Войскунский Евгений. Ур, сын Шама

   "Пришелец он или нет, но кулаки у него здоровенные".
   "С "летающих блюдец" они пересели на "веретено".
   "Человек, подбивавший одеронских студентов к бунту, не пришелец, а маоистский агент".
   Ур отбросил газеты. Вид у него был удрученный.
   - Как вам удалось бежать? - спросил Фрезер.
   - Я воспользовался оплошностью охраны.
   Фрезер недоверчиво хмыкнул. Тут прибежала Аннабел Ли, вся сверкающая, в тугих брючках и кружевной блузке. Прибежала, захлопотала, затараторила. Ура отправила в душевую, старому Бобу велела подавать завтрак, а Фрезеру сказала:
   - Не надирайся с утра, дэдди. И не вздумай прогонять моего гостя.
   Если бы не предстоящая женитьба, Фрезер, будьте уверены, сумел бы поставить скверную девчонку на место. Но предстоящая женитьба взывала к смирению.
   И не прошло и получаса, как стол в гостиной был накрыт и Ур сидел за ним - умытый, причесанный, в полосатой рубашке с погончиками из гардероба самого Фрезера. Если бы не глаз, обведенный чернотой - можно было бы счесть этого молодого человека племянником, приехавшим погостить к богатому дядюшке.
   А на столе, на беспорочно белой скатерти тихонечко посвистывал электрический кофейник, желтел брусок масла, сочилась розовой слезой ветчина. Выли здесь поджаренные ломтики хлеба и апельсиновый джем в вазочках. Боб положил перед Уром два горячих беленьких кубика с изображением курицы и надписью "Fraser Cubic - Eggs Ltd. Ур недоуменно повертел кубик, увидел на одной из граней две разноцветные полоски с мелкими буквами: "soft boiled" и "hard boiled"*.
   _______________
   * "Всмятку" и "вкрутую" (англ.).
   - Ударьте по нему ложечкой, - сказала Аннабел Ли. - Вот здесь, где кружок выдавлен. Не бойтесь, не взорвется!
   Ур ударил ложечкой, кружок отскочил. Аннабел Ли засмеялась, видя, как гость с опаской заглянул внутрь кубика.
   - А теперь ешьте, - командовала она. - Что, никогда не видели? Это самые лучшие в мире яйца, самые вечные и... что там еще в твоих рекламах, дэдди?
   Яйцо на вкус оказалось хорошим, свежим.
   - Синтетическое? - спросил Ур.
   - Как бы не так! Самое настоящее яйцо от живой курицы, и будь я проклят, если моя реклама врет, - сказал Фрезер. - Лучше этих яиц на свете не бывает.
   - Вам удалось вывести породу кур, несущих кубические яйца?
   - Ха, порода кур! - Фрезер заметно воодушевился. - На такую селекцию сто лет уйдет, а я так долго ждать не могу. У меня, если хотите знать, все проще. Пластмасса!
   - Вы переливаете содержимое яйца в пластмассовый кубик?
   - Именно так, сэр. Нравится?
   - Очень.
   - Это я сам придумал, если хотите знать. Пришлось всадить кучу денег в разработку пластика, в технологию, но зато я выжил и утер нос МУАК. Кубические яйца не боятся перевозки. В коробку, в которой помещается пять дюжин обычных яиц, свободно укладывается девять дюжин кубических. Они не бьются и не портятся, им не нужны рефрижераторы, они всегда свежие...
   - Ну, дэдди, понесло тебя, - сказала Аннабел Ли.
   - Да, сэр, всегда свежие! - закричал Фрезер, хотя Ур нисколько не оспаривал это утверждение. - Хотите знать почему? Потому что при переливании я отделяю зародышевый диск и добавляю капельку консерванта.
   - Очень интересно, - сказал Ур. - А желток не смешивается при переливании с белком?
   - Ага, вам интересно! Слыхала, Энн? Ему интересно! Он хочет увезти яйцо фирмы Фрезера к себе на Юпитер!
   - Дедди, я же просила тебя...
   - Не мешай! - отмахнулся Фрезер и налил еще виски. - Так я и сказал вам, почему не смешиваются желток с белком! Это секрет фирмы, мистер... как вас там... У меня тут выпытывали это и не такие хитрецы, как вы. Черта с два! Хотите покупать кубические яйца - пожалуйста. А выведать секрет провалитесь в преисподнюю вместе с вашим "общим рынком"! Своих яиц, видите ли, полно! Да разве может быть сравнение? Ну ничего, Фрезер терпелив... Фрезер подождет, пока в вашей проклятой Европе...
   Продолжительный звонок прервал его темпераментную речь. Старый Боб пошел открывать, а тем временем Аннабел Ли увела Ура к себе в комнату и велела сидеть тихо.
   - Если это полиция, то мое молчание не поможет, - сказал Ур.
   - Никакая полиция в мире не войдет в мою комнату, - твердо ответила Аннабел Ли.
   Заперев дверь на ключ, она сбежала вниз, в гостиную, где Фрезер, стоя со стаканом в руке, разговаривал с двумя незваными гостями. Одного из них, в костюме песочного цвета, Аннабел Ли сразу узнала: это был комиссар Прувэ.
   ...Когда Ур вышел из машины, оставив Прувэ одного на темном шоссе близ Санта-Моники, комиссар развернул свой "ситроен" и поехал обратно. Увидев на развилке указатель "Аннеси", он, не раздумывая, повернул туда. Одна только мысль была у него в голове: раздобыть оранжад. В крайнем случае - ситронад, потому что разница невелика, и тот и другой напиток делают на двууглекислой соде. На двууглекислой соде, будь она проклята. Это чрезвычайно важно. Альфа и омега, начало и конец.
   Он ехал долго. Недалеко от Аннеси Прувэ пришлось остановиться: бензобак был пуст. Почти до самого рассвета он дремал за рулем на обочине пустынного шоссе. Встрепенулся от шума мотора: ехал грузовичок, набитый капустой. Комиссар остановил его и уговорил фермера продать немного бензина.
   Марка была неподходящая, "ситроен" чихал и задыхался, и только в шестом часу утра комиссар Прувэ добрался до Одерона. Мрачнее тучи он проследовал в свой кабинет, не отвечая на вопросы встревоженных сотрудников. Подкрепил себя спиртным. Он мучительно старался вспомнить ночное происшествие, но помнил лишь одно: он повез этого Ура выпить оранжаду. В крайнем случае - ситронаду... Они ехали в Санта-Монику, но потом Ур сказал, что это не Санта-Моника, а Экс-ле-Бен. Ур вышел из машины и пошел искать ближайшее кафе, а он, Прувэ, поехал в Аннеси, потому что там тоже бывает хороший оранжад... Или ситронад. Это почти одно и... Будь он проклят, этот пришелец, забивший ему голову своим оранжадом! И еще эта неотвязная трижды проклятая двууглекислая сода! Альфа и омега, чтоб ему заткнула глотку рогатая жаба! Прувэ вскочил из-за стола и минуту или две метался по кабинету, выкрикивая ругательства - все, какие только знал. Потом он прошел в туалет, подставил голову под кран с холодной водой. И, окончательно придя в себя, начал действовать. По всему департаменту была поднята на ноги полиция. Внешние приметы Ура были сообщены по телефону и радио в морские и аэропорты. Помчались служебные машины в Экс-ле-Бен, Аннеси и другие соседние города. Сам Прувэ с группой сотрудников выехал в Санта-Монику. Два адреса интересовали его в первую очередь: Океанариум и вилла Фрезера...
   Войдя в гостиную, Аннабел Ли услышала, как ее отец, стоя со стаканом в руке, говорил приезжим:
   - Своих арестантов он сторожит крепко. У него ни один не сбежит. Так что, господа, приезжайте в Небраску. Никогда ведь не поздно поучиться, а? Я уверен, что наш шериф...
   - Спасибо, мосье Фрезер, за приглашение, - холодно прервал его Прувэ. - Вы сказали, что беглеца в доме нет. Разрешите, однако, спросить: почему у вас на столе три прибора? Разве вы живете тут не вдвоем с дочерью?
   - С нами завтракает наш слуга, - сказала Аннабел Ли.
   - Слуга? - Прувэ пристально посмотрел на молчаливого спокойного Боба.
