— Нет необходимости. За ним приглядывает кто-нибудь другой.
   Лорд Саган, закончив разговор с Рикилтом, повернулся к Агису и сказал ему несколько слов. Центурион вышел из зала. Все смолкли, кроме адмирала Экса, начавшего бессмысленный, пустой разговор, грозивший закончиться, как обычно, ссорой. Ди-Луна в окружении своих телохранительниц, скрестив руки под обнаженной грудью, даже не пыталась скрыть свои подозрения и нетерпение. Олефский поглаживал живот, похоже, он проголодался — это было дурным знаком для тех, кто помнил, как разбушевался однажды великан, когда его вовремя не накормили. Туман вокруг Рикилта принял отвратительный оранжевый оттенок.
   Командующий как ни в чем не бывало снова продолжал беседу с Рикилтом. Его голос звучал в тишине спокойно и ровно. Те, кто раньше слышал его баритон, угадывали его гнев лишь в неподвижных складках красной мантии, в застывших мышцах рук, покрытых шрамами, в едва колыхавшемся гребне из красных перьев на золотом шлеме.
   Вернулся Агис. В зале все смолкли, навострив глаза и уши в жадном нервном напряжении, как в зрительном зале, все чувствовали, что один из актеров отступил от текста и играет роль, придуманную им самим.
   — Не нравится мне все это, — пробурчал Таск. — Что-то стряслось с ним…
   — Тише! — Ногти Нолы вонзились в его руку.
   Судя по всему, центурион предпочел бы играть свою роль где-нибудь за кулисами; он что-то сказал вполголоса своему шефу, едва заметно кивнув головой в сторону двери.
   Командующий, как опытный игрок, понимал, что подобное безвкусное представление лишь подогреет любопытство зрителя, но предпочел покончить со всем этим и дать звонок, чтобы поскорее опустили занавес.
   — Капитан, — произнес Саган своим сочным баритоном — один Господь знал, чего ему это стоило, — вы сообщили Его величеству, что мы ждем его?
   Агис понял маневр Командующего и бодрым четким голосом выдал реплику:
   — Его величество сожалеет, но король так утомлен, что не в силах покинуть покои сегодня вечером. Он надеется, что его гости хорошо проведут время…
   Не исключено, что он что-то еще собирался сообщить, но, взглянув на своего шефа, осекся.
   Все точно замерли — ни слова, ни жеста, ни даже вздоха. Командующий стоял по-прежнему спокойно, однако складки мантии пришли в движение, точно ее стал раздувать раскаленный ветер. Правая рука Сагана начала сжиматься и разжиматься. Он быстро вышел из комнаты, мантия кипела и билась за его спиной, точно кровавая пена.
   — Рухнули все планы, — угрюмо произнес Джон Дикстер.
   — Стало быть, нас не станут потчевать? — прогремел Медведь Олефский.
* * *
   После взрыва адмирал Экс и офицеры поспешили тушить пожар и ликвидировать последствия катастрофы. Было объявлено, что ужин подан, официанты с подносами хлынули в банкетный зал. Офицеры подвели гостей к столикам, торопясь вином и жареным цыпленком заглушить в них раздражение.
   — Баронесса, — сказал адмирал, предлагая ей с нервной элегантностью руку, — позвольте мне…
   — Благодарю, не надо, — холодно отпарировала Ди-Луна. — Я поужинаю со своими подчиненными у себя. Пришлите нам ужин туда и распорядитесь подать мне мой корабль ровно в шесть утра.
   — Уверен, что лорд Саган побеседует с вами до того как…
   — Уверена, что ему следовало бы это сделать, — с лукавой улыбкой ответила Ди-Луна. Она поближе придвинулась к смущенному адмиралу. — Если после сегодняшнего приема Сагану больше не будет нужен этот юноша, скажите ему, пусть пришлет его ко мне на год. У него будут отличные дочери. Ах, да, и предупредите Сагана — пусть будет осторожен, чтобы не повредил жизненно важные органы юноши.
