Страница:
– Не угодно ли высокочтимой ящерке'бль забить баки?.. Э-э, забить бычок?.. Ага'бль, конечно же забить трубку мира'бль? Побазарим, так сказать, визави'бль!
– Че'бль?! – Опешивший старлей опустил руки. Изумленно оглядел прибывшее пополнение. Пополнение корчилось от смеха, не в силах произнести ни слова.
Благополучно выдержавший фейс-контроль Юрик Эдипянц сделал попытку улизнуть под шумок. Но движение не укрылось от зоркого ока налогового пристава Попова. Алексей сдвинул брови и сурово изрек:
– А вас, Юрис-джан, я попрошу остаться! Необходимо…
Договорить, потребная или непотребная нужда в кавказском мизерабле появилась у органов налогового надзора, он не успел. Откуда ни возьмись на Ратушной площади вскипело цунами. Это было настоящее торжество водной стихии. Огромный пенистый вал, дойдя до постамента, впитал в себя всю людскую массу, отразился и потащил пленников невесть куда.
«Феня, игрунья'бль!» – мелькнула в голове Ильи мысль.
Но на сей раз происки были, как видно, не ее. Потому что знатная берегиня республики, вместо того чтоб весело наблюдать за массовым купаньем, вскричала:
– Мальчики, держитесь, я вас спасу!
Сказано – сделано. Наших героев подхватило, приподняло, и на упругой волне, точно на водяной подушке, вынесло из пучины. Перед глазами мелькнула гостеприимно распахнутая дверца «Оки». В считаные секунды все очутились на пышном ковре салона, откуда совсем недавно орлами да соколами вылетели на ратные подвиги. Даром что славы не снискали, так еще и вернулись мокрыми курицами.
Девушки заливисто хохотали.
– Йох-ху! – вопил Арапка и непристойно вертелся на своей подвеске.
– Затем считать мы стали раны, товарищей считать, – первым опомнился Никита. После чего задал уместный вопрос: – Что это было? Уж не предложенная ли Геннадием свет Персеевичем трубка мира?
– Если и трубка, то типа клизмы, – гоготнул Леха.
Мужчины пристально посмотрели на переминающегося с лапы на лапу дружбанолога, не знающего, куда вылить воду из драгоценной шляпы.
– Твоя работа, профессор?
Тот негодующе взмахнул руками. Содержимое шляпы выплеснулось на Ингу с Тоней. Очередь хохотать пришла мужчинам.
Отсмеявшись, приникли к окнам. Снаружи продолжалась водная феерия, совмещенная с аквааэробикой. Площадь по всему периметру была оцеплена механизированными подразделениями обеих картафановских пожарных частей. Гидропушки вели беглый огонь, покрывая территорию и живую силу плотной массой воды. Живая сила потешно барахталась. В наиболее выгодном положении оказались те, кто находился в чаше фонтана. Успел туда перебраться и хитрюга Швепс, который энергично переправлял теперь своих гвардейцев под фонтанный зонтик.
Неподалеку от «Оки» мелькнула влекомая мощной струей фигура Эдипянца. Менеджер новой формации был изрядно помят, насквозь мокр, и лишь нос его вздымался непобедимым волнорезом.
Мало-помалу гидрообстрел прекратился. Пушкари деловито зачехлили орудия, попрыгали в кабины. Взревели моторы, и ярко-красные машины, победно трубя, умчались к местам дислокации. Очищенный от масс комбатантов влажный асфальт интенсивно подсыхал на жарком солнышке, курился паром. От недавнего побоища остался только обрывок транспаранта с уцелевшими загадочными буквами «ЗАСР», прилипший к гранитной груди незабвенного Кузьмича.
Мало-помалу вылезали из окружающих площадь кустов унесенные волной.
Злополучного Эдипянца, как оказалось, девятым валом забросило аж на одну из декоративных елей. К счастью, невысоко, заметил он, очухавшись. На соседней ветке сидела облезлая белка почему-то с кедровой шишкой. Белка цепко держала шишку передними лапами и грозно цыкала на промокшего менеджера. Юран замахнулся было на грызуна, но потерял равновесие и, опрокинувшись, приземлился на выступающее из земли еловое корневище. Копчиком.
От дальнейшего созерцания пассажиров отвлек возглас:
– Так, стало быть, не врут слухи про загадочную машину'бль! По всему видать, не врут…
Только сейчас компания обнаружила рядом с собой давешнего старшего лейтенанта. Чернявый военнослужащий рассматривал обстановку внутри салона, то и дело восхищенно приговаривая: «Живут же люди!»
– Нашего полку прибыло, – обрадовался Никита. – Заходи, солдат, коль пришел. Устраивайся поудобнее, гостем будешь. Докладывай, кто, как, почему.
Старлей хмыкнул:
– Вот ведь, куда ни плюнь, везде желанный гость!
Затем принял строевую стойку, молодцевато сдвинул пятки неуставных кроссовок.
– Осмелюсь доложить, старший лейтенант конногвардейских войск Ванята. В городе проводил увольнительное мероприятие с вверенным мне подразделением ВПУККО под предлогом профессионального праздника. При выдвижении на площадь подразделение попало в засаду, организованную активистами ЗАСР…
– Постойте, товарищ, э-э, Ванята, – прервала его Инга. – Что это за зверь такой – ЗАСР? Ну и аббревиатура, кстати говоря.
– ЗАСР, гражданочка, это так называемые Защитники Анти-Сорной Речи'бль. Борцы с нечистотами русского языка, супонь им на уздечку! Борются, понимаешь, с оральными проявлениями ненормативной лексики'бль.
– С матом, выходит? – уточнила Инга. – Так ведь это замечательно!..
Она осеклась, увидев направленные на нее взгляды. Мягко говоря, негодующие. Даже Илья, даже Иван и те помрачнели. Не бабье это дело, указывать мужикам, как выражаться, говорили их лица. Космический дружбанолог лихорадочно хлопал по шляпе, – видимо, в поисках ответа.
Ситуацию разъяснил тактичный Добрынин:
– Предполагается, что вопрос о купировании русского народного языка не входит в компетенцию симпатичных мадемуазелей. By компренэ?
– Но… – Девушка сделала попытку возразить. Тут же к ней наклонилась более понятливая Тоня и горячо зашептала на ушко.
– Да, гм, так о чем это я? – Конногвардеец пощелкал пальцами.
– О засаде, – сказал Илья.
– Так точно, о засаде'бль. Значит, выдвигаемся мы, согласно распорядку, к фонтану. По ходу проверяю у курсантов знание конюшенного устава и ТТХ унитарной сбруи. В увольнительных вещмешках позвякивает паек выходного дня. Сами знаете, как это бывает, шли себе гуськом по улице с оркестром, бросались девушки вослед из каждого окна…
Экс-курсант Добрынин с улыбкой сощурился и согласно кивнул:
– Ага, хорошо знаем…
– Вдруг навстречу из-за памятника прется орда гражданских бледнолицых. Выворачивают нам руки, тычут плакатиками в рожи и кричат, что мы, дескать, не так выражаемся. А мы еще толком и не начинали выражаться-то. Ну молодежь у меня шебутная, в основном деревенская да цирковая. Эх, были бы лошадушки при нас, запросто бы отбились конскими яблоками. А так – слово за слово, уздечкой по столу… – Старлей мотнул буйной головушкой. – Все бы, возможно, и устаканилось, но попался там один чудак'бль. Ну и давай встревать. Дескать, он недавно в Эспаньолу ездил, в родео участвовал. И таким стал бравым наездником, что каждому кабальеро даст очко вперед. Но даже себе он, видите ли, не позволяет в общественных местах ругаться как извозчик. А прозванье извозчик, надо вам сказать, для всякого впукковца донельзя обидное. Тут уж я, понятно, не выдержал, обрисовал ему с душевным загибом, какой он специалист. Вот и понеслось. Аллюром три креста.
Тоня кивнула:
– Как пить дать, Эдипянц. Они с Вовкой в прошлом году отдыхали в Эспаньоле. Так Юран потом все уши прожужжал, как он лихо скакал на лошадях и на быках.
Тоже мне эль мачо!
Илья по окончании рассказа широко улыбнулся и протянул Ваняте руку.
– Раз уж занесло тебя в нашу компанию, будем знакомиться. – Назвал себя, представил остальных и продолжил: – А мы тут, понимаешь, все никак до банкетного стола добраться не можем. Напитки испаряются, закуски сохнут. И это в то время, когда сами мы мокрешеньки до нитки! Парадокс'бль. Поэтому, если возражений нет, прошу присоединиться к нам.
– Да какие возражения. Солдатики мои службу знают туго, место и время сбора помнят как тпру и ну. Прибудут как штык. Вот только сам я без пайка остался. Спер кто-то под шумок'бль.
– Прочь заботы, товарищ! Кто с ничем к нам придет, то и пить будет!
– Это по-нашему, по-армейски, – повеселел лейтенант. – Поехали'бль!
Во время переезда Ванята пробежался по «окушке» туда-сюда и еще раз подтвердил, что в городе ходят слухи о некой Машине Возмездия. В которой будто бы разъезжают какие-то перцы и мочат корпоративно-коррумпированную братву. И вообще, зреет (по слухам) жуткий не то шибко, не то жидко амазонский заговор. Да и Полковник, небезызвестный Швепс, не далее как этим утром кое-что порассказал. Не кому попало, разумеется, а исключительно своим.
Добрынин победно взглянул на Алексея:
– Сечешь, Попец, молва пошла уж по Руссии великой! А я что говорил? Говорил, что народ – он видит, слышит и фиксирует?
– Ну было дело.
– А ты одно заладил: призрачно, призрачно.
– Добро, Молодцов! В смысле молодец, Добрынин! Уловил биение коллективного бессознательного. Пусть будет Машина Возмездия, кто против? Тем более что мир конкретно тесен. Швепс вот опять засветился. Ванята, ты-то его откуда знаешь?
– Кто во ВПУККО не знает старину Полковника? Он у нас лет пять читает лекции по конно-водолазному профилю. Будь его воля, понаделал бы нам… морских коньков! Сам-то он мужик неплохой, а был бы вообще золото, если б не жена. Хотя сегодня с утра, смотрю – изменился он, что ли? Морда веселая, грудь колесом. Вас нахваливал…
Подъезжая к родному гаражу, Муромский выпучил глаза, присвистнул и до пояса высунулся из окна. «Ока» от резкого торможения встала на дыбы. Пассажиры с шутками-прибаутками посыпались друг на друга.
– Ты очумел, брат! – сказал Пафнутий, осторожно выкарабкиваясь из-под Инги.
Илья, пулей выскочивший наружу, озирался с таким видом, будто внезапно оказался на далекой родине персеанина Геннадия.
– Не может быть! Лешка, Никита, помните наше боевое крещение? Баталию с армией Швепса? Ну вспоминайте, здесь еще офигенный котлован был. ДЭЗ месяц рылся, неправильные трубы искал. А сейчас что за ерунда, откуда такая пастораль?
В самом деле, обозримая территория была выстелена чуть ли не зеркальным асфальтом. На месте бывшего котлована топорщился аккуратно подбритый газон с песчаными дорожками, голубыми елочками и детским городком в стиле «древнерусское зодчество now».
Муромский суетился: подбегал к зеленому оазису, возвращался обратно, трогал ладонью асфальт, хлопал себя по ляжкам, приглашая друзей удивиться вместе с ним. Затем заметил хитрую ухмылку Добрынина, вопросительно поднял бровь.
Тот в ответ развел руки.
– А я что, я ничего. Пользуясь служебным положением, навел шороху в вашем ДЭЗе. Сообщил, что в таких вот клоаках вьют гнезда малярийные комары и разводятся нутрии-мутанты, которые через канализацию проникают в жилища владельцев нутриевых шапок и закатывают истерику. Что уже поступили жалобы и прокурор дал героическим труженикам СЭС отмашку на любые меры. Вплоть до заполнения оного котлована телами членов правления преступного ДЭЗа. Кто ж знал, что они так развернутся. Ясен пень, не хочется им заполнять котлован телами членов. Или там членами тел. Однако не ждал, что так шустро управятся. Нет, ведь умеют работать, черти, а?! При моем скромном и посильном участии.
– Да ты не скромничай, боец. Ишь дело-то какое провернул! – одобрил Попов.
– Хорошо, просто при моем участии. Нескромном и непосильном.
– Уже лучше.
Вдоволь налюбовавшись рукотворными садами Семирамиды, пусть и не висячими, компания с гомоном прошествовала во двор, ввалилась в подъезд. Еще на лестнице их встретили божественные кулинарные ароматы. В квартире обнаружилось, что рукодельница Фенечка не только не дала продуктам засохнуть, а, напротив, уставила обеденный стол с пылу с жару приготовленными яствами.
