Страница:
Когда мы прибыли сюда, мы нашли Темного Монаха в морге. Очевидно, поняв, что наступает смертный час, он просил его, еще живого, перевести сюда и положить на одр, где обычно лежат покойники. Я побоялся его тревожить, он мог не перенести этого. Я понимал, что вы не приедете, если не поверите, что он жив. Так что самой главной для меня задачей оказалось поддерживать в нем жизнь. Уверяю вас, Дерек, его собственный сын не смог бы обеспечить ему такой хороший уход.
Абдиэль хихикнул, довольный шуткой.
Саган, не обращая на него внимания, встал на колени рядом с гробом, взял отца за руку.
— Отец мой, неужели ты умрешь, не благословив меня? Неужели ты так ненавидишь меня?
Голова повернулась, глаза открылись. Рот зашевелился, губы стали складываться в звуки и слова, которые его голос давным-давно разучился произносить.
— Ненавижу… тебя? Сын мой. Сын мой…
Глаза закрылись от жестокой муки. Рука, лежавшая в руке Сагана, последним усилием сжала ее. По худым щекам скатились скупые слезы, появившиеся из-под восковых век. Губы зашевелились, может, в последнем выдохе. Может, в последнем слове.
— Прости…
Медленно-медленно рука разжалась. Складки одеяла больше не подымались и не опадали. Саган продолжал стоять в почтительном молчании, прижав худую руку отца к груди. Потом, с трудом поднявшись, Командующий поцеловал руку отца, положил на опавшую грудь.
— Sanetus, sanetus, Sanetus Dominus, Deus Sabaoth. Pleni sunt caeli et terra gloria tua , — Свят, свят, свят, Господь Саваоф!
Вся земля полна славы Его! — запел Саган и медленно пошел вдоль изголовья гроба, склонив голову.
Посмотрел украдкой из-под опущеных ресниц на Абдиэля, укутанного в толстую рясу, дрожащего, забившегося в тень и наблюдавшего за ним со зловещим интересом. Микаэль, стоя в дверях, не успеет подбежать и помешать Сагану убить его хозяина. Тощую шейку старика сожмут его железные пальцы, кость хрустнет, он дернется, еще раз хрустнет…
Командующий был возле ловца душ. Их разделяло всего несколько шагов. Саган поднял другую руку отца, лежавшую вдоль тела, положил на грудь. Навечно. Он запел еще громче: «… Полна славы Его! »
Командующий повернулся быстро, внезапно, сделал прыжок к Абдиэлю. Тот был от него на расстоянии руки, Саган готов был схватить его и задушить, вдруг перед Саганом возник блестящий предмет.
Он моментально отреагировал, оценил опасность и остановился. Дернулся назад, потерял равновесие, упал на одно колено, успев лишь нанести удар. Тяжело дыша, он скрючился на каменном полу у ног старика, словно жертва предстоящих пыток, которые он в страшном сне боялся представить, с ужасом глядя на предмет, который ловец душ держал в руке.
— Я знал, что больше ничего не остановит вас, Дерек. — Абдиэль мерзко улыбался. Он крутил в руке какой-то предмет, сиявший в свете свечи золотом и кристаллами. — Конечно, не страх смерти. Что значила бы для вас смерть, если бы речь шла о жизни вашего драгоценного короля? Ибо вы знаете, не правда ли, милорд, что моя главная цель — Дайен. А это… Змеиный зуб… Испугались, Дерек? Не стану допытываться, вижу, испугались. — Абдиэль держал в руках предмет, на вид безобидный, напоминающий искусно сделанное ритуальное оружие, в форме полумесяца, из золота в форме головы и верхней части туловища змеи, с которой содрали кожу. Изо рта змеи торчало лезвие — сверкающий хрусталь.
Называлось это оружие Змеиный зуб. Лезвие было точь-в-точь как ядовитый зуб змеи, прозрачный кристалл был внутри полым, напоминал крошечный сосуд с отточенным, как игла, горлышком. Такое хрупкое оружие было бессильно перед металлическими доспехами воина. Казалось, оно и в кожу человека не способно вонзиться. Но Дерек Саган при виде этого предмета, зажатого в дрожащей руке старика, застыл на месте.
Лезвие не надо было вонзать в жертву. Достаточно нанести небольшую царапину. Яд из зуба-сосуда молниеносно проникал в тело, и тогда — спасения не жди.
— У каждого человека есть ахиллесова пята, Дерек Саган, — пробормотал Абдиэль, выходя из комнаты и держа перед собой натогове Змеиный зуб.
Но предупреждение это было излишне. Саган продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, с поникшими плечами. Абдиэль не сводил глаз с Командующего. Подойдя к дверям, отдавая приказ Микаэлю, он по-прежнему следил за своей жертвой.
— Дай сигнал, — приказал Абдиэль.
Микаэль кивнул, открыл дверь. В коридоре стояла толпа зомби. Они были одеты, как монахи, в коричневые рясы, в руках у каждого была плеть. Они по одному зашли в морг и выстроились вдоль стен.
— Избейте его, переломайте ему кости, искалечьте, но оставьте в живых. Он располагает информацией, которая мне нужна.
Микаэль посмотрел на согбенную фигуру Командующего.
— Вы победили его, хозяин! Величайшая победа!
— Полагаешь, друг мой? Нет. Саган просто в шоке. Скоро он придет в себя, призовет на помощь свои мозги, начнет искать выход, как победить меня. Смотри, Микаэль, смотри, вот он уже начал приходить в себя.
Смотри — он поднимает голову, в глазах снова появился блеск. Если бы я сейчас подошел к нему даже под угрозой этой штуковины, — Абдиэль махнул Змеиным зубом, — он начал бы мне оказывать сопротивление, во всяком случае, мысленно. Просто он обмяк от боли и страдания, от того, что попал в ловушку.
Микаэль подал знак рукой. Зомби начали двигаться вперёд, держа наготове плети. Это были маленькие плети, каждая сплетена из тринадцати полосок кожи, вымоченных в рассоле. От ее ударов на коже оставался глубокий след, соль, проникавшая в рану, жгла и разъедала плоть. На конце каждой из тринадцати полосок был прикреплен наточенный кусок металла, он, словно коготь, рвал кожу, царапал ее и резал.
Увидев, что они приближаются, Саган встал и сжал кулаки — свое единственное оружие.
— Я буду у себя в келье, там тепло, — сказал Абдиэль. — Доложите, когда все кончится.
Микаэль молча кивнул.
— А где этот священник? — спросил Абдиэль, словно спохватившись.
— Он исчез, хозяин. Я отправил людей на его поиски. Его убить или привести к вам?
— Ни то ни другое. Следите за ним в оба глаза. Смотрите, не спугните. Он сам придет сюда в поисках своего господина. Иначе он не будет достоин своего имени — «Преданный».