   Баронесса позвала своих девушек и покинула зал, а адмирал угрюмо смотрел им вслед, вытирая пот со лба.
   Медведь Олефский, успокоившись при виде еды и от ее запаха, перехватил проходящего мимо официанта, отобрал у него поднос с тарелками, предназначенными для многочисленных гостей, и со вздохом облегчения уселся на один из огромных стульев, специально сделанных для его массивного тела.
   — Пива! — прорычал он, сметая на пол бокалы с вином.
   Медведь приказал своим сыновьям сесть рядом с ним, и они принялись за цыплят.
   Рикилт, в сопровождении капитана Уильямса, с виноватым видом ждавшего приказаний, остановился у столика и поднял руку с тремя пальцами.
   — Олефский, вы мне задолжали!
   Олефский ухмыльнулся, покачал головой. Он с наслаждением размалывал зубами косточки цыпленка.
   — Еще не вечер, друг мой. Сдается мне, что игра не кончена.
   Генерал Дикстер, воспользовавшись общей суматохой, вывел из зала Таска и Нолу, и они незамеченными проскользнули в коридор.
   — Что происходит, черт побери? — спросил озабоченный и взволнованный Таск.
   — Не уверен на все сто процентов, но мне кажется, что Дайену велено было объявить на приеме о начале войны. А Его величество не только ослушался и не сделал этого, но выставил Командующего круглым идиотом перед могущественными союзниками.
   — Вы видели взгляд Сагана, когда он выходил? — Нола дрожала от испуга.
   — Сегодня ночью может произойти убийство, — мрачно произнес Дикстер. Он быстро шагал по коридору. — Не бегите, Таск! Не привлекайте к себе внимания. Держитесь спокойно. Где лифт в отсек Дайена? Там? Вечно я сбиваюсь с пути на кораблях!
   — Слушаюсь, сэр. — Таск замедлил шаг, заставив себя двигаться и действовать, словно ничего не произошло. Мужчины шли размашистым шагом. Ноле приходилось бежать: ведь у нее были короткие ноги.
   — Мы опоздаем, сэр, вот увидите, — зловеще предсказал наемник.
   — Не уверен. Саган застигнут врасплох. Он не ожидал, что Дайен станет сопротивляться, явно не был к этому готов. Дайте по компьютеру команду подготовить к отлету яхту. Экипаж «Крысы» предан Дайену. Они поддержат его и его дело. Нам удастся нейтрализовать Сагана..
   — Икс-Джей! — закричал Таск в передатчик, прикрепленный к кисти руки. — Это я, Таск. Подготовьте корабль к отлету…
   — Таск? — послышался механический голос. — Какой Таск?
   — Какой Таск? Я тебе покажу «какой Таск»! Некогда мне твои…
   — Я знал одного Таска, — продолжал бубнить компьютер. — Плохим пилотом был. Не мог летать по заданному курсу. Я занялся парнем, сделал из него человека, он теперь на отличном месте, но какую я за это получил благодарность? Да никакой. Ничего. Не больше чем…
   — Икс-Джей! — взревел Таск, потрясая своим передатчиком.
   На шум стали останавливаться проходившие мимо, с любопытством поглядывая на Таска.
   Дикстер взял наемника за руку и повел к лифту.
   — Икс-Джей-27! Это говорит генерал Джон Дикстер. У нас тут произошло чэпэ. Командуй тревогу, цвет — красный. Все ясно?
   — Да, сэр. — Икс-Джей мгновенно подчинился. — Простите, сэр. Не знал, что вы тоже там.
   — Вы можете быть готовы к отлету через десять минут?
   — Да, сэр. Но ничего хорошего из этого не выйдет, сэр.
   Дикстер и Таск переглянулись. Нола вздохнула, покачала головой и прислонилась к стенке лифта.
   — Что вы имеете в виду, Икс-Джей?
   — Поступил приказ. Мы все на приколе. Ни одному кораблю вылет не разрешается.