   - Да, - подтвердил Фрезер. - Боб Мэрдок свой человек у нас в доме. Если хотите знать, мистер Прэйв...
   - Прувэ, с вашего позволения.
   - Пусть так, вам лучше знать. Так вот. Боб Мэрдок был знаменитым гонщиком, когда вы еще только затверживали таблицу умножения и...
   - Думаю, что и вы в те времена делали то же самое.
   - Да. И будь я проклят, если это были плохие времена. Ученые тихонечко сидели в своих лабораториях, и каждый мог спокойно делать свой бизнес, и никто не слыхивал о вашем проклятом "общем рынке", который...
   - Мосье Фрезер, об "общем рынке" поговорим в другой раз. Я полагаюсь на ваше честное слово и не стану производить обыск. Но уверены ли вы, что беглец не укрылся тайком в саду?
   Прувэ устремил проницательный взгляд на Аннабел Ли. Та хладнокровно пожала плечами и сказала:
   - Я была бы очень рада, если б он оказался у нас в саду.
   Прувэ и сопровождавший его детектив прошли по дорожкам сада, заглянули в беседку, в пляжную кабинку. Затем, приподняв на прощанье шляпы, скрылись за воротами. Выждав, пока утих гул отъехавшего автомобиля, Аннабел Ли побежала наверх.
   - Ну вот, все в порядке, Ур, мы отшили полицию. - Склонив набок белокурую головку, она разглядывала его. - Вам идет эта рубашка. Пожалуй, идет даже подбитый глаз... Все же чего-то не хватает. Надо подумать. А, поняла!
   Она взяла голубую шелковую косынку и повязала Уру на шею.
   - Вот теперь о'кэй! - Аннабел Ли, улыбаясь, положила руки Уру на плечи.
   Перед ужином старый Боб еще раз обошел виллу, осторожно выглянул за ворота. Вернувшись в гостиную, он сказал:
   - Все спокойно. Но ставлю сотню против рваного башмака, что они притаились и смотрят в оба.
   - Задерните шторы на окнах, Боб, - сказал Фрезер. - И посидите на веранде. Мы тут управимся сами. Собери-ка ужинать, Энн.
   Весь день он понемногу накачивался спиртным, но утреннее оживление с него слетело. Посасывая сигару, Фрезер сосредоточенно просматривал вечерние газеты. Потом отбросил их. Заткнул за воротничок салфетку, положил себе на тарелку салату.
   - Комиссар Прувэ поклялся изловить пришельца, - сказал он и посмотрел на Ура. - Может, вы и впрямь оттуда? - Он поднял руку, как бы ввинчивая палец в воздух.
   - Я такой же земной человек, как и вы, мистер Фрезер, - тихо сказал Ур.
   Он чувствовал себя скверно. Избегал смотреть на Аннабел Ли, односложно отвечал на ее веселый щебет. И его все томило ощущение, будто с родителями что-то случилось...
   - Вот что, - сказал Фрезер, не сводя с Ура задумчивого взгляда. Меня не касается, откуда вы родом. Публике хочется, чтобы вы были пришельцем, а уж если публике так хочется, то надо продолжать игру. - Он отпил из стакана. - Итак, я предлагаю вам следующее. Я связываю вас с нашим консульством, вы подтверждаете, что прибыли с Юпитера или откуда хотите, и заявляете о желании вступить в американское подданство. Затем я принимаю вас к себе в дело...
   - О дэдди! - Аннабел Ли бросилась к отцу и поцеловала в щеку. - Как хорошо ты придумал!
   - Я знал, что тебе это понравится. От вас, мистер Ур, потребуется совсем немногое. Ну, скажем, заявить журналистам или на телевидении, куда вас наверняка поволокут, - заявить, например, что из земных напитков вам больше всего нравится оранжад, а из еды - кубические яйца фирмы Фрезера...
   - Чудесно, дэдди! И он поедет с нами в Валентайн!
   - Мы подпишем контракт, вы получите за рекламу крупный гонорар, и он будет возрастать с каждой моей новой выгодной сделкой.
   - Ур! - Аннабел Ли обратила на него сияющий взгляд. - Дэдди не поскупится, это я точно знаю. Это же замечательно! Ты хорошо заработаешь на рекламе, а потом напишешь книгу и получишь за нее миллион долларов. Все будет о'кэй, милый!
