Удовиченко Диана. Семь камней радуги

   – Никуда бежать не надо! - твердо сказал он.
   Прискакавшие аборигены, увидев его, тоже отреагировали странно. Они стыдливо потупились, и начали отбивать низкие поклоны.
   – Что ж ты, Тенгиз-хан, пся крев, холера ясна, - грозно начал граф, обращаясь к тому самому толстяку, - Друзей моих вздумал обижать?
   – Прости, бачка, прости! - затряс головой толстяк.
   – Или забыл, как я тебя от смерти спас?
   – Не забыл, бачка, как можно?
   – Ну, хорошо, - смилостивился граф, - На первый раз прощаю.
   Тенгиз-хан радостно всплеснул руками:
   – Барашка кушать! Кумыс пить!
   Тут же из шатров выскочили женщины, и принялись за работу: одна разводила костер, другая тащила огромный тяжеленный казан, третья чистила овощи, видимо, на плов.
   – Некогда нам с тобой барашка кушать, - сказал граф, - Нам надо степного дракона ловить.
   В ответ Тенгиз-хан разразился длинной тирадой на своем языке, которую граф выслушал с большим вниманием, приговаривая:
   – Да что ты? Ну, надо же! А я и не знал.
   Повернувшись к друзьям, он сообщил:
   – Этот, с позволения сказать, местный аристократ говорит, что он может помочь в поимке дракона. Это у степняков, оказывается, такая национальная забава: охотиться на него.
   – Как вы узнали, чего мы здесь ищем? - удивилась Милана.
   – Да все просто! Я ехал по вашим следам, отставая от вас всего на полдня пути. Когда я приехал к отцу Кондрату, он рассказал, где вас искать.
   – Как Гольдштейн? - тревожно спросил Макс.
   – Держится пока, хотя очень плох. Надо поторапливаться.
   Граф обратился к Тенгиз-хану, почтительно застывшему в сторонке:
   – Ну что, любезнейший? Едем на охоту? А уж барашек и кумыс потом.
   Макс подивился широте познаний графа Пржевецкого: откуда он мог знать язык степняков? Но выяснять это, а также то, почему степняки относятся к графу с таким пиететом, времени не было, так как Тенгиз-хан отдал приказания своим боевикам, и те уже ждали, сидя в седлах. Один из них придерживал впереди себя связанного молодого барашка, остальные деловито осматривали арканы. Макс забрал у графа собачью переноску, засунул туда счастливого Роки и оседлал Малыша. Виктория, Милана и граф последовали его примеру.
   Тенгиз-хан заливисто, как Соловей-разбойник, свистнул, и степняки сорвались с места. Это была безумная скачка: коротконогие приземистые степные лошадки развивали просто невероятную скорость. Чтобы не отстать от них, бывшим пленникам пришлось изрядно попотеть. Мимо мелькали однообразные степные пейзажи, в ушах свистел ветер и боевое гиканье степняков.
   Вдруг, повинуясь очередному свисту Тенгиз-хана, отряд степняков внезапно остановился. Макс не успел вовремя отреагировать, и пронесся вперед еще несколько метров, прежде чем услышал оклик Тенгиз-хана:
   – Стой, бачка, приехали!
   Окружающий пейзаж наконец-то порадовал хоть каким-то разнообразием. Земля стала каменистой, вместо пушистого ковыля ее покрывала пожухлая редкая трава, изредка встречались какие-то густые кусты.
   – Там шайтан-ага! - Тенгиз-хан указующим жестом вытянул руку.
   Взглянув туда, куда он указывал, Макс в сотне метров увидел кучу валунов, образовывающих подобие холма. Между ними виднелось большое отверстие.
   – Я думаю, это и есть логово дракона, - предположил граф.
   Тенгиз-хан активно покивал головой в знак подтверждения, затем принялся отдавать команды своим джигитам, а графу сказал, махнув рукой на густые колючие кусты:
   – Туда, бачка, туда ходи! Все туда ходите!