Абдиэль ушел. Дверь в морг захлопнулась за ним.
Ключ повернулся в дверях.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Брат Фидель смотрел вслед лорду Сагану и монаху, пока тень не поглотила их.
Сначала брат решил пойти за ними, выяснить, куда они идут. И он торопливо пошел следом, пока не нагнал их и не увидел высокую фигуру Сагана, возвышающуюся над низеньким монахом. Фидель замедлил шаг, оставаясь в тени, он ступал неслышно, словно мягкий ветерок, бежавший по каменным плитам. Повернул за угол. Из проема дверей внезапно появились три фигуры монахов. Они окружили его.
— Простите, братья, — сказал он, пытаясь выбраться из болтающихся длинных рукавов и развевающихся фалд их ряс.
Братья пробормотали в свою очередь извинения, отступили вроде бы в сторону, чтобы дать ему пройти, но, когда он повернул налево, они тоже повернули налево. А когда Фидель повернул направо — сделали то же самое.
Он попытался вырваться от них, чуть было не подрался с одним монахом, нечаянно толкнул его, сорвал с него капюшон. Пламя свечи, которую он держал в руках, осветило лицо монаха. Фидель посмотрел в это лицо и ужаснулся.
Глаза монаха были пустыми, ничего не выражающими глазами мертвеца.
Услышав учащенное дыхание изумленного Фиделя, монах быстро натянул капюшон. Фидель попытался еще раз заглянуть ему в глаза, но тот убыстрил шаг.
«Неужели у него такие глаза? Или это из-за освещения? У живого человека не бывает таких глаз!»
Фидель не мог найти утешительного ответа, но еще больше огорчился, когда обнаружил, что потерял из виду Сагана и странного брата Микаэля.
Фидель тщетно пытался нагнать их. Потом, вспомнив об идее пойти в храм, решил, что лучше именно туда и пойти. Если за ним следят, то все подозрения улетучатся, как только он появится в храме. К тому же юному священнику сейчас, как никогда, хотелось убедиться в том, что Всевышний не оставил его.
И он пошел быстрым шагом по монастырским проходам, зорко высматривая своего повелителя и странного монаха. Но никого не увидел, ни одного монаха. Это удивило его: в такое время дня это было подозрительным. Его повелитель приказал ему разузнать, что тут и как, он не знал, с чего же ему начать свои поиски. Подумал было пойти к аббату, изложить ему свои сомнения и вопросы, но решил отправиться к нему после того, как облегчит душу молитвой. Наконец юный священник оказался у дверей храма, возрадовался и вошел в него.
Главный неф был построен в классическом стиле, как строили раньше, на старой Земле, он был пуст, после всенощной все разошлись. Фидель перекрестился, прошел между деревянными скамьями, опустился на колени и стал молиться. Вокруг стояла тишина, сладко пахло ладаном и свечами. Но слова молитвы застыли на губах Фиделя.
Ему было не по себе, он дрожал, непонятный страх объял его. Храм больше не был его родным домом, святость исчезла, мир и покой были кем-то нарушены. Он поднял голову, огляделся, чтобы найти источник опасности, подтверждение его страхам, но все тут было, как обычно. И тем не менее, точно дитя, интуитивно чувствующее еще за порогом дома, что родители сердятся, Фидель ощущал повсюду в храме гнев Господень.
Он услышал шум, оглянулся. Трое монахов, может те, что перегородили ему проход, вошли в храм. Внезапно Фидель понял, что не хочет, чтобы монах с мертвыми глазами заметил его. Он задул свечу, которую держал в руке, поставил ее на пол.
«Что мне делать?» — подумал он.
Он увидел краем глаза, как вспыхнуло пламя. Это разгорелась одна из свечей, стоящих у алтаря, перед тем как окончательно погаснуть, оплыть горячим воском. Но Фидель нашел решение. Он оглянулся, чтобы понять, следят за ним монахи или нет.
В храме было сумеречно, так что даже если они и заметили его, то смогли только увидеть неясные очертания силуэта. Не исключено, что они пришли сюда, ведомые самыми чистыми помыслами, но Фидель испытывал тревогу. Надо спешить. Он следил за ними: они отодвинули занавеску исповедальни, заглянули внутрь.
Фидель поднялся, неслышно проскользнул по главному пределу, повернул налево и подошел к трансепту. Он заметил боковым зрением, что монахи увидели его. Они перестали обыскивать исповедальни, ринулись в его сторону.
Юный священник поспешил в глубину трансепта, подошел в большому в орнаменте мраморному барельефу, изображающему сцену Судного Дня. Барельеф полностью закрывал тут стену — от пола до потолка. Проходя меж рядов подсвечников, стоящих возле этого барельефа, Фидель взял одну свечу. Он протянул руку со свечой к стене, увидел то, что искал, и дотронулся указательным и средним пальцами до Глазниц демона с высунутым языком, изготовившегося утащить грешника в мраморный ад.
Дверь, искусно замаскированная согбенными фигурами проклятых, неслышно приоткрылась — петли были надежно смазаны маслом. Фидель ринулся в темноту, нажал на дверь всем телом, быстро закрыл ее и встал за ней, затаив дыхание и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Он слышал, как скребутся с другой стороны двери монахи, стараясь найти потайной ход. Он представил себе, как они злятся. Им показалось — как казалось всем, кто ежегодно смотрел здесь миракль, что Фидель прошел сквозь стену. Во время представления монах, который играл Дьявола, появлялся из-за этой потайной двери, а братья, изображавшие Добродетели, своими молитвами потом изгоняли его.
— Кто ты? Откуда путь держишь? Ты принял меня безропотно, но я упустил тебя. А теперь ты возвращаешься, бросая мне вызов, но я одолею тебя и подчиню тебя себе! — кричал дьявол, преследуя свою жертву.
Фидель представил себе, как те, кто стоял по ту сторону стены, бормотали те же проклятия. Приступ безумного смеха навалился на него. В ужасе, что сейчас у него начнется истерика, Фидель с трудом поборол его. Он был по-прежнему в опасности. Монахи могли случайно нажать на рычаг и открыть потайную дверь. Тот факт, что они не знали о секрете глазниц Дьявола, о котором все в аббатстве знали, подтвердил худшие подозрения Фиделя. Эти люди — вовсе не монахи.
Держа перед собой свечу, священник спустился по спиральной лестнице, выдолбленной в стене. Ступеней было немного, очень скоро он очутился в комнатушке под нефом, в которой переодевались участники миракля и ждали своего выхода. Но рядом с комнатушкой был проход, в нем — другая дверь и еще ступени, которые приведут его с подземелье, вырытое под стенами аббатства.