   — Но почему?
   — Опасный солярный ветер, сэр, вызванный нестабильным положением солнца в системе Ринго.
   Дикстер не был пилотом, поэтому покосился на Таска.
   — Брехня, — сказал Таск.
   — Мы опоздали, — прошептала Нола.
   — Может быть, на всякий случай подготовиться к отлету? — намекнул Икс-Джей. — Вдруг удастся прорваться.
   — Нет, не надо. Как-нибудь в другой раз. — Дикстер кивнул Таску, и тот выключил связь.
   Лифт поднялся к отсеку Дайена. Дверцы скользнули в разные стороны. У лифта их ждали шестеро вооруженных центурионов. Таск потянулся за своим лазерным пистолетом. Нола закричала и схватила его за руку.
   — Не стоит, сынок, — спокойно произнес Дикстер и положил руку на пальцы Таска, обхватившие рукоятку пистолета. — Это не поможет.
   — Генерал Дикстер, — вежливо сказал центурион. — Приказ лорда Сагана. Следуйте со своими друзьями за мной.
* * *
   — Приготовьте мой космический корабль. Объявите тревогу на сторожевых кораблях, — скомандовал Саган Агису, ждавшему его у приемного зала. — Найдем Его величество и…
   — Мы уже нашли его, ваше сиятельство. Он у себя.
   — У себя?
   Командующий с удивлением уставился на капитана, остановился, чтобы обдумать услышанное. Безусловно, Дайен знает, что его ждет. И после того как он совершил такой вызывающе дикий проступок, проявил такое непослушание, он преспокойно сидит у себя?!
   — Может быть, ему привычно считать, что раз он король, — губы Сагана скривились, голос дрожал от едва сдерживаемой ярости, — он мне неподвластен?! Забыл, кто сделал его королем. Но скоро вспомнит. Да, непременно вспомнит!
   Командующий собрался было отдать приказание, но понял, что не имеет представления, где он находится. Он шел по кораблю, будто ослепленный кровавой завесой. Оглядевшись, он обнаружил, что стоит перед своим персональным лифтом, который вел в его отсек, однако он не мог вспомнить, как сюда попал.
   Он почувствовал боль в руках, опустил взгляд и увидел, что его кулаки крепко сжаты, плечи словно одеревенели, мышцы напряглись. Больная нога занемела. Гнев мгновенно затих, его погасило холодное, трезвое самообладание, присущее Сагану.
   — Капитан.
   — Милорд?
   — Генерал Дикстер, майор Таск и эта женщина… Ее фамилия?..
   — Райен, милорд.
   — Да, Райен. Арестуйте их, отберите оружие. Дайен, возможно, полагает, что я в гневе бессилен перед ним, но поступки генерала Дикстера не могли быть продиктованы аналогичным заблуждением. Удивляюсь, если эта милая троица именно сейчас не пытается спасти короля. Пусть ваши люди поджидают их возле комнат Его величества.
   — Слушай, милорд. — Агис передал команду.
   — Приведите их всех вместе с королем ко мне. И принесите мне бомбу. Надеюсь, она по-прежнему в тайнике. Ведь мы не дали Его величеству ни малейшего повода к подозрениям относительно того, что мы знаем, где она хранится? Так что не думаю, чтобы он ее перепрятал.
   Саган повернулся к лифту. Центурионы встали по обе стороны от него, дверцы разомкнулись.
   — Что это?
   Зоркий взгляд Командующего обнаружил клочок бумаги, валявшийся на полу возле входа в лифт, почти под сапогом одного центуриона. Тот с изумлением взглянул на пол. Агис наклонился, чтобы поднять клочок бумаги, сведший на нет стерильную чистоту корабля.
   Но рука Сагана оказалась проворнее, он схватил бумагу, взглянул на нее и положил на ладонь.
   — Я не потерплю разгильдяйства в команде, капитан. Проследите, чтобы это не повторилось.
   — Слушаю, милорд.
