Страница:
– Это справедливо! – сказал Готлиб и подал руку Годофриду. – Благодарю за то, что ты дал шанс мне и моим людям, и помни – я не останусь в долгу… брат.
Годофрид пожал поданную руку, но, не отпуская ее, нахмурился и, приблизившись к уху Готлиба, прошептал:
– Брат, но если ты вернешься в Данию, то я тебя с чистой совестью повешу на первом же суку.
Глава 2
Глава 3
Годофрид пожал поданную руку, но, не отпуская ее, нахмурился и, приблизившись к уху Готлиба, прошептал:
– Брат, но если ты вернешься в Данию, то я тебя с чистой совестью повешу на первом же суку.
Глава 2
Жаркий июль дышал откуда-то с востока душно и горячо, словно из раскаленной печи. Медное солнце падало на потерявшийся в молочной дымке край Нево-озера.
Паруса ладей горели в лучах заходящего солнца, отбрасывая далекие тени, и медленно скользили по зеленому стеклу воды.
Словенский князь Буревой еще неделю назад велел боярину Медвежьей лапе сбегать с малой дружиной на двух больших ладьях до городка Корелы.
В Кореле Буревой, по договоренности с карельским князем Вяйне, держал двор, на котором собирал дань с северных народов, признававших старшинство словенского вождя: суми, карелов, чуди, и других окрестных народов.
Медвежья лапа должен был проверить списки хранящихся на княжеских складах товаров и привезти часть собранной дани в город.
Каждое лето словенские купцы увозили на юг к грекам северные товары: мед, пушнину, воск, драгоценный желтый камень – янтарь, лен, изделия из золота, серебра и стали.
Обратно везли золото, серебро, шелк, дорогие одежды, фрукты и другие ценные вещи.
Торговые пути, пролегавшие по землям племен, признававших верховенство словенского князя, были вполне безопасны. Редко кто из иноземцев решался вторгнуться в земли отважных словен.
Опасным был участок между землями полян и границей имперской Византии, где по степи бродили кочевники хазары, жадные до чужого добра. Поэтому князь Буревой приставлял для охраны к купеческим караванам небольшие дружины. Этой небольшой силы хватало, чтобы отбить нападение шайки разбойников. А чтобы хазары не слишком баловали, князь буревой иногда ходил в степи большим войском. После таких походов хазары затихали на несколько лет.
В это лето ильменские купцы-солевары, которых все кличут варягами, собрались сходить к грекам со своей дружиной. А чтобы добиться от главы словенского племени согласия и расположения, варяжские купцы предложили князю Буревому отправить с ними скопившиеся на княжеских складах товары.
Буревой с удовольствием принял предложение. Это был и знак уважения, и выгоду сулил немалую. На княжеских складах к концу лета чересчур много скапливалось добра.
Если оружие, изделия из металла, из кожи могли полежать на складах, то пушнина, мед и воск – товар быстро портящийся; прямая выгода как можно скорее продать их.
В Кореле Медвежья лапа немного задержался.
Как все большие люди, он был добродушен и не любил подобных поручений, – считать товары на складах и мусолить амбарные книги. Его дело – лихой налет; крушить булавой и мечом врагов.
Однако в порученном князем деле проявил редкую дотошность. Оно и понятно, ведь ответ придется держать не только перед самим князем, но и перед своими товарищами, потому что из дани выплачивалась дружине награда за службу князю.
Но к вчерашнему вечеру Медвежья лапа убедился, что складские книги аккуратно ведутся ключником Сбыней и что все, что внесено в книги, лежит на складах, и ничего не испорчено, и ничего не украдено.
Пока Медвежья лапа возился в амбарной пыли, необходимый князю товар был погружен в ладьи; поэтому, как только боярин закончил проверку, все вздохнули облегченно: и Сбыня, и городской посадник Возгарь. За обоими водились мелкие грешки, но к счастью этих пройдох, боярин не заметил их.
Вздохнули облегченно и мечники, охранявшие ладьи. И даже гребцы, которые, казалось бы, только и мечтают завалиться спать где-либо в укромном месте, обрадовались. Всем наскучило торчать в Кореле и ждать отправления в обратный путь.
Но больше всех обрадовался сам боярин.
Рано утром караван двинулся в путь. К вечеру они должны быть в городе.
Кормчий Сом поторапливался. Известно, что в темноте плавать по Нево-озеру не стоит. Озеро известно своей переменчивостью: внезапные страшные бури в мгновение ока топят зазевавшихся путешественников.
Поэтому, уловив в парус попутный ветер, кормчий для ускорения хода посадил гребцов на весла.
Но, как только солнце поднялось повыше, поднялся сильный ветер, и он так раздул парус, что начал валить ладьи с боку на бок, опасно черпая бортами воду.
Весла стали мешать, и Сом приказал гребцам убрать весла. Под одним парусом ладья пошла ровнее.
Ладья размером была шагов в двадцать – двадцать пять в длину и восемь в ширину. Сверху судно прикрыто настилом-палубой. В палубе люки ведут внутрь корабля. Там располагались гребцы, и лежал груз. Места хватало, можно было даже поставить несколько коней.
Гребцы располагались под палубой. Сидели на лавках. Весла выставляли через окна в бортах. Когда их надо было убрать, их складывали поперек корабля.
Посредине судна – высокая мачта с прямым парусом. А на некоторых и две мачты.
Сзади мачты на всю ширину палубы устроен помост для кормчего и рулевого, которые с этого помоста правили судном очень длинным и тяжелым веслом, опущенным в воду сзади острой кормы. Ладьи легко ходили и вперед и назад. Чтобы идти кормой вперед, надо было только перебросить рулевое весло.
На носу ладьи сооружена из досок небольшая каморка для воеводы. На крыше этого помещения постоянно находятся дозорный и сигнальщик с трубой и сигнальными флагами.
Гребцы обрадовались отдыху, и тут же, по своей обычной привычке, завалились под лавки спать. Вскоре жаркий день сморил и остальных людей.
Дружинники, скинув доспехи, дремали в тенечке под бортами ладьей. Из открытого трюма доносился густой храп гребцов.
Даже сам боярин Медвежья лапа, огромный и широколицый, словно матерый медведь, подложив беличью шапку под голову, завалился на мягкие шкуры в тени под пухлым парусом, и по его ковыльной от седины бороде из уголка приоткрытого рта сбегала прозрачная капелька слюны.
Но после обеда ветер внезапно стих, и загустевшая вода, точно зеркало отразила багровый язык, протянувшийся от горизонта. Казалось, что сам бог солнца Ярило смеялся над парой ладей, завязнувших в тягучей медовой воде.
