Страница:
Орландо взял у нее папку и стал внимательно рассматривать каждый рисунок. Это были пейзажи, исполненные в мягкой, немного мистической манере, но в каждом из них Ария сумела передать самую сущность местечка, в котором находилась. Не было никакого сомнения, что это было талантливо.
– Очень хорошо, – сказал ей Орландо. – Но мне кажется, я вижу, в чем я должен вам помочь. Это вопрос композиции, здесь и вот здесь.
Наклонившись к ней ближе, он указал на то, что имел в виду.
– Если бы здесь был фокус, то все остальное исходило бы отсюда. Это просто определенное видение – вот и все.
– Конечно, – воскликнула Ария. – Теперь я понимаю. Это кажется таким очевидным. Не могу поверить, что я была так тупа, что не увидела все так, как надо.
– В этом нет никакой проблемы, – пожал плечами Орландо. – Мы начнем прямо завтра с утра, и скоро вы разовьете свой глаз. И тогда мы поговорим о том, как использовать перо и краски, чтобы достигнуть нужного эффекта. Но немного позже.
– А это трудно, – быть профессиональным художником? – спросила Ария, складывая рисунки и наброски обратно в папку. – Это как раз то, о чем я мечтаю.
Орландо взглянул на нее; он никогда еще не встречал девушки, которая смотрела бы на него так доверчиво и мило, такими глазами, которые могли бы буквально растопить сердце, и он почувствовал себя как чужестранец в незнакомой стране. Она была за тридевять земель от его знакомых – уверенных роскошных женщин, которые жили сплетнями, диетой и шампанским.
– Да, это нелегко, – согласился он. – И я вынужден теперь это признать. Конечно, достаточно просто наделать живеньких картинок – таких, которые нравятся покупателям, они вешают их на стенку как часть интерьера. Безусловно, никто еще не заработал на этом состояния, но это дает возможность перебиться. Но в этом легко увязнуть. И вот я решил, что если я действительно хочу рисовать так, как я чувствую, то я должен начать это прямо сейчас, даже если это означает погибать в мансарде! И вот именно в этот момент мне и встретился Карральдо. Думаю, он рассказал вам, что мы познакомились в галерее Мейз в Лондоне. Там была моя выставка, и он купил мой вид Портофино. Мы разговорились, и я рассказал ему о своих мыслях и намерениях – он предложил мне эту работу как возможность помочь мне.
Орландо засмеялся.
– Два месяца в Венеции, обучая красивую девушку! Как я мог отказаться! О, простите меня, – сказал он быстро. – Я не должен так говорить, ведь я знаю, что вы помолвлены с Карральдо.
– Я не помолвлена с Энтони Карральдо, – спокойно ответила Ария. – Но я сказала, что выйду за него замуж. Но теперь я не уверена в этом.
– Но почему, – спросил он серьезно. – Почему вы даже допускаете то, что выйдете за него замуж? Почему вы об этом думаете? Совершенно очевидно, что вы не влюблены в него. Такая милая девушка, как вы, может выйти замуж за любого, кто ей понравится… абсолютно за любого.
– Моя мать так не думает, – сказала она, покраснев. – Она сказала, что никто не захочет жениться на бедной девушке, даже с именем Ринарди. Видите ли, у нас совсем нет денег. У нас есть палаццо и вилла, но все это нельзя трогать, согласно завещанию. Моя мать… моя мать очень специфическая женщина; по ее словам, она много работала, чтобы вырастить меня и… Она… думаю, что она устроила этот брак.
Орландо обескураженно посмотрел на нее.
– Я не знал, что подобные вещи все еще происходят в наше время. Но, наверно, вам не следовало соглашаться?
– Моя мать больна. Я – все, что у нее есть. Я должна заботиться о ней. Карральдо был старым другом моего отца.
Орландо присвистнул с сомнением. Откинувшись на стуле, он сказал:
– Итак, Ария, когда же этот знаменательный день?
– Я не знаю, – проговорила она тихо, неотрывно глядя в свою чашку чая. – Я надеюсь, что, возможно, мне не придется выходить за него замуж.
– Но почему? – он наклонился вперед, очарованный изгибом ее бровей и тенью от длинных пушистых ресниц, падающей на нежные щеки. Ее темные взъерошенные волосы отливали каштановыми бликами в свете ламп с красными абажурами, и голубые глаза, казалось, стали еще больше от мелькнувшей в них надежды, когда она взглянула на Орландо.
– Может, вы видели объявление в газетах – о розыске наследников Поппи Мэллори? – спросила она. Она улыбнулась, когда Орландо кивнул. – Кажется, абсолютно все читали. Так вот, мама думает, что я – наследница состояния Мэллори. Она говорит, что моя бабушка была дочерью Поппи. Если я получу эти деньги, я отдам их своей матери, и тогда я стану свободной.
– Свободной от Карральдо, вы хотите сказать? – спросил Орландо осторожно.
Она покачала головой.
– Это будет жестоко – поступить так. Иногда Карральдо… ах, я не знаю, я просто не понимаю его. Иногда я его боюсь.
Орландо обошел стол и взял ее за руку.
– Не волнуйтесь, – сказал он, словно защищая ее. – Вам нечего бояться.
Она улыбнулась ему благодарно. Ее руке было так спокойно в его руке; с ним она чувствовала себя в безопасности. Он был словно рыцарь в сияющих доспехах – красивый белокурый рыцарь, который пришел, чтобы спасти ее.
– Так мы начнем наши занятия завтра? – спросил он, успокаивающе пожимая ее руку.
Ария кивнула, улыбаясь.
– Жду этого с нетерпением, – ответила она просто.
ГЛАВА 22
– Очень хорошо, – сказал ей Орландо. – Но мне кажется, я вижу, в чем я должен вам помочь. Это вопрос композиции, здесь и вот здесь.
Наклонившись к ней ближе, он указал на то, что имел в виду.
– Если бы здесь был фокус, то все остальное исходило бы отсюда. Это просто определенное видение – вот и все.
– Конечно, – воскликнула Ария. – Теперь я понимаю. Это кажется таким очевидным. Не могу поверить, что я была так тупа, что не увидела все так, как надо.
– В этом нет никакой проблемы, – пожал плечами Орландо. – Мы начнем прямо завтра с утра, и скоро вы разовьете свой глаз. И тогда мы поговорим о том, как использовать перо и краски, чтобы достигнуть нужного эффекта. Но немного позже.
– А это трудно, – быть профессиональным художником? – спросила Ария, складывая рисунки и наброски обратно в папку. – Это как раз то, о чем я мечтаю.
Орландо взглянул на нее; он никогда еще не встречал девушки, которая смотрела бы на него так доверчиво и мило, такими глазами, которые могли бы буквально растопить сердце, и он почувствовал себя как чужестранец в незнакомой стране. Она была за тридевять земель от его знакомых – уверенных роскошных женщин, которые жили сплетнями, диетой и шампанским.
– Да, это нелегко, – согласился он. – И я вынужден теперь это признать. Конечно, достаточно просто наделать живеньких картинок – таких, которые нравятся покупателям, они вешают их на стенку как часть интерьера. Безусловно, никто еще не заработал на этом состояния, но это дает возможность перебиться. Но в этом легко увязнуть. И вот я решил, что если я действительно хочу рисовать так, как я чувствую, то я должен начать это прямо сейчас, даже если это означает погибать в мансарде! И вот именно в этот момент мне и встретился Карральдо. Думаю, он рассказал вам, что мы познакомились в галерее Мейз в Лондоне. Там была моя выставка, и он купил мой вид Портофино. Мы разговорились, и я рассказал ему о своих мыслях и намерениях – он предложил мне эту работу как возможность помочь мне.
Орландо засмеялся.
– Два месяца в Венеции, обучая красивую девушку! Как я мог отказаться! О, простите меня, – сказал он быстро. – Я не должен так говорить, ведь я знаю, что вы помолвлены с Карральдо.
– Я не помолвлена с Энтони Карральдо, – спокойно ответила Ария. – Но я сказала, что выйду за него замуж. Но теперь я не уверена в этом.
– Но почему, – спросил он серьезно. – Почему вы даже допускаете то, что выйдете за него замуж? Почему вы об этом думаете? Совершенно очевидно, что вы не влюблены в него. Такая милая девушка, как вы, может выйти замуж за любого, кто ей понравится… абсолютно за любого.
– Моя мать так не думает, – сказала она, покраснев. – Она сказала, что никто не захочет жениться на бедной девушке, даже с именем Ринарди. Видите ли, у нас совсем нет денег. У нас есть палаццо и вилла, но все это нельзя трогать, согласно завещанию. Моя мать… моя мать очень специфическая женщина; по ее словам, она много работала, чтобы вырастить меня и… Она… думаю, что она устроила этот брак.
Орландо обескураженно посмотрел на нее.
– Я не знал, что подобные вещи все еще происходят в наше время. Но, наверно, вам не следовало соглашаться?
– Моя мать больна. Я – все, что у нее есть. Я должна заботиться о ней. Карральдо был старым другом моего отца.
Орландо присвистнул с сомнением. Откинувшись на стуле, он сказал:
– Итак, Ария, когда же этот знаменательный день?
– Я не знаю, – проговорила она тихо, неотрывно глядя в свою чашку чая. – Я надеюсь, что, возможно, мне не придется выходить за него замуж.
– Но почему? – он наклонился вперед, очарованный изгибом ее бровей и тенью от длинных пушистых ресниц, падающей на нежные щеки. Ее темные взъерошенные волосы отливали каштановыми бликами в свете ламп с красными абажурами, и голубые глаза, казалось, стали еще больше от мелькнувшей в них надежды, когда она взглянула на Орландо.
– Может, вы видели объявление в газетах – о розыске наследников Поппи Мэллори? – спросила она. Она улыбнулась, когда Орландо кивнул. – Кажется, абсолютно все читали. Так вот, мама думает, что я – наследница состояния Мэллори. Она говорит, что моя бабушка была дочерью Поппи. Если я получу эти деньги, я отдам их своей матери, и тогда я стану свободной.
– Свободной от Карральдо, вы хотите сказать? – спросил Орландо осторожно.
Она покачала головой.
– Это будет жестоко – поступить так. Иногда Карральдо… ах, я не знаю, я просто не понимаю его. Иногда я его боюсь.
Орландо обошел стол и взял ее за руку.
– Не волнуйтесь, – сказал он, словно защищая ее. – Вам нечего бояться.
Она улыбнулась ему благодарно. Ее руке было так спокойно в его руке; с ним она чувствовала себя в безопасности. Он был словно рыцарь в сияющих доспехах – красивый белокурый рыцарь, который пришел, чтобы спасти ее.
– Так мы начнем наши занятия завтра? – спросил он, успокаивающе пожимая ее руку.
Ария кивнула, улыбаясь.
– Жду этого с нетерпением, – ответила она просто.
ГЛАВА 22
Аргументы Орландо были интересными, думал Майк Престон, бредя под холодным мелким дождем по лондонской Корк-стрит к галерее Мейз. Подобно Пьерлуиджи и Клаудии, он заявлял, что ребенок Поппи был мальчиком, а не девочкой. Но, насколько Майк мог судить, история об Александре Галли была основана на психологических соображениях. Орландо же, похоже, строил свои доводы исключительно на догадках.
Он рассматривал картины, выставленные в окнах, прежде чем войти; они были прелестными и декоративными, но в них было нечто, что он почувствовал – это не настоящее искусство. В галерее было тепло, она была ярко освещена, и Майк с облегчением зашел внутрь, оставив позади себя сырой серый полдень. Небольшого роста, пухленький человек встретил его изучающим взглядом – очевидно, он прикидывал, был ли Майк потенциальным покупателем или же просто очередным зевакой. Майк улыбнулся.
– Добрый день, – начал он, – случайно, здесь нет мистера Мейза?
– Это я, – сказал человек, двинувшись к Майку. – Питер Мейз. Что я могу для вас сделать?
– Майк Престон, – представился он, протягивая руку. – Я ищу Орландо Мессенджера.
– А где Орландо был до того? – спросил Мейз. Майк засмеялся.
– Ну, где-нибудь он наверно да был.
– Ах, с Орландо никогда не знаешь, что к чему. Он – повсюду. Он очень падок до женщин… думаю, вы, наверно, взбешенный муж, алкающий мести.
Он рассмеялся.
– Конечно, я пошутил. Орландо – отличный парень и прекрасный художник.
– Хороший – возможно, мистер Мейз, – согласился Майк. – Но – не великий.
– Знаете, вы делаете свои выводы на основании того, что видите здесь. Но я хотел сказать то, что сказал; Орландо – прекрасный художник и может стать великим, если только даст себе шанс. Верьте мне, если он только когда-нибудь сделает это, то эти миленькие маленькие пустячки будут стоить целое состояние как образчики «раннего Орландо Мессенджера». Вы должны купить себе что-нибудь, мистер Престон, пока цена еще приемлемая, потому что теперь Энтони Карральдо взял Орландо под свое крылышко, и мы можем ожидать от него шедевров.
– Карральдо? Знаменитый коллекционер и торговец произведениями искусства?
– Он был здесь пару недель назад на открытии выставки Орландо. Он купил его картину и потом предложил ему работу в Венеции – преподавать живопись его невесте; по-моему, она работает акварелью. Но на самом деле, это конечно, способ вытащить Орландо из этой бессмысленной суматохи, в которой он увяз, и позволить ему заработать какую-то сумму денег. К тому же у него будет еще и достаточно времени, чтобы рисовать «так, как он действительно этого хочет» – цитирую его самого. Конечно, Орландо был доволен. Он зашел сюда, взял деньги за уже проданные картины и уехал. Надеюсь, что когда он вернется, мы все увидим перемену в его работах, – он хитро посмотрел на Майка.
– А теперь, когда я все это вам поведал, – сказал он, – может, вы скажете, зачем вам нужно встретиться с ним?
– О, я бродил по Лондону; один наш общий друг предложил мне увидеться с ним, – ответил Майк быстро. – Боюсь, что мне удастся сделать это только в другой раз. Всего одна вещь, мистер Мейз – что вы имели в виду, говоря, что он увяз в бессмысленной суматохе? Что это? Наркотики, алкоголь?
– Что вы, избави Бог! Его проблемы вертятся вокруг того, что он любит хорошо пожить, но у него нет на это денег.
Мейз пожал плечами.
– Он – молод и очень хорош собой… женщины его любят… можете представить себе все остальное. Но мне кажется, что Орландо все это осточертело, потому что ему «приходится рисовать, чтобы заработать себе на ужин» и, поверьте мне, многие из этих богатых дамочек по всему миру – настоящие суки. Они знают, как манипулировать с помощью власти, которую дают деньги, такими, как Орландо, и они забавляются мелкими унижениями, коими приправляют те незначительные подачки, которые они ему бросают. Не кажется ли вам, что это слишком жестокая цена, мистер Престон, и, похоже, Орландо уже сыт всем этим по горло. С него хватит.
– Деньги и власть, – усмехнулся Майк. – Они всегда правили миром.
– Да, конечно, но у меня возникало такое ощущение, что Орландо думает: пришло время, когда он должен стать королем. Но хватит об этом. Ну что, мистер Престон, заинтересовал ли я вас настолько, что вы захотели купить хотя бы одну его работу?
– Мне бы хотелось ответить – да, – сказал Майк, улыбаясь. – Но они не в моем вкусе. Но, как бы то ни было, спасибо, что потратили свое время на беседу со мной.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал Питер Мейз, закрывая за посетителем дверь.
Когда Майк прилетел в Женеву, он первым делом отправился к Иоханнесу Либеру. Адвокат оказался маленьким, пухлым человечком, как и Питер Мейз, но, несмотря на это, у него были внушительные манеры. Ему было где-то около шестидесяти, лицо было морщинистым, а глаза, изучавшие Майка поверх письменного стола, казалось, привыкли отыскивать изъян в человеческом характере.
Его въедливое выражение лица внезапно растворилось в улыбке, и Майк с облегчением улыбнулся ему в ответ. Пробыв здесь всего минуту, он уже успел почувствовать, словно он – на скамье подсудимых и ждет приговора, но теперь Либер выглядел как любвеобильный дядюшка.
– Вы делаете успехи, – сказал он Майку. – По крайней мере, мы теперь знаем, кто такая Поппи Мэллори, даже если и неясно, как она сколотила такое состояние.
Он сделал паузу.
– Вы говорите – летите сегодня вечером в Венецию? Майк кивнул.
– Вообще-то я собирался сначала в Париж – побеседовать с Клаудией Галли, но когда я позвонил ей, все, чего я достиг – это прослушал сообщение на автоответчике о том, что ее нет в городе и вернется она только через неделю. Вот я и решил отправиться прямо в Венецию.
– Да, интересное дело, я имею в виду Галли, – задумчиво произнес Либер. – Не правда ли, странно, мистер Престон – так много интриг в одной семье?
Майк пожал плечами.
– Судя по моему опыту, это не так уж и странно. Единственное, что подвигает семейство на двуличие и различные махинации – это большое количество его членов. Я имею в виду… когда приходят в противоречие их интересы. Не надо забывать, что множество убийств случаются именно в семейном кругу.
Либер усмехнулся.
– Что ж, по крайней мере, Поппи не убила своего отца – хотя, Бог видит, он заслуживал этого.
– Я предпочитаю думать, что она швырнула нож под влиянием паники, – сказал Майк задумчиво. – Из того, что я узнал, я понял – Поппи не из тех женщин, которые могут намеренно убить.
– Ах, тогда из каких же она женщин? – вставил Либер. – Это-то и есть загадка, которую вам все еще предстоит разрешить, мистер Престон.
В самолете, летевшем в Венецию, Майк вспомнил его слова и подумал, что Либер – прав. Он по-прежнему не знал настоящую Поппи Мэллори. Поппи – женщину.
До Рождества оставалась неделя, и Майк решил, что если он собирается провести это праздничное время один в Венеции, то лучше всего это сделать в тиши и уюте отеля Киприани. Катер, принадлежащий отелю, ждал пассажиров, прилетевших его рейсом, и вскоре он уже мчался по лагуне к острову Джудекка. Когда Майк сошел на берег, он оглянулся, чтобы полюбоваться открывавшимся через лагуну завораживающе-призрачным видом – Дворец Дожей и Пьяцетта выглядели в ярком полуденном солнечном свете как театральная декорация, на фоне которой сейчас развернется действие какой-нибудь пьесы из времен средневековья.
Киприани встретил его ненарочитой роскошью, и за по-сибаритски поздним ленчем из крабов и таящих во рту тарталеток, наполненных муссом из цыпленка, Майк думал об Арии Ринарди и Орландо Мессенджере. Двое из возможных наследников Поппи Мэллори, сведенные вместе судьбой в лице Энтони Карральдо – одного из наиболее загадочных людей нашего столетия.
Одно обстоятельство объединяло всех претендентов – они нуждались в деньгах. Орландо до смерти устал от необходимости угождать своим богатым любовницам, но все же не хотел отказаться от дорогостоящего образа жизни. Похоже, он был не из тех, кто готов «пострадать за искусство». И хотя Майк никогда не видел Арию Ринарди, почему-то он был уверен, что она хочет откупиться от необходимости выйти замуж за Карральдо, отдав деньги Поппи своей матери, и получить свободу. Лорен Хантер нуждалась в деньгах, чтобы жить с Марией хотя бы более-менее сносной жизнью, и, может быть, поступить в Стэнфорд. Пьерлуиджи Галли требовались деньги, чтобы спасти свою идущую ко дну империю. В то время как Клаудиа, если верить Либеру, «нуждалась» в них по той причине, по которой ей всегда были необходимы деньги – чтобы развлекаться.
Единственный вопрос, который, казалось, не интересовал никого – это откуда Поппи взяла эти деньги. Если история о том, что у нее был ребенок и она была отвергнута своей семьей, была правдой, то что же она делала одна в Европе?
Вернувшись в свою комнату, он позвонил Франческо Ринарди.
– Pronto? – ответил отчетливый, безличный голос.
– Баронесса Ринарди? – спросил он.
– Si. С кем я говорю?
– Мое имя – Майк Престон. Иоханнес Либер попросил меня позвонить вам.
– Либер? – спросила она с резкой ноткой в голосе. – Что вам нужно от меня, мистер Престон?
– Мистер Либер хочет, чтобы я обсудил ситуацию с вами – это касается наследства Поппи Мэллори, – ответил он живо. – Собственно, определенно пока что ничего не известно, но мы внимательно изучаем доводы каждой стороны.
– Будьте здесь сегодня в пять, – скомандовала она, внезапно повесив трубку.
Майк отправился в палаццо Ринарди пешком. Он приближался к нему со стороны Кампо Морозини, а не Гранд Канала, но все равно дворец был великолепен, даже несмотря на обшарпанную, облупившуюся розовую штукатурку. Строгого вида женщина в черном платье с накрахмаленным белым передником открыла дверь, приветствуя его наклоном головы.
– Сюда, синьор, – сказала она, ведя его через вестибюль в холл, ворча на ходу по поводу своего артрита.
– Вверх по ступенькам, – указала она рукой. – Большие двойные двери – увидите, когда подниметесь. Баронесса ждет вас, но вы спасете мои ноги, если доложите о себе сами.
– Нет необходимости подниматься, Фьяметта, – окликнула ее серебристым голосом Франческа с верхней ступеньки. Она ослепительно улыбалась Майку. – Пожалуйста, проходите, мистер Престон, Фьяметта принесет нам чай – хорошо, Фьяметта?
Старая женщина ушла прихрамывающей походкой, ворча про себя и Франческа вздохнула, пока Майк поднимался по красивым мраморным ступенькам. На ней было зеленое шерстяное платье, с кашмирской шалью, небрежно падавшей с плеч; на ее холодном, симметрично-красивом лице – безупречный макияж, не слишком большой, когда это становится заметно, но вполне достаточный, чтобы подчеркнуть ее красивые зеленые глаза и рот. Майк подумал, что она выглядит как очень дорогая женщина.
– Бедная Фьяметта, – сказала Франческа. – Боюсь, она становится слишком старой для своей работы. Но, видите ли, она с нашей семьей уже больше, чем полвека, а когда слуга у вас так долго, его нельзя просто взять и уволить. У нее нет другой жизни – только с Ринарди.
Она протянула руку.
– Я – Франческа Ринарди. Боюсь, я не очень представляю, зачем вы здесь, мистер Престон, но добро пожаловать в палаццо Ринарди.
– У вас очень красивый дом, баронесса, – улыбнулся Майк, окидывая взглядом обветшавшую, но с элегантными пропорциями, комнату. Он заметил расписные потолки и портреты на стенах, потертые шелковые занавеси и бесценные безделушки, стоящие на столах.
– Наследие, подобное этому, может быть тяжким бременем, – вздохнула она. – Как вы уже, наверное, заметили, нужно целое состояние, чтобы вернуть палаццо его прежнее великолепие. Боюсь, что у Ринарди не хватает на это сил – у нас уже нет таких денег. Итак, вы видите, – добавила она, обезоруживающе улыбаясь, – на какое благое дело пошли бы капиталы Поппи.
Майк сел на желтый парчовый диван напротив нее.
– Я полагаю, что если доводы окажутся соответствующими действительности, то Ария – единственный человек, который может решать судьбу этих денег.
– Ария – еще ребенок! – отрезала Франческа, ее улыбка слиняла. – Я – ее официальный опекун. И вполне естественно, что она захочет реставрировать палаццо, где жили ее предки целых четыре века.
– А если нет? – упорствовал Майк. Она раздраженно пожала плечами.
– Ария всегда делает то, что я считаю нужным, по крайней мере в итоге.
В дверях появилась Фьяметта с подносом в руках, и Майк встал, чтобы помочь ей.
– Спасибо, синьор, – сказала она, взглянув на него своими живыми глазами.
– Не было нужды помогать ей, – произнесла Франческа холодно. – Фьяметта может превосходно сама справиться с подносом с чаем. Конечно, когда у нас будут деньги Поппи, ее жизнь станет намного легче. Мы опять сможем позволить себе нанять достаточное количество слуг Фьяметта была нянькой моего мужа; она знала мать Паоло – Марию-Кристину. Безусловно, она – старая женщина, и ее память стала немного слабеть, но, возможно, вы захотите побеседовать с ней попозже.
– Думаю, что это тоже поможет делу, – согласился Майк. – Скажите мне, баронесса, есть ли у вас какие-либо другие доводы, на которых вы основываете свои претензии? Подкрепленные доказательствами? Пока все, что у нас есть – это ваше заявление, что Мария-Кристина была дочерью Поппи, но вы не сказали ничего убедительного по поводу того, почему вы верите в это – только то, что другая женщина, Елена, никогда не была замужем.
– Как женщина, Мария-Кристина была нелюдимой, дикой, – усмехнулась Франческа, разливая чай, – как ее мать Поппи. Все делала не так, как надо, вышла не за того, за кого надо, принимала ошибочные решения. Мне неприятно так отзываться о бабке моего ребенка, но должна сказать, что она была не лучше, чем должна была быть. Елена же никогда никуда не выходила. Энджел, ее мать, все время держала ее при себе, она молилась на нее. Нет никакого сомнения, что Елена была любимицей, и теперь вы поймете, почему. Да потому, что Мария-Кристина совсем не была дочерью Энджел – та просто хотела помочь своей старинной подруге Поппи Мэллори. А что до претензий семейства Александра, то это несусветная чушь! Поппи было незачем оставлять деньги «своему сыну», потому что никакого сына и не было.
– Но ведь у вас нет письменных доказательств? – настаивал Майк. – Нет документов?
Франческа опять вздохнула.
– Мистер Престон, – сказала она наконец. – Все, что у нас есть – это попугай! Пойдемте со мной – я вам его покажу.
Он последовал за ней этажом выше в просторную комнату. Два мольберта стояли у окна, большой стол был завален необходимыми художнику вещами. На массивной золотой жердочке на длинной ножке сидел большой зеленый попугай.
– Это – Лючи, – жестом показала Франческа. – Его хозяйкой была Поппи Мэллори. Когда она умерла, на вилле д'Оро объявился некий местный адвокат. Он-то и отдал попугая Елене и Марии-Кристине. Со временем птица перешла к моему мужу, Паоло, а затем – к Арии.
– Но этот насест, – воскликнул Майк, – и клетка – это же произведения искусства!
– Настоящее золото, мистер Престон, и эти камни – тоже настоящие. В этих кольцах, что на лапках Лючи – изумруды и бриллианты! Эти набалдашники на обеих концах насеста украшены сапфирами, рубинами и изумрудами, а также ляпис-лазурью и бирюзой. Поппи, наверное, бредила этой проклятой птицей. И самое смешное и глупое – ничего из этого нельзя продать – такова воля Поппи. Да и потом эти вещи слишком знамениты, чтобы их можно было сломать и продать камни отдельно.
Майк нахмурился, когда Франческа наклонилась к попугаю.
– Лючи, – позвала она. – Скажи – Поппи! Лючи! Но попугай просто бегал по насесту.
– Конечно, попугай теперь очень стар, – пожала плечами Франческа. – Но иногда он произносит ее имя.
– Спасибо большое за то, что вы побеседовали со мной, баронесса, – Майк улыбнулся. – Думаю, что теперь лучше представляю себе суть вашего дела. Всегда полезно встретиться с человеком лицом к лицу и обсудить его проблемы.
– Мистер Либер вас нанял? – спросила она. – Он как-то говорил, что намерен привлечь к этому делу частного детектива.
– Собственно, нет. Я – писатель. Мистер Либер и я полагаем, что можем помочь друг другу.
Она полоснула его резким взглядом, но потом внезапно улыбнулась.
– Майк Престон! Ей-богу, простите, что я так озабочена своими проблемами. Конечно, я просто не поняла, что вы – знаменитый писатель. Вы должны прийти к нам на обед и познакомиться с моей дочерью. Где вы остановились, мистер Престон… или, может быть, мне лучше называть вас Майк – ведь мы собираемся узнать друг друга поближе.
– В отеле Киприани, баронесса.
– Не нужно больше формальностей. Пожалуйста, зовите меня Франческой. Как насчет завтрашнего вечера? Около девяти? Это вас устроит?
– Вполне, благодарю вас, – ответил он. – Буду ждать с нетерпением. И еще, вы сказали, что я могу перекинуться парой слов с Фьяметтой, прежде чем уйти?
– Конечно, – воскликнула она. – Пойдемте на кухню. Я вас провожу.
Фьяметта удивленно подняла глаза – Франческа очень редко появлялась на кухне, и теперь баронесса оглядывалась по сторонам, ее нос морщился от запаха чеснока, который измельчала Фьяметта.
– Мистер Престон хотел бы немного поговорить с тобой о Поппи Мэллори, – окликнула ее громко Франческа, хотя Майк не заметил, чтобы старая женщина была глуха. – Мистер Престон из конторы мистера Либера – адвоката из Женевы, – добавила она, подчеркивая последние слова. – Я сказала ему, что ты знала Марию-Кристину.
Фьяметта кивнула.
– Очень хорошо, – произнесла она, вытирая руки полотенцем и садясь за стол.
– Фьяметта проводит вас, когда вы закончите беседу, – сказала Франческа заговорщически. – Боюсь, что я должна спешить. У меня назначена встреча. Тогда до завтра?
– До завтра, – согласился он, пожимая ее холодную, гладкую руку.
– Что бы вы хотели узнать? – спросила Фьяметта, глядя на него. – Почему эти адвокаты не могут просто принять ее слова на веру? Мария-Кристина была дочерью Поппи, она была матерью Паоло и бабушкой Арии. Вот и все.
– Я был бы рад, если б все было так просто, Фьяметта, – сказал Майк, садясь напротив нее за кухонный стол. Запах чеснока был сильным, но Майку это было приятно. Рядом лежали кучки пряной зелени, на другом столе – овощи.
– Пахнет просто потрясающе! – сказал он одобрительно.
– Я хорошо готовлю, – улыбнулась ему Фьяметта. – Конечно, венецианская кухня отличается от любой другой в Италии. Гораздо лучше! Много хорошего риса вместо этих вечных макарон! Вы должны попробовать мое ризотто, синьор, оно – лучшее в Венеции.
– Может, мне удастся, – ответил он. – Баронесса пригласила меня на обед завтра вечером.
– Г-м, тогда вы не получите ризотто; она захочет что-нибудь позабористее, почуднее, чтобы показать себя – она всегда так делает.
Майк кивнул; казалось, старая женщина недолюбливала свою хозяйку.
– Расскажите мне о Марии-Кристине, – попросил он. – Сколько ей было лет, когда вы знали ее?
– Она была уже взрослой женщиной, и очень эгоистичной, с большим самомнением; и она всегда была слишком занята своей особой, чтобы беспокоиться о своем мальчике – Паоло. Мария-Кристина была капризной и непостоянной – она вечно связывалась то с одним мужчиной, то с другим. Один раз она была замужем – за американцем Биллом Эштоном, так его звали. «Пол» был его сыном. Когда она развелась и привезла мальчика жить сюда, мы все стали называть его Паоло. Билл Эштон был богатым человеком; он вычеркнул их обоих из своей жизни, не дав им ни цента. Конечно, ей было на это наплевать – ее семья была так же богата, как и он. Так что вы видите, что он не был Ринарди даже по фамилии, пока его кузен Александр не отказался иметь титул. И тогда он перешел к Паоло как к следующему родственнику-мужчине. Это было до того, как родился Пьерлуиджи, конечно, и до того, как Александр женился.
– Могу побиться об заклад, что она ничего этого вам не рассказала, – усмехнулась Фьяметта, тряхнув головой в сторону двери. – Нет, конечно, тогда не будут думать, что фамильное имя Паоло уходит вглубь веков – вместе с этим палаццо. А бедная Елена – сестра Марии-Кристины… Она всегда была странной – всегда на привязи возле матери. Она говорила мало, и они утверждали, что под конец жизни она совсем выжила из ума.
Он рассматривал картины, выставленные в окнах, прежде чем войти; они были прелестными и декоративными, но в них было нечто, что он почувствовал – это не настоящее искусство. В галерее было тепло, она была ярко освещена, и Майк с облегчением зашел внутрь, оставив позади себя сырой серый полдень. Небольшого роста, пухленький человек встретил его изучающим взглядом – очевидно, он прикидывал, был ли Майк потенциальным покупателем или же просто очередным зевакой. Майк улыбнулся.
– Добрый день, – начал он, – случайно, здесь нет мистера Мейза?
– Это я, – сказал человек, двинувшись к Майку. – Питер Мейз. Что я могу для вас сделать?
– Майк Престон, – представился он, протягивая руку. – Я ищу Орландо Мессенджера.
– А где Орландо был до того? – спросил Мейз. Майк засмеялся.
– Ну, где-нибудь он наверно да был.
– Ах, с Орландо никогда не знаешь, что к чему. Он – повсюду. Он очень падок до женщин… думаю, вы, наверно, взбешенный муж, алкающий мести.
Он рассмеялся.
– Конечно, я пошутил. Орландо – отличный парень и прекрасный художник.
– Хороший – возможно, мистер Мейз, – согласился Майк. – Но – не великий.
– Знаете, вы делаете свои выводы на основании того, что видите здесь. Но я хотел сказать то, что сказал; Орландо – прекрасный художник и может стать великим, если только даст себе шанс. Верьте мне, если он только когда-нибудь сделает это, то эти миленькие маленькие пустячки будут стоить целое состояние как образчики «раннего Орландо Мессенджера». Вы должны купить себе что-нибудь, мистер Престон, пока цена еще приемлемая, потому что теперь Энтони Карральдо взял Орландо под свое крылышко, и мы можем ожидать от него шедевров.
– Карральдо? Знаменитый коллекционер и торговец произведениями искусства?
– Он был здесь пару недель назад на открытии выставки Орландо. Он купил его картину и потом предложил ему работу в Венеции – преподавать живопись его невесте; по-моему, она работает акварелью. Но на самом деле, это конечно, способ вытащить Орландо из этой бессмысленной суматохи, в которой он увяз, и позволить ему заработать какую-то сумму денег. К тому же у него будет еще и достаточно времени, чтобы рисовать «так, как он действительно этого хочет» – цитирую его самого. Конечно, Орландо был доволен. Он зашел сюда, взял деньги за уже проданные картины и уехал. Надеюсь, что когда он вернется, мы все увидим перемену в его работах, – он хитро посмотрел на Майка.
– А теперь, когда я все это вам поведал, – сказал он, – может, вы скажете, зачем вам нужно встретиться с ним?
– О, я бродил по Лондону; один наш общий друг предложил мне увидеться с ним, – ответил Майк быстро. – Боюсь, что мне удастся сделать это только в другой раз. Всего одна вещь, мистер Мейз – что вы имели в виду, говоря, что он увяз в бессмысленной суматохе? Что это? Наркотики, алкоголь?
– Что вы, избави Бог! Его проблемы вертятся вокруг того, что он любит хорошо пожить, но у него нет на это денег.
Мейз пожал плечами.
– Он – молод и очень хорош собой… женщины его любят… можете представить себе все остальное. Но мне кажется, что Орландо все это осточертело, потому что ему «приходится рисовать, чтобы заработать себе на ужин» и, поверьте мне, многие из этих богатых дамочек по всему миру – настоящие суки. Они знают, как манипулировать с помощью власти, которую дают деньги, такими, как Орландо, и они забавляются мелкими унижениями, коими приправляют те незначительные подачки, которые они ему бросают. Не кажется ли вам, что это слишком жестокая цена, мистер Престон, и, похоже, Орландо уже сыт всем этим по горло. С него хватит.
– Деньги и власть, – усмехнулся Майк. – Они всегда правили миром.
– Да, конечно, но у меня возникало такое ощущение, что Орландо думает: пришло время, когда он должен стать королем. Но хватит об этом. Ну что, мистер Престон, заинтересовал ли я вас настолько, что вы захотели купить хотя бы одну его работу?
– Мне бы хотелось ответить – да, – сказал Майк, улыбаясь. – Но они не в моем вкусе. Но, как бы то ни было, спасибо, что потратили свое время на беседу со мной.
– Рад был с вами познакомиться, – сказал Питер Мейз, закрывая за посетителем дверь.
Когда Майк прилетел в Женеву, он первым делом отправился к Иоханнесу Либеру. Адвокат оказался маленьким, пухлым человечком, как и Питер Мейз, но, несмотря на это, у него были внушительные манеры. Ему было где-то около шестидесяти, лицо было морщинистым, а глаза, изучавшие Майка поверх письменного стола, казалось, привыкли отыскивать изъян в человеческом характере.
Его въедливое выражение лица внезапно растворилось в улыбке, и Майк с облегчением улыбнулся ему в ответ. Пробыв здесь всего минуту, он уже успел почувствовать, словно он – на скамье подсудимых и ждет приговора, но теперь Либер выглядел как любвеобильный дядюшка.
– Вы делаете успехи, – сказал он Майку. – По крайней мере, мы теперь знаем, кто такая Поппи Мэллори, даже если и неясно, как она сколотила такое состояние.
Он сделал паузу.
– Вы говорите – летите сегодня вечером в Венецию? Майк кивнул.
– Вообще-то я собирался сначала в Париж – побеседовать с Клаудией Галли, но когда я позвонил ей, все, чего я достиг – это прослушал сообщение на автоответчике о том, что ее нет в городе и вернется она только через неделю. Вот я и решил отправиться прямо в Венецию.
– Да, интересное дело, я имею в виду Галли, – задумчиво произнес Либер. – Не правда ли, странно, мистер Престон – так много интриг в одной семье?
Майк пожал плечами.
– Судя по моему опыту, это не так уж и странно. Единственное, что подвигает семейство на двуличие и различные махинации – это большое количество его членов. Я имею в виду… когда приходят в противоречие их интересы. Не надо забывать, что множество убийств случаются именно в семейном кругу.
Либер усмехнулся.
– Что ж, по крайней мере, Поппи не убила своего отца – хотя, Бог видит, он заслуживал этого.
– Я предпочитаю думать, что она швырнула нож под влиянием паники, – сказал Майк задумчиво. – Из того, что я узнал, я понял – Поппи не из тех женщин, которые могут намеренно убить.
– Ах, тогда из каких же она женщин? – вставил Либер. – Это-то и есть загадка, которую вам все еще предстоит разрешить, мистер Престон.
В самолете, летевшем в Венецию, Майк вспомнил его слова и подумал, что Либер – прав. Он по-прежнему не знал настоящую Поппи Мэллори. Поппи – женщину.
До Рождества оставалась неделя, и Майк решил, что если он собирается провести это праздничное время один в Венеции, то лучше всего это сделать в тиши и уюте отеля Киприани. Катер, принадлежащий отелю, ждал пассажиров, прилетевших его рейсом, и вскоре он уже мчался по лагуне к острову Джудекка. Когда Майк сошел на берег, он оглянулся, чтобы полюбоваться открывавшимся через лагуну завораживающе-призрачным видом – Дворец Дожей и Пьяцетта выглядели в ярком полуденном солнечном свете как театральная декорация, на фоне которой сейчас развернется действие какой-нибудь пьесы из времен средневековья.
Киприани встретил его ненарочитой роскошью, и за по-сибаритски поздним ленчем из крабов и таящих во рту тарталеток, наполненных муссом из цыпленка, Майк думал об Арии Ринарди и Орландо Мессенджере. Двое из возможных наследников Поппи Мэллори, сведенные вместе судьбой в лице Энтони Карральдо – одного из наиболее загадочных людей нашего столетия.
Одно обстоятельство объединяло всех претендентов – они нуждались в деньгах. Орландо до смерти устал от необходимости угождать своим богатым любовницам, но все же не хотел отказаться от дорогостоящего образа жизни. Похоже, он был не из тех, кто готов «пострадать за искусство». И хотя Майк никогда не видел Арию Ринарди, почему-то он был уверен, что она хочет откупиться от необходимости выйти замуж за Карральдо, отдав деньги Поппи своей матери, и получить свободу. Лорен Хантер нуждалась в деньгах, чтобы жить с Марией хотя бы более-менее сносной жизнью, и, может быть, поступить в Стэнфорд. Пьерлуиджи Галли требовались деньги, чтобы спасти свою идущую ко дну империю. В то время как Клаудиа, если верить Либеру, «нуждалась» в них по той причине, по которой ей всегда были необходимы деньги – чтобы развлекаться.
Единственный вопрос, который, казалось, не интересовал никого – это откуда Поппи взяла эти деньги. Если история о том, что у нее был ребенок и она была отвергнута своей семьей, была правдой, то что же она делала одна в Европе?
Вернувшись в свою комнату, он позвонил Франческо Ринарди.
– Pronto? – ответил отчетливый, безличный голос.
– Баронесса Ринарди? – спросил он.
– Si. С кем я говорю?
– Мое имя – Майк Престон. Иоханнес Либер попросил меня позвонить вам.
– Либер? – спросила она с резкой ноткой в голосе. – Что вам нужно от меня, мистер Престон?
– Мистер Либер хочет, чтобы я обсудил ситуацию с вами – это касается наследства Поппи Мэллори, – ответил он живо. – Собственно, определенно пока что ничего не известно, но мы внимательно изучаем доводы каждой стороны.
– Будьте здесь сегодня в пять, – скомандовала она, внезапно повесив трубку.
Майк отправился в палаццо Ринарди пешком. Он приближался к нему со стороны Кампо Морозини, а не Гранд Канала, но все равно дворец был великолепен, даже несмотря на обшарпанную, облупившуюся розовую штукатурку. Строгого вида женщина в черном платье с накрахмаленным белым передником открыла дверь, приветствуя его наклоном головы.
– Сюда, синьор, – сказала она, ведя его через вестибюль в холл, ворча на ходу по поводу своего артрита.
– Вверх по ступенькам, – указала она рукой. – Большие двойные двери – увидите, когда подниметесь. Баронесса ждет вас, но вы спасете мои ноги, если доложите о себе сами.
– Нет необходимости подниматься, Фьяметта, – окликнула ее серебристым голосом Франческа с верхней ступеньки. Она ослепительно улыбалась Майку. – Пожалуйста, проходите, мистер Престон, Фьяметта принесет нам чай – хорошо, Фьяметта?
Старая женщина ушла прихрамывающей походкой, ворча про себя и Франческа вздохнула, пока Майк поднимался по красивым мраморным ступенькам. На ней было зеленое шерстяное платье, с кашмирской шалью, небрежно падавшей с плеч; на ее холодном, симметрично-красивом лице – безупречный макияж, не слишком большой, когда это становится заметно, но вполне достаточный, чтобы подчеркнуть ее красивые зеленые глаза и рот. Майк подумал, что она выглядит как очень дорогая женщина.
– Бедная Фьяметта, – сказала Франческа. – Боюсь, она становится слишком старой для своей работы. Но, видите ли, она с нашей семьей уже больше, чем полвека, а когда слуга у вас так долго, его нельзя просто взять и уволить. У нее нет другой жизни – только с Ринарди.
Она протянула руку.
– Я – Франческа Ринарди. Боюсь, я не очень представляю, зачем вы здесь, мистер Престон, но добро пожаловать в палаццо Ринарди.
– У вас очень красивый дом, баронесса, – улыбнулся Майк, окидывая взглядом обветшавшую, но с элегантными пропорциями, комнату. Он заметил расписные потолки и портреты на стенах, потертые шелковые занавеси и бесценные безделушки, стоящие на столах.
– Наследие, подобное этому, может быть тяжким бременем, – вздохнула она. – Как вы уже, наверное, заметили, нужно целое состояние, чтобы вернуть палаццо его прежнее великолепие. Боюсь, что у Ринарди не хватает на это сил – у нас уже нет таких денег. Итак, вы видите, – добавила она, обезоруживающе улыбаясь, – на какое благое дело пошли бы капиталы Поппи.
Майк сел на желтый парчовый диван напротив нее.
– Я полагаю, что если доводы окажутся соответствующими действительности, то Ария – единственный человек, который может решать судьбу этих денег.
– Ария – еще ребенок! – отрезала Франческа, ее улыбка слиняла. – Я – ее официальный опекун. И вполне естественно, что она захочет реставрировать палаццо, где жили ее предки целых четыре века.
– А если нет? – упорствовал Майк. Она раздраженно пожала плечами.
– Ария всегда делает то, что я считаю нужным, по крайней мере в итоге.
В дверях появилась Фьяметта с подносом в руках, и Майк встал, чтобы помочь ей.
– Спасибо, синьор, – сказала она, взглянув на него своими живыми глазами.
– Не было нужды помогать ей, – произнесла Франческа холодно. – Фьяметта может превосходно сама справиться с подносом с чаем. Конечно, когда у нас будут деньги Поппи, ее жизнь станет намного легче. Мы опять сможем позволить себе нанять достаточное количество слуг Фьяметта была нянькой моего мужа; она знала мать Паоло – Марию-Кристину. Безусловно, она – старая женщина, и ее память стала немного слабеть, но, возможно, вы захотите побеседовать с ней попозже.
– Думаю, что это тоже поможет делу, – согласился Майк. – Скажите мне, баронесса, есть ли у вас какие-либо другие доводы, на которых вы основываете свои претензии? Подкрепленные доказательствами? Пока все, что у нас есть – это ваше заявление, что Мария-Кристина была дочерью Поппи, но вы не сказали ничего убедительного по поводу того, почему вы верите в это – только то, что другая женщина, Елена, никогда не была замужем.
– Как женщина, Мария-Кристина была нелюдимой, дикой, – усмехнулась Франческа, разливая чай, – как ее мать Поппи. Все делала не так, как надо, вышла не за того, за кого надо, принимала ошибочные решения. Мне неприятно так отзываться о бабке моего ребенка, но должна сказать, что она была не лучше, чем должна была быть. Елена же никогда никуда не выходила. Энджел, ее мать, все время держала ее при себе, она молилась на нее. Нет никакого сомнения, что Елена была любимицей, и теперь вы поймете, почему. Да потому, что Мария-Кристина совсем не была дочерью Энджел – та просто хотела помочь своей старинной подруге Поппи Мэллори. А что до претензий семейства Александра, то это несусветная чушь! Поппи было незачем оставлять деньги «своему сыну», потому что никакого сына и не было.
– Но ведь у вас нет письменных доказательств? – настаивал Майк. – Нет документов?
Франческа опять вздохнула.
– Мистер Престон, – сказала она наконец. – Все, что у нас есть – это попугай! Пойдемте со мной – я вам его покажу.
Он последовал за ней этажом выше в просторную комнату. Два мольберта стояли у окна, большой стол был завален необходимыми художнику вещами. На массивной золотой жердочке на длинной ножке сидел большой зеленый попугай.
– Это – Лючи, – жестом показала Франческа. – Его хозяйкой была Поппи Мэллори. Когда она умерла, на вилле д'Оро объявился некий местный адвокат. Он-то и отдал попугая Елене и Марии-Кристине. Со временем птица перешла к моему мужу, Паоло, а затем – к Арии.
– Но этот насест, – воскликнул Майк, – и клетка – это же произведения искусства!
– Настоящее золото, мистер Престон, и эти камни – тоже настоящие. В этих кольцах, что на лапках Лючи – изумруды и бриллианты! Эти набалдашники на обеих концах насеста украшены сапфирами, рубинами и изумрудами, а также ляпис-лазурью и бирюзой. Поппи, наверное, бредила этой проклятой птицей. И самое смешное и глупое – ничего из этого нельзя продать – такова воля Поппи. Да и потом эти вещи слишком знамениты, чтобы их можно было сломать и продать камни отдельно.
Майк нахмурился, когда Франческа наклонилась к попугаю.
– Лючи, – позвала она. – Скажи – Поппи! Лючи! Но попугай просто бегал по насесту.
– Конечно, попугай теперь очень стар, – пожала плечами Франческа. – Но иногда он произносит ее имя.
– Спасибо большое за то, что вы побеседовали со мной, баронесса, – Майк улыбнулся. – Думаю, что теперь лучше представляю себе суть вашего дела. Всегда полезно встретиться с человеком лицом к лицу и обсудить его проблемы.
– Мистер Либер вас нанял? – спросила она. – Он как-то говорил, что намерен привлечь к этому делу частного детектива.
– Собственно, нет. Я – писатель. Мистер Либер и я полагаем, что можем помочь друг другу.
Она полоснула его резким взглядом, но потом внезапно улыбнулась.
– Майк Престон! Ей-богу, простите, что я так озабочена своими проблемами. Конечно, я просто не поняла, что вы – знаменитый писатель. Вы должны прийти к нам на обед и познакомиться с моей дочерью. Где вы остановились, мистер Престон… или, может быть, мне лучше называть вас Майк – ведь мы собираемся узнать друг друга поближе.
– В отеле Киприани, баронесса.
– Не нужно больше формальностей. Пожалуйста, зовите меня Франческой. Как насчет завтрашнего вечера? Около девяти? Это вас устроит?
– Вполне, благодарю вас, – ответил он. – Буду ждать с нетерпением. И еще, вы сказали, что я могу перекинуться парой слов с Фьяметтой, прежде чем уйти?
– Конечно, – воскликнула она. – Пойдемте на кухню. Я вас провожу.
Фьяметта удивленно подняла глаза – Франческа очень редко появлялась на кухне, и теперь баронесса оглядывалась по сторонам, ее нос морщился от запаха чеснока, который измельчала Фьяметта.
– Мистер Престон хотел бы немного поговорить с тобой о Поппи Мэллори, – окликнула ее громко Франческа, хотя Майк не заметил, чтобы старая женщина была глуха. – Мистер Престон из конторы мистера Либера – адвоката из Женевы, – добавила она, подчеркивая последние слова. – Я сказала ему, что ты знала Марию-Кристину.
Фьяметта кивнула.
– Очень хорошо, – произнесла она, вытирая руки полотенцем и садясь за стол.
– Фьяметта проводит вас, когда вы закончите беседу, – сказала Франческа заговорщически. – Боюсь, что я должна спешить. У меня назначена встреча. Тогда до завтра?
– До завтра, – согласился он, пожимая ее холодную, гладкую руку.
– Что бы вы хотели узнать? – спросила Фьяметта, глядя на него. – Почему эти адвокаты не могут просто принять ее слова на веру? Мария-Кристина была дочерью Поппи, она была матерью Паоло и бабушкой Арии. Вот и все.
– Я был бы рад, если б все было так просто, Фьяметта, – сказал Майк, садясь напротив нее за кухонный стол. Запах чеснока был сильным, но Майку это было приятно. Рядом лежали кучки пряной зелени, на другом столе – овощи.
– Пахнет просто потрясающе! – сказал он одобрительно.
– Я хорошо готовлю, – улыбнулась ему Фьяметта. – Конечно, венецианская кухня отличается от любой другой в Италии. Гораздо лучше! Много хорошего риса вместо этих вечных макарон! Вы должны попробовать мое ризотто, синьор, оно – лучшее в Венеции.
– Может, мне удастся, – ответил он. – Баронесса пригласила меня на обед завтра вечером.
– Г-м, тогда вы не получите ризотто; она захочет что-нибудь позабористее, почуднее, чтобы показать себя – она всегда так делает.
Майк кивнул; казалось, старая женщина недолюбливала свою хозяйку.
– Расскажите мне о Марии-Кристине, – попросил он. – Сколько ей было лет, когда вы знали ее?
– Она была уже взрослой женщиной, и очень эгоистичной, с большим самомнением; и она всегда была слишком занята своей особой, чтобы беспокоиться о своем мальчике – Паоло. Мария-Кристина была капризной и непостоянной – она вечно связывалась то с одним мужчиной, то с другим. Один раз она была замужем – за американцем Биллом Эштоном, так его звали. «Пол» был его сыном. Когда она развелась и привезла мальчика жить сюда, мы все стали называть его Паоло. Билл Эштон был богатым человеком; он вычеркнул их обоих из своей жизни, не дав им ни цента. Конечно, ей было на это наплевать – ее семья была так же богата, как и он. Так что вы видите, что он не был Ринарди даже по фамилии, пока его кузен Александр не отказался иметь титул. И тогда он перешел к Паоло как к следующему родственнику-мужчине. Это было до того, как родился Пьерлуиджи, конечно, и до того, как Александр женился.
– Могу побиться об заклад, что она ничего этого вам не рассказала, – усмехнулась Фьяметта, тряхнув головой в сторону двери. – Нет, конечно, тогда не будут думать, что фамильное имя Паоло уходит вглубь веков – вместе с этим палаццо. А бедная Елена – сестра Марии-Кристины… Она всегда была странной – всегда на привязи возле матери. Она говорила мало, и они утверждали, что под конец жизни она совсем выжила из ума.