   Ему было жаль разочаровывать Аннабел Ли, но ничего не оставалось, как сказать:
   - Большое спасибо, но я не могу принять ваше предложение, мистер Фрезер. Я должен сегодня ночью улететь отсюда.
   Как они ни уговаривали его остаться, Ур был непоколебим. Ему нужно улететь. Какая-то беда произошла с его родителями. Да, у него есть родители, и он должен их срочно навестить...
   - Мы будем тебя ждать, Ур! Ты проведаешь стариков и вернешься, не правда ли?
   - Не знаю, Энн, - ответил он мягко. - В жизни столько неожиданностей, что все может случиться.
   А Фрезер сказал:
   - Первый раз вижу человека, который отказывается от хорошей сделки.
   Ур сел писать письмо. Заклеив конверт, попросил Аннабел Ли завтра же переслать письмо в Океанариум доктору Русто.
   Около полуночи они вышли из дому. Было темно и ветренно, сад был полон шороха, теней и ночного благоухания. Фрезер остался на веранде. Попыхивая сигарой, он смотрел вслед трем фигурам, пока их не поглотила темень.
   Аннабел Ли, Ур и старый Боб молча спустились к пляжу. Белым призраком покачивалась у маленькой пристани яхта. Ур первым прыгнул в нее и помог сойти Аннабел Ли. Потом прыгнул Боб. Он отвязал яхту, с силой оттолкнулся от сваи. Все трое сидели в углублении кокпита. Боб потянул фал, и дакроновый грот легко выплеснулся над ними и принял ветер.
   - Как страшно ночью в море! - шепнула Аннабел Ли. - А ты еще хотел плыть! Почему твоя лодка не может подлететь к берегу?
   - Она может. Просто я так привык...
   Кренясь, яхта уходила в открытое море. Она шла без огней. Берег отдалялся, уплывал. Но что-то происходило на берегу - там заплясали огоньки фонариков, и порывом ветра донесло слабые голоса.
   - Тревога, - разжал губы старый Боб, поглядев на берег. - Они следили. Я знал.
   - А далеко еще до твоей лодки? - спросила Аннабел Ли, беспокойно крутя головой.
   - Нет. Надо только подальше отойти от берега.
   Яхта шла под свежеющим ветром, плавно покачиваясь на волнах. И тут блеснул огонь где-то у подножия черной громады мыса Серра. Это мигал прожектор. Потом он погас, и стали видны бортовые огни - красный и зеленый. Отчетливо донесся напряженный стук мотора.
   - Велит остановиться, - сказал Боб.
   - Это катер береговой охраны? - спросил Ур.
   - Что ж еще? Он идет прямо на нас.
   Луна была ущербная, то и дело наплывали на нее рваные облака, но света на море было все же достаточно для того, чтобы преследователи могли разглядеть идущую под парусом яхту. Теперь катер стал забирать немного вправо, мористее, чтобы перерезать яхте курс. Опять вспыхнул прожектор, угрожающе взвыла сирена.
   - Ты будешь вспоминать меня? - спросила вдруг Аннабел Ли.
   Ур не ответил. Он сидел, выпрямившись и вытянув шею, лицо его было неподвижно, глаза полуприкрыты. Аннабел Ли ощутила прилив жутковатого холодка.
   - Так. - Ур встрепенулся. - Слушайте внимательно, Боб. Как только я выпрыгну, тотчас поворачивайте оверштаг и ложитесь на обратный курс. Включите бортовые огни.
   - Ур, ты что хочешь?..
   Вопрос замер на устах Аннабел Ли. С ужасом она смотрела, как Ур медленно перевалился через борт яхты в темную воду.
   - Прощай, Энн, будь счастлива! - крикнул он уже из воды. - Боб, прощайте!
   Вода была холодная. Холоднее, чем в ту ночь, когда он впервые подплывал к берегу Санта-Моники. А может, ему просто казалось так. Он поплыл навстречу спускающемуся, скупо освещенному луной веретенообразному телу своей летающей лодки.