Почувствовав, что ладья замедлила ход, Медвежья лапа, зашевелился, приоткрыл сонный глаз, окидывая взглядом окрестности, и, ничего не обнаружив опасного, подал недовольный голос:
– Сом, а чего стоим?
Вслед за ним зашевелились и остальные.
Дружинники, утирая рукавами заспанные лица, стали проверять оружие и поправлять сбившиеся кольчуги.
А гребцы заняли свои места около весел и приготовились выставить весла наружу, – когда нет попутного ветра, самая для них работа, – и застыли в недоумении – кормчий Сом приказа спускать весла на воду не давал.
Сам же Сом, пристроившийся около рулевого весла на корме, навалился на борт и точно окаменел, глядя куда-то вдаль, и его лицо, узкое и с большим ртом, по-щучьи ощерилось.
Боярину казалось непонятно промедление кормчего. Он сел и, мазнув широкой ладонью по бороде, сказал:
– Сом, давай весла на воду. Потом думать будешь.
Сом, пробужденный грубым голосом боярина, поманил его заскорузлой ладонью:
– Медвежья лапа, подь-ка сюда.
Медвежья лапа догадался, что Сома что-то насторожило. Необычное поведение кормчего удивило его, но боярин рассудил, что Сом был одним из самых опытных кормчих в княжеской дружине, и он не стал бы тревожиться по пустякам.
Поэтому боярин, натянув шапку на голову, со стариковским кряхтением встал и поднялся на помост кормщика.
– Ты чего, Сом? Нельзя же нам стоять! Так до темноты домой не успеем, – с напускной сердитостью напустился боярин на кормчего.
Сом кивнул головой, буркнул, – ага! – но все равно не пошевелился.
Боярин обозлился и спросил:
– Сом, тебе по уху дать, чтобы проснулся?
Сом не испугался и огрызнулся:
– Боярин, а сам по уху не хочешь?
Боярин многообещающе закатил рукав и показал пудовый кулак. Сом опасливо мазнул быстрым взглядом по кулаку и нетерпеливо мотнул головой куда-то в сторону.
– Да погоди ты, лучше глянь туда.
Боярин бросил взгляд в указанную Сомом сторону, однако ничего не увидел.
– Да нет там ничего – одна вода, – проговорил с недоумением Медвежья лапа.
– Эй, на носу – что видишь? – крикнул Сом.
Дозорным на носу стоял молодой отрок. Однако, как он ни вглядывался в сторону, куда показывал рукой Сом, все равно ничего не видел, кроме разве нависшей над водой небольшой тучки.
– Нет, ничего! – ответил отрок после минутного промедления.
– Эх, слепота! – буркнул Сом, презрительно сощурив глаза, и крикнул: – Дозорный… протри глаза!
Медвежья лапа сказал:
– Зря суетишься, Сом, нет там ничего.
– Да ты внимательнее смотри! – начал злиться Сом.
Медвежья лапа прислонил большую ладонь ко лбу, – угасающее солнце слепило глаза, – стал внимательно вглядываться в горизонт еще раз, толком снова ничего не рассмотрел, – у боярина с возрастом упало дальнее зрение, и он не хотел в этом признаваться, – но через минуту неуверенно проговорил:
– Вроде как тучка легла на воду?
– Ха – вроде… – усмехнулся Сом, показав мелкие острые зубы, и сказал. – Туман это катится по воде!
Боярин опустил руку.
– Ну и что, что туман?
– А то, что не к добру это, – сказал Сом.
– Думаешь – буря будет? – спросил Медвежья лапа, и, опустив на глаза мохнатые брови, снова провел взглядом по солнцу. – Вон как сегодня парит, не иначе, как к грозе.
– Не, – возразил Сом. – Не, до конца сегодняшнего дня бури не будет. А ночью должна быть. По всему видно, что бог Погода сердится.
«Чудит Сом», – мелькнуло в голове Медвежьей лапы, но затем он снова вспомнил, что Сом опытный кормщик и попусту тревожиться не будет.
«Такие, как Сом, чуют опасность издали», – подумал Медвежья лапа и вздохнул:
– Сом, ну, так что же тебя беспокоит? Говори прямо, не томи. Нам через туман придется идти?
– Не, туман останется в стороне от нашего хода, – сказал Сом.
– Ну и чего же ты боишься? – начал терять терпение Медвежья лапа.
– Так, мнится мне, что в тумане кто-то есть, – проговорил Сом, продолжая попытки что-то рассмотреть в тумане.
– Да кто же там может быть? Нет там никого! – возмутился Медвежья лапа.
– Угу, – сказал Сом. – Только слух доходит, что даны несколько лет назад ходили в походы за море. А у свеев прошлая зима была голодная, – детей и жен там ели с голодухи. Побоялись они, что не переживут следующей зимы, и присоединились к данам. Теперь их разбойничьи дружины грабят в северных морях торговые корабли. Говорят, даже до римлян и греков доходят.
– А ты не бойся! – усмехнулся Медвежья лапа. – Нево-озеро – наше море! В нашем-то море чужие? Это наше море, и чужим тут места нет… А если что – ударим веслами и уйдем.
– Не уйдем, – качнул седыми волосами Сом и пояснил: – наши ладьи гружены, тяжелы, а если разбойничьи суда выскочат из тумана, то враз нагонят нас.
Медвежья лапа пожал плечами.
– Ну, на мечи разбойников имеются наши мечи. У нас две большие ладьи с воинами. С гребцами – полсотни.
– Ну, тогда, – весла на воду! – сказал Сом, и посоветовал: – Только не спал бы ты боярин… как бы ни потерять княжеское добро.
– Конечно, – сказал Медвежья лапа и крикнул сигнальщику на носу: – Ратиша, иди сюда!
Ратиша, парень четырнадцати лет, в отроки попал благодаря отцу Воиславу, мужу в княжеской дружине, погибшему с год назад.
Воислав приходился дальней родней Медвежьей лапе, поэтому он побеспокоился, чтобы его сына взяли в дружину.
В походы Ратиша и ранее ходил, однако сейчас он в первый раз пошел с серьезными обязанностями, – Медвежья лапа взял его к себе в качестве сигнальщика, и теперь он должен был все время быть подле боярина и подавать необходимые сигналы.
К своим обязанностям Ратиша относился настолько серьезно, что рог на тонком кожаном ремешке не снимал, даже когда ложился спать.
Старые дружинники снисходительно улыбались, однако помалкивали – Медвежья лапа не любил раздоров в дружине и был скор на расправу – запросто мог махнуть своей широченной лапой, в которую умещаются две ладони обычного человека, по уху. После подобной процедуры звон стоял в голове, как в добром колоколе.
Через несколько секунд Ратиша встал перед боярином.
– Дунь-ка в рог тревогу и подай сигнал на вторую ладью, пусть все мечники наденут броню и будут настороже, – распорядился боярин.
Получив команду, Ратиша угрем проскользнул на площадку на носу, там, поставив широко ноги, чтобы не завалиться на случайной волне, поднял рог к небу и, округлив лягушачьими шарами розовые щеки, дунул.
Над водой пронесся мощный тяжелый звук. Вскоре он эхом отозвался со второй ладьи. И тогда Ратиша поднял на верхушку мачты вымпел, означающий боевую тревогу.
Мечники и гребцы засуетились, надевая кольчуги и шлемы, – в бою все будут сражаться.
Дело привычное и через минуту, поблескивая железом, гребцы снова держали весла.
Убедившись, что на втором судне услышали сигнал и там тоже началось шевеление, Медвежья лапа прошел к открытому люку на палубе, окинул из-под мохнатых бровей строгим взглядом ряды гребцов, одобрительно крякнул, поднял руку.
Ратиша снова приложил рог к губам.
И Медвежья лапа зычно распорядился:
– Весла на воду!
Ратиша снова дунул в трубу, и над водой пронесся новый низкий звук.
Весла тут же плеснулись о воду, и за дело взялся старшина гребцов.
– И раз, и два! – начал он размеренный счет, и в такт его счета послышались выдохи напрягшихся людей.
Ладья медленно начала набирать ход.
Медвежья лапа внимательно следил за второй ладьей.
Она на секунду замешкалась, и Медвежья лапа неодобрительно нахмурил брови. Но вскоре второй корабль занял необходимую дистанцию.
– Хорошо, – пробормотал Медвежья лапа.
Он не был напуган, но неизвестная опасность вселяла в него неуверенность, чем он был смущен.
Медвежья лапа поднялся на площадку сигнальщика и стал глядеть на приближающийся туман.
Сом оказался прав в своих предчувствиях: еще ладья не поравнялась с границей тумана, как из тумана наперерез выскочили легкие струги с высокими носами, увенчанные драконьими и волчьими головами. На бортах висели щиты. На мачте белое знамя с вышитым черным вороном.
– Разбойники! – вскрикнул, предупреждая, Сом.
– Вижу! – проговорил Медвежья лапа и прикоснулся рукой к рукояти меча.
Теперь он видел угрозу. Он стал спокоен. Он не боялся угрозы, – воевать с разбойниками ему дело привычное, и в его уме эта угроза ничего не вызвала, кроме желания действовать. Поэтому он без промедления начал распоряжаться.
Сначала он кивнул Ратише:
– Дай сигнал!
Ратиша дунул в рог.
– Надо бы курс сменить и ходу прибавить, – сказал, советуя, Сом.
– Надо бы, да поздно, – проговорил себе в усы Медвежья лапа.
Легкие корабли разбойников под прикрытием тумана успели набрать большую скорость и теперь летели, как стрела, выпущенная из тугого лука.
В голове Медвежьей лапы мелькнула мысль, что можно было бы увеличить скорость своих кораблей, дополнительно посадив на весла мечников, и тем самым попробовать увеличить скорость кораблей.
Однако опытный воин прекрасно понимал, что бегство уже не спасет – выпущенная стрела неминуемо попадет в цель.
А раз так, то Медвежья лапа начал строить план сражения.
Сначала он оценил противника. Разбойников, если исходить из полной загрузки боевых судов, было около двух сотен. Это серьезная сила.
Словен в пять раз меньше, и из них только десяток профессиональных воинов.
Медвежья лапа не боялся превосходящих сил врага – побеждают не числом, а умением. Без умения, если ввязаться в простую драку, численно превосходящий враг неминуемо возьмет верх.
Медвежья лапа взглянул на корабли разбойников – они быстро догоняли.
«Надо найти у разбойников слабое место и все свои силы сосредоточить на нем», – подумал Медвежья лапа.
Он снова прикинул соотношение сил – разбойников в пять раз больше, и они догоняют, в азарте все разбойники сели за весла.
«Так вот же оно – решение»! – озарило Медвежью лапу.
Стараясь быстрее догнать ладьи, разбойники гребут изо всех сил, и потому к моменту столкновения сил у них почти не останется. Сражаться они будут в лучшем случае вполсилы. А словенские воины останутся свежие, полные сил, и потому каждый словенский воин будет стоить пятерых.
План созрел – надо свести две ладьи бортами, чтобы между ними не мог протиснуться вражеский корабль, и тогда на каждом корабле придется защищать только один борт. При таком построении также разбойники не смогут напасть на словен всеми силами, и бить их можно будет по частям.
Медвежья лапа повеселел.
– Дай сигнал Разумнику, чтобы догонял нас и занимал место рядом, – сказал Медвежья лапа Ратише.
Ратиша подал трубой сигнал и занялся сигнальными флагами.
Медвежья лапа отдал очередную команду:
– Убавить ход! Гребцам отдыхать! Луки готовить к стрельбе! Огонь разжечь!
Защелкали кресала, и из глиняных горшков, прикрепленных к бортам, потянулся робкий сизый дым, быстро сменившийся радостно заплясавшим огнем.
Ладья сильно сбавила ход, и второй корабль, которым командовал боярин Разумник, стал приближаться.
Медвежья лапа отметил, что еще быстрее приближались корабли разбойников, и забеспокоился – похоже, корабль Разумника не успевал занять назначенное ему место.
Так оно и вышло – корабли разбойников нагнали корабль Разумника раньше, чем он смог подойти к кораблю Медвежьей лапы.
Медвежья лапа с горечью наблюдал, как разбойники начали засыпать стрелами корабль Разумника.
Медвежья лапа подумал, что теперь им придется в одиночку отбиваться от разбойников.
Но вот подошло время позаботиться и о себе – корабли разбойников были уже близко.
Медвежья лапа отдал новую команду.
– Убирай весла! Всем взять луки!
Гребцы убрали весла и выбежали на верхнюю палубу с оружием и луками.
Ратиша подал боевой сигнал в рог.
Мечники и освободившиеся гребцы опустили обернутые просмоленной паклей стрелу в огонь, затем положили стрелы на луки и натянули тетиву.