   Командующий хотел войти в лифт, но остановился в дверях.
   — Кто-нибудь пытался воспользоваться этим лифтом во время моего отсутствия?
   — Никто, милорд. Никто, заслуживающий вашего внимания. — Центурион посмотрел на своего шефа, усмешка скривила ему рот. — Снова приходил санитар…
   — Санитар? — переспросил Командующий с легким любопытством. — Какой еще санитар?
   — Из персонала доктора Гиска, милорд. Юноша, на вид ему года двадцать четыре.
   — В самом деле? А этот юноша приходил и раньше, чтобы повидать меня? Он сказал, что ему надо?
   — Говоря по правде, милорд, он всем тут надоел, — вмешался Агис, немного удивленный, что в такие тревожные минуты Сагана интересуют подобные пустяки. — Он раз девять приходил за последние три дня. Я спросил, что ему нужно, а он ответил, что у него к вам личное дело. Я объяснил ему, что ваше сиятельство не имеет привычки выслушивать жалобы подчиненных. Посоветовал обратиться к своему непосредственному начальнику, заполнить анкеты, подать прошение — словом, действовать обычным путем.
   — Правильно, капитан. Тем не менее я приму этого… санитара. Надеюсь, вы сможете найти его?
   — Думаю, да, милорд, — ответил обескураженный Агис.
   — Отлично. Приведите его ко мне немедленно.
   — Немедленно, милорд?
   — Мой приказ, капитан, вы решили обсуждать со мной?
   — Нет, конечно, нет, милорд. Но ваши приказы в отношении Его величества…
   Губы Сагана растянулись в зловещей улыбке.
   — Его Величество пусть подождет в своем отсеке. Дайте ему время обдумать, что он натворил и… что его ждет.
   — Слушаю, милорд. А генерала Дикстера и двух других?
   — Заприте их с Его величеством.
   — Слушаю, милорд.
   — Тотчас же отправьте ко мне санитара.
   — Слушаю, милорд. Будет сделано, милорд.
   Агис быстро удалился. Он попытался скрыть выражение своего лица, чтобы никто не заметил, как удивило его, что Командующий столь неожиданно изменил свои распоряжения, вот он и поторопился уйти из поля зрения лорда Сагана.
   Командующий вошел в лифт. Дверцы закрылись. Кабина плавно и быстро полетела к верхним отсекам корабля, к его кабинету. Оставшись один, он разжал ладонь, бережно разгладил клочок бумаги и снова прочитал слова, написанные на древнем языке:
   «Benedictus, qui venit in nomine Dimini».
   «Блажен пришедший во имя Господа».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Dies irae…
   День гнева
Requiem Маss

   На больничной койке умирал солдат. Лицо его исказили страдания и боль. Санитар подошел к нему, держа в руках шприц. Командующий положил руку на плечо санитара, остановил его и велел солдату продолжать свой рассказ о Дайене.
   — Глаза… — прошептал рядовой, и его глаза расширились от ужаса. — Я видел его глаза…
   Санитар начал делать укол, но понял, что он уже здесь не нужен. Серые губы солдата стали неподвижны. Главнокомандующий пробормотал себе под нос:
   — Requiem aeternam dina eis, Domnie… Упокой, Господи, душу раба Твоего…
   — et lux perpetua luceat eis,… в месте светлом, в месте злачне, в месте покойне (лат.), — прозвучал следом голос санитара.
   Главнокомандующий с удивлением посмотрел на него. Они были одни. Ширма загораживала умиравшего от его товарищей.
   — Я тоже член Ордена, милорд, — пояснил санитар мягким тихим голосом. — Нас много, и мы все — члены Ордена — преданно служим вам.
* * *
   Золотые двойные двери открылись, и в проеме появилась небольшая фигурка в белом, в сопровождении Агиса.
   — Войдите, — приказал Командующий.