   Г л а в а  с е д ь м а я
   ВОЗВРАЩЕНИЕ УРА
   Отнесите меня на постель и, если можно,
   позовите мудрую Урганду, чтобы она осмотрела
   и залечила мои раны.
   С е р в а н т е с, Дон Кихот
   Благо тем, кто спокойно спит ночью и, до конца досмотрев все сны, просыпается засветло. Но если предрассветный час застает тебя одного в степи и если ты к тому же томим неясным предчувствием беды, то нет тебе покоя.
   Ур понимал, что было бы разумнее дождаться рассвета и только потом пуститься в дорогу. Но нетерпение погнало его вперед. Он быстро шел, почти бежал по темной степи, то и дело натыкаясь на камни, на жесткие кусты верблюжьей колючки.
   Он приземлился точно в том же месте, где год назад впервые вышел из лодки на землю. Где-то поблизости должны быть нагромождение скал, и родник, и овечья тропа, ведущая к главной усадьбе колхоза имени Калинина.
   Где же скалы, где родник? Ур остановился, прислушался - не журчит ли вода? Но ничего, кроме собственного учащенного дыхания, не услышал. Кажется, он слишком забрал влево. Уж очень заметно здесь повышается местность. Да, надо взять правее. Он снова побежал. Провалился в неглубокую яму, подвернул ногу, исцарапал руки колючим кустом, когда выбирался из ямы.
   Да, ровно год назад ясным сентябрьским днем он ступил в первый раз на эту обожженную землю. И вот он снова здесь. Предрассветная степь простирается перед ним, как судьба...
   На востоке немного просветлело. Оглянувшись, Ур разглядел неровный, холмистый силуэт. Вот они, скалы! А он кружит вокруг битый час... Теперь можно было различить легкий звон воды. Степной неожиданный родник! Можно искать тебя всю жизнь - лишь бы припасть наконец к твоей упругой холодной струе...
   Вода как бы смыла с него бессонную усталость. Ур зашагал по овечьей тропе, отмеченной многочисленными орешками. Быстро светало. Где-то впереди перекликались петухи. И вот показались знакомые строения колхозного поселка.
   Дом неприятно удивил его мертвой тишиной. Обычно мать на рассвете была уже на ногах, разводила огонь в очаге... Ур взлетел на веранду и увидел черный амбарный замок, наглухо замкнувший дверь. Возле двери чернели старые сандалии Шама.
   Внезапная слабость в ногах заставила Ура сесть на ступеньку. Тупо смотрел он на закопченный очаг во дворе, на связки оранжевого лука, свисающие с балки веранды.
   Послышался собачий лай, блеяние овец. Облачко пыли поднялось над соседними садами. Ур поднялся и медленно пошел в ту сторону вдоль заборов, сложенных из нетесаного камня.
   Слитной желтовато-кудрявой массой текла отара.
   - Чо! Чо-о! - покрикивали пастухи, тыча длинными посохами в отбившихся овец.
   Здоровенный пес "алабаш" зарычал на Ура, оскалив клыки. Один из пастухов прикрикнул на пса и подошел, протянул Уру коричневую жилистую руку.
   - Приехал, молодой? - сказал он, раздвигая в улыбке черные усы. Мамичка тебя ждала, очень сильно плакала...
   - Курбанали! - узнал Ур приятеля Шама. - Что случилось, где мои родители?
   Пастух печально покивал головой в мохнатой папахе.
   - Папичка совсем заболел. Здесь болел. - Он хлопнул себя по заду. Вчера... нет... перед вчера райцентр ехал.
   Он добавил что-то по-азербайджански, чего Ур не понял. Но главное было понятно: отца увезли в больницу и мать уехала с ним. Ур спросил, как выйти на дорогу, ведущую в райцентр, попрощался с Курбанали и пошел было, но тот окликнул его:
   - Молодой! Большой радость случился. Наш завфермой Даи-заде помнишь? Га, Джанавар-заде! Суд пошел! Клянусь тобой! - Курбанали хлопнул себя по коленке и захохотал.
   Ур зашагал по немощеной улице и вскоре вышел на бетонку. Спустя часа полтора его нагнал попутный грузовик. Шофер, парень примерно одного с Уром возраста, притормозил, махнул рукой, приглашая садиться. Ехал он небрежно, на очень большой скорости.