Разбойники заметили огонь на стрелах, и из-за бортов их стругов потянулся тревожный низкий сигнал горна.
На носу кто-то огромный, грозя словенам и разжигая себя яростью, размахивал топором.
Корабль словен под одними парусами медленно двигался вперед. С корабля уже было видно, как разбойники яростно орудовали веслами.
«Это хорошо»! – подумал Медвежья лапа.
Как только корабли разбойников приблизились на расстояние полета стрелы, Медвежья лапа махнул рукой:
– Пускай стрелы!
Лучники выпустили стрелы огненной струей, но и над вражескими ладьями взметнулось темное облачко стрел.
Словенам незачем было беречь вражеские корабли, а разбойники ответили незажженными стрелами, так как им был нужен груз тяжело осевших кораблей. Они были уверены, что охрана двух грузовых кораблей немногочисленна, и суда легко удастся захватить, а раз так, то зачем портить добычу, поджигая ее?
Медвежья лапа хлопнул тяжелой рукой по плечу Ратиши, – а ну-ка, отрок, спрячься за щит! – а сам стал наблюдать за приближающейся смертельной стаей.
Еще не пролетели стрелы и половины пути, как с обеих сторон взметнулись новые смертоносные стаи.
Воины с обеих сторон были умелы, и пока первая стрела летела до противника, они успели выпустить еще несколько стрел. И за мгновение до того, как первые стрелы вонзились в них, они подняли щиты.
Стрелы с глухим стуком ударились о щиты и борта, превратив их во взъерошенных ежей.
Пара разбойничьих стругов вспыхнула словно лучина, и над словенскими ладьями пронесся торжествующий рев.
Но, пометавшись, разбойники быстро затушили огонь на пострадавших судах. Два корабля разбойников стремительно охватывали словенскую ладью. Лучники били стрелами в упор.
Еще через секунду корабли сшиблись бортами. Послышался ужасный треск ломающихся весел: разбойники не успели спрятать весла.
Медвежья лапа успел предупредить, – смотри с борта! – и на словенские ладьи полезли разбойники в шлемах с рогами и оскаленными мордами.
– Руби их! – взревел Медвежья лапа, и словене начали тыкать копьями в разбойников, а тех, которые забрались на борт, рубить топорами и мечами. Однако словенам пришлось тяжко – морские разбойники, пользуясь численным превосходством, нападали с двух бортов одновременно.
Ратиша хватался за боевой топорик, но Медвежья лапа отгородил молодого отрока от схватки широкой, на пол-ладьи спиной, и тяжело ухая, наносил в стороны мощные удары топором. Меч он пока оставил в покое.
Поняв, что из-за спины боярина до врага не дотянуться, Ратиша, едва не плача, оттого что ему не дали сразиться с врагом, выхватил лук и стал пускать стрелы в разбойников.
Это оказалось полезнее, и Медвежья лапа даже приободрил Ратишу коротким похвальным словом:
– Молодчина, юноша! Будешь добрым воином.
Паруса ладей горели в лучах заходящего солнца, отбрасывая далекие тени, и медленно скользили по зеленому стеклу воды.
Словенский князь Буревой еще неделю назад велел боярину Медвежьей лапе сбегать с малой дружиной на двух больших ладьях до городка Корелы.
В Кореле Буревой, по договоренности с карельским князем Вяйне, держал двор, на котором собирал дань с северных народов, признававших старшинство словенского вождя: суми, карелов, чуди, и других окрестных народов.
Медвежья лапа должен был проверить списки хранящихся на княжеских складах товаров и привезти часть собранной дани в город.
Каждое лето словенские купцы увозили на юг к грекам северные товары: мед, пушнину, воск, драгоценный желтый камень – янтарь, лен, изделия из золота, серебра и стали.
Обратно везли золото, серебро, шелк, дорогие одежды, фрукты и другие ценные вещи.
Торговые пути, пролегавшие по землям племен, признававших верховенство словенского князя, были вполне безопасны. Редко кто из иноземцев решался вторгнуться в земли отважных словен.
Опасным был участок между землями полян и границей имперской Византии, где по степи бродили кочевники хазары, жадные до чужого добра. Поэтому князь Буревой приставлял для охраны к купеческим караванам небольшие дружины. Этой небольшой силы хватало, чтобы отбить нападение шайки разбойников. А чтобы хазары не слишком баловали, князь буревой иногда ходил в степи большим войском. После таких походов хазары затихали на несколько лет.
В это лето ильменские купцы-солевары, которых все кличут варягами, собрались сходить к грекам со своей дружиной. А чтобы добиться от главы словенского племени согласия и расположения, варяжские купцы предложили князю Буревому отправить с ними скопившиеся на княжеских складах товары.
Буревой с удовольствием принял предложение. Это был и знак уважения, и выгоду сулил немалую. На княжеских складах к концу лета чересчур много скапливалось добра.
Если оружие, изделия из металла, из кожи могли полежать на складах, то пушнина, мед и воск – товар быстро портящийся; прямая выгода как можно скорее продать их.
В Кореле Медвежья лапа немного задержался.
Как все большие люди, он был добродушен и не любил подобных поручений, – считать товары на складах и мусолить амбарные книги. Его дело – лихой налет; крушить булавой и мечом врагов.
Однако в порученном князем деле проявил редкую дотошность. Оно и понятно, ведь ответ придется держать не только перед самим князем, но и перед своими товарищами, потому что из дани выплачивалась дружине награда за службу князю.
Но к вчерашнему вечеру Медвежья лапа убедился, что складские книги аккуратно ведутся ключником Сбыней и что все, что внесено в книги, лежит на складах, и ничего не испорчено, и ничего не украдено.
Пока Медвежья лапа возился в амбарной пыли, необходимый князю товар был погружен в ладьи; поэтому, как только боярин закончил проверку, все вздохнули облегченно: и Сбыня, и городской посадник Возгарь. За обоими водились мелкие грешки, но к счастью этих пройдох, боярин не заметил их.
Вздохнули облегченно и мечники, охранявшие ладьи. И даже гребцы, которые, казалось бы, только и мечтают завалиться спать где-либо в укромном месте, обрадовались. Всем наскучило торчать в Кореле и ждать отправления в обратный путь.
Но больше всех обрадовался сам боярин.
Рано утром караван двинулся в путь. К вечеру они должны быть в городе.
Кормчий Сом поторапливался. Известно, что в темноте плавать по Нево-озеру не стоит. Озеро известно своей переменчивостью: внезапные страшные бури в мгновение ока топят зазевавшихся путешественников.