   Он сидел за письменным столом на стуле с высокой спинкой и разбирал документы. Шлем и красную мантию Саган снял, но оставался в парадных доспехах. Глаза его были прикованы к бумагам.
   Санитар поспешил выполнить приказ, скользнув в комнату бесшумным шагом, ведь он привык двигаться очень тихо, чтобы не тревожить больных, раненых и умирающих. Остановился у дверей, спрятав руки, подперев ладонями локти, и, опустив голову, уставился в пол.
   Командующий отметил про себя смиренную позу санитара, мельком взглянув на него, и почувствовал непривычную боль в сердце. Но тут же взял себя в руки, более внимательно осмотрел юношу. Тот был высоким и стройным, с развитой мускулатурой.
   — Благодарю, капитан. Можете вернуться к своим обязанностям.
   — Слушаю, милорд. — Агис козырнул и вышел из комнаты.
   Золотые двери закрылись за ним.
   Саган перестал читать, стукнул руками по столу.
   — Смотрите на меня, — скомандовал он.
   Юноша поднял голову. Лицо его было мужественным, хотя и утонченным. В присутствии грозного Командующего он сохранял спокойствие. Взгляд его встретился со взглядом Сагана. Глаза были выразительными и проницательными. Глаза, которые все видели, — внутри и снаружи. Его ослепительно белая одежда сияла в лучах света. Казалось, его окружает нимб.
   — Я вас видел раньше, не так ли? — спросил Саган.
   — Да, милорд. Раньше я работал на «Фениксе». Когда корабль разрушили, меня направили на «Непокорный», и я присутствовал на допросе умирающего.
   Саган прервал его:
   — Как же вы оказались на «Фениксе-II», если вы приписаны к «Непокорному»?
   — Я попросил, чтобы меня перевели.
   — Значит, вы следуете повсюду за мной.
   Санитар вспыхнул, яркий румянец проступил на его щеках.
   — Милорд, я понимаю, что вам так может показаться…
   Саган махнул рукой, чтобы юноша замолчал и приблизился к нему. Санитар со скрещенными руками, словно он привык прятать их в широких рукавах, подошел ближе. Саган протянул ему через стол листок бумаги.
   — Эту записку вы бросили для меня возле моего персонального лифта? Обдумайте как следует свой ответ, молодой человек.
   Командующий протянул руку к мечу, вынул его из ножен, положил на стол и заговорил, не отрывая пальцев от рукоятки.
   — Вы дали мне понять еще на «Непокорном», что каким-то образом узнали мою тайну. Знать мои секреты весьма опасно. Я давно наблюдаю за вами. Но пока вы выполняли свою работу и держали язык за зубами, я не трогал вас. А сейчас вы вторглись в мою жизнь. Тот, кто подбросил мне эту записку, обречен на смерть. Если вы не убедите меня в своей невиновности, вы не выйдете отсюда живым.
   Юноша слегка улыбнулся.
   — Это я сделал, мой повелитель, — произнес он без тени замешательства. Потом протянул руки, чтобы взять записку, они были спокойны, без всякого намека на дрожь. — Я много раз пытался увидеть вас, но мне отказывали в аудиенции. Я был в отчаянии. Я не знал, что делать. У меня для вас есть чрезвычайно важное сообщение.
   — Как вас зовут? — Лицо Командующего помрачнело.
   — Имя, под которым я значусь в файлах, или настоящее, мой повелитель.
   — Какое считаете нужным, такое и говорите.
   — Имя на файле вы, конечно, знаете. А мое настоящее имя — брат Фидель, мой повелитель.
   Главнокомандующий сидел спокойно, с бесстрастным выражением лица. Наконец он поднялся, взял меч со стола, вонзил пять стальных иголок, находившихся на рукоятке, в пять шрамов на ладони. Меч ожил, впитывая энергию из тела Сагана. Он держал меч правой рукой, а левой показал санитару на ширму.
   — Видите ширму? Зайдите за нее.
   Санитар повиновался, спокойно зашел за ширму, сделанную из простой черной материи. Главнокомандующий пошел следом за ним, лезвие громко и алчно позвякивало.