Фидель бежал, не давая себе отчета, куда он бежит, единственным его желанием было спастись от монахов, вселявших в него ужас. Он спускался все ниже и ниже. Ступеньки закончились. Ступив на гладкий, сухой, каменный пол, он поднял свечу. Мягкое пламя отсвечивало от серо-белого мрамора. На него смотрели глаза каменных ангелов, словно предлагая ему проникнуться умиротворением тех, чей покой они охраняли. Он попал в усыпальницу.
Боль в боку мешала дышать. Фидель был здесь в безопасности. Он поставил свечу на саркофаг, присел на нижнюю ступеньку и внезапно услышал какой-то шум.
Усыпальница находилась в длинном, узком склепе, выдолбленном в скале. В центре возвышались мраморные гробы усопших аббатов и приоров, их лики были высечены на крышках гробов. Дальше тянулись ряды простых Деревянных гробов монахов и священников. Шум доносился из глубины склепа.
Фидель, затаив дыхание, стал прислушиваться, стараясь не обращать внимания на громкий стук сердца.
Он ничего не услышал, никого не увидел.
«Это крысы», — подумал он, поднял свечу и пошел вперед, вглядываясь в темноту.
Потом он даже объяснить не мог, что именно влекло его вперед, разве что мысль: там кто-то притаился, может, человек, может, зверь. Вряд ли там напугавший его монах.
Фидель тем не менее не думал, что найдет кого-нибудь, и, когда пламя осветило бледное лицо, смотрящие на него из темноты глаза, юноша чуть не выронил свечу. Он попятился, потом наклонился вперед, зорко всматриваясь в незнакомца. С огромным облегчением он обнаружил, что темные, подернутые поволокой глаза незнакомца были полны ужаса, в них била ключом жизнь. Фиделю показалось, что он узнал их.
— Брат Мигель? — Фидель ближе поднес свечу. — Это ты? Не верится, что мне удалось наконец встретить знакомого!
Страх постепенно погас в глазах монаха, на смену ему пришли удивление и недоверие.
— Фидель? — прошептал он. — Неужели это ты? А не один из… них? Да, это ты ! Это ты ! Слава Богу!
Монах выполз из своего убежища, схватил Фиделя за руку, приник к ней с рыданиями. Священник поставил на землю свечу, обнял монаха за плечи, привлек к себе, сам чуть не плача от радости и облегчения.
— Объясни мне, брат, — попросил Фидель, когда Мигель немного пришел в себя и смог заговорить. — Что происходит? Здесь произошло какое-то несчастье?
— Скажи, нам не грозит опасность? Ты здесь. Значит ли это, что они покинули монастырь? — Мигель дрожал, но не столько от холода, сколько от страха.
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду и о чем говоришь. Если ты имеешь в виду монахов с очень странными глазами…
— Глазами мертвецов? — прошептал брат Мигель.
Фидель утвердительно кивнул.
— Они по-прежнему здесь.
Надежда угасла в лице Мигеля. Он снова опустился на пол, прислонясь к гробу.
— По крайней мере я умру на священной земле, — сказал он и бросил почти любящий взгляд на ряды гробов, стоящих в темноте. — Я умру в мире и покое, не то что другие… — Он закрыл лицо руками и начал всхлипывать, точно испуганный ребенок.
Фидель смотрел на несчастного, его раздирали жалость к нему и яростное желание понять, что же происходит, и предупредить, если удастся, милорда.
— Мигель, — сказал Фидель как можно более сурово, — я не один. Со мной еще человек, не исключено, что ему грозит смертельная опасность. Помни, что все в руках Божьих, брат. Ты разуверился в Боге? Это большой грех.
— Разуверился в Боге! — Мигель поднял измученное, залитое слезами лицо. — Нет! Мою веру убили, изуродовали, уничтожили! Их всех…
— Что? — Фидель опустился возле монаха на колени, взял его за плечи, заставил его смотреть на него. — Что ты говоришь, брат? Всех?… Их не… — Он не мог произнести это слово.
— Убили? Да, всех. Он пришел за мной. С кровавым ножом, пальцы — в крови, с руками, красными до… локтей.
— Кто пришел за тобой? — Фидель поднялся. Как зовут человека, о котором говорил ему Саган? Он не мог вспомнить. У него имя, как у одного из ангелов Божьих…
— Приор Густав! — с трудом вымолвил Мигель, ибо от одного звука произносимого им имени его охватывала дрожь.
Ошеломленный Фидель снова сел, украдкой глядя на монаха. Он безумен. Лунатик, несет какой-то бред.
— Брат, — сказал Фидель. — Ты ошибаешься. Приор Густав — самый безобидный человек, каких только знал свет. — Он протянул руку и поправил всклокоченные темные волосы Мигеля, убрав их с его возбужденного лица. — Ты сам не ведаешь, что говоришь…
— Ты считаешь меня безумцем. Безумие. Именно оно заставило их стать такими. Безумие. Безумие, которое охватило их, — от Змеиного зуба.
«Оставаться здесь или уходить? — думал Фидель; тревога за его повелителя и его жизнь становилась все сильнее и сильнее. — А может, надо вернуться и рассказать ему обо всем, что я обнаружил? Но как я брошу своего брата в этом каменном подземелье, в таком состоянии?»
— Абдиэль, — сказал Мигель.
— Что? — Фидель подскочил. — Что ты сказал?
— Он зовет себя Абдиэлем. Он прилетел сюда однажды ночью, старый, согбенный, немощный человек. О Господи! — застонал Мигель. — Он притворился, что он — член нашего Ордена. Сказал, что ему посчастливилось уцелеть в Революцию, что его подвергли гонениям и изгнали из отчего края. Он прилетел издалека, ибо повсюду искал своих братьев, потому что твердо знал — мы тоже уцелели. И вот он нашел нас. Он хотел одного — дожить свои последние дни среди нас. Мы взяли его к себе. Да помилуй нас Бог! Мы взяли его к себе.
Нет, это не бред сумасшедшего. Фидель пристально смотрел на Мигеля. Он был изможденным, измученным от холода и голода, испуганным до полусмерти. Но он не был сумасшедшим.
— Рассказывай, брат, я слушаю тебя. — Фидель положил руку на дрожащую руку монаха.
— Сейчас я работаю в лазарете, брат. В ту ночь приор пришел в аптеку, где я готовил травяную настойку для одного из наших больных. На руке у него была царапина, и он попросил бинт, чтобы остановить кровь. Царапина была неглубокой, не нарывала. Ему не было больно. Он даже посмеялся по поводу своей «раны». Сказал, что Абдиэль показал ему очень странное на вид оружие, которое он нашел во время своих скитаний. Змеиный зуб, так оно называется. Абдиэль нечаянно поцарапал приора, ведь у него рука парализована. — Мигель замолчал, облизнул губы. Голос его стал сиплым. — Воды.