   В небольшом селении, через которое пролегла дорога, шофер посадил в кузов четверых колхозников с корзинами, наполненными инжиром и алычой. Потом подобрал на шоссе еще троих. Машина въехала в райцентр - одноэтажный городок, утонувший в садах. На базарной площади пассажиры высыпали из грузовика и расплатились с шофером. Ур растерянно развел руками. Водитель презрительно глянул на него:
   - Такой молодой, а уже хитрый.
   - Вы же сами предложили мне сесть в автомобиль, - сказал Ур.
   - Денег нет - пешком ходи, - ответил шофер и повернулся к нему спиной.
   Районная больница помещалась в нескольких беленых домиках в глубине просторного, обсаженного тополями и акациями двора. В один из этих домиков - в хирургическое отделение - и направили Ура из приемного покоя, где он навел справки.
   Здесь, в коридоре с белеными стенами, стоял меж двух кадок с фикусами старенький диван, и на диване сидела, сгорбившись, женщина в накинутом на плечи белом халате и выцветшем красном платке на голове. Она уставилась на вошедшего Ура, потом, вскрикнув, бросилась ему на шею. Она плакала навзрыд, подвывая и бормоча неразборчивое. Ур гладил ее по голове. В горле у него стоял комок, он не мог произнести ни слова. Каа потащила его к одной из белых дверей, распахнула ее. В маленькой палате лежали четверо, и Ур не сразу узнал среди них отца.
   Шам лежал на животе, повернув голову набок. Глаза его были закрыты, лицо - влажное, морковно-красное, из черной путаницы бороды и усов вырывалось хриплое дыхание. Над ним стояла пожилая медсестра. Она набирала в шприц прозрачную жидкость из флакончика. Обернувшись на Ура и Каа, сестра сделала страшные глаза и велела немедленно закрыть дверь с той стороны.
   Ур усадил мать на диван.
   - Перестань плакать. Перестань и расскажи, что случилось.
   Всхлипывая и вытирая глаза уголком платка, мать заговорила на своем языке, то и дело вставляя азербайджанские слова и часто повторяя слово "ремонт":
   - Еще весной на речке плотину прорвало. Джанавар-чай называется речка. Ремонт надо. Председатель требовал, звонил телефон. Не знаю, кто ремонт тянул. Захотели ремонт сами делать. Все мужчины пошли. Твой отец сильный мужчина, много работал, ремонт делал. Один день очень долго в воде работал...
   Тут Каа опять заплакала. Из ее сбивчивых слов узнал еще Ур, что после той длительной работы по пояс в воде Шам занемог. Подскочила от сильной простуды температура да еще образовался на правой ягодице огромный нарыв. Она, Каа, сначала прикладывала к нарыву капустный лист - он ведь хорошо жар вытягивает. Но не помог капустный лист. Колхозный фельдшер сделал Шаму укол и отвез сюда, в больницу. Только отцу лучше не становится, и она, Каа, очень боится, что он умрет.
   Мать посмотрела на Ура - и залилась еще пуще:
   - Где ты был, сыночек, почему к нам не приходил? - И, тронув пальцем черное пятно вокруг глаза: - Тебя били? Тебя злые люди обижали, камни бросали? А-а-а... А-а-а-а...
   Она причитала, раскачиваясь, а Ур гладил ее по голове, пытался успокоить. Отворилась дверь, из палаты вышла давешняя сестра с блестящей никелированной коробочкой.
   - Ты забыла, что доктор сказал? - обратилась она к Каа по-азербайджански. - Если будешь громко плакать, тебе не разрешат здесь быть.
   - Как мне не плакать, сестрица, если муж умирает?
   - Кто тебе сказал, что он умирает? Не умрет. Доктор говорил, надо операцию делать.
   Каа повернула к сыну заплаканное, озабоченное лицо.
   - Апераца, - повторила она. - Варели тоже говорил, надо апераца делать. Что это такое?
   - Это... ну, разрезать надо нарыв... Ты сказала - Валерий? Он что, был здесь?
   - Здесь, здесь, - закивала Каа. - Пошел телефон звонить.