   Перед ними стоял низенький столик, покрытый черным бархатом.
   — Подымите салфетку, — скомандовал Саган.
   Юноша повиновался. На столике стояло три предмета: маленькая фарфоровая лампада, в которую было налито редкое дорогое масло, серебряный кинжал с рукояткой в форме воьмиконечной звезды, серебряная чаша, на которой были выгравированы восьмиконечные звезды.
   Юноша поднял глаза и посмотрел на Командующего. Саган кивнул и жестом приказал ему подойти к столику. Юноша покорно опустил взгляд. Он встал на колени перед столиком, поднял руки, произнес молитву тихим, почти неслышным голосом. Саган следил за губами юноши и повторял слова молитвы про себя.
   Молитва подошла к концу. Горящей спичкой юноша зажег масло. Горько-сладкий запах ладана и святости заполнил холодный стерильный воздух комнат Сагана. Юноша закатал рукав на левой руке, обнажив исполосованную шрамами кожу, — эти шрамы нанесли ему не враги, а он сам, истязая себя. Юноша решительно поднял серебряный кинжал и, бормоча другую молитву, поднес к руке острие.
   Командующий наклонился, положил свою ладонь на руку юноши, державшую кинжал.
   — Остановитесь. Этого делать не надо.
   Юноша опустил голову, положил кинжал на бархат и поднялся. Саган опустил меч и вложил его в ножны.
   Они стояли за черным экраном, частично загораживавшим резкий свет ламп в комнатах Главнокомандующего и бросавшим на них густую тень. От пламени горящей лампады отскакивали желто-голубые искры, отражавшиеся в ясных глазах юноши.
   Саган внимательно изучал его.
   — Фидель. Преданный. Брат Преданный. Славное имя.
   — Я стараюсь быть достойным его, мой повелитель, — тихо произнес юноша, снова опустив глаза.
   — Вы знаете молитвы, знаете канон. На вашей руке знаки, подтверждающие вашу веру. Я понял бы все это, если бы вы были стариком. Но вы молоды. Орден уничтожили во время Революции, восемнадцать лет назад, когда вы были совсем ребенком. Кто вы, брат Фидель? И что вы хотите от меня?
   — Я священник Ордена Адаманта, мой повелитель. Орден послал меня сюда, повелев быть подле вас, понимая, что наступит час, когда вам понадобится моя помощь. И это время наступило, мой повелитель, — брат Фидель посмотрел на Сагана. — Но прежде всего я должен объяснить…
   — Не мешало бы, — сухо произнес Командующий.
   — Я был ребенком, как вы сказали, когда произошла Революция, ребенком, членом Ордена, мой повелитель. Я вступил в него шести лет от роду. И всегда знал о своем предназначении свыше, мой повелитель. Когда я вспоминаю свое детство, я не слышу голоса матери или отца, я слышу голос Всевышнего.
   Священники не хотели принимать меня, потому что я не был королевского происхождения. Они хотели отказать мне, когда вперед вышел старый монах, суровый и мрачный, смуглый и молчаливый. Он не произнес ни слова, но положил руку мне на голову.
   Юноша замолчал, словно ждал, что сейчас заговорит Командующий. Но тот словно воды в рот набрал и даже не пошевелился. Подождав немного, брат Фидель продолжал:
   — С тех пор никто обо мне дурного слова не сказал. Меня взяли в монастырь, дали образование, пообещав, что со временем, когда я подрасту и смогу сам принимать решения, при условии, что я не изменю своего желания, меня примут в братство. Моя вера и мои помыслы никогда не менялись.
   Мне было почти восемь в ту ночь, когда свершилась Революция. Толпы народа, впереди которых шли солдаты восставшей армии, начали штурм монастыря. Правда, нас предупредили о надвигавшейся беде. Мы так никогда и не узнали, кто это сделал, кое-кто поговаривал, что это предостерег Сам Господь.
