Адлер Элизабет. Богатые наследуют. Книга 1

   – Поппи! – Энджел бросилась к ней через маленькую стайку девушек, теснившихся вокруг нее. – Поппи, ради Бога, где ты была? Мисс Тремэн искала тебя, и мне пришлось сказать, что у тебя разболелась голова, но горничная ввернула, что видела, как ты выскользнула через входную дверь!
   Наступило молчание. Двадцать пар глаз созерцали Поппи в изумлении.
   – Ты правда уходила? – спросила с трепетом Доротея.
   Поппи пожала плечами.
   – Конечно, – сказала она небрежно. – Я не понимаю, как вы можете сидеть здесь взаперти день за днем. Я просто думала, что неплохо бы нанести визит… в одно известное мне место.
   – Но Поппи – куда? – выдохнула Энджел взволнованно.
   Поппи знала, что теперь привлекла их внимание, и она улыбнулась со значением.
   – Я не могу этого сказать, – ответила она. – Но я опять пойду туда скоро. Там гораздо веселее, чем здесь.
   Она устало зевнула.
   – Я смертельно устала, – сказала она, бросив на них взгляд превосходства. – Я должна пойти лечь спать.
   Энджел не могла себе представить, куда могла ходить Поппи. Она была совершенно уверена, что та не знает никого в Сан-Франциско. Оставив остальных девушек обсуждать эскападу Поппи, Энджел пошла за ней по ступенькам.
   Поппи сидела на краешке кровати – руки на коленях и безнадежный взгляд.
   – Я так беспокоилась, – призналась Энджел, обнимая ее. – Почему ты исчезла так? Я так встревожилась, когда мисс Тремэн послала за тобой в спальню, и мне пришлось соврать, что у тебя разболелась голова.
   – Но так оно и было, – Поппи провела рукой по своему наморщенному лбу.
   – Но куда ты ходила? – спросила Энджел нетерпеливо.
   Поппи пожала плечами.
   – Я просто гуляла, – ответила она грустно и тихо. – И больше ничего. Мне все равно, куда идти, лишь бы не сидеть здесь.
   – Как ты можешь так говорить? – воскликнула Энджел, удивленная. – Почему? Здесь так мило и забавно.
   Поппи вздохнула.
   – Конечно, Энджел, – усмехнулась она. – Конечно, здесь забавно… для тебя.
   – Вы знаете, что такое – интимные отношения? – однажды вечером спросила Поппи, когда девушки сидели и болтали, как всегда. – А я знаю.
   – Ты знаешь? – выдохнули они, подавшись к ней. Энджел взглянула на нее неодобрительно. Казалось, с того дня, когда Поппи вернулась с прогулки, она старалась вести себя все более и более вызывающе.
   – Интимные отношения – это то же, что быки делают с коровами, – провозгласила Поппи. – Только здесь это мужчины и женщины.
   Девушки посмотрели на нее ошеломленно – как это только она осмелилась произнести такие слова?
   – Но как? – прошептала Доротея. – Как они это делают, Поппи?
   Она усмехнулась на них.
   – А так, – сказала она. – У мужчины есть такая штука – как у быка, и он засовывает ее внутрь женщины.
   – Внутрь где? – спросила, затаив дыхание, Мередит.
   – Внизу, – ответила Поппи, сверкнув глазами. – Ты понимаешь…
   Она указала пальцем, и их глаза следовали за ее рукой в изумлении.
   – Я знаю, что это – правда, – добавила Поппи. – Я прочла все это в медицинской книге мисс Хендерсон в ее кабинете. Там есть картинки… просто странные картинки. Я имею в виду… на них нарисована эта мужская штука – и вообще все…
   Ладони девушек в ужасе прижались ко ртам, когда они услышали то, что сказала Поппи. Они были в шоке.
   – Я не верю ни одному твоему слову, – усмехнулась Лаура. – Ты просто все выдумала, как всегда.
   – Нет, не выдумала, – отрезала Поппи враждебно. – И, более того, я взяла эту медицинскую книгу наверх. Всякий, кто хочет ее посмотреть, может это сделать.
   – Ох, Поппи, – пробормотала Энджел, потрясенная. – Ты не должна была…
   Но Поппи уже вела взбудораженных девушек наверх.
   – Только по одному, – скомандовала она, когда Доротея, хихикая, пошла за ней в комнату. – Остальные могут подождать у двери.
   Несколькими мгновениями позже Доротея выскочила с пурпурным лицом. Она выглядела подавленной.
   – Ну, как оно там? – прошептали остальные. – Правда есть картинки?
   Доротея просто кивнула, а потом, зажав ладонью рот, бросилась по коридору в свою комнату. Ее стошнило.
   Взволнованно перешептываясь и подшучивая, девушки ждали, пока выйдет следующая…
   – Ну же, ну!.. Ну что там? На что это похоже? – спрашивали они хором, когда она появилась минутой позже. Она засмеялась, ее лицо было розовым от смущения.
   – Бог мой, я и не подозревала, что буду так выглядеть! – сказала она. – А что до мужчин! У-ух!
   Мисс Хендерсон услышала возню, когда шла по холлу, чтобы выпить свою всегдашнюю чашечку горячего какао с изрядной порцией французского бренди – маленький миленький рецептик, который помогал ей уснуть без проблем вот уже добрых двадцать лет. Когда она поднималась вверх по ступенькам, она пригладила свои белые волосы и поправила топазовую брошь, в ярости гадая, что эти девчонки там затеяли. Она остановилась в удивлении, заметив, что они столпились около комнаты Поппи.
   – Что здесь происходит? – прошипела она, заставив их подпрыгнуть.
   – Что-нибудь случилось, – добавила она с ноткой тревоги. Никогда не знаешь, что выкинет эта девица Мэллори…
   – Нет, нет… Нет, мисс Хендерсон… извините, мисс Хендерсон, – залепетали они, разбегаясь по коридору к своим комнатам.
   – Ах, мисс Хендерсон, это вы! – воскликнула в отчаянии Энджел, пытаясь отвлечь ее. – А я как раз хотела спросить вас… Я хотела задать вам несколько вопросов по поводу нашего путешествия во Францию, в которое мы с мамой собрались в будущем году. Позвольте спросить, это удобно – пойти сейчас с вами в ваш кабинет и поговорить об этом?
   Она одарила мисс Хендерсон сногсшибательной, ослепительной улыбкой и двинулась к ступенькам, замирая от ужаса и от всей души надеясь, что та последует за ней.
   – Конечно, нет, дитя мое, – отрезала мисс Хендерсон, вспоминая свою чашку какао, но потом, сообразив, кто такая Энджел, она улыбнулась слащаво. – А почему бы нам не поговорить об этом завтра? Приходите в мой кабинет в три часа, – предложила она. – Тогда и обсудим наши дела.
   Она запнулась в изумлении, когда Мередит Мак Гинн пулей вылетела из комнаты Поппи: ее шокированное лицо было пылающе-багровым.
   Рывком распахнув дверь, директриса двинулась внутрь.
   – Что все это значит? Что здесь происходит? – выпалила она властно. Ее глаза налились кровью от бешенства.
   Когда ее взгляд упал на книгу, раскрытую на известной странице, Поппи не сделала ни малейшей попытки скрыть свой трофей. Она просто вызывающе наблюдала, как мисс Хендерсон захлопнула книгу и сунула ее под мышку.
   – Ты, испорченная девчонка! – взвизгнула мисс Хендерсон, ее адамово яблоко дрожало, когда она искала слова, которыми могла выразить Поппи все, что она о ней думает. – Гнусная, порочная дрянь!.. Маленькая шлюшка!
   – Ты, маленькая замарашка! Ты – позор для всех нас, – выдавила она наконец из себя надменно. – Но с твоим прошлым этого следовало ожидать. Я знала, что мне не следовало принимать тебя сюда. Если бы мистер Констант не был так настойчив, я никогда бы этого не сделала!
   Поппи упорно смотрела в пол, ничего не говоря. Но Энджел заметила, что ее кулачки были крепко сжаты.
   – Тебя уберут из этой школы немедленно, – скривилась мисс Хендерсон, выражая свое презрение. – Я позвоню мистеру Константу прямо сейчас и все ему расскажу.
   – Лаура! – рявкнула она. – Вы будете спать сегодня в комнате рядом с холлом. Никто не должен приближаться к этой… к этой омерзительной девице!
   – Ох, Поппи! – запричитала Энджел в отчаянии. – Посмотри, что ты наделала! Теперь тебя исключили.
   – Вот и хорошо, – ответила мрачно Поппи. – Для того я это и сделала.
   Но выражение ее глаз было подавленным, и Энджел бросилась к ней и обняла ее.
   – Я не позволю им выгнать тебя, – пообещала она. – Нас никто никогда не разлучит, Поппи, никогда. Я обещаю тебе… Я просто не позволю им сделать это.
   Умоляющие глаза Поппи встретились с ее взглядом.
   – Ты так думаешь, Энджел? – прошептала она. – Ты правда думаешь, что нас не разлучат?
   – Конечно, Поппи. Я позвоню папе прямо сейчас, – пообещала она. – Я скажу ему, что это – не твоя вина, эта безмозглая женщина не должна была оставлять такие книжки валяться на столе, где они могут попасться на глаза девушкам. Все будет хорошо, Поппи. Обещаю тебе.
   В полдень на следующий день мисс Хендерсон вынуждена была подкрепиться небольшой порцией бренди, когда размышляла над дилеммой. Ник Констант в недвусмысленных выражениях отчитал ее за то, что она хранила в кабинете подобную книгу, несмотря на то, что она протестовала, говоря, что эта книга – сугубо медицинская.
   – В таком случае, если она медицинская, – сделал он вывод, – в чем же вред? Это просто физиология человека – вот и все, миссис Хендерсон, и каждая женщина знает ее. Я считал, что у вас в заведении все организовано лучше, но теперь я уже начал подумывать о том, чтобы забрать моих обеих девочек. Я уверен, что вы понимаете, какой это вызовет скандал, если я буду вынужден осуществить свое намерение – и по такой причине. И я представляю – другие родители тоже будут не в восторге от этой маленькой истории, которая вызвала такой большой переполох, не правда ли, мисс Хендерсон?
   Медленно потягивая бренди, она поняла, что выбора нет. Ей придется оставить Поппи в школе Поппи поместили в отдельную комнату, и Энджел той же ночью пришла навестить ее. Поппи сидела на кровати, ее буйные рыжие волосы были заплетены в две косички, и Энджел подумала, что она выглядит мятежной и одновременно очень уязвимой в своей браваде.
   – Поппи, теперь тебе придется следить за своим поведением, – сказала она твердо, – потому что в следующий раз мисс Хендерсон уж точно тебя выгонит.
   – Ну и что, – ответила Поппи. – Как ты не понимаешь, Энджел? Я не могу больше выносить эту школу. Я хочу только, чтобы они отослали меня домой, где я счастлива!
   – Счастлива? – повторила Энджел. – А как ты думаешь, какими счастливыми ты сделаешь маму и папу, когда тебя выгонят отсюда? Разве папа уже однажды не защитил тебя? Подумай, какими несчастными ты сделаешь их, Поппи, прежде чем выкинуть что-нибудь нелепое, типа происшедшего.
   – Я никогда не думала об этом в таком свете, – призналась Поппи, с несчастным видом глядя на Энджел. – Я такая тупая и эгоистичная, я думала только о себе.
   – Я помогу тебе, – сказала Энджел, ее возмущение ушло так же быстро, как и пришло. – Мы здесь вместе. Просто старайся и радуйся. Обещаю тебе, что здесь действительно может быть мило, – добавила она с грустной улыбкой.
   Поппи действительно старалась реабилитировать себя в глазах Ника и Розалии. Она стала содержать свою комнату в чистоте и порядке, и одежду тоже. Ее волосы были причесаны, их стерегли сотни заколок и шпилек, так что у них не было никакой возможности растрепаться. Она была внимательна на уроках и вела себя безупречно во время посещений театров и престижных домов Сан-Франциско, чьи двери были открыты для приличных девиц мисс Хендерсон. Здесь они могли изучать коллекции картин, скульптуры и великолепной старинной мебели. Другие девушки восхищались ее стараниями и стали гораздо дружелюбнее по отношению к ней, и она стала опять жить в одной комнате с Энджел. Несмотря на холодное обращение с ней мисс Хендерсон, Поппи стала ощущать, что, наконец, прижилась в Академии, и ей даже начинало нравиться здесь.
   Каждую неделю девушек отправляли украшать цветами помещение Академии, и однажды, в холодный декабрьский день, прозрачный и морозный, в преддверии Рождества, была очередь Поппи – ей нужно было заняться холлом. Она выбрала венки из остролиста и омелы, нежные, с тугими красивыми и белыми ягодами. Древесные стебли были неподатливы, и она принесла нож с кухни, чтобы расщепить их там, где нужно. Это была нелегкая работа, но Поппи хотела, чтобы это было одно из самых нарядных украшений к Рождеству, какое только видела когда-либо Академия. Она была так поглощена своим занятием, что едва услышала, как прозвенел дверной колокольчик, но когда горничная, обычно прислуживающая за столом, поспешила мимо нее к двери, Поппи быстро воткнула ей в прическу веточку омелы.
   – Ох, мисс, что подумают люди, – хихикнула девушка, когда открывала дверь.
   – Омела, э-эх! – сказал знакомый голос из дверей. – Да, да, мы все знаем, что это значит, не так ли, барышня?
   Поппи подпрыгнула на месте, обернулась и увидела Джэба, который запечатлевал поцелуй на губах удивленной горничной.
   – А вот и я, папочкина дочка, – закричал он, со своей обычной беззаботной усмешкой – так, словно ничего и не произошло.
   Поппи почувствовала, что слабеет, когда увидела – он направляется к ней. Он выглядел так же, как она его помнила – и не так. Он выглядел старше, гораздо старше; его глаза были опухшими и лицо избороздили глубокие морщины, а руки, которые он протягивал к ней, слегка, но безостановочно дрожали. Но его глаза были такими же яркими, как ее собственные, и лицо было тем же лицом, какое она видела каждый день в своем зеркале.
   Почти забытая ненависть вспыхнула в ней, когда она отскочила от него, а другие девушки высыпали на ступеньки лестницы и смотрели с любопытством на происходящее. Испуганная горничная побежала за мисс Хендерсон.
   – Я – не «твоя дочка», – закричала Поппи дрогнувшим голосом.
   – Уверен, что это – не так… ты помнишь, не так ли?.. Ты всегда была папочкиной дочкой. И разве я не всегда говорил тебе, что вернусь и заберу тебя? И вот я здесь, моя дорогая, твой старый папочка, наконец, здесь насовсем!
   Энджел бежала по коридору к столпившимся на лестнице девушкам.
   – Что такое? – закричала она. – Что происходит?
   – Это – Джэб Мэллори, – прошипела Лаура радостно. – Он пришел за «своей дочкой»… Мой Бог, какой это наделает шум! Какой выйдет скандал!
   Энджел смотрела широко раскрытыми от ужаса глазами на то, что происходило в холле.
   – Я – не твоя дочка. Пожалуйста, уходи. Я больше никогда не хочу тебя видеть. Никогда! – ее голос дрожал, когда она повторяла это снова и снова.
   – Конечно, увидишь, – ответил Джэб, направляясь к ней. – И не говори мне, что ты – дочка, которая ничего не прощает, как и твоя мамочка; только потому, что мужчина совершил немного ошибок. А как насчет того, чтобы надеть пальто и сходить на ленч, а заодно и заново познакомиться? Могу побиться об заклад, что ты не захочешь остаться здесь, когда твой папочка вернулся, правда? И я догадываюсь, что Константы будут только рады избавиться от тебя, когда я заберу свою дочку. Я снял небольшую квартирку на Сент-Фрэнсис; все будет, как в старые времена – я и папочкина дочка!
   – Я не папочкина дочка! – закричала в исступлении Поппи, когда он протянул к ней руки. – Нет, нет, нет, не-ет!
   – Поппи, о-о-о, Поппи, – Энджел буквально слетела вниз по ступенькам, видя, как Поппи занесла кухонный нож, который был зажат у нее в кулаке, и швырнула его в своего отца.
   – О-о, Поппи, – прошептала опять Энджел, когда Джэб упал на пол к ее ногам и кровь большим темным пятном растеклась на красном восточном ковре.

ГЛАВА 20

    1898, Италия
   Тетушка Мэлоди Абрего была рада, когда Розалия попросила ее опекать своих двух девочек во время их путешествия в Европу. Она выслушала рассказ обо всем случившемся с Поппи, и ее сердце переполнилось жалостью к бедному ребенку, хотя она, конечно, уже не была ребенком; она была молодой женщиной, и очень привлекательной – на свой странный, почти кошачий манер. Конечно, ей было не сравниться с Энджел. Но Энджел была так исключительно красива. Тетушка Мэлоди только надеялась, что эти испорченные французы и пылкие, романтичные итальянцы будут не очень-то увиваться вокруг них.
   Под ее охраной, ее и Грэга, восхищенные девочки отправились на вокзал, с которого начиналось их путешествие в Европу. Поплотнее надев на волосы свою большую соломенную шляпу, тетушка Мэлоди поправила камвольный жакет и надела новые туфли. Ее ноги часто опухали, а теперь, когда ей было шестьдесят, и она была гораздо более полной, чем раньше, ее обувь отравляла ей жизнь, она не могла дождаться, когда же они доберутся до своего купе в поезде и она сможет, наконец, скинуть эти противные туфли. Ей оставалось только надеяться, что девочки не захотят слишком много гулять в Париже и будут прилично себя вести. Она не ожидала особых проблем с Энджел – совсем нет… но Поппи была непредсказуема.
   Розалия сказала тетушке Мэлоди, что то, что сделала Поппи, было непреднамеренным – девочка просто испугалась Джэба, и еще – что шрамы ее детства никогда не зарубцуются, и им надо благодарить Бога, что никто не может назвать несчастную Поппи убийцей (тетушка Мэлоди и подумать не могла о подобном слове), потому что Джэб Мэллори остался в живых. Но хотя его рана и зажила, врачи сказали – печень его так пострадала от алкоголя, что он нуждается в длительном постоянном уходе. Ник взялся оплачивать все связанные с этим расходы и сверх того – определил ему большую сумму денег, которая должна была выплачиваться ему раз в месяц всю оставшуюся жизнь, но на том условии, что он отступится от Поппи и ранчо Санта-Виттория.
   Ник был в отъезде, когда произошел «инцидент», и поэтому Грэг бросился в Сан-Франциско сразу же после звонка перепуганной мисс Хендерсон. Он рассказал потом Нику и Розалии, как девочек заперли в кабинете мисс Хендерсон и запретили кому бы то ни было разговаривать с ними. Их вещи были упакованы, а когда он приехал, чемоданы уже ждали в холле.
   Остальные девушки с любопытством выглядывали из салона, надеясь хоть краешком глаза взглянуть на пресловутую Поппи, прежде чем она исчезнет навсегда.
   Мисс Хендерсон, со зловещим выражением бледного лица, в страхе от того, что может рухнуть то, что она по кирпичику возводила всю жизнь, была вынуждена позвонить одному из самых влиятельных жителей Сан-Франциско, чья дочь находилась в Академии. Он понял сразу же всю серьезность этого щекотливого дела и немедленно поместил Джэба в частную закрытую клинику, а также заверил, что не будет никакого полицейского расследования.
   Мисс Хендерсон побежала открывать дверь кабинета.
   – Ваш брат здесь, Энджел, – сказала она холодно. – Я уже объяснила ему, что не было никакой нужды вам ждать здесь вместе с… с этой девицей, но вы сами настояли.
   – О, Грэг, – прошептала Энджел, повиснув у него на шее. – Это кошмарно, кошмарно… Я так напугана. Только посмотри на нее… Я не могу никак заставить ее заговорить, или просто пошевелиться…
   Поппи свернулась в большом холодном кожаном кресле – ее колени были прижаты к подбородку, лицо спрятано в ладонях.
   – Я приехал забрать тебя домой, Поппи, – сказал Грэг, проводя рукой по ее разметавшимся волосам. – Теперь все будет хорошо, ты увидишь. Пожалуйста, Поппи, посмотри на меня… поговори со мной.
   Чуть отняв от лица ладонь, Поппи взглянула на него одним потухшим голубым глазом.
   – Я никогда не смогу вернуться домой, – прошептала она. – Как же ты не понимаешь, Грэг? Они думают, что я хотела убить своего отца!
   – Благодаря Господу твой жуткий папаша все еще жив! – вставила злобно мисс Хендерсон. – И вовсе не благодаря тебе, порочная девчонка, мы все еще не в тюрьме!
   Энджел гневно обернулась.
   – Успокойтесь, жалкая женщина! – закричала она. – Вы ничего не знаете об этой истории. Это не была вина Поппи.
   – Не ее вина? Что, разве кто-то другой ранил мистера Джэба Мэллори, а? Это вы хотите мне сказать? Боюсь, что улика слишком явная, чтобы поверили вашей лжи.
   – Это – не ложь, – закричала в отчаянии Энджел. – О-о, вы просто ничего не понимаете!
   – Поппи, – сказал Грэг нежно. – Твой отец не умер. Он очень даже жив. Но обещаю тебе – он больше не потревожит тебя. На этот раз мы позаботимся, чтобы этого больше не случилось. Он ушел из твоей жизни – навсегда. – Легко подхватив ее на руки, он добавил: – А теперь я повезу тебя домой. Твоя семья ждет тебя. Ты нужна нам, Поппи, а мы – тебе.
   В темных глазах Грэга было больше, чем симпатия – он уже давно любил ее – с тех самых пор, как узнал. Он просто смотрел и ждал, когда она подрастет. Он надеялся, что, когда ей будет восемнадцать, и она окончит школу, то, возможно, начнет относиться к нему иначе, чем просто как к брату. Он хотел, чтобы она смотрела на него так, как смотрит женщина на мужчину, которого любит и который любит ее.
   Раздались восклицания шокированных девушек, когда Грэг, неся на руках Поппи, спрятавшую лицо на его груди, прошел через холл.
   – До свидания, Энджел, – крикнули некоторые, а наиболее смелые, – до свидания, Поппи! Удачи тебе.
   В следующие несколько месяцев Грэг и Поппи стали неразлучны. Она льнула к нему, словно в нем была вся ее жизнь. Она рассказывала ему все секреты своего полного боли детства – как ее таскали из города в город, из дома в отель – всегда одинокую, как она каждые несколько недель оказывалась в приюте для брошенных детей… Она говорила о ночных кошмарах, в которых Джэб возвращался и пытался забрать ее с собой, и как она испугалась и впала в состояние шока, когда он действительно вошел в дверь. Поппи призналась, что не помнит, как кинула нож в отца; она просто хотела спастись от него – она бы не вынесла его прикосновения… и о том, как она ненавидела саму мысль, что так похожа на него.
   – Ты – раненый человек, Поппи, – нежно разуверял ее Грэг. – Но теперь с этим покончено. Ты его больше никогда не увидишь. И обещаю тебе, что в один прекрасный день я сделаю так, что ты позабудешь все это. Мы будем так счастливы. Будет так, словно этого кошмара никогда не существовало.
   Когда однажды вечером он шел с ней по саду, они встретились с Розалией, и она сказала им о намечаемой поездке в Европу. Внезапно его охватило что-то вроде дурного предчувствия.
   – Тебя не будет шесть месяцев, – сказал он грустно. – И я не хочу, чтобы ты забыла меня. Ты знаешь старую поговорку: с глаз долой – из сердца вон.
   – Как я могу забыть тебя? – спросила Поппи, глядя на него озадаченно. – Клянусь, Энджел и я будем говорить о тебе все время. Мне так хочется, чтобы ты поехал с нами.
   – Но я хочу сказать… я не хочу, чтобы ты полюбила кого-нибудь другого, Поппи, – сказал он. – То, что я хотел бы для тебя – это… чтобы ты полюбила меня.
   Она широко раскрытыми глазами взглянула на знакомое красивое лицо.
   – Но как ты можешь такое говорить? Ты – мой брат!
   – Но ведь я – не твой брат, Поппи, – вскрикнул он, крепко взяв ее за руки. – Разве ты не знаешь? Я – Грэг Констант, а ты – Поппи Мэллори. И я люблю тебя.
   Поппи бросилась к дому; ее рыжие волосы развевались на ветру, она бежала так стремительно, словно не могла терять ни минуты, пока не убежит от него.
   После этого она стала избегать его, держась поближе к Энджел, пока не пришло время отъезда, но Грэг настоял на том, чтобы поехать с ними в Сан-Франциско и проводить их.
   Гигантский локомотив громко пыхтел, и проводники бегали вдоль состава, открывая двери. Энджел поцеловала Грэга, попрощалась с ним, и, вытирая слезы, забралась в вагон. Он улыбнулся, когда, наконец, встретился взглядом с Поппи.
   – Пожалуйста, давай не будем расставаться на полгода не друзьями, – сказал он. – В конце концов, я только сказал, что люблю тебя.
   – Я знаю, – Поппи опустила глаза. – Прости меня, Грэг. Но я никогда не думала… я не понимала…
   – Просто обещай, что будешь думать обо мне, – умолял он. – Не отвергай меня пока, Поппи.
   Когда тетушка Мэлоди позвала ее в вагон, его глаза минуту смотрели в ее; потом, быстро поцеловав его в щеку, она повернулась и вошла в вагон.
   – До свидания, – кричали они, махая руками из окна, когда поезд тронулся и медленно поехал вдоль платформы. – До свидания… Мы напишем тебе письмо…
   – Грэг, – кричала Поппи сквозь шум отходящего поезда. – Грэг… Я обещаю…
   Париж был именно таким, каким Поппи всегда мечтала его увидеть. Майское небо было чистым и безоблачно-голубым, каштаны на Гранд-бульварах были в цвету, и весеннее солнце весело освещало столики, сгрудившиеся у окон кафе и ожидающие, когда сюда заглянут парижане. Взволнованно выглядывая из-за спины гида, они рассматривали сокровища Лувра, глядя восхищенно на Монну Лизу и крылатую Нику.
   – Делайте пометки, девочки, – скомандовала тетушка Мэлоди, садясь на мраморную скамью. – Ваш папа наверняка захочет узнать, что вы здесь видели и чему научились.
   Они сидели во вдохновенно-трепетном кафе собора Нотр-Дам и слушали скорбный гимн, который пели ангелоподобные мальчики; они останавливались в восхищении около магазинов, продававших темный ароматный шоколад, пирожные с кремом и странные острые сыры. Они покупали безделушки в хороших магазинах и тревожились за свой выбор в шикарном шляпном магазине на рю де ла Пэ. Они даже привыкли выпивать по рюмочке вина за обедом под зорким оком тетушки Мэлоди, хотя сама она выпивала по три и даже – по четыре. Потом неизменно она жаловалась на то, что совершенно засыпает и что им тоже пора спать, как раз тогда, когда Париж только просыпался!
   Каждый день они все гуляли и гуляли, пока тетушка Мэлоди не взмолилась о пощаде, и даже Энджел призналась, что устала, но Поппи все было мало. Казалось, город лучился удовольствиями, мерцал, как мираж, и Поппи хотела видеть это, дышать этим… почувствовать, что он реален прежде, чем он исчезнет или ей придется покинуть его.