Приглашений особых никому не потребовалось. Как гурьбой навалились на стол, так через полчаса и отвалились. Перед десертом и традиционным кофе с коньяком блаженно отдувались, поглядывая на груды рыбомясоптичьих костей. Девчонки, переваливаясь утицами, отбыли к зеркалу. Повертеться, оценить, не повредил ли обильный обед их замечательным фигуркам. Никита и Алексей, тишком испросив разрешения у невидимой хозяюшки и подобревшего хозяина, запыхали благовониями прямо здесь же. Бесшумно заработал мощный кондиционер.
Изрядно побуревший Геннадий, прихватив лафитнички с рассолом и ромом, удалился в обнимку с Арапкой на балкон.
– А почему, друг Ванята, ты Ванята? – поинтересовался Иван-королевич у прихлебывающего водочку старлея. – Это что, фамилия, имя или прозвище?
– Вообще-то зовут меня Сергей, фамилия Ванятин. Старый казацкий род. Предки мои во времена похода Ермака осели на Алтын-горах. Атаманом у них тогда был славный Шушун, может, слышали?
Слушатели отрицательно покачали головами.
– Вот тоже учат в школах. Ермака все знают, а Шушуна – кто? Ладно. Короче, основали алтынское казачество и жили припеваючи до постреволюционной действительности. Потом казаков запретили как класс… – Взгрустнув, старлей примолк, однако через секунду взвился соколом и клятвенно вскричал: – Но пепел класса бьется в наших сердцах!
Походив некоторое время перед сопереживающей аудиторией, конногвардеец продолжил:
– Жили мы в коневодческом колхозе. Первым освоенным мной транспортным средством был не педальный конь, а всамделишный. Да и на фиг нам сдались все эти вело-, мото – и автоколымаги! Коняга, парни, умнее, чем собака. Верный товарищ. Добрый, послушный, быстрый как ветер. Людей бы делать из этих коней, лучше бы не было в мире людей! Й-эх!
В волнении он хватанул полный бокал.
– Помню, привезли нам как-то фильм про индейцев. А назывался он «Ванята – сын Ибн Шушуна». Скажете, совпадение? Может быть, может быть. Мы с пацанами тут же организовали индейскую общину. Все индейских имен набрали, а меня сразу и прозвали – Ванята. Благо у нас на Алтыне легенды и сказы про Шушуна в ходу до сих пор. Нет, вы действительно не знаете, кто такой Шушун?
– Точно так, – ответствовал за всех Алексей. – Ни сном ни духом.
– Хозяин, – обратился старлей к Муромскому и кивнул на гитары, – я вижу, у тебя инструменты есть. В рабочем состоянии? Разреши попользоваться. Сейчас я вам устрою урок истории. И заодно уж филологии.
Потомственный казак, пожизненный индеец, кадровый конногвардеец, просто хороший человек Ванята заглушил у маленькой гитарки три струны, подстроил ее под себя, взял вступительный аккорд и объявил:
– «Слово о подходе (к делу) славного Шушуна»!
Слушатели, вдохновленные ликбезом, расшалились не хуже эпических богатырей. Сначала затеяли игру в фанты с обязательным распитием. Затем раскрутили бутылочку, одновременно пустив по кругу другую. После этих народных забав и игрищ с радостным изумлением убедились, что все они, как один, без сомнений потомки славного Шушуна. Поскольку легко выговаривали и «Гибралтар», и «Лабрадор», и даже зубодробительную идиому «корпускулярная лаборатория», придуманную Тоней.
Разумеется, не обошлось без танцев, без хоровых песен под гитару.
Веселясь с остальными, не квасил один хозяин. Точнее, наоборот, квасил он один. Незаметно для окружающих Илья подливал себе в бокал ядреный духовитый квас, изготовленный Фенечкой. Нам неведомо, кручина ли молодецкая тому причиной, знак ли какой, или просто обрыдло спиртное в данный момент, но факт остается фактом: к часу, когда гости решили расходиться по домам, Муромский, трезвее стекла, суше листа, налился подзабытой лютой свежестью. Абсолютно ясная голова, звенящие от забродившей удали мышцы. В таком состоянии парапсихологи усилием воли двигают спичечные коробки, йоги забивают железнодорожные костыли ягодичными мышцами, причем шляпкой вниз, а чемпионы силового экстрима одной левой выбрасывают на космическую орбиту ракеты с Гагариными.
Илье чертовски хотелось подвига.
Гости, ничего этого не замечая, расходились. Попарно. Дамы в сопровождении джентльменов. Затем – «холостяки». Салютуя на ходу, в колонну по одному в дверной проем ловко выпали господа военные. Последними удалились Попов и профессор дружбанологии. Лешка с плотоядной усмешкой болботал:
– Эх, ящерка, раскручу я тебя на технические новинки!
На что благоухающий укропом Геннадий виновато ответствовал:
– Разве я возражулю, дружбан Алешка? Конюшно нет. Телу – бремя, тетехе – часть. Но мне самому новинки в дикость. Или в диковинку?..
С каждой секундой их голоса становились неразборчивее.
«Один, – задумался Илья, – опять один. Все подружки по парам, только я в этот вечер без подружки. Без лягушки, без неведомой зверушки». На этой крамольной мысли он опасливо покосился по сторонам: а ну как Фенечка примет на свой счет?
Фенечка не заставила себя ждать:
– Что, Илюшенька, невесел? Уж не девулю ли какую вспомнил? Да ты погляди на себя, сидень. Ишь заелся, запился, тело как куль с картошкой стало, а туда же! Шел бы лучше на тренажеры. Глядишь, через часок-другой вся придурь с потом выйдет. И сальце лишнее сгорит. Чего расселся, пентюх? Шагом марш к золотым мгновениям спорта!
«…И от этих-то неслыханных речей умер сам Кощей, без всякого вмешательства…» – всплыли в голове Муромского жегловские строчки.
Подхватившись, он рысцой побежал изгонять меланхолические бредни. Скрипели на разные лады пружины тренажеров. Ухали, хлюпали боксерские груши. Звенела от молодецких ударов макивара, выполненная из лиственницы. Меланхолические бредни спрятались было под маты, но, когда разошедшийся спортсмен перешел к акробатическим упражнениям, не выдержали и с писком отчаяния упорхнули в раскрытое настежь окно.
Разгоряченный Илья остановился, чтобы убедиться в полном изгнании пустяшных мыслишек. Словно дождавшись остановки, раздался телефонный звонок.
Подняв трубку, Илья неласково осведомился:
– Ну кому не спится в ночь глухую?
– Слышь, старичок, извини за беспокойство, нужда в тебе великая, – раздался голос Бакшиша. – Без нужды, сам понимаешь, не позвонил бы.