Фидель оглянулся.
Монах улыбнулся и кивнул в сторону дальнего, скрытого во мраке угла.
— Вон там струйка воды течет, благодаря ей я и держусь.
Вогнутый кусок мрамора — часть крыла ангела — послужил сосудом. Фидель набрал воды из тонкой струйки, бежавшей по каменной стене, вернулся, протянул сосуд Мигелю. Брат выпил и продолжил рассказ.
— В ту ночь приор Густав вернулся в лазарет и… убил брата, который дежурил там. Потом он принялся за больных. Он зарезал ножом тех, кто спал. Но тут один из больных проснулся, увидел, что происходит, и начал кричать. Я спал на кушетке в аптеке. Я должен был взбалтывать через короткие промежутки времени настойки, которые готовил. Вопль ужаса разбудил меня. Я побежал на крик, узнать, что случилось. То было… как кошмарный сон. С тех пор я не сплю, боюсь, что сон повторится.
Фидель обнял брата, стараясь унять его дрожь.
— А что потом произошло? — спросил священник. — Прости мне мою настойчивость, но теперь я понимаю, что лорд Саган в опасности и я должен предупредить его…
— В опасности? Саган? — Мигель посмотрел на Фиделя. — Да это ловушка. Вот что это. Ловушка.
— Ловушка для моего повелителя? — Фидель посмотрел на юношу. — Говори, брат. И поживей!
— Нам удалось… схватить приора Густава. Лицо его… не поддавалось описанию, оно было страшнее, чем преступления, совершенные им. Он понимал, какие чудовищные преступления он совершил. Представляешь? Он умолял нас убить его, чтобы наступил конец его мукам. А потом начал проклинать нас, выкрикивал грязные слова, ругательства, пытался вырваться, освободиться от веревок, которыми мы его связали…
— Брат, прошу тебя! — взмолился Фидель. — Скажи, какое все это имеет отношение к моему повелителю?
— Абдиэль сказал нам в ту ужасную ночь, что он член Ордена Черной Молнии. Показал нам оружие — Змеиный зуб. Небольшой хрустальный полумесяц, в котором спрятан яд, чудовищный яд, не убивающий человека, но отбирающий у него разум, толкающий жертву на самые низкие, ужасные преступления — на убийства, истязания, четвертования, каннибализм… И что самое страшное — разум жертвы иногда просветляется. Человек начинает понимать, какие зверства он совершил, но бессилен что-либо сделать с собой.
Абдиэль привел к нам нашего аббата, показал нам Змеиный зуб и сказал, что, если мы не станем беспрекословно подчиняться ему, наш аббат обречен вслед за приором Густавом на вечный ад на этой планете. Что мы могли сделать, Фидель?
— Молиться Господу Богу.
— Мы молились, — сказал с горечью Мигель. — Сам видишь, услышаны наши молитвы или нет. Почему Он не услышал их, брат? — Монах схватил Фиделя за руку. — Почему Он погубил нас, ведь мы Его верные слуги?!
— Не знаю. Знаю только, что мы должны быть тверды в нашей вере. Ты исполнял приказы этого Абдиэля?
— Вслед за ним в аббатстве появились его ученики, которых он звал мертвыми разумом. Мы дали им свои одежды, обучили нашему распорядку дня и всему прочему. Да простит нам Господь, мы научили их нашим молитвам. Мы не переставали надеяться, что Господь простит нас. И вот однажды наступил вечер, время ужина… — Мигель сглотнул слюну. Пот проступил у него на лице. — Я не ел с другими. Я держал пост… молился за души тех, кто погиб от руки насильника. А остальных, всех остальных…
— Отравили, — догадался Фидель.
— Они умерли через несколько часов, — сказал монах, охваченный горем и отчаянием. — Я пытался спасти их, но ничто не помогало. А потом эти мертвые разумом пришли за мной. Их глаза… — Он задрожал. — Не помню, как я очутился здесь. С тех пор я здесь прячусь, боюсь, что они найдут меня. Когда я увидел тебя, я был уверен, что это они за мной пришли. Я… я был почти рад. Один человек во мне заставляет меня прятаться, другой гонит к ним…
— Мне надо идти. — Фидель поднялся. — Может, я уже опоздал, но я должен попытаться спасти моего повелителя.
— Не смей уходить, — воскликнул Мигель, повиснув на Фиделе, пытаясь усадить его. — Ты погибнешь вместе с ним.
— Если это единственный выход, пусть будет так. Не отступай от Господа, брат. Он не покинул нас, просто мы не понимаем Его помыслов. Он неспроста пощадил тебя, не сомневайся в этом. Возвращайся в свое укрытие и молись, молись за моего повелителя, молись за меня.
— Я буду молиться, — сказал брат Мигель, и его голос зазвучал увереннее. Он протянул вперед руку. — Domini-cus tecum. Господь с тобой.
Фидель взял его руку.
— Et cum spiritu tuo.Да не оставит тебя Святой Дух.
Подняв свечу, брат Фидель подождал, пока Мигель снова спрячется в своем убежище, во мраке, под защитой усопших братьев. Фидель поторопился прочь из усыпальницы с холодными, молчаливыми мраморными статуями. Но поставив ногу на первую же ступень, глядя в темноту, нависшую над ним, Фидель вспомнил монаха с пустыми глазами, об ужасах, о которых он только что услышал, о Змеином зубе. И мужество покинуло его. Он не мог заставить себя сделать второй шаг.
«Господь оставил жизнь Мигелю неспроста. Да, наверно для того, чтобы предупредить меня. Я должен спасти жизнь моему повелителю! А я стою здесь и боюсь темноты. Господь не оставит меня. Да будет на то его воля».
Быстрым, твердым шагом брат Фидель начал подниматься по лестнице.
Он остановился в темноте на пороге, выглянул, чтобы, как говорят солдаты, «оценить обстановку». Внутри никого не было. Кухней явно уже давно не пользовались. Наверно, зомби не надо есть. А может, они привезли еду с собой.
Фидель надвинул капюшон низко на лоб, просунул руки в рукава рясы — крест-накрест — и вошел в кухню. Он быстро пересек ее, тут не прибирались с того самого, последнего, фатального ужина. Чаши и кастрюли валялись на полу, рядом — мешок с просыпавшейся мукой. Он представил себе, как стряпали здесь монахи, пока яд не начал оказывать свое смертоносное действие. С его появлением на кухне крысы бросились в разные стороны. «А где же тела мертвых?» — подумал он. Стараясь не смотреть вокруг, не думать обо всем этом, он торопливо пересек помещение.
