Внезапно ее пронзила боль, словно она наколола в темноте палец об иглу. Мейгри мысленно отпрянула — испуганная и застигнутая врасплох.
   Абдиэль пытается добраться до нее с помощью Сагана.
   А это означает, что Саган — в его власти, он «слился» с ним. Мейгри содрогнулась, почти потеряла от отчаяния сознание. Она тут же пришла в себя, сообразив, что Абдиэль бродит впотьмах в той же комнате, что и она. Сагана там нет. Он замкнулся, ушел ото всех. Она попыталась понять, что это значит, попыталась проникнуть в темноту, вернуть его. И потом решительно отогнала от себя это желание.
   «Сегодня, — сказала она сама себе. — Мы далеки еще от конечной цели».
   Он жив. Это самое главное. Она никогда не могла точно определить, как ей удавалось узнать, что он жив, как в течение семнадцати лет ее добровольной ссылки она знала, что он жив. Стук сердца в унисон со своим, явственный голос, когда молчала.
   Мыло выскользнуло из рук. Мейгри чертыхнулась. В этой крохотной кабинке надо быть акробатом, чтобы поднять хоть что-то с пола.
   А что с ней будет, думала она, подымая мыло, если она внезапно лишится силы, которая поддерживает ее? Что бы с ней, живой, стало, если бы он умер?
   Вода вдруг стала холодной. Мейгри быстро закрутила кран. Мыло разъедало глаза, она не стала мыть лицо холодной водой. Хорошо, что полотенце под рукой. Она с ожесточением растирала тело, словно вгоняла снова в себя жизнь.
   Она не выдержит одиночества. Разлука была не такой тяжелой до того, как Саган нашел ее на Оха-Ло и они восстановили мысленную связь. А теперь они близки, как никогда, их связывали узы темноты, узы непреклонности и непокорности. Если же эти узы разрушатся и кто-то останется один, тот, кому суждено жить, должен нести эту ношу сам.
   — Миледи! — Агис постучал в дверь. — В поле зрения появился корабль.
   — Сейчас буду готова.
   Сегодняшний день. Сегодняшний день.
   Мейгри обмотала волосы полотенцем, торопливо надела платье — после недолгой борьбы с рукавом, в который она полезла не той рукой, — и поспешила в кубрик. Ноги ошпарил ледяной холод металла, которым был обшит пол, а сапоги, как всегда, куда-то пропали.
   Может, под койку закатились.
   Стоя на одной ноге, она смотрела, как в иллюминаторе появился корабль, вынырнувший из черной, подсвеченной сияющими звездами дали космоса.
   Мейгри внимательно присмотрелась к кораблю, потом взглянула на Агиса. Мускулы на его лице застыли, он старался сохранять бесстрастное выражение. Отлично, подумала она. Он узнал корабль. Да, это наверняка он. Но лучше уж окончательно удостовериться.
   Она не стала посылать туда никаких сообщений, лишь обычный сигнал приветствия и несколько цифр. Но если эти цифры компьютер верно прочитает, они выстроятся в музыкальную фразу из оперы «Риголетто».
   — Demonio' E come puoi tanto securo oprar?«Дьявол! Как удалось тебе бежать?» — поет баритон.
   Мейгри, в ожидании ответа, пропела его себе под нос.
   — Отвечает, миледи, — доложил Агис.
   С экрана зазвучали музыка и бас после того, как компьютер расшифровал ответ.
   — Luomo di sera aspetto… una stossata, e muor.«Я ждал человека в ночи… удар, и он мертв».
   — Это он, — сказал мрачно центурион.
   — Вы не одобряете меня, Агис? — спросила Мейгри.
   Агис смотрел на корабль, приблизившийся к ним.
   — Почему же, миледи, — сказал он наконец. — Полагаю, вы приняли мудрое решение. Он безгранично предан моему повелителю. Моему повелителю, — подчеркнул центурион, обернувшись к Мейгри.
   Она кивнула.
   — Понимаю. И я так полагаю. Он — профессионал. Я видела его в деле.
   — Милорд другого не держал бы, — лаконично ответил Агис.
   — Похож на мелкий торговый корабль. — Фидель задумчиво смотрел в иллюминатор.
   Корабль остановился, ожидая дальнейших распоряжений. Маленькое судно трудно поддавалось описанию, такие миллионами производили во время космического бума в конце второго периода Темных веков. Легкое и надежное, по форме напоминающее блюдце, это судно использовали для перевозки небольших групп пассажиров с обреченной на смерть планеты.
   Конструкторы корабля, понимая, что чем дальше их владельцы начнут летать, тем труднее им будет найти во время полета ремонтные мастерские, позаботились о его «сверхвыносливости» и о том, чтобы неполадки легко устраняли сами пилоты. Все части быстро менялись, каждой машине полагался набор запасных деталей, и в результате эти космолеты стали осуществлять межпланетную связь и перевозить население других галактик. Они были дешевые, потребляли мало топлива, поэтому их часто использовали коммивояжеры, путешественники и сезонные рабочие.
   — Торговый корабль, — повторила Мейгри, изучая старенькое, с потрескавшейся краской судно, на котором не было, судя по всему, орудий. — Да, можно и так сказать. Торговец смертью.
   Фидель бросил на нее быстрый взгляд, улыбнулся, приняв ее слова за шутку. Но, увидев ее бледное, серьезное лицо, мрачное выражение лица Агиса, перестал улыбаться.
   — Не понимаю.
   — Скоро, брат Фидель, вас представят самому опасному человеку галактики. Спарафучиле, убийце. Он убивает в мгновение ока.
   Фидель посерьезнел.
   — Как же вы познакомились с таким человеком, миледи?
   — Я встретилась с ним на Ласкаре. Он спас мне жизнь. Лорд Саган познакомил нас. Он работает на лорда Сагана.
   Мейгри и Агис следили за реакцией юноши. Удар оказался сильным, рана — глубокой, кровавой. Монах понял, что за ним наблюдают, посмотрел на одного, потом на другого и опустил глаза, не выдержав их спокойного, пронзительного взгляда.
   — Вы хотите сказать, что милорд говорит ему, кого ему следует убить? Я не верю.
   Мейгри вздохнула.
   — Брат Фидель, посмотрите на меня. Видите шрам у меня на лице?
   Юный священник посмотрел на нее в замешательстве и отчаянии, остановил взгляд на уродливом шраме, перерезавшем щеку Мейгри, и быстро отвел глаза.
   — Смотрите, брат! — приказала Мейгри. — Внимательно смотрите. Этот шрам — символ трагического надлома, который случился со мной и с Саганом. Этот надлом привел к тому, что он предал короля, совершил убийство и более тяжкие преступления. А меня заставил нарушить клятву, предать самого близкого человека. Мы — падшие ангелы, нам нет места на Небесах. Наше спасение — если нам оно будет даровано — Дайен. Нас поглотила тьма, она же поглотила Питера Роубса. Если она поглотит Дайена, мы погибли.
   Священник сидел, опустив голову.
   — Брат Фидель, — сказала ласково Мейгри, шепотом, проникающим в душу. — Я нахожусь в беспросветной тьме, столь плотной, что я не вижу пути, по которому могла бы выбраться. Мне не надо было брать вас с собой. Я хотела оставить вас. Недалеко отсюда маленькая планета, на ней вы можете сесть на корабль, который доставит вас назад в аббатство. Вас там ждут.
   Брат Фидель не ответил ей. Мейгри помолчала, понимая, что он слушает голос, который она уже была не в состоянии слышать. Наконец он вздохнул, поднял голову, посмотрел на ее шрам.
   — Господь распорядился по-иному. Я остаюсь с вами.
   Мейгри, потерявшая терпение, не понимала, что делать.
   — Послушайте, брат. Идущие в темноте пользуются темными, грязными методами для достижения своих целей. Вы отдаете себе отчет, в какую пучину вы себя ввергаете?
   — Да, — сказал Фидель. Он встретился с ее взглядом, преисполненный твердости и решительности, не отвел глаз.
   Мейгри резко поднялась, повернулась и пошла к себе.
   — Он просто ни черта не понимает, — пробурчала она, бросая сырое полотенце на пол и запихивая его ногой под койку. — Он представления не имеет, на что он себя обрекает. Он не привык к этой работе, не годится для нее. Не станет носить оружие, не станет защищаться. Кончится все тем, что его убьют… если нам повезет. А если не повезет, он нас всех обречет на смерть! За что? За что мне свалилось все это на голову?
   — А тебя, — последовал ответ, — никто и не спрашивал. Фидель действует помимо твоей воли, по воле Всевышнего. Он руководствуется приказом Другого.
   — Ладно, если он попадет в беду, Тебе его вызволять!
   Мейгри надела кольчугу, затем серебряные доспехи, черную тунику, брюки, причесала еще не высохшие, рассыпавшиеся в беспорядке волосы.
   — Агис, мне надо поговорить со Спарафучиле.
   — Да, миледи. — Агис связался с кораблем.
   На связь вышел свистящий, как у змеи, голос.
   — Звездная дама! Добро пожаловать!
   Голос этот пробудил в ней неприятные воспоминания. Мейгри задрожала, но переключилась на происходящее. Настоящее. Только это сейчас важно. Настоящее.
   — Вы получили мое сообщение? Вы знаете, почему я послала за вами?
   — Я слежу за новостями по видео. Лорд Саган действительно на Коразии?
   — У меня все основания верить этому.
   — Он отправился туда не по собственной воле, как они сообщили нам?
   — Нет.
   — Мы вызволим его.
   Мейгри улыбнулась, услышав заговорщицкий тон убийцы.
   — Да. Мы вызволим его. У меня есть план. Но мне нужны люди, для кого деньги важнее предрассудков и у кого есть небольшой боевой корабль-торпедоносец или что-то в этом роде.
   — У вас есть деньги? Наличные, а не чеки?
   — Да.
   — В таком случае я знаю, где найти то, что вам надо. Следуйте за мной. У вас, между прочим, мотор очень разогрелся, миледи.
   — Знаю. Я еще и поэтому хотела бы, чтобы мы летели вместе. Сдается мне, что ваша машина быстрее и лучше оборудована, чем кажется на первый взгляд.
   — Да, она очень шустрая. С виду не скажешь.
   — Это уж точно , — пробурчал Агис.
   Мейгри положила ему на плечо руку, призывая к молчанию.
   На экране вспыхнули координаты. Центурион посмотрел на нее вопросительно — менять ему курс или нет.
   — Поднимайтесь, — сказала она. — Я сама сяду за пульт.
   Агис встал, с почтением уступив ей место, сел в кресло второго пилота, которое, в свою очередь, брат Фидель поспешно освободил.
   Мейгри медленно села в кресло пилота, положила ладони на ручку кресла, из которой торчали иголки, тотчас вонзившиеся в мякоть: они выведут ее на прямую связь с кораблем.
   — Куда мы летим? — спросила она убийцу.
   — В Преддверие Ада. Это местечко называется таверна «Изгнанник». Вы знаете ее?
   — Знаю. По крайней мере слышала. Удивительно, что она уцелела после Революции.
   — Короли приходят и уходят, а бизнес — всегда бизнес, миледи.
   — Удобная философия, Спарафучиле. Я позднее переговорю с вами. — Она отключила связь. — Это нам подходит, Агис. Именно это нам и надо. Меняйте курс.
   Мейгри держала руку на иглах, немного дрожа.
   — Привяжитесь, брат. Сейчас мы совершим прыжок. Самое время помолиться, — сказала она, с улыбкой глядя на священника.
   Она шутила. Но он ее понял по-другому.
   — Да, миледи, — мягко ответил брат Фидель.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Возможно ль обособленно вкушать
   Отраду, наслаждаться одному
   Дарами всеми и счастливым быть?
Джон Мильтон. Потерянный рай

   — Мне там приземлиться?
   — Да, там, такие координаты дал нам Олефский, — ответил Таск.
   — На склоне горы?! — возмутился Икс-Джей. — Я свалюсь оттуда!
   — Сканеры показывают замечательный широкий выступ.
   — Выступ! Выступ! — заверещал компьютер. — Мне нужна посадочная полоса, ровное место, длинная ровная дорожка. Мне нужны сигналы на посадку. Мне нужен авиадиспетчер!
   — Ничего этого тебе не дождаться. Согласно инструкции тут только два направления — вниз и вверх. Выступ, похоже, самый широкий и гладкий на тысячи километров в округе.
   — Я отказываюсь идти на посадку. Ни зачто. Не стану садиться.
   — Прекрати ты, — сказал Таск. — Ну что ты упрямишься, подсчитай, сколько мы истратили топлива, облетая эту планету.
   Икс-Джей замолчал, чтобы не накликать беды себе на голову.
   — Ладно. Я приземлюсь. Но имей в виду, я запишу…
   Посадка была чудовищной, чуть зубы себе не выбили, кости не переломали. Икс-Джей на славу постарался — они грохнулись между двумя покрытыми снегом вершинами и поцарапались о гору. От рева мотора получился снежный обвал, под которым оказался погребенным и корабль.
   — Итак, — процедил Икс-Джей, когда дрожа и рыча корабль остановился, — вы счастливы?
   — О да, — сказала Нола, впиваясь ногтями в руку Таска. — Мы никогда не были так счастливы!
   Дайен отстегнул ремни, мрачно посмотрел на синяки на руках, пощупал ребра — не сломаны ли они. Таск, вытирая кровь с губ, потому что он прикусил язык, проклиная своенравный компьютер, тщетно пытался увидеть хоть что-нибудь в запорошенный снегом иллюминатор.
   — Надо включить обогревательную аппаратуру. Икс — Джей, подбавь тепла.
   — Не стану. Может, нам и удастся найти топливо на этой горе, в чем я сильно сомневаюсь, но хозяева, эти неандертальцы, заломят такую цену, что глаза на лоб полезут. Так что ни грамма лишнего топлива, теплые штаны побыстрее натягивайте, вот и согреетесь. И вообще, чем скорее вы отсюда свалите, тем лучше. Мне надо сделать кое-какой ремонт.
   — Ремонт! — Таск крутанулся. — Какой ремонт? Что ты сделал с моим кораблем…
   — Твоим кораблем! Твоим кораблем! — Икс-Джей потерял в мгновение ока способность общаться, тупо повторяя два слова, пока совсем не замолк.
   — Выберемся наружу, увидим, — торопливо сказала Нола, застегивая на себе костюм на меховой подкладке. — Пошли. Посмотрим. Может, ничего страшного…
   — Какое там, — проговорил Таск, натягивая через голову меховую куртку. — Я слышал, как что-то сломалось. По-моему, левый щит. Икс-Джей, левый щит вышел из строя?
   — Больше ничего не скажу, — сказал угрожающе Икс-Джей. — Ведь это же твой корабль.
   Таск пошел в кубрик.
   — Пойду возьму кое-какую аппаратуру.
   — Если тебе интересно, — продолжал хмуро Икс-Джей, — несколько волосатых громил собрались вокруг твоего корабля и бьют его палками.
   Действительно, снаружи доносились звуки ударов по фюзеляжу.
   Таск, чертыхаясь, надел перчатки и быстро двинулся к лестнице.
   — Открой люк.
   Икс-Джей повиновался с завидной готовностью. Люк открылся, и на голову Таска рухнула лавина снега и льда. Нола, увидя выражение лица Таска, прыснула, закрывшись руками. Дайен наклонился, копаясь в рюкзаке, а заодно пряча улыбку.
   Таск, смахнув с лица снег, посмотрел вверх.
   — Господи, куда мы залезли. Не представляю, как нам удастся…
   Из снежной пелены возникла чья-то гигантская рука, теперь лавина снега прорвалась внутрь корабля. В люке появилось бородатое смеющееся лицо.
   — Добро пожаловать на Сольгарт! — прогремел Олефский так мощно, что корабль затрясло. — Как я рад видеть вас у себя дома! Подымайтесь! Подымайтесь! Сейчас руку дам!
   Медведь ухватил Таска за капюшон и тащил наемника, как ребенка.
   — Это мои сыновья вас откопали, — с гордостью сказал Олефский и кивнул в сторону огромных парней, которые — кто лопатой, а кто руками — разгребали снег.
   Почти ослепнув от белизны снежного шторма, который устроили темпераментные детки Олефского, Таск напряженно всматривался в свой корабль, встревоженный грохотом ударов по фюзеляжу.
   — Прекратите! Хватит, спасибо!
   Парни посмотрели на него из-под своих длинных волос, усмехнулись и помахали рукой. Судя по всему, они не понимали стандартный военный язык, на котором изъяснялся Таск.
   — Не надо! Перестаньте! Медведь! — Таск нажал на свой механический переводчик, но пальцы в перчатках отказывались подчиняться. — Пожалуйста, скажите им, чтобы они прекратили, поблагодарите их, мы сейчас включим мотор и снег растопится. — Он вздрогнул от жуткого грохота. — Мне страшно неприятно, что им приходится беспокоиться.
   — Беспокоиться? Какое там! — Медведь засмеялся, хлопнул Таска по спине, да так, что у того перехватило дыхание. — Вы наш гость. Но вы правы. Эти болваны, чего доброго, вашу посудину поломают. Кончай! Кончай! — Олефский махнул огромной лапищей в перчатке.
   Юные Олефские, похоже, могли запросто поднять корабль и отряхнуть с него снег; они отступили, улыбаясь во весь рот. Таск прислонился к фюзеляжу, ловя воздух: здесь, высоко в горах, он был разреженным, а клапан кислородного баллона, висевшего у него за плечами, судя по всему, сломался. Медведь вытащил из люка Нолу.
   — Спасибо, Медведь. Я бы и сама справилась. Я…
   — Я уже знаю — вы вышли замуж. Сейчас поцелую новобрачную!
   Нола исчезла в объятиях Медведя, обхватившего ее своими огромными волосатыми лапищами. Наконец она вынырнула — раскрасневшаяся и смеющаяся. Посмотрев на корабль, она увидела, что трап засыпан снегом, а прыгать вниз ей было страшно.
   — Эй! Осторожнее! Я помогу вам!
   Взяв Нолу на руки, он окликнул сыновей, девушка охнуть не успела, как очутилась в объятиях одного из юных Олефских. Он бережно и с величайшим почтением поставил ее на землю, кивая своей лохматой головой в знак приветствия.
   Нола задохнулась, начала хватать воздух открытым ртом, заморгала и изумленно посмотрела на Таска.
   — Спасибо, не надо! — сказал Таск, увидя, что Медведь протянул к нему руки. — Я сам! Малыш! — Он наклонился к люку. — Идешь?
   — Сейчас, — ответил Дайен. — Я должен с Икс-Джеем обсудить меры безопасности.
   — Верно. Я в этой кутерьме совсем забыл. Пойду осмотрю корабль.
   Таск пополз вдоль корпуса корабля, подбадриваемый криками братьев Олефских, добрался до противоположной стороны, чтобы осмотреть поврежденные участки и оценить степень серьезности поломок.
   Дайен и Икс-Джей проверили, надежно ли спрятана бомба.
   — Поставьте ее на программу безопасности, которой леди Мейгри пользовалась, — приказал Дайен. — Сначала вы должны услышать мой голос, только мой, узнать мой почерк… и какую-нибудь вещь, принадлежащую мне, вот это кольцо. — Он показал кольцо из опала огненно-рыжего цвета, которое носил на цепочке на шее. — Не думаю, что бомбе на этой планете что-нибудь грозит, но береженого Бог бережет.
   — Понял. А если кто-нибудь проникнет сюда и найдет ее?
   — Тогда используйте новый нервно-паралитический газ. Как только они потеряют сознание, бейте тревогу. — Дайен проверил небольшой аппарат, прикрепленный к талии. — Я буду здесь в тот же миг.
   — Мы же не знаем, эффективен этот газ или нет. У меня идея. Давайте попробуем его на Таске.
   Дайен спрятал улыбку.
   — Эффективен. Его изобрел Саган. Это тот самый газ, который капитан Уильямс собирался использовать против нас на «Непокорном».
   — А как насчет…
   — Он действует почти на всех инопланетян. Во всяком случае, так доктор Гиск утверждает.
   — Почти на всех? — повторил мрачно Икс-Джей.
   — На тех, у кого аналогичная нашей центральная нервная система или приблизительно такая же. Перестаньте волноваться. — Дайен надел куртку на зеленый шерстяной свитер. — Закрывайтесь, как только я выйду.
   — На Таска он так и так не подействует, — пробурчал Икс-Джей. — Ведь у Таска нет ни нервов, ни мозгов.
   Дайен усмехнулся, поскорее взобрался по лестнице, чтобы отделаться от брюзжания компьютера, и чуть не задохнулся, попав в жаркие объятия Медведя.
* * *
   Спустившись по крутому склону горы с того выступа, на который Икс-Джей посадил корабль, на другой, они оказались на залитой солнцем площадке, защищенной от снега и ветра гигантскими валунами. При виде Олефского (и, несомненно, почуяв его запах) ожидавшие его странного вида животные подняли головы и залаяли, закричали на разные лады, отчего начались вокруг снежные обвалы. Они были выше обоих братьев Олефских, даже если бы они встали друг другу на плечи, шире в груди, чем сам Медведь. Длинная черная шерсть, жесткая на вид, но очень мягкая на ощупь, спадала блестящими волнами до самой земли. У них были рога и очень умные глаза. Они напоминали Дайену гигантских козлов.
   Олефские забрались верхом на эти существа — Медведь называл их «гронами», — ухватившись за длинную шерсть и буквально карабкаясь по спине этих терпеливых и, похоже, толстокожих животных. Таск и Нола залезли на них следом, каждый сел позади одного из братьев Олефских. Медведь настоял, чтобы Дайен ехал с ним.
   — Вы объясните мне в пути, — сказал Медведь, — что происходит.
   Гроны начали спуск с ловкостью, которую трудно было угадать в неуклюжих на вид животных. Нола, уткнув нос и рот в кашне, чтобы спастись от холодного ветра, но главное — от запаха животных, прижалась к юному Олефскому, сидевшему впереди нее, и закрыла глаза, боясь увидеть отвесные обрывы меж остроконечных скал каньонов.
   Таск, подпрыгивая на спине грона, мрачно думал о том, во что превратится его зад после нескольких километров такой дороги, и жалел, что забыл захватить с собой бутылку спиртного.
   — Нам далеко? — спросил он Олефского.
   Юноша повернулся, улыбнулся и кивнул головой.
   Таск снова вздохнул, снял перчатки, включил переводчик.
   — Сколько?
   Юный Олефский бесстрашно перегнулся через шею грона и показал вниз. Таск осторожно посмотрел туда, где обрывался выступ, — внизу виднелись верхушки елей У подножия гор раскинулась долина с голубым, сияющим на солнце озером. У подножия одной горы стоял замок, смахивающий с этой высоты на игрушечный.
   — Так далеко? — простонал Таск и поудобнее уселся на широкую, но неровную спину грона и поплотнее застегнул куртку. — Мы когда туда доберемся — в следующем месяце?
   Олефскому это показалось очень смешным, и он разразился хохотом, отчего со склонов покатились валуны.
   Парень залез внутрь куртки — может, это вовсе и не куртка была, а его густая борода? — Таск не разобрал, и выудил оттуда бутылку, которую предложил наемнику.
   — Попробуйте!
   Таск просиял, схватил бутылку, отвинтил крышку и понюхал.
   — Что это?
