Адлер Элизабет. Летучие образы

   Бродвей оказался еще более крепким орешком по сравнению с Шафтсбери-авеню, и несмотря на ее диплом об окончании курсов машинописи, никто не проявлял ни малейшего интереса к ее персоне. Казалось, ни одному режиссеру не нужен был ассистент. Тогда Каролина стала работать помощницей продавца в расположенном на Парк-авеню респектабельном и маленьком магазинчике. Но после работы в «Моди» она сочла это слишком скучным занятием. Богатые клиенты, невзирая на свой маленький рост и тучную фигуру, хотели выглядеть точно так же, как манекенщицы на картинках последнего журнала мод «Вог». Уставшая превращать образцы модной одежды в какую-то униформу, Каролина нашла себе работу в службе приема гостей в небольшой, расположенной в восточной части Нью-Йорка галерее, где она и познакомилась с Тиммо.
   Небольшого роста и хрупкого телосложения, Тиммо был наполовину японец. С подстриженными под «Битлз» блестящими черными волосами и спрятанными под толстой оправой близорукими черными глазами, он в отличие от других людей видел мир совершенно по-другому. Его манера написания неровных, многогранных перспективных объемов и плоскостей, выполненных с использованием довольно необычных художественных приемов в черно-белой цветовой гамме, снискала ему популярность не только дома, но и за рубежом. Хотя Каролина подружилась с Тиммо и другими выставлявшимися в галерее художниками, она все равно никак не могла угомониться. Ухватившись за обещание предоставить ей работу в одном из художественных отделов филиала Сотби в Манхэттене, она бросила прежнюю работу в галерее. Но когда эта затея провалилась, она с радостью приняла предложение Тиммо бесплатно поселиться у него в квартире, поддерживая взамен безупречный порядок. Теперь, когда ее финансовое положение опять весьма пошатнулось, это предложение можно было считать как нельзя кстати. Она имела крышу над головой и, экономя деньги на квартплате, можно было обеспечить себе пропитание до тех пор, пока опять что-нибудь не подвернется под руку.
   Каролина смотрела на нарисованные Тиммо звезды, думая, что рука судьбы указующим перстом направляет ее на путь истинный, коим она считала работу в галерее Макконелл, которая во что бы то ни стало должна изменить ее участь. Всю жизнь она верила в судьбу, не считая тех двух исключительных случаев, связанных с появлением в ее жизни Перикла Джейго. Она была твердо уверена в том, что поймать удачу – значит появиться в нужном месте и в нужное время.
   Обернув свое хрупкое тело доставшейся ей от Перикла шелковой яркой пижамой, она, трясясь мелкой дрожью, включила свет, внимательно уставившись на ряд подвешенных на выступающую часть стены латунных подвесок, беспокойно думая о своем будущем. Она все еще никак не могла расстаться с этой навязчивой идеей – получить работу в театре. Она была готова начать с самых черновых обязанностей: готовить чай, бегать за бутербродами, даже мыть полы, делать все, чтобы только как-нибудь переступить порог театра. Только бы найти верный путь, чтобы добиться поставленной перед собой цели.
   Бродя по комнате, она с любопытством рассматривала работы Тиммо. Эти массивные, цвета серого антрацита и белые полотна еще больше подчеркивали ее одиночество, снова возвращая ее память к тем дням, когда она была с Периклом. Ощущая холод, будто исходивший от этих грустных полотен, и не менее веселых мыслей, она взглянула в окно. С неба падали тяжелые снежные хлопья, и этот мрачный пейзаж был созвучен с обозреваемым ею видом Нью-Йорка, ветхие здания и крыши которого громоздились над грязными, серо-коричневыми водами реки Гудзон. Ведь еще прошлой ночью эти окна казались ей вратами в сказочное королевство, открывавшее панораму многочисленных извилистых манхэттенских мостов, залитых морем светящихся огней, обещавших бездну радости и наслаждений.
   «Хватит хандрить, – приказала себе Каролина. – Это Нью-Йорк, который только и ждет появления именно таких людей, как я». Включив радио и настроив его, она энергично двигалась по комнате в такт исполняемой хором песни Фрэнка Синатры «Мой путь», стараясь поднять себе настроение музыкой и чашкой кофе. Приглаживая завитки коротких шатеновых волос, она, чтобы немного размяться, стала быстро танцевать джигу. Затем, положив под голову подушку и сложив руки треугольником, она по-йоговски сделала стойку на голове. Увидев свое отражение в зеркале комода, она усмехнулась и начала громко распевать слова песни: «Я делал все по-своему, чувствуя себя при этом в тысячу раз лучше». У нее снова появилась уверенность в том, что фортуна начинает улыбаться ей. Где-нибудь здесь, в великолепном, залитом огнями Манхэттене, ее ждала работа, а может быть, даже мужчина ее мечты.
   Стоя у окна расположенного на пятидесятом этаже офиса, Харрисон наблюдал за медленно падающими хлопьями белого снега, думая при этом о проблемах Джесси-Энн. Два месяца назад она открыла дом моделей, и с этого времени она из веселой, смеющейся и беззаботной девушки превратилась в озабоченную и постоянно занятую женщину. Всякий раз осторожно интересуясь тем, как идут дела в доме моделей, вместо вертящегося на языке вопроса: «Может, что-то случилось?» он всякий раз в ответ получал ее ослепительную улыбку и очень оптимистичный ответ: «Великолепно. Все идет замечательно», вызывая у него хоть и редкое со стороны Джесси-Энн, но все же чувство неискренности.
   Повернувшись, он кинул взгляд на стол из розового дерева, где стояла в серебряной рамке фотография Джесси-Энн, как бы еще раз убеждаясь в том, как разительно изменился ее облик с тех пор, как открылся дом моделей. Хмурый взгляд и отсутствие желания обсуждать с ним возникшие проблемы говорили об одном: она не получила ожидаемого ею успеха. Бедняжка Джесси-Энн, всем своим сердцем он стремился разделить ее трудности, ведь она попала в дебри мира бизнеса, который, показав свои острые когти, совсем не спешил раскрывать объятия ей, так непривыкшей быть кем-то отвергнутой.
   Волнуясь, Харрисон расхаживал по комнате. Несмотря на то что его вовсе не радовала новость об открытии дома моделей, он не мог спокойно видеть ее страдания. Положив руку на телефон, Харрисон сидел, размышляя о том, как он позвонит ей и скажет: «Давай встретимся, как в былые времена, в девять вечера и поужинаем вместе…» Но он знал, что она отклонит это предложение, объясняя свой отказ огромной занятостью и снова притворяясь, что дела идут замечательно.
   – Джесси-Энн! Джесси-Энн! – шептал он, снова принимаясь ходить по комнате. – Все, что мне надо от тебя, это чтобы ты встречала меня с работы по вечерам в нашем доме – ты и Джон… и тебе совершенно не надо что-либо доказывать мне.
   Он признавался себе в том, что ревновал ее к новому, независимому образу жизни, но даже это обстоятельство не могло заставить его отказаться помогать ей. Никогда раньше он не предлагал ей свою помощь, зная, что она все равно поступит, как Джесси Паркер, а не миссис Харрисон Ройл, но тогда ему еще легче было бы направить ее бизнес в нужное ей русло. А сейчас он чувствовал необходимость позвонить жене.
   Молча Харрисон созерцал ряд многочисленных телефонов на своем столе. Его звонок мог бы принеси дому моделей необычайный успех, но его одолевали опасения, что его помощь может обернуться для него потерей Джесси-Энн. Видеть ее несчастной и не постараться помочь ей было выше его сил.
   Черт возьми, ведь все, что ему нужно, это вернуть ту прежнюю, жизнерадостную девочку по имени Джесси-Энн, неизменно встречавшую ослепительной улыбкой и искренним «Привет!» возвращающегося домой мужа. Харрисона покорила не столько красота, сколько душа Джесси-Энн. И если он намеревается вернуть ей душу, то что же он оставит себе взамен? Вздохнув, он позвонил своей секретарше и попросил соединить с агентством.
   Дом моделей находился на Третьей авеню. Втиснутый между двумя невзрачными строениями, он не представлял собой ничего особенного, а выглядел как заурядная, пустая, занятая под магазин квартира в доме без лифта, с одной только разницей, что здесь были высокие потолки и большая жилая площадь, создававшие впечатление масштабности и пространства. А над блестящей, ярко-синего цвета дверью горела освещенная светом неоновых ламп круглая табличка «Имиджис», которая и открывала двери в новую жизнь Джесси-Энн.
   На белой кирпичной стене офиса висела ярко-красная доска с объявлениями, приглашавшими девушек с экзотической внешностью на работу в новый дом моделей. В офисе находился ультрасовременный кожаный диван с голубой металлической окантовкой и два удобных с белой твидовой обивкой стула. Ярко-синего цвета рабочий стол фирмы «Люсит» был заставлен целой батареей красных телефонов, с которых она намеревалась звонить за рубеж, договариваясь о съемках своих моделей для журнала «Вог» и для других рекламных журналов.
   Сидя за блестящим синим столом, она внимательно рассматривала кипу квадратных белых конвертов с надписанным на них именем получателя – Джесси-Энн и с аккуратно напечатанным на них красным шрифтом адресом дома моделей. У нее накопилось уже шестнадцать таких посланий. Распечатав два конверта, ей уже незачем было вскрывать остальные письма, поскольку все они были абсолютно одного и того же содержания. Тон писем был скучным, грубым и довольно пугающим.
   Этому анонимщику было абсолютно все известно о новом доме моделей еще задолго до его открытия. В первый же день, не успев перешагнуть порог нового дома моделей, она обнаружила одно такое послание. Сначала она подумала, что это поздравление от Харрисона с пожеланием удачи и процветания. Но это была все та же напечатанная красным шрифтом мерзость, которая и на этот раз немногим отличалась от предыдущих посланий своим содержанием. Однако анонимный корреспондент не ограничился угрозами только лишь в ее адрес, теперь он взялся за Джона! «Ты не достойна быть матерью. Твой ребенок может вырасти непорочным человеком только при условии, что ты умрешь… И я почти у цели… Ты даже не узнаешь о том, когда я появлюсь рядом… Пришло время возмездия. И я уверенно держу нож в своей руке».
   Бросив испуганный взгляд на зашторенные окна, она вдруг поняла, что находится совершенно одна. В панике она схватила телефонную трубку и набрала номер Харрисона. Но, не дождавшись ответа, бросила трубку. Ведь это был ее первый рабочий день в новом качестве, а она уже обращается к Харрисону за помощью. Она сразу представила себе, как торжествующая Рашель скажет:
   – Ну, что я тебе говорила? Всего один день самостоятельной работы, и уже какая-то неприятность… Если бы Джесси-Энн сидела дома с ребенком, этого бы никогда не случилось!
   «К черту Рашель», – думала она, изо всех сил стараясь подавить слезы. Ей казалось, что она целую вечность прожила с этими письмами и теперь сама разберется с этой бедой. Снова потянувшись к телефонной трубке, она набрала номер телефона сыскного агентства «Мэнко».
   – Вы имеете дело с человеком, обуреваемым какой-то навязчивой идеей, – сообщил ей следователь этого агентства Джек Халоран. – Однако вызывает беспокойство тот факт, что тон писем разительно отличается от предыдущих. Здесь пахнет не просто запугиванием, а жаждой жестокого насилия, и это не может не вызывать у нас тревогу. Может быть, вам, миссис Ройл, все-таки следует хорошенько подумать и сообщить об этом вашему мужу.
   – Нет, – с горячностью возразила она. – Я не собираюсь беспокоить Харрисона. В конце концов, я получала эти письма еще до знакомства с ним. Это мои трудности, и мне вовсе не хотелось бы беспокоить мужа.
   Вздохнув, Халоран взял в руки письмо и начал вслух читать те отрывки, которые привлекли его внимание. «Тебя следует пронзить острым ножом точно так же, как ты когда-то заставила это делать других, – зловещим тоном цитировал он. – Ты не достойна быть матерью. Твой ребенок может вырасти непорочным человеком только при условии, что ты умрешь… И я почти у цели… Пришло время возмездия. И я уверенно держу нож в своей руке».
   Голос его становился все тише, и она внимательно смотрела на него расширившимися от страха глазами.
   – Вы вольны поступать, как считаете нужным, но учтите, что вы замужем за достаточно известным бизнесменом, и это могло послужить причиной того, что письма стали звучать более угрожающе. В первых письмах автор хотя и в отвратительной манере, но все-таки называл вас по имени.
   Я убедительно прошу вас, миссис Ройл, пересмотреть свое решение и рассказать обо всем своему мужу.
   – Я не хочу впутывать во все это Харрисона, – упрямо повторила она. – С этим делом я как-нибудь справлюсь и без его помощи.
   – Ну, как хотите, – глубоко вздохнув, сердито сказал он. – Только давайте договоримся о том, что вы не будете предпринимать какие-либо самостоятельные действия, хорошо?
   На следующий день Джесси-Энн находилась в своем офисе под бдительным оком молодого дородного парня в джинсах и клетчатом тяжелом пиджаке, безобидный вид которого напоминал простого работягу. Время от времени он патрулировал по расположенной перед домом моделей заснеженной дороге, после чего усаживался у выхода из офиса, где, вытянув ноги на столе и с неизменной чашкой кофе в руке, шелестел газетными страницами, нервничая каждый раз, когда добирался до сводки криминальных происшествий. Но даже появление в офисе агента сыскной полиции не остановило поток омерзительных писем с угрозами.
   Халоран наконец пришел к выводу, что они так и будут пребывать в бездействии до тех пор, пока этот анонимный сумасшедший не предпримет какие-либо действия. И поэтому Джесси-Энн просто решила не обращать на эти письма никакого внимания, оставив на всякий случай полицейского Эда Замурски на своем прежнем посту, у выхода из офиса. Рядом с ним было все-таки безопаснее, но, несмотря на его присутствие, она все равно избегала вскрывать письма, заранее зная о том, что их содержание еще больше запугивает ее.
   Испытывая тягостное чувство от той гнетущей тишины, которая воцарилась в ее великолепном офисе, Джесси-Энн, отодвинув в сторону конверты, задумчиво уставилась на телефон, страстно желая, чтобы он зазвонил.
   Первую неделю своего нового бизнеса она провела, уверенно сидя за рабочим столом, где она, придвинув поближе красный телефон, названивала всем главным редакторам известных рекламных агентств; она связывалась с первоклассными и средними фотографами, договаривалась с редакторами журналов мод, каталогов и сборников, со знакомыми ей моделями.
   – Вам звонит Джесси-Энн, – счастливым голосом приветствовала она своих коллег. – Я хочу поговорить с вами по поводу открытого мною нового дома моделей.
   Конечно же, все были обрадованы этой новостью и им было очень приятно пообщаться и немного посудачить с ней, но ни одна из них не позвонила ей со своим предложением. Ни одна манекенщица не переступила порог ее дома моделей, предлагая себя для съемок в журнале мод, ни один фотограф или редактор журнала мод не позвонил ей с просьбой заснять своих или работающих у нее манекенщиц в своих журналах, несмотря на ее обещания предоставить именно тот тип моделей, который им нужен. Ей не позвонили ни из журналов, ни из рекламных агентств, чтобы сделать заявку на новые, неизбитые типы моделей, которыми она обещала их обеспечить. Но здесь она покривила душой. Ее просто охватила боязнь, свойственная и бывалым, и начинающим бизнесменам. Она не могла заниматься поисками новых моделей с неординарной внешностью до тех пор, пока редакторы модных журналов и рекламные агентства не гарантировали ей объем работ.
   Вздохнув и зарядив магнитофон, она села, закрыв глаза. В углу комнаты, хрипло кашляя и шелестя газетами, сидел Замурски, который, услышав звуки «Реквиема» Моцарта, на некоторое время прекратил свое занятие. Эта музыка как нельзя более кстати подходила к ее теперешнему настроению и невеселым мыслям о мрачных перспективах ее нового дома моделей. Может, ей стоит перезвонить в третий и четвертый раз и стать одним из тех телефонных просителей, на звонки которых секретарши обычно отвечают безликой фразой: «Извините, но он уже закончил сегодняшнюю работу, что ему передать?» Джесси-Энн очень хорошо знала этот заведенный обычай, ведь ей и самой пару раз в прошлом приходилось отделываться от людей подобными отговорками.
   Незнакомый ей, пронзительный телефонный звонок отвлек ее от тяжких размышлений, вторгшись в ту атмосферу торжественной грусти, называемой музыкой Моцарта. Сердце ее заколотилось от неожиданности, и она, потянувшись к телефону одной рукой, постаралась побыстрее выключить магнитофон другой рукой.
   – Добрый день, дом моделей «Имиджис», – сказала она, замирая.
   – Здравствуй, Джесси-Энн. Это говорит Стью Стэнсфилд.
   – Как дела, Стью?
   В Нью-Йорке находилось одно из крупнейших рекламных агентств Николса Маршалла, с филиалами в Лондоне, Париже, Манхэттене, главным распорядителем которого являлся Стэнсфилд, интервью которому Джесси-Энн давала, снимаясь для модели «Ройл». Такой человек мог позвонить только с деловым предложением.
   – До нас дошли слухи, что вы открыли собственный дом моделей. Как вам, наверное, известно, мы всегда находимся в процессе поиска новых моделей со свежими, новыми лицами.
   – Да, это так, – ответила она, с ужасом подумав о том, где она найдет эти новые, свежие лица.
   – Конечно же, невозможно использовать новые лица для сотрудничества с ведущими рекламными компаниями, – продолжал Стью, – но у нас есть каталог с перечнем имеющихся у нас работ, которые мы можем предложить, а это, как тебе известно, является большим стимулом для модели. Если ты, Джесси-Энн, сможешь обеспечить нам отвечающие нашим требованиям модели, мы наверняка согласимся на ваши условия.
   Внезапно ее сердце осенила догадка, о каком каталоге идет речь, и сердце ее упало.
   – Ты имеешь в виду каталог «Ройл»? – тихо спросила она.
   – Ну, конечно же, Джесси-Энн. По-моему, это самый удачный вариант семейного каталога, – весело ответил Стью, – и ты лучше кого бы то ни было справишься с этой задачей. Твоя интуиция и способности очень помогут нашей компании «Николс Маршалл» создать поистине замечательный каталог. Мне кажется, нет нужды рассказывать о том, какие расходы повлечет его создание. Ведь объем его превысит четыреста или даже пятьсот страниц.
   – Я знаю, Стью. Я помню каталоги такого типа, – тихо ответила она.
   – Речь идет о том, чтобы найти человека, с которым можно будет надежно сотрудничать, и все убеждены, что таким человеком являешься именно ты.
   – Спасибо, Стью, я очень ценю твое предложение, – вежливо ответила она, делая пометки на чистом листе лежащего перед ней календаря, в то время как Стью знакомил ее с деталями предстоящей работы. – Еще раз благодарю, – тихо сказала она, когда он закончил свою речь. – Я свяжусь с вами на следующей неделе и сообщу о том, что мы можем предложить.
   Вот оно как! Харрисон понял, что ей одной не справиться с домом моделей, и решил помочь ей. Щеки Джесси-Энн полыхали от стыда. Она так уверилась в том, что одна справится со своей работой. Проклятье, ей снова придется испытывать зависимость от семьи Ройлов!
   При одном только воспоминании о звонке Стью Стэнсфилда на глазах ее заблестели слезы унижения и злости. Даже несмотря на то, что речь шла о довольно солидном заказе, она не могла принять это предложение. Ей не хотелось подниматься на пьедестал успеха с помощью Харрисона, и помимо всего, чувствуя поражение, ей пришлось признать тот факт, что она была абсолютно не готова предложить какие-либо новые модели для создания целого каталога.
   «Похоже, что Рашель, в конце концов, оказалась совершенно права», – подумала она, стараясь подавить душившие ее слезы. Рашель так самодовольно и с усмешкой смотрела на Джесси-Энн во время своих последних посещений Джона, как будто заранее предвидела это поражение. «Что же мне делать? – думала Джесси-Энн, вытирая слезы салфеткой. – Может быть, все-таки взяться исключительно за раздел мод и проделать всю работу самостоятельно? Миссис Ройл выступает в роли модели для каталога «Ройл». Это будет слишком для пожилой миссис Рашель!»
   – Извините, мисс, – сказал шофер нью-йоркского такси, заставляя очнуться размечтавшуюся о своем будущем небывалом успехе на Бродвее Каролину, – здесь нет проезда на Третью авеню, вы быстрее доберетесь до нее пешком…
   Кутаясь в большое желтое обновленное пальто, Каролина, подгоняемая ледяным ветром, быстрым шагом двигалась по Третьей авеню, разыскивая галерею Макконелла. В телефонном справочном бюро ей в качестве ориентира назвали маленькую, напоминавшую аллею улицу, пролегавшую между вьетнамским ресторанчиком и итальянской бакалейной лавкой. Пронзительный ветер слепил ей глаза хлопьями колючего снега, значительно затрудняя поиски. Три раза обойдя один и тот же квартал, она наконец поняла, что находится рядом с интересующим ее объектом.
   С облегчением свернув на боковую улицу, не так сильно продуваемую ветром, и из стороны в сторону бросая взгляды в поисках галереи Макконелла, она так и не нашла ни одного здания, хотя бы отдаленно напоминавшего художественную галерею. Улица была уныло-серой и замызганной. Единственным более или менее привлекательным объектом здесь было белоснежное здание с выкрашенной в ярко-синий цвет дверью, над которой висела залитая неоновым голубым светом табличка с коротким названием «Имиджис». Отсутствие какой-либо дополнительной информации, касающейся данного заведения, немного смутило Каролину, и она озадаченно рассматривала вывеску. Ей показалось, что она находится перед дверью высококлассного борделя. Ну а если и так, все равно ведь в нем находятся люди, которые подскажут ей, где находится галерея Макконелла. Тихонечко постучав в дверь, она вошла и с удивлением уставилась на знакомое лицо Джесси-Энн.
   – Боже мой! – воскликнула Каролина. – Вот уж кого не ожидала тут встретить.
   – А мы разве знакомы? – поинтересовалась Джесси-Энн, безучастно глядя опухшими от слез глазами на промокшее пальто посетительницы.
   – Нет, мы не знакомы, – сказала Каролина, мило улыбаясь. – Вообще-то я ищу галерею Макконелла, но, как всегда, заблудилась и попала в совершенно другое место. Я очень сожалею об этом, – смущенно добавила она. – Я, пожалуй пойду, не буду вам мешать разбираться с вашими недоразумениями.
   Джесси-Энн улыбнулась заблестевшими от слез глазами.
   – Пожалуйста, не уходите, – попросила она, вспомнив, что улыбнулась впервые за целую неделю. – Я не могу больше оставаться один на один со своими страданиями.
   – Плохо идут дела? – участливо спросила Каролина. Кивком головы Джесси-Энн подтвердила:
   – Хуже не бывает.
   – Вот что я вам скажу. Здесь так безлюдно. Если вы подскажете мне, как пройти к галерее Макконелла, я обещаю выпить в вашей компании белого вина, минеральной или диетической водички.
   Джесси-Энн снова засмеялась, вылезая из-за стола и протягивая Каролине руку.
   – Меня зовут Джесси-Энн Паркер, – сказала она.
   – Ваше имя известно всему миру! – воскликнула Каролина. – Я должна обязательно рассказать вам о том, что, когда мы учились в школе, ребята, с которыми я встречалась, всегда приклеивали ваш портрет на стену. Сейчас мне понятно, почему они это делали. Даже с заплаканными глазами вы просто великолепны. Не то чтобы я имела что-то против вашей прекрасной внешности, мне просто никогда не нравились высокие девушки.
   В расположенном между офисами дверном проеме появилась громадная фигура Замурски, на которого удивленно уставилась Каролина. На фоне модного городского офиса он смотрелся, как ковбой, случайно попавший в сад к священнику.
   – Все в порядке, Джесси-Энн? – спросил он, пожимая огромными плечами, одетыми в выцветшую красную клетку пиджак.
   – Все нормально. Эд, я хочу проводить к галерее Макконелла…
   – Каролину, – подсказала гостья свое имя, расплываясь в лучезарной улыбке, – Каролина Кортни.
   Эд Замурски прошел несколько ярдов позади спешащих по ледяной улице в направлении галереи Макконелла двух женщин.
   Слегка поворачивая голову назад, Каролина думала, что за ними следовал телохранитель Джесси-Энн… Только зачем он ей? Может быть, Харрисон Ройл боялся, что его жену украдут?
   Джесси-Энн поняла, что подружится с Каролиной, потому что за последние несколько месяцев ей не пришлось пообщаться с более живым человеком. Проводив Каролину в галерею, она улыбнулась при виде растерянно блуждающего по завешенным темными полотнами с абстрактной живописью стенам обитателя. Обратившись к владельцу этих картин, Каролина сказала твердо, что она абсолютно не понимает такого рода произведения искусства. Затем она потащила Джесси-Энн в пивной зал ресторана «Плаза», чтобы немного выпить.
   – В Нью-Йорке надо вести себя так, как будто ты турист, – жизнерадостным голосом посоветовала она. – Так намного веселее. Скажите мне, пожалуйста, вам часто раньше приходилось посещать пивные залы? Конечно же, редко. Но, моя дорогая, вы только поглядите на всех этих мужчин!
   Ее глаза округлились от удовольствия при виде такого количества праздных мужчин, обсуждающих за кружкой пива важные деловые вопросы, еще более рассмешив этим Джесси-Энн. Через сравнительно небольшой промежуток времени она допивала уже третий коктейль, испытывая острое желание излить свою душу Каролине.
   – Похоже, я так и не начну свою деятельность, – призналась она наконец. – Я ожидала, что мой телефон дни напролет будет разрываться от предложений сотрудничать со мной и что модели выстроятся в очередь около моей двери, желая, чтобы я подписала с ними контракт. Я проработала со всей этой публикой в течение очень долгого времени, Каролина, – четыре года!