   Глаза священника снова смотрели долу, он теперь не видел Сагана.
   — Мы были готовы к штурму. Нам запретили лишать людей жизни, конечно. Среди нас не было воинов-священников. Но под прикрытием ночи и с благословения нашего молчаливого пастыря мы построили ловушки, попав в которую, человек становился беспомощным, хотя и оставался живым и невредимым. Мы защищали наше аббатство огнем и водой, камнями и воздушными шарами.
   — Многие наши братья погибли той ночью, — продолжал брат Фидель негромким спокойным голосом. — Но с Божьей помощью мы победили врагов. Почти все обратились в бегство, объятые ужасом и страхом. Они чувствовали на себе гнев Божий. И по сей день никто из них не осмелился подойти к нашим стенам. А мы — те, кто уцелел, — живем в мире и согласии. Думаю, вам известно аббатство, о котором я говорю, мой повелитель. Это аббатство святого Франциска.
   — Я знаю его, — Саган тоже говорил едва слышно. — Его стены стоят по-прежнему?
   — Да, мой повелитель.
   — Я давно там не был. И не думал… — Командующий осекся, жестом приказав юноше продолжать.
   — Я сказал почти все, мой повелитель. Орден был объявлен вне закона, его запретили, но он не погиб. Он ушел в подполье. Мы создали систему тайной связи, нашли оставшихся в живых и связались с ними. Мы делали свое дело тихо и осторожно на благо Создателя. Иногда кто-нибудь из наших священников или монахов попадает в плен, но каждый идет на смерть со словами, что он один проповедует свою веру, никогда не выдавая истины. С тех пор наши ряды увеличились. Нас немного, потому что мы с осторожностью принимаем новичков к себе, но нас больше, чем вы можете представить.
   — И среди вас нет никого Королевской крови?
   — Нет, мой повелитель. Все — простолюдины, как я. И работа, которую мы выполняем, — простая. Мы теперь не можем творить чудеса. Но то, что мы делаем, я верю в это, тоже с благословения Всевышнего.
   — С еще большего, брат Фидель, — сказал Саган, но сказал так тихо и с такой болью, что юноша притворился, что не слышит, и ничего не ответил.
   — Вы принесли мне сообщение, — резким тоном сказал Саган. — Рисковали жизнью. От кого оно? И о чем?
   — От главы нашего Ордена, мой повелитель. Должен сказать вам, что один священник, которого вы считаете погибшим восемнадцать лет назад, — жив.
   — Deus! Господи!
   Это было молитвой, мольбой. Мороз пробежал по коже Сагана. Глаза, словно незрячие, вперились в одну точку, он перестал дышать.
   Санитар разволновался, подошел к нему, положил два пальца на пульс.
   — Мой повелитель, вам плохо…
   — Говорите, черт бы вас побрал! Говорите! — прорычал Саган, крик сорвался с губ, точно прорвав ему грудь.
   Брат Фидель заметил капельки крови на его посеревших губах.
   — Говорите, зачем пришли!
   — Мой повелитель, этот священник лежит на смертном одре. Его последняя воля — увидеть вас еще раз, просить у вас прощения и дать вам, его сыну, свое предсмертное благословение.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Мойра… последний лик нашей судьбы.
Мари Рено. «Король должен умереть»

   — Почему он не приходит, чтобы скорее покончить со всем этим? — спросил Таcк, шагая из угла в угол, лишь иногда делая дугу, чтобы не сшибить стул, — десять шагов вперед, десять назад.
   — Саган большой мастер доставлять радость ожидания и предвкушения, — ответил Дикстер. Он оторвал взгляд от книги, которую читал, и пристально посмотрел на Дайена.
   «Почему? — спросил он про себя. — Почему вы сделали это?»
   Дайен молчал, он не произнес ни слова с той минуты, как их привели к нему. Он стоял возле экрана и смотрел на всполохи огней космических кораблей, на немеркнущий свет когда-то зажженных звезд.