– Тебе что, в полночь нужду больше справить негде? – хмыкнул Муромский.
– Да у меня, сам понимаешь, большая нужда.
– А у меня тут не сортир… понимаешь!
Было слышно, как на другом конце провода Бакшиш собирается с духом, явно переламывая себя.
– Илья, человек ты или нет? Мне, можно сказать, житья осталось – как баран чихнул, а ты…
– Ладно, выкладывай, кто там на тебя чихает? – смягчился Илья.
Бакшиш заторопился:
– Короче, наехали центровые. Передали, что ваш с Хмырем бой должен состояться при любой погоде. В противном случае, сам понимаешь, жизнь коротка, спят облака, и все такое.
От подобной информации огромное доброе сердце Муромского забилось в широкой грудной клетке кречетом, норовя выбраться на волю, добраться до разносчиков информации и… Илья совсем уж было собрался ответить одним из наиболее убойных Лешкиных выражений, как вдруг его посетила заманчивая идейка. Немного поразмышляв, он убедился, что идейка-то в самом деле недурна.
Ай, да ведь однова живем! Илья восторженно рубанул ладонью воздух.
– Да я че. Это я типа согласен. Че я, не понимаю, что ли, сам понимаешь!
– Вот и ладушки, вот и чудненько. Только, Муром, огромная просьба, чтобы все было чики-чики. Якши?
– Бакши, Якшиш. Будет на твоей улице праздник, обещаю.
Договаривающиеся высокие стороны распрощались с видимым облегчением, с радостным предвкушением потирая руки.
Развеселившийся Муромский принял ледяной душ, докрасна растерся ежовым полотенцем и, по-прежнему похохатывая, отправился спать. Под шумок позитивных эмоций уснул он моментально. Расхолаживающих романтических снов не наблюдал.
Сон его был нечуток, однако и непродолжителен. Разбивать его начали третьи петухи. Илья долго отнекивался, отмахивался, кидался в них подушкой, пока не сообразил, что петухи звонят за дверью. Почему-то подумалось, что явились пресловутые «центровые» – физически добиваться согласия на бой. Затем в полусонном мозгу возник образ утренней фемины. Или богини. Какой-нибудь Авроры, к примеру. Причем Авроры в интерпретации известного крейсера, который побренчал-побренчал всеми своими рындами, да и ахнул гулким залпом.
Вслед за первым залпом заухали следующие. Муромский пробормотал, что Зимний давным-давно взят, равно как почта, телеграф, вокзалы и банки. Ему блазнилось, что он легендарный матрос, бежит с веселым другом-пулеметом освобождать добрых людей от засилья. «Ого-го, – рокотал он. – Канары – кочегарам! Каналы – канальям!» Засилье вокруг и впереди него проминалось, разлеталось бесформенными кусками, шлепаясь далеко в стороне.
Илья, окончательно сбитый с панталыку всеми этими рындами-залпами, соскочил с постели. Неверной походкой добрался до входной двери. Снял засов, распахнул дверь настежь.
Из дверного проема, промахнувшись ногой мимо отошедшей створки, выпал виновник шумовых эффектов Никита Васильич Добрынин.
– И позвольте осведомиться, почему не спится гуле, – бьются крылья о кровать? – принял Илья гостя на грудь.
– Потому что к слову «гули» рифму трудно подобрать, – нашелся гость.
Муромский мало-помалу возвращался в русло бодрствования.
– Трудности с подбором рифмы в половине шестого утра находятся в прямой зависимости от благорасположения муз. Правильно, военный?
– Невзирая на всю вашу спортивную сущность, вы необычайно прозорливы, брателла. Муза расположилась ко мне, извиняюсь, спиной.
– Неужто опять с Любавой Олеговной пересекся?
– С нею, жрицей ритуальных услуг, – пригорюнился Добрынин. – Только подумать, такая восхитительная ночка выдалась: все небо в алмазах, лунное шампанское на божественном теле, соловьи воркуют чуть не под ухом. И вдруг – бац! – вспомнила свое жуткое предложение… Это ли комильфо'бль?!
Пока Илья лихорадочно искал слова утешения, на лестничном марше вспухала новая звуковая волна. Шлепанье мягкой обуви и мужские голоса, которые, по мере приближения, становились более узнаваемыми. Не дожидаясь звонка, хозяин гостеприимно распахнул двери и объятия. Сопровождал действие гневный вопль:
– Ну и сколько вас можно ждать?! Мы сутками не спим, глаз не смыкаем, а они, видите ли, где-то шлындать изволят по утрам.
Никита потеплевшим взглядом окинул пополнение и радостно гаркнул:
– Становись!
Пополнение в лице Алексея и Геннадия отчасти возбужденно, отчасти сконфуженно переминалось с ноги на ногу. Лицо нечеловеческой национальности держало в передних конечностях Арапку – лицо, если так можно выразиться, национальности постчеловеческой. Глаза у последнего были закрыты; он, словно в трансе, декларировал этаким замороженным рэппером:
– Че'бль?! – Опешивший старлей опустил руки. Изумленно оглядел прибывшее пополнение. Пополнение корчилось от смеха, не в силах произнести ни слова.
Благополучно выдержавший фейс-контроль Юрик Эдипянц сделал попытку улизнуть под шумок. Но движение не укрылось от зоркого ока налогового пристава Попова. Алексей сдвинул брови и сурово изрек:
– А вас, Юрис-джан, я попрошу остаться! Необходимо…
Договорить, потребная или непотребная нужда в кавказском мизерабле появилась у органов налогового надзора, он не успел. Откуда ни возьмись на Ратушной площади вскипело цунами. Это было настоящее торжество водной стихии. Огромный пенистый вал, дойдя до постамента, впитал в себя всю людскую массу, отразился и потащил пленников невесть куда.
«Феня, игрунья'бль!» – мелькнула в голове Ильи мысль.
Но на сей раз происки были, как видно, не ее. Потому что знатная берегиня республики, вместо того чтоб весело наблюдать за массовым купаньем, вскричала:
– Мальчики, держитесь, я вас спасу!
Сказано – сделано. Наших героев подхватило, приподняло, и на упругой волне, точно на водяной подушке, вынесло из пучины. Перед глазами мелькнула гостеприимно распахнутая дверца «Оки». В считаные секунды все очутились на пышном ковре салона, откуда совсем недавно орлами да соколами вылетели на ратные подвиги. Даром что славы не снискали, так еще и вернулись мокрыми курицами.
Девушки заливисто хохотали.
– Йох-ху! – вопил Арапка и непристойно вертелся на своей подвеске.
