Страница:
Хотя горная гряда, в которой нашли себе приют Владимир с Леей, почти вплотную выходила к трассе, дорога, соединявшая ближайший город и старый космопорт, практически не использовалась. Природа Силлура была щедрой и благодатной – в изобилии одаривала она наших героев съедобными плодами и мясом. Теперь Лея с Владимиром не голодали, а что до Володи, так он и вообще неожиданно для себя поправился килограммов на пять, не меньше. Прошло более полутора месяцев по земным меркам, как они поселились на Силлуре, и за это время Владимир великолепно изучил местный растительный и животный мир. Растения планеты очень напоминали земные, удивительными были только силлурианские цветы – они были крупнее земных в десятки раз; Владимир ни разу не видел тут цветов, меньших земной лилии. На Силлуре не было вовсе паразитических насекомых и ядовитых существ; практически все плоды и зверье были съедобны, хотя некоторые разновидности и оказались не слишком приятными на вкус. Силлуриане, по словам Леи, общались с природой в закрытых лесопарковых зонах, а потому Владимиру только пару раз удалось увидеть жителей гостеприимной планеты. Увы, Лея оказалась права – оба раза силлуриане путешествовали в сопровождении сквирлов, смотревшихся тут умными, миролюбивыми и совсем ручными, что не меняло печальной истины – нашествие сквирлов, безусловно, устроили землянам сами союзнички, чтобы затем использовать нашу планету для атаки на Анданор. Ближайший город назывался Силкрон. Владимир вспомнил, что, когда Зубцов, уже после эвакуации раненой Лайны, сумел-таки выведать ее адрес, в нем как раз фигурировал город Силкрон. Совпадение было изумительным – ведь на Силлуре были десятки городов, однако они теперь, выходит, были с Лайной соседями.
Тропический лес планеты в целом весьма походил на земные дебри, но несколько мелких неземных штрихов заставляли его смотреться очень инопланетно. Кроме исполинских цветов самых разнообразных форм и расцветок удивительными были сами листья. И хотя взрослые листочки имели вполне зеленый цвет и могли бы для непосвященного сойти за выросшие на нашей планете, молодая, свежая листва, вылезая из лопающихся почек, была изумительных оттенков фиолетового или синего цвета, и лишь через несколько дней сквозь небесно-голубую, а затем бирюзовую, к концу первой не– дели своей жизни, окраску приходила к привычному зеленному цвету. А вот желтых, а тем паче красных листьев на Силлуре не было, и Владимиру стало понятным изумленное восхищение Лайны перед червонного золота земным листопадом, не оставляющим равнодушными даже привычных к нему с детства людей. Здешняя же листва синего, голубого, фиолетового – у новорожденных листочков или густо-зеленого – у листьев зрелых с цвета, казалось, вообще не погибала своей смертью. Лес просто кишмя кишел маленькими и большими существами, с утра до ночи хрустевшими сочными побегами и в награду обильно удобрявшими почву под теми деревьями, которые ими обгладывались.
Силлур мог бы стать раем для собирателей коллекции бабочек – энтомологу, попавшему на планету, грозило настоящее помешательство – можно было “не снести восхищения”, по любимому Лайной Пушкину, от изысканных форм бабочек, грациозно порхающих с цветка на цветок. Эти неземные красавицы были под стать опыляемым ими растениям – похоже, на Силлуре бабочки считали дурным тоном иметь крылья размером меньше ладони, некоторые же были габаритами с добрую чайку и летали высоко над лесом, с тонким, пронзительным свистом предаваясь любовным утехам и падая порою, сцепившись в объятиях страсти, на плодородную почву. Владимир с Леей не пользовались их беспомощным состоянием – ведь они и сами были влюблены не меньше этих аппетитно упитанных бабочек, к слову, весьма приятных на вкус – бабочки напоминали земных креветок или крабов, но были нежнее и как-то слаще. Их гусеницы, в кулинарном смысле, также представляли собой изысканный деликатес и обитали на верхушках деревьев, а потому добыть их было не так-то просто даже с помощью лазерного пистолета – хотя зрелая личинка весила не менее полкило, она так ловко сливалась с растительностью, что обычно разглядеть ее не представлялось возможным. Володе в голову пришла интересная идея разводить этих гусениц в неволе, тем более что заполучить беременную самку было совсем нетрудно, просто пока у Владимира как-то до этого руки не доходили.
Тем более что пищи было в избытке – для пещерных людей, вооруженных лазерным пистолетом на солнечных батареях, жизнь казалась почти что райской. Были тут и хищные звери, но все какие-то несерьезные, не то что земные тигры и даже волки. Многие из травоядных также могли бы за себя постоять, охоться на них Владимир при помощи своего, оставленного на Земле, боевого молота, но всем им было нечего противопоставить лазерному оружию. Лея рассказала Владимиру, что Силлур потратил массу усилий для избавления в незапамятные времена своей планеты от сквирлов, раньше стоявших на вершине пищевой пирамиды и бывших настоящей чумой здешних мест. Война между древними силлурианами и сквирлами продолжалась много сотен лет, и лишь прорыв в науке позволил здешним людям утвердиться в своем господстве над планетой. Теперь же сквирлов разводили и дрессировали только в специальных центрах, расположенных на вспомогательных планетах Республики Силлур. Простые граждане могли приобрести себе только стерилизованного сквирла, снабженного специальным радиомаячком, чтобы в случае выхода из-под контроля и побега его можно было своевременно обнаружить и уничтожить.
Лея, как разведчик, великолепно знала как историю Силлура, так и нынешнее устройство враждебной Анданору республики. Владимир узнал, что Силлур состоял из четырех столичных и нескольких десятков вспомогательных, или хозяйственных, планет. Каждая из столичных планет носила имя Силлур и имела усилиями колонистов почти идентичную флору и фауну. Родиной же цивилизации была как раз эта планета, давшая теперь приют Лее и Владимиру, именно тут в незапамятные времена люди ценой миллионов жизней одолели-таки древних, организованных по принципу муравейника сквирлов, разводивших в самые страшные, первобытные времена силлуриан себе в пищу, как земные муравьи делают с тлями или грибками. Другие три столичные планеты, а также большинство вспомогательных были колонизированы позже, но все равно – много тысячелетий назад. Все промышленное и военное производство республики, а также добыча и переработка руд велась специалистами на хозяйственных планетах. На Силлуре никогда не было рабства; девизом республики было слово “свобода”, хотя на вредных производствах работало множество представителей менее развитых рас, дружественных с Силлуром. Плата за труд была столь щедрой, что желающие обыкновенно проходили суровый отбор и считали за счастье сотрудничество с республикой.