Он приостановился у выхода, выглянул в коридор, приготовившись увидеть монахов, которые были вовсе не монахами, а мертвыми разумом, как называл их Мигель.
Коридор был пуст.
Абдиэль хихикнул, довольный шуткой.
Саган, не обращая на него внимания, встал на колени рядом с гробом, взял отца за руку.
— Отец мой, неужели ты умрешь, не благословив меня? Неужели ты так ненавидишь меня?
Голова повернулась, глаза открылись. Рот зашевелился, губы стали складываться в звуки и слова, которые его голос давным-давно разучился произносить.
— Ненавижу… тебя? Сын мой. Сын мой…
Глаза закрылись от жестокой муки. Рука, лежавшая в руке Сагана, последним усилием сжала ее. По худым щекам скатились скупые слезы, появившиеся из-под восковых век. Губы зашевелились, может, в последнем выдохе. Может, в последнем слове.
— Прости…
Медленно-медленно рука разжалась. Складки одеяла больше не подымались и не опадали. Саган продолжал стоять в почтительном молчании, прижав худую руку отца к груди. Потом, с трудом поднявшись, Командующий поцеловал руку отца, положил на опавшую грудь.
— Sanetus, sanetus, Sanetus Dominus, Deus Sabaoth. Pleni sunt caeli et terra gloria tua , — Свят, свят, свят, Господь Саваоф!
Вся земля полна славы Его! — запел Саган и медленно пошел вдоль изголовья гроба, склонив голову.
Посмотрел украдкой из-под опущеных ресниц на Абдиэля, укутанного в толстую рясу, дрожащего, забившегося в тень и наблюдавшего за ним со зловещим интересом. Микаэль, стоя в дверях, не успеет подбежать и помешать Сагану убить его хозяина. Тощую шейку старика сожмут его железные пальцы, кость хрустнет, он дернется, еще раз хрустнет…
Командующий был возле ловца душ. Их разделяло всего несколько шагов. Саган поднял другую руку отца, лежавшую вдоль тела, положил на грудь. Навечно. Он запел еще громче: «… Полна славы Его! »
Командующий повернулся быстро, внезапно, сделал прыжок к Абдиэлю. Тот был от него на расстоянии руки, Саган готов был схватить его и задушить, вдруг перед Саганом возник блестящий предмет.
Он моментально отреагировал, оценил опасность и остановился. Дернулся назад, потерял равновесие, упал на одно колено, успев лишь нанести удар. Тяжело дыша, он скрючился на каменном полу у ног старика, словно жертва предстоящих пыток, которые он в страшном сне боялся представить, с ужасом глядя на предмет, который ловец душ держал в руке.
— Я знал, что больше ничего не остановит вас, Дерек. — Абдиэль мерзко улыбался. Он крутил в руке какой-то предмет, сиявший в свете свечи золотом и кристаллами. — Конечно, не страх смерти. Что значила бы для вас смерть, если бы речь шла о жизни вашего драгоценного короля? Ибо вы знаете, не правда ли, милорд, что моя главная цель — Дайен. А это… Змеиный зуб… Испугались, Дерек? Не стану допытываться, вижу, испугались. — Абдиэль держал в руках предмет, на вид безобидный, напоминающий искусно сделанное ритуальное оружие, в форме полумесяца, из золота в форме головы и верхней части туловища змеи, с которой содрали кожу. Изо рта змеи торчало лезвие — сверкающий хрусталь.
Называлось это оружие Змеиный зуб. Лезвие было точь-в-точь как ядовитый зуб змеи, прозрачный кристалл был внутри полым, напоминал крошечный сосуд с отточенным, как игла, горлышком. Такое хрупкое оружие было бессильно перед металлическими доспехами воина. Казалось, оно и в кожу человека не способно вонзиться. Но Дерек Саган при виде этого предмета, зажатого в дрожащей руке старика, застыл на месте.
Лезвие не надо было вонзать в жертву. Достаточно нанести небольшую царапину. Яд из зуба-сосуда молниеносно проникал в тело, и тогда — спасения не жди.
— У каждого человека есть ахиллесова пята, Дерек Саган, — пробормотал Абдиэль, выходя из комнаты и держа перед собой натогове Змеиный зуб.
Но предупреждение это было излишне. Саган продолжал стоять на коленях, с опущенной головой, с поникшими плечами. Абдиэль не сводил глаз с Командующего. Подойдя к дверям, отдавая приказ Микаэлю, он по-прежнему следил за своей жертвой.
— Дай сигнал, — приказал Абдиэль.
Микаэль кивнул, открыл дверь. В коридоре стояла толпа зомби. Они были одеты, как монахи, в коричневые рясы, в руках у каждого была плеть. Они по одному зашли в морг и выстроились вдоль стен.
— Избейте его, переломайте ему кости, искалечьте, но оставьте в живых. Он располагает информацией, которая мне нужна.
Микаэль посмотрел на согбенную фигуру Командующего.
— Вы победили его, хозяин! Величайшая победа!
— Полагаешь, друг мой? Нет. Саган просто в шоке. Скоро он придет в себя, призовет на помощь свои мозги, начнет искать выход, как победить меня. Смотри, Микаэль, смотри, вот он уже начал приходить в себя.
Смотри — он поднимает голову, в глазах снова появился блеск. Если бы я сейчас подошел к нему даже под угрозой этой штуковины, — Абдиэль махнул Змеиным зубом, — он начал бы мне оказывать сопротивление, во всяком случае, мысленно. Просто он обмяк от боли и страдания, от того, что попал в ловушку.
Микаэль подал знак рукой. Зомби начали двигаться вперёд, держа наготове плети. Это были маленькие плети, каждая сплетена из тринадцати полосок кожи, вымоченных в рассоле. От ее ударов на коже оставался глубокий след, соль, проникавшая в рану, жгла и разъедала плоть. На конце каждой из тринадцати полосок был прикреплен наточенный кусок металла, он, словно коготь, рвал кожу, царапал ее и резал.
Увидев, что они приближаются, Саган встал и сжал кулаки — свое единственное оружие.
— Я буду у себя в келье, там тепло, — сказал Абдиэль. — Доложите, когда все кончится.
Микаэль молча кивнул.
— А где этот священник? — спросил Абдиэль, словно спохватившись.
— Он исчез, хозяин. Я отправил людей на его поиски. Его убить или привести к вам?
— Ни то ни другое. Следите за ним в оба глаза. Смотрите, не спугните. Он сам придет сюда в поисках своего господина. Иначе он не будет достоин своего имени — «Преданный».
Абдиэль ушел. Дверь в морг захлопнулась за ним.
Ключ повернулся в дверях.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Объяли меня болезни смертные и муки адские постигли меня…
Псалтырь, 116:3
Брат Фидель смотрел вслед лорду Сагану и монаху, пока тень не поглотила их.