   Ответ, последовавший в изложении переводчика, звучал приблизительно так: «Чтобы ноги не отмерзли».
   — Что ж, была не была. — Таск сделал глоток и тут же понял, что ему предложили. Обжигающая жидкость пробежала по телу, ударила в голову, пронзила пальцы ног.
   Таск устроился поудобнее в обнимку с бутылкой: в такой компании дорога веселей.
* * *
   Медведь и Дайен ехали на небольшом расстоянии от них. Медведь попросил юношу рассказать о последних событиях, но тот поначалу молчал. Он никогда не был в таких краях, никогда не дышал таким чистым воздухом, сладким от запаха хвои. Величие дикой красоты возвышающихся гор ошеломило его. Он смотрел вверх на вершины, взметнувшиеся высоко в небо, белые на фоне ослепительно голубого, и вдруг понял, что, верно, такие же чувства испытываешь, находясь у трона Господня.
   — А теперь, — усевшись поудобнее на гроне, произнес Медведь, — выкладывайте, что там происходит.
   Дайен оторвал свой восхищенный взор от неба и приступил к рассказу.
   Медведь слушал внимательно, не перебивая, не задавая вопросов. Но, когда временами он глядел через плечо на Дайена, его скуластое, веселое лицо выражало мрачную торжественность. Дайен закончил. Медведь вздохнул, вздох его походил на порыв ветра, потом он подергал в задумчивости бороду.
   — Я должен был остановить Мейгри. Отговорить ее, — сказал Дайен.
   — Эх, парень, ты скорее бы уговорил эту речку поменять русло или солнце сегодня погаснуть. Может, ты и король и владеешь магией Королевской крови, но ты — смертен, и есть силы, перед которыми ты беспомощен.
   Медведь снова глянул через плечо: цепкий взгляд его сверкнул сквозь заросли волос.
   Дайен вспомнил обряд инициации и почти те самые слова Мейгри, которые она тогда сказала ему. Он ничего не ответил, он ехал молча, думая о своем и наблюдая, как на вершины гор набегают снежные облака. Несколько снежинок, искрящихся, ослепительно белых в лучах прячущегося солнца, пролетели мимо него и сели на доху Медведя.
   — Она бы все равно полетела к нему, что бы ты ни делал и ни говорил, парень. В глубине души ты и сам это понимаешь, так что не терзай себя.
   — Может быть, — сказал с сомнением Дайен. — Но почему? Не понимаю.
   — Не понимаешь, парнишка? — Медведь приподнялся, повернулся и внимательно посмотрел на Дайена. Наконец он покачал головой, снова повернулся к грону. — Зеленый еще.
   Слова с трудом пробились к Дайену сквозь снежную пелену.
   Дайен прикусил губу, схватился за шерсть грона, впился в кожу ногтями. Грон фыркнул, покосился, чтобы понять, что произошло.
   Может, Медведь и заметил, что Дайену не по себе, но виду не подал.
   — Мне жаль Сагана, — сказал он тихо. — Страшная судьба у него: стать убийцей человека, которого он любит.
   — Любит? — спросил пораженный Дайен. — Кто говорит о любви? Между ними ее не может быть.
   — Говорит! — взревел Олефский, отчего грон испуганно засеменил по тропе. — Говорит!
   Медведь остановил грона, повернулся.
   — Вот что я скажу тебе, парень. Кто, просыпаясь утром и вдыхая полной грудью, говорит: «Воздух, я люблю тебя». А ведь без воздуха мы погибнем. Кто говорит воде: «Я люблю тебя!» — а без воды мы погибнем. Кто говорит костру зимой: «Я люблю тебя!» — а без огня мы замерзнем. Так что уж тут «говорить»!
   — Но как могут двое любящих людей делать по отношению друг к другу такие чудовищные вещи?
   — Любовь и ненависть — близнецы, рожденные одной матерью, но сразу не разлученные. Гордость, непонимание, ревность порождают ненависть, толкают человека на разрушение своего брата или сестры. Но любовь, если она защищена почтением и уважением, всегда оказывается сильнее.