– Затем считать мы стали раны, товарищей считать, – первым опомнился Никита. После чего задал уместный вопрос: – Что это было? Уж не предложенная ли Геннадием свет Персеевичем трубка мира?
– Если и трубка, то типа клизмы, – гоготнул Леха.
Мужчины пристально посмотрели на переминающегося с лапы на лапу дружбанолога, не знающего, куда вылить воду из драгоценной шляпы.
– Твоя работа, профессор?
Тот негодующе взмахнул руками. Содержимое шляпы выплеснулось на Ингу с Тоней. Очередь хохотать пришла мужчинам.
Отсмеявшись, приникли к окнам. Снаружи продолжалась водная феерия, совмещенная с аквааэробикой. Площадь по всему периметру была оцеплена механизированными подразделениями обеих картафановских пожарных частей. Гидропушки вели беглый огонь, покрывая территорию и живую силу плотной массой воды. Живая сила потешно барахталась. В наиболее выгодном положении оказались те, кто находился в чаше фонтана. Успел туда перебраться и хитрюга Швепс, который энергично переправлял теперь своих гвардейцев под фонтанный зонтик.
Неподалеку от «Оки» мелькнула влекомая мощной струей фигура Эдипянца. Менеджер новой формации был изрядно помят, насквозь мокр, и лишь нос его вздымался непобедимым волнорезом.
Мало-помалу гидрообстрел прекратился. Пушкари деловито зачехлили орудия, попрыгали в кабины. Взревели моторы, и ярко-красные машины, победно трубя, умчались к местам дислокации. Очищенный от масс комбатантов влажный асфальт интенсивно подсыхал на жарком солнышке, курился паром. От недавнего побоища остался только обрывок транспаранта с уцелевшими загадочными буквами «ЗАСР», прилипший к гранитной груди незабвенного Кузьмича.
Мало-помалу вылезали из окружающих площадь кустов унесенные волной.
Злополучного Эдипянца, как оказалось, девятым валом забросило аж на одну из декоративных елей. К счастью, невысоко, заметил он, очухавшись. На соседней ветке сидела облезлая белка почему-то с кедровой шишкой. Белка цепко держала шишку передними лапами и грозно цыкала на промокшего менеджера. Юран замахнулся было на грызуна, но потерял равновесие и, опрокинувшись, приземлился на выступающее из земли еловое корневище. Копчиком.
От дальнейшего созерцания пассажиров отвлек возглас:
– Так, стало быть, не врут слухи про загадочную машину'бль! По всему видать, не врут…
Только сейчас компания обнаружила рядом с собой давешнего старшего лейтенанта. Чернявый военнослужащий рассматривал обстановку внутри салона, то и дело восхищенно приговаривая: «Живут же люди!»
– Нашего полку прибыло, – обрадовался Никита. – Заходи, солдат, коль пришел. Устраивайся поудобнее, гостем будешь. Докладывай, кто, как, почему.
Старлей хмыкнул:
– Вот ведь, куда ни плюнь, везде желанный гость!
Затем принял строевую стойку, молодцевато сдвинул пятки неуставных кроссовок.
– Осмелюсь доложить, старший лейтенант конногвардейских войск Ванята. В городе проводил увольнительное мероприятие с вверенным мне подразделением ВПУККО под предлогом профессионального праздника. При выдвижении на площадь подразделение попало в засаду, организованную активистами ЗАСР…
– Постойте, товарищ, э-э, Ванята, – прервала его Инга. – Что это за зверь такой – ЗАСР? Ну и аббревиатура, кстати говоря.
– ЗАСР, гражданочка, это так называемые Защитники Анти-Сорной Речи'бль. Борцы с нечистотами русского языка, супонь им на уздечку! Борются, понимаешь, с оральными проявлениями ненормативной лексики'бль.
– С матом, выходит? – уточнила Инга. – Так ведь это замечательно!..
Она осеклась, увидев направленные на нее взгляды. Мягко говоря, негодующие. Даже Илья, даже Иван и те помрачнели. Не бабье это дело, указывать мужикам, как выражаться, говорили их лица. Космический дружбанолог лихорадочно хлопал по шляпе, – видимо, в поисках ответа.
Ситуацию разъяснил тактичный Добрынин:
– Предполагается, что вопрос о купировании русского народного языка не входит в компетенцию симпатичных мадемуазелей. By компренэ?
– Но… – Девушка сделала попытку возразить. Тут же к ней наклонилась более понятливая Тоня и горячо зашептала на ушко.
– Да, гм, так о чем это я? – Конногвардеец пощелкал пальцами.
– О засаде, – сказал Илья.
– Так точно, о засаде'бль. Значит, выдвигаемся мы, согласно распорядку, к фонтану. По ходу проверяю у курсантов знание конюшенного устава и ТТХ унитарной сбруи. В увольнительных вещмешках позвякивает паек выходного дня. Сами знаете, как это бывает, шли себе гуськом по улице с оркестром, бросались девушки вослед из каждого окна…
Экс-курсант Добрынин с улыбкой сощурился и согласно кивнул:
– Ага, хорошо знаем…
– Вдруг навстречу из-за памятника прется орда гражданских бледнолицых. Выворачивают нам руки, тычут плакатиками в рожи и кричат, что мы, дескать, не так выражаемся. А мы еще толком и не начинали выражаться-то. Ну молодежь у меня шебутная, в основном деревенская да цирковая. Эх, были бы лошадушки при нас, запросто бы отбились конскими яблоками. А так – слово за слово, уздечкой по столу… – Старлей мотнул буйной головушкой. – Все бы, возможно, и устаканилось, но попался там один чудак'бль. Ну и давай встревать. Дескать, он недавно в Эспаньолу ездил, в родео участвовал. И таким стал бравым наездником, что каждому кабальеро даст очко вперед. Но даже себе он, видите ли, не позволяет в общественных местах ругаться как извозчик. А прозванье извозчик, надо вам сказать, для всякого впукковца донельзя обидное. Тут уж я, понятно, не выдержал, обрисовал ему с душевным загибом, какой он специалист. Вот и понеслось. Аллюром три креста.
Тоня кивнула:
– Как пить дать, Эдипянц. Они с Вовкой в прошлом году отдыхали в Эспаньоле. Так Юран потом все уши прожужжал, как он лихо скакал на лошадях и на быках.
Тоже мне эль мачо!
Илья по окончании рассказа широко улыбнулся и протянул Ваняте руку.