Сначала брат решил пойти за ними, выяснить, куда они идут. И он торопливо пошел следом, пока не нагнал их и не увидел высокую фигуру Сагана, возвышающуюся над низеньким монахом. Фидель замедлил шаг, оставаясь в тени, он ступал неслышно, словно мягкий ветерок, бежавший по каменным плитам. Повернул за угол. Из проема дверей внезапно появились три фигуры монахов. Они окружили его.
— Простите, братья, — сказал он, пытаясь выбраться из болтающихся длинных рукавов и развевающихся фалд их ряс.
Братья пробормотали в свою очередь извинения, отступили вроде бы в сторону, чтобы дать ему пройти, но, когда он повернул налево, они тоже повернули налево. А когда Фидель повернул направо — сделали то же самое.
Он попытался вырваться от них, чуть было не подрался с одним монахом, нечаянно толкнул его, сорвал с него капюшон. Пламя свечи, которую он держал в руках, осветило лицо монаха. Фидель посмотрел в это лицо и ужаснулся.
Глаза монаха были пустыми, ничего не выражающими глазами мертвеца.
Услышав учащенное дыхание изумленного Фиделя, монах быстро натянул капюшон. Фидель попытался еще раз заглянуть ему в глаза, но тот убыстрил шаг.
«Неужели у него такие глаза? Или это из-за освещения? У живого человека не бывает таких глаз!»
Фидель не мог найти утешительного ответа, но еще больше огорчился, когда обнаружил, что потерял из виду Сагана и странного брата Микаэля.
Фидель тщетно пытался нагнать их. Потом, вспомнив об идее пойти в храм, решил, что лучше именно туда и пойти. Если за ним следят, то все подозрения улетучатся, как только он появится в храме. К тому же юному священнику сейчас, как никогда, хотелось убедиться в том, что Всевышний не оставил его.
И он пошел быстрым шагом по монастырским проходам, зорко высматривая своего повелителя и странного монаха. Но никого не увидел, ни одного монаха. Это удивило его: в такое время дня это было подозрительным. Его повелитель приказал ему разузнать, что тут и как, он не знал, с чего же ему начать свои поиски. Подумал было пойти к аббату, изложить ему свои сомнения и вопросы, но решил отправиться к нему после того, как облегчит душу молитвой. Наконец юный священник оказался у дверей храма, возрадовался и вошел в него.
Главный неф был построен в классическом стиле, как строили раньше, на старой Земле, он был пуст, после всенощной все разошлись. Фидель перекрестился, прошел между деревянными скамьями, опустился на колени и стал молиться. Вокруг стояла тишина, сладко пахло ладаном и свечами. Но слова молитвы застыли на губах Фиделя.
Ему было не по себе, он дрожал, непонятный страх объял его. Храм больше не был его родным домом, святость исчезла, мир и покой были кем-то нарушены. Он поднял голову, огляделся, чтобы найти источник опасности, подтверждение его страхам, но все тут было, как обычно. И тем не менее, точно дитя, интуитивно чувствующее еще за порогом дома, что родители сердятся, Фидель ощущал повсюду в храме гнев Господень.
Он услышал шум, оглянулся. Трое монахов, может те, что перегородили ему проход, вошли в храм. Внезапно Фидель понял, что не хочет, чтобы монах с мертвыми глазами заметил его. Он задул свечу, которую держал в руке, поставил ее на пол.
«Что мне делать?» — подумал он.
Он увидел краем глаза, как вспыхнуло пламя. Это разгорелась одна из свечей, стоящих у алтаря, перед тем как окончательно погаснуть, оплыть горячим воском. Но Фидель нашел решение. Он оглянулся, чтобы понять, следят за ним монахи или нет.
В храме было сумеречно, так что даже если они и заметили его, то смогли только увидеть неясные очертания силуэта. Не исключено, что они пришли сюда, ведомые самыми чистыми помыслами, но Фидель испытывал тревогу. Надо спешить. Он следил за ними: они отодвинули занавеску исповедальни, заглянули внутрь.
Фидель поднялся, неслышно проскользнул по главному пределу, повернул налево и подошел к трансепту. Он заметил боковым зрением, что монахи увидели его. Они перестали обыскивать исповедальни, ринулись в его сторону.
Юный священник поспешил в глубину трансепта, подошел в большому в орнаменте мраморному барельефу, изображающему сцену Судного Дня. Барельеф полностью закрывал тут стену — от пола до потолка. Проходя меж рядов подсвечников, стоящих возле этого барельефа, Фидель взял одну свечу. Он протянул руку со свечой к стене, увидел то, что искал, и дотронулся указательным и средним пальцами до Глазниц демона с высунутым языком, изготовившегося утащить грешника в мраморный ад.
Дверь, искусно замаскированная согбенными фигурами проклятых, неслышно приоткрылась — петли были надежно смазаны маслом. Фидель ринулся в темноту, нажал на дверь всем телом, быстро закрыл ее и встал за ней, затаив дыхание и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
Он слышал, как скребутся с другой стороны двери монахи, стараясь найти потайной ход. Он представил себе, как они злятся. Им показалось — как казалось всем, кто ежегодно смотрел здесь миракль, что Фидель прошел сквозь стену. Во время представления монах, который играл Дьявола, появлялся из-за этой потайной двери, а братья, изображавшие Добродетели, своими молитвами потом изгоняли его.
— Кто ты? Откуда путь держишь? Ты принял меня безропотно, но я упустил тебя. А теперь ты возвращаешься, бросая мне вызов, но я одолею тебя и подчиню тебя себе! — кричал дьявол, преследуя свою жертву.
Фидель представил себе, как те, кто стоял по ту сторону стены, бормотали те же проклятия. Приступ безумного смеха навалился на него. В ужасе, что сейчас у него начнется истерика, Фидель с трудом поборол его. Он был по-прежнему в опасности. Монахи могли случайно нажать на рычаг и открыть потайную дверь. Тот факт, что они не знали о секрете глазниц Дьявола, о котором все в аббатстве знали, подтвердил худшие подозрения Фиделя. Эти люди — вовсе не монахи.
Держа перед собой свечу, священник спустился по спиральной лестнице, выдолбленной в стене. Ступеней было немного, очень скоро он очутился в комнатушке под нефом, в которой переодевались участники миракля и ждали своего выхода. Но рядом с комнатушкой был проход, в нем — другая дверь и еще ступени, которые приведут его с подземелье, вырытое под стенами аббатства.
Фидель бежал, не давая себе отчета, куда он бежит, единственным его желанием было спастись от монахов, вселявших в него ужас. Он спускался все ниже и ниже. Ступеньки закончились. Ступив на гладкий, сухой, каменный пол, он поднял свечу. Мягкое пламя отсвечивало от серо-белого мрамора. На него смотрели глаза каменных ангелов, словно предлагая ему проникнуться умиротворением тех, чей покой они охраняли. Он попал в усыпальницу.
