— Так я слышал.
   — И не из «беретты» ли вылетели эти девять миллиметров? — Вытянув руки ладонями кверху, Эйб стал сгибать пальцы, как бы подзывая Джека к себе. — Так что выкладывай. Давай-давай-давай.
   Джек выложил ему краткую версию относительно событий вечера воскресенья и утра понедельника.
   Когда он кончил свой рассказ, Эйб снова сел на стул и махнул рукой на разложенные страницы «Лайт».
   — Значит, это сделал ты? — охрипшим голосом сказал он. — Самолично уничтожил всемирную секту?
   — Я бы не сказал, что уничтожил. Она не исчезла. И сомневаюсь, что она когда-нибудь вообще исчезнет.
   — Но ты поставил ее на колени.
   — Да, хотя у нее все еще более чем достаточно людей и средств, чтобы продолжать закапывать свои колонны.
   Дорментализм, как таковой, получил сокрушительный удар, и его ряды смешались — но механизм, созданный Брейди, продолжал существовать. Пройдет не так много времени, прежде чем будет выбрано место очередного захоронения, и другие фанатики из Высшего Совета начнут готовить новую колонну... заталкивая в нее облюбованную жертву.
   — Они объявят мораторий. Слишком много глаз смотрят на них. А без их руководящего факела...
   — Да, надеюсь, его надолго изымут из обращения.
   — А если нет, за тобой дело не станет. В твоем лице дорменталистская церковь...
   — Сократись, — отрезал Джек. — И сделай радио погромче. — Ему показалось, что он услышал имя Брейди.
   У Эйба всегда было включено радио, настроенное на один из новостных каналов.
   Да, Джек не ошибся. Прокурор округа Бронкс сообщил, что в деле об убийстве Кордовы он будет требовать для преступника смертной казни. Кроме того, Лютеру Брейди отказано в освобождении под залог и сегодня же утром он будет доставлен на Рикерс-Айленд.
   — Поздравляю! — просиял Эйб. — Можешь докладывать своей почтенной подруге.
   — Не сомневаюсь, она и так узнает.
   Но позвонить Герте — это хорошая идея. Джек извлек сотовый телефон и набрал ее номер.
   Ответа не последовало.
   Может, вышла за покупками... но какое-то беспокойство заставило его подняться.
   — Думаю, что сообщу ей лично.
   Махнув Эйбу на прощание, он выскочил на улицу и почти бегом двинулся в сторону Коламбус-авеню.

2

   — Она пропала! — Эстебан был неподдельно взволнован.
   Джек пытался сохранить спокойствие, но ему было не по себе.
   — Что значит пропала? Когда она вышла?
   — Она не выходила, она уехала. Явились люди, упаковали ее вещи, и она уехала. Ее квартира пуста.
   — Вы уверены, что она уехала по своей воле? Не могли ли ее похитить... или что-то в этом роде?
   Эстебан покачал головой:
   — О нет. Она оставила мне любезную записку и очень щедрый подарок. Мне будет не хватать ее.
   — И куда же она направилась?
   Пожатие плеч.
   — Она не сказала. Знаю только, что она не отказалась от аренды, потому что за нее заплачено до конца года.
   Ее что-то испугало? Или заставили сняться с места мои действия?
   Джек стиснул зубы. У него все еще оставалось без ответа слишком много вопросов.
   — Она была прекрасной женщиной, — сказал Эстебан.
   — Да, была. — Джек похлопал швейцара по руке. — А вы были хорошим другом для нее. Я знаю, она ценила вас.
   Расставшись с просиявшим Эстебаном, Джек направился в сторону Первой авеню. Ему нужно было такси, чтобы добраться до взятого напрокат «бьюика». Прежде чем он вернет машину, следовало заехать еще в два места.