   Валерия Ур нашел в кабинете заведующего отделением. Он сидел за столом, застеленным простыней и накрытым стеклом, и кричал в телефонную трубку:
   - Два-три-один! Вы слышите? Дайте два-три-один!
   - Кому ты звонишь? - спросил Ур.
   Валерий поднял на него взгляд. Выгоревшие брови взлетели на лоб. Не отнимая трубки от уха, Валерий вскочил, и ему пришлось подхватить телефонный аппарат, вздернутый шнуром.
   - Приехал?! - заорал он. - Где ты был?.. Нет, я не вам! - прокричал он в трубку. - Так дадите два-три-один наконец? Да, да, жду... Ур, где ты был? Что у тебя с глазом?
   - Потом расскажу. Кому ты звонишь?
   - Да понимаешь, я узнал, что твой отец заболел, - зачастил Валерий. Приехал навестить вчера, дом заперт, ну, я - в правление, оттуда на попутной сюда. Пришлось заночевать здесь на диване... Слушай, у отца температура за сорок, сильнейший воспалительный процесс, пенициллин не помогает. Здешний хирург в отпуску, а тот, кто его заменяет... Да, да! закричал он в трубку. - Давайте!.. Лев Семенович? Горбачевский говорит... Слышу, слышу!.. Есть разрешение?.. Ну, прекрасно! Значит, я его привезу прямо в республиканскую. Вы только позвоните главврачу насчет санитарной машины... Лев Семенович, еще одно: Ур появился... Еще не знаю, он только что вошел... - Валерий прикрыл трубку ладонью и сказал Уру: - Это профессор Рыбаков.
   Ур протянул руку к трубке.
   - Профессор Рыбаков? - сказал он. - Перед моим отъездом вы просили меня прийти, но я... не сумел прийти... извините... Теперь меня интересует только одно: разрешат ли мне пребывание в стране после того, как я... Не от вас? А от кого?.. Ну, хорошо, я буду ждать... Нет, пока никуда не собираюсь... Буду, наверно, у Валерия, если он не возражает...
   - Не возражаю, не возражаю, - вставил Валерий.
   ...Все было белым в республиканской клинической больнице - стены и койки, чехлы на цветочных кадках и чехлы на лестничных перилах, носилки и кресла на колесах, стоящие вдоль стен.
   Сюда, в белое царство медицины, и был помещен Шам. Перед операцией ему сделали рентгеновский снимок. Карбункул оказался глубоким, многокорневым, но еще глубже снимок показал некое инородное тело. Не оно ли и вызвало воспалительный процесс?
   Операция была не из сложных. Хирург быстро вскрыл карбункул, а потом повел разрез глубже и извлек инородное тело. Было похоже, что оно сидело в живом теле давно.
   Извлеченный предмет был отдан на всесторонний анализ. И вот что он показал:
   "Инородное тело имеет цвет почти черный, форму, близкую к конической, с неопределенно выраженной граненостью. Удельный вес - 2,512, твердость по шкале Мооса - 7,0, каковая высокая твердость, совокупно с остроконечной формой, способствовала глубокому внедрению в мышечные ткани. Химический анализ: преобладание соединений SiO2, то есть кремнезема..."
   Короче говоря, это был кремень. Тот самый кремень, который некогда сыграл исключительную роль в истории цивилизации.
   Повторное лабораторное исследование выявило крупинки древесного угля, приставшие к кремневому наконечнику. Вероятно, деревянный стержень стрелы был для прочности обожжен огнем. Было и другое мнение: будто бы некий врачеватель применил древесный уголь в раскаленном виде для дезинфекции Шамовой раны - в соответствии с формулой античных врачей, которая гласит: "Что не излечивается железом, то излечивается огнем".
   Как бы то ни было, в руках специалистов оказался древесный уголь. Теперь можно было радиокарбонатным способом определить его возраст, так как со временем радиоактивность угля равномерно убывает. И анализ показал, что наконечник стрелы, как и сопровождающие его частицы древесного угля, имеет возраст не менее шестидесяти веков.
   - ...Рад вас видеть, - сказал профессор Рыбаков, выходя из-за стола навстречу Уру. - Садитесь. Вы очень изменились со времени нашей последней встречи. Сколько... уже, кажется, год прошел?