Страница:
– Ба, ба, да какие разговоры! – вскричал Алексей и тотчас полез обниматься, невзначай наступив подсвинку на ногу и выплеснув в пиджачный карман полкоктейля. – Дункан Накладыч, дорогой! – голосил он, сжимая попискивающего казначейского чиновничка в богатырских объятиях. – Чудовищно рад видеть вас снова! Уж так рад, так рад, не приведи господь! Да боюсь, с сатисфакцией ничего не выйдет. Как певал, бывало, Джек Миггер, орало капиталистической клоаки: «I can't get no satisfaction». Вы ж игрок-то страсть какой сильный! Я это сразу понял. Чистая случайность, что давеча выиграть у вас получилось. Повторить ни за что не выйдет. А проигрыша Инга мне не простит, куда там!
Реденький пушок на прохиндейском рыльце Дункана Накладыча встревоженно вздыбился. Он великолепно помнил, какая это была случайность. Сам он в той партии не успел ударить и двух раз. Как разбил «пирамиду», так и отдыхал до тех пор, пока последний шар, направленный рукой Попова, не лег в лузу.
– Что вы такое говорите, Алешенька, милый? – залопотал подсвинок. – Я просто пошутил насчет сатисфакции. Пошутил, хи-хи-хи! Это все Августин Дерябныч, противный. Хочу, дескать, принять посильное участие в печальной судьбе мадемуазели. Постойте… да вы не знакомы, господа? Непременно следует заполнить этот пробел. Вот извольте: Алексей Леонтьевич – Августин Дерябныч.
Августин Дерябныч, если следовать принятой нами животной классификации, был похож на изрядно пощипанного временем, но по-прежнему опасного хорька.
– Признайтесь, Августин Дерябныч, вы, часом, не из корпоративных побуждений играть желаете? – осведомился Леха. – Отомстить за поруганную честь Казначейства?
– Ни в коем случае, Алексей Леонтьевич. Ни в коем случае. Мы, конечно, с Дунканом однокашники, оба выходцы из славной нашей однопартийной системы. Только он, орел, вон куда взлетел, в казначеи. А я-то птаха малая, незаметная. Заведую всего-навсего отдельчиком в скромненькой налоговой инспекции.
– Как говорится, заплати налоги – и спи спокойно, дорогой товарищ?
– Совершенно верно. Так ведь не желает народишко жить по закону. Вот я и отгрызаю для государства у мошенников, буквально не щадя живота.
В доказательство Августин Дерябныч провел цепкой лапкой по впалому животу, попутно обнажив в улыбке мелкие острые зубки. Плотоядный хорьковый взгляд тем временем скакал с Алексея на Ингу и обратно.
«Есть! – истолковал Попов скачки Августинова взгляда. – Есть рыбка большая и маленькая, зацепилась! Не торопись, Лешка. Чревато недооценивать противника. Если уж он своего живота не щадит, то чужое горло в секунду перегрызет. Ну так и хрена ли нам, кабанам? Теперь-то, без сомнения, он начнет неумехой прикидываться, подставляться, тун-тун. А хорош зверек! Глазенки кусачей рта „Отгрызаю для государства!“ Да пошел ты, грызун мелкотравчатый… В смысле пшел на позицию, к барьеру! Шалишь, однопартиец, мой сегодня день. И действительно, на фиг нам это Казначейство? Налоговая-то круче, ой круче…»
Вслух же Попов городил несусветную чушь, далекую от проносившихся мыслей:
– Товарищ вы мой дорогой Августин! Да я и сам по убеждениям кондовый однопартиец, не смотрите, что молод. Пятнадцатый год живу в подполье. Такой андеграунд глубочайший, что мама не горюй! Там у меня и картоха, и моркоха, и солений всяких разных. И первачок – не на один десяток пленумов хватит. Столик бильярдный, ну а как же? Парочка дорожек кегельбановых. Да уж, раз довелось встретиться, познакомиться, заходите и вы ко мне в любое удобное время. Посидим, погутарим, сальца покушаем, семечек полузгаем, тун-тун?
Августин Дерябныч довольно хохотнул, ущипнул казначея-однокашника за свиной бочок:
– Ты погляди, Дункаша, какие орлята Кузьмича подросли! Право слово, попкорн начинает действовать. Спасибо, Алексей, за приглашение. Зайдем с товарищами, непременно зайдем… А что вы мне все-таки ответите по поводу партии?
– Одной партии? – скаламбурил Леха и подмигнул однопартийцам.
– Там видно будет, – щелкнул зубками хорек Дерябныч.
– Откажусь теперь едва ли, сколько б нам ни наливали. Только, камрад Августин, между нами, фэйс ту фэйс, попа к попе, давайте так. Если я проиграю, весь свой проигрыш завещаю горячо любимой партии. Передайте его в кассу нашей городской ячейки, друзья! Навеки ваш, дитя подземелья Попов.
С этими словами липовый боец андеграунда повернулся к стоящему поблизости седовласому маркеру, помаячил ладонью перед его лицом:
– Товарищ? Товарищ, не спи, держи порох сухим. Отдать концы, примкнуть штыки! Шоу маст гоу он!
– Шо еще за гоуно! – возмутился служитель, далеко не полиглот. – Не безобразничайте, гражданин. Облились коктейля, и неча тут! Обзываться он будет…
Дункан Накладыч приобнял маркера за плечи пухлой ручкой и залопотал:
– Стоп, стоп, милейший… Жизнь прекрасна и удивительна! Это выражение такое, на романо-германском диалекте. «Представление должно продолжаться», понимаете? И потом, не гоуно, а гуано. Вот примите, – он затолкал в нагрудный карман побагровевшего служителя банкноту, – сходите на курсы иностранных языков. Яволь?
– Яволь, мин хер! – обрадованно вытянулся тот. – Не извольте беспокоиться.
После чего состоялась долгожданная процедура раздачи киёв. Или киев.
Начинать по жребию выпало Попову. Алексей, не мудрствуя, с разбоя положил шар в левую лузу, сохранив пирамиду практически в целости. Второй удар пошел в отыгрыш, но неудачно. Биток, едва коснувшись ударного шара, выкатился точно на стартовую позицию.
Августин Дерябныч почти в точности повторил Лешкин удар, с той лишь разницей, что четыре шара выпали из угла пирамиды и встали в вытянутое каре.
– Танки идут ромбом, – прокомментировал ситуацию товарищ Августин. – К ним бы еще подступиться.
И подступился. Три удара – трех танков как не бывало. Четвертый уполз обратно в строй.
Попов присмотрелся к паре, оставшейся во главе угла. Один из козырей можно было использовать. Алексей встал в нарочито неряшливую позу. Левая рука осталась без опоры и явно дрожала. Дрожащий кий саданул по паре, казалось, наудачу, однако один из шаров чистехонько лег в лузу. Другой вкруговую обстучал все борта и, вломившись в пирамиду с тыла, навел там полный беспорядок.
– Вот это пруха, парни! – воскликнул Леха с хорошо разыгранным восторгом. – Десять сбоку – ваших нет! Тили-бом, тили-бом, будет кошке ежкин дом.
Образовавшаяся позиция даже для «чайников» выглядела очевидной. Попов грациозно взметнул фалды фрака. После чего, послав воздушный поцелуй мадемуазель Инге, с картинной рисовкой устроил обвальный накат.
В считаные секунды пятерка шаров провалилась в тот самый андеграунд, из которого, по его словам, явился в «Карамболь» товарищ Алексей. Инга уже готовилась привстать, дабы вручить награду победителю. Но тут последний, победный шар забился раненой птицей, стукнулся в губки лузы и выжил… …Чтобы наконец умереть, причем не в одиночку, а в обнимку с другим, после хлесткого удара ощерившегося Дерябныча.
– Едренть! Вот так попа! – вырвалось у профукавшего реальный шанс Попова, когда старина Августин Дерябныч грамотно, без промахов, отыгрался и скромно встал рядом с довольным подсвинком Накладычем.
Лехе оставалось принять навязанную противником позиционную игру. Оставшиеся два шара закружились, меняя месторасположение у бортов и ни на йоту не приближаясь к лузам.
Нервы у молодого бойца продолжали показательно шалить. Чтобы их утихомирить, дитя подвалов пробурчал: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Нет, Колобок, я тебя съем!» – и шарахнул из явно невыгодной ситуации. Колобок, гаденыш, прискакал в аккурат к носу лисы.
В данном случае хорька.
Засим сказка и закончилась.
Торжествующий победитель скользящим шагом двинулся отгрызать у Инги положенный ему налог.
Та сидела окаменевшей обратно Галатеей, лишь сверкала яростными очами на незадачливого Попу-Пигмалиона. Галантный Дерябныч не стал шуровать у сиротки за корсетом всей пятерней в поисках законной добычи, а бережно, медленно-медленно вытянул «косушку» двумя пальцами. И что-то там все приговаривал, подлец, просил прощения, кланялся, расшаркивался. Демонстрировал бонтон, одним словом.
Побежденный Алексей Леонтьевич с уныло обвисшими фрачными фалдами, эскортируемый мавром, отбыл зализывать раны в расположение местного оздоровительного центра. Там оба кардинальным образом преобразились: заулыбались, хлопнув друг друга по рукам.
– Алексей, ты гений! Так убедительно не «убить» восьмой шар. Ты и вправду никогда в каталах не состоял? – Дредд достал из кармана широких штанов пинтовую фляжку. – Прозит! За успех!
– Успех-то он успех, – благодарно принял свою дозу Попов, – да чудятся мне, Ванюша, катальские повадки у старого хорька. Пованивает он слегка. Натурально, хорек.
– Не дрейфь, земеля! Все в твоих руках. В любом случае замануху ты этому однопартийцу конкретную сотворил.
– Лишь бы он, зараза, бузить не начал прежде времени. Не сорвался бы.
– А ты подсекай, подсекай. Ну и с другого фланга: начнет бузить – найдем управу. Хлопцы, поди, уже застоялись в засаде. Подсуетятся.
Алексей вдумчиво приложился к фляжке. Затем смочил под краном волосы, высек во взгляде искорку безумия и неверной походкой вернулся в бомонд.
На полпути к Инге его перехватил хорек Августин Дерябныч. Повлек за локоток в сторону.
– Товарищ Алексей, в чем дело? Пессимизм долой! Как старший товарищ, приказываю не распускаться, взять себя в руки. – Он откашлялся и торжественно возвестил: – Настала моя очередь позволить отыграться вам.
Попов просиял:
– Товарищ Августин! Вы настоящий однопартиец. Я ведь говорил, что одно место в моем глубоком подполье навсегда забронировано за вами? Милости прошу, – Он вздохнул. – Однако… В настоящий момент, признаюсь не готов воспользоваться вашим великодушием. Во-первых, «рулит на взлет самолет пузатый». Во-вторых, некоторое стеснение в средствах не позволяет мне…
– Бросьте, товарищ, бросьте. Какие счеты между единомышленниками? Думаю, в паре-тройке разгонных тысчонок любезный Дункан Накладыч вам не откажет.
– Не вопрос! – Казначейский подсвинок немедля полез в заранее приготовленный бумажник.
Алексей молча изобразил, что мучительно разрывается между партийным долгом, долгом чести и гешефтмахерскими обязанностями.
Товарищ Августин продолжил агитацию. Голос его стал более вкрадчивым, интонации более шелковыми. Он отдал должное Лехиным принципам, ненавязчиво польстил его мастерству. Со вкусом начал распространяться о нимфомании Фортуны:
– Такому молодцу, как вы, Алексей, она готова отдаться прямиком на бильярдном столе! Скажи, Дункаша.
– Да-да! – с готовностью поддержал однокашника Накладыч. – На столе, да!
– А если проиграю, это ж когда смогу расплатиться? Небось проценты пойдут, счетчик зажужжит, тун-тун? – слабо трепыхался в неводе растерявший лоск аутсайдер.
Дерябныч держал невод крепко, бережно подтягивал:
– Мы найдем какой-нибудь выход. Полагаю, Дункан Накладыч вместе с Казначейством не оскудеют от задержки. Кстати, существует альтернативный вариант! Вы, Алексей Леонтьевич, все равно уезжаете, а мадемуазель Инга остается одна. Красивая девушка не должна быть одинока. Скука, бандиты, соблазны, тун-тун… Черт, заразили вы меня вашим тун-туном. Что за тун-тун такой, в самом-то деле?.. Так вот, мы бы могли присмотреть за девушкой на период вашей отлучки. Чтобы никто сиротку не обижал. А деньги не возвращайте. И ради бога, не подумайте ничего дурного. С фройляйн я предварительно побеседовал. Она, представьте, дала свое согласие.
Галатея после беседы с хорьком и впрямь ожила: бросала кокетливые взгляды в сторону красноречивого Дерябныча. Алексею, напротив, показывала язык.
И взвились кострами синие ночи. И запылал Леха аналогичным пламенем. И заиграл он похожими на яблоки желваками.
Круто развернувшись, Попов шагнул к столу.
– Эхма, вон что получается… Вперед вы, товарищи, все по местам! – Он резко остановился. – Aber, мой милый Августин. Как коммерсант коммерсанту. Давайте по справедливости. Оценим мои моральные издержки… ну, скажем, тысяч в десять. Идет?
Под требовательным взглядом хорька державшийся доселе в тени Дункан Накладыч пробежался наманикюренным копытцем по содержимому бумажника. Кажется, партийная касса подобные траты позволяла. Подсвинок кивнул.
– Коль пошла такая пьянка, режь последний зеленец! – вскричал переменившийся камрад Дерябныч. – Один раз живем, тун-тун!
Актеры сбросили маски и заиграли в полную силу.
Почти. Алексей потихоньку отдавал партию, бдительно следя, чтобы отрыв не превысил двух шаров. При счете пять-семь он нелепым, с точки зрения профессионала, ударом разложил «штаны».
На сей раз задергался Дерябныч. Вследствие его кикса шары выстроились в прямую линию, нацеленную в одну из угловых луз.
– Вот теперь, Колобок, я тебя точно съем! – Алексей удовлетворенно потер руки.
Попросил маркера протереть биток, сам тщательно намелил кий. Прицелился. Хлестнул. Ударный шар с издевательским звуком брякнулся в заднюю стенку лузы… и откатился по той же траектории обратно. Под радостное повизгиванье и хихиканье Накладыча на столе с точностью до сантиметра восстановилась предыдущая позиция.
Августин Дерябныч окончательно трансформировался в хорька, дорвавшегося до крови. Отечески похлопал обалдевшего соперника по плечу. Игриво ткнул тупым концом кия в колыхающееся брюшко Накладыча. Задумчиво заходил вокруг стола, как бы примеряясь, не удобней ли бить в какую-нибудь другую лузу. Не поленился достать «машинку», повозился с ней какое-то время – чтобы, театрально засомневавшись в своем умении обращаться с нею, отложить. Потом вытянул губы трубочкой, расположил впалый торс параллельно плоскости стола и немного поерзал субтильной гузкой.
Удар, который в конце концов состоялся, был ничуть не менее эффектным, чем нанесенный Алексеем. По-своему эффектным. Погубила камрада Августина та же самонадеянность, что и Попова в первой партии. Но если у Лехи самонадеянность являлась запланированной и наигранной, то старый хорек осрамился в действительности. Ударный шар всего-то на пару миллиметров зацепил «губку» лузы и, закрутившись, юзом ушел к борту. Биток под окостеневшей рукой Дерябныча подобным же образом прогулялся по лузе, прилипнув к другому борту.
Публика в зале забисировала.
«Выручай, святая попа! – подобрался Лешка. – Пора подсекать. Ишь как зыркает. Ничего, на всякого хорька есть свой скунс. А против скунса вони нет! Артиллеристы, строгий дан приказ!»
В ход пошел так любимый зрителями дуплет. Заметим к слову, Алексей Леонтьевич запросто мог бы стать чемпионом мира по дуплетам, организуй кто эти чемпионаты. Удар от трех бортов в середину получился безукоризненным, если не сказать фантастическим.
Луза с костяным стуком проглотила добычу.
Дальнейшие события развивались гладко, по заранее разработанной богатырями схеме.
Вытащенные на берег и заполошно трепещущие жабрами, злосчастные щурята Дерябныч с Накладычем отнюдь не возжелали расстаться с деньгами. Как это, за здорово живешь закопать свои кровные пиастры на поле чудес?! Вдобавок Инга, эта Мальвина с голубыми волосами, только что как живая стояла, то бишь лежала перед их выпученными от удушья глазами. Готовая на многое. А теперь выходит: хороша Маша, да не ваша?
Не надо им было такого поля чудес, даже крохотной поляночки не-на-до!
Не надо так не надо, согласился обнаглевший Попов. Что ему – ходит гоголем, хвост павлиний распустил.
– Контровую?
– Добро.
– Ставочки не повысим?
– Повысим.
Что и требовалось. Алексей прищелкнул пальцами.
– Ну хорошо, допустим, моидесять тысяч вместе с мадемуазель (предательница, мерзавка!) против корочек налогового пристава от таможенного отделения. Что скажете?
Однопартийцы, не готовые к такому повороту событий, заюлили:
– Товарищ Алексей, чистота мундира…
– Товарищ Августин, не забывайте про плацкартную резервацию в моей подземке. Для вас всегда открыта в недра дверь. И потом, вы же прекрасно понимаете, чистота мундира не спасает при чистке. Хоп?
– Хоп, молодой человек, тун-тун…
Контровая, вызвавшая у зрителей поначалу лютый интерес в связи со стихийно организованным тотализатором, проиграна была старперами уже в дебюте. Взъерошенный хорек Дерябныч настолько неудачно выполнил «разбой», что его оппоненту, по аналогии с каким-нибудь котом Базилио, осталось лишь не полениться выкопать халявные золотые.
Разупыханный Августин Дерябныч начал гнуть пальцы. Склочным голосом вызвал директора заведения, повязанного с разгромленными однопартийцами одной кровью.
Добыча ускользала из Лешкиных пальцев. Ускользала, ускользала… Как вдруг откуда ни возьмись прямиком из сгустившейся над его льняной головой тучи материализовались оба-два казенных человека.
Первый, с задранным на лоб новеньким респиратором, с блестящей хреновиной, смахивающей на пылесос, в униформе с жутковатой надписью «ГорСЭС», немедля подскочил к директору и навел на него раструб сверкающего агрегата.
– Санитарный инспектор Добрынин. Службу спасения эпиднадзора вызывали?.. Как – никогда? Шутить изволите, господин управляющий, вызов задокументирован. Спасаем жилье от жучков, мышек от грязных лап, а компьютеры от вирусов. Все ли у вас на постах, господин Бакланин? Вы вообще посты блюдете? А давайте-ка пробежимся по вашему заведению поганою метлою!
Директор враз опал, скукожился, отвел погасший взгляд от «брата по крови» и, бережно поддерживаемый санитаром, побрел в офис.
Другой казенный человек, облаченный в новенький жандармский камуфляж, гаркнул на весь растревоженный зал:
– Полиция нравов, иммиграционная служба! Старший уполномоченный Муромский. Прошу предъявить документы на предмет прописки. – Он грозно осмотрел внутренности «Карамболя» и зафиксировал хищный взгляд на побледневших лицах однопартийцев. – Та-ак, вижу-вижу своих клиентов. Вот, значит, по кому сегодня «обезьянник» рыдает горючими слезами. Вы записались в добровольцы?.. А ну печь, полезай в горшок! Родственников до границы имеете? Кочевники в роду были? В глаза глядеть, отвечать на вопросы. С девочками продажными якшаетесь?.. Как – нет? А с кем?.. Оп-па! Почему маникюр, гражданин? Голубь голубя приголубил, так? Это вот, значит, на какие нужды казна уплывает, налоги утекают, я вас спрашиваю.
– Вы знаете, с кем дело… – попытался перейти в наступление подсвинок Накладыч, но Муромский пресек попытку бунта в зародыше.
– Угрозы при исполнении, – хладнокровно зафиксировал он. – Замечательно! Да я вас теперь с полным правом на неделю в допр законопачу, голубей-голубчиков. Пока до своих адвокатов докричитесь, здоровье на голимый минус уйдет.
Не теряя темпа, Илья обернулся к охраннику на входе:
– Служивый, эй, как тебя?.. Ситуация обострилась, возможны эксцессы. Бдеть втрое бдительней, ясно? Всех впускать, глаз ни с кого не спускать, никому спуску не давать! Что молчишь, раззява, службу не ташишь?
Слегка косолапя, он энергично ринулся к обалдевшему охраннику, – видимо, выяснить, почему тот молчит, раззява.
Хорек Дерябныч, оставшийся без жандармского присмотра, горячо зашептал Лехе:
– Алексей Леонтьевич, выручайте. Нам с Дунканом Накладычем при нашей службе любые скандалы – хуже язвы и аппендицита. Гибель карьере, если не волчий билет!
– Какой мне с того резон, товарищ? Профит типа? – Попов недвусмысленно потер указательный палец о большой.
– Прямой профит, Алешенька. Сумеете объяснить легавому, что все нормально, ксиву я вам нынче же оформлю. Век воли не видать! Лады?
– Гм. Закон подземелий приучил меня игнорировать слова, не подкрепленные ничем.
– Ну хотите, я пока в залог свое удостоверение оставлю, тун-тун?
– Чего ж, тун-тун.
Леха спрятал драгоценный залог и подмигнул вернувшемуся Илье.
– Товарищ Мурмурский…
– Старший уполномоченный Муромский.
– Товарищ Муромский. Все в абажуре, то есть в ажуре, конечно. Понимаете, у нас сегодня с невестой помолвка. Невесту видите?.. Душка, душка, право слово! А вон тот черненький с беленькими косичками – шафер наш. Выписали за большие деньги из самого Черемысля для экзотики. Здесь-то мы помолвку и отмечаем в компании родителей. Вот это Августин Дерябныч, папенька Инги. А это матушка моя, Дунья Накладовна.
– Мужчина?
– Что вы, господин старший уполномоченный, какая же она мужчина? Обратите внимание, на которую сторону у нее жакет застегивается. А что до маникюра и макияжа, так женщина ведь, как ей без красоты? Войдите в положение, товарищ Маразмский.
– Муромский я. Му-ром-ский. Ясно вам? И с какой стати я должен входить в положение? Мне этих, которые в положении, по службе хватает. Шуточки. Будьте любезны, с вещами на выход. Дежурная машина заждалась.
Алексей понурился. Похлопал себя по карманам.
– Командир, можно тебя на минутку?
Отвел насупленного опера в сторону.
– Вещей всего десять «штук». Больше, ей-ей, нету.
– Пошли, проверим твои вещи, – буркнул подобревший командир.
Направились в «предбанник». Охранник вскинул руку, отдавая честь. Муромский неодобрительно заметил:
– Й-эх, пустая твоя голова! И честь-то отдать не умеешь. Да и много чести – брать твою честь… А тебя, афро-головешка, па-апрашу остаться! – пресек он начатое Дреддом движение. – А то на раз-два запрягу иммиграционную карту заполнять печатными буквами в десяти экземплярах, не считая анкет.
Спустя несколько минут Алексей вернулся. Нервно закурил. Маркеру, который порывался рассказать ему о вреде курения в «Карамболе», взбешенно выпалил прямо в лицо:
– Меня какой-то летеха развел на десять честно заработанных «косарей», а вам и не икнулось! Будешь нервы мотать, живо людям расскажу, какая тут клоака мерзостная. Оно вам нужно – рекламная кампания? Метнулся до камбуза, тело. Живей! Для мадемуазель – «Малибу», мне – стакан «Березовой». Папуасу моему – ром. Время пошло!
Яростно дымя «Примой», прошествовал к переводящим дух горе-реваншистам.
– Бабло уплыло до последнего гроша, но гадкий осадок на душе остался. Вам, товарищи в борьбе, рекомендую поспешить отсюда к едрене Фене! – «К Фекле, – поправился про себя, – прости, Фень». – Пока этот уполномоченный не надумал вернуться. Камрад Августин, надеюсь свидеться через час у парадного вашего подъезда. Готовьте калым.
Когда пороховая гарь рассеялась, павших и раненых унесли, и «Карамболь» вернулся к прежней размеренной жизни, в него завернула шумливая «понятийная» братва. Впереди, к Лешкиной удаче, брел на заклание Герка Немчик, пока что ни о каком заклании не подозревая. Напротив, заметив расфуфыренного Попова, Немчик приветственно возопил:
– А трипопец-пец-пец-пец-попа! Мне в аккурат деньжищ не хватает братву угостить. Слабо отыграться, Алексеюшко?.. Что говоришь, не слышу? Блиц по пять?.. По барабану, лохматый. Пять так пять. С голой попы хоть шерсти клок, гы-ы!
Смеялся Немчик нехорошо. И в последний раз. Три блица по пять промелькнули перед Геркой в полчаса, облегчив ему муки выбора развлечений ровнехонько на сорок тысяч.
Леха в душе сочувствовал бедолаге, потому что знал, каково будет Герке наутро. Каково ему будет!
Размышляя философически о коловращении жизни, он отправился в сопровождении Инги с Ванюшей Дреддом к уютному особнячку налоговой полиции. План удался на все двести!
Миссия с треском завершилась обменом удостоверениями. Огорченный до невозможности хорек Августин Дерябныч пытался поймать тачку. Подсвинок Накладыч безутешно лил слезы над необратимо похудевшим кошельком, размазывая по рыльцу тушь и румяна наманикюренным копытцем. За всем этим безобразием флегматично наблюдал из ближайших кустов пушистый кот дымчатой расцветки. Не то чтобы ему была любопытна трагедия однопартиицев, просто ждал подругу, сиамскую красавицу Мусю, вот и коротал время.
Помпезный кабриолет докатил до ближайшего угла, где его уже поджидал виртуоз разводного ключа и газовой горелки Матвей Черепанов. Он же Матвейка-Паровоз, который по старой дружбе одолжил Муромскому «ситроен» из собственной мастерской.
Пассажиры от всего сердца поблагодарили лучшего авторемонтника Картафанова и просто хорошего человека за помощь (Инга жарко поцеловала его прямо в колючие усы), после чего со смехом перекочевали в салон знакомой «окушки».
«Ока» норовисто взбрыкнула и аллюром три креста понеслась в надвигающуюся ночь.
Глава 7
Реденький пушок на прохиндейском рыльце Дункана Накладыча встревоженно вздыбился. Он великолепно помнил, какая это была случайность. Сам он в той партии не успел ударить и двух раз. Как разбил «пирамиду», так и отдыхал до тех пор, пока последний шар, направленный рукой Попова, не лег в лузу.
– Что вы такое говорите, Алешенька, милый? – залопотал подсвинок. – Я просто пошутил насчет сатисфакции. Пошутил, хи-хи-хи! Это все Августин Дерябныч, противный. Хочу, дескать, принять посильное участие в печальной судьбе мадемуазели. Постойте… да вы не знакомы, господа? Непременно следует заполнить этот пробел. Вот извольте: Алексей Леонтьевич – Августин Дерябныч.
Августин Дерябныч, если следовать принятой нами животной классификации, был похож на изрядно пощипанного временем, но по-прежнему опасного хорька.
– Признайтесь, Августин Дерябныч, вы, часом, не из корпоративных побуждений играть желаете? – осведомился Леха. – Отомстить за поруганную честь Казначейства?
– Ни в коем случае, Алексей Леонтьевич. Ни в коем случае. Мы, конечно, с Дунканом однокашники, оба выходцы из славной нашей однопартийной системы. Только он, орел, вон куда взлетел, в казначеи. А я-то птаха малая, незаметная. Заведую всего-навсего отдельчиком в скромненькой налоговой инспекции.
– Как говорится, заплати налоги – и спи спокойно, дорогой товарищ?
– Совершенно верно. Так ведь не желает народишко жить по закону. Вот я и отгрызаю для государства у мошенников, буквально не щадя живота.
В доказательство Августин Дерябныч провел цепкой лапкой по впалому животу, попутно обнажив в улыбке мелкие острые зубки. Плотоядный хорьковый взгляд тем временем скакал с Алексея на Ингу и обратно.
«Есть! – истолковал Попов скачки Августинова взгляда. – Есть рыбка большая и маленькая, зацепилась! Не торопись, Лешка. Чревато недооценивать противника. Если уж он своего живота не щадит, то чужое горло в секунду перегрызет. Ну так и хрена ли нам, кабанам? Теперь-то, без сомнения, он начнет неумехой прикидываться, подставляться, тун-тун. А хорош зверек! Глазенки кусачей рта „Отгрызаю для государства!“ Да пошел ты, грызун мелкотравчатый… В смысле пшел на позицию, к барьеру! Шалишь, однопартиец, мой сегодня день. И действительно, на фиг нам это Казначейство? Налоговая-то круче, ой круче…»
Вслух же Попов городил несусветную чушь, далекую от проносившихся мыслей:
– Товарищ вы мой дорогой Августин! Да я и сам по убеждениям кондовый однопартиец, не смотрите, что молод. Пятнадцатый год живу в подполье. Такой андеграунд глубочайший, что мама не горюй! Там у меня и картоха, и моркоха, и солений всяких разных. И первачок – не на один десяток пленумов хватит. Столик бильярдный, ну а как же? Парочка дорожек кегельбановых. Да уж, раз довелось встретиться, познакомиться, заходите и вы ко мне в любое удобное время. Посидим, погутарим, сальца покушаем, семечек полузгаем, тун-тун?
Августин Дерябныч довольно хохотнул, ущипнул казначея-однокашника за свиной бочок:
– Ты погляди, Дункаша, какие орлята Кузьмича подросли! Право слово, попкорн начинает действовать. Спасибо, Алексей, за приглашение. Зайдем с товарищами, непременно зайдем… А что вы мне все-таки ответите по поводу партии?
– Одной партии? – скаламбурил Леха и подмигнул однопартийцам.
– Там видно будет, – щелкнул зубками хорек Дерябныч.
– Откажусь теперь едва ли, сколько б нам ни наливали. Только, камрад Августин, между нами, фэйс ту фэйс, попа к попе, давайте так. Если я проиграю, весь свой проигрыш завещаю горячо любимой партии. Передайте его в кассу нашей городской ячейки, друзья! Навеки ваш, дитя подземелья Попов.
С этими словами липовый боец андеграунда повернулся к стоящему поблизости седовласому маркеру, помаячил ладонью перед его лицом:
– Товарищ? Товарищ, не спи, держи порох сухим. Отдать концы, примкнуть штыки! Шоу маст гоу он!
– Шо еще за гоуно! – возмутился служитель, далеко не полиглот. – Не безобразничайте, гражданин. Облились коктейля, и неча тут! Обзываться он будет…
Дункан Накладыч приобнял маркера за плечи пухлой ручкой и залопотал:
– Стоп, стоп, милейший… Жизнь прекрасна и удивительна! Это выражение такое, на романо-германском диалекте. «Представление должно продолжаться», понимаете? И потом, не гоуно, а гуано. Вот примите, – он затолкал в нагрудный карман побагровевшего служителя банкноту, – сходите на курсы иностранных языков. Яволь?
– Яволь, мин хер! – обрадованно вытянулся тот. – Не извольте беспокоиться.
После чего состоялась долгожданная процедура раздачи киёв. Или киев.
Начинать по жребию выпало Попову. Алексей, не мудрствуя, с разбоя положил шар в левую лузу, сохранив пирамиду практически в целости. Второй удар пошел в отыгрыш, но неудачно. Биток, едва коснувшись ударного шара, выкатился точно на стартовую позицию.
Августин Дерябныч почти в точности повторил Лешкин удар, с той лишь разницей, что четыре шара выпали из угла пирамиды и встали в вытянутое каре.
– Танки идут ромбом, – прокомментировал ситуацию товарищ Августин. – К ним бы еще подступиться.
И подступился. Три удара – трех танков как не бывало. Четвертый уполз обратно в строй.
Попов присмотрелся к паре, оставшейся во главе угла. Один из козырей можно было использовать. Алексей встал в нарочито неряшливую позу. Левая рука осталась без опоры и явно дрожала. Дрожащий кий саданул по паре, казалось, наудачу, однако один из шаров чистехонько лег в лузу. Другой вкруговую обстучал все борта и, вломившись в пирамиду с тыла, навел там полный беспорядок.
– Вот это пруха, парни! – воскликнул Леха с хорошо разыгранным восторгом. – Десять сбоку – ваших нет! Тили-бом, тили-бом, будет кошке ежкин дом.
Образовавшаяся позиция даже для «чайников» выглядела очевидной. Попов грациозно взметнул фалды фрака. После чего, послав воздушный поцелуй мадемуазель Инге, с картинной рисовкой устроил обвальный накат.
В считаные секунды пятерка шаров провалилась в тот самый андеграунд, из которого, по его словам, явился в «Карамболь» товарищ Алексей. Инга уже готовилась привстать, дабы вручить награду победителю. Но тут последний, победный шар забился раненой птицей, стукнулся в губки лузы и выжил… …Чтобы наконец умереть, причем не в одиночку, а в обнимку с другим, после хлесткого удара ощерившегося Дерябныча.
– Едренть! Вот так попа! – вырвалось у профукавшего реальный шанс Попова, когда старина Августин Дерябныч грамотно, без промахов, отыгрался и скромно встал рядом с довольным подсвинком Накладычем.
Лехе оставалось принять навязанную противником позиционную игру. Оставшиеся два шара закружились, меняя месторасположение у бортов и ни на йоту не приближаясь к лузам.
Нервы у молодого бойца продолжали показательно шалить. Чтобы их утихомирить, дитя подвалов пробурчал: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Нет, Колобок, я тебя съем!» – и шарахнул из явно невыгодной ситуации. Колобок, гаденыш, прискакал в аккурат к носу лисы.
В данном случае хорька.
Засим сказка и закончилась.
Торжествующий победитель скользящим шагом двинулся отгрызать у Инги положенный ему налог.
Та сидела окаменевшей обратно Галатеей, лишь сверкала яростными очами на незадачливого Попу-Пигмалиона. Галантный Дерябныч не стал шуровать у сиротки за корсетом всей пятерней в поисках законной добычи, а бережно, медленно-медленно вытянул «косушку» двумя пальцами. И что-то там все приговаривал, подлец, просил прощения, кланялся, расшаркивался. Демонстрировал бонтон, одним словом.
Побежденный Алексей Леонтьевич с уныло обвисшими фрачными фалдами, эскортируемый мавром, отбыл зализывать раны в расположение местного оздоровительного центра. Там оба кардинальным образом преобразились: заулыбались, хлопнув друг друга по рукам.
– Алексей, ты гений! Так убедительно не «убить» восьмой шар. Ты и вправду никогда в каталах не состоял? – Дредд достал из кармана широких штанов пинтовую фляжку. – Прозит! За успех!
– Успех-то он успех, – благодарно принял свою дозу Попов, – да чудятся мне, Ванюша, катальские повадки у старого хорька. Пованивает он слегка. Натурально, хорек.
– Не дрейфь, земеля! Все в твоих руках. В любом случае замануху ты этому однопартийцу конкретную сотворил.
– Лишь бы он, зараза, бузить не начал прежде времени. Не сорвался бы.
– А ты подсекай, подсекай. Ну и с другого фланга: начнет бузить – найдем управу. Хлопцы, поди, уже застоялись в засаде. Подсуетятся.
Алексей вдумчиво приложился к фляжке. Затем смочил под краном волосы, высек во взгляде искорку безумия и неверной походкой вернулся в бомонд.
На полпути к Инге его перехватил хорек Августин Дерябныч. Повлек за локоток в сторону.
– Товарищ Алексей, в чем дело? Пессимизм долой! Как старший товарищ, приказываю не распускаться, взять себя в руки. – Он откашлялся и торжественно возвестил: – Настала моя очередь позволить отыграться вам.
Попов просиял:
– Товарищ Августин! Вы настоящий однопартиец. Я ведь говорил, что одно место в моем глубоком подполье навсегда забронировано за вами? Милости прошу, – Он вздохнул. – Однако… В настоящий момент, признаюсь не готов воспользоваться вашим великодушием. Во-первых, «рулит на взлет самолет пузатый». Во-вторых, некоторое стеснение в средствах не позволяет мне…
– Бросьте, товарищ, бросьте. Какие счеты между единомышленниками? Думаю, в паре-тройке разгонных тысчонок любезный Дункан Накладыч вам не откажет.
– Не вопрос! – Казначейский подсвинок немедля полез в заранее приготовленный бумажник.
Алексей молча изобразил, что мучительно разрывается между партийным долгом, долгом чести и гешефтмахерскими обязанностями.
Товарищ Августин продолжил агитацию. Голос его стал более вкрадчивым, интонации более шелковыми. Он отдал должное Лехиным принципам, ненавязчиво польстил его мастерству. Со вкусом начал распространяться о нимфомании Фортуны:
– Такому молодцу, как вы, Алексей, она готова отдаться прямиком на бильярдном столе! Скажи, Дункаша.
– Да-да! – с готовностью поддержал однокашника Накладыч. – На столе, да!
– А если проиграю, это ж когда смогу расплатиться? Небось проценты пойдут, счетчик зажужжит, тун-тун? – слабо трепыхался в неводе растерявший лоск аутсайдер.
Дерябныч держал невод крепко, бережно подтягивал:
– Мы найдем какой-нибудь выход. Полагаю, Дункан Накладыч вместе с Казначейством не оскудеют от задержки. Кстати, существует альтернативный вариант! Вы, Алексей Леонтьевич, все равно уезжаете, а мадемуазель Инга остается одна. Красивая девушка не должна быть одинока. Скука, бандиты, соблазны, тун-тун… Черт, заразили вы меня вашим тун-туном. Что за тун-тун такой, в самом-то деле?.. Так вот, мы бы могли присмотреть за девушкой на период вашей отлучки. Чтобы никто сиротку не обижал. А деньги не возвращайте. И ради бога, не подумайте ничего дурного. С фройляйн я предварительно побеседовал. Она, представьте, дала свое согласие.
Галатея после беседы с хорьком и впрямь ожила: бросала кокетливые взгляды в сторону красноречивого Дерябныча. Алексею, напротив, показывала язык.
И взвились кострами синие ночи. И запылал Леха аналогичным пламенем. И заиграл он похожими на яблоки желваками.
Круто развернувшись, Попов шагнул к столу.
– Эхма, вон что получается… Вперед вы, товарищи, все по местам! – Он резко остановился. – Aber, мой милый Августин. Как коммерсант коммерсанту. Давайте по справедливости. Оценим мои моральные издержки… ну, скажем, тысяч в десять. Идет?
Под требовательным взглядом хорька державшийся доселе в тени Дункан Накладыч пробежался наманикюренным копытцем по содержимому бумажника. Кажется, партийная касса подобные траты позволяла. Подсвинок кивнул.
– Коль пошла такая пьянка, режь последний зеленец! – вскричал переменившийся камрад Дерябныч. – Один раз живем, тун-тун!
Актеры сбросили маски и заиграли в полную силу.
Почти. Алексей потихоньку отдавал партию, бдительно следя, чтобы отрыв не превысил двух шаров. При счете пять-семь он нелепым, с точки зрения профессионала, ударом разложил «штаны».
На сей раз задергался Дерябныч. Вследствие его кикса шары выстроились в прямую линию, нацеленную в одну из угловых луз.
– Вот теперь, Колобок, я тебя точно съем! – Алексей удовлетворенно потер руки.
Попросил маркера протереть биток, сам тщательно намелил кий. Прицелился. Хлестнул. Ударный шар с издевательским звуком брякнулся в заднюю стенку лузы… и откатился по той же траектории обратно. Под радостное повизгиванье и хихиканье Накладыча на столе с точностью до сантиметра восстановилась предыдущая позиция.
Августин Дерябныч окончательно трансформировался в хорька, дорвавшегося до крови. Отечески похлопал обалдевшего соперника по плечу. Игриво ткнул тупым концом кия в колыхающееся брюшко Накладыча. Задумчиво заходил вокруг стола, как бы примеряясь, не удобней ли бить в какую-нибудь другую лузу. Не поленился достать «машинку», повозился с ней какое-то время – чтобы, театрально засомневавшись в своем умении обращаться с нею, отложить. Потом вытянул губы трубочкой, расположил впалый торс параллельно плоскости стола и немного поерзал субтильной гузкой.
Удар, который в конце концов состоялся, был ничуть не менее эффектным, чем нанесенный Алексеем. По-своему эффектным. Погубила камрада Августина та же самонадеянность, что и Попова в первой партии. Но если у Лехи самонадеянность являлась запланированной и наигранной, то старый хорек осрамился в действительности. Ударный шар всего-то на пару миллиметров зацепил «губку» лузы и, закрутившись, юзом ушел к борту. Биток под окостеневшей рукой Дерябныча подобным же образом прогулялся по лузе, прилипнув к другому борту.
Публика в зале забисировала.
«Выручай, святая попа! – подобрался Лешка. – Пора подсекать. Ишь как зыркает. Ничего, на всякого хорька есть свой скунс. А против скунса вони нет! Артиллеристы, строгий дан приказ!»
В ход пошел так любимый зрителями дуплет. Заметим к слову, Алексей Леонтьевич запросто мог бы стать чемпионом мира по дуплетам, организуй кто эти чемпионаты. Удар от трех бортов в середину получился безукоризненным, если не сказать фантастическим.
Луза с костяным стуком проглотила добычу.
Дальнейшие события развивались гладко, по заранее разработанной богатырями схеме.
Вытащенные на берег и заполошно трепещущие жабрами, злосчастные щурята Дерябныч с Накладычем отнюдь не возжелали расстаться с деньгами. Как это, за здорово живешь закопать свои кровные пиастры на поле чудес?! Вдобавок Инга, эта Мальвина с голубыми волосами, только что как живая стояла, то бишь лежала перед их выпученными от удушья глазами. Готовая на многое. А теперь выходит: хороша Маша, да не ваша?
Не надо им было такого поля чудес, даже крохотной поляночки не-на-до!
Не надо так не надо, согласился обнаглевший Попов. Что ему – ходит гоголем, хвост павлиний распустил.
– Контровую?
– Добро.
– Ставочки не повысим?
– Повысим.
Что и требовалось. Алексей прищелкнул пальцами.
– Ну хорошо, допустим, моидесять тысяч вместе с мадемуазель (предательница, мерзавка!) против корочек налогового пристава от таможенного отделения. Что скажете?
Однопартийцы, не готовые к такому повороту событий, заюлили:
– Товарищ Алексей, чистота мундира…
– Товарищ Августин, не забывайте про плацкартную резервацию в моей подземке. Для вас всегда открыта в недра дверь. И потом, вы же прекрасно понимаете, чистота мундира не спасает при чистке. Хоп?
– Хоп, молодой человек, тун-тун…
Контровая, вызвавшая у зрителей поначалу лютый интерес в связи со стихийно организованным тотализатором, проиграна была старперами уже в дебюте. Взъерошенный хорек Дерябныч настолько неудачно выполнил «разбой», что его оппоненту, по аналогии с каким-нибудь котом Базилио, осталось лишь не полениться выкопать халявные золотые.
Разупыханный Августин Дерябныч начал гнуть пальцы. Склочным голосом вызвал директора заведения, повязанного с разгромленными однопартийцами одной кровью.
Добыча ускользала из Лешкиных пальцев. Ускользала, ускользала… Как вдруг откуда ни возьмись прямиком из сгустившейся над его льняной головой тучи материализовались оба-два казенных человека.
Первый, с задранным на лоб новеньким респиратором, с блестящей хреновиной, смахивающей на пылесос, в униформе с жутковатой надписью «ГорСЭС», немедля подскочил к директору и навел на него раструб сверкающего агрегата.
– Санитарный инспектор Добрынин. Службу спасения эпиднадзора вызывали?.. Как – никогда? Шутить изволите, господин управляющий, вызов задокументирован. Спасаем жилье от жучков, мышек от грязных лап, а компьютеры от вирусов. Все ли у вас на постах, господин Бакланин? Вы вообще посты блюдете? А давайте-ка пробежимся по вашему заведению поганою метлою!
Директор враз опал, скукожился, отвел погасший взгляд от «брата по крови» и, бережно поддерживаемый санитаром, побрел в офис.
Другой казенный человек, облаченный в новенький жандармский камуфляж, гаркнул на весь растревоженный зал:
– Полиция нравов, иммиграционная служба! Старший уполномоченный Муромский. Прошу предъявить документы на предмет прописки. – Он грозно осмотрел внутренности «Карамболя» и зафиксировал хищный взгляд на побледневших лицах однопартийцев. – Та-ак, вижу-вижу своих клиентов. Вот, значит, по кому сегодня «обезьянник» рыдает горючими слезами. Вы записались в добровольцы?.. А ну печь, полезай в горшок! Родственников до границы имеете? Кочевники в роду были? В глаза глядеть, отвечать на вопросы. С девочками продажными якшаетесь?.. Как – нет? А с кем?.. Оп-па! Почему маникюр, гражданин? Голубь голубя приголубил, так? Это вот, значит, на какие нужды казна уплывает, налоги утекают, я вас спрашиваю.
– Вы знаете, с кем дело… – попытался перейти в наступление подсвинок Накладыч, но Муромский пресек попытку бунта в зародыше.
– Угрозы при исполнении, – хладнокровно зафиксировал он. – Замечательно! Да я вас теперь с полным правом на неделю в допр законопачу, голубей-голубчиков. Пока до своих адвокатов докричитесь, здоровье на голимый минус уйдет.
Не теряя темпа, Илья обернулся к охраннику на входе:
– Служивый, эй, как тебя?.. Ситуация обострилась, возможны эксцессы. Бдеть втрое бдительней, ясно? Всех впускать, глаз ни с кого не спускать, никому спуску не давать! Что молчишь, раззява, службу не ташишь?
Слегка косолапя, он энергично ринулся к обалдевшему охраннику, – видимо, выяснить, почему тот молчит, раззява.
Хорек Дерябныч, оставшийся без жандармского присмотра, горячо зашептал Лехе:
– Алексей Леонтьевич, выручайте. Нам с Дунканом Накладычем при нашей службе любые скандалы – хуже язвы и аппендицита. Гибель карьере, если не волчий билет!
– Какой мне с того резон, товарищ? Профит типа? – Попов недвусмысленно потер указательный палец о большой.
– Прямой профит, Алешенька. Сумеете объяснить легавому, что все нормально, ксиву я вам нынче же оформлю. Век воли не видать! Лады?
– Гм. Закон подземелий приучил меня игнорировать слова, не подкрепленные ничем.
– Ну хотите, я пока в залог свое удостоверение оставлю, тун-тун?
– Чего ж, тун-тун.
Леха спрятал драгоценный залог и подмигнул вернувшемуся Илье.
– Товарищ Мурмурский…
– Старший уполномоченный Муромский.
– Товарищ Муромский. Все в абажуре, то есть в ажуре, конечно. Понимаете, у нас сегодня с невестой помолвка. Невесту видите?.. Душка, душка, право слово! А вон тот черненький с беленькими косичками – шафер наш. Выписали за большие деньги из самого Черемысля для экзотики. Здесь-то мы помолвку и отмечаем в компании родителей. Вот это Августин Дерябныч, папенька Инги. А это матушка моя, Дунья Накладовна.
– Мужчина?
– Что вы, господин старший уполномоченный, какая же она мужчина? Обратите внимание, на которую сторону у нее жакет застегивается. А что до маникюра и макияжа, так женщина ведь, как ей без красоты? Войдите в положение, товарищ Маразмский.
– Муромский я. Му-ром-ский. Ясно вам? И с какой стати я должен входить в положение? Мне этих, которые в положении, по службе хватает. Шуточки. Будьте любезны, с вещами на выход. Дежурная машина заждалась.
Алексей понурился. Похлопал себя по карманам.
– Командир, можно тебя на минутку?
Отвел насупленного опера в сторону.
– Вещей всего десять «штук». Больше, ей-ей, нету.
– Пошли, проверим твои вещи, – буркнул подобревший командир.
Направились в «предбанник». Охранник вскинул руку, отдавая честь. Муромский неодобрительно заметил:
– Й-эх, пустая твоя голова! И честь-то отдать не умеешь. Да и много чести – брать твою честь… А тебя, афро-головешка, па-апрашу остаться! – пресек он начатое Дреддом движение. – А то на раз-два запрягу иммиграционную карту заполнять печатными буквами в десяти экземплярах, не считая анкет.
Спустя несколько минут Алексей вернулся. Нервно закурил. Маркеру, который порывался рассказать ему о вреде курения в «Карамболе», взбешенно выпалил прямо в лицо:
– Меня какой-то летеха развел на десять честно заработанных «косарей», а вам и не икнулось! Будешь нервы мотать, живо людям расскажу, какая тут клоака мерзостная. Оно вам нужно – рекламная кампания? Метнулся до камбуза, тело. Живей! Для мадемуазель – «Малибу», мне – стакан «Березовой». Папуасу моему – ром. Время пошло!
Яростно дымя «Примой», прошествовал к переводящим дух горе-реваншистам.
– Бабло уплыло до последнего гроша, но гадкий осадок на душе остался. Вам, товарищи в борьбе, рекомендую поспешить отсюда к едрене Фене! – «К Фекле, – поправился про себя, – прости, Фень». – Пока этот уполномоченный не надумал вернуться. Камрад Августин, надеюсь свидеться через час у парадного вашего подъезда. Готовьте калым.
Когда пороховая гарь рассеялась, павших и раненых унесли, и «Карамболь» вернулся к прежней размеренной жизни, в него завернула шумливая «понятийная» братва. Впереди, к Лешкиной удаче, брел на заклание Герка Немчик, пока что ни о каком заклании не подозревая. Напротив, заметив расфуфыренного Попова, Немчик приветственно возопил:
– А трипопец-пец-пец-пец-попа! Мне в аккурат деньжищ не хватает братву угостить. Слабо отыграться, Алексеюшко?.. Что говоришь, не слышу? Блиц по пять?.. По барабану, лохматый. Пять так пять. С голой попы хоть шерсти клок, гы-ы!
Смеялся Немчик нехорошо. И в последний раз. Три блица по пять промелькнули перед Геркой в полчаса, облегчив ему муки выбора развлечений ровнехонько на сорок тысяч.
Леха в душе сочувствовал бедолаге, потому что знал, каково будет Герке наутро. Каково ему будет!
Размышляя философически о коловращении жизни, он отправился в сопровождении Инги с Ванюшей Дреддом к уютному особнячку налоговой полиции. План удался на все двести!
Миссия с треском завершилась обменом удостоверениями. Огорченный до невозможности хорек Августин Дерябныч пытался поймать тачку. Подсвинок Накладыч безутешно лил слезы над необратимо похудевшим кошельком, размазывая по рыльцу тушь и румяна наманикюренным копытцем. За всем этим безобразием флегматично наблюдал из ближайших кустов пушистый кот дымчатой расцветки. Не то чтобы ему была любопытна трагедия однопартиицев, просто ждал подругу, сиамскую красавицу Мусю, вот и коротал время.
Помпезный кабриолет докатил до ближайшего угла, где его уже поджидал виртуоз разводного ключа и газовой горелки Матвей Черепанов. Он же Матвейка-Паровоз, который по старой дружбе одолжил Муромскому «ситроен» из собственной мастерской.
Пассажиры от всего сердца поблагодарили лучшего авторемонтника Картафанова и просто хорошего человека за помощь (Инга жарко поцеловала его прямо в колючие усы), после чего со смехом перекочевали в салон знакомой «окушки».
«Ока» норовисто взбрыкнула и аллюром три креста понеслась в надвигающуюся ночь.
Глава 7
КАМАРИНСКАЯ ПОД СЕНЬЮ САКУРЫ
Фебруарий Мартович Гендерный считал себя гражданином мира. Космополитом без дураков и антиглобалистом по зову сердца. Лишь возмутительное стечение обстоятельств заставляло этого гладкого, упитанного мужчину пятидесяти с куцым хвостиком лет прозябать на краю Ойкумены, в дрянном городишке Картафаново. Следует признать, однако, что возмутительные обстоятельства текли не столь уж катастрофически вкривь да вкось. Как-никак Фебруарий Мартович являлся заместителем генерального директора Картафановского НИИ среднего машиностроения. В его ведении находились внешнеторговые связи.
Еще совсем недавно руссийское среднее машиностроение никаких связей с внешней торговлей не имело и иметь не могло. Поскольку строило машинки не простые, а предназначенные для вооруженной обороны, а то и нападения. Но времена меняются. Настал срок для конверсии в режимном НИИ города Картафаново. И, как следствие, на приданном институту опытно-экспериментальном заводе «Луч».
Еще совсем недавно руссийское среднее машиностроение никаких связей с внешней торговлей не имело и иметь не могло. Поскольку строило машинки не простые, а предназначенные для вооруженной обороны, а то и нападения. Но времена меняются. Настал срок для конверсии в режимном НИИ города Картафаново. И, как следствие, на приданном институту опытно-экспериментальном заводе «Луч».