На Анданоре же, к слову, не гнушались использовать труд рабов, и Лея горячо отстаивала в спорах с Владимиром правильность и честность такого подхода, так что Володя порой называл Лею фашисткой за ее излишне прямой, резкий и лишенный всякой сентиментальности подход к жизни. Она, к примеру, искренне не могла понять, что плохого делали гитлеровцы, утилизируя волосы убиваемых ими в концлагерях женщин и вытаскивая золотые коронки изо рта уничтожаемых евреев. “Разве хорошо это, чтобы добро пропадало?” – пожимала плечами девушка. На Анданоре считалось естественным в случае голода использовать в пищу мясо рабов; и хотя подобного не происходило уже несколько столетий, никто не сомневался, что, если будет нужда, рука у мясников не дрогнет. С другой стороны, Владимир был немало удивлен, когда на вопрос, сколько же у Леи было рабов, та ответила, что нисколько. Но если они вновь появились бы на ее родине, заявила девушка, она с удовольствием купила бы для себя штуки три. Дело в том, что, по словам Леи, с Землей обошлись еще достаточно мягко, поскольку ей придали статус покоренной планеты, а не планеты, побежденной в войне, – столь малой кровью удалось провести ее захват.
Так за беседами на всевозможные темы незаметно уходили дни за днями. Сутки на Силлуре составляли всего 16 земных часов, и хотя у Володи, кроме несложной охоты да бесед с Леей, не было никаких дел, ему все равно казалось, что время летит невообразимо стремительно. Владимир научился профессионально разделывать убитых им зверей, мех большинства из которых по непонятной для Володи причине был нежно-розового цвета. Жизнь у Леи и Владимира налаживалась с каждым днем. Шкуры убитых зверей покрыли собой уже весь пол их пещеры и большую часть стен. Добычи было много, лазерный пистолет стрелял беззвучно и наверняка голубоватое, но вместе с тем жаркое солнце Силлура идеально подходило для перезарядки батарей, на которых работал ручной лазер. И хотя лазерный пистолет не обладал убойной силою плазмомета, зато он мог использоваться практически вечно. Пока один комплект аккумуляторов перезаряжался на раскаленном от солнца белом камне у самого входа в пещеру, а Лея готовила вчерашнюю добычу Владимира, тот охотился невдалеке от жилища, выбирая цель не покрупнее, как раньше, а поменьше.
Связано это было с тем, что нашим героям уже неоднократно приходилось выбрасывать недоеденные остатки подстреленного накануне существа, обладавшего зеленой щетинистой шкурой, прищуренными свинячьими глазками и гибким рыльцем с хватательной подушечкой на конце – Владимир назвал его кабанчиком, – когда через день от его туши, несмотря на прохладу пещеры, начинал идти уже вовсе не аппетитный аромат, сколько ее ни разжаривай. “Вот что значит жить без холодильника”, – шутила Лея, по-военному привычная к походному житью-бытью и не делавшая проблем из мелких бытовых неурядиц. Володю уже начинали мучить угрызения совести – ему казалось, что если ты уж кого-нибудь подстрелил, то надо постараться и съесть его целиком, иначе, на его взгляд, выходило как-то неправильно по отношению к добыче. Лея называла подобные соображения мужа сентиментальной чушью, плодами земного романтического воспитания и посмеивалась над ними.
Вот и сегодня Лея разбудила Владимира так:
– Володенька, проснись! Тебе надо немедленно доесть вчерашнего кабана, иначе он испортится, и ты себе этого не простишь!
– Милая, еще пять минут, – сонно откликнулся Владимир.
Он собрался было поднять руку, чтобы погладить красивую шею своей не так чтоб совсем законной, но вполне жены, лежавшей рядом на шкурах, прямо на полу. Собственно, Лея была вся обнажена и прекрасна.
Установившиеся дни были изнурительно жаркими, свет безжалостного голубоватого светила, напоминавший Владимиру сияние сварочной лампы и мамину фразу из безнадежно далекого детства: “Не смотри на сварку, Володенька, а то ослепнешь!” – приносил жара не меньше, чем света. Их же пещерка, облюбованная Леей, казалось, была самым студеным местом на всем Силлуре – там, в толще скал, протекала ледяная подземная река, шум которой был слышен, если приложить ухо к полу.
“Что случилось?” – подумал Володя. Он понял, что хотел прикоснуться к Лее, но отчего-то не сумел. Словно тело его продолжало спать, хотя сам-то он вполне проснулся. Вон детство даже вспомнил. Владимир еще раз, напрягшись всерьез, попробовал приподнять руку. Впустую.
– Встань! – сказал он вдруг Лее таким серьезным тоном, что девушка, уже и без того настороженно вглядывавшаяся в его лицо, без раздумий попыталась подняться. Но не тут-то было.
Володя понял, что они оба парализованы. Первое, что пришло ему на ум, – это съеденное ими вчера существо, отдаленно напоминавшее морскую свинку, только с ярко-красной шкурой. Его мясо было вполне вкусным, вот только никогда прежде им с Леей его есть не доводилось. Да и броский окрас животного мог быть предупреждающим – Володя с тоской вспомнил порядок действия парализующих ядов. Исходом тяжелого отравления обыкновенно бывает смерть от удушья.
– Как ты думаешь, – сдерживаясь, чтобы страх не проник в его голос, спросил Володя, – это не может быть от вчерашней свинки?
– Нет, – слишком спокойно ответила Лея, и Владимир понял, что девушка тоже напугана и сдерживает себя, также как и он сам. – Я знаю наверняка, что здесь нет ядовитых животных.
– Что же тогда с нами случилось, на твой взгляд? – Володя отметил, что паралич еще не затронул дыхательную мускулатуру и даже язык ворочался вполне внятно. – Может быть, это инфекция?