Боль в боку мешала дышать. Фидель был здесь в безопасности. Он поставил свечу на саркофаг, присел на нижнюю ступеньку и внезапно услышал какой-то шум.
Усыпальница находилась в длинном, узком склепе, выдолбленном в скале. В центре возвышались мраморные гробы усопших аббатов и приоров, их лики были высечены на крышках гробов. Дальше тянулись ряды простых Деревянных гробов монахов и священников. Шум доносился из глубины склепа.
Фидель, затаив дыхание, стал прислушиваться, стараясь не обращать внимания на громкий стук сердца.
Он ничего не услышал, никого не увидел.
«Это крысы», — подумал он, поднял свечу и пошел вперед, вглядываясь в темноту.
Потом он даже объяснить не мог, что именно влекло его вперед, разве что мысль: там кто-то притаился, может, человек, может, зверь. Вряд ли там напугавший его монах.
Фидель тем не менее не думал, что найдет кого-нибудь, и, когда пламя осветило бледное лицо, смотрящие на него из темноты глаза, юноша чуть не выронил свечу. Он попятился, потом наклонился вперед, зорко всматриваясь в незнакомца. С огромным облегчением он обнаружил, что темные, подернутые поволокой глаза незнакомца были полны ужаса, в них била ключом жизнь. Фиделю показалось, что он узнал их.
— Брат Мигель? — Фидель ближе поднес свечу. — Это ты? Не верится, что мне удалось наконец встретить знакомого!
Страх постепенно погас в глазах монаха, на смену ему пришли удивление и недоверие.
— Фидель? — прошептал он. — Неужели это ты? А не один из… них? Да, это ты ! Это ты ! Слава Богу!
Монах выполз из своего убежища, схватил Фиделя за руку, приник к ней с рыданиями. Священник поставил на землю свечу, обнял монаха за плечи, привлек к себе, сам чуть не плача от радости и облегчения.
— Объясни мне, брат, — попросил Фидель, когда Мигель немного пришел в себя и смог заговорить. — Что происходит? Здесь произошло какое-то несчастье?
— Скажи, нам не грозит опасность? Ты здесь. Значит ли это, что они покинули монастырь? — Мигель дрожал, но не столько от холода, сколько от страха.
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду и о чем говоришь. Если ты имеешь в виду монахов с очень странными глазами…
— Глазами мертвецов? — прошептал брат Мигель.
Фидель утвердительно кивнул.
— Они по-прежнему здесь.
Надежда угасла в лице Мигеля. Он снова опустился на пол, прислонясь к гробу.
— По крайней мере я умру на священной земле, — сказал он и бросил почти любящий взгляд на ряды гробов, стоящих в темноте. — Я умру в мире и покое, не то что другие… — Он закрыл лицо руками и начал всхлипывать, точно испуганный ребенок.
Фидель смотрел на несчастного, его раздирали жалость к нему и яростное желание понять, что же происходит, и предупредить, если удастся, милорда.
— Мигель, — сказал Фидель как можно более сурово, — я не один. Со мной еще человек, не исключено, что ему грозит смертельная опасность. Помни, что все в руках Божьих, брат. Ты разуверился в Боге? Это большой грех.
— Разуверился в Боге! — Мигель поднял измученное, залитое слезами лицо. — Нет! Мою веру убили, изуродовали, уничтожили! Их всех…
— Что? — Фидель опустился возле монаха на колени, взял его за плечи, заставил его смотреть на него. — Что ты говоришь, брат? Всех?… Их не… — Он не мог произнести это слово.
— Убили? Да, всех. Он пришел за мной. С кровавым ножом, пальцы — в крови, с руками, красными до… локтей.
— Кто пришел за тобой? — Фидель поднялся. Как зовут человека, о котором говорил ему Саган? Он не мог вспомнить. У него имя, как у одного из ангелов Божьих…
— Приор Густав! — с трудом вымолвил Мигель, ибо от одного звука произносимого им имени его охватывала дрожь.
Ошеломленный Фидель снова сел, украдкой глядя на монаха. Он безумен. Лунатик, несет какой-то бред.
— Брат, — сказал Фидель. — Ты ошибаешься. Приор Густав — самый безобидный человек, каких только знал свет. — Он протянул руку и поправил всклокоченные темные волосы Мигеля, убрав их с его возбужденного лица. — Ты сам не ведаешь, что говоришь…
— Ты считаешь меня безумцем. Безумие. Именно оно заставило их стать такими. Безумие. Безумие, которое охватило их, — от Змеиного зуба.
«Оставаться здесь или уходить? — думал Фидель; тревога за его повелителя и его жизнь становилась все сильнее и сильнее. — А может, надо вернуться и рассказать ему обо всем, что я обнаружил? Но как я брошу своего брата в этом каменном подземелье, в таком состоянии?»
— Абдиэль, — сказал Мигель.
— Что? — Фидель подскочил. — Что ты сказал?
— Он зовет себя Абдиэлем. Он прилетел сюда однажды ночью, старый, согбенный, немощный человек. О Господи! — застонал Мигель. — Он притворился, что он — член нашего Ордена. Сказал, что ему посчастливилось уцелеть в Революцию, что его подвергли гонениям и изгнали из отчего края. Он прилетел издалека, ибо повсюду искал своих братьев, потому что твердо знал — мы тоже уцелели. И вот он нашел нас. Он хотел одного — дожить свои последние дни среди нас. Мы взяли его к себе. Да помилуй нас Бог! Мы взяли его к себе.
Нет, это не бред сумасшедшего. Фидель пристально смотрел на Мигеля. Он был изможденным, измученным от холода и голода, испуганным до полусмерти. Но он не был сумасшедшим.
— Рассказывай, брат, я слушаю тебя. — Фидель положил руку на дрожащую руку монаха.
— Сейчас я работаю в лазарете, брат. В ту ночь приор пришел в аптеку, где я готовил травяную настойку для одного из наших больных. На руке у него была царапина, и он попросил бинт, чтобы остановить кровь. Царапина была неглубокой, не нарывала. Ему не было больно. Он даже посмеялся по поводу своей «раны». Сказал, что Абдиэль показал ему очень странное на вид оружие, которое он нашел во время своих скитаний. Змеиный зуб, так оно называется. Абдиэль нечаянно поцарапал приора, ведь у него рука парализована. — Мигель замолчал, облизнул губы. Голос его стал сиплым. — Воды.
Фидель оглянулся.
Монах улыбнулся и кивнул в сторону дальнего, скрытого во мраке угла.