Поэтому, уловив в парус попутный ветер, кормчий для ускорения хода посадил гребцов на весла.
Но, как только солнце поднялось повыше, поднялся сильный ветер, и он так раздул парус, что начал валить ладьи с боку на бок, опасно черпая бортами воду.
Весла стали мешать, и Сом приказал гребцам убрать весла. Под одним парусом ладья пошла ровнее.
Ладья размером была шагов в двадцать – двадцать пять в длину и восемь в ширину. Сверху судно прикрыто настилом-палубой. В палубе люки ведут внутрь корабля. Там располагались гребцы, и лежал груз. Места хватало, можно было даже поставить несколько коней.
Гребцы располагались под палубой. Сидели на лавках. Весла выставляли через окна в бортах. Когда их надо было убрать, их складывали поперек корабля.
Посредине судна – высокая мачта с прямым парусом. А на некоторых и две мачты.
Сзади мачты на всю ширину палубы устроен помост для кормчего и рулевого, которые с этого помоста правили судном очень длинным и тяжелым веслом, опущенным в воду сзади острой кормы. Ладьи легко ходили и вперед и назад. Чтобы идти кормой вперед, надо было только перебросить рулевое весло.
На носу ладьи сооружена из досок небольшая каморка для воеводы. На крыше этого помещения постоянно находятся дозорный и сигнальщик с трубой и сигнальными флагами.
Гребцы обрадовались отдыху, и тут же, по своей обычной привычке, завалились под лавки спать. Вскоре жаркий день сморил и остальных людей.
Дружинники, скинув доспехи, дремали в тенечке под бортами ладьей. Из открытого трюма доносился густой храп гребцов.
Даже сам боярин Медвежья лапа, огромный и широколицый, словно матерый медведь, подложив беличью шапку под голову, завалился на мягкие шкуры в тени под пухлым парусом, и по его ковыльной от седины бороде из уголка приоткрытого рта сбегала прозрачная капелька слюны.
Но после обеда ветер внезапно стих, и загустевшая вода, точно зеркало отразила багровый язык, протянувшийся от горизонта. Казалось, что сам бог солнца Ярило смеялся над парой ладей, завязнувших в тягучей медовой воде.
Почувствовав, что ладья замедлила ход, Медвежья лапа, зашевелился, приоткрыл сонный глаз, окидывая взглядом окрестности, и, ничего не обнаружив опасного, подал недовольный голос:
– Сом, а чего стоим?
Вслед за ним зашевелились и остальные.
Дружинники, утирая рукавами заспанные лица, стали проверять оружие и поправлять сбившиеся кольчуги.
А гребцы заняли свои места около весел и приготовились выставить весла наружу, – когда нет попутного ветра, самая для них работа, – и застыли в недоумении – кормчий Сом приказа спускать весла на воду не давал.
Сам же Сом, пристроившийся около рулевого весла на корме, навалился на борт и точно окаменел, глядя куда-то вдаль, и его лицо, узкое и с большим ртом, по-щучьи ощерилось.
Боярину казалось непонятно промедление кормчего. Он сел и, мазнув широкой ладонью по бороде, сказал:
– Сом, давай весла на воду. Потом думать будешь.
Сом, пробужденный грубым голосом боярина, поманил его заскорузлой ладонью:
– Медвежья лапа, подь-ка сюда.
Медвежья лапа догадался, что Сома что-то насторожило. Необычное поведение кормчего удивило его, но боярин рассудил, что Сом был одним из самых опытных кормчих в княжеской дружине, и он не стал бы тревожиться по пустякам.
Поэтому боярин, натянув шапку на голову, со стариковским кряхтением встал и поднялся на помост кормщика.
– Ты чего, Сом? Нельзя же нам стоять! Так до темноты домой не успеем, – с напускной сердитостью напустился боярин на кормчего.
Сом кивнул головой, буркнул, – ага! – но все равно не пошевелился.
Боярин обозлился и спросил:
– Сом, тебе по уху дать, чтобы проснулся?
Сом не испугался и огрызнулся:
– Боярин, а сам по уху не хочешь?
Боярин многообещающе закатил рукав и показал пудовый кулак. Сом опасливо мазнул быстрым взглядом по кулаку и нетерпеливо мотнул головой куда-то в сторону.
– Да погоди ты, лучше глянь туда.
Боярин бросил взгляд в указанную Сомом сторону, однако ничего не увидел.
– Да нет там ничего – одна вода, – проговорил с недоумением Медвежья лапа.
– Эй, на носу – что видишь? – крикнул Сом.
Дозорным на носу стоял молодой отрок. Однако, как он ни вглядывался в сторону, куда показывал рукой Сом, все равно ничего не видел, кроме разве нависшей над водой небольшой тучки.
– Нет, ничего! – ответил отрок после минутного промедления.
– Эх, слепота! – буркнул Сом, презрительно сощурив глаза, и крикнул: – Дозорный… протри глаза!
Медвежья лапа сказал:
– Зря суетишься, Сом, нет там ничего.
– Да ты внимательнее смотри! – начал злиться Сом.
Медвежья лапа прислонил большую ладонь ко лбу, – угасающее солнце слепило глаза, – стал внимательно вглядываться в горизонт еще раз, толком снова ничего не рассмотрел, – у боярина с возрастом упало дальнее зрение, и он не хотел в этом признаваться, – но через минуту неуверенно проговорил:
– Вроде как тучка легла на воду?
– Ха – вроде… – усмехнулся Сом, показав мелкие острые зубы, и сказал. – Туман это катится по воде!
Боярин опустил руку.
– Ну и что, что туман?
– А то, что не к добру это, – сказал Сом.
– Думаешь – буря будет? – спросил Медвежья лапа, и, опустив на глаза мохнатые брови, снова провел взглядом по солнцу. – Вон как сегодня парит, не иначе, как к грозе.
– Не, – возразил Сом. – Не, до конца сегодняшнего дня бури не будет. А ночью должна быть. По всему видно, что бог Погода сердится.
«Чудит Сом», – мелькнуло в голове Медвежьей лапы, но затем он снова вспомнил, что Сом опытный кормщик и попусту тревожиться не будет.
«Такие, как Сом, чуют опасность издали», – подумал Медвежья лапа и вздохнул:
– Сом, ну, так что же тебя беспокоит? Говори прямо, не томи. Нам через туман придется идти?
– Не, туман останется в стороне от нашего хода, – сказал Сом.
– Ну и чего же ты боишься? – начал терять терпение Медвежья лапа.
– Так, мнится мне, что в тумане кто-то есть, – проговорил Сом, продолжая попытки что-то рассмотреть в тумане.
– Да кто же там может быть? Нет там никого! – возмутился Медвежья лапа.
– Угу, – сказал Сом. – Только слух доходит, что даны несколько лет назад ходили в походы за море. А у свеев прошлая зима была голодная, – детей и жен там ели с голодухи. Побоялись они, что не переживут следующей зимы, и присоединились к данам. Теперь их разбойничьи дружины грабят в северных морях торговые корабли. Говорят, даже до римлян и греков доходят.
– А ты не бойся! – усмехнулся Медвежья лапа. – Нево-озеро – наше море! В нашем-то море чужие? Это наше море, и чужим тут места нет… А если что – ударим веслами и уйдем.
– Не уйдем, – качнул седыми волосами Сом и пояснил: – наши ладьи гружены, тяжелы, а если разбойничьи суда выскочат из тумана, то враз нагонят нас.
Медвежья лапа пожал плечами.
– Ну, на мечи разбойников имеются наши мечи. У нас две большие ладьи с воинами. С гребцами – полсотни.
– Ну, тогда, – весла на воду! – сказал Сом, и посоветовал: – Только не спал бы ты боярин… как бы ни потерять княжеское добро.
– Конечно, – сказал Медвежья лапа и крикнул сигнальщику на носу: – Ратиша, иди сюда!
Ратиша, парень четырнадцати лет, в отроки попал благодаря отцу Воиславу, мужу в княжеской дружине, погибшему с год назад.
Воислав приходился дальней родней Медвежьей лапе, поэтому он побеспокоился, чтобы его сына взяли в дружину.
В походы Ратиша и ранее ходил, однако сейчас он в первый раз пошел с серьезными обязанностями, – Медвежья лапа взял его к себе в качестве сигнальщика, и теперь он должен был все время быть подле боярина и подавать необходимые сигналы.
К своим обязанностям Ратиша относился настолько серьезно, что рог на тонком кожаном ремешке не снимал, даже когда ложился спать.
Старые дружинники снисходительно улыбались, однако помалкивали – Медвежья лапа не любил раздоров в дружине и был скор на расправу – запросто мог махнуть своей широченной лапой, в которую умещаются две ладони обычного человека, по уху. После подобной процедуры звон стоял в голове, как в добром колоколе.
Через несколько секунд Ратиша встал перед боярином.
– Дунь-ка в рог тревогу и подай сигнал на вторую ладью, пусть все мечники наденут броню и будут настороже, – распорядился боярин.
Получив команду, Ратиша угрем проскользнул на площадку на носу, там, поставив широко ноги, чтобы не завалиться на случайной волне, поднял рог к небу и, округлив лягушачьими шарами розовые щеки, дунул.
Над водой пронесся мощный тяжелый звук. Вскоре он эхом отозвался со второй ладьи. И тогда Ратиша поднял на верхушку мачты вымпел, означающий боевую тревогу.
Мечники и гребцы засуетились, надевая кольчуги и шлемы, – в бою все будут сражаться.
Дело привычное и через минуту, поблескивая железом, гребцы снова держали весла.
Убедившись, что на втором судне услышали сигнал и там тоже началось шевеление, Медвежья лапа прошел к открытому люку на палубе, окинул из-под мохнатых бровей строгим взглядом ряды гребцов, одобрительно крякнул, поднял руку.
Ратиша снова приложил рог к губам.
И Медвежья лапа зычно распорядился:
– Весла на воду!
Ратиша снова дунул в трубу, и над водой пронесся новый низкий звук.
Весла тут же плеснулись о воду, и за дело взялся старшина гребцов.
– И раз, и два! – начал он размеренный счет, и в такт его счета послышались выдохи напрягшихся людей.
Ладья медленно начала набирать ход.
Медвежья лапа внимательно следил за второй ладьей.
Она на секунду замешкалась, и Медвежья лапа неодобрительно нахмурил брови. Но вскоре второй корабль занял необходимую дистанцию.
– Хорошо, – пробормотал Медвежья лапа.
Он не был напуган, но неизвестная опасность вселяла в него неуверенность, чем он был смущен.
Медвежья лапа поднялся на площадку сигнальщика и стал глядеть на приближающийся туман.
Сом оказался прав в своих предчувствиях: еще ладья не поравнялась с границей тумана, как из тумана наперерез выскочили легкие струги с высокими носами, увенчанные драконьими и волчьими головами. На бортах висели щиты. На мачте белое знамя с вышитым черным вороном.
– Разбойники! – вскрикнул, предупреждая, Сом.
– Вижу! – проговорил Медвежья лапа и прикоснулся рукой к рукояти меча.
Теперь он видел угрозу. Он стал спокоен. Он не боялся угрозы, – воевать с разбойниками ему дело привычное, и в его уме эта угроза ничего не вызвала, кроме желания действовать. Поэтому он без промедления начал распоряжаться.
Сначала он кивнул Ратише:
– Дай сигнал!
Ратиша дунул в рог.
– Надо бы курс сменить и ходу прибавить, – сказал, советуя, Сом.
– Надо бы, да поздно, – проговорил себе в усы Медвежья лапа.
Легкие корабли разбойников под прикрытием тумана успели набрать большую скорость и теперь летели, как стрела, выпущенная из тугого лука.
В голове Медвежьей лапы мелькнула мысль, что можно было бы увеличить скорость своих кораблей, дополнительно посадив на весла мечников, и тем самым попробовать увеличить скорость кораблей.
Однако опытный воин прекрасно понимал, что бегство уже не спасет – выпущенная стрела неминуемо попадет в цель.
А раз так, то Медвежья лапа начал строить план сражения.
Сначала он оценил противника. Разбойников, если исходить из полной загрузки боевых судов, было около двух сотен. Это серьезная сила.
Словен в пять раз меньше, и из них только десяток профессиональных воинов.
Медвежья лапа не боялся превосходящих сил врага – побеждают не числом, а умением. Без умения, если ввязаться в простую драку, численно превосходящий враг неминуемо возьмет верх.
Медвежья лапа взглянул на корабли разбойников – они быстро догоняли.
«Надо найти у разбойников слабое место и все свои силы сосредоточить на нем», – подумал Медвежья лапа.
Он снова прикинул соотношение сил – разбойников в пять раз больше, и они догоняют, в азарте все разбойники сели за весла.
«Так вот же оно – решение»! – озарило Медвежью лапу.