– Раз уж занесло тебя в нашу компанию, будем знакомиться. – Назвал себя, представил остальных и продолжил: – А мы тут, понимаешь, все никак до банкетного стола добраться не можем. Напитки испаряются, закуски сохнут. И это в то время, когда сами мы мокрешеньки до нитки! Парадокс'бль. Поэтому, если возражений нет, прошу присоединиться к нам.
– Да какие возражения. Солдатики мои службу знают туго, место и время сбора помнят как тпру и ну. Прибудут как штык. Вот только сам я без пайка остался. Спер кто-то под шумок'бль.
– Прочь заботы, товарищ! Кто с ничем к нам придет, то и пить будет!
– Это по-нашему, по-армейски, – повеселел лейтенант. – Поехали'бль!
Во время переезда Ванята пробежался по «окушке» туда-сюда и еще раз подтвердил, что в городе ходят слухи о некой Машине Возмездия. В которой будто бы разъезжают какие-то перцы и мочат корпоративно-коррумпированную братву. И вообще, зреет (по слухам) жуткий не то шибко, не то жидко амазонский заговор. Да и Полковник, небезызвестный Швепс, не далее как этим утром кое-что порассказал. Не кому попало, разумеется, а исключительно своим.
Добрынин победно взглянул на Алексея:
– Сечешь, Попец, молва пошла уж по Руссии великой! А я что говорил? Говорил, что народ – он видит, слышит и фиксирует?
– Ну было дело.
– А ты одно заладил: призрачно, призрачно.
– Добро, Молодцов! В смысле молодец, Добрынин! Уловил биение коллективного бессознательного. Пусть будет Машина Возмездия, кто против? Тем более что мир конкретно тесен. Швепс вот опять засветился. Ванята, ты-то его откуда знаешь?
– Кто во ВПУККО не знает старину Полковника? Он у нас лет пять читает лекции по конно-водолазному профилю. Будь его воля, понаделал бы нам… морских коньков! Сам-то он мужик неплохой, а был бы вообще золото, если б не жена. Хотя сегодня с утра, смотрю – изменился он, что ли? Морда веселая, грудь колесом. Вас нахваливал…
Подъезжая к родному гаражу, Муромский выпучил глаза, присвистнул и до пояса высунулся из окна. «Ока» от резкого торможения встала на дыбы. Пассажиры с шутками-прибаутками посыпались друг на друга.
– Ты очумел, брат! – сказал Пафнутий, осторожно выкарабкиваясь из-под Инги.
Илья, пулей выскочивший наружу, озирался с таким видом, будто внезапно оказался на далекой родине персеанина Геннадия.
– Не может быть! Лешка, Никита, помните наше боевое крещение? Баталию с армией Швепса? Ну вспоминайте, здесь еще офигенный котлован был. ДЭЗ месяц рылся, неправильные трубы искал. А сейчас что за ерунда, откуда такая пастораль?
В самом деле, обозримая территория была выстелена чуть ли не зеркальным асфальтом. На месте бывшего котлована топорщился аккуратно подбритый газон с песчаными дорожками, голубыми елочками и детским городком в стиле «древнерусское зодчество now».
Муромский суетился: подбегал к зеленому оазису, возвращался обратно, трогал ладонью асфальт, хлопал себя по ляжкам, приглашая друзей удивиться вместе с ним. Затем заметил хитрую ухмылку Добрынина, вопросительно поднял бровь.
Тот в ответ развел руки.
– А я что, я ничего. Пользуясь служебным положением, навел шороху в вашем ДЭЗе. Сообщил, что в таких вот клоаках вьют гнезда малярийные комары и разводятся нутрии-мутанты, которые через канализацию проникают в жилища владельцев нутриевых шапок и закатывают истерику. Что уже поступили жалобы и прокурор дал героическим труженикам СЭС отмашку на любые меры. Вплоть до заполнения оного котлована телами членов правления преступного ДЭЗа. Кто ж знал, что они так развернутся. Ясен пень, не хочется им заполнять котлован телами членов. Или там членами тел. Однако не ждал, что так шустро управятся. Нет, ведь умеют работать, черти, а?! При моем скромном и посильном участии.
– Да ты не скромничай, боец. Ишь дело-то какое провернул! – одобрил Попов.
– Хорошо, просто при моем участии. Нескромном и непосильном.
– Уже лучше.
Вдоволь налюбовавшись рукотворными садами Семирамиды, пусть и не висячими, компания с гомоном прошествовала во двор, ввалилась в подъезд. Еще на лестнице их встретили божественные кулинарные ароматы. В квартире обнаружилось, что рукодельница Фенечка не только не дала продуктам засохнуть, а, напротив, уставила обеденный стол с пылу с жару приготовленными яствами.
Приглашений особых никому не потребовалось. Как гурьбой навалились на стол, так через полчаса и отвалились. Перед десертом и традиционным кофе с коньяком блаженно отдувались, поглядывая на груды рыбомясоптичьих костей. Девчонки, переваливаясь утицами, отбыли к зеркалу. Повертеться, оценить, не повредил ли обильный обед их замечательным фигуркам. Никита и Алексей, тишком испросив разрешения у невидимой хозяюшки и подобревшего хозяина, запыхали благовониями прямо здесь же. Бесшумно заработал мощный кондиционер.
Изрядно побуревший Геннадий, прихватив лафитнички с рассолом и ромом, удалился в обнимку с Арапкой на балкон.
– А почему, друг Ванята, ты Ванята? – поинтересовался Иван-королевич у прихлебывающего водочку старлея. – Это что, фамилия, имя или прозвище?
– Вообще-то зовут меня Сергей, фамилия Ванятин. Старый казацкий род. Предки мои во времена похода Ермака осели на Алтын-горах. Атаманом у них тогда был славный Шушун, может, слышали?
Слушатели отрицательно покачали головами.
– Вот тоже учат в школах. Ермака все знают, а Шушуна – кто? Ладно. Короче, основали алтынское казачество и жили припеваючи до постреволюционной действительности. Потом казаков запретили как класс… – Взгрустнув, старлей примолк, однако через секунду взвился соколом и клятвенно вскричал: – Но пепел класса бьется в наших сердцах!
Походив некоторое время перед сопереживающей аудиторией, конногвардеец продолжил:
– Жили мы в коневодческом колхозе. Первым освоенным мной транспортным средством был не педальный конь, а всамделишный. Да и на фиг нам сдались все эти вело-, мото – и автоколымаги! Коняга, парни, умнее, чем собака. Верный товарищ. Добрый, послушный, быстрый как ветер. Людей бы делать из этих коней, лучше бы не было в мире людей! Й-эх!
В волнении он хватанул полный бокал.