– Посмотри, – сказала Лея, – проблемы не у нас одних.
Владимир с трудом, до боли в глазных яблоках – сложно оглядеться, когда шея не работает, – осмотрел, насколько это было возможно, пространство вокруг. Укрытый шкурами пол был усеян телами силлурианских розовых мышек – они походили на земных, только головы их были увенчаны изящными тонкими рожками, как у козочек. Эти зверьки изрядно докучали по ночам, и если такую мышку загнать в угол, она выставляла вперед свои иголочки, рыла лапкой, как норовистый бычок, и пыталась пищать басом, что невольно вызывало как у Леи, так и у Владимира приступ смеха. Под утро мышки, поживившись остатками вчерашнего ужина, бесследно исчезали в щели, по чему всегда можно было предсказать близкий рассвет. Сейчас же они бессильными комочками усыпали весь пол – Володя даже диву дался, насколько их, оказывается, много. Впрочем, радости ему это зрелище не принесло и ясности тоже.
– Я почти наверняка знаю, что случилось, – грустно сказала Лея. – Думаю, настал последний день этой планеты. И когда мы придем в себя, нам скорее всего надо будет покинуть Силлур.
Володя понял, что Лея действительно что-то знает, и молча ждал теперь продолжения объяснений.
– Думаю, наш флагман подошел к Силлуру и включил Пи-генератор, – сказала Лея. – А это значит, что наш Император завершил историю древней столицы Силлура и подарил Империи новую колонию.
– Ты серьезно? – спросил Владимир, ощущая, как страх подземной ледяной рекой подступил к его сердцу.
– Знаешь, – сказала девушка, – думаю, сейчас как раз идет высадка десанта. На наших воинах надеты блокирующие пояса, поэтому на них излучение не подействует. За пару дней до того, как ты притащил меня к себе, я слышала, что элитные штурмовые части экипируют подобными поясами. Но я не могла подумать, что Пи-генератор включим мы. У нас в части думали, что силлурианцы произвели свой генератор и блокираторы излучения могут понадобиться только для обороны.
– Подожди, – возразил Владимир, – но если генератор – столь мощное средство, отчего же Анданор не применил его при захвате Земли, да и здесь почему включил только теперь – ведь вы же воюете с Силлуром уже уйму времени!
– Это как раз понятно, – ответила Лея. – Пи-генератор очень дорогая игрушка. Всей накопленной столетиями энергии моей планеты хватит на один такой разряд. От силы на два. Зачем бы мы стали использовать его для захвата такой отсталой планеты, как твоя Земля? Уж кого-кого, а вас-то захватить было проще простого.
И тут внимание девушки привлек тихий писк. Она приподнялась на локте и посмотрела на его источник. Точно – мышки очнулись и разбегались теперь по своим щелям. “Да и сама я сумела же подняться”, – внезапно подумалось Лее. Стало быть, генератор выключили. Вернее всего, Силлур уже был захвачен Империей.
Володя нежно обнял Лею и сказал:
– Послушай, а может быть, Силлур правда изобрел нечто подобное и сейчас проводил испытания?
Лея помолчала пару секунд, обдумывая подобную возможность, потом грустно вздохнула и ответила:
– Розовые мышки, Володя, не согласны с твоей версией. Они тут с ночи лежали, верно?
– Ну да, – неуверенно отозвался Володя, пока что не понимавший, что имела в виду его жена.
– Я могу допустить, что Силлур испытывал свой генератор земную минуту. Пусть даже анданорский тан времени. Но не больше. Это было бы уже самоубийственной расточительностью. Понимаешь?
Владимир и Лея решили прежде всего выяснить, что происходит на Силлуре – ведь кто знает, не был ли выброс парализующей Пи-энергии природным катаклизмом – по словам девушки, такая возможность теоретически существовала. Если же Анданор все-таки действительно захватил Силлур прошедшей ночью, то стратегически важная трасса между космопортом и городом не могла сейчас быть безлюдной, как раньше. До дороги оставалось совсем немного, когда до Леи донесся приглушенный звук голосов.
Голоса были негромкими – не крики, – но их было много. Очень много. У Леи замерло сердце, когда она подумала, что это может обозначать. “Да уж, – мелькнула у девушки мысль, – если Володя и раньше меня фашисткой обзывал, то что-то он скажет теперь, если я окажусь права”. Лея знала, что если она окажется права, то где-то на полпути от столицы до космопорта она увидит стальной цилиндр ППО. Знаком показав Владимиру, чтобы он следовал за ней, Лея бесшумно опустилась на землю и, почти прижавшись к ней, со змеиной грацией заскользила в кусты направо.
Наконец, наших героев отделяли от дороги лишь заросли скволыжника – высокого, абсолютно непролазного кустарника с острыми, загнутыми, как хвосты скорпионов, иглами. На нем можно было найти крупные, сладкие, аппетитные, как торты, ягоды. Собственно, само название “скволыжник” было придумано Владимиром – куст, будто какой-то скряга, не хотел расставаться со своими плодами, пока они не сгниют на ветвях, будучи готовым защищать их даже ценой собственного выкорчевывания. Обладая известной ловкостью, снять с дерева плод было возможным, а вот продраться сквозь заросли – вряд ли. В данный момент обозримый участок дороги выглядел пустынным. Однако Лея не сомневалась, что всего какую-нибудь минуту назад по ней гнали силлуриан. И она догадывалась куда. Как ни странно, ППО первым увидел Владимир.
Глава 23
Тропический лес планеты в целом весьма походил на земные дебри, но несколько мелких неземных штрихов заставляли его смотреться очень инопланетно. Кроме исполинских цветов самых разнообразных форм и расцветок удивительными были сами листья. И хотя взрослые листочки имели вполне зеленый цвет и могли бы для непосвященного сойти за выросшие на нашей планете, молодая, свежая листва, вылезая из лопающихся почек, была изумительных оттенков фиолетового или синего цвета, и лишь через несколько дней сквозь небесно-голубую, а затем бирюзовую, к концу первой не– дели своей жизни, окраску приходила к привычному зеленному цвету. А вот желтых, а тем паче красных листьев на Силлуре не было, и Владимиру стало понятным изумленное восхищение Лайны перед червонного золота земным листопадом, не оставляющим равнодушными даже привычных к нему с детства людей. Здешняя же листва синего, голубого, фиолетового – у новорожденных листочков или густо-зеленого – у листьев зрелых с цвета, казалось, вообще не погибала своей смертью. Лес просто кишмя кишел маленькими и большими существами, с утра до ночи хрустевшими сочными побегами и в награду обильно удобрявшими почву под теми деревьями, которые ими обгладывались.
Силлур мог бы стать раем для собирателей коллекции бабочек – энтомологу, попавшему на планету, грозило настоящее помешательство – можно было “не снести восхищения”, по любимому Лайной Пушкину, от изысканных форм бабочек, грациозно порхающих с цветка на цветок. Эти неземные красавицы были под стать опыляемым ими растениям – похоже, на Силлуре бабочки считали дурным тоном иметь крылья размером меньше ладони, некоторые же были габаритами с добрую чайку и летали высоко над лесом, с тонким, пронзительным свистом предаваясь любовным утехам и падая порою, сцепившись в объятиях страсти, на плодородную почву. Владимир с Леей не пользовались их беспомощным состоянием – ведь они и сами были влюблены не меньше этих аппетитно упитанных бабочек, к слову, весьма приятных на вкус – бабочки напоминали земных креветок или крабов, но были нежнее и как-то слаще. Их гусеницы, в кулинарном смысле, также представляли собой изысканный деликатес и обитали на верхушках деревьев, а потому добыть их было не так-то просто даже с помощью лазерного пистолета – хотя зрелая личинка весила не менее полкило, она так ловко сливалась с растительностью, что обычно разглядеть ее не представлялось возможным. Володе в голову пришла интересная идея разводить этих гусениц в неволе, тем более что заполучить беременную самку было совсем нетрудно, просто пока у Владимира как-то до этого руки не доходили.
Тем более что пищи было в избытке – для пещерных людей, вооруженных лазерным пистолетом на солнечных батареях, жизнь казалась почти что райской. Были тут и хищные звери, но все какие-то несерьезные, не то что земные тигры и даже волки. Многие из травоядных также могли бы за себя постоять, охоться на них Владимир при помощи своего, оставленного на Земле, боевого молота, но всем им было нечего противопоставить лазерному оружию. Лея рассказала Владимиру, что Силлур потратил массу усилий для избавления в незапамятные времена своей планеты от сквирлов, раньше стоявших на вершине пищевой пирамиды и бывших настоящей чумой здешних мест. Война между древними силлурианами и сквирлами продолжалась много сотен лет, и лишь прорыв в науке позволил здешним людям утвердиться в своем господстве над планетой. Теперь же сквирлов разводили и дрессировали только в специальных центрах, расположенных на вспомогательных планетах Республики Силлур. Простые граждане могли приобрести себе только стерилизованного сквирла, снабженного специальным радиомаячком, чтобы в случае выхода из-под контроля и побега его можно было своевременно обнаружить и уничтожить.
Лея, как разведчик, великолепно знала как историю Силлура, так и нынешнее устройство враждебной Анданору республики. Владимир узнал, что Силлур состоял из четырех столичных и нескольких десятков вспомогательных, или хозяйственных, планет. Каждая из столичных планет носила имя Силлур и имела усилиями колонистов почти идентичную флору и фауну. Родиной же цивилизации была как раз эта планета, давшая теперь приют Лее и Владимиру, именно тут в незапамятные времена люди ценой миллионов жизней одолели-таки древних, организованных по принципу муравейника сквирлов, разводивших в самые страшные, первобытные времена силлуриан себе в пищу, как земные муравьи делают с тлями или грибками. Другие три столичные планеты, а также большинство вспомогательных были колонизированы позже, но все равно – много тысячелетий назад. Все промышленное и военное производство республики, а также добыча и переработка руд велась специалистами на хозяйственных планетах. На Силлуре никогда не было рабства; девизом республики было слово “свобода”, хотя на вредных производствах работало множество представителей менее развитых рас, дружественных с Силлуром. Плата за труд была столь щедрой, что желающие обыкновенно проходили суровый отбор и считали за счастье сотрудничество с республикой.
На Анданоре же, к слову, не гнушались использовать труд рабов, и Лея горячо отстаивала в спорах с Владимиром правильность и честность такого подхода, так что Володя порой называл Лею фашисткой за ее излишне прямой, резкий и лишенный всякой сентиментальности подход к жизни. Она, к примеру, искренне не могла понять, что плохого делали гитлеровцы, утилизируя волосы убиваемых ими в концлагерях женщин и вытаскивая золотые коронки изо рта уничтожаемых евреев. “Разве хорошо это, чтобы добро пропадало?” – пожимала плечами девушка. На Анданоре считалось естественным в случае голода использовать в пищу мясо рабов; и хотя подобного не происходило уже несколько столетий, никто не сомневался, что, если будет нужда, рука у мясников не дрогнет. С другой стороны, Владимир был немало удивлен, когда на вопрос, сколько же у Леи было рабов, та ответила, что нисколько. Но если они вновь появились бы на ее родине, заявила девушка, она с удовольствием купила бы для себя штуки три. Дело в том, что, по словам Леи, с Землей обошлись еще достаточно мягко, поскольку ей придали статус покоренной планеты, а не планеты, побежденной в войне, – столь малой кровью удалось провести ее захват.
Так за беседами на всевозможные темы незаметно уходили дни за днями. Сутки на Силлуре составляли всего 16 земных часов, и хотя у Володи, кроме несложной охоты да бесед с Леей, не было никаких дел, ему все равно казалось, что время летит невообразимо стремительно. Владимир научился профессионально разделывать убитых им зверей, мех большинства из которых по непонятной для Володи причине был нежно-розового цвета. Жизнь у Леи и Владимира налаживалась с каждым днем. Шкуры убитых зверей покрыли собой уже весь пол их пещеры и большую часть стен. Добычи было много, лазерный пистолет стрелял беззвучно и наверняка голубоватое, но вместе с тем жаркое солнце Силлура идеально подходило для перезарядки батарей, на которых работал ручной лазер. И хотя лазерный пистолет не обладал убойной силою плазмомета, зато он мог использоваться практически вечно. Пока один комплект аккумуляторов перезаряжался на раскаленном от солнца белом камне у самого входа в пещеру, а Лея готовила вчерашнюю добычу Владимира, тот охотился невдалеке от жилища, выбирая цель не покрупнее, как раньше, а поменьше.
Связано это было с тем, что нашим героям уже неоднократно приходилось выбрасывать недоеденные остатки подстреленного накануне существа, обладавшего зеленой щетинистой шкурой, прищуренными свинячьими глазками и гибким рыльцем с хватательной подушечкой на конце – Владимир назвал его кабанчиком, – когда через день от его туши, несмотря на прохладу пещеры, начинал идти уже вовсе не аппетитный аромат, сколько ее ни разжаривай. “Вот что значит жить без холодильника”, – шутила Лея, по-военному привычная к походному житью-бытью и не делавшая проблем из мелких бытовых неурядиц. Володю уже начинали мучить угрызения совести – ему казалось, что если ты уж кого-нибудь подстрелил, то надо постараться и съесть его целиком, иначе, на его взгляд, выходило как-то неправильно по отношению к добыче. Лея называла подобные соображения мужа сентиментальной чушью, плодами земного романтического воспитания и посмеивалась над ними.
Вот и сегодня Лея разбудила Владимира так:
– Володенька, проснись! Тебе надо немедленно доесть вчерашнего кабана, иначе он испортится, и ты себе этого не простишь!
– Милая, еще пять минут, – сонно откликнулся Владимир.
Он собрался было поднять руку, чтобы погладить красивую шею своей не так чтоб совсем законной, но вполне жены, лежавшей рядом на шкурах, прямо на полу. Собственно, Лея была вся обнажена и прекрасна.
Установившиеся дни были изнурительно жаркими, свет безжалостного голубоватого светила, напоминавший Владимиру сияние сварочной лампы и мамину фразу из безнадежно далекого детства: “Не смотри на сварку, Володенька, а то ослепнешь!” – приносил жара не меньше, чем света. Их же пещерка, облюбованная Леей, казалось, была самым студеным местом на всем Силлуре – там, в толще скал, протекала ледяная подземная река, шум которой был слышен, если приложить ухо к полу.
“Что случилось?” – подумал Володя. Он понял, что хотел прикоснуться к Лее, но отчего-то не сумел. Словно тело его продолжало спать, хотя сам-то он вполне проснулся. Вон детство даже вспомнил. Владимир еще раз, напрягшись всерьез, попробовал приподнять руку. Впустую.
– Встань! – сказал он вдруг Лее таким серьезным тоном, что девушка, уже и без того настороженно вглядывавшаяся в его лицо, без раздумий попыталась подняться. Но не тут-то было.
Володя понял, что они оба парализованы. Первое, что пришло ему на ум, – это съеденное ими вчера существо, отдаленно напоминавшее морскую свинку, только с ярко-красной шкурой. Его мясо было вполне вкусным, вот только никогда прежде им с Леей его есть не доводилось. Да и броский окрас животного мог быть предупреждающим – Володя с тоской вспомнил порядок действия парализующих ядов. Исходом тяжелого отравления обыкновенно бывает смерть от удушья.
– Как ты думаешь, – сдерживаясь, чтобы страх не проник в его голос, спросил Володя, – это не может быть от вчерашней свинки?
– Нет, – слишком спокойно ответила Лея, и Владимир понял, что девушка тоже напугана и сдерживает себя, также как и он сам. – Я знаю наверняка, что здесь нет ядовитых животных.
– Что же тогда с нами случилось, на твой взгляд? – Володя отметил, что паралич еще не затронул дыхательную мускулатуру и даже язык ворочался вполне внятно. – Может быть, это инфекция?
– Посмотри, – сказала Лея, – проблемы не у нас одних.
Владимир с трудом, до боли в глазных яблоках – сложно оглядеться, когда шея не работает, – осмотрел, насколько это было возможно, пространство вокруг. Укрытый шкурами пол был усеян телами силлурианских розовых мышек – они походили на земных, только головы их были увенчаны изящными тонкими рожками, как у козочек. Эти зверьки изрядно докучали по ночам, и если такую мышку загнать в угол, она выставляла вперед свои иголочки, рыла лапкой, как норовистый бычок, и пыталась пищать басом, что невольно вызывало как у Леи, так и у Владимира приступ смеха. Под утро мышки, поживившись остатками вчерашнего ужина, бесследно исчезали в щели, по чему всегда можно было предсказать близкий рассвет. Сейчас же они бессильными комочками усыпали весь пол – Володя даже диву дался, насколько их, оказывается, много. Впрочем, радости ему это зрелище не принесло и ясности тоже.
– Я почти наверняка знаю, что случилось, – грустно сказала Лея. – Думаю, настал последний день этой планеты. И когда мы придем в себя, нам скорее всего надо будет покинуть Силлур.
Володя понял, что Лея действительно что-то знает, и молча ждал теперь продолжения объяснений.
– Думаю, наш флагман подошел к Силлуру и включил Пи-генератор, – сказала Лея. – А это значит, что наш Император завершил историю древней столицы Силлура и подарил Империи новую колонию.
– Ты серьезно? – спросил Владимир, ощущая, как страх подземной ледяной рекой подступил к его сердцу.
– Знаешь, – сказала девушка, – думаю, сейчас как раз идет высадка десанта. На наших воинах надеты блокирующие пояса, поэтому на них излучение не подействует. За пару дней до того, как ты притащил меня к себе, я слышала, что элитные штурмовые части экипируют подобными поясами. Но я не могла подумать, что Пи-генератор включим мы. У нас в части думали, что силлурианцы произвели свой генератор и блокираторы излучения могут понадобиться только для обороны.
– Подожди, – возразил Владимир, – но если генератор – столь мощное средство, отчего же Анданор не применил его при захвате Земли, да и здесь почему включил только теперь – ведь вы же воюете с Силлуром уже уйму времени!
– Это как раз понятно, – ответила Лея. – Пи-генератор очень дорогая игрушка. Всей накопленной столетиями энергии моей планеты хватит на один такой разряд. От силы на два. Зачем бы мы стали использовать его для захвата такой отсталой планеты, как твоя Земля? Уж кого-кого, а вас-то захватить было проще простого.
И тут внимание девушки привлек тихий писк. Она приподнялась на локте и посмотрела на его источник. Точно – мышки очнулись и разбегались теперь по своим щелям. “Да и сама я сумела же подняться”, – внезапно подумалось Лее. Стало быть, генератор выключили. Вернее всего, Силлур уже был захвачен Империей.
Володя нежно обнял Лею и сказал:
– Послушай, а может быть, Силлур правда изобрел нечто подобное и сейчас проводил испытания?
Лея помолчала пару секунд, обдумывая подобную возможность, потом грустно вздохнула и ответила:
– Розовые мышки, Володя, не согласны с твоей версией. Они тут с ночи лежали, верно?
– Ну да, – неуверенно отозвался Володя, пока что не понимавший, что имела в виду его жена.
– Я могу допустить, что Силлур испытывал свой генератор земную минуту. Пусть даже анданорский тан времени. Но не больше. Это было бы уже самоубийственной расточительностью. Понимаешь?
* * *
Тяжело вздохнув, Лея отправилась в импровизированный ангар, где в просторной и прохладной части пещеры возле готового к отлету стридора хранился ее собственный, перезаряженный с грехом пополам, защитный комбинезон. Девушка надела его, решив, что сможет обойтись без шлема, – на голову же она накинула импровизированный капюшон из куска защитной материи. Через десять минут землянин и анданорианка звериной тропой двигались к трассе, соединявшей ближайший город со старым космопортом. У Леи не было сомнений, что часть флота приземлилась именно там. Ни у кого на всей планете не было возможности помешать этому. Защитные пояса были строго засекречены, и лишь собственный высокий статус позволял Лее хотя бы слышать об их существовании. Владимир и Лея бесшумно двигались по тропе. Животные Силлура, обыкновенно в изобилии встречавшиеся Владимиру даже во время кратких походов, будто вымерли, напуганные недавним параличом. Пусто – ни тяжеловесных кабанчиков, частенько ломившихся напролом поперек тропы, но никогда ее не уступавших друг другу – так и стояли, встречаясь, глаза в глаза, покручивая гибким хоботом с хватательным рылом на конце, будто у них и дел других нету, стреляй – не хочу; ни хищных изящных рудое, длинных и гибких, как земная такса, подстерегавших кабанчиков у своих нор.Владимир и Лея решили прежде всего выяснить, что происходит на Силлуре – ведь кто знает, не был ли выброс парализующей Пи-энергии природным катаклизмом – по словам девушки, такая возможность теоретически существовала. Если же Анданор все-таки действительно захватил Силлур прошедшей ночью, то стратегически важная трасса между космопортом и городом не могла сейчас быть безлюдной, как раньше. До дороги оставалось совсем немного, когда до Леи донесся приглушенный звук голосов.
Голоса были негромкими – не крики, – но их было много. Очень много. У Леи замерло сердце, когда она подумала, что это может обозначать. “Да уж, – мелькнула у девушки мысль, – если Володя и раньше меня фашисткой обзывал, то что-то он скажет теперь, если я окажусь права”. Лея знала, что если она окажется права, то где-то на полпути от столицы до космопорта она увидит стальной цилиндр ППО. Знаком показав Владимиру, чтобы он следовал за ней, Лея бесшумно опустилась на землю и, почти прижавшись к ней, со змеиной грацией заскользила в кусты направо.
Наконец, наших героев отделяли от дороги лишь заросли скволыжника – высокого, абсолютно непролазного кустарника с острыми, загнутыми, как хвосты скорпионов, иглами. На нем можно было найти крупные, сладкие, аппетитные, как торты, ягоды. Собственно, само название “скволыжник” было придумано Владимиром – куст, будто какой-то скряга, не хотел расставаться со своими плодами, пока они не сгниют на ветвях, будучи готовым защищать их даже ценой собственного выкорчевывания. Обладая известной ловкостью, снять с дерева плод было возможным, а вот продраться сквозь заросли – вряд ли. В данный момент обозримый участок дороги выглядел пустынным. Однако Лея не сомневалась, что всего какую-нибудь минуту назад по ней гнали силлуриан. И она догадывалась куда. Как ни странно, ППО первым увидел Владимир.
Глава 23
ХОКС
– Ты не в курсе, что это за ерундовина? – спросил он, изумленно указывая на серебристое цилиндрическое строение, возвышавшееся невдалеке по дороге в космопорт. – Еще вчера его тут не было.
“Да, – подумала Лея. – Точно. Как на картинке в учебнике истории. Ну и как я теперь объясню Володе, что это такое, – с неожиданной горечью подумала она. – Скажу ему – помнишь, милый, ты рассказывал мне про Освенцим и Бухенвальд? Вот это – то же самое, только хуже”. Лея почувствовала, что от предвкушения нелегких объяснений комфортная прохлада, генерируемая ее комбинезоном, внезапно утратила всю свою прелесть, обернувшись ползучими щупальцами озноба.
– Это ППО, – опустошенно произнесла девушка вслух.
– Что? – переспросил Владимир.
“Не разлюбит ли он меня после такого? – подумалось девушке. – Нет, скорее пристрелит, но не разлюбит”, – невесело мысленно пошутил ось ей тут же, вслед прошлой мысли.
– Пункт принудительной обработки, – словно через силу, выдохнула она, поджав губы, – там делают хокс.
– Милая, пожалуйста, не говори загадками, – негромко попросил Владимир. – Скажи прямо, как есть.
– Хокс – это хирургическая операция коррекции способностей, – выдавила из себя Лея наконец. – Видно, очень они разозлили нашего Императора – во время ядерного удара, произведенного с вашей Земли, погибла его любимая племянница. Мы не сомневались, и что ответ будет суровым, но чтобы хокс... Этого уже не было пятьсот лет. До нашего поколения только слухи дошли, что это такое. – Девушка сделала паузу, столь долгую, что Владимир уже решил было, что она закончила свои объяснения, так толком и не начав. Наконец она продолжила: – Но моя Родина настроена решительно. Теперь я вижу, чем можно в глазах простого обывателя оправдать трату столь бешеной уймы энергии как та, что ушла сегодня на работу Пи-генератора. Только исключительной акцией устрашения. Более ничем.
Володя понял, что если уж его чрезмерно жесткая Лея заговорила в подобном тоне, то силлуриан ожидала поистине ужасающая участь.
– Хокс – это нечто наподобие лоботомии? – поинтересовался Владимир.
– Именно, – отрешенно кивнула Лея. – Вскрывают череп, а дальше корректируют способности. Какие-то усиливают – вживлением стимуляторов, какие-то уменьшают – ножом хирурга. И если маячок-стимулятор можно при желании извлечь, то вот вернуть потерянные способности нельзя. Это навсегда.
– И что мы имеем на выходе? – бесцветно спросил Владимир, напряженно всматривавшийся сейчас, просто так, в розовую поверхность силлурианского шоссе. Раньше, во время охоты, он частенько доходил до этой дороги, собственно и ограничивавшей его угодья. И всегда раньше розовый – кровь с молоком – цвет казался ему весьма оптимистичным. Но не сегодня. “Да уж, кровь с молоком”, – невесело повторил он. А еще Володя боялся взглянуть своей девушке в глаза. Странно, ему хотелось поддержать Лею, но при этом он не хотел смотреть ей в глаза. Быть может, сейчас поддержать как раз и значило – оставить в покое?
– На выходе? – переспросила Лея каким-то высоким, не своим голосом; да ей и самой казалось, что она сейчас не с Володей своим разговаривает, а сдает экзамен по военной истории в высшей офицерской школе Анданора. И она произнесла вслух, наизусть, ответ на вопрос 3 билета 3769 о последствиях хокса. Звучал он так:
– Интеллект – на уровне дебила; возможность волевых поступков – на нуле; у всех – стимулируют зону оптимизма; у мужчин также вставляют маячок в зону роста мышечной ткани и физической выносливости, а также в участок мозга, блокирующего сексуальность. У молодых женщин – напротив, раздражитель вставляют в зону, ответственную за эротизм. Думаю, не надо объяснять, с какой целью?
– Не надо, – негромко выдохнул Владимир сквозь зубы.
Постепенно к сознанию Володи и Леи пробились отдаленные, чуть слышные, но нарастающие с каждой секундой нестройные звуки шагов. А чуть позже – заунывный голос анданорского траурного победного марша. Именно так. Траурного. Но победного. Он использовался в тех случаях, когда победа доставалась слишком дорогой ценой. Или когда надо было оправдать нечто, подобное тому, что собирались сделать с этими людьми. Наконец, колонна пленных приблизилась к затаившейся паре. Лея перевернула свой импровизированный, но сделанный ею по правилам, изученным в разведшколе, головной убор так, что он скрывал теперь ее лицо, смотрела же она сквозь заранее вырезанные дырочки, которые минуту назад способствовали вентиляции головы, а теперь оказались совмещены с глазами. Владимир же застегнул на застежку – “молнию”, от лба до подбородка, капюшон своей защитного цвета военной куртки земного покроя с прорезями аналогичного назначения. Теперь они были неразличимы в зарослях скволыжника даже для самого острого глаза. Процессия была совсем рядом, но пока оставалась невидимой. В голове у Володи мелькнула тягостная, болезненная мысль, что людей не было видно теперь потому, что через считанные минуты они перестанут быть людьми. Сюрреалистическая картина пустой дороги с человеческими шагами была невыносимой, Владимиру с трудом удалось сглотнуть комок, образовавшийся в горле.
Наконец, в равной мере торжественное и траурное – под стать звукам марша – шествие попало в их поле зрения. Предварял колонну легкий анданорский броневик, на вид напоминавший серого навозного жука. По сравнению с массивными земными танками он выглядел несерьезно, что не мешало в день оккупации одному такому механизму легко расправляться с десятью, а то и двадцатью элитными земными машинами, прежде чем те ухитрялись-таки вывести его из строя. Он великолепно сражался как в непролазных болотах, так и на улицах городов, будучи более маневренным, чем легковой автомобиль, и превосходя по качеству брони и оружейной мощи все, что имела Земля на момент оккупации. Следом за ним, в струящихся почти до земли черных плащах, шли представители высшего офицерского командования; их полночного цвета охлаждающие комбинезоны панцирями жужелиц отливали синевой в жарких лучах силлурианского светила; золотые, с россыпью бриллиантов, пряжки, поддерживающие тяжелые, бархатные на вид плащи, были единственным украшением и знаком отличия анданорского командования. Черные сапоги, угольная броня перчаток, скрывающих ладонь. Лея поймала себя на том, что ее руки рефлекторно стремятся сложиться в подобающий жест приветствия. Также вспомнила она и то, что ее мечтой до самого последнего времени был вот такой же длинный, поглощающий свет, плазмозащитный плащ – броня и гордость высших офицеров. Как и подобало анданорским командирам, которые должны превосходить солдат во всем, включая физическую форму, они шли пешком, не пользуясь без необходимости транспортом, который, по земным меркам, неминуемо сопровождал бы их высокий статус. “Насколько же земляне молодая раса, – мелькнула у Леи непрошеная мысль, – если они до сих пор не понимают вредоносности своих поездок там, где можно пользоваться ногами”. Она вспомнила, как офицеры, да и она вместе с ними, в голос смеялись над захваченными в плен брюхастыми земными генералами с атрофированной мускулатурой. Тоже мне, вояки...
“Да, – подумала Лея. – Точно. Как на картинке в учебнике истории. Ну и как я теперь объясню Володе, что это такое, – с неожиданной горечью подумала она. – Скажу ему – помнишь, милый, ты рассказывал мне про Освенцим и Бухенвальд? Вот это – то же самое, только хуже”. Лея почувствовала, что от предвкушения нелегких объяснений комфортная прохлада, генерируемая ее комбинезоном, внезапно утратила всю свою прелесть, обернувшись ползучими щупальцами озноба.
– Это ППО, – опустошенно произнесла девушка вслух.
– Что? – переспросил Владимир.
“Не разлюбит ли он меня после такого? – подумалось девушке. – Нет, скорее пристрелит, но не разлюбит”, – невесело мысленно пошутил ось ей тут же, вслед прошлой мысли.
– Пункт принудительной обработки, – словно через силу, выдохнула она, поджав губы, – там делают хокс.
– Милая, пожалуйста, не говори загадками, – негромко попросил Владимир. – Скажи прямо, как есть.
– Хокс – это хирургическая операция коррекции способностей, – выдавила из себя Лея наконец. – Видно, очень они разозлили нашего Императора – во время ядерного удара, произведенного с вашей Земли, погибла его любимая племянница. Мы не сомневались, и что ответ будет суровым, но чтобы хокс... Этого уже не было пятьсот лет. До нашего поколения только слухи дошли, что это такое. – Девушка сделала паузу, столь долгую, что Владимир уже решил было, что она закончила свои объяснения, так толком и не начав. Наконец она продолжила: – Но моя Родина настроена решительно. Теперь я вижу, чем можно в глазах простого обывателя оправдать трату столь бешеной уймы энергии как та, что ушла сегодня на работу Пи-генератора. Только исключительной акцией устрашения. Более ничем.
Володя понял, что если уж его чрезмерно жесткая Лея заговорила в подобном тоне, то силлуриан ожидала поистине ужасающая участь.
– Хокс – это нечто наподобие лоботомии? – поинтересовался Владимир.
– Именно, – отрешенно кивнула Лея. – Вскрывают череп, а дальше корректируют способности. Какие-то усиливают – вживлением стимуляторов, какие-то уменьшают – ножом хирурга. И если маячок-стимулятор можно при желании извлечь, то вот вернуть потерянные способности нельзя. Это навсегда.
– И что мы имеем на выходе? – бесцветно спросил Владимир, напряженно всматривавшийся сейчас, просто так, в розовую поверхность силлурианского шоссе. Раньше, во время охоты, он частенько доходил до этой дороги, собственно и ограничивавшей его угодья. И всегда раньше розовый – кровь с молоком – цвет казался ему весьма оптимистичным. Но не сегодня. “Да уж, кровь с молоком”, – невесело повторил он. А еще Володя боялся взглянуть своей девушке в глаза. Странно, ему хотелось поддержать Лею, но при этом он не хотел смотреть ей в глаза. Быть может, сейчас поддержать как раз и значило – оставить в покое?
– На выходе? – переспросила Лея каким-то высоким, не своим голосом; да ей и самой казалось, что она сейчас не с Володей своим разговаривает, а сдает экзамен по военной истории в высшей офицерской школе Анданора. И она произнесла вслух, наизусть, ответ на вопрос 3 билета 3769 о последствиях хокса. Звучал он так:
– Интеллект – на уровне дебила; возможность волевых поступков – на нуле; у всех – стимулируют зону оптимизма; у мужчин также вставляют маячок в зону роста мышечной ткани и физической выносливости, а также в участок мозга, блокирующего сексуальность. У молодых женщин – напротив, раздражитель вставляют в зону, ответственную за эротизм. Думаю, не надо объяснять, с какой целью?
– Не надо, – негромко выдохнул Владимир сквозь зубы.
Постепенно к сознанию Володи и Леи пробились отдаленные, чуть слышные, но нарастающие с каждой секундой нестройные звуки шагов. А чуть позже – заунывный голос анданорского траурного победного марша. Именно так. Траурного. Но победного. Он использовался в тех случаях, когда победа доставалась слишком дорогой ценой. Или когда надо было оправдать нечто, подобное тому, что собирались сделать с этими людьми. Наконец, колонна пленных приблизилась к затаившейся паре. Лея перевернула свой импровизированный, но сделанный ею по правилам, изученным в разведшколе, головной убор так, что он скрывал теперь ее лицо, смотрела же она сквозь заранее вырезанные дырочки, которые минуту назад способствовали вентиляции головы, а теперь оказались совмещены с глазами. Владимир же застегнул на застежку – “молнию”, от лба до подбородка, капюшон своей защитного цвета военной куртки земного покроя с прорезями аналогичного назначения. Теперь они были неразличимы в зарослях скволыжника даже для самого острого глаза. Процессия была совсем рядом, но пока оставалась невидимой. В голове у Володи мелькнула тягостная, болезненная мысль, что людей не было видно теперь потому, что через считанные минуты они перестанут быть людьми. Сюрреалистическая картина пустой дороги с человеческими шагами была невыносимой, Владимиру с трудом удалось сглотнуть комок, образовавшийся в горле.
Наконец, в равной мере торжественное и траурное – под стать звукам марша – шествие попало в их поле зрения. Предварял колонну легкий анданорский броневик, на вид напоминавший серого навозного жука. По сравнению с массивными земными танками он выглядел несерьезно, что не мешало в день оккупации одному такому механизму легко расправляться с десятью, а то и двадцатью элитными земными машинами, прежде чем те ухитрялись-таки вывести его из строя. Он великолепно сражался как в непролазных болотах, так и на улицах городов, будучи более маневренным, чем легковой автомобиль, и превосходя по качеству брони и оружейной мощи все, что имела Земля на момент оккупации. Следом за ним, в струящихся почти до земли черных плащах, шли представители высшего офицерского командования; их полночного цвета охлаждающие комбинезоны панцирями жужелиц отливали синевой в жарких лучах силлурианского светила; золотые, с россыпью бриллиантов, пряжки, поддерживающие тяжелые, бархатные на вид плащи, были единственным украшением и знаком отличия анданорского командования. Черные сапоги, угольная броня перчаток, скрывающих ладонь. Лея поймала себя на том, что ее руки рефлекторно стремятся сложиться в подобающий жест приветствия. Также вспомнила она и то, что ее мечтой до самого последнего времени был вот такой же длинный, поглощающий свет, плазмозащитный плащ – броня и гордость высших офицеров. Как и подобало анданорским командирам, которые должны превосходить солдат во всем, включая физическую форму, они шли пешком, не пользуясь без необходимости транспортом, который, по земным меркам, неминуемо сопровождал бы их высокий статус. “Насколько же земляне молодая раса, – мелькнула у Леи непрошеная мысль, – если они до сих пор не понимают вредоносности своих поездок там, где можно пользоваться ногами”. Она вспомнила, как офицеры, да и она вместе с ними, в голос смеялись над захваченными в плен брюхастыми земными генералами с атрофированной мускулатурой. Тоже мне, вояки...