   Граф и трое его спутников, спешившись, направились к кустам, росшим между двумя невысокими, в рост человека, холмиками, за которые завели лошадей. Кусты представляли собой удобный наблюдательный пункт. Слегка поцарапавшись и пару раз выругавшись, друзья наконец устроились в кустах с относительным комфортом. Степняки тоже привели за холмы своих лошадей, а сами стали подбираться поближе к драконьему логову. Маленькие и подвижные, они ловко передвигались от кочки к кочке, от куста к кусту, умудряясь сливаться с окружающим пейзажем. Один из степняков развязал передние ноги барашка, и поставил его в нескольких метрах от логова, сам же залег неподалеку.
   – Теперь тихо, бачка, ждать нада! - сказал Тенгиз-хан, присоединяясь к Максу и компании.
   Потянулись часы томительного ожидания. Сидеть в колючих кустах становилось все мучительней. Мешок с псом, которого Макс решил не выпускать, опасаясь проявления его охотничьих инстинктов, давил колени. Всякую попытку пошевелиться Тенгиз-хан безжалостно пресекал, шипя на ухо:
   – Тихо, бачка!
   Хуже всех приходилось Милане, рядом с которой устроился местный олигарх. Он все время, словно бы ненароком, касался то бедра девушки, то ее плеча. Глазки его при этом масляно блестели. Наконец, он прошептал:
   – Смотри! Смотри, шайтан-ага идет!
   Из расщелины между валунов выползало бесконечно длинное зеленовато-коричневое тело. Макс передернулся. Тварь была отвратительна. Гигантская, около трех метров длиной, ящерица медленно перебирала короткими мощными лапами. Ее спина была покрыта роговыми наростами, а длинный хвост раздваивался на конце. Желтые, с вертикальными зрачками, немигающие глаза дракона настороженно обводили степь. Испуганно заблеял несчастный барашек, и тварь остановилась. Она уставилась на барашка гипнотизирующим взглядом, замерла на несколько секунд, а потом сделала молниеносный, неуловимый бросок вперед. В мгновение ока оказавшись около перепуганного животного, дракон разинул пасть, показав огромные загнутые клыки и раздвоенный, как у змеи, язык. Ударив застывшего от ужаса барана мощным хвостом и сбив его с ног, дракон растянул пасть еще шире и стал заглатывать его. Зрелище было отталкивающим: тварь, разевая пасть до бесконечности, словно натягивалась на животное, как чулок. Заглотив барана до половины, дракон передохнул с минуту, затем удвоил усилия. Наружи остались только конвульсивно дергающиеся задние ноги барана, наконец, исчезли и они. После удачной охоты дракон застыл на месте, очевидно, чтобы предаться процессу переваривания. Он был абсолютно неподвижен, глаза полуприкрыты, голова слегка приподнята.
   Тенгиз-хан, все это время хладнокровно наблюдавший за тварью, вдруг громко выкрикнул что-то на своем языке. Тут же со всех сторон засвистели арканы, петли которых затягивались на шее дракона. Тот замотал головой, заерзал всем своим тяжелым телом, пытаясь освободиться от веревок, но охотники лишь туже затягивали ловушку. Наконец, полузадушенный, дракон перестал метаться и замер в неподвижности. Несколько степняков, находясь на почтительном расстоянии от животного, тянули веревки в разные стороны, а один, самый юркий, подбежал к нему и ловко накинул на голову плотный мешок из бараньей кожи. После этого на огромную ящерицу навалились остальные и скрутили ее веревками, примотав когтистые лапы к телу. Дракон был пойман. Тенгиз-хан вышел из укрытия и занес над его головой кривую саблю.
   – Нет, нет! - заорала Виктория, - Не убивай, он нужен живым!
   Недоуменно пожав плечами, Тенгиз-хан отошел в сторону. Предстоял самый ответственный процесс - добывание драконьего яда. Макс, поеживаясь, пошел к дракону, но его остановила подбежавшая первой Виктория:
   – Предоставь это медику!