3

   Когда Джек отошел от заваленной цветами могилы сестры Мэгги, он услышал, как кто-то окликнул его:
   — Джек! Не уделите ли мне немного времени?
   Обернувшись, он увидел отца Эдварда Хэллорана, напоминавшего пожилого эльфа в сутане с белым воротничком, который шел к нему через травянистую поляну. Отец Эд провел надгробную службу, к которой Джек опоздал, и вознес последнюю молитву. Джек был тронут, увидев сотни залитых слезами, скорбящих лиц прихожан, которые пришли из Нижнего Ист-сайда, чтобы отдать дань уважения любимой учительнице.
   — Что произошло, Джек? — тихо спросил священник. Глаза его были полны слезами. — Да простит меня Господь, но по этой земле никогда не ступала более милая, обаятельная и богобоязненная женщина...
   Джек смотрел на голые деревья, окаймлявшие пожухлую зелень лужайки, на резьбу надгробий старого кладбища в Куинсе.
   — Да, она была необыкновенной личностью.
   — Но кто же...
   — Теперь это уже не имеет значения.
   — Конечно же имеет! Он должен... — Голос священника прервался. — Вы хотите сказать, что он избежал людского суда?
   — Я предпочитаю, чтобы вы сами сделали вывод.
   — Конечно... и я хотел бы узнать, что случилось с тем человеком, к которому какое-то время назад я попросил вас присмотреться. С тех пор вы что-нибудь слышали о нем? Или видели его?
   — Только не я.
   Отец Эд вздохнул:
   — Понимаете, я не хотел бы прощать такие вещи, но если справедливость свершилась, то, значит, быть по сему. Бедняжка... что ей пришлось пережить. Мы должны были хоронить ее в закрытом гробу.
   Джек вспомнил, как выглядела Мэгги в пластиковом мешке.
   Он набрал в грудь воздуха. Он собирался сегодня во второй половине дня или завтра встретиться с отцом Эдом и кое-что обсудить с ним. Но может, лучше это сделать прямо сейчас.
   — Ради сестры Мэгги... могу ли я создать фонд ее имени?
   У отца Эда расширились глаза.
   — Почему вы хотите это сделать?
   — Она мне кое-что рассказывала... о девочке Фине, которой придется оставить школу Святого Иосифа из-за проблем с деньгами.
   — Серафина! Да, сестра Мэгги хотела, чтобы дети Мартинес остались в школе. Вы их видели?
   — Нет...
   — Тогда почему же вы стремитесь помочь им?
   Остатки от двадцати пяти тысяч, полученных от
   Герты, плюс наличность, изъятая у Кордовы, составляли приличную сумму. И, как выяснилось, он не смог вернуть деньги Герте.
   — Давайте скажем так: я не хочу, чтобы она была забыта. Пожалуйста, прикиньте, куда вложить деньги, чтобы использовать их для детей Мартинес — пока они не поступят в колледж. Часть суммы может пойти другим детям.
   — Господи, это просто чудесно, Джек. Образовательный фонд сестры Мэри Маргарет О'Хара... как красиво это звучит, вам не кажется? Я незамедлительно займусь им. Когда вы сможете выслать чек?
   — Чек?
   — Я предполагаю, вы захотите получить налоговые льготы.
   — У меня их и так более чем достаточно. Для вас не составит проблемы получить наличными?
   Отец Эд моргнул:
   — У меня вообще нет проблем.

4

   Лютер Брейди двигался как в бреду. Он был ошеломлен.
   Щиколотки скреплены цепью. На запястьях — такая же цепь. Коп ведет его по вестибюлю центра временного содержания. Сзади следует другой, а еще двое по бокам придерживают за локти. Они ведут его к светлому прямоугольнику — это дверь наружу. А за ней ждет фургон, который доставит его в Рикерс.
   Он представил себе картину, как его насилует банда огромных хохочущих черных людей, и у него подломились колени. В тюрьме могут быть и дорменталисты. Ему нужно всего лишь несколько человек... для защиты...
   В глаза неожиданно ударила вспышка солнечного света, и Лютер прищурился. Лишь через секунду-другую он понял, что это не столько солнце, сколько фотовспышки. Репортеры, обступившие проход к полицейскому фургону, с пулеметной скоростью обстреливали его вопросами, тыкая микрофонами в лицо.
   Он заморгал, но тут же приосанился, поняв, что ему представилась возможность рассказать о своем деле и эти видеокадры в сопровождении его слов будут снова и снова крутить в эфире.
   — Я невиновен! — замедляя шаги, закричал он. — Невиновен, клянусь в этом!
   Он успел пробежать взглядом по лицам. Кое-кого он знал, кое-кого нет. Поскольку ему сотни раз приходилось появляться на публике, он до совершенства отшлифовал присущее ему от природы умение держаться искренне и с достоинством. И теперь, призвав на помощь эту свою способность, он глядел прямо в глаза репортерам без всякого страха.
   — Ну а как начет доказательств, тех самых фото? — выкрикнул кто-то.
   — Ложь и фальшивка. Чудовищный тайный сговор, чтобы оболгать меня и дискредитировать дорментализм. Вы еще увидите! Правда выйдет наружу! Истина...
   Слова застряли у него в горле, когда он узнал лицо в задних рядах. Это не репортер. Нет, он видел это лицо в храме. Оно принадлежало человеку, который представился Джейсоном Амурри и которого Дженсен так отчаянно хотел найти.
   Когда их взгляды встретились и Лютер Брейди увидел выражение глаз этого типа, он наконец прозрел: за всем происшедшим стоял именно он.
   Нет. Не может быть. Значит, этот мерзавец разоблачил Опус Омега, убил Дженсена и подставил его самого, обвинив в убийстве.
   Невозможно!
   Но тут человек поднял правую руку, вытянул пальцы наподобие пистолета и прицелился в Лютера. Затем, улыбнувшись, вскинул голову и сделал вид, что передергивает затвор.
   — Вот он! — закричал Лютер. — Вон там! — Он отчаянно старался преодолеть сопротивление цепей. Если бы только он мог показать прямо на него! — Вот человек, ответственный за все! Вот настоящий убийца! Схватите и допросите его! Он знает...
   Люди стали поворачиваться, но человек уже исчез.
   А телекамеры продолжали снимать.
   Лютер Брейди закинул голову и издал вопль, давая выход своему гневу, своему раздражению, своей беспомощности и, главное, своему ужасу.