– А тебе-то, откуда это знать?
   Голубка улыбнулась и сказала:
   – Ну, я ведь не раз бывала с отцом в походах, приходилось воевать и с разбойниками.
   – Ты – в походах? – недоверчиво воскликнул Гостомысл. В прошлый раз это заявление Голубки воспринял за хвастовство. – Да кто же тебя, сопливую девчонку, возьмет в военный поход?
   Голубка гордо задрала курносый нос.
   – Так потому и берут, что мой отец князь Радосвет – вождь Ророгов.
   – Каких еще Ророгов? – удивился Гостомысл.
   Голубка захихикала.
   – Тю на тебя! Ты что не знаешь, что Сокол-Ророг – наш предок?
   – Чей? – с недоумением спросил Гостомысл.
   – Предок вождей нашего племени, – сказал Голубка.
   – А наш род идет от самого Сварожича, – похвастался Гостомысл.
   Их разговор прервал окрик с ладьи:
   – Голубка, долго ты еще там будешь прохлаждаться?
   – Щас! – крикнула Голубка и, ухватившись за узел, проговорила: – Ну, ладно, побегу я, а то дядя будет ругаться, мы утром ведь тоже уходим.
   – И куда? – машинально задал вопрос Гостомысл.
   – В Руссу возвращаемся. Нам уходить далеко теперь никак нельзя – побьют вас разбойники, кто защищать город будет?
   – Не каркай, как старый ворон, – сказал Гостомысл.
   – Я не ворон, – строптиво ответила Голубка.
   – Ну, ворона, – сказал Гостомысл.
   – И не ворона, – сказала Голубка.
   – Тогда варежка соленая, – сказал Гостомысл.
   Голубка обиженно засопела, взяла узел и потащила его к ладье, но через пару шагов, оглянулась и сказала:
   – Княжич, ты только береги себя.
   – А что, понравился? – спросил с насмешкой Гостомысл.
   – Понравился, – притворно беззаботно хихикнула Голубка. Но через секунду улыбка исчезла с губ, а в ее глазах появилась жалость. – Убьют тебя, глупенький, кто меня возьмет замуж?
   Гостомысл покраснел и пробормотал:
   – Да рано вроде бы нам жениться.
   – А ты года через четыре сватов присылай, посмотрим, – снова хихикнула Голубка и легко взбежала на борт ладьи.
   Гостомысл постоял некоторое время, затем побрел к своим ладьям. Около ладей его встретил отец.
   – А, – пришел наконец-то. И где ты ходил? – спросил отец.
   – Я ходил к русской ладье, – сказал Гостомысл.
   – Ты с кем-то разговаривал на русской ладье? – спросил князь.
   – Так, с девчонкой одной. Говорит, что она дочь князя Радосвета, вождя Ророгов, – сказал Гостомысл.
   Отец хмыкнул.
   – Да? А что она тут делает?
   – Она с дядей. Наверно, на торг приходили.
   – Но вообще-то у руссов добра не перечесть, да и воины они добрые. – Немного подумав, добавил: – Все племена, живущие от Северного моря до южного, нашего корня. Мы одного славянского народа. Наш общий предок – сын Ноя Афет, которому достались на западные и на северные страны до полунощия. Но правнуки Афетовы, Скиф и Зардан, отделились от рода своего в западных странах и поселились в Ексинопонте, и жили там много лет. Их князьями были: Словен, Рус, Болгар, Коман, Истер. Через некоторое время, когда люди расплодились, Словен и Рус со своими ближними ушли на север. По происшествии времени и от нашего народа стали отделяться племена.
   Древляне, северяне, радимичи и вятичи, которые стали жить отдельно среди лесов темных, имеют обычаи дикие, подобно зверям. Питаются всякою нечистотою. В распрях и ссорах убивают друг друга. Не знают браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, уводят или похищают девиц. Не ведают целомудрия, ни союзов брачных. Молодые люди обоего пола сходятся на игрища между селениями: без всяких обрядов соглашаются жить вместе. Поляне смирнее, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшает их жен. Но они пугливы, готовы всякого терпеть над собой. Я не осуждаю их обычаи. Каждое племя вправе иметь закон, который они пожелают, какими бы они дурными нам ни казались. А у руссов свой порядок. У них в городе между собой не дерутся, законы имеют и соблюдают, а если кто тронет одного из них – все встают на его защиту. Дань они платят исправно. Это хорошо. Плохо только, что их князья и старшины отгораживаются от родства со своим народом. Похоже, в этом они берут пример с подлых ляхов. Но ляхи злы на нас, потому что старшими среди славянских племен стало словенское племя. А эти чего хотят? Пока не знаю. Покончим с разбойниками, займусь и руссами. Надо заставить их князей и старшин родниться со славянскими лучшими людьми.
   Гостомысл смущенно проговорил:
   – Понравился я ей… говорит, – сватов присылай через четыре года.
   – А что? Это хорошая мысль! Возьмем тебе в жены твою варежку, – с серьезным видом сказал князь и улыбнулся.
   Гостомысл почувствовал, как к щекам прилил легкий румянец.
   – Так она совсем маленькая девчонка… И нахальная такая, – сказал Гостомысл.
   – Так ей через четыре года будет шестнадцать годков – красавицей станет. Умная девчонка – заранее себе жениха выбирает. А то, что нахальная, так это даже хорошо, интересы мужа бдить будет, – сказал князь и, лукаво улыбнувшись, спросил: – Она-то тебе нравится?
   Гостомысл густо покраснел и пробормотал:
   – Она какая-то другая.
   – Конечно, другая. Так уж бог создал, что людей он поделил на две половины – мужчин и женщин. Женщины продолжают род, а мужчины живут ради обеспечения покоя и благополучия женщин. Без женщин не было бы мужчин, а без мужчин не было бы женщин. Поэтому в том, что девочка нравится мальчику, ничего постыдного нет, – проговорил князь.
   – Не знаю. Кажется, нравится, – сказал Гостомысл.
   – Кажется? – Князь Буревой положил тяжелую руку на плечо сына. – Ну, ладно. Четыре года надо еще прожить. А пока идем, посмотрим, как ладьи приготовили, а потом пир во дворе будет – перед войной дружине надо развлечься.
   Гостомысл вздохнул:
   – Не люблю я пиров, скучно на них.
   – Все равно терпи, – нравоучительно проговорил князь, – будь весел и приветлив: не давай знать, что тебе пир с дружиной в тягость, потому что в дружине твоя сила; а станет князь немил, так уйдут к другому князю. А на пиру вина не пей, только чуть-чуть пригубливай, чтобы быть умом трезвым, да примечать какие разговоры ведут дружинники, да нет ли у них недовольства в чем-либо князем. Дружинникам немного надо – был бы князь приветлив и заботлив, да делился законной долей добычи. Угоди дружине в малом – сторицей отдаст.

Глава 7

   Подготовка кораблей в поход шла по обычному порядку.
   На княжеской ладье места давно были распределены: с князем ходили самые верные и опытные.
   И у гребцов тоже были свои места.
   Каждый знал свое место, и никто не мог нарушить этот порядок. Поэтому погрузка шла быстро, никто не шатался по ладье без дела.
   Князь Буревой неторопливо шел по причалу. Рядом с ним шел Гостомысл.
   Гостомысл отметил, что на стругах шума и суеты было больше, – начальникам стругов приходилось спорить, распределяя места воинам на незнакомом судне.
   – Чего это они ругаются? – спросил Гостомысл отца.
   – Так воