Страница:
– Ну что, смельчак, – вдруг каким-то совсем новым тоном сказала девушка. – Хочешь все видеть своими глазами?
Владимир с трудом нашел в себе силы выйти из какого-то полусонного кошмарного круга и пересохшими губами произнес:
– Да. – Ему казалось, что ничего не может быть хуже этой повязки. Ну, разве что если Лея отстрелит ему какую-нибудь часть тела, на свой выбор.
– Ну так снимай, – разрешила Лея, и Владимир непослушной, откровенно трясущейся рукой стянул повязку с глаз. И увидел Лею, стоящую над ним совершенно голой. В ее руках не было плазмомета, и стояла она к Володе лицом, грудью, животом, в общем, всем.
Но Володе сейчас не было дела ни до чего. Его так близко, еще секунду назад, овевало дыхание смерти, что ему были абсолютно безразличны все, такие волнующие еще совсем недавно прелести Леи. Платье, которое девушка сняла, пока Владимир связывал себе ноги, было аккуратно повешено на спинку стула. Владимир сейчас не мог даже порадоваться тому, что остался жив, не говоря уж о чем-нибудь ином.
– Ну что, герой, – с насмешливой лаской в голосе спросила Лея, опустившись на корточки и нежно проведя пальцами по груди Владимира, коснувшись мимоходом левого соска. – Твое вчерашнее предложение все еще в силе?
Владимир вспомнил, о чем речь. Ему было очень тяжело сейчас, когда жизнь меняла свое течение на 180 градусов. Нет, сам-то он, разумеется, был несказанно рад, счастлив просто такому обороту дела. Он жив, и Лея согласна принадлежать ему; вроде бы все его мечты сбылись, но тело было сейчас таким ватным, бестолковым, словно покойника достали из гроба и, толком не оживив, сказали, что у него теперь все просто великолепно в личной жизни. И Владимир с трудом, через силу промолвил бессильными губами:
– Да, в силе, Лея, но это была жестокая шутка.
Лея с любовью заглянула в глаза Владимира и, гладя его лоб, там, где начинали расти волосы, с тихой лаской сказала:
– Ну что ты, дурачок. Разве могла бы я так жестоко шутить с тобой. Просто если бы я этого не сделала, я бы на всю жизнь затаила на тебя обиду, и ее было бы уже ничем не искупить, понимаешь? Согласись, – сказала девушка, прикоснувшись второй рукой к животу Володи, – мы с тобою встетились тоже не самым обычным способом. Я и вчера тебя очень хотела, правда, мне просто нужно было, чтобы наши отношения были равнонравными, понимаешь? Для меня это очень важно.
Лея тем временем села на связанные бедра Володи и сказала:
– Я поняла, на что ты пошел ради меня, постепенно, по мере изучения твоего языка. Понимаешь? Когда, к тебе приходили из Сопротивления, я слышала каждое слово вашего разговора, и я выучила наизусть каждое, слово. У анданорцев память куда как надежнее вашей, дикарской, не способной сохранить даже расположение предметов в вашей собственной комнате, – не так ли? Да и слух поострее, хотя это уже странно.
Владимир наконец ощутил, как счастье от того, что он правда жив, и что его возлюбленная с ним, и что на этом этапе его жизни произошел-таки пусть промежуточный, но хеппи-энд, стало певуче наполнять собою каждую клеточку его тела. Это было так сладостно, что даже сравнить было не с чем. Куда там, радость от первой сигаретной затяжки после суточного перерыва не шла с этим сладостным восторгом непрерванности бытия ни в какое сравнение. И Володя молчал и молча слушал Лею, которая, похоже, и не ожидала, что реакция Владимира на ее месть будет мягче, а потому, оставляя паузы в своей речи для возможных Володиных ответов, нимало не смущалась, если он ими не пользовался.
– Ну так вот, – продолжала она свою мысль, не прекращая реанимационных мероприятий своими нежными, ласковыми пальчиками, – я понимала все новые слова, и очень скоро передо мною выстроилась стройная картина того, на что ты пошел ради меня. Милый, ведь это называется предательство. Возможно, тогда-то я в тебя всерьез и влюбилась. Но с моим костюмом все было взаправду, и раздевалась я тогда под дулом плазмомета, с досадой думая, как неправильно у нас с тобою могут сложиться отношения, если ты меня все-таки решился бы изнасиловать.
– И что бы ты сделала тогда? – спросил Владимир, чувствуя, как все его тело наливается новой, игристой, как молодое вино, силой. Володя лишь теперь понял, что значит “чувствовать себя как будто заново родившимся”. Это совершенно уникальное, ни с чем не сопоставимое чувство.
– Я бы? – печально улыбнулась Лея. – Ушла бы от тебя этой ночью и оставила бы тебе пронзительную такую записку. Там было бы нечто такое, от чего бы в твоих жилах всю оставшуюся жизнь стыла кровь. А в штабе я соврала бы, что меня содержали совершенно в другой квартире, другие люди. Знаешь, милый, я бы тебя не выдала, но тебе бы от этого было не легче, поверь. И уж ты бы меня никогда больше не увидел, это уж точно, – сказала Лея, ложась на Владимира всем своим изумительным, мягким, податливым, теплым, сказочным телом, которое электрическим током оживляло даже то, что до сих пор оставалось расслабленным и мертвенно-сонным. Лея накрыла его собою с такой неподражаемо непринужденной легкостью, что Владимира даже пронзила ревнивая мыслишка о возможной многоопытности его избранницы. Владимир усмехнулся ходу своих мыслей. Ишь, чего захотел, подумал он. Три минуты назад на краю могилы лежал и думал, сразу ли меня пристрелят или сперва отстрелят ноги из плазмомета. А теперь уж девицу мне в невесты подавай, а не женщину, и Владимир, крепко обняв Лею, припал губами к ее губам, растворяясь в первых могучих аккордах иссушающей симфонии страсти.
Глава 18
Глава 19
Владимир с трудом нашел в себе силы выйти из какого-то полусонного кошмарного круга и пересохшими губами произнес:
– Да. – Ему казалось, что ничего не может быть хуже этой повязки. Ну, разве что если Лея отстрелит ему какую-нибудь часть тела, на свой выбор.
– Ну так снимай, – разрешила Лея, и Владимир непослушной, откровенно трясущейся рукой стянул повязку с глаз. И увидел Лею, стоящую над ним совершенно голой. В ее руках не было плазмомета, и стояла она к Володе лицом, грудью, животом, в общем, всем.
Но Володе сейчас не было дела ни до чего. Его так близко, еще секунду назад, овевало дыхание смерти, что ему были абсолютно безразличны все, такие волнующие еще совсем недавно прелести Леи. Платье, которое девушка сняла, пока Владимир связывал себе ноги, было аккуратно повешено на спинку стула. Владимир сейчас не мог даже порадоваться тому, что остался жив, не говоря уж о чем-нибудь ином.
– Ну что, герой, – с насмешливой лаской в голосе спросила Лея, опустившись на корточки и нежно проведя пальцами по груди Владимира, коснувшись мимоходом левого соска. – Твое вчерашнее предложение все еще в силе?
Владимир вспомнил, о чем речь. Ему было очень тяжело сейчас, когда жизнь меняла свое течение на 180 градусов. Нет, сам-то он, разумеется, был несказанно рад, счастлив просто такому обороту дела. Он жив, и Лея согласна принадлежать ему; вроде бы все его мечты сбылись, но тело было сейчас таким ватным, бестолковым, словно покойника достали из гроба и, толком не оживив, сказали, что у него теперь все просто великолепно в личной жизни. И Владимир с трудом, через силу промолвил бессильными губами:
– Да, в силе, Лея, но это была жестокая шутка.
Лея с любовью заглянула в глаза Владимира и, гладя его лоб, там, где начинали расти волосы, с тихой лаской сказала:
– Ну что ты, дурачок. Разве могла бы я так жестоко шутить с тобой. Просто если бы я этого не сделала, я бы на всю жизнь затаила на тебя обиду, и ее было бы уже ничем не искупить, понимаешь? Согласись, – сказала девушка, прикоснувшись второй рукой к животу Володи, – мы с тобою встетились тоже не самым обычным способом. Я и вчера тебя очень хотела, правда, мне просто нужно было, чтобы наши отношения были равнонравными, понимаешь? Для меня это очень важно.
Лея тем временем села на связанные бедра Володи и сказала:
– Я поняла, на что ты пошел ради меня, постепенно, по мере изучения твоего языка. Понимаешь? Когда, к тебе приходили из Сопротивления, я слышала каждое слово вашего разговора, и я выучила наизусть каждое, слово. У анданорцев память куда как надежнее вашей, дикарской, не способной сохранить даже расположение предметов в вашей собственной комнате, – не так ли? Да и слух поострее, хотя это уже странно.
Владимир наконец ощутил, как счастье от того, что он правда жив, и что его возлюбленная с ним, и что на этом этапе его жизни произошел-таки пусть промежуточный, но хеппи-энд, стало певуче наполнять собою каждую клеточку его тела. Это было так сладостно, что даже сравнить было не с чем. Куда там, радость от первой сигаретной затяжки после суточного перерыва не шла с этим сладостным восторгом непрерванности бытия ни в какое сравнение. И Володя молчал и молча слушал Лею, которая, похоже, и не ожидала, что реакция Владимира на ее месть будет мягче, а потому, оставляя паузы в своей речи для возможных Володиных ответов, нимало не смущалась, если он ими не пользовался.
– Ну так вот, – продолжала она свою мысль, не прекращая реанимационных мероприятий своими нежными, ласковыми пальчиками, – я понимала все новые слова, и очень скоро передо мною выстроилась стройная картина того, на что ты пошел ради меня. Милый, ведь это называется предательство. Возможно, тогда-то я в тебя всерьез и влюбилась. Но с моим костюмом все было взаправду, и раздевалась я тогда под дулом плазмомета, с досадой думая, как неправильно у нас с тобою могут сложиться отношения, если ты меня все-таки решился бы изнасиловать.
– И что бы ты сделала тогда? – спросил Владимир, чувствуя, как все его тело наливается новой, игристой, как молодое вино, силой. Володя лишь теперь понял, что значит “чувствовать себя как будто заново родившимся”. Это совершенно уникальное, ни с чем не сопоставимое чувство.
– Я бы? – печально улыбнулась Лея. – Ушла бы от тебя этой ночью и оставила бы тебе пронзительную такую записку. Там было бы нечто такое, от чего бы в твоих жилах всю оставшуюся жизнь стыла кровь. А в штабе я соврала бы, что меня содержали совершенно в другой квартире, другие люди. Знаешь, милый, я бы тебя не выдала, но тебе бы от этого было не легче, поверь. И уж ты бы меня никогда больше не увидел, это уж точно, – сказала Лея, ложась на Владимира всем своим изумительным, мягким, податливым, теплым, сказочным телом, которое электрическим током оживляло даже то, что до сих пор оставалось расслабленным и мертвенно-сонным. Лея накрыла его собою с такой неподражаемо непринужденной легкостью, что Владимира даже пронзила ревнивая мыслишка о возможной многоопытности его избранницы. Владимир усмехнулся ходу своих мыслей. Ишь, чего захотел, подумал он. Три минуты назад на краю могилы лежал и думал, сразу ли меня пристрелят или сперва отстрелят ноги из плазмомета. А теперь уж девицу мне в невесты подавай, а не женщину, и Владимир, крепко обняв Лею, припал губами к ее губам, растворяясь в первых могучих аккордах иссушающей симфонии страсти.
Глава 18
СЧАСТЬЕ
Владимир проснулся от жестокого холода на полу своей комнаты. У него было такое ощущение, что прошлой ночью ему приснился самый захватывающий и фантастический сон, на какой только оказалось способным его воображение. Однако рядом с Володей здесь же, возле него, спала прекрасная Лея, и Володя понял, что все события, одно за другим воспроизводимые черным ящиком его памяти, происходили в действительности. Володя обнял девушку – она была горячая, как печка. Владимир с улыбкой погладил ее рукой по спине, как кошечку, и Лея, не просыпаясь, сладко улыбнулась и плотнее прижалась к нему своим нежным телом.
Сейчас Володе было как-то совсем дико представить, что это именно она была в том патруле, на который он совершил нападение меньше недели назад. Сейчас он был убежден, даже не так – он просто знал наверняка, что Лея была той самой женщиной, которая ему суждена от Сотворения мира. Володя подумал, что он теперь, должно быть, единственный землянин, который выиграл от оккупации – ведь если бы Анданор не завоевал Землю, он никогда не встретил бы свою настоящую судьбу, а довольствовался бы такими вот синицами, привычными к мужским рукам, как Лена. Владимир, не в силах совладать с уличным просто морозным холодом, обращающим его дыхание в облачка пара, сейчас стоял над своей спящей красавицей и одевал вот уже второй свитер поверх футболки, любуясь прекрасным телом своей суженой. Володя не сомневался, что ей-то как раз вполне комфортно в этой морозилке, в которую она превратила его жилище. Кожа ее бедер, лица и поясницы была даже чуть розовой и уж во всяком случае без малейших признаков зябких мурашек. “Вот куда уходит вся еда, принесенная Зубцовым на месяц, – усмехнулся с грустинкой Володя, – эта девушка имеет такой метаболизм, что у нее, как у малой птички, все питательные вещества превращаются в тепло. Ну и климат, должно быть, на ее родине”. Володя, чувствуя себя возмужавшим и свежим и даже начиная немного согреваться, надел для полного комфорта поверх свитеров еще и кожаную куртку. Если бы была горячая вода, он, без сомнения, принял бы ванну, однако сегодня воду вновь отключили. Ну что же – не может же все быть хорошо. Владимир и так чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Плазменный пистолет лежал на стуле, и жизнь девушки, как и все прошедшие дни, была в его власти – с разницей в том, что теперь Лея вверила себя Владимиру добровольно, и он сейчас остро чувствовал, какая пропасть лежит между этими ситуациями. А ведь недели не прошло, как Лея поселилась в его квартире. Володя знал, что он уже никогда и никому не отдаст своего счастья, под страхом ли смерти, под угрозою ли пыток. Он теперь, конечно, не был уже настоящим бойцом земного Сопротивления. По-настоящему он теперь чувствовал себя лишь мужем этой волшебной, жестокой и нежной Снежной королевы, навсегда похитившей его сердце. И отогревшей его, как Герда. Володя хотел бы предложить своей милой кофе, но, зная ее аскетичное отношение ко всем психотропным веществам, решил выпить его сам, пока Лея не проснулась.
Владимир налил кипяток, сегодня из-за лютого холода в кухне поднявший особенно пышное облако пара над его чашечкой, и услышал тихий стук босых женских ног по коридору. Лея с улыбкой вошла в кухню и, поцеловав Володю и чуть склонив набок свою прелестную головку, бросила укоризненный взгляд на чашку с ароматным бодрящим напитком. Лея была все так же обнажена и, похоже, чувствовала себя в только что не звенящем морозном воздухе кухни как рыба в воде. Владимир не знал, что этой ночью за широко распахнутыми окнами его квартиры было минус десять, но догадывался, что сейчас в жилище его было не намного выше нуля. Кофе за считанные секунды стал вполне пригоден для питья, а если выждать еще минуту, то его смогут пить разве что анданорцы. Владимир же и так не кололся, не курил, выпивал мало, да и то по праздникам, и не имел не малейшего желания отказываться от скромной радости выпить чашечку кофе таким особым утром. Потому он, не стесняясь с многозначительной улыбкою глядящей на него Леи, взял чашку и с наслаждением отхлебнул живительного тепла, так необходимого сейчас его промерзшему за ночь насквозь, именно как пельмень в морозилке, телу.
– Что, наркоман, кумарит тебя без твоей наркоты? – нежно глядя на Володю, бросила Лея. Володя в ответ засмеялся и сказал:
– А еще говорила, что художественные фильмы не нужны. Где бы еще ты набралась таких словечек?
– Да, – сказала Лея, садясь к Владимиру на колени и обнимая его за шею, – с точки зрения расширения словарного запаса они полезны, не спорю.
Володя погладил Лею по животику и сказал улыбающейся девушке, подарившей в ответ на ласку ему такой лучистый, такой влюбленный взгляд:
– Радость моя, я хочу, чтобы мы всегда были с тобою вместе. Я хочу, чтобы то, что было между нами, было не просто романом. Я готов отдать тебе все свое будущее и хочу, чтобы ты сделала то же самое. Как тебе мое предложение?
Лея коснулась нежными пальчиками щеки Владимира и глубоким, завораживающим голосом, будто идущим прямо от ее сердца, а то и самой души, ответила Володе:
– Думаю, обстоятельства даже способствуют твоему взгляду на вещи. Я уже не офицер Анданора – какой я офицер после того, как не застрелила тебя вчера, ты уже не боец Сопротивления – какой ты партизан после того, как решил развлекаться с моим телом, вместо того чтобы предоставить его для опытов подпольщикам. Но я не это тебе хотела сказать. Знаешь, я раньше не верила в любовь с первого взгляда. А теперь начинаю – в любовь с первого взгляда до последнего вздоха. Так вот, – продолжала Лея, положив ладошку на закованную в куртку и два свитера грудь Володи, которому показалось, что он все равно чувствует теперь тепло ее пальцев сквозь слои шерсти и кожи, – мне кажется, что даже если бы обстоятельства были против нас, я все равно согласилась бы с твоим предложением. Да, милый, я согласна, – сказала Лея, опьяняя Владимира призывным взглядом своих кошачьих глаз и накрепко обвивая руками его шею.
– То есть, – уточнил Володя, обняв Лею за спину и талию, – можно теперь называть тебя своей женой?
– Да, мой милый муженек, – улыбнулась Лея. – Это для меня приятно еще и тем, что тогда я смогу в любое время призвать тебя для исполнения супружеского долга.
Лея медленно приблизила свое лицо вплотную к лицу Владимира и, лизнув его в нос, прильнула губами к его уху и сладко шепнула внутрь:
– Сейчас, например...
Володя торопливо допил свой кофе и, легко подняв Лею на руки, понес ее в большую комнату, на ковер, где она вчера вечером переодевалась под дулом плазмомета, удивляясь причудам судьбы. Ведь эту же самую Лею он так же вот, на руках, приволок к себе домой, намереваясь после отдать Зубцову. Еще интереснее показался Владимиру тот факт, что приземлением анданорской летающей тарелки было прервано его свидание с Леной, чуть было не ставшей его первой женщиной. А еще Володе, нежно уложившему разомлевшую от грядущей близости Лею, захотелось – не для чего-нибудь, так просто – узнать о личной жизни его избранницы до того момента, как она оказалась в его доме. Ему вообще надо было так о многом с ней поговорить, что одних расспросов, казалось, хватит на целый год. Сегодня Володя был в настоящем восторге от того, что их нынешнее слияние было ничуть не менее полным и острым, чем вчерашнее. Все опять было так восхитительно, что Владимиру, впрочем, как и в большинстве отведенных им судьбой последующих минут близости, показалось, что все было даже еще прекраснее, чем в прошлый раз. Только настоящая, большая любовь рождает такой восторг блаженства страстных объятий, который влюбленные просто не в состоянии адекватно запомнить, и потому каждый новый, переживаемый сейчас, в эту дарованную им минуту, экстаз кажется им достигнутой вершиной блаженства. Настоящая любовь всегда взаимна – стоит ли говорить, что Лея переживала то же растворяющее границы между телами влюбленных упоение счастьем, когда нет ни прошлого, ни будущего, только бесконечная радость каждого, останавливающего само время мгновения.
Когда же песочные часы времени, застывшие было в нерешительности у ложа подлинной любви, начали вновь, песчинка за песчинкой, сыпать все новые и новые секунды в уже и без того спрессованные немыслимые дюны пустынь мировой истории, Владимир, отдышавшись и полежав молча еще недолго – холодный воздух опять давал о себе знать первыми мурашками, погладив и поцеловав прищурившую свои такие прекрасные глаза Лею, спросил:
– Прости меня, пожалуйста, но я хотел бы задать тебе вопрос – пойми, это ни на что не влияет, я просто хотел бы знать о твоей прежней личной жизни.
Лея, чуть погрустневшая сразу, но не слишком, сказала Владимиру, садясь напротив:
– Ну ты давай одевайся – вы, земляне, от художественных фильмов и наркотиков стали совсем мерзлявыми, несмотря на то что дикари, – и слушай. Вопрос, конечно, законный. Мне даже приятно, что ты задаешь мне его уже после того, как фактически объявил меня своей женой. Знаешь, тебе будет вдвойне интересно услышать ответ на него по некоторым, неизвестным пока еще тебе причинам.
Владимир, вконец заинтригованный, приготовился слушать, даже забыв надеть на себя что-либо, кроме нательного крестика, футболки и свитера.
– Итак, – начала Лея, поджав колени и замкнув их сверху кольцом рук, – на Землю я прилетела девушкой. Моим единственным любовником был анданорский офицер, с которым я имела близость впервые уже в третью ночь с момента оккупации.
– Ну и как он тебе как мужчина? – почти непроизвольно спросил Владимир, чувствуя, что задает опасный вопрос.
Лея в ответ одарила Володю хитрым, как показалось тому, словно немного оценивающим взглядом и сказала:
– Ну, не знаю, как и сказать. Тебе это очень важно?
Владимир сжал зубы, чувствуя, какой сильной может быть ревность, когда это касается по-настоящему ТВОЕЙ женщины, и напряженным, незнакомым ему самому голосом ответил:
– Да, очень.
– Милый, он доставлял мне удовольствие, ты же даришь мне блаженство. Ну как тут можно сравнивать?
Владимир почувствовал, как у него отлегло от сердца. Лея же продолжала:
– Так вот, Володенька, а сейчас я тебе скажу нечто такое, что, как я думаю, произведет на тебя неизгладимое впечатление. Я хочу рассказать тебе, как умер мой любовник. Ты ведь хочешь услышать об этом?
– Да, расскажи, пожалуйста, – отозвался Володя, замирая.
– Представляешь, на него, загораживаясь мною, напал один дикарь. Стор растерялся и даже потерял равновесие. И тут его ударили огромным молотом – к слову, чисто земное изобретение, таких “инструментов” не было на Анданоре даже в самые древние времена. А потом, когда Стор сперва включил сирену, а следовало бы выстрелить – Стор всегда был немного рассеян, я ругала его за это, – дикарь тошнотворно долго пилил ему шею своим ножиком, а я вынуждена была смотреть на все это, я же была связана. Я не отвернулась и не закрыла глаза. В сущности, я собиралась к тому моменту расстаться со Стором – он уже сделал свою работу, благодаря ему я почувствовала себя женщиной и разобралась, что именно мне нужно. Стор, к слову, мне нужен не был. Разумеется, я и не предполагала, что наше расставание будет столь драматическим, и я вовсе не была тебе признательна тогда за то, что ты избавил меня от неприятной обязанности финальных объяснений. Так что не удивляйся, – с нежной, чуть печальной улыбкой сказала Лея, – если я и впредь буду называть тебя порой дикарем. У меня вчера непроизвольно возникло чувство, что ты убил Стора, чтобы завладеть мною, – так уж развивались наши отношения. Правда, интересно?!
Владимир потупил взор, переваривая сказанное Леей. И ответил, бросив взгляд прямо в глубины ее глаз:
– А ты вот была первой и, надеюсь, теперь будешь единственной женщиной в моей жизни. Ваш прилет сорвал мне свидание. Если бы не вторжение, то моей первой девушкой была бы не ты. Скажи, ты случайно прилетела не на той летающей тарелке, что приземлилась в трех домах отсюда?
– На той, – задумчиво отозвалась Лея, дотронувшись до все еще голого Володиного колена. – Странно, – сказала она, – у тебя все тело покрыто волосами. И одна – как это называется по-земному? – ямочка на животе. Это так у всех землян или ты один такой особенный?
– У всех, – ответил Володя. – Ты не хочешь одеться? – спросил он.
Один вид обнаженной Леи на таком холоде вызывал у него морозную дрожь.
– Ну что ты, любимый, – улыбнулась Лея. – Если бы я захотела одеться, я бы лучше закрыла окно, я ведь вижу, как тебе теперь холодно. А вот чего я действительно хочу – так это плотно поесть. Ведь ты покормишь меня с ложечки, как раньше, – для тебя ведь это тоже было волнующим, правда, милый?
Сейчас Володе было как-то совсем дико представить, что это именно она была в том патруле, на который он совершил нападение меньше недели назад. Сейчас он был убежден, даже не так – он просто знал наверняка, что Лея была той самой женщиной, которая ему суждена от Сотворения мира. Володя подумал, что он теперь, должно быть, единственный землянин, который выиграл от оккупации – ведь если бы Анданор не завоевал Землю, он никогда не встретил бы свою настоящую судьбу, а довольствовался бы такими вот синицами, привычными к мужским рукам, как Лена. Владимир, не в силах совладать с уличным просто морозным холодом, обращающим его дыхание в облачка пара, сейчас стоял над своей спящей красавицей и одевал вот уже второй свитер поверх футболки, любуясь прекрасным телом своей суженой. Володя не сомневался, что ей-то как раз вполне комфортно в этой морозилке, в которую она превратила его жилище. Кожа ее бедер, лица и поясницы была даже чуть розовой и уж во всяком случае без малейших признаков зябких мурашек. “Вот куда уходит вся еда, принесенная Зубцовым на месяц, – усмехнулся с грустинкой Володя, – эта девушка имеет такой метаболизм, что у нее, как у малой птички, все питательные вещества превращаются в тепло. Ну и климат, должно быть, на ее родине”. Володя, чувствуя себя возмужавшим и свежим и даже начиная немного согреваться, надел для полного комфорта поверх свитеров еще и кожаную куртку. Если бы была горячая вода, он, без сомнения, принял бы ванну, однако сегодня воду вновь отключили. Ну что же – не может же все быть хорошо. Владимир и так чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Плазменный пистолет лежал на стуле, и жизнь девушки, как и все прошедшие дни, была в его власти – с разницей в том, что теперь Лея вверила себя Владимиру добровольно, и он сейчас остро чувствовал, какая пропасть лежит между этими ситуациями. А ведь недели не прошло, как Лея поселилась в его квартире. Володя знал, что он уже никогда и никому не отдаст своего счастья, под страхом ли смерти, под угрозою ли пыток. Он теперь, конечно, не был уже настоящим бойцом земного Сопротивления. По-настоящему он теперь чувствовал себя лишь мужем этой волшебной, жестокой и нежной Снежной королевы, навсегда похитившей его сердце. И отогревшей его, как Герда. Володя хотел бы предложить своей милой кофе, но, зная ее аскетичное отношение ко всем психотропным веществам, решил выпить его сам, пока Лея не проснулась.
Владимир налил кипяток, сегодня из-за лютого холода в кухне поднявший особенно пышное облако пара над его чашечкой, и услышал тихий стук босых женских ног по коридору. Лея с улыбкой вошла в кухню и, поцеловав Володю и чуть склонив набок свою прелестную головку, бросила укоризненный взгляд на чашку с ароматным бодрящим напитком. Лея была все так же обнажена и, похоже, чувствовала себя в только что не звенящем морозном воздухе кухни как рыба в воде. Владимир не знал, что этой ночью за широко распахнутыми окнами его квартиры было минус десять, но догадывался, что сейчас в жилище его было не намного выше нуля. Кофе за считанные секунды стал вполне пригоден для питья, а если выждать еще минуту, то его смогут пить разве что анданорцы. Владимир же и так не кололся, не курил, выпивал мало, да и то по праздникам, и не имел не малейшего желания отказываться от скромной радости выпить чашечку кофе таким особым утром. Потому он, не стесняясь с многозначительной улыбкою глядящей на него Леи, взял чашку и с наслаждением отхлебнул живительного тепла, так необходимого сейчас его промерзшему за ночь насквозь, именно как пельмень в морозилке, телу.
– Что, наркоман, кумарит тебя без твоей наркоты? – нежно глядя на Володю, бросила Лея. Володя в ответ засмеялся и сказал:
– А еще говорила, что художественные фильмы не нужны. Где бы еще ты набралась таких словечек?
– Да, – сказала Лея, садясь к Владимиру на колени и обнимая его за шею, – с точки зрения расширения словарного запаса они полезны, не спорю.
Володя погладил Лею по животику и сказал улыбающейся девушке, подарившей в ответ на ласку ему такой лучистый, такой влюбленный взгляд:
– Радость моя, я хочу, чтобы мы всегда были с тобою вместе. Я хочу, чтобы то, что было между нами, было не просто романом. Я готов отдать тебе все свое будущее и хочу, чтобы ты сделала то же самое. Как тебе мое предложение?
Лея коснулась нежными пальчиками щеки Владимира и глубоким, завораживающим голосом, будто идущим прямо от ее сердца, а то и самой души, ответила Володе:
– Думаю, обстоятельства даже способствуют твоему взгляду на вещи. Я уже не офицер Анданора – какой я офицер после того, как не застрелила тебя вчера, ты уже не боец Сопротивления – какой ты партизан после того, как решил развлекаться с моим телом, вместо того чтобы предоставить его для опытов подпольщикам. Но я не это тебе хотела сказать. Знаешь, я раньше не верила в любовь с первого взгляда. А теперь начинаю – в любовь с первого взгляда до последнего вздоха. Так вот, – продолжала Лея, положив ладошку на закованную в куртку и два свитера грудь Володи, которому показалось, что он все равно чувствует теперь тепло ее пальцев сквозь слои шерсти и кожи, – мне кажется, что даже если бы обстоятельства были против нас, я все равно согласилась бы с твоим предложением. Да, милый, я согласна, – сказала Лея, опьяняя Владимира призывным взглядом своих кошачьих глаз и накрепко обвивая руками его шею.
– То есть, – уточнил Володя, обняв Лею за спину и талию, – можно теперь называть тебя своей женой?
– Да, мой милый муженек, – улыбнулась Лея. – Это для меня приятно еще и тем, что тогда я смогу в любое время призвать тебя для исполнения супружеского долга.
Лея медленно приблизила свое лицо вплотную к лицу Владимира и, лизнув его в нос, прильнула губами к его уху и сладко шепнула внутрь:
– Сейчас, например...
Володя торопливо допил свой кофе и, легко подняв Лею на руки, понес ее в большую комнату, на ковер, где она вчера вечером переодевалась под дулом плазмомета, удивляясь причудам судьбы. Ведь эту же самую Лею он так же вот, на руках, приволок к себе домой, намереваясь после отдать Зубцову. Еще интереснее показался Владимиру тот факт, что приземлением анданорской летающей тарелки было прервано его свидание с Леной, чуть было не ставшей его первой женщиной. А еще Володе, нежно уложившему разомлевшую от грядущей близости Лею, захотелось – не для чего-нибудь, так просто – узнать о личной жизни его избранницы до того момента, как она оказалась в его доме. Ему вообще надо было так о многом с ней поговорить, что одних расспросов, казалось, хватит на целый год. Сегодня Володя был в настоящем восторге от того, что их нынешнее слияние было ничуть не менее полным и острым, чем вчерашнее. Все опять было так восхитительно, что Владимиру, впрочем, как и в большинстве отведенных им судьбой последующих минут близости, показалось, что все было даже еще прекраснее, чем в прошлый раз. Только настоящая, большая любовь рождает такой восторг блаженства страстных объятий, который влюбленные просто не в состоянии адекватно запомнить, и потому каждый новый, переживаемый сейчас, в эту дарованную им минуту, экстаз кажется им достигнутой вершиной блаженства. Настоящая любовь всегда взаимна – стоит ли говорить, что Лея переживала то же растворяющее границы между телами влюбленных упоение счастьем, когда нет ни прошлого, ни будущего, только бесконечная радость каждого, останавливающего само время мгновения.
Когда же песочные часы времени, застывшие было в нерешительности у ложа подлинной любви, начали вновь, песчинка за песчинкой, сыпать все новые и новые секунды в уже и без того спрессованные немыслимые дюны пустынь мировой истории, Владимир, отдышавшись и полежав молча еще недолго – холодный воздух опять давал о себе знать первыми мурашками, погладив и поцеловав прищурившую свои такие прекрасные глаза Лею, спросил:
– Прости меня, пожалуйста, но я хотел бы задать тебе вопрос – пойми, это ни на что не влияет, я просто хотел бы знать о твоей прежней личной жизни.
Лея, чуть погрустневшая сразу, но не слишком, сказала Владимиру, садясь напротив:
– Ну ты давай одевайся – вы, земляне, от художественных фильмов и наркотиков стали совсем мерзлявыми, несмотря на то что дикари, – и слушай. Вопрос, конечно, законный. Мне даже приятно, что ты задаешь мне его уже после того, как фактически объявил меня своей женой. Знаешь, тебе будет вдвойне интересно услышать ответ на него по некоторым, неизвестным пока еще тебе причинам.
Владимир, вконец заинтригованный, приготовился слушать, даже забыв надеть на себя что-либо, кроме нательного крестика, футболки и свитера.
– Итак, – начала Лея, поджав колени и замкнув их сверху кольцом рук, – на Землю я прилетела девушкой. Моим единственным любовником был анданорский офицер, с которым я имела близость впервые уже в третью ночь с момента оккупации.
– Ну и как он тебе как мужчина? – почти непроизвольно спросил Владимир, чувствуя, что задает опасный вопрос.
Лея в ответ одарила Володю хитрым, как показалось тому, словно немного оценивающим взглядом и сказала:
– Ну, не знаю, как и сказать. Тебе это очень важно?
Владимир сжал зубы, чувствуя, какой сильной может быть ревность, когда это касается по-настоящему ТВОЕЙ женщины, и напряженным, незнакомым ему самому голосом ответил:
– Да, очень.
– Милый, он доставлял мне удовольствие, ты же даришь мне блаженство. Ну как тут можно сравнивать?
Владимир почувствовал, как у него отлегло от сердца. Лея же продолжала:
– Так вот, Володенька, а сейчас я тебе скажу нечто такое, что, как я думаю, произведет на тебя неизгладимое впечатление. Я хочу рассказать тебе, как умер мой любовник. Ты ведь хочешь услышать об этом?
– Да, расскажи, пожалуйста, – отозвался Володя, замирая.
– Представляешь, на него, загораживаясь мною, напал один дикарь. Стор растерялся и даже потерял равновесие. И тут его ударили огромным молотом – к слову, чисто земное изобретение, таких “инструментов” не было на Анданоре даже в самые древние времена. А потом, когда Стор сперва включил сирену, а следовало бы выстрелить – Стор всегда был немного рассеян, я ругала его за это, – дикарь тошнотворно долго пилил ему шею своим ножиком, а я вынуждена была смотреть на все это, я же была связана. Я не отвернулась и не закрыла глаза. В сущности, я собиралась к тому моменту расстаться со Стором – он уже сделал свою работу, благодаря ему я почувствовала себя женщиной и разобралась, что именно мне нужно. Стор, к слову, мне нужен не был. Разумеется, я и не предполагала, что наше расставание будет столь драматическим, и я вовсе не была тебе признательна тогда за то, что ты избавил меня от неприятной обязанности финальных объяснений. Так что не удивляйся, – с нежной, чуть печальной улыбкой сказала Лея, – если я и впредь буду называть тебя порой дикарем. У меня вчера непроизвольно возникло чувство, что ты убил Стора, чтобы завладеть мною, – так уж развивались наши отношения. Правда, интересно?!
Владимир потупил взор, переваривая сказанное Леей. И ответил, бросив взгляд прямо в глубины ее глаз:
– А ты вот была первой и, надеюсь, теперь будешь единственной женщиной в моей жизни. Ваш прилет сорвал мне свидание. Если бы не вторжение, то моей первой девушкой была бы не ты. Скажи, ты случайно прилетела не на той летающей тарелке, что приземлилась в трех домах отсюда?
– На той, – задумчиво отозвалась Лея, дотронувшись до все еще голого Володиного колена. – Странно, – сказала она, – у тебя все тело покрыто волосами. И одна – как это называется по-земному? – ямочка на животе. Это так у всех землян или ты один такой особенный?
– У всех, – ответил Володя. – Ты не хочешь одеться? – спросил он.
Один вид обнаженной Леи на таком холоде вызывал у него морозную дрожь.
– Ну что ты, любимый, – улыбнулась Лея. – Если бы я захотела одеться, я бы лучше закрыла окно, я ведь вижу, как тебе теперь холодно. А вот чего я действительно хочу – так это плотно поесть. Ведь ты покормишь меня с ложечки, как раньше, – для тебя ведь это тоже было волнующим, правда, милый?
Глава 19
ТУГАЯ ПЕТЛЯ
Следующие четыре дня Володя с Леей чувствовали себя настоящими молодоженами. За это время они задали друг другу множество мыслимых и немыслимых вопросов, и если бы Владимир задался целью систематизировать сумбурно размещавшиеся у него в голове главные результаты их бесед, то у него получилось бы примерно следующее:
1. Продолжительность жизни анданорцев, без посторонней помощи, составляет около 80 земных лет. Так что теоретически у Володи и Леи был шанс доползти, докарабкаться до совместной глубокой старости.
2. По анданорской классификации все браки делятся на первостепенные и второстепенные. Первостепенным называется такой, когда хотя бы у одного из супругов не было интимных связей до самой свадьбы. Так что если забыть, что Владимир землянин, то Лея могла бы гордиться таким редким супружеством перед подругами.
3. Лея на родине у себя была последним отпрыском древней аристократической династии. Браки с инопланетянами в истории Анданора встречались, но крайне редко и обыкновенно осуждались анданорским светом.
4. Брак с врагом, которыми испокон века были силлурийцы, карался смертью, брак с жителем покоренной планеты был просто унизителен – если бы о нем узнали, перед Леей никогда бы не отворили дверей приличных домов.
5. Климат Анданора действительно был, по ее словам, несколько прохладным для землян, но казался вполне благодатным самой Лее.
6. Силлур и Анданор уже много тысячелетий находятся в состоянии войны. Ни анданорцы, ни силлурийцы ни разу не встречались с превосходящими их технически и, по выражению Леи, интеллектуально расами. Все обнаруженные в просторах галактики расы были гуманоидными, кроме удивительных людей-рыб с планеты Антарлиск – точная копия человеческих представлений о русалках, тем более что антарлисцы и дышали–то жабрами, и вполне сухопутных жителей планеты Драгрон, которые и вовсе имели вид массивных десятилапых осьминогов, – Лея схематически набросала портрет драгронца на листочке, – что не мешало им быть в самыми искусными художниками и скульпторами в обозримой Вселенной. Их произведения всегда весьма ценились в прочих цивилизованных мирах. Сама Лея, как то заметил Володя, рисовала весьма посредственно, на уровне пятилетней девочки. Она объяснила это тем, что рисование, в отличие, скажем, от черчения, не прeподают в анданорских школах, и никакому взрослому в и своем уме не придет в голову тратить время столь бессмысленно.
7. Силлур, безусловно, подставил Землю. Сознательно и цинично. Те создания, которых в России называли сквирлами, по словам Леи, были на Силлуре чем-то вроде домашних животных и при хорошей дрессировке защищали своих хозяев не хуже сторожевых собак. Вот только их не разрешалось раскармливать частным гражданам до состояния, известного Владимиру под названием исполинский сквирл. Для этого, к слову, их просто нельзя было кормить мясной пищей, если же сквирл случайно отведал мясного – они, по словам Леи, порой воруют со столов, не хуже наших кошек, – то во избежание трансформации его надо просто продержать около земной недели в комнате без зеркал. Собачьи сквирлы превращаются в лошадиных лишь в стае или будучи окруженными имитирующими ее зеркалами.
8. На Анданоре очень красивая луна и фантастическое небо. Лея мечтает когда-либо вернуться на родину.
9. Лея отлично понимает, что на их след может выйти как Сопротивление, так и ее коллеги из оккупационного корпуса. Она, так же как и Владимир, не знает, какой из этих вариантов лучше – первый как минимум оставит вдовцом Владимира, второй также как минимум оставит вдовой ее.
Сегодня вновь готовил Владимир. Счастливые супруги теперь занимались приготовлением пищи через день – Володя оказался хозяйкой куда более искусной, чем Лея. Еще бы. На Анданоре состоятельные граждане приобретали пищу исключительно в готовом виде. На их выбор была еда из самых различных колоний, и разнообразной снеди всегда было вдоволь. Профессия повара была востребованной, и не сказать, чтоб редкой – просто анданорским мужчинам и женщинам иных специальностей не приходило в голову ее осваивать. То есть для Леи было неочевидно, что гречку перед приготовлением необходимо заливать таким огромным количеством воды, а рис, оказывается, надо промывать, перед тем как ставить на плиту. И потому офицеру захватчиков, как маленькой девочке, приходилось объяснять азы поварского ремесла, и Владимир справлялся со своей ролью столь успешно, что Лея даже заподозрила в Володе профессионального кашевара. Владимиру самому было очень забавно объяснять взрослой женщине, оказавшейся на два года старше, чем он, что каша так и будет вылезать из посудины каждый раз, без исключений, если гречневой крупы сыпать вровень с краем кастрюли. И для того чтобы этот процесс приостановить, просто не существует каких-либо хитроумных приемов или, по выражению в отчаянии наблюдавшей очередное извержение гречневого вулкана зрелой дамы, каких-либо “реагентов, способных приостановить реакцию”. Володя не сердился на свою избранницу за подобную наивность, тем более что это не вводило молодоженов в убыток – покинувшая кастрюлю каша тщательно соскребалась с плиты и в следующий раз шла на гарнир. Напротив, такие трогательные моменты помогали Володе видеть свою девушку растерянной и нуждающейся в его советах и поддержке. Лее, казалось, тоже доставляло удовольствие почувствовать себя слабой женщиной, хотя в этом она не признавалась даже самой себе – ее, как, впрочем, и всех жителей ее суровой, холодной планеты, с детства учили рассчитывать только на свои силы и не позволять себе расслабляться никогда. Остающееся с от общения с Володей время Лея, в частности, посвящала изучению русского письменного. Перед началом самообучения она, окинув взором книжный шкаф Володи, недоверчиво спросила:
– Надеюсь, то, что написано во всех этих книгах, правда, в отличие от твоих видеокассет?
Владимир даже почувствовал, что краснеет, словно он был мальчишкой, у которого мать обнаружила стопку порнографических журналов. Володя даже не нашелся сразу, что ему ответить, а потому Лея, звонко рассмеявшись, сказала:
– Любимый, можешь не отвечать. Я вижу, какие вы и тут все мечтатели и поэты. Ты только скажи мне, есть у тебя хоть что-нибудь... документальное, что ли. Понимаешь, – даже с извиняющимися нотками в голосе продолжила она после краткой паузы, – я чувствую, как выдуманные истории ослабляют меня, заставляя задумываться о том, чего никогда не было, что не имеет никакого касательства к реальной жизни. Ведь у тебя есть хоть какие-нибудь документальные книги, правда?
Владимир, обрадованный тем, что Лея избавила его от необходимости доказывать ей целесообразность искусства, всерьез задумался, какие книги ей можно предложить в качестве документальных. Исторические и научные книги были написаны по-академически сухо навряд ли могли увлечь Лею. И тут его осенило – у Владимира были “Жития святых”, написанные святителем Дмитрием Ростовским еще при Петре . Некоторые из них воспринимались вполне обыденно, иные поражали чудесами настолько, что люди неверующие навряд ли могли поверить, что истории подлинные. Издание было, старым, 1993 года, и, в свою очередь, было репринтным по отношению к 1904 году, когда книга была опубликована в последний, до октябрьского бунта, раз. Тринадцатитомник, купленный еще Володиной бабушкой в 90-е годы двадцатого столетия, содержал яти и прочие особенности царской орфографии, зато был безусловно увлекательным и, с точки зрения самого Владимира, совершенно достоверным повествованием. Жития святых были сгруппированы по месяцам старого стиля, в которые православная церковь вспоминала их память, и относились к разным странам и эпохам, когда приведенные в книге христианские подвижники прославились чудесами, исцелениями или просто благочестивой подвижнической жизнью. Володя не ставил перед собой целью обратить Лею в православие, но ему хотелось, чтобы она хотя бы прикоснулась к корням Володиной религии и поняла, что если он говорит ей, что он не может есть тушенку потому, что у него сейчас пост, то не следует его уговаривать съесть хотя бы ложечку.
1. Продолжительность жизни анданорцев, без посторонней помощи, составляет около 80 земных лет. Так что теоретически у Володи и Леи был шанс доползти, докарабкаться до совместной глубокой старости.
2. По анданорской классификации все браки делятся на первостепенные и второстепенные. Первостепенным называется такой, когда хотя бы у одного из супругов не было интимных связей до самой свадьбы. Так что если забыть, что Владимир землянин, то Лея могла бы гордиться таким редким супружеством перед подругами.
3. Лея на родине у себя была последним отпрыском древней аристократической династии. Браки с инопланетянами в истории Анданора встречались, но крайне редко и обыкновенно осуждались анданорским светом.
4. Брак с врагом, которыми испокон века были силлурийцы, карался смертью, брак с жителем покоренной планеты был просто унизителен – если бы о нем узнали, перед Леей никогда бы не отворили дверей приличных домов.
5. Климат Анданора действительно был, по ее словам, несколько прохладным для землян, но казался вполне благодатным самой Лее.
6. Силлур и Анданор уже много тысячелетий находятся в состоянии войны. Ни анданорцы, ни силлурийцы ни разу не встречались с превосходящими их технически и, по выражению Леи, интеллектуально расами. Все обнаруженные в просторах галактики расы были гуманоидными, кроме удивительных людей-рыб с планеты Антарлиск – точная копия человеческих представлений о русалках, тем более что антарлисцы и дышали–то жабрами, и вполне сухопутных жителей планеты Драгрон, которые и вовсе имели вид массивных десятилапых осьминогов, – Лея схематически набросала портрет драгронца на листочке, – что не мешало им быть в самыми искусными художниками и скульпторами в обозримой Вселенной. Их произведения всегда весьма ценились в прочих цивилизованных мирах. Сама Лея, как то заметил Володя, рисовала весьма посредственно, на уровне пятилетней девочки. Она объяснила это тем, что рисование, в отличие, скажем, от черчения, не прeподают в анданорских школах, и никакому взрослому в и своем уме не придет в голову тратить время столь бессмысленно.
7. Силлур, безусловно, подставил Землю. Сознательно и цинично. Те создания, которых в России называли сквирлами, по словам Леи, были на Силлуре чем-то вроде домашних животных и при хорошей дрессировке защищали своих хозяев не хуже сторожевых собак. Вот только их не разрешалось раскармливать частным гражданам до состояния, известного Владимиру под названием исполинский сквирл. Для этого, к слову, их просто нельзя было кормить мясной пищей, если же сквирл случайно отведал мясного – они, по словам Леи, порой воруют со столов, не хуже наших кошек, – то во избежание трансформации его надо просто продержать около земной недели в комнате без зеркал. Собачьи сквирлы превращаются в лошадиных лишь в стае или будучи окруженными имитирующими ее зеркалами.
8. На Анданоре очень красивая луна и фантастическое небо. Лея мечтает когда-либо вернуться на родину.
9. Лея отлично понимает, что на их след может выйти как Сопротивление, так и ее коллеги из оккупационного корпуса. Она, так же как и Владимир, не знает, какой из этих вариантов лучше – первый как минимум оставит вдовцом Владимира, второй также как минимум оставит вдовой ее.
Сегодня вновь готовил Владимир. Счастливые супруги теперь занимались приготовлением пищи через день – Володя оказался хозяйкой куда более искусной, чем Лея. Еще бы. На Анданоре состоятельные граждане приобретали пищу исключительно в готовом виде. На их выбор была еда из самых различных колоний, и разнообразной снеди всегда было вдоволь. Профессия повара была востребованной, и не сказать, чтоб редкой – просто анданорским мужчинам и женщинам иных специальностей не приходило в голову ее осваивать. То есть для Леи было неочевидно, что гречку перед приготовлением необходимо заливать таким огромным количеством воды, а рис, оказывается, надо промывать, перед тем как ставить на плиту. И потому офицеру захватчиков, как маленькой девочке, приходилось объяснять азы поварского ремесла, и Владимир справлялся со своей ролью столь успешно, что Лея даже заподозрила в Володе профессионального кашевара. Владимиру самому было очень забавно объяснять взрослой женщине, оказавшейся на два года старше, чем он, что каша так и будет вылезать из посудины каждый раз, без исключений, если гречневой крупы сыпать вровень с краем кастрюли. И для того чтобы этот процесс приостановить, просто не существует каких-либо хитроумных приемов или, по выражению в отчаянии наблюдавшей очередное извержение гречневого вулкана зрелой дамы, каких-либо “реагентов, способных приостановить реакцию”. Володя не сердился на свою избранницу за подобную наивность, тем более что это не вводило молодоженов в убыток – покинувшая кастрюлю каша тщательно соскребалась с плиты и в следующий раз шла на гарнир. Напротив, такие трогательные моменты помогали Володе видеть свою девушку растерянной и нуждающейся в его советах и поддержке. Лее, казалось, тоже доставляло удовольствие почувствовать себя слабой женщиной, хотя в этом она не признавалась даже самой себе – ее, как, впрочем, и всех жителей ее суровой, холодной планеты, с детства учили рассчитывать только на свои силы и не позволять себе расслабляться никогда. Остающееся с от общения с Володей время Лея, в частности, посвящала изучению русского письменного. Перед началом самообучения она, окинув взором книжный шкаф Володи, недоверчиво спросила:
– Надеюсь, то, что написано во всех этих книгах, правда, в отличие от твоих видеокассет?
Владимир даже почувствовал, что краснеет, словно он был мальчишкой, у которого мать обнаружила стопку порнографических журналов. Володя даже не нашелся сразу, что ему ответить, а потому Лея, звонко рассмеявшись, сказала:
– Любимый, можешь не отвечать. Я вижу, какие вы и тут все мечтатели и поэты. Ты только скажи мне, есть у тебя хоть что-нибудь... документальное, что ли. Понимаешь, – даже с извиняющимися нотками в голосе продолжила она после краткой паузы, – я чувствую, как выдуманные истории ослабляют меня, заставляя задумываться о том, чего никогда не было, что не имеет никакого касательства к реальной жизни. Ведь у тебя есть хоть какие-нибудь документальные книги, правда?
Владимир, обрадованный тем, что Лея избавила его от необходимости доказывать ей целесообразность искусства, всерьез задумался, какие книги ей можно предложить в качестве документальных. Исторические и научные книги были написаны по-академически сухо навряд ли могли увлечь Лею. И тут его осенило – у Владимира были “Жития святых”, написанные святителем Дмитрием Ростовским еще при Петре . Некоторые из них воспринимались вполне обыденно, иные поражали чудесами настолько, что люди неверующие навряд ли могли поверить, что истории подлинные. Издание было, старым, 1993 года, и, в свою очередь, было репринтным по отношению к 1904 году, когда книга была опубликована в последний, до октябрьского бунта, раз. Тринадцатитомник, купленный еще Володиной бабушкой в 90-е годы двадцатого столетия, содержал яти и прочие особенности царской орфографии, зато был безусловно увлекательным и, с точки зрения самого Владимира, совершенно достоверным повествованием. Жития святых были сгруппированы по месяцам старого стиля, в которые православная церковь вспоминала их память, и относились к разным странам и эпохам, когда приведенные в книге христианские подвижники прославились чудесами, исцелениями или просто благочестивой подвижнической жизнью. Володя не ставил перед собой целью обратить Лею в православие, но ему хотелось, чтобы она хотя бы прикоснулась к корням Володиной религии и поняла, что если он говорит ей, что он не может есть тушенку потому, что у него сейчас пост, то не следует его уговаривать съесть хотя бы ложечку.