– Помню, привезли нам как-то фильм про индейцев. А назывался он «Ванята – сын Ибн Шушуна». Скажете, совпадение? Может быть, может быть. Мы с пацанами тут же организовали индейскую общину. Все индейских имен набрали, а меня сразу и прозвали – Ванята. Благо у нас на Алтыне легенды и сказы про Шушуна в ходу до сих пор. Нет, вы действительно не знаете, кто такой Шушун?
– Точно так, – ответствовал за всех Алексей. – Ни сном ни духом.
– Хозяин, – обратился старлей к Муромскому и кивнул на гитары, – я вижу, у тебя инструменты есть. В рабочем состоянии? Разреши попользоваться. Сейчас я вам устрою урок истории. И заодно уж филологии.
Потомственный казак, пожизненный индеец, кадровый конногвардеец, просто хороший человек Ванята заглушил у маленькой гитарки три струны, подстроил ее под себя, взял вступительный аккорд и объявил:
– «Слово о подходе (к делу) славного Шушуна»!
Соло! – И гитарка птицей запорхала в руках неистового исполнителя, издавая зажигательную мелодию, похожую на репертуар всемирно известной кельтской панк-фолк-группы «Чумаки».
Однажды в древние века
В харчевне «Логово быка»
Сошлись три ражих чудака
Под бражный звон.
Кипели, словно самовар:
Мол, тот, кто сквозь хмельной угар
Вслух скажет внятно «Гибралтар»,
Тот – чемпион.
Один – шотландский богатырь
Сэр МакИнтош, вельможный хмырь
(Хоть спьяну истинный колдырь,
Шатун-болтун).
Второй – барон фон Лапсердак,
Кондовый форменный пруссак.
И третий был лихой казак —
Седой Шушун.
Сэр МакИнтош, вскричав «О йес!»,
За вискарем в карман полез,
Уан дринк отпил в один присест,
На три глотка.
Взревел фон Лапсердак: «Майн Готт!» —
И шнапсом выполоскал рот,
Спесиво глянул в свой черед
На казака.
Казак Шушун, хотя и ветх,
Воскликнул: «Всех свистать наверх!
Эй, как тебя там, человек,
Даешь вина!»
И, раскрутив бутыль винтом,
Он заработал кадыком
И с маху емкость целиком
«Убрал» до дна.
«Упс, – буркнул уязвленный сэр. —
Бутылка есть дурной размер,
Зело заразен сей пример,
Геноссе фон?
Не посрамлю Лох-Несс родной;
Нет, не Маклауд, я – иной,
Тряхну шотландской стариной,
Пусть дух мой вон!»
И, крякнув, хлопнул виски Мак.
«Зер гут, – пролаял Лапсердак, —
Их бин не попадать впросак
Или в коллапс».
Барон на шнапс с тоской взглянул,
Барон решительно вздохнул,
Барон, бравируя, сглотнул
Свой мутный шнапс.
«Даешь!» – толпа ревет с трибун.
«Даю, – кивает им Шушун, —
Со мною птица Гамаюн,
И это плюс.
Бутылка? Даже не смешно,
Пора размяться бы ковшом.
Я продолжаю наше шоу,
Шоу а-ля рюсс!»…
Струны на гитарке, словно дождавшись финала, задымились и лопнули. Задохнувшийся сказитель с возгласом «Уф!» благодарно принял заботливо поданный ему бокал.
…Вот занимается заря.
Богатыри к ноздре ноздря:
Шотландец после вискаря
Дал слабину;
Напротив, шнапсом стол залив,
Страшней, чем узник замка Ив,
Барон сидит – ни мертв ни жив,
Ни тпру ни ну.
Они сопят, пыхтят, кряхтят,
Они закончить спор хотят,
Сложить пытаясь звукоряд,
Как детский пазл:
От двух полезших в спор задир
Осталось только «гыр» да «быр» —
Ночной зефир струил эфир
Оральных спазм.
А что ж Шушун? Он на коне,
Он не остался в стороне,
Он, нежась в зелене вине
(Как и не пил),
Сказал, потупив скромно взор:
«Ну Гибралтар. И кончен спор».
Добил контрольно: «Лаб-ра-дор!»
И – победил.
Он победил и был таков.
А с тех запамятных веков
Сапожник ходит без носков,
Портняжка ходит без портков;
Игра идет без дураков:
На сотни разных языков
Раздроблен мир.
И наш язык тем и хорош —
Мы говорим на нем что хошь, —
Все прочие, ядрена вошь,
Сплошной «гыр-гыр»!
Слушатели, вдохновленные ликбезом, расшалились не хуже эпических богатырей. Сначала затеяли игру в фанты с обязательным распитием. Затем раскрутили бутылочку, одновременно пустив по кругу другую. После этих народных забав и игрищ с радостным изумлением убедились, что все они, как один, без сомнений потомки славного Шушуна. Поскольку легко выговаривали и «Гибралтар», и «Лабрадор», и даже зубодробительную идиому «корпускулярная лаборатория», придуманную Тоней.
Разумеется, не обошлось без танцев, без хоровых песен под гитару.
Веселясь с остальными, не квасил один хозяин. Точнее, наоборот, квасил он один. Незаметно для окружающих Илья подливал себе в бокал ядреный духовитый квас, изготовленный Фенечкой. Нам неведомо, кручина ли молодецкая тому причиной, знак ли какой, или просто обрыдло спиртное в данный момент, но факт остается фактом: к часу, когда гости решили расходиться по домам, Муромский, трезвее стекла, суше листа, налился подзабытой лютой свежестью. Абсолютно ясная голова, звенящие от забродившей удали мышцы. В таком состоянии парапсихологи усилием воли двигают спичечные коробки, йоги забивают железнодорожные костыли ягодичными мышцами, причем шляпкой вниз, а чемпионы силового экстрима одной левой выбрасывают на космическую орбиту ракеты с Гагариными.
Илье чертовски хотелось подвига.
Гости, ничего этого не замечая, расходились. Попарно. Дамы в сопровождении джентльменов. Затем – «холостяки». Салютуя на ходу, в колонну по одному в дверной проем ловко выпали господа военные. Последними удалились Попов и профессор дружбанологии. Лешка с плотоядной усмешкой болботал:
– Эх, ящерка, раскручу я тебя на технические новинки!
На что благоухающий укропом Геннадий виновато ответствовал:
– Разве я возражулю, дружбан Алешка? Конюшно нет. Телу – бремя, тетехе – часть. Но мне самому новинки в дикость. Или в диковинку?..
С каждой секундой их голоса становились неразборчивее.
