Адамов Аркадий Григорьевич. Круги по воде

   «Ну, Виталий бы сейчас с тобой сцепился, — зло подумал Игорь. — А нельзя, нельзя. Тут надо по-другому».
   — Что ж, логично, — спокойно произнёс он.
   — Не правда ли? Я решил, пусть они сами, в конце концов, уточняют свои отношения. При чем тут я?
   — Вполне логично, — повторил Игорь, и при этом ни один мускул не дрогнул на его лице, только чуть потемнели глаза и тяжёлый подбородок слегка выдвинулся вперёд. — Но вы разрешите, Пётр Андреевич, записать ваше мнение?
   Черкасов беспокойно затеребил бородку.
   — Разве это так необходимо?
   — Да, конечно.
   — Но мне кажется… все это дело прошлое?
   — Не совсем. Ещё лучше, если вы напишете сами. В виде заявления или объяснения.
   — Ни в коем случае, — поспешно возразил Черкасов, рукой как бы отстраняя от себя это предложение. — С какой стати? Вы меня вызвали. Задавали вопросы. Я только отвечал.
   — Ну что ж. Это тоже логично. Тогда запишу я. Не возражаете?
   — Воля ваша, — упавшим голосом произнёс Черкасов и опять схватился за бородку, перебирая её негнущимися пальцами.
   Игорь молча достал из ящика стола лист бумаги, положил его перед собой и неторопливо закурил, громко щёлкнув зажигалкой.
   Черкасов с тревогой следил за его приготовлениями и при щелчке зажигалки чуть заметно вздрогнул.
   — Ну что ж, приступим, — сказал Игорь. — Я вам буду задавать те же самые вопросы. У вас, кстати, паспорт с собой?
   — Да, да, естественно.
   Черкасов дрожащими руками вынул бумажник, но, раскрыв его, не сразу нашёл паспорт. Он даже сдвинул очки на лоб и поднёс бумажник совсем близко к глазам.
   Когда все было закончено, Игорь протянул ему исписанные листы.
   — Прочтите. Если все верно, подпишите вот тут, внизу.
   Черкасов, протерев пальцами стекла очков, словно они запотели, молча кивнул и углубился в чтение.
   Игорь курил, откинувшись на спинку кресла. Смуглое лицо его с приплюснутым носом и тяжёлым подбородком казалось невозмутимым. Он сейчас походил на боксёра, отдыхающего после тяжёлого раунда.
   — С вашего позволения, вот тут хотелось бы исправить, — неожиданно сказал Черкасов, поднимая голову. — Тут, видите ли, написано, — он снова зачем-то протёр стекла очков и прочитал, близко поднеся бумагу к глазам: — «Лучинин оставил кальки у себя для пополнения технического архива завода». Так вот, если нетрудно, вставьте слово «по-видимому». Я ручаться не могу.
   — Но для чего же ещё?
   — Не знаю, не знаю. Могу только предполагать.
   — Пожалуйста.
   Игорь вставил слово и сделал сноску внизу страницы. Потом спросил:
   — Все?
   — Минуточку, минуточку, — торопливо произнёс Черкасов, продолжая читать. — Вот… И тут… Вы записали: «На кальках были наши авторские подписи». Прошу вставить: «Насколько я помню». Дело, знаете, давнее. Мог и запамятовать. Потому очень прошу вас…
   — Что ж, пожалуйста,
   Игорь сделал новое исправление.
   Черкасов принялся читать дальше, держа бумагу около глаз.
   — Вот ещё, — через минуту сказал он. — Я не могу так категорически утверждать, что проекта нашего завода не было.
   — Но вы же видели, что работа шла по эскизам?
   — Эскизы видел, а проекта не видел, — упрямо покачал головой Черкасов. — Чего не видел, того не могу утверждать. Это уж элементарно, как вы понимаете.
   — Та-ак. Значит, напишем, что проекта вы не видели. Это будет уже точно?
   — Пожалуй. Хотя все-таки лучше выразиться так: по правилам проект должен был иметься, но я лично видел только эскизы.
   — Насчёт проекта это ваше предположение?
   — В некотором смысле, конечно.
   — Предположения нам не нужны. Запишем факты: проекта вы не видели, а эскизы видели. Не возражаете?
   — Ну, пожалуй, — неуверенно произнёс Черкасов.
   — Вы в чем-то сомневаетесь?
   — Нет, нет…
   Игорь ещё раз исправил протокол.
   «Это просто счастье, что Виталий с ним не встретился, — подумал он. — Представляю себе, что было бы».
   Когда Черкасов, наконец, подписал последний лист протокола, Игорь как бы между прочим спросил:
   — Кстати, Пётр Андреевич, у вас, кажется, есть дома пишущая машинка?
   — Да, — тревожно ответил Черкасов. — Но я полагаю, это не криминал?
   — Ну что вы, — Игорь заставил себя улыбнуться. — Просто хотелось бы узнать, не давали ли вы её кому-нибудь. Не помните?
   — Нет. Хотя… позвольте, позвольте… — Черкасов провёл рукой по лбу. — Кому-то я её, помнится, давал…
   — Хотелось бы знать.
   — Извольте, — не очень охотно согласился Черкасов. — Постараюсь припомнить. Если удастся, я вам вечерком позвоню.
   На том и договорились.
   Черкасов, церемонно распрощавшись, ушёл. Руки ему Игорь не подал, и Черкасов инстинктивно не протянул свою.
   «Что ж, — подумал Игорь, расхаживая по кабинету, — все-таки мучился я с тобой, кажется, не зря». Главное обвинение против Лучинина выглядело теперь более чем сомнительно.
   Да и сам Черкасов. Он неискренен и завистлив. И наверное, завидовал Лучинину. Правда, он трус. И сам ничего не предпримет. Но подтолкнуть другого… И дать машинку… Кому же он её дал? Интересно, решится он это «вспомнить» или нет.
   …Черкасов позвонил не «вечерком» а ровно через час.
   — Вспомнил, — торжествующе сообщил он, словно это должно было послужить компенсацией за его по ведение в кабинете у Игоря. — Одному человеку давал.
   — Кому же? — едва сдерживая нетерпение, спросил Игорь, локтем придвигая к себе бумагу. «Неужели Носову?» — мелькнуло у него в голове.
   — Это, видите ли, Слава Небогов. В редакции газеты работает. И больше никому. Право слово, никому!
   Последние слова прозвучали, пожалуй, не вполне искренне.
   «Вот тебе и раз, — удивлённо подумал Игорь. — Кто же это такой Слава Небогов?»
 
   Утро застало Виталия за городом, на раскалённом, обдуваемом ветром Свирском шоссе.
   Серая и узкая асфальтовая лента, на которой, словно лишаи, проступали то тут, то там зернистые и неровные круги булыжника, вилась среди бесконечных полей, где волновалось под порывами ветра золотистое море ржи или вдруг изумрудным пушистым ковром расстилались посевы овса и гречихи. Дорога то неутомимо взбиралась вверх, то вдруг долго шла под уклон, на миг ныряя в прохладную тень перелесков и снова окунаясь в душный жар полей.
   Изредка в сторону от шоссе уползали в поле пыльные просёлки.
   Тогда Виталий приказывал остановить машину, выбирался из неё на дорогу вместе со строгим, подтянутым старшиной милиции Иваном Угловым, участковым инспектором всего этого бескрайнего района, знавшего тут не то что каждую деревню, а каждое дерево и выбоину на дороге.
   Углов был чрезвычайно доволен поручением сопровождать «товарища из Москвы», хотя внешне это выражалось лишь в особой на первых порах молчаливости и поистине солдатской чёткости и лаконичности ответов на вопросы Виталия. Сам он вопросы задавать не осмеливался. Впрочем, долго находиться с Виталием в таких отношениях было невозможно. И спустя час или два с загорелого, обветренного лица Углова уже не сходила широкая улыбка, а сам он не сводил восхищённых глаз со своего нового знакомого.
   Очередной раз выбравшись из машины, Виталий деловито обследовал уходящий в сторону просёлок, выискивая следы машин и подвод.
   — Куда ведёт? — спросил он Углова.
   — В Буяновку, товарищ старший лейтенант.
   — Он сюда свернуть не мог, как полагаешь?
   — Так точно.
   — Ну, тронулись тогда. Деревня скоро будет?
   — Так точно. Одиннадцать километров. Пожарово.
   — Ну и район! Буяновка, Пожарово…
   — Не-е, у нас тихо, — засмеялся. Углов.
   — Ну, значит, предки отличились.
   Шоссе все круче и круче поползло вверх. За высоким взгорком уже ничего не было видно, лишь белые и лёгкие, как клочья ваты, облака лениво выплывали из-за него в голубое, пронизанное солнцем марево.
   — Река сейчас будет, — сказал Углов со вздохом. — Бугра.
   Машина взбиралась тяжело, с глухими перебоями, рыча на второй передаче. А когда наконец она очутилась на самом гребне и шоссе стало падать вниз, Виталий даже охнул от восхищения.
   Внизу тихо катилась среди кустов, жёлтых отмелей и серебристых ив неширокая, заросшая местами камышом и лилиями красавица река, нежно переливаясь на солнце бело-синими перламутровыми волнами. На другой её стороне леса уходили до самого горизонта, пенясь и. клубясь, как море, всеми оттенками зеленого цвета: от ярко-изумрудных, весёлых молодых берёз до тёмных, почти чёрных крон елей. А к обрывистому берегу, подступали стройные золотисто-бронзовые сосны, словно передовые шеренги воинов в боевых рыцарских доспехах и зелёных шишках на голове.
   Серая лента дороги торопливо сбегала к реке и, словно умиротворённая, сворачивала вдоль высокого берега, ровно стелясь по зеленому лугу.
   — Ну, братцы, и красота же у вас тут, — зачарованно произнёс Виталий.
   Через некоторое время внизу, у самой реки, неожиданно возникла среди кустов и деревьев небольшая поляна. На ней ярко пылал костёр, возле которого суетились три женщины в коротких штанах и пёстрых кофточках. Над костром висели чёрные, закопчённые котелки. Невдалеке виднелся импровизированный стол — две доски на стянутых проволокой кольях, а по бокам его скамьи из длинных неровных жердей. На краю поляны сквозь зелень кустов просвечивали ярко-жёлтые палатки. А у самой воды стояла высокая самодельная мачта, на верхушке которой полоскался странный чёрный флаг с длинным разрезом посередине. Возле мачты, около вытащенной на берег байдарки, возились двое загорелых мужчин в плавках и два мальчугана, тоже в плавках и белых панамах.
   — Туристы, — деловито сообщил Углов.
   Виталий указал на флаг и засмеялся.
   — А ведь это, братцы, штаны! Ей-богу, чёрные тренировочные штаны! — И неожиданно приказал: — Стой! Первые живые люди на пути. Надо потолковать.
   В это время маленькая рыжеволосая женщина, хлопая, себя ладонью по рту, весело и призывно закричала:
   — А-а-а-а!..
   И Виталий, прислушавшись, заметил:
   — Альпинистский сигнал. Чтобы разбивалось эхо в горах. Ну, пошли.
   Он вылез из машины и стал спускаться к берегу по крутой и узкой тропинке, петлявшей среди деревьев, За ним последовал и Углов.
   Но тропинка неожиданно свернула куда-то в сторону, и Виталий, секунду помедлив, двинулся напрямик сквозь заросли кустов.
   Когда они с Угловым добрались до поляны, туристы уже весело рассаживались вокруг своего самодельного стола, а рыжеволосая кричала замешкавшимся у лодки мальчишкам:
   — Юра! Алик!.. Ну, живо, живо!.. За стол!.. А то никакой ухи не получите!..
   — Ну, щука!.. Щука же!.. — надрываясь, кричал в ответ один из мальчишек. — Умрёт ведь!..
   Но другой уже бежал к столу, держа в вытянутой руке длинную извивающуюся рыбину.
   С противоположной стороны поляны из зарослей вышел лысоватый мужчина в плавках. Весь лоснясь от пота, он гордо тащил за собой стволы валежника.
   Сидевший за столом мужчина, с крупным носом и слегка оттопыренной нижней губой, увидя его, рассудительно произнёс:
   — Вместо того чтобы заготовить дрова ещё утром, всем вместе, ты, конечно, затеяла…
   Упрёк относился к женщине, разливавшей уху.
   Виталий, слегка запыхавшись, остановился за деревом на краю поляны и сказал Углову:
   — Умереть можно от зависти, ты не находишь? Давай все-таки приведём себя в порядок. Что ни говори, а там дамы.
   В это время кто-то из туристов задорно пропел:
   Эх, до чего же слепни-комары
   Нас приласкали у речки Бугры!..
   И сразу несколько голосов весело подхватили:
   Запах дымка, ухи, родника
   В сердце своём сохраним на века!..
   Виталий и Углов вышли на поляну.
   — Смотрите, смотрите! К нам гости! — воскликнула одна из женщин.
   Все обернулись в их сторону.
   — Хлеб да соль, товарищи, — сказал Виталий, подходя к столу. — Извините, что потревожили. Но мы…
   — Что за разговор! Присаживайтесь, — перебил его мужчина, освобождая возле себя место на скамье. — Тут как раз всем хватит места.
   — Садитесь, садитесь, — засуетилась женщина, разливавшая по мискам дымящуюся уху.
   — Нет, нет, мы на одну минуту, — замахал руками Виталий.
   Другой мужчина, высокий, в очках, поднялся и изысканно-вежливо, но решительно заявил:
   — Вы меня простите, но на минуту никак нельзя. Тут, видите ли, эпохальное событие. Вот у этого товарища, — он указал на лысоватого мужчину, который только что приволок дрова, — день рождения. Сейчас как раз самая ответственная минута. Прошу всех наполнить бокалы, — и, обернувшись к одному из мальчишек, добавил: — А ну, Юрик, быстро!
   Тот мгновенно сорвался из-за стола и со всех ног кинулся к одной из палаток. Через секунду он появился снова, таща в руках длинный целлофановый свёрток.
   Мужчина в очках принял у него этот свёрток, утвердил на краю стола и, придерживая его рукой, громко, с выражением продекламировал, обращаясь к сконфуженно улыбающемуся виновнику торжества:
   Пусть время над плешью твоей не колдует
   И пусть не плутует, грозя сединой,
   Тебе, кто во веки друзей не надует,
   Мы дарим от сердца матрац надувной!
   И он торжественно протянул свёрток имениннику.
   Поляна вздрогнула от разноголосого, нестройного «ура!».
   — Товарищи! — провозгласил Виталий. — Разрешите, — он лукаво блеснул глазами, — от имени советской милиции и от нас лично вручить юбиляру наш скромный подарок.
   Он повернулся к смутившемуся Углову, сунул руку в карман его кителя и затем высоко поднял её над головой. Все увидели зажатый в пальцах голубой пластмассовый свисток.
   Виталий тут же оглушительно и переливчато свистнул в него и протянул имениннику.
   — Охрана общественного порядка — священный долг каждого советского гражданина, — с пафосом произнёс он. — Свисток волшебный. По первому его сигналу мы всегда будем рядом с вами.
   И снова над поляной разнеслось весёлое «ура!». Мальчишки умоляли именинника разрешить им свистнуть первыми.
   — Ну все теперь, — иронически заметил тот. — Покой нам только снился.
   Виталий между тем сказал:
   — А мы к вам, дорогие товарищи, за помощью. Вы тут давно обосновались?
   — Только четыре дня, — ответила одна из женщин.
   — Прекрасно. Так вот, — продолжал Виталий. — Два дня назад, часов в одиннадцать или двенадцать вечера мимо вас по шоссе должна была проехать машина, зелёный «газик». Случайно не заметили?
   — Что вы! В одиннадцать мы уже давно спим, — сказала круглолицая приветливая женщина, разливавшая уху. — Тут, знаете…
   — Одну минуточку! — перебил её высокий мужчина в очках, читавший стихи, и обратился через стол к приятелю: — Саша, ты меня прости, но, кажется, именно в тот день у тебя ушла с жерлицы щука? И ты с горя не спал всю ночь.
   — Ушла, — досадливо кивнул головой тот и повернулся к Виталию. — Совершенно верно, машина прошла. Старенький «газик». Левый подфарник не горел. А фары разные. И, по-моему, у неё стучит кардан.
   — Точно! — радостно воскликнул Виталий. — Все точно! Она!
   — С опасной скоростью шла, — добавил мужчина и усмехнулся: — Вот был бы у меня этот свисток…
   — А я тоже!.. Я тоже про «газик» слышал! — азартно заявил старший из мальчиков. — Витька из деревни говорил!
   Виталий насторожился.
   — Какой деревни?
   — А мы с папой вчера на попутке в деревню ездили. За молоком.
   — Пожарово, — сказал Углов. — Семь километров отсюда.
   — И что этот Витька тебе сказал? — снова спросил мальчика Виталий.
   Но тот неожиданно смутился и, опустив голову, пробормотал:
   — Он не велел говорить…
   — Ну, Алик, — обеспокоенно произнёс мужчина в очках. — Ты меня прости, но вопрос важный. Это ведь товарищи из милиции. Мне за тебя стыдно, ты меня прости.
   Мальчик поднял пылающее лицо.
   — Папа, я же дал слово!
   Загорелый именинник спросил у другого мальчика:
   — Юрик, ты тоже дал слово?
   — Не, — безмятежно ответил тот, блестя плутовскими глазами. — У меня его никто не просил.
   — А про «газик» слышал?
   — Конечно. Я все слышу. Чего надо и чего не надо, — он озорно покосился на сидевшую рядом мать.
   — Ну и что за «газик»? — пряча улыбку, продолжал допытываться отец.
   — Ребята из деревни его в лесу нашли. Ну и сговорились пока не рассказывать. Испугались чего-то.
   — А чего?
   — Даже нам не сказали. Скрытничают.
   — Знаю я этих молодцов, — встревоженно сказал Углов. — И Витьку того знаю. Ведеркова Георгия Семёновича сын.
   — Надо ехать, — сказал Виталий, поднимаясь, и стал прощаться.
   За ним тут же поднялся и Углов.
   Мужчины и мальчики гурьбой пошли провожать их до шоссе.
   …Было уже совсем темно, когда смертельно усталый и голодный Виталий, весь перепачканный в земле, в измятых брюках, с зелёными пятнами на коленях от ползанья по траве и порванной где-то рубашке, позвонил из деревенской почты в город, Откаленко.
   Перед этим он долго и нетерпеливо крутил ручку телефона, косясь на висевшие тут же, на бревенчатой, потемневшей от времени стене, старую карту полушарий с оборванными краями и плакат: «Выявляйте колорадского жука!»
   За высоким барьером, около несгораемого шкафа, сидела толстая краснощёкая женщина с любопытными, насторожёнными глазами-щёлочками. Она работала здесь, а сейчас пришла с Виталием и теперь ждала, когда он поговорит, чтобы снова запереть почту. Иногда глазки её становились жалостливыми, когда она смотрела на усталую фигуру Виталия, его перепачканное лицо и сбитый до крови палец, торопливо завязанный носовым платком.
   Наконец Виталия соединили, и он услышал встревоженный голос Игоря.
   — Это я, — тихо сообщил он в трубку. — Ты меня слышишь? Я из Пожарова. Нашёл машину. В лесу. Завтра срочно присылай эксперта и проводника с собакой.
   — Понятно, — ответил Игорь. — У меня тут тоже все начало дымиться. Кое-что нашёл. Приедешь — удивишься.

ГЛАВА VI
ВТОРАЯ ЦЕПОЧКА

   Когда Черкасов ушёл, осторожно прикрыв за собой дверь, Игорь поднялся из-за стола и задумчиво прошёлся из угла в угол по кабинету.
   Раздражение постепенно прошло, но остался какой-то странный осадок недовольства самим собой. Что-то он не так сделал или делает. Да, да, у него сместилась цель, он не в том направлении двигается, в каком следует. Ведь Коршунов поставил задачу совершенно точно: выяснить подлинные обстоятельства гибели Лучинина — самоубийство это или убийство? На этот вопрос не ответит расследование обвинений, выдвинутых против Лучинина. Ложные они или нет, в любом случае они могут толкнуть на самоубийство. Значит, надо заняться лишь событиями того вечера, когда погиб Лучинин? Но, черт возьми, вовсе не все равно, оклеветали Лучинина или он действительно совершил преступление! Игорь почти физически ощущал, как размываются, расползаются факты и улики, выдвинутые против Лучинина. Они ещё не рушатся, но какие-то детали их, какие-то мелкие детали смещаются, меняют окраску… Нет, Игорь не может бросить все это, махнуть на это рукой. Наконец, он просто не может выяснять обстоятельства гибели, пока не выяснит: что за человек погиб, каков он был, этот Лучинин, преступник или жертва?
   Игорь долго ходил из угла в угол по кабинету, куря одну сигарету за другой, изредка подходя к столу, чтобы стряхнуть пепел. Потом взглянул на часы. Ого!..
   Он торопливо собрал со стола бумаги, положил в сейф, затем позвонил дежурному.
   — У вас городской телефонный справочник есть?.. И личные телефоны там тоже?.. Отлично! Сейчас я у вас его заберу.
   И он быстро направился к двери.
   Через минуту Игорь уже звонил в редакцию районной газеты и, выяснив, что Небогов на месте, попросил передать, чтобы тот никуда не уходил. Он, капитан милиции Откаленко, сейчас придёт в редакцию. Ему надо поговорить с Небоговым.
   Только повесив трубку, Игорь вспомнил, что есть и ещё один вопрос, который там надо выяснить: что за статья готовилась против Лучинина?
   Затем, торопливо полистав справочник, он снова взялся за телефон.
   — Можно Валентина Григорьевича?.. Здравствуйте. Говорят из горотдела милиции. Капитан Откаленко. Хотелось бы с вами побеседовать… Когда? Да не откладывая. Скажем, завтра утром… Я понимаю, воскресенье. Но хотя бы дома, предварительно. А документы, если потребуется, посмотрим в понедельник. Не возражаете?.. Ну и отлично. Извините за беспокойство… Да, да, в одиннадцать, Я понял.
   Игорь положил трубку и сделал пометку в записной книжке. «Интересный экземпляр», — усмехнувшись, подумал он.
   Редакция газеты находилась на соседней улице, совсем недалеко от горотдела. «Преимущество маленьких городов, — улыбнулся про себя Игорь, шагая по раскалённому асфальтовому тротуару, в который подошвы влипали, как в глину. — Все под рукой, никаких расходов на транспорт».
   Игорь без труда отыскал двухэтажный особняк с лепными украшениями на фасаде. Массивный балкон поддерживался могучими мужскими торсами. По сторонам широких дверей, к которым от тротуара вели стёртые, сужающиеся ступени, висели разнокалиберные вывески с наименованием учреждений, плотно населявших старый особняк. Среди них Игорь прочёл: «Редакция газеты „Красное знамя“, и помельче: „2-й этаж. Направо“.
   В громадной комнате со стрельчатыми, венецианскими окнами и мраморными выступами фальшивых колонн вдоль стен, когда-то, видимо, служившей гостиной, письменные столы протянулись замысловатыми зигзагами, образуя бесчисленные тупички, выступы и проходы. Разноголосый гул наполнял всю комнату.
   Протискиваясь между столами и непрерывно извиняясь, Игорь наконец отыскал Небогова.
   Это был молодой паренёк в белой, с закатанными рукавами рубашке и подстриженными бобриком волосами. Густая бородка чёрной подковой охватывала его тугие розовые щеки. Он быстро и размашисто писал, грудью навалившись на стол, и чему-то коварно улыбался.
   — Здравствуйте, дорогой товарищ, — весело сказал он Игорю. — Весь в вашем распоряжении на… — он взглянул на часы, — на десять минут. Срочный материал готовлю, в номер идёт. Задание главного. Так что сами понимаете.
   Лучистые, совсем юные глаза его смотрели самоуверенно и насмешливо.
   — Уж как уложимся, — возразил Игорь, улыбнувшись. — У вас тут курить можно?
   — У нас все можно, — заверил Небогов. — Недавно один дрессировщик из цирка заходил, так в кармане кобру принёс. Что было! Все девчата — на столы. А мы не знаем, куда смотреть: на кобру или на их ножки. Но кобра, между прочим, оказалась изящнее. Классный материал потом дали: «У нас в гостях — кобра!» А под это дело — все проблемы цирка. Пулей прошёл. Другой раз авторы свои песни тут исполняют. Прямо под ухом воют. Тоже, знаете, не соскучишься. А вот неделю назад у нас тут взрыв был. Ей-богу, настоящий взрыв. Два стекла высадило, и штукатурка обвалилась вон в том углу. Изобретатель пришёл один…
   Небогов, видимо, совершенно забыл, что сам же выделил для разговора всего десять минут.
   — Слава! — окликнули его с соседнего стола. — У тебя пяти семечек, строк на пятнадцать, нет?
   — Привет! — иронически ответил Небогов и даже помахал рукой. — Я же тебе в среду четыре дал!
   — Ты ещё вспомни, сколько в прошлом году дал! Михаил Кольцов! Он только подвалы пишет!
   — Ладно, ладно! Не сей панику! Подаю только по средам! — Небогов бросил взгляд на улыбающегося Игоря и спохватился: — Ах да! Мы несколько отвлеклись.
   — Лично я не отвлекался, — заметил Игорь.
   — Газета, знаете ли. Так я вас слушаю.
   — Славка! — крикнул кто-то с другого конца комнаты. — Где гранки «Круглого стола»?
   — У Марины! Все у Марины! — завопил Небогов. — Не мешайте беседовать с товарищем! Он из милиции, в конце концов!
   Несколько любопытных голов повернулось в их сторону.
   — Знаете что? — сказал Игорь. — Я не люблю лишней популярности. И кобру я с собой тоже не захватил. Давайте пройдёмся, а?
   — Одну минуту, — поднял руку Небогов. — Сейчас все устроим. Пошли.
   Он вскочил, шепнул что-то сидевшему невдалеке парню и, ловко лавируя между столами, устремился к двери. Игорь еле поспевал за ним.
   Небогов провёл его в дальний конец широкого коридора и открыл низенькую дверь.
   Они оказались в крохотной каморке без окон, со скошенным потолком, с которого свисала на шнуре тусклая лампочка. Кругом стояли ведра, валялись тряпки, мотки электрического шнура, какие-то верёвки, в углу были свалены веники, щётки на длинных палках. Тут же находились две колченогие табуретки.
   — Царство тёти Паши, — объявил Небогов. — Используется для исповедей и тайных свиданий. Присаживайтесь. Уж здесь нас никто не потревожит, будьте спокойны.
   — А если у кого-нибудь ещё назначено тайное свидание? — засмеялся Игорь.
   — Все. Занято. Как в уборной, — ответил Небогов, запирая дверку на длинный, гнутый крючок. — Слушаю вас.
   И уселся верхом на вторую табуретку.
   — Так вот, — начал Игорь. — Первый вопрос. Вы что-нибудь слышали о директоре электродного завода?
   — Ещё бы! Что касается меня, то выражение «слышали» неуместно. Я писал о нем фельетон.
   — Он был опубликован?
   — Нет, не был.
   — Почему?
   — Ну, видите ли. Тут у редакции были некоторые, соображения, — уклончиво ответил Небогов.
   — Хорошо. Мы этим ещё займёмся. А пока вернёмся к началу. На основе чего вы написали фельетон?
   Небогов задумчиво почесал бородку.
   — Это вам обязательно надо знать? — осведомился он. — Видите ли, газетная этика…
   — Сейчас не до этики, — сухо прервал его Игорь. — Погиб человек…