Адамов Аркадий Григорьевич. Круги по воде

   — Да, да! Кто говорит?
   — Мацулевич. Здравствуйте, милый мой.
   — О-о! Григорий Осипович! Здравствуйте! — с облегчением воскликнул Игорь. — Как там у вас дела?
   — А вот слушайте. Забодали мы тут комиссию к чертям собачьим. Представьте, этот Кобец, её председатель, оказался по образованию гидролог! И в нашем деле, как говорится, ни уха ни рыла. Один апломб! А я, знаете, когда с такими нахалами сталкиваюсь, сам становлюсь нахалом. Пошёл к министру. А что? Ведь не за себя прошу, в конце концов.
   — С чего же там все началось, Григорий Осипович? Почему комиссию послали?
   — Вот, вот! Тоже небезынтересно! Началось с анонимного письма. Я его своими глазами видел.
   — На чьё имя?
   — На имя замминистра.
   — А Кобец — это кто?
   — Его референт. Все как нарочно.
   — Интересно…
   — Вот именно, милый мой. Вот именно!
   — А Кобец раньше бывал на заводе?
   — Не скажу, не знаю.
   — Узнайте, Григорий Осипович. И с подробностями, если можно. И ещё вот что, — Игорь на секунду задумался. — Нельзя ли нам это анонимное письмо выслать?
   — Постараюсь. Все постараюсь. Ну, а у вас, батенька, как?
   — У нас то же самое светит, Григорий Осипович.
   — Превосходно! Просто превосходно!
   Они простились. Игорь тут же заказал новый разговор с Москвой. Его одолевали угрызения совести, которые терзали его, пока он бежал к телефону.
   Разговор обещали не раньше, чем через час, и Игорь, предупредив дежурную, отправился к себе.
   Виталий, в новой рубашке и галстуке, выбритый, в сверкающих ботинках, задумчиво расхаживал вокруг стола, сунув руки в карманы и дымя зажатой в зубах трубкой.
   — Тебе сейчас только скрипку, — насмешливо сказал Игорь.
   — Я вот думаю, — серьёзно произнёс Виталий, не отвечая на шутку. — Этот Анашин…
   — Сначала, может быть, сообщить, кто звонил?
   — Я догадываюсь, — галантно раскланялся Виталий.
   — На этот раз вы ошиблись. Звонил Мацулевич… — Игорь передал свой разговор с ним и вдруг озабоченно нахмурился. — Ах да! Надо позвонить Томилину. Он же собирает данные о Носове. И тебе и мне нужно. А завтра утром мы с тобой опять разлетимся.
   Игорь снова спустился к телефону. Вернувшись, он объявил:
   — Все. Через час будет. Ну, давай теперь думать.
   Игорь устроился на диване. Виталий с трубкой в зубах продолжал кружить по комнате. Потом остановился перед Игорем.
   — Ты, конечно, заказал разговор с Алкой?
   — Ага.
   — Мне бы, в сущности, говоря, тоже надо было бы.
   — В чем дело? Заказывай. И некоторые родствен ники, надо полагать, уже уехали. Так что не исключено, что по тебе скучают.
   — Сначала кое-что обдумаем.
   — Давай.
   — Понимаешь, — Виталий снова загорелся. — Существуют три формы страха. Первая — это астеническая форма. Когда человек начинает паниковать и космысленным поступкам не способен. Это, так сказать, трус по натуре. Но у шестидесяти процентов людей существует нормостеническая форма страха. При этом у них снижается осмысленность поведения, но разумные поступки не исключаются. Наконец, третья форма — стеническая. Люди, обладающие ею, при любой опасности проявляют повышенную находчивость и выдержку, ощущают прилив сил, боевое возбуждение.
   — Ну, это у тебя, конечно, — вставил Игорь.
   — Дело сейчас не во мне. Я вот думаю, Анашин — трус. Если так, то при любой опасности он начнёт паниковать. И разумного поступка не совершит. Отсюда и линия поведения с ним завтра.
   — Только все-таки поточнее выясни, может быть, он вовсе и не трус. А вот мне завтра предстоит Носов… Этот наверняка не трус. И разговор будет серьёзный.
   Вскоре пришёл Томилин, большой, сутулый, в синем плаще и кепке. Поздоровался он, как всегда, коротко и хмуро, потом с шумом снял свой негнущийся, словно из жести, плащ.
   — Ну, как там Носов? — спросил Игорь, когда Томилин опустился на стул и сильными пальцами размял сигарету.
   — Кое-что уже сам знаешь, — коротко усмехнулся Томилин. — Насчёт соседей и по работе.
   — Ишь, — засмеялся Игорь. — Ты, оказывается, и о нас материал собрал. Ну, давай, чего мы не знаем.
   — Так, значит, — начал Томилин. — Носов Василий Павлович, год рождения тысяча девятьсот двадцать второй. Прописан… Ну, это ты знаешь. По работе характеризуется плохо. Это ты тоже знаешь.
   — Однако оставлен в должности, — заметил Игорь.
   — Именно, — Томилин многозначительно поднял палец. — Говорят, даже квартира обещана.
   — Ну, ловок, — усмехнулся Виталий.
   Томилин, не ответив, уже другим тоном продолжал:
   — Одного его дружка я установил. Это…
   — Анашин? — быстро спросил Виталий.
   — Точно. И это знаете? Ну, а дальше, значит, так. До нас в Ленинграде работал. На том же заводе, что и Лучинин. За год до него сюда перебрался. Выходит, встретились старые знакомые.
   — Ты подумай! — воскликнул Виталий. — Вот это уж действительно интересно!
   — Надо немедленно туда запрос послать нашим товарищам, — сказал Игорь. — Прямо по спецсвязи.
   Томилин кивнул головой.
   — Завтра передадим. Теперь дальше. Ухаживал за Филатовой. Проходу, говорят, не давал. Это ещё до Лучинина было. Однако отворот получил. Ну, что ещё? За три дня до смерти Лучинина в командировку уехал, на Чеховский завод. Вернулся через неделю. В вечер, когда Булавкин пропал, был в клубе на концерте. Видели его там. Вот и все пока насчёт Носова.
   — Та-ак, — протянул Игорь. — Немало, прямо скажем. А? — он поглядел на Виталия.
   — Кое-что есть, — согласился тот. — Можно использовать.
   — Вот завтра и попробуем, — Игорь с силой потёр руки.
   Но тут его позвали к телефону. «На проводе» снова была Москва.
   — Пусть Алка моим позвонит, — сказал ему вслед Виталий. — Все, мол, в порядке, жив-здоров, — и, обращаясь к Томилину, добавил: — Ох, и денёк же у нас завтра будет! Чует моя душа…
   Утром, придя в горотдел, Игорь заперся в кабинете Томилина. Надо было подготовиться к встрече с Носовым. Виталий прав. Наступил момент, когда стало «жарко». И теперь ошибиться нельзя.
   Игорь придвинулся к столу и произнёс вслух:
   — Давайте познакомимся с товарищем Кучанским, тем более, говорят, что это во парень, — и он поднял большой палец.
   Перелистав телефонный справочник, Игорь набрал номер телефона прокуратуры.
   Разговор был коротким.
   — Еду, — сказал Игорь и, улыбнувшись, поправился: — То есть иду. Всё масштабы путаю.
   Вернувшись от Кучанского, он отдал короткое распоряжение насчёт Носова и поднялся к себе.
   Игорь снова перечитывал протоколы допросов, свои записи, акт ревизии, материалы прокуратуры, письма. Потом, спохватившись, посмотрел на часы. Нет, время ещё есть. Носов придёт часа через два.
   Итак, какие улики против этого Носова? Собственно говоря, только одна: анонимные письма, которые он печатал на машинке Черкасова. Улика, прямо скажем, слабая. Носову ничего не стоит отказаться. Ведь машинка может побывать в руках у кого угодно. А других улик пока нет. Но есть подозрения. На чем они основаны? На общей отрицательной характеристике Носова. На его бесспорной вражде к Лучинину, тут поводов хватало. На дружбе с Анашиным. Очень перспективная линия. Хотя она тянет куда-то в сторону. Ею сейчас занимается Виталий. Что ещё? Наконец, прямые угрозы в адрес Лучинина. Да, оснований для подозрений вполне достаточно. Но только для подозрений. Как же в таком случае построить этот первый допрос? Какую здесь выбрать тактику? Пожалуй, надо предоставить возможность высказаться Носову, не вступая с ним в полемику. Надо усыпить его бдительность. И ещё: использовать фактор внезапности. Изобличать Носова, наступать на него рано. Наоборот, не настораживать, не вызывать тревоги. Но и чтобы не было сплошного покоя.
   Многое зависит от того, что за человек Носов, какой у него характер. Игорь вспомнил фотографию, которую показывал ему вчера Виталий, вспомнил, каким он увидел Носова там, в приёмной у Ревенко. Кажется, неглуп, кажется, не трус и совсем не возбудим. Кажется, кажется… Но каков он на самом деле? Это надо будет разгадать сразу, как только начнётся допрос, по первым же его ответам, по его тону, по манере вести себя.
   И вот ещё что надо иметь в виду. Носов печатал анонимные письма. Это ясно. Но мог ли он сам их составить? Мог ли он сам подобрать факты? Плохо верится. Он же малограмотный человек, этот Носов. А если так, значит… кто-то ему помог. К кому-то он обратился за помощью. Не побежит ли к нему Носов за помощью и за советом теперь? Это многое осветит. Но тогда придётся встревожить Носова, испугать его. А это ещё делать рано. Как же поступить? Хорошо бы все-таки, чтобы он побежал.
   Игорь долго ломал себе голову над предстоящим допросом, формулировал вопросы, устанавливал их очерёдность. Он чувствовал: от этого допроса многое зависит, очень многое.
   Итак, решено. Допрос не должен быть спокойным и ровным. Необходимы спады и пики напряжения. Не забыть о Филатовой. И о Булавкине. Интересно, что скажет о нем Носов. Ведь оба собирались «закопать» Лучинина. Если то письмо писал Булавкин, конечно.
   Незаметно текло время. Игорь увлечённо работал. И когда зазвонил на столе телефон, он даже вздрогнул от неожиданности.
   — Привет, товарищ Откаленко, — услышал он, сняв трубку. — Это Савельев из прокуратуры.
   — А-а, Юрий Сергеевич! Так я вас жду.
   — Не могу, — сокрушённо ответил Савельев. — Зашиваюсь. Проводите допрос сами. Потом все обсудим.
   — Слушаюсь. А насчёт экспертизы по Булавкину не забыли? Она нам срочно нужна.
   — Ну что вы! К вечеру будет готова. Её, кстати, проведёт эксперт из вашего областного управления.
   Они простились. Савельев спешил и нервничал. Дело Лучинина свалилось на него так неожиданно, что он не успевал закончить находившиеся у него в производстве другие дела.
   Вскоре дежурный доложил, что пришёл Носов.
   Игорь торопливо собрал со стола бумаги, подтянул галстук и даже зачем-то причесался.
   В дверь постучали.
   — Войдите! — крикнул Игорь.
   На пороге появился невысокого роста, коренастый человек в синей шёлковой тенниске, обтягивавшей могучую волосатую грудь, и в модных, узконосых ботинках. На мясистом, угрюмом лице прищуренные глаза смотрели на Игоря спокойно, почти сонно.
   — Вы, что ли, вызывали? — грубовато, но миролюбиво спросил Носов, останавливаясь в дверях.
   — Я. Заходите, — коротко ответил Игорь.
   «Приоделся, — отметил он про себя. — И конечно, приготовился. И все преимущества пока на его стороне. Ну, поглядим».
   Носов не торопясь пересёк комнату и опустился на стул.
   — Закуривайте, Василий Павлович, — предложил Игорь, подвигая к нему сигареты. — Московские. И давайте побеседуем. Кое в чем поможете нам разобраться.
   — Это можно, — солидно произнёс Носов, вытаскивая толстыми пальцами сигарету из придвинутой пачки.
   — Мы тут уже беседовали кое с кем из ваших. Наверно, слышали?
   — А чего ж? Слышал.
   — Ну вот и отлично. О результатах ревизии на заводе вам тоже, конечно, известно. Как считаете: все там верно?
   — Начальству виднее, — усмехнулся Носов. — Ему за это платят.
   — Это точно. Но, я думаю, вы не всегда были согласны с начальством?
   В глазах Носова мелькнула насторожённость.
   — Это почему? — спросил он.
   «Так, забеспокоился», — отметил про себя Игорь.
   — Да вот, к примеру, — продолжал он. — Читал я тут акт ревизии. Там, между прочим, сказано, что Лучинин передал Барановскому комбинату бросовое, утильное оборудование.
   — Не утильное оно было, — возразил Носов. — А самое что ни на есть годное. Скажут тоже…
   — Вот видите? — живо подхватил Игорь. — Лучинин утверждал, что оно утильное, а вы не согласны. Так?
   — Не согласен. Он, может, ещё чего утверждать будет.
   — Он уже ничего больше утверждать не будет, Василий Павлович, — с неподдельной горечью возразил Игорь.
   — Ну да, это я к слову сказал, — хмуро поправился Носов. — Ясное дело, не будет, раз помер.
   «Так, так, пойдём, милый, на спад, — подумал Игорь. — Слишком тревожить тебя пока не следует».
   — А вот насчёт его изобретения, — снова спросил он, — вы слышали? Будто бы заводские чертежи он Барановскому комбинату продал?
   — Это уж мне неизвестно, — с явным облегчением ответил Носов. — Не касается это меня.
   — А что же вас касается из того акта?
   — Вот про то оборудование — это да. Известно. Или вот, допустим, деньги кое-кому платил зря. Это тоже знаю. Ругались люди.
   — Какие же люди?
   Носов задумчиво почесал затылок.
   — Кто их знает. Разве запомнишь?
   — Ну, приятели-то у вас на заводе есть?
   — Какие там приятели, — махнул рукой Носов. — Дерьмовый там народ, я вам прямо скажу.
   «Ишь ты, — подумал Игорь. — Совсем ты у меня, милый, видно успокоился».
   — Ну, не все же, — возразил он. — Вот, допустим, Филатова?
   И снова Носов забеспокоился, даже заёрзал на стуле и, жадно затянувшись, неохотно ответил:
   — Женщина, конечно, видная. Но тоже… — он махнул рукой. — Доверия к ней нету, я скажу.
   — Почему ж так?
   Носов враждебно усмехнулся.
   — Заносится больно. Начальство одно ей подавай. Да повыше. На нашего брата и не смотрит.
   — Это знакомо, — в свою очередь, усмехнулся Игорь.
   «Создадим контактик», — зло подумал он. И Носов сразу уловил этот «контактик» и, не сдержавшись, тем же тоном добавил:
   — Без этого жить никак не может. Не один, так другой.
   «Кого же он имеет в виду? — подумал Игорь. — Ну, один — Лучинин. А другой? Ах ты подлец!»
   — Уж не ваш ли главный инженер? — снова усмехаясь, спросил он.
   — И этот там пасся, — зло ответил Носов. — Говорили люди… — Однако спохватившись, тут же добавил: — Он ещё, я так скажу, ничего. Что почём понимает.
   «А ты, оказывается, дипломат, — подумал Игорь. — С живым начальством отношений портить не хочешь».
   — Ну, это все ладно, — сказал Игорь. — А вот бухгалтерия ваша расчёты ведёт правильно?
   — Охрипнешь с ней ругаться, с бухгалтерией этой. Пока чего докажешь, семь потов сойдёт. Роешься, роешься в этих нарядах, будь они неладны…
   «Роешься?..» — насторожился Игорь и безразличным тоном спросил:
   — Зачем же рыться? Сами находить должны.
   — Они найдут. Пока их носом не ткнёшь, ничего не будет.
   — Та-ак. Ну, спасибо. Это важное обстоятельство. А Булавкина вы знаете? Что это он у вас там учудил?
   Носов, видимо, совсем успокоился и вошёл в роль помощника.
   — Это, я так скажу, парень бедовый. Чего хочешь учудит. Сегодня он, допустим, машину угнал, а завтра и ещё чего похуже надумает.
   — Или вчера.
   — Чего это? — не понял Носов.
   — Или уже учудил чего похуже, говорю.
   — Может, — охотно согласился Носов и деликатно вмял окурок в пепельницу. — Ему любая статья ни почём.
   «Смотри, как он дружка топит», — удивился про себя Игорь.
   — Что ж он такое мог сотворить, как думаете, Василий Павлович? — доверительно спросил Игорь, нажимая на возникший «контактик».
   — Чего? Да мало ли! Парень-то ушлый. Мог, к примеру, и кражонку залепить, и хорошего человека замарать с ног до головы. Он такой у нас, Сергей-то.
   «Вот тебе и раз, — ещё больше удивился Игорь. — На анонимки намекает. С головой решил утопить. Почему бы это?»
   — И водилось это за ним?
   — Говорили люди, — уклончиво и многозначительно ответил Носов. — Но за рукав, я так скажу, никто не поймал. А не пойман не вор, говорят. Вот когда найдёте, помотайте.
   «Я гляжу, ты разошёлся, — подумал Игорь, — и жаргончик соответствующий появился. Пора кончать спад».
   — Его ещё найти надо, — вздохнул он. — А у вас самих как с новым начальством отношения, не жалуетесь?
   — Я-то? — в маленьких глазах Носова опять мелькнула насторожённость. — Да нет. Чего мне жаловаться? Зря людей не пачкаю.
   «Так, так, — говорил себе Игорь. — Ещё нажмём. Ты у меня, милый, побежишь, если у тебя где-нибудь советчик есть».
   — Это верно, — согласился он. — Зря пачкать не следует. Ну, а если не зря?
   — Чего это? — опять не понял Носов, но на этот раз только сделал вид, что не понял, тут Игорь мог поручиться.
   У него были так натянуты нервы, он так напряжённо вслушивался в каждую интонацию Носова, так ловил его реакцию на каждое своё слово, что ошибиться было немыслимо: Носов притворился, что не понял, он хотел выиграть время. Но этого времени сейчас нельзя было ему давать. Первая их встреча подходила к концу, и кончить её надо было так, чтобы Носова встряхнуть, чтобы затряслись у него нервы и чтобы он не выдержал потом, когда уйдёт отсюда.
   И Игорь, резко меняя тон, многозначительно спросил:
   — Вы случайно никаких сигналов не подавали? О беспорядках или о чем ещё похуже, писать не приходилось?
   — Мне-то?.. А чего мне писать?.. — растерянно пробормотал Носов. — Да я… как сказать?.. Может, когда чего… да нет вроде…
   — Ну все, Василий Павлович, — решительно оборвал его Игорь. — На досуге припомните. А теперь я повторю главные мои вопросы, а вы повторите ответы. И запишем. Вы нам помощь оказали. За это спасибо. Не возражаете?
   — Так я чего же… Ваше дело такое…
   Носов ещё не пришёл в себя от последнего удара, хотя благодарность Игоря усыпила главные его опасения. Это тоже было заметно.
   Игорь достал бланки допроса и принялся писать. Вопросы его теперь касались только заводских дел и характеристики Булавкина.
   Закончив, Игорь протянул исписанные листы Носову.
   — Прочтите. Подпишите внизу каждую страницу. А в конце напишите: «С моих слов записано верно и лично мною прочитано» — и тоже подпишитесь.
   — Писать-то зачем? — вдруг грубо возразил Носов. — Подпишусь, и ладно.
   — Порядок такой.
   — Ну, я ничего писать не буду. Как хотите.
   — Это почему же? — удивлённо спросил Игорь. — Я, кажется, верно все записал?
   — Верно-то верно. А писать… почерк у меня такой, что вовек не разберёте.
   — Не беда, — строго сказал Игорь. — Делать надо как положено.
   «Что это с ним?» — недоуменно подумал он.
   — Ну, как знаете.
   И Носов коряво и неразборчиво написал требуемое. Потом он ушёл.
   Как только за ним закрылась дверь, Игорь позвонил дежурному.
   — Мы кончили, — сказал он, понизив голос. — Спускается к вам.
   — Понятно, — быстро ответил дежурный.
   — 
   Утром Виталий вместе с Игорем пришёл в горотдел и сразу взялся за телефон. Пожарово дали довольно быстро.
   — Выезжаю, — сказал Виталий. — Встретимся у бригадира. А у тебя как?.. Ну, понятно.
   И снова перед глазами побежала знакомая серая лента дороги. Вверх, вниз, через жёлто-зеленые поля и тенистые перелески, мимо знакомых пыльных просёлков. Потом длинный подъем, и снова, как в сказке, распахнулось необозримое море лесов до самого горизонта и тихая красавица Бугра.
   Виталий сосал свою трубку, рассеянно глядел по сторонам и думал.
   Что ни говори, а странно, черт побери! Собака привела в деревню. Значит, человек пришёл туда. Чужой? Но в ночь со среды на четверг ни один чужой человек не появлялся в деревне, так в один голос говорят все. Вот и Углов сейчас подтвердил. Значит, это был не чужой, значит, он знал, куда идти, знал тот единственный дом, где его, в изорванной одежде, перепачканного в крови, примут, укроют и никому не скажут о его приходе. Что же это за дом? Углов знает всех в деревне, все здесь знают друг друга. Таких — там только два. Дом Анашина и дом Боровкова — пропойцы и самогонщика. Но Боровков уже месяц лежит в больнице, дом на замке, во дворе злющий некормленый пёс. Значит, Боровков отпадает. Остаётся Анашин. Но Пелагея Федоровна сказала, что никто к ним в ту ночь не приходил. Испугалась? Пожалела мужа? Не похоже. А может быть, это был сам Антон? Тогда в лесу остался Булавкин. Зачем же он брал Антона из города? Попросил довезти? Нет, когда угоняют машину, попутчиков не сажают. Может быть, Антон его узнал, и Булавкин нарочно его посадил, чтобы потом избавиться от свидетеля? Но они проехали через всю деревню, и Антон поднял бы крик, если Булавкин не остановился. Был пьян, уснул? Тогда Булавкин легко справился бы с ним в лесу. Странно, очень странно. И все-таки ниточка тянется к дому Анашина, как ни крути. Может быть, ночью туда пришёл не Антон, не Булавкин, а…
   — Приехали, — сказал водитель. — Вон Пожарово.
   Вдоль шоссе потянулись знакомые дома. Где-то поблизости стрекотал трактор. Возле чайной, как всегДа, стояли машины и подводы. И симпатичная Дуняша, наверное, суетилась там за своей стойкой.
   Виталий простился с водителем и, накинув на плечи пиджак, зашагал в сторону от шоссе, к дому бригадира.
   Углов встретил его радостно и долго тряс руку, словно они не вчера расстались.
   — Ну что ж, пошли, — сказал Виталий. — Навестим Пелагего Федоровну. Сам-то вернулся?
   — В городе ещё, — махнул рукой Углов. — Небось с братцем где-то опохмеляются.
   — Искать его пока не будем. Рано ещё тревожить.
   Они вышли на улицу.
   Впервые за много дней небо было затянуто тучами. Жара спала.
   На крыльце дома Анашина лежали, нахохлившись, куры. На самой верхней ступеньке, заносчиво поглядывая по сторонам, стоял черно-рыжий петух. Увидев подходивших людей, он с достоинством сошёл вниз, куры, отряхиваясь, покорно последовали за ним.
   Углов постучал.
   Дверь открыла Пелагея Федоровна.
   — Снова к вам, — сказал Углов. — Надо ещё потолковать. Уж извините.
   — Милости просим, — устало вздохнув, ответила женщина.
   В избе ничего не изменилось. Только жарко топилась печь и по комнате распространялся запах щей и печёного картофеля.
   — Где сам-то? — спросил Углов.
   — В городе. Где ж ещё ему быть? — сердито ответила Пелагея Федоровна. — Теперь только к вечеру завалится. Сидайте, пожалуйста. Щец не желаете?
   — Благодарствуем, сыты, — ответил Углов.
   Завязался разговор. Пелагея Федоровна хлопотала около плиты и отвечала неохотно. Вообще, вела она себя на этот раз ещё более сдержанно, чем накануне, и явно была встревожена новым визитом.
   — В среду что Антон делал? — спросил Углов. — Не помните?
   — Да, кажись, ходил с Егоркой жерлицы на речку ставить. А потом проверял их. Не помню, ей-богу. Своих дел по горло.
   — Поймали чего?
   — Да, кажись, принесли чегой-то.
   — Что, у Антона своя лодка? — спросил Виталий.
   — Своя, а то чья же?
   Виталий рассеянно поглядывал по сторонам. Нет, решительно ничего тут не изменилось со вчерашнего дня. И никаких следов присутствия хозяина или ещё кого-нибудь не было в комнате. Почему же так переменилась хозяйка?
   Взгляд его остановился на подоконнике. Там по-прежнему были кучей навалены различные крючки, блесна, поплавки, мотки лески, какие-то болты, гайки, обрывки проволоки, спичечные коробки. И где-то в самом углу подоконника валялся пожелтевший от времени окурок папиросы.
   Виталий небрежно протянул руку и вместе с несколькими крючками, как бы случайно, взял и окурок.
   Как он вчера его не заметил! Тот же острый, волчий прикус на мундштуке, и папироса такая же, что и в машине, — «Север». «Чья она?.. Значит, это папироса Антона? Или Егора? Или тот, другой, бывал у них раньше? Носов? Нет. Его видели в тот вечер в клубе. Он отпадает. Кто же ещё? Одно теперь ясно: человек из машины был в доме Анашина.
   Виталий невольно прислушался, о чем говорили в этот момент Углов и Пелагея Федоровна.
   — Спасу нет, — жаловалась та. — Другой раз все с себя пропьёт. И ещё шею накостыляют, морду раскровенят дружки проклятые. Неделю потом отлёживается. У других мужики как мужики. А мой… Господи, и за что мне наказание такое?
   — Надо этих дружков тоже укоротить, — сказал Виталий. — Часто заходят?
   — Только бы зашли, — зло ответила Пелагея Федоровна. — Кочерги не пожалела бы. Мой уж знает. Вот только Ваську и осмеливается приводить. И то с Егоркой…
   Когда вышли из дома Анашина, Виталий негромко сказал:
   — Давай-ка их лодку разыщем.
   — Можно, — с охотой согласился Углов.
   Они миновали огороды, пересекли луг и углубились в небольшой лес, полого спускавшийся к реке.
   — А разыщем мы её? — спросил Виталий,
   — Не бойсь. Там сейчас рыбаков хватает. При такой погоде, знаешь, какой клёв?
   И действительно, не успели они ещё выйти к берегу, как встретили какого-то паренька с удочками на плече. В свободной руке он нёс ведёрко. Парень, видно, направлялся уже домой в деревню.
   — Здорово, Павел, — сказал Углов, — Ну, как рыбка, ловится?
   — Кое-что есть, дядя Ваня, — весело ответил тот, помахав ведром.
   — А где лодка Анашина, не покажешь?
   — Да тут она. Во-он в тех кустах. Проводить? — с готовностью откликнулся парень.
   — Ладно, найдём. Спасибо.
   Действительно, среди густых зарослей ивняка они вскоре обнаружили лодку. Цепь от неё охватывала ствол ближайшей ивы и была замкнута на замок.
   — Гляди-ка, — заметил Углов. — По-хозяйски это у него.
   Виталий положил пиджак на какой-то сук и, оглядевшись, сказал:
   — Надо бы её на берег вытащить.
   — Куда ж вытащить? — возразил Углов. — Кусты кругом.
   — М-да. Придётся так.
   И Виталий ловко вскочил в лодку. Она даже не покачнулась, удерживаемая ветвями и осокой.
   — Ох, и воды же тут! — воскликнул Виталий. — Чем бы её?.. Ага, нашёл!
   Он вытащил из-под скамьи старую консервную банку и принялся с шумом вычерпывать воду.
   Углов снял форменную фуражку, вытер платком лоб и вольготно разлёгся под кустом. Виталий покосился на него и насмешливо спросил:
   — Ваня, тебя сюда кто прислал?
   — Это как? — удивился Углов.
   — Я хочу сказать, что мне наблюдатели ООН не нужны.
   — Ты давай прямо говори, чего делать, — впервые, кажется, обиделся на него Углов. — А наблюдать меня тут прислала Советская власть.