– Репарации, - улыбаясь, поправила ее Виктория.
   – Ну да, компенсации. За моральный ущерб. А теперь… коней - в студию!
   Милана взмахнула рукой, и вернула все в первоначальный вид. Жены с облегчением замотались в свои покрывала и разбежались. Шейх вызвал евнуха, который проводил друзей к выходу. На площади перед дворцом четверо конюхов держали под уздцы великолепных оседланных скакунов. Еще один слуга с поклоном протянул Гольдштейну свернутый шатер, дорожный мешок и большой кошель с золотом.
   Виктория подошла к красивому белому жеребцу, нервно раздувающему ноздри, и ласково провела рукой по пышной гриве. Коню она, видимо, понравилась. Он доверчиво склонил к ней гордую голову. Виктория взвилась в седло. Гольдштейн, пыхтя, навьючил шатер на спокойную гнедую кобылу и взобрался на нее. Милана выбрала серого в яблоках коня, и, нежно, успокаивающе щебеча, сумела сесть в седло. Максу достался вороной. Он злобно косился черным глазом и переступал с ноги на ногу. Судя по всему, характер у жеребца был не сахарный. Макс видел лошадей только издали, и не имел никакого опыта общения с ними. Он усадил Роки в новый большой мешок, подошел к жеребцу, и попытался погладить его, как это сделала Виктория. Конь дернул головой и чуть не укусил Макса за руку.
   – Садись уже, поехали! - поторопила Виктория.
   Макс подобрался жеребцу справа и попробовал поставить ногу в стремя. Тот взбрыкнул и отскочил. При попытке подойти слева повторилась та же история. Так продолжалось довольно долго, пока Макс не догадался сунуть коню под нос руку с кольцом. Глядя на сияние изумруда, вороной наконец позволил Максу сесть в седло, всем своим видом показывая, что он временно смирился, но не покорился.
   – Сейчас ко мне домой, переночуем, а с утра тронемся, - скомандовал Гольдштейн.
   В седле Максу не понравилось: ноги были расставлены непривычно широко, и казалось, что он в любой момент может свалиться на дорогу. Он предпринимал героические попытки удержаться верхом, при этом его немилосердно трясло. При каждом шаге коня зад Макса подпрыгивал вверх и с размаху ударялся об седло. Но больше всего раздражал непривычный запах конского пота, от которого его подташнивало. За спиной раздавалось пыхтение: Роки, видимо, укачавшись от тряски, высунул голову из мешка и жадно глотал свежий воздух. Дорога к дому Гольдштейна показалась Максу бесконечной. Наконец, она закончилась. Всадники въехали во двор. Виктория ловко соскочила на землю, за ней последовали Милана и Гольдштейн. Макс продолжал сидеть в седле, не зная, как слезть. Казалось, земля очень далеко. Жеребец, нетерпеливо переступая, повернул к нему благородную голову и насмешливо сказал:
   – Ну что, так и будешь сидеть?
   Макс разозлился:
   – Слушай ты, как там тебя…
   – Малыш, - представился вороной.
   – Малы-ы-ыш? Да какой ты малыш, ты черт! Я буду звать тебя Черный Дьявол, - решил Макс.
   – Меня надо расседлать, и убери собаку, ее запах меня раздражает!
   Набравшись смелости, Макс кое-как сполз с коня. Прежде всего, он вынул из мешка несчастного Роки, который сделал несколько шагов на заплетающихся лапах и плюхнулся на газон:
   – Запах мой ему не нравится! А сам кониной воняет!
   Жеребец с видимым удовольствием вступил в перебранку. Не обращая на это внимания, Макс расседлал его и пошел в дом. Ноги не гнулись, голова кружилась. Все собрались в столовой. Стол был накрыт к ужину - Роза Яковлевна времени зря не теряла. Макс плюхнулся на свободное место рядом с Гольдштейном. Тот подводил итоги:
   – Ну вот, мы бесплатно получили лучших лошадей из конюшни шейха. К тому же сапфировый гарнитур тоже стоит немало, а в дороге деньги пригодятся.
   – Да, но Милана подвергалась опасности. Если бы ее сумели поймать, шейх наверняка приказал бы ее казнить, - возразила Виктория.
   – Никакой опасности не было, - отмахнулся Гольдштейн.
   Макса поразила неприятная догадка. Он нагнулся к уху Льва Исааковича и шепотом спросил:
   – Так вы что, знали все заранее? И что Милану похитят, и как она себя поведет?
   – Скажем так, я предвидел примерное развитие событий, и не ошибся.
   Максу стало неуютно. Он задумался: как можно доверять человеку, который считает возможным манипулировать другими людьми, пусть даже во имя достижения успеха? Ведь сегодня все они стали пешками в игре Гольдштейна. И где гарантия, что он не применит дар предвидения в своих интересах? Вспомнилось мамино предостережение: Оранжевый может быть опасен. Человек, способный видеть будущее и угадывать мысли окружающих, обладает большой властью над людьми и событиями. Может быть, он предатель? Как это проверить?

Глава 15

   Макс наскоро перекусил и пошел в свою комнату. Вскоре туда приплелся уставший Роки и улегся на кровать. Максу не спалось. Он принял душ и подошел к окну. Странно, но на улицах Торгового города ночью не видно было жутких призраков, так пугавших его в лесу и горах. Может быть, дело в ярком свете уличных фонарей, или привидения боятся мест большого скопления людей? Его размышления прервал стук в дверь. В комнату вошел Гольдштейн. Он присел на край кровати и сказал:
   – Я хочу с тобой поговорить. За ужином я заметил, что ты недоволен моим поступком. Ты мне не доверяешь, правда ведь?
   – Как я могу вам доверять, если вы, зная о том, что случится, не потрудились поставить нас в известность?
   – Если бы я сообщил, что Милану похитят, ты согласился бы на это?
   – Нет, конечно. Ни я, ни Виктория не допустили бы похищения.
   – Вот именно. А я знал, что все закончится благополучно. И знал, что кони шейха - самые быстрые и выносливые, а другим путем нам их было не заполучить.
   – Вы манипулировали нами, - возмутился Макс, - Это непростительно, мы не должны ничего скрывать друг от друга, если хотим дойти до конца. Я теперь не знаю, на что вы еще способны…
   – Я не предатель, - перебил его Гольдштейн, - Поверь мне. Сначала я хотел помочь вам купить коней, объяснить, где искать Синюю, и распрощаться с вами. Я решил соблюдать нейтралитет. Но потом…- он передернулся.
   – Что же было потом? - поинтересовался Макс.
   – Я видел Черную королеву, - прошептал Лев Исаакович, бледнея, - В ту ночь, когда вы легли спать, я пошел в душ. И там в зеркале появилась она…
   – Как она выглядит? - недоверчиво поинтересовался Макс, все еще подозревая Гольдштейна во лжи.
   – Ей лет тридцать. Не красавица, не уродина. Белокожая, черноволосая. Но дело не во внешности. Ее глаза…В них нельзя смотреть. Она подавляет волю, как будто гипнотизирует.
   – И что же она от вас хотела?
   – Она потребовала, чтобы я убил вас. Зарезал во сне, или отравил за едой. А ваши камни отвез ей. Взамен она обещала мне власть над Второй гранью.
   Макс почувствовал холодный ужас. Они прошли Гиблые горы, побывали в черт знает каких переделках, а закончить жизнь могли здесь, в этом комфортабельном доме. Он спросил:
   – И что было потом?
   – Потом она предложила мне заглянуть в будущее. Я видел в зеркале себя на троне, несметные богатства, принадлежащие мне, людей, довольных моим правлением. Я был не в себе, и уже готов был согласиться. Но меня спас мой дар. Сквозь красивые картинки, которые показала мне Черная, вдруг стали проступать другие. Я увидел ужасные разрушения, пепелища на месте городов и деревень, и трупы, горы трупов. Я слышал, как рыдают матери по своим детям, чувствовал запах разложения и гари… - Гольдштейн замолчал, видимо, снова переживая весь ужас той ночи.
   – И что вы сделали? - осторожно спросил Макс, уже испытывая сочувствие к собеседнику.
   – Я отказался, - просто ответил Лев Исаакович, - И решил идти с вами. Черная королева исчезла. Так что, если я сделал сегодня что-то не так, то извини меня. Но я не предатель.
   – Я вот что не могу понять, - задумчиво проговорил Макс, - Если эта Черная такая всемогущая, почему же она сама не явится к нам? А она то посылает Серых странников с наемниками, то пытается подкупить вас. Не проще ли ей самой разделаться со всеми нами?
   – Не знаю, я не могу провидеть ее поступки. Но думаю, что причина та же, что и у Белого: Бессмертные не могут вмешиваться в борьбу людей. А может, она пока еще недостаточно сильна. И еще одно. Я заметил, что она беременна.
   Макс почувствовал, как по спине прошел холодок: пророчество сбывалось. Тут ему в голову пришла интересная мысль. Он ринулся в ванную, не включая свет, заглянул в огромное зеркало, и произнес, как в детстве, при игре в пиковую даму:
   – Черная королева, явись! Черная королева, явись!
   Он повторял эту фразу снова и снова, всматриваясь в зеркало. Наконец, по поверхности стекла прошла серая рябь, и в глубине отражения появился неясный силуэт. Он начал быстро приближаться, и Макс увидел перед собой черноволосую женщину. На ней было свободное темное платье, мягкими складками обтекающее большой живот.
   – Посмотри мне в глаза, - властно произнесла женщина.
   Макс изо всех сил пытался сопротивляться чужой воле, но чувствовал, что слабеет. Его взгляд вопреки его желанию притягивался к глазам Черной. Наконец, их взгляды встретились.
   – Ты станешь моим верным слугой, исполнишь все мои приказания, - позвучал голос из глубины зеркала, - Ты будешь моим… моим…
   Макс погружался в черную бездну безволия, уже почти не чувствуя себя, своих мыслей и желаний. Желание осталось одно - быть верным рабом этой прекрасной и мудрой женщины.
   – Не смотри ей в глаза! - раздался сзади крик Гольдштейна.
   Последним усилием Макс закрыл глаза. Притяжение зеркала не исчезло, но немного ослабло. Он попытался сосредоточиться на сопротивлении враждебной воле и почувствовал, как силы понемногу возвращаются к нему. Затем пришло уже знакомое ощущение: пальцы рук покалывало от потока проникающей в них энергии, в груди как будто скручивалась тугая спираль, которая могла вот-вот развернуться… Макс почувствовал себя невероятно сильным, он вдохнул полной грудью, открыл глаза, и резко выбросил обе руки вперед, в сторону зеркала. Раздался жалобный звон, и в разные стороны брызнули сияющие мелкие осколки стекла. Зеркало разлетелось на тысячи кусочков.
   – Что это было? - потрясенно спросил Гольдштейн, отряхивая халат.
   – Не знаю… Наверное, это и есть мой дар…- ответил Макс.
   – А ты можешь им управлять? Ты его чувствуешь сейчас? - Лев Исаакович положил Максу руки на плечи и внимательно смотрел в глаза.
   – Ничего я не чувствую. Накатывает иногда что-то странное, и проходит.
   – Безусловно, это проявления дара, - вынес диагноз Гольдштейн, - Но полностью он придет тебе еще не скоро. Странно, обычно дар Носителей передается по наследству. По идее, ты должен был стать целителем. Видимо, дело в том, что ты первый мужчина в роду.
   Вдруг Роки, до этого мирно дремавший и не проснувшийся даже от звона зеркала, поднял голову и чутко прислушался. За дверью шуршали осторожные крадущиеся шаги.
   – О, черт, я совсем забыл…
   Гольдштейн подкрался к двери и сделал Максу знак приготовить оружие. Затем он осторожно приоткрыл дверь и на цыпочках скользнул в коридор. Макс последовал за ним, захлопнув дверь, чтобы обезопасить Роки, и держа руку на рукояти меча. В тускло освещенном коридоре он увидел худощавого человека, пытающегося проникнуть в комнату Виктории. Вдруг дверь неожиданно распахнулась, и человек отлетел к противоположной стене. Тут же в его грудь вонзился арбалетный болт. На пороге стояла Виктория.
   – В доме наемники! - выкрикнул Гольдштейн, бросаясь по лестнице вниз. Виктория и Макс побежали следом.
   Окна первого этажа были распахнуты. В просторном холле обнаружились четыре человека, вооруженные кинжалами. Видимо, нападавшие намеревались застать Носителей врасплох, или просто перерезать их во сне. Одного из наемников Виктория тут же уложила наповал из арбалета. Остальные ринулись в бой. Виктория встретила их мечом, под ударами которого один из наемников сразу упал.
   – Кто из вас убил моего отца? - раздался звонкий голос откуда-то сверху.
   Макс поднял глаза и увидел, что по лестнице спускается молодой человек в серой одежде. В руке он держал меч. "Серый!", - понял Макс. Он вспомнил Гиблые горы, нападение наемников во главе с Серым странником, который погиб, упав в ущелье. Парень был совсем близко. Виктория еще дралась с двумя наемниками, которые оказались довольно сильными соперниками. Макс не мог допустить, чтобы Серый напал на девушку сзади, поэтому преградил ему дорогу.
   – Это ты убийца? - недоверчиво расхохотался молодой человек.
   Он придирчиво рассматривал Макса, не спеша нападать. Следя за каждым его движением, Макс ответил вызывающим взглядом. Парню было на вид лет семнадцать - восемнадцать. Худощавый, среднего роста, он не производил впечатления опытного воина. Он презрительно произнес сквозь зубы:
   – Мой отец был великим воином, а ты просто щенок. Ты не мог победить его. Но если ты настаиваешь, я сначала убью тебя, а потом уже девку.
   Макс разозлился и схватился за рукоять меча. Клинки со звоном столкнулись, высекая искры. Вскоре Макс понял, что его противник тоже не обладает большим боевым опытом. Силы, пожалуй, были равны. Но Макса несла волна гнева, направляющая руку, держащую меч, Серый же был слишком уверен в своем превосходстве. Он наступал нагло, все его движения были небрежны. Вот он сделал особенно неосторожный выпад, и Макс сумел поворотом запястья отвести меч в сторону. Одновременно он нанес противнику удар ногой в живот. Серый отшатнулся, пытаясь восстановить дыхание. В этот момент Макс, не задумываясь, полоснул его мечом по шее. Юноша рухнул, заливая кровью пушистый ковер. Виктория, расправившись с наемниками, подошла ближе.
   – Куда я дену трупы? - в ужасе простонал Гольдштейн, - Здесь ведь город! Меня арестуют и повесят!
   Вдруг тело Серого вспыхнуло холодным голубоватым пламенем. Вокруг огня кольцом встали бесплотные колышущиеся фигуры. Раздался унылый вой: призраки оплакивали погибшего. Их стоны не внушали ужаса, а даже вызывали сочувствие.
   – Род Ольдерга Серого оборвался, - скорбно произнес один из фантомов, остальные ответили ему рыданиями.
   Огонь полыхнул ярче и исчезло вместе с телом юноши, не оставив никаких следов. Кольцо привидений растаяло в воздухе.
   – Ну вот, одним трупом меньше, - оптимистично констатировала Виктория.
   – А с остальными что делать? - возопил Гольдштейн.
   – Расчленим и растворим в кислоте. Потом спустим в унитаз. Я же хирург. Расчлененку беру на себя, а вы будете мне ассистировать.
   Лев Исаакович позеленел и выскочил на улицу. Макса затошнило. Девушка, как ни в чем не бывало, расхохоталась:
   – Я пошутила! Не думала, что вы такие впечатлительные, - она неожиданно посерьезнела, - Если кроме шуток, тела надо вывезти за город.
   Эта идея понравилась Максу еще меньше:
   – Здесь же наверняка ходит городская стража. Если нас поймают, повесят всех.
   – Это если поймают, - возразила Виктория, - А если мы этого не сделаем, тогда уж точно повесят Гольдштейна и Розу Яковлевну! Так, здесь четыре и наверху один - итого пять. Нас четверо, лошадей тоже. Твой Малыш самый сильный, придется ему везти двоих.
   Макс представил, что скажет самовлюбленное животное, когда на него навьючат трупы, и пожал плечами в знак того, что умывает руки.
   С улицы вернулся Гольдштейн. Узнав, что расчленение отменяется, он развил бурную деятельность: разбудил верную Розу Яковлевну, и, взяв с нее клятву молчать обо всем увиденном, отправил оттирать заляпанный кровью пол, затем приволок откуда-то плотные темные ковры:
   – Сюда мы их завернем, и скинем в песчаный карьер. Здесь не очень далеко, за два часа успеем. Повезем по объездной дороге, там стража не ходит.
   – Надо разбудить Милану, втроем нам не справиться, - решила Виктория.
   Разбуженная Милана долго не могла понять, чего от нее хотят. Уяснив наконец, она не стала возражать, а принялась помогать Виктории заворачивать тела наемников в ковры. Затем тюки вытащили во двор и привели лошадей, мирно дремавших у стены дома. Макс надел на своего жеребца уздечку и вдвоем с Гольдштейном закинул на спину коня первый труп.
   – Это что такое? - возмутился Малыш, - Я благородный скакун, а не битюг похоронный!
   Остальные лошади тоже выразили свое недовольство нервным ржанием. Они взбрыкивали и отскакивали, не давая приблизиться к себе.
   – Короче, так, - разозлилась Виктория, - Если вы нам не поможете, нас повесят за убийство. И тогда некому будет спасти Вторую грань. Тогда погибнут все, а из вас даже сервелат не накрутят. Сдохнете как бесхозные клячи!
   Лошади смирились и позволили взвалить на себя страшный груз. Гольдштейн взял свою кобылку под уздцы, и повел ее в узкий переулок между своим и соседним домами. Остальные тронулись за ним.
   Через два часа пути они оказались на огромном пустыре, посреди которого зияла глубокая яма.
   – Это карьер, из него берут песок для строительства, - пояснил Гольдштейн, - Скидывайте их сюда.
   Макс стащил тяжелое тело наемника с лошади, и подтянул его к краю карьера. Затем он толкнул сверток вниз. Гольдштейн, тяжело дыша, проделал то же самое и помог Максу справиться со вторым тюком. Следом спихнула свою ношу Виктория.
   – Я ни за что не подниму такую тяжесть! - заявила Милана.
   – Сейчас помогу, - ответил Макс, подводя ее коня поближе к карьеру.
   – Тише! - шикнула Виктория, - Внизу кто-то есть!
   Скинув вниз последнее тело, Макс прислушался. Со дна карьера раздавались странные звуки, похожие на чавканье. Милана взмахнула рукой, и на краю карьера возник прожектор. Его лучи выхватили из темноты на дне тощие фигуры, обступившие тела наемников. Это были уродливые существа ростом с человека, но какие-то очень тонкие и гибкие. Длинными костлявыми руками они раздирали плоть покойников и ели ее. Один из трупоедов поднял голову вверх. Макс содрогнулся от ужаса: большие, как у лемура, глаза на синюшном лице излучали желтый свет, из-под тонких губ выступали острые клыки. Существо протянуло руки вверх и угрожающе зашипело. Остальные, не обращая внимания на происходящее, продолжали пиршество.
   – Бежим! - заорал Гольдштейн и вихрем взлетел на свою лошадь.
   Та, напуганная этим криком, темнотой и запахом мертвых тел, понеслась прочь от карьера. Милана и Виктория последовали примеру Льва Исааковича и помчались вслед за ним. Макс вскочил на Малыша, припоминая, что седла на нем нет, и, молясь о том, чтобы не упасть, обнял руками его шею, и завопил:
   – Давай, мой хороший! Не подведи!
   Жеребец пустился галопом, унося седока от страшного места. Макс оглянулся: за ними никто не гнался. Видимо, чудовищам хватило пищи.
   Вернувшись в дом Гольдштейна, все сразу же разбрелись по комнатам. Разговаривать после всего пережитого никому не хотелось. Макс открыл дверь своей комнаты, и сразу же был атакован обиженным Роки. Пес, мучаясь от неизвестности и одиночества, изгрыз на нервной почве две подушки и изрядный кусок пушистого ковра.
   – Радуйся, что тебя там не было, - сказал ему Макс, отправляясь в душ.
   Ему казалось, что он весь пропах чужой кровью. Отмывшись, он рухнул в кровать, подтянул к себе остаток подушки, и забылся тяжелым сном.

Глава 16.

   Ему снился какой-то жуткий и очень страшный сон. Из забытья его вернул Роки, который топтался на кровати и ворчал:
   – Выпусти меня на улицу! Я же собака! У меня важные дела!
   С трудом оторвав голову от подушки, Макс увидел, что комната залита солнечным светом. Он встал, выпустил пса из комнаты, умылся и спустился вниз. Роза Яковлевна накрывала на стол, всем своим видом демонстрируя, что ничего такого страшного накануне не произошло. Через несколько минут в столовой собрались все остальные.
   – Я не стал будить вас рано, дал возможность выспаться, - сказал Гольдштейн.
   – Тем не менее, нам пора выезжать, - ответила Виктория.
   Ночные события как будто ничуть не отразились на девушке: она была как всегда свежа и собранна. Милана, похоже, тоже не сильно-то переживала из-за случившегося. У Макса же перед глазами все время стояла одна картина: монстры, раздирающие человеческую плоть. Какими бы ни были те наемники, они не заслуживали таких страшных похорон.
   – Не думай об этом, - сказал Гольдштейн, - Впереди еще много страшного и незнакомого.
   – Ну да, как в сказке: чем дальше, тем страшнее, - невесело усмехнулся Макс и тут же спросил:
   – А почему вы не предвидели нападения?
   – Я же и шел к тебе, чтобы предупредить, а тут ты в зеркало впялился! - оправдывался Лев Исаакович, - А вообще, я ведь далеко не всегда могу предвидеть будущее. Это я сразу вам говорю, чтобы не возникало недоразумений.
   С улицы прибежал радостный Роки и потребовал свою порцию. Роза Яковлевна, почему-то проникшаяся к псу самыми нежными чувствами, поставила перед ним большую тарелку с вареной печенью и миску с молоком:
   – Кушай, дорогой. Вы бы, Максим, собачку оставили. Нечего ему с вами по дорогам мотаться. Он вон какой милый и нежный!
   "Милый и нежный" оторвал морду от миски. По обеим сторонам пасти стекали молочные струи:
   – Спасибо тебе, добрая женщина! Далеко не каждый может оценить изысканную красоту бостон-терьера. Но я не могу остаться, мой долг быть рядом с хозяином.
   После завтрака быстро собрались в дорогу. Макс закинул за плечи старый мешок, упаковал Роки в новый, более комфортабельный, и вышел во двор седлать Малыша. Он ласково погладил мощную шею жеребца, испытывая к нему благодарность за то, что унес от страшного карьера в целости и сохранности:
   – Здравствуй, Черный Дьявол!
   – Зови меня Малыш! - капризно потребовал вороной.
   – Хорошо, Малыш так Малыш, - покладисто согласился Макс, - В конце концов, какая разница? Главное, что ты лучший конь на свете!
   – Я знаю! - гордо объявил жеребец, но все же вид у него при этом был довольный.
   Макс тяжело взгромоздился в седло. Сегодня у него это вышло немного ловчее. Милана и Виктория уже красовались в седлах. Ждали только Гольдштейна. Тот вышел из дома в сопровождении Розы Яковлевны, вытиравшей глаза белым платочком. За плечами у Льва Исааковича был большой дорожный мешок, в руках - тяжелый позвякивающий кошель величиной с небольшую диванную подушку.
   – Все, Роза Яковлевна, хватит плакать! Что вы как девочка! - выговаривал Гольдштейн, - Денег я вам оставил, на месяц хватит. А там или я вернусь, или деньги уже никому не понадобятся.
   Он привязал кошель к луке седла, закинул туда же походный шатер, подаренный Али Махмудом, и бодро вскочил на лошадь.
   – Путешествие продолжается! Шоу маст гоу он! - весело прочирикала Милана, и всадники выехали со двора.
   Через час Торговый город остался позади, и копыта лошадей весело зацокали по широкой дороге, ведущей на запад. Макс уже немного освоился в седле, хотя по-прежнему предпочел бы путешествовать с большим комфортом. Малыш, видимо, начавший привыкать к новому хозяину, вел себя вполне доброжелательно, так что Макс даже успевал оглядываться по сторонам, не рискуя вывалиться под копыта. Роки в заплечном мешке задремал и оглашал округу заливистым храпом.
   На дороге то и дело встречались всадники и пешеходы, в сторону города проезжали кареты и груженые разным товаром телеги. Дорога огибала небольшие деревеньки и хуторки, на обочинах сидели крестьянки, продающие молоко, овощи и свежий хлеб. В середине дня путники остановились пообедать в придорожном трактире. Макс, проголодавшись, с аппетитом уплетал сочное жаркое, и не сразу почувствовал, что Виктория внимательно и изучающе смотрит на него. Он ответил ей вопросительным взглядом. Виктория задумчиво сказала:
   – Ночью не было времени поговорить об этом. Я не понимаю, как у тебя получилось убить Серого.
   – Он был моим ровесником, и опыта у него не было, - ответил Макс.
   – Но ведь и у тебя нет опыта! - воскликнула девушка, - Ты вообще не должен уметь обращаться с мечом. Тебя никто этому не учил! А сын Серого странника обучался боевому искусству с детства.
   – В чем ты меня обвиняешь? - Макс рассердился, - Лучше было позволить ему напасть на тебя со спины?
   Виктория надолго задумалась, потом ответила:
   – Пойми, я не виню тебя ни в чем, наоборот, пытаюсь понять, что с тобой происходит. Может быть, ты в опасности.
   – Наверное, дело в моем даре, - предположил Макс.
   – Нет, дар не имеет к этому никакого отношения, - неожиданно вмешался Гольдштейн, - Здесь что-то другое, но я не могу увидеть, что.
   – Тогда, может, ты посмотришь его меч? - спросила Виктория, - Я могу только сказать, что в нем есть какая-то странная магия.
   По просьбе Гольдштейна, Макс вынул меч из ножен и положил ему на колени. Тот прикоснулся к клинку пальцами и закрыл глаза. Через некоторое время его лицо исказила гримаса боли и страха. Словно находясь в трансе, он заговорил:
   – Проклятие… Проклятие мертвых… Демон… Это оружие великого воина, его душа не успокоилась… Он высосет каждого, кто завладеет мечом…
   Гольдштейн надолго замолчал. Казалось, он провалился в глубокий обморок. Макс, не выдержав ожидания, оттолкнул его пальцы от клинка и забрал меч. Тогда Лев Исаакович пришел в себя и лихорадочно прошептал:
   – Избавься от меча, пока не поздно!
   – Ну вот еще! - возмутился Макс, который привык к оружию и даже по-своему привязался к нему.
   Отказаться от меча, который уже не в первый раз послужил верой и правдой, казалось ему верхом глупости и предательства. К тому же, подкупало то, что меч становился в бою как будто самостоятельным, и, несмотря на неопытность бойца, помогал одерживать победу.