Стараясь быстрее догнать ладьи, разбойники гребут изо всех сил, и потому к моменту столкновения сил у них почти не останется. Сражаться они будут в лучшем случае вполсилы. А словенские воины останутся свежие, полные сил, и потому каждый словенский воин будет стоить пятерых.
План созрел – надо свести две ладьи бортами, чтобы между ними не мог протиснуться вражеский корабль, и тогда на каждом корабле придется защищать только один борт. При таком построении также разбойники не смогут напасть на словен всеми силами, и бить их можно будет по частям.
Медвежья лапа повеселел.
– Дай сигнал Разумнику, чтобы догонял нас и занимал место рядом, – сказал Медвежья лапа Ратише.
Ратиша подал трубой сигнал и занялся сигнальными флагами.
Медвежья лапа отдал очередную команду:
– Убавить ход! Гребцам отдыхать! Луки готовить к стрельбе! Огонь разжечь!
Защелкали кресала, и из глиняных горшков, прикрепленных к бортам, потянулся робкий сизый дым, быстро сменившийся радостно заплясавшим огнем.
Ладья сильно сбавила ход, и второй корабль, которым командовал боярин Разумник, стал приближаться.
Медвежья лапа отметил, что еще быстрее приближались корабли разбойников, и забеспокоился – похоже, корабль Разумника не успевал занять назначенное ему место.
Так оно и вышло – корабли разбойников нагнали корабль Разумника раньше, чем он смог подойти к кораблю Медвежьей лапы.
Медвежья лапа с горечью наблюдал, как разбойники начали засыпать стрелами корабль Разумника.
Медвежья лапа подумал, что теперь им придется в одиночку отбиваться от разбойников.
Но вот подошло время позаботиться и о себе – корабли разбойников были уже близко.
Медвежья лапа отдал новую команду.
– Убирай весла! Всем взять луки!
Гребцы убрали весла и выбежали на верхнюю палубу с оружием и луками.
Ратиша подал боевой сигнал в рог.
Мечники и освободившиеся гребцы опустили обернутые просмоленной паклей стрелу в огонь, затем положили стрелы на луки и натянули тетиву.
Разбойники заметили огонь на стрелах, и из-за бортов их стругов потянулся тревожный низкий сигнал горна.
На носу кто-то огромный, грозя словенам и разжигая себя яростью, размахивал топором.
Корабль словен под одними парусами медленно двигался вперед. С корабля уже было видно, как разбойники яростно орудовали веслами.
«Это хорошо»! – подумал Медвежья лапа.
Как только корабли разбойников приблизились на расстояние полета стрелы, Медвежья лапа махнул рукой:
– Пускай стрелы!
Лучники выпустили стрелы огненной струей, но и над вражескими ладьями взметнулось темное облачко стрел.
Словенам незачем было беречь вражеские корабли, а разбойники ответили незажженными стрелами, так как им был нужен груз тяжело осевших кораблей. Они были уверены, что охрана двух грузовых кораблей немногочисленна, и суда легко удастся захватить, а раз так, то зачем портить добычу, поджигая ее?
Медвежья лапа хлопнул тяжелой рукой по плечу Ратиши, – а ну-ка, отрок, спрячься за щит! – а сам стал наблюдать за приближающейся смертельной стаей.
Еще не пролетели стрелы и половины пути, как с обеих сторон взметнулись новые смертоносные стаи.
Воины с обеих сторон были умелы, и пока первая стрела летела до противника, они успели выпустить еще несколько стрел. И за мгновение до того, как первые стрелы вонзились в них, они подняли щиты.
Стрелы с глухим стуком ударились о щиты и борта, превратив их во взъерошенных ежей.
Пара разбойничьих стругов вспыхнула словно лучина, и над словенскими ладьями пронесся торжествующий рев.
Но, пометавшись, разбойники быстро затушили огонь на пострадавших судах. Два корабля разбойников стремительно охватывали словенскую ладью. Лучники били стрелами в упор.
Еще через секунду корабли сшиблись бортами. Послышался ужасный треск ломающихся весел: разбойники не успели спрятать весла.
Медвежья лапа успел предупредить, – смотри с борта! – и на словенские ладьи полезли разбойники в шлемах с рогами и оскаленными мордами.
– Руби их! – взревел Медвежья лапа, и словене начали тыкать копьями в разбойников, а тех, которые забрались на борт, рубить топорами и мечами. Однако словенам пришлось тяжко – морские разбойники, пользуясь численным превосходством, нападали с двух бортов одновременно.
Ратиша хватался за боевой топорик, но Медвежья лапа отгородил молодого отрока от схватки широкой, на пол-ладьи спиной, и тяжело ухая, наносил в стороны мощные удары топором. Меч он пока оставил в покое.
Поняв, что из-за спины боярина до врага не дотянуться, Ратиша, едва не плача, оттого что ему не дали сразиться с врагом, выхватил лук и стал пускать стрелы в разбойников.
Это оказалось полезнее, и Медвежья лапа даже приободрил Ратишу коротким похвальным словом:
– Молодчина, юноша! Будешь добрым воином.
Глава 3
Стар стал словенский князь Буревой. Не спится ему ночью.
Род словенские князья ведут от самого бога Солнца-Сварожича, и его славного потомка римского императора Августа.
Платят словенским князьям дань кривичи, меря, весь, и иные племена, живущие рядом. Исправно и без ропота платят дань.
Еще славный воин Ратибор, дед князя Буревоя, заключил договор с окрестными племенами, что те признают верховенство князей словенских и платят им не тяжкую дань, а князья словенские поддерживают между племенами порядок и защищают их от кочевников, – хазары спят и видят, как бы им пограбить города славян.
А князь Буревой расширил власть словен на огромную территорию от южного моря до северного моря, от западного океана до диких лесов далеко на востоке.
А что племена иногда воюют между собой, так это дело обычное и полезное, потому что за помощью в примирении обращаются они к князю словенскому, сами выбирают его судьей над собой, и тем самым признают его власть над собой.
И все вроде бы благополучно: слава о могучем воине Буревом идет от Югры и до Рима, от теплых морей до студеных. Все вроде бы хорошо, но вот гнетет душу князя дурное предчувствие, упавшее на сердце, словно гром-камень, тяжкий и холодный. И мерещатся ему в темных углах, куда не достает робкий свет из очага, тоскливые змеи, грозящие дрожащими смертельными жалами.
Поэтому еще не прокричали петухи, как Буревой отодвинулся от тихо сопевшей жены Веселки, – та сонно чмокнула пухлыми губами, перевернулась на другой бок, и снова засопела, – сунул ноги в теплые валяные чуни, накинул прямо на голые плечи простой овчинный кожух и вышел в высокие сени.
Небо было черно. Над низкими крышами изб перезрелым яблоком висела луна. Звезды догорали последний час. Где-то далеко захлебывались соловьи, перебиваемые мрачным уханьем сов.
Князь Буревой туго потянул заросшими ноздрями прохладный утренний воздух, – город пах кислым запахом горячего хлеба.
– Добре! – довольно проворчал под нос князь. – бабы знают дело, и когда проснутся мужи, им будет готов горячий хлеб.
Со стороны частокола деревянными колотушками стукнули сторожа.
«И тут исправно» – отметил князь и подумал, что надо бы дойти до причалов, посмотреть, что там происходит.
Скоро рассвет, но купцы должны уже готовить в далекий путь ладьи. Как только первый луч солнца падет на верхушки сосен, остроносые ладьи взрежут стеклянные воды, чтобы караваном уйти в дальний путь.
«Слава богам, которые одарили землю словен драгоценными дарами»! – подумал князь Буревой.
Где-то крикнул петух, ему отозвался другой, и на небе зарозовели робкие облака.
Оторвался князь Буревой от дум, – пора ему вернуться в полати и надеть достойный князя наряд, чтобы народ видел богатство и уважал своего князя.
Хлопотное княжеское дело: проверять двор – как ведется хозяйство; проведывать склады – есть ли товар; слушать сообщения о сборе дани и пошлин с проплывающих мимо города ладей, многие-многие другие тяжкие труды.
А случится повод, так идти в поход, потому что нельзя дружине засиживаться без ратного дела.
Двор словенского князя, кремль, представлял собой огороженный частоколом комплекс из нескольких зданий.
Главный дворец – терем: высокая двухэтажная постройка из огромных бревен. Его крыша сделана в форме шатра с золочеными коньками.
На втором этаже терема находится горница – парадное помещение.
Горница украшена оружием и доспехами. Здесь же находился княжеский трон – кресло, обитое дорогими тканями, и украшенное золотом и серебром. Над троном висят священные знамена.
Горница соединяется крытыми сенями на подпорах из столбов с жилыми зданиями: княжескими хоромами, где и живет князь, и женскими хоромами. В жилые хоромы никто не имеет права входить. Кроме слуг, разумеется.
В кремле есть также служебные помещения.
Гридницкая, – большая одноэтажная постройка. Здесь хозяйничает главный воевода – дает дружинникам поручения и принимает доклады об их исполнении.
Род словенские князья ведут от самого бога Солнца-Сварожича, и его славного потомка римского императора Августа.
Платят словенским князьям дань кривичи, меря, весь, и иные племена, живущие рядом. Исправно и без ропота платят дань.
Еще славный воин Ратибор, дед князя Буревоя, заключил договор с окрестными племенами, что те признают верховенство князей словенских и платят им не тяжкую дань, а князья словенские поддерживают между племенами порядок и защищают их от кочевников, – хазары спят и видят, как бы им пограбить города славян.
А князь Буревой расширил власть словен на огромную территорию от южного моря до северного моря, от западного океана до диких лесов далеко на востоке.
А что племена иногда воюют между собой, так это дело обычное и полезное, потому что за помощью в примирении обращаются они к князю словенскому, сами выбирают его судьей над собой, и тем самым признают его власть над собой.
И все вроде бы благополучно: слава о могучем воине Буревом идет от Югры и до Рима, от теплых морей до студеных. Все вроде бы хорошо, но вот гнетет душу князя дурное предчувствие, упавшее на сердце, словно гром-камень, тяжкий и холодный. И мерещатся ему в темных углах, куда не достает робкий свет из очага, тоскливые змеи, грозящие дрожащими смертельными жалами.
Поэтому еще не прокричали петухи, как Буревой отодвинулся от тихо сопевшей жены Веселки, – та сонно чмокнула пухлыми губами, перевернулась на другой бок, и снова засопела, – сунул ноги в теплые валяные чуни, накинул прямо на голые плечи простой овчинный кожух и вышел в высокие сени.
Небо было черно. Над низкими крышами изб перезрелым яблоком висела луна. Звезды догорали последний час. Где-то далеко захлебывались соловьи, перебиваемые мрачным уханьем сов.
Князь Буревой туго потянул заросшими ноздрями прохладный утренний воздух, – город пах кислым запахом горячего хлеба.
– Добре! – довольно проворчал под нос князь. – бабы знают дело, и когда проснутся мужи, им будет готов горячий хлеб.
Со стороны частокола деревянными колотушками стукнули сторожа.
«И тут исправно» – отметил князь и подумал, что надо бы дойти до причалов, посмотреть, что там происходит.
Скоро рассвет, но купцы должны уже готовить в далекий путь ладьи. Как только первый луч солнца падет на верхушки сосен, остроносые ладьи взрежут стеклянные воды, чтобы караваном уйти в дальний путь.
«Слава богам, которые одарили землю словен драгоценными дарами»! – подумал князь Буревой.
Где-то крикнул петух, ему отозвался другой, и на небе зарозовели робкие облака.
Оторвался князь Буревой от дум, – пора ему вернуться в полати и надеть достойный князя наряд, чтобы народ видел богатство и уважал своего князя.
Хлопотное княжеское дело: проверять двор – как ведется хозяйство; проведывать склады – есть ли товар; слушать сообщения о сборе дани и пошлин с проплывающих мимо города ладей, многие-многие другие тяжкие труды.
А случится повод, так идти в поход, потому что нельзя дружине засиживаться без ратного дела.
Двор словенского князя, кремль, представлял собой огороженный частоколом комплекс из нескольких зданий.
Главный дворец – терем: высокая двухэтажная постройка из огромных бревен. Его крыша сделана в форме шатра с золочеными коньками.
На втором этаже терема находится горница – парадное помещение.
Горница украшена оружием и доспехами. Здесь же находился княжеский трон – кресло, обитое дорогими тканями, и украшенное золотом и серебром. Над троном висят священные знамена.
Горница соединяется крытыми сенями на подпорах из столбов с жилыми зданиями: княжескими хоромами, где и живет князь, и женскими хоромами. В жилые хоромы никто не имеет права входить. Кроме слуг, разумеется.
В кремле есть также служебные помещения.
Гридницкая, – большая одноэтажная постройка. Здесь хозяйничает главный воевода – дает дружинникам поручения и принимает доклады об их исполнении.