрослый, ко всем другим можно относиться так… так снисходительно-иронично? Знаешь, мне показалось, что он буквально выгнал меня.
   — Как это? — с недоумением спросила Лида. — Он тебе что, прямо так и сказал — уходи отсюда, Пирогова, у нас с Ванькой мужской разговор?
   Валя покачала головой:
   — Нет, все по-другому. Он ничего такого не говорил… Но я чувствовала, как он хочет, чтобы я поскорее ушла.
   — Это очень субъективное умозаключение, — наморщив лоб, снисходительно произнесла Лида.
   — И почему ты его называешь Ванькой? — вдруг рассердилась Валя. — Никакой он не Ванька, он Ванечка. Или Ваня. Или просто Иван…
   — Ванечка!.. — фыркнула Лида и захохотала. — Нет, вы подходите друг другу, это точно! Ванька и Валька!
   — Тебе что, и мое имя не нравится? — насупилась Валя.
   — Да как сказать… В общем, оно тоже звучит как-то по-простонародному. Валентина… У нас техничку в школе так зовут. И еще старуху так одну зовут, которая нам молоко приносит, — баба Валя… Да, вспомнила — библиотекаршу в Москве тоже зовут Валентиной. Валентина Лаврентьевна… Бр-р!
   — Ты не любишь библиотекарей?
   Библиотекарь! — с презрением воскликнула Лида. — Вот уж последнее дело, каким бы я стала в жизни заниматься! По-моему, это ужасно — всю жизнь выдавать кому-то книги. Запах книжной пыли, формуляры всякие… «В отделе юношеской литературы этого издания нет, идите в читальный зал»; «Ах, вы забыли вернуть справочник юного натуралиста, верните его в десятидневный срок!»…
   У Вали было отчетливое ощущение того, что они с Лидой сейчас поссорятся. Они редко ссорились, тем более что в Москве им не каждый день приходилось встречаться — жили-то в разных местах, двадцать минут на троллейбусе или две остановки на метро.
   — Лаптий, немедленно прекрати! — грозно произнесла Валя.
   — А что, что тебе не нравится? Правда? Да, я не стала врать, я честно сказала, что твое имя кажется мне простонародным, ну и что такого? Я должна была сказать — «ах, Валечка, у тебя самое замечательное имя на свете, я им даже хочу назвать свою любимую морскую свинку»?
   Углы губ у Вали дрогнули — ей вдруг ужасно захотелось рассмеяться, но она должна была показать Лиде, что не намерена спускать обид. Она еще сильнее свела брови.
   — А, ты мечтаешь стать библиотекаршей, наверное! — воскликнула Лида, словно на нее снизошла догадка. — О, прости, прости! Я и не знала, что так грубо отозвалась о твоей мечте…
   — Ничего я не мечтаю, — Валя быстро закрыла ей рот рукой. — И вообще, прекрати, в последний раз предупреждаю. Я знаю, чего ты на меня взъелась…
   — Чего? — с любопытством спросила Лида, отпихнув ее руку. — Чего же?
   — Я просто Илюшеньку твоего осмелилась критиковать… Он тебе очень нравится, да?
   Лида замолчала и закрыла на несколько мгновений глаза. Лицо у нее при этом стало очень серьезное, даже печальное. Из-под светлых ресниц выкатилась слезинка. Валя знала, что ее подруга склонна к слезам и по любому поводу готова плакать и даже рыдать, но сейчас эта слезинка произвела на нее ошеломляющее впечатление.
   — Ты его так любишь, да? — с изумлением переспросила Валя. — Господи, Лаптий, ты его так любишь?!
   — Ага, — сказала Лида и громко хлюпнула носом. — Я о нем все время думаю. Даже когда сплю! Как ты считаешь, я ему нравлюсь?
   — Конечно! — горячо воскликнула Валя. — Ты ему очень даже нравишься!
   — А почему он мне свиданий не назначает? — совершенно другим, сварливым тоном произнесла Лида. — И вообще… Мне иногда кажется, что он меня просто как друга воспринимает, и все.
   — Ну не все сразу! — великодушно сказала Валя. — Быстро только кошки родятся…
   — А если он… ну, это… А если он захочет, чтобы мы занимались любовью? — прошептала Лида. — Пирогова, что мне тогда делать? Я же не смогу ему отказать, не смогу, не смогу…
   — Ну я не знаю, — честно произнесла Валя. — Вообще, мне кажется, это рано. И лучше это делать после замужества.
   — Какая же ты дикая! Прямо как неандерталец! — с восторгом и злостью воскликнула Лида — она не могла говорить спокойно, ее слишком волновала затронутая тема. — Я тебе знаешь, что скажу…
   — Что?
   — Что мы с тобой, наверное, последние девственницы на свете! Ты посмотри, что вокруг творится… Нам уже шестнадцать лет, а мы… Джульетта в четырнадцать лет была замужем за Ромео.
   Так то времена были другие! — возразила Валя. — Тогда люди жили лет до тридцати, максимум сорока.
   — Что, правда?! — поразилась Лида.
   — Я сама в одной книжке читала! Тогда были страшная грязь и антисанитария… Если вовремя не женишься, то все, поезд ушел — или чума тебя подкосит, или холера.
   — Нет, но все равно, — упрямо произнесла Лида. — Нам шестнадцать. Джульетта уже два года как была в гробу, а мы…
   — И что ж теперь, на первого встречного бросаться?
   — Нет, но… И вообще, Илья не первый встречный, я его люблю.
   — Если это будет, то должно быть красиво, — вдруг задумчиво произнесла Валя. — Просто так заниматься сексом — скучно, я так думаю.
   — А ты? — с жадным любопытством спросила Лида. — Тебе ведь тоже Ваня нравится, да?
   — Да, — кивнула Валя. И вдруг вспомнила, как тот вызволял ее из куста смородины, как они потом лежали рядом в гамаке, как он положил ее руку на свое лицо. — Говорят, что человек только один раз в своей жизни может по-настоящему любить.
   — Это как в песне Анны Герман? «Один раз в год сады цветут…» Нет, если б все так было, то человечество давно бы вымерло. Даже быстрее, чем от холеры!
 
   На завтрак Клавдия Петровна приготовила хек, который с боем отвоевала ранним утром в автолавке. Хек был старым, с резким, специфическим рыбным запахом, который не могли отбить даже специи. Кроме того, он был сварен с большим количеством лука, а Валя не любила вареный лук.
   Она сидела над тарелкой и грустно водила по ее краю ложкой. Улучив момент, когда мать вышла на минуту, Валя повернулась к Арсению Никитичу и шепотом спросила:
   — Дед, тебе не кажется, что эту рыбу поймали в водоеме, зараженном сине-зелеными водорослями, о которых ты мне рассказывал на прошлой неделе?
   — Что? — рассеянно вскинул голову Арсений Никитич, отрываясь от чтения газеты. — Брось, Валюта, прекрасная рыба!
   — Это не рыба, а ЧТО-ТО другое, еще неизвестное в океанологии… — пробурчала себе под нос Валя.
   — Не нравится? — скорбно спросила Клавдия Петровна, выходя на веранду. — Если вам не нравится, то сами в магазин ходите, сами готовьте…
   — Я просто не люблю лук! — взмолилась Валя. — Мамочка, честное слово, все очень вкусно, но просто я не люблю вареный лук!
   — Так отгреби его в сторону!
   Арсений Никитич стрельнул в их сторону глазами, отложил газету и бодро произнес:
   — Как сейчас помню — в конце тридцатых годов мы отправились на «Садко» искать так называемую Землю Джиллиса. Мне только-только исполнилось двадцать пять лет…
   — Какую землю? — с недоумением спросила Клавдия Петровна.
   — Вопрос интересный! — поднял палец Арсений Никитич. — Надо сказать, многоуважаемая Клавочка и дорогая Валюта, что в те времена северные моря были еще недостаточно изучены. На арктических картах того времени существовало немало белых пятен. А также значилось немало таинственных «земель» — мифических, полулегендарных, нанесенных пунктиром по отрывочным сообщениям мореплавателей, по догадкам ученых, по рассказам землепроходцев, промышленников, путешественников…
   — Как Земля Санникова, что ли? — хмуро спросила Клавдия Петровна. — Сейчас чаю вам налью…
   — Именно! — обрадовался Арсений Никитич. — Кстати, их было три, этих Земель Санникова, а не одна, как многие считают. А еще были Земля Андреева, Земля Петермана, Земля Гарриса, Земля Брэдли, Земля Крокера…
   — И что, нашли вы там эту свою Землю Джиллиса? — с любопытством перебила деда Валя.
   — Нет, здесь надобно все по порядку… Так вот, как сейчас помню, «Садко» вышел из Архангельска восьмого июля и после короткого захода в Мурманск направился в Гренландское море. Уже первые наблюдения моего учителя, возглавлявшего эту экспедицию, профессора Николая Николаевича Зубова, подтвердили его мысль о продолжающемся потеплении Арктики… Пройдя по восьмидесятой параллели, «Садко» пошел на северо-восток — туда, где на картах была обозначена таинственная Земля Джиллиса.
   — Так нашли ее или нет? — опять нетерпеливо перебила его Валя.
   — И правда что, нашли или нет? — подперла голову рукой Клавдия Петровна. — Вы, папа, очень любите длинные прелюдии делать…
   Английский китобой Джиллис увидел свою землю в 1607 году к северо-востоку от Шпицбергена. С тех пор она не однажды появлялась на картах, а потом снова исчезала с них. Никто не мог пробраться к этой Земле, никто не мог с полной уверенностью утверждать, что действительно ее видел, и никто не мог доказать, что она существует… — словно не слыша нетерпеливых вопросов своих слушательниц, продолжал Арсений Никитич. — Мы медленно дрейфовали среди льдов на «Садко» — стояли дни исключительной видимости. И на горизонте снова возник призрак Земли. Мираж, далекое изображение, поднятое рефракцией? Наша команда очень надеялась прекратить двухсотлетний спор мореплавателей. Так вот, не буду вас больше мучить — никакой Земли Джиллиса не существовало! Позже это лишний раз доказала аэроразведка. Но зато возле Северной земли мы нашли целых три острова, о существовании которых до нас никто не подозревал. Кстати, после этой экспедиции правительство наградило Николая Николаевича легковой машиной, — с удовлетворением подытожил дедушка. — Он ее сам водил, между прочим…
   — Тьфу ты! — с досадой произнесла Клавдия Петровна. — Я уж в самом деле начала думать, что вы нашли эту землю, как ее там… А ее, оказывается, и вовсе не существовало! И чего, спрашивается, весь сыр-бор городить…
   Она ушла, захватив с собой грязную посуду, а Валя с любопытством спросила:
   — А что потом стало с твоим учителем? Он умер?
   — Давно… В ноябре шестидесятого. В звании инженер-контр-адмирала, — с гордостью произнес Арсений Никитич. — Похоронили его на Новодевичьем, еще на старой территории… Мы как-нибудь сходим туда, Валя. Строгая плита из лабрадорита, а перед ней — маленький бронзовый кораблик, распустив паруса, неизменно стремится вперед. Вечный покой и вечное движение…
   «Вечный покой и вечное движение», — машинально повторила про себя Валя.
   — Замечательная у тебя была профессия, — вздохнула она, положив голову на скрещенные руки. — Плавай себе, открывай новые земли…
   — Собачья работа! — вдруг засмеялся Арсений Никитич. — В гидрологи женщин не брали.
   — Это почему же? — обиделась за всех женщин Валя.
   Да они и сами не пошли бы… Представь себе, часами раскачиваться над морской пучиной — вокруг ветер, лед… Невыносимо ноют кисти рук — мокрые, застывшие… Озноб! Труженики моря, одним словом.
   — А зачем часами раскачиваться над морской пучиной? — спросила Валя.
   — А пробы воды брать? А измерять скорость и направление течений? Ледовый режим? Кроме того, надо было еще выяснить места скоплений рыбных стад, пути их миграции — все эти исследования необходимы для рыболовецкого флота. Пробы грунта с морского дна, температура воды на глубине… Обычно на вахте работало по двое гидрологов — один у лебедки с тросом, а другой раскачивался на откидной площадке за бортом судна, навешивая и снимая приборы на трос. А как иначе, без этих приборов, узнаешь, что творится на морском дне? Брызги, даже потоки воды, ветер — скоро одежда на гидрологе превращается в ледяной скафандр…
   — Бр-р! — с ужасом воскликнула Валя. — Как ты только не умер там, дед!
   — Да, собачья работа. Она очень сильно подорвала мое здоровье, — с удовлетворением произнес Арсений Никитич, словно гордясь этим. — Вот видишь, пальцы почти не слушаются — артрит… Я, наверное, недолго протяну.
   — Ты что такое говоришь! — совсем перепугалась она. Вскочила, обняла деда, звонко поцеловала в блестящую лысину, которая зеркально отражала солнечный свет.
   — Валя, задушишь… — с трудом просипел Арсений Никитич. — Отпусти… И чего ты так паникуешь? Надо быть ко всему готовой. Вспомни статистику, до какого возраста доживает современный мужчина? До шестидесяти, шестидесяти пяти, а то и меньше… Так что, исходя из данных статистики, меня уже давно заждались на том свете.
   — Глупый, глупый, вредный дед…
   — Ай, ты меня больно ущипнула, негодница… Валя, я серьезно… Отпусти же! И потом, при таком питании…
   На веранду немедленно выглянула Клавдия Петровна. Она перетирала тарелки салфеткой.
   — Вы что, опять меня критикуете? — подозрительно спросила она. — Я же говорила — сами тогда в магазин ходите, сами готовьте… И вообще, вы ничего не понимаете в здоровом питании!
   — Валя, я тебя уже сто лет жду! — крикнула из-за забора Лида. — Ты где? Пошли на речку…
   — Ладно, до вечера… — Валя еще раз чмокнула Арсения Никитича в блестящую загорелую лысину и выскочила со двора.
   — Они нас уже на Иволге ждут. Давно, — деловито сообщила Лида, быстро шагая в сторону реки.
   — Они?
   — Да, они! У Ильи времени в обрез — он завтра вечером опять в Москву уезжает, на целых два дня.
   — Когда же он к своим экзаменам готовится? — удивилась Валя.
   — Он говорит — ночью, — небрежно произнесла Лида.
   Солнце пекло немилосердно, обжигая кожу, но у Вали из головы все не выходил дедов рассказ. Брызги арктической воды, в которой плавает ледяная крошка, пронзительный ветер…
   — Вечный покой и вечное движение… — пробормотала она.
   — Чего? — подозрительно спросила Лида. — Ты о чем?
   — Да так… Вот представь себе историю — он и она. Они любят друг друга. Но у него сложная работа, ему надо ехать в далекую экспедицию. Она обещает его ждать. Он уезжает — надолго, может быть, на полгода даже…