— Вон там струйка воды течет, благодаря ей я и держусь.
Вогнутый кусок мрамора — часть крыла ангела — послужил сосудом. Фидель набрал воды из тонкой струйки, бежавшей по каменной стене, вернулся, протянул сосуд Мигелю. Брат выпил и продолжил рассказ.
— В ту ночь приор Густав вернулся в лазарет и… убил брата, который дежурил там. Потом он принялся за больных. Он зарезал ножом тех, кто спал. Но тут один из больных проснулся, увидел, что происходит, и начал кричать. Я спал на кушетке в аптеке. Я должен был взбалтывать через короткие промежутки времени настойки, которые готовил. Вопль ужаса разбудил меня. Я побежал на крик, узнать, что случилось. То было… как кошмарный сон. С тех пор я не сплю, боюсь, что сон повторится.
Фидель обнял брата, стараясь унять его дрожь.
— А что потом произошло? — спросил священник. — Прости мне мою настойчивость, но теперь я понимаю, что лорд Саган в опасности и я должен предупредить его…
— В опасности? Саган? — Мигель посмотрел на Фиделя. — Да это ловушка. Вот что это. Ловушка.
— Ловушка для моего повелителя? — Фидель посмотрел на юношу. — Говори, брат. И поживей!
— Нам удалось… схватить приора Густава. Лицо его… не поддавалось описанию, оно было страшнее, чем преступления, совершенные им. Он понимал, какие чудовищные преступления он совершил. Представляешь? Он умолял нас убить его, чтобы наступил конец его мукам. А потом начал проклинать нас, выкрикивал грязные слова, ругательства, пытался вырваться, освободиться от веревок, которыми мы его связали…
— Брат, прошу тебя! — взмолился Фидель. — Скажи, какое все это имеет отношение к моему повелителю?
— Абдиэль сказал нам в ту ужасную ночь, что он член Ордена Черной Молнии. Показал нам оружие — Змеиный зуб. Небольшой хрустальный полумесяц, в котором спрятан яд, чудовищный яд, не убивающий человека, но отбирающий у него разум, толкающий жертву на самые низкие, ужасные преступления — на убийства, истязания, четвертования, каннибализм… И что самое страшное — разум жертвы иногда просветляется. Человек начинает понимать, какие зверства он совершил, но бессилен что-либо сделать с собой.
Абдиэль привел к нам нашего аббата, показал нам Змеиный зуб и сказал, что, если мы не станем беспрекословно подчиняться ему, наш аббат обречен вслед за приором Густавом на вечный ад на этой планете. Что мы могли сделать, Фидель?
— Молиться Господу Богу.
— Мы молились, — сказал с горечью Мигель. — Сам видишь, услышаны наши молитвы или нет. Почему Он не услышал их, брат? — Монах схватил Фиделя за руку. — Почему Он погубил нас, ведь мы Его верные слуги?!
— Не знаю. Знаю только, что мы должны быть тверды в нашей вере. Ты исполнял приказы этого Абдиэля?
— Вслед за ним в аббатстве появились его ученики, которых он звал мертвыми разумом. Мы дали им свои одежды, обучили нашему распорядку дня и всему прочему. Да простит нам Господь, мы научили их нашим молитвам. Мы не переставали надеяться, что Господь простит нас. И вот однажды наступил вечер, время ужина… — Мигель сглотнул слюну. Пот проступил у него на лице. — Я не ел с другими. Я держал пост… молился за души тех, кто погиб от руки насильника. А остальных, всех остальных…
— Отравили, — догадался Фидель.
— Они умерли через несколько часов, — сказал монах, охваченный горем и отчаянием. — Я пытался спасти их, но ничто не помогало. А потом эти мертвые разумом пришли за мной. Их глаза… — Он задрожал. — Не помню, как я очутился здесь. С тех пор я здесь прячусь, боюсь, что они найдут меня. Когда я увидел тебя, я был уверен, что это они за мной пришли. Я… я был почти рад. Один человек во мне заставляет меня прятаться, другой гонит к ним…
— Мне надо идти. — Фидель поднялся. — Может, я уже опоздал, но я должен попытаться спасти моего повелителя.
— Не смей уходить, — воскликнул Мигель, повиснув на Фиделе, пытаясь усадить его. — Ты погибнешь вместе с ним.
— Если это единственный выход, пусть будет так. Не отступай от Господа, брат. Он не покинул нас, просто мы не понимаем Его помыслов. Он неспроста пощадил тебя, не сомневайся в этом. Возвращайся в свое укрытие и молись, молись за моего повелителя, молись за меня.
— Я буду молиться, — сказал брат Мигель, и его голос зазвучал увереннее. Он протянул вперед руку. — Domini-cus tecum. Господь с тобой.
Фидель взял его руку.
— Et cum spiritu tuo.Да не оставит тебя Святой Дух.
Подняв свечу, брат Фидель подождал, пока Мигель снова спрячется в своем убежище, во мраке, под защитой усопших братьев. Фидель поторопился прочь из усыпальницы с холодными, молчаливыми мраморными статуями. Но поставив ногу на первую же ступень, глядя в темноту, нависшую над ним, Фидель вспомнил монаха с пустыми глазами, об ужасах, о которых он только что услышал, о Змеином зубе. И мужество покинуло его. Он не мог заставить себя сделать второй шаг.
«Господь оставил жизнь Мигелю неспроста. Да, наверно для того, чтобы предупредить меня. Я должен спасти жизнь моему повелителю! А я стою здесь и боюсь темноты. Господь не оставит меня. Да будет на то его воля».
Быстрым, твердым шагом брат Фидель начал подниматься по лестнице.
* * *
Выбравшись из подвала, священник очутился в большой кухне аббатства, где братья готовили себе еду.Он остановился в темноте на пороге, выглянул, чтобы, как говорят солдаты, «оценить обстановку». Внутри никого не было. Кухней явно уже давно не пользовались. Наверно, зомби не надо есть. А может, они привезли еду с собой.
Фидель надвинул капюшон низко на лоб, просунул руки в рукава рясы — крест-накрест — и вошел в кухню. Он быстро пересек ее, тут не прибирались с того самого, последнего, фатального ужина. Чаши и кастрюли валялись на полу, рядом — мешок с просыпавшейся мукой. Он представил себе, как стряпали здесь монахи, пока яд не начал оказывать свое смертоносное действие. С его появлением на кухне крысы бросились в разные стороны. «А где же тела мертвых?» — подумал он. Стараясь не смотреть вокруг, не думать обо всем этом, он торопливо пересек помещение.
Он приостановился у выхода, выглянул в коридор, приготовившись увидеть монахов, которые были вовсе не монахами, а мертвыми разумом, как называл их Мигель.
Коридор был пуст.