   – Так может, я с ним, того, договорюсь? - указал Макс на свое кольцо.
   – Да он тупее горного тигра! Баран с ним уже договорился.
   Девушка достала из мешка перчатки из толстой кожи и флакон с широким горлом. Некоторое время она размышляла, затем начала деловито отдавать указания, которые граф переводил степнякам. Один из них снял с головы дракона мешок, и тут же отскочил на безопасное расстояние. Дракон уставился на охотников злобным желтым взглядом. Макс на всякий случай повертел перед его глазами изумрудом, но не получил в ответ никакой реакции. Виктория подошла к морде дракона и помахала перчаткой. Дракон, издавая змеиное шипение, раскрыл пасть, пытаясь укусить девушку. Тут же один из степняков накинул на его верхнюю челюсть аркан и изо всех сил потянул его вверх, не давая пасти захлопнуться. Другой быстро подбежал и надел петлю на нижнюю челюсть. Теперь пасть была растянута в разные стороны, и Виктория, надев перчатки, скомандовала:
   – Держите крепче!
   Она решительно сунула руку с флаконом в пасть дракона, морщась от зловония, и нажала второй рукой где-то внутри пасти. Через секунду она выдернула обе руки и подняла флакон, рассматривая его на свет. Затем отбежала в сторону, и крикнула:
   – Можете отпускать!
   Флакон был наполовину наполнен густой желтоватой жидкостью. Виктория бережно закупорила его крышкой и аккуратно положила в нагрудный карман куртки, затем стянула перепачканные драконьей слюной перчатки и брезгливо швырнула их в кусты. Степняки закрыли морду дракона кожаным мешком, и Тенгиз-хан вновь поднял саблю над его головой.
   – Стойте! - воскликнул Макс, - Его нельзя убивать! Это же исчезающий вид!
   Граф усмехнулся и перевел. Тенгиз-хан, видимо, не поняв гуманистических побуждений Макса, пожал плечами, но все же решил уступить и произнес короткую, но выразительную речь.
   – Он говорит, что после еды драконы медлительны. Вам нужно отойти на безопасное расстояние и ждать, сидя на конях, - перевел граф.
   Вскоре Макс, сидя верхом на Малыше и перекинув за спину мешок с Роки, наблюдал за освобождением дракона. Степняки осторожно размотали веревки, освободив драконьи лапы, но все еще продолжали удерживать его на арканах. Затем, отойдя подальше, вскочили на своих лошадей, и по команде Тенгиз-хана отпустили концы веревок. Раздался свист, и все всадники, взяв с места в галоп, понеслись в степь. Отъехав на несколько сотен метров, Макс оглянулся: ошарашенный ящер мотал башкой, пытаясь освободиться от мешка.
   – Поехали, юный натуралист - гринписовец! Все с ним будет нормально! - прокричала на скаку Виктория.
   Вернувшись к шатрам степняков, Макс увидел чудную картину: прямо на земле были расстелены пестрые ковры, а на них стоял огромный казан с ароматным пловом, лежала груда лепешек, рядом горкой высились большие куски жареной баранины. Среди всего этого великолепия стояли большие кувшины с чем-то белым, очевидно, кумысом.
   – Барашка кушать! - пригласил Тенгиз-хан.
   – Хорошо, перекусим, и сразу в путь, - сдалась Виктория, побежденная соблазнительными запахами.
   Плов был великолепен: жирный, золотистого цвета, он исходил ароматным паром и таял во рту. Кумыс Максу не понравился, он подозрительно напоминал вкусом прокисшее молоко, и Макс не рискнул его пить, опасаясь неприятных неожиданностей в дороге. Терзая аппетитный кусок баранины, он спросил:
   – А все-таки, граф, почему вы пользуетесь у степняков таким авторитетом?
   – Я спас Тенгиз-хану жизнь, - усмехнулся граф, - Пару лет назад он пригнал в город табун коней на продажу. Торговля оказалась удачной, Тенгиз-хан заработал хорошую сумму, и уже было собирался возвращаться в степь. Однако познакомился с хорошенькой девушкой сомнительного поведения. Он отпустил свою охрану, а сам закатился с девицей на постоялый двор. Там-то на него и напали грабители, чтобы отобрать выручку. Тенгиз-хан сражался как лев, и сумел выбраться на улицу. Но силы были неравны, и негодяи непременно убили бы его, присвоив все деньги. Но в этот момент я проезжал мимо со своими молодцами. Мы отбили Тенгиз-хана, и он несколько дней прожил в моем замке, залечивая раны. С тех пор все степняки испытывают ко мне огромную благодарность, а я иногда этим пользуюсь.
   – Ах, граф, вы такой смелый, и загадочный, что вам пошло бы имя Монте Кристо, - прощебетала Милана, кокетливо поводя плечиками.
   Граф, незнакомый с творчеством Дюма, не понял комплимента, он, не отрываясь, смотрел на Викторию, так что заигрывания Миланы не достигли цели. Но все же некоторый эффект они имели. Тенгиз-хан, с вожделением глядя на белокурую красавицу, нерешительно попросил графа:
   – Отдай Наташу, а?
   – Да что же это такое? - возмутилась Милана, - Поехали отсюда скорее!
   – В самом деле, пора, - решительно сказала Виктория.
   – Куда? Ночь скоро! - замахал толстенькими ручками Тенгиз-хан.
   – Поскачем ночью, время не ждет.
   Путешественники оседлали коней, и, поблагодарив степняков за помощь и гостеприимство, поскакали обратно, туда, где их ждал умирающий Гольдштейн.

Глава 43.

   Следующие сутки прошли в сумасшедшей скачке. Скакали всю ночь, остановившись лишь ненадолго под утро, чтобы дать передышку усталым коням. Максу удалось поспать лишь полчаса, остальные спали столько же, попеременно карауля сон товарищей. И снова бешеная гонка, и снова одна лишь мысль: "Только бы успеть!"
   Пушистый ковыль сменился степной травой, темное небо побледнело. Наступило сырое, по-осеннему свежее утро. По мере приближения к дому Кондрата Макс нервничал все больше и больше. Конь выбивался из сил, когда впереди показалась темная гладь озера. У избушки кто-то стоял. Макс присмотрелся и узнал Аню. Девушка выглядела такой печальной и утомленной, что его сердце заныло, предчувствуя недоброе.
   Виктория, соскочив со взмыленного коня, вихрем влетела в избушку. Макс, поручая Малыша и Роки заботам Ани, спросил:
   – Как Лев Исаакович?
   – Плохо, я чувствую, как жизнь покидает его тело, - ответила девушка.
   Макс вбежал в дом следом за Викторией. Внутри стоял тяжелый запах гниющего мяса. Гольдштейн, по-прежнему лежащий на постели из тростника, изменился до неузнаваемости. Раненая рука почернела и опухла, лицо представляло собой один большой отек. Глаза Льва Исааковича были полузакрыты, зубы крепко стиснуты, грудь тяжело вздымалась, дыхание было прерывистым и тяжелым, его мучила одышка. Пальцы здоровой руки беспокойно бегали по одеялу, как будто собирая с него что-то невидимое.
   Кондрат уже держал в руках драгоценный флакон.
   – Я приготовил основу, осталось лишь добавить яд, - он открыл большую склянку из прозрачного стекла, наполненную прозрачной жидкостью, и осторожно влил туда одну лишь каплю яда из флакона.
   Взболтав флакон, Кондрат внимательно наблюдал за тем, как жидкость окрашивается в болотно-зеленый цвет.
   – Подержите его, - Кондрат подошел к постели больного.
   Виктория и Макс навалились на Гольдштейна сверху, прижимая его плечи к полу, а Кондрат расцепил его челюсти с помощью ножа и влил в рот немного противоядия.
   – Держите, держите крепче! - неожиданно выкрикнул он.
   Тело Гольдштейна внезапно напряглось, сотрясаемое лихорадочной дрожью, из груди вырвался слабый хрип, затем Лев Исаакович широко открыл глаза, несколько раз сильно дернулся, едва не вырвавшись из рук своих друзей, и затих.
   – Он умер? - дрожащим голоском проговорила Милана.
   – Ну что ты, дитя! - грустно улыбнулся Кондрат, - Он просто крепко спит. Мы сделали все, что могли, остается только ждать, надеяться и молиться.
   – А что, все может закончиться плохо? - не понял Макс.
   – Вообще-то после яда степного дракона еще никто не выживал, - просто ответил отшельник.
   Макс медленно вышел из хижины и присел на крыльцо. Рядом опустилась Аня и взяла его за руку:
   – Все будет хорошо, ему сейчас легче, поверь мне.
   Макс замер, боясь пошевелить рукой. Неожиданная ласка девушки обрадовала и растрогала его. Он посмотрел в милые синие глаза, и почувствовал непреодолимое желание немедленно ее поцеловать. Так он и сделал, правда, ввиду того, что местность вдруг стала чрезвычайно людной, ограничился поцелуем в щеку. Аня слегка покраснела, Макс смутился и вскочил на ноги. Он давно уже почувствовал запах дыма и чего-то очень аппетитного, и пошел за угол хижины - искать источник восхитительного аромата.
   Долго искать не пришлось: недалеко от деревянной стены дома сидел веселый графский повар и азартно помешивал что-то в котелке. Рядом вертелся еще и лакей, поминутно что-то подавая и поправляя. Макс в который раз удивился способности графа устраивать свою жизнь с максимальным комфортом. Самым интересным было то, что тот в любой ситуации умудрялся выглядеть элегантным, изящным и опрятным. Вот и сейчас, несмотря на скачку по степи, его рубаха из белоснежного шелка была безупречна, а узкие черные штаны подчеркивали ладное телосложение.
   – Проголодался? - довольно спросил граф, - Сейчас мой Янош подаст замечательный бигос! Ты любишь бигос?
   Макс не знал, что такое бигос, но согласно кивнул, полагая, что повар не разочарует. Янош вместе с лакеем уже развернул на траве большую скатерть, и ловко расставлял всю посуду, найденную в хижине отшельника. Граф отправился в дом, чтобы пригласить девушек и Кондрата к столу. Бигос оказался чем-то вроде солянки, Максу понравилось. Утолив первый голод, он спросил:
   – Что вы планируете делать дальше, граф?
   – Останусь с вами. Думаю, наша помощь вам не помешает. Когда ваш друг выздоровеет, провожу вас до Старограда, а уже оттуда отправлюсь в Сассию.
   Виктория попыталась было возразить, но Макс горячо поддержал графа. Он был рад таким попутчикам: путешествие становилось с каждым днем все более опасным. Аня с Миланой тоже высказались одобрительно, и Виктория, пожав плечами, умолкла.
   После обеда Макс почувствовал, что его клонит ко сну: тело, утомленное долгой скачкой, требовало отдыха. Виктория с Миланой тоже зевали, лишь граф оставался бодр и весел. В хижине Кондрата было слишком тесно, к тому же стоял тяжелый запах, поэтому Макс установил для девушек походный шатер, когда-то заработанный Миланой, а сам взял плед из донного льна и прикорнул прямо под стеной хижины, обняв Роки, который тоже был изрядно утомлен проделанной дорогой.
   Проспав несколько часов, он открыл глаза и увидел перед собой Анино лицо.
   – Льву Исааковичу стало легче, - радостно сообщила она, - Кондрат сказал, что теперь он обязательно поправится.

Глава 44.

   Макс сидел на берегу озера и смотрел на темную воду, по которой желтыми корабликами плыли упавшие с деревьев листья. Прошла уже неделя с тех пор, как они привезли яд степного дракона. Гольдштейн медленно, но шел на поправку. Рана на руке почти затянулась, и Лев Исаакович пришел в себя, но все еще жаловался на слабость и головокружение, из-за которых не мог вставать. Было решено дождаться его полного выздоровления, и только затем отправляться дальше. Кондрат заботливо ухаживал за больным, угощая его бесконечными настоями из лекарственных трав, а в свободное от лечения время вел со Львом Исааковичем долгие задушевные беседы.
   В ожидании выздоровления Гольдштейна девушки поселились в Миланином походном шатре, а Макс делил с графом и его слугами старенький ветхий сарайчик, примыкавший к хижине Кондрата. Дни текли медленно и размеренно. Каждый занимал свое время, чем мог. Виктория ходила в небольшой лес за озером, и там охотилась, добывая мясо на ужин и обед, Аня и Милана помогали Кондрату ухаживать за Гольдштейном, Роки целыми днями гонял вокруг озера пугливых бурундуков, а Макс под руководством графа изучал искусство владения мечом. Он надеялся, что когда-нибудь сможет избавиться от магического оружия, и тогда должен будет уметь постоять за себя сам. Поэтому они с графом вырезали себе из дерева макеты оружия, и самозабвенно сражались по нескольку часов ежедневно. Как ни странно, но уроки графа Макс усваивал гораздо лучше, чем это происходило с Викторией. Может быть, дело было в том, что перед мужчиной ему было нечего стесняться своего неумения и неловкости, и не стыдно было переспрашивать, повторять одно и то же движение много раз. А может, просто жизнерадостная натура графа сделала эти уроки веселыми и неутомительными, или его педагогические способности были лучше. Так или иначе, Макс делал большие успехи, а граф не уставал нахваливать своего ученика.
   Было еще одно занятие, которому Макс посвящал много времени. Рано утром, когда все еще спали, он выбирался из сарайчика и шел к озеру. Здесь, в тишине и прохладе, он сидел, полностью погрузившись в себя, и пытался вновь почувствовать свой дар. Он давно уже понял, что это единственный способ избавиться от духа, живущего в мече, и старался использовать каждую свободную минуту для того, чтобы приблизиться к своей цели. Иногда у него ничего не получалось, а иногда Макс ощущал внутри себя знакомую силу, которая неожиданно поднималась в груди, давая пьянящее чувство свободы и могущества. Но задерживать эти ощущения и управлять ими он так и не научился, так же как не мог понять и самой сути дара.
   Вот и сегодня он как всегда пришел на тихий берег озера, и застыл, глядя на темную воду. По-осеннему прохладный ветер шумел в верхушках старых деревьев, окружавших озеро, сбрасывая в воду все больше желтых корабликов, покрывал его поверхность рябью, пробирался сквозь одежду Макса и холодил тело. В утреннем небе как будто отражались мрачные воды озера - день обещал быть пасмурным и дождливым. "Как здесь все-таки неуютно", - подумал Макс, не в силах сосредоточиться из-за холода. Наконец, решив не обращать внимания на все внешние раздражители, он закрыл глаза и глубоко вдохнул, пытаясь отрешиться от окружающей действительности. Знакомое ощущение подступило к нему вплотную, однако теперь оно было в несколько раз сильнее, чем когда-либо. Макс поднял голову к серому небу и открыл глаза. Неба не стало, как не стало озера, деревьев, желтых листьев и птичьих голосов, исчез холодный ветер. Исчезло всё и все. Макс остался совершено один в пустом и белом пространстве, пронизываемом разноцветными нитями молний. Красные, оранжевые, синие, голубые - молнии змеились вокруг, исчезали и появлялись вновь, стремясь к центру, которым был Макс. Тысячи нитей замыкались, проникая внутрь него и сливаясь с тем, что было его сущностью, рождая невиданную мощь, которая ширилась, росла, питаемая все новыми и новыми нитями. Макс понял, что видит перед собой энергетические поля, которые притягиваются к его собственному полю, и, соединившись с ним, порождают что-то необыкновенное. Радуясь своему открытию и этому ощущению силы, он широко раскинул руки, чтобы принять в себя как можно больше этих живительных молний, и громко закричал от нахлынувшего счастья. Белое пространство сменилось знакомым пейзажем, но энергия окружающего мира продолжала поступать, захлестывая его, создавая чувство всемогущества, будоража кровь. Ее хотелось потрогать, ощутить в руках, и Макс, сам не понимая, что делает, медленно свел руки так, как будто держал в ладонях мяч. В ту же секунду ему показалось, что он держит что-то живое, чрезвычайно горячее, хотя сам он не видел между ладонями ничего.
   Сзади раздался шорох, Макс обернулся и увидел человека, который старательно целился в него из арбалета. От неожиданности Макс поднял руку в протестующем жесте, и вдруг ощутил сильный толчок, который отбросил его назад, в холодную воду. Раздался еле слышный треск. Макс осторожно высунул голову над поверхностью озера, и, страдая от холода, но боясь получить болт между глаз, попытался разглядеть нападающего. Однако того нигде не было. Макс вылез на берег, отплевываясь и протирая глаза, и увидел, что вся трава усеяна клочками кровавой человеческой плоти. Он никогда не видел, как действует боевая граната, но предполагал, что именно так. В луже крови лежал арбалет.
   – О, черт! - произнесла незаметно подошедшая Виктория, потрясенно глядя на окружающий пейзаж, - Ты что, развязал индивидуальную ядерную войну? Кто это был?
   – Вроде, наемник, - пожал плечами Макс.
   – Неужели добрались и сюда? - Виктория хладнокровно подняла и осмотрела окровавленный арбалет, - Да, похоже. Хорошо, если это был разведчик.
   Макс совсем озяб и продрог, ему хотелось как можно дальше уйти от залитого кровью берега. Стуча зубами, он заковылял в сторону хижины. Разложив мокрую одежду на травке, он завернулся в плед и пошел проведать Гольдштейна. Лев Исаакович выглядел посвежевшим, он радостно поприветствовал Макса:
   – А, заходи, дорогой! Давно хотел с тобой поговорить, да все сил не было. Расскажи мне, как твои сны? Ты их все еще видишь?
   – Меня гораздо больше беспокоит то, что произошло сейчас, - Макс передал Гольдштейну свое видение у озера, и то, что за ним последовало.
   – Что ж, несомненно, твой дар растет, и ты совершенно прав, пытаясь развивать и контролировать его, - сказал Гольдштейн, - Я не могу помочь тебе, потому что этот проклятый яд, по-видимому, совершенно лишил меня моих способностей.
   – Лев Исаакович, как вы себя чувствуете? - спросила Виктория, входя в хижину, - Было бы неплохо убраться отсюда. Похоже, нас нашли.
   Гольдштейн сел на кровати и свесил ноги вниз. Его лицо осветилось довольной улыбкой:
   – Голова не кружится!
   Он встал и сделал несколько шагов по комнате, подошел к двери, выглянул наружу, затем вышел на крыльцо.
   – Очень хорошо! - одобрил Кондрат, наблюдавший за ним, стоя около хижины, - Еще два-три дня, и вы окончательно поправитесь. А сейчас вам нужно как можно больше времени проводить на воздухе.
   – Если бы у нас были эти два-три дня, - с сомнением сказала Виктория и вдруг, оттолкнув Гольдштейна назад в хижину, закричала:
   – Берегись!
   Макс выскочил на крыльцо и увидел, что к хижине подходит отряд наемников во главе с Серым. В руках Виктории появился арбалет, и она выстрелила два раза подряд. Двое лучников, шедших впереди, упали, остальные наемники перешагнули через трупы своих товарищей и двинулись дальше. Из сарайчика выскочил заспанный граф с саблей в руках, за ним - его слуги, вооруженные мечами. Они бросились на наемников, завязался бой. Виктория, вытаскивая на ходу меч, поспешила на помощь графу. Макс оказался в затруднительном положении: под пледом, кроме трусов и пояса с ножнами и мечом, ничего не было. Но через секунду, наплевав на правила приличия, он присоединился к дерущимся.