«Один, – задумался Илья, – опять один. Все подружки по парам, только я в этот вечер без подружки. Без лягушки, без неведомой зверушки». На этой крамольной мысли он опасливо покосился по сторонам: а ну как Фенечка примет на свой счет?
Фенечка не заставила себя ждать:
– Что, Илюшенька, невесел? Уж не девулю ли какую вспомнил? Да ты погляди на себя, сидень. Ишь заелся, запился, тело как куль с картошкой стало, а туда же! Шел бы лучше на тренажеры. Глядишь, через часок-другой вся придурь с потом выйдет. И сальце лишнее сгорит. Чего расселся, пентюх? Шагом марш к золотым мгновениям спорта!
«…И от этих-то неслыханных речей умер сам Кощей, без всякого вмешательства…» – всплыли в голове Муромского жегловские строчки.
Подхватившись, он рысцой побежал изгонять меланхолические бредни. Скрипели на разные лады пружины тренажеров. Ухали, хлюпали боксерские груши. Звенела от молодецких ударов макивара, выполненная из лиственницы. Меланхолические бредни спрятались было под маты, но, когда разошедшийся спортсмен перешел к акробатическим упражнениям, не выдержали и с писком отчаяния упорхнули в раскрытое настежь окно.
Разгоряченный Илья остановился, чтобы убедиться в полном изгнании пустяшных мыслишек. Словно дождавшись остановки, раздался телефонный звонок.
Подняв трубку, Илья неласково осведомился:
– Ну кому не спится в ночь глухую?
– Слышь, старичок, извини за беспокойство, нужда в тебе великая, – раздался голос Бакшиша. – Без нужды, сам понимаешь, не позвонил бы.
– Тебе что, в полночь нужду больше справить негде? – хмыкнул Муромский.
– Да у меня, сам понимаешь, большая нужда.
– А у меня тут не сортир… понимаешь!
Было слышно, как на другом конце провода Бакшиш собирается с духом, явно переламывая себя.
– Илья, человек ты или нет? Мне, можно сказать, житья осталось – как баран чихнул, а ты…
– Ладно, выкладывай, кто там на тебя чихает? – смягчился Илья.
Бакшиш заторопился:
– Короче, наехали центровые. Передали, что ваш с Хмырем бой должен состояться при любой погоде. В противном случае, сам понимаешь, жизнь коротка, спят облака, и все такое.
От подобной информации огромное доброе сердце Муромского забилось в широкой грудной клетке кречетом, норовя выбраться на волю, добраться до разносчиков информации и… Илья совсем уж было собрался ответить одним из наиболее убойных Лешкиных выражений, как вдруг его посетила заманчивая идейка. Немного поразмышляв, он убедился, что идейка-то в самом деле недурна.
Ай, да ведь однова живем! Илья восторженно рубанул ладонью воздух.
– Да я че. Это я типа согласен. Че я, не понимаю, что ли, сам понимаешь!
– Вот и ладушки, вот и чудненько. Только, Муром, огромная просьба, чтобы все было чики-чики. Якши?
– Бакши, Якшиш. Будет на твоей улице праздник, обещаю.
Договаривающиеся высокие стороны распрощались с видимым облегчением, с радостным предвкушением потирая руки.
Развеселившийся Муромский принял ледяной душ, докрасна растерся ежовым полотенцем и, по-прежнему похохатывая, отправился спать. Под шумок позитивных эмоций уснул он моментально. Расхолаживающих романтических снов не наблюдал.
Сон его был нечуток, однако и непродолжителен. Разбивать его начали третьи петухи. Илья долго отнекивался, отмахивался, кидался в них подушкой, пока не сообразил, что петухи звонят за дверью. Почему-то подумалось, что явились пресловутые «центровые» – физически добиваться согласия на бой. Затем в полусонном мозгу возник образ утренней фемины. Или богини. Какой-нибудь Авроры, к примеру. Причем Авроры в интерпретации известного крейсера, который побренчал-побренчал всеми своими рындами, да и ахнул гулким залпом.
Вслед за первым залпом заухали следующие. Муромский пробормотал, что Зимний давным-давно взят, равно как почта, телеграф, вокзалы и банки. Ему блазнилось, что он легендарный матрос, бежит с веселым другом-пулеметом освобождать добрых людей от засилья. «Ого-го, – рокотал он. – Канары – кочегарам! Каналы – канальям!» Засилье вокруг и впереди него проминалось, разлеталось бесформенными кусками, шлепаясь далеко в стороне.
Илья, окончательно сбитый с панталыку всеми этими рындами-залпами, соскочил с постели. Неверной походкой добрался до входной двери. Снял засов, распахнул дверь настежь.
Из дверного проема, промахнувшись ногой мимо отошедшей створки, выпал виновник шумовых эффектов Никита Васильич Добрынин.
– И позвольте осведомиться, почему не спится гуле, – бьются крылья о кровать? – принял Илья гостя на грудь.
– Потому что к слову «гули» рифму трудно подобрать, – нашелся гость.
Муромский мало-помалу возвращался в русло бодрствования.
– Трудности с подбором рифмы в половине шестого утра находятся в прямой зависимости от благорасположения муз. Правильно, военный?
– Невзирая на всю вашу спортивную сущность, вы необычайно прозорливы, брателла. Муза расположилась ко мне, извиняюсь, спиной.
– Неужто опять с Любавой Олеговной пересекся?
– С нею, жрицей ритуальных услуг, – пригорюнился Добрынин. – Только подумать, такая восхитительная ночка выдалась: все небо в алмазах, лунное шампанское на божественном теле, соловьи воркуют чуть не под ухом. И вдруг – бац! – вспомнила свое жуткое предложение… Это ли комильфо'бль?!
Пока Илья лихорадочно искал слова утешения, на лестничном марше вспухала новая звуковая волна. Шлепанье мягкой обуви и мужские голоса, которые, по мере приближения, становились более узнаваемыми. Не дожидаясь звонка, хозяин гостеприимно распахнул двери и объятия. Сопровождал действие гневный вопль:
– Ну и сколько вас можно ждать?! Мы сутками не спим, глаз не смыкаем, а они, видите ли, где-то шлындать изволят по утрам.
Никита потеплевшим взглядом окинул пополнение и радостно гаркнул:
– Становись!
Пополнение в лице Алексея и Геннадия отчасти возбужденно, отчасти сконфуженно переминалось с ноги на ногу. Лицо нечеловеческой национальности держало в передних конечностях Арапку – лицо, если так можно выразиться, национальности постчеловеческой. Глаза у последнего были закрыты; он, словно в трансе, декларировал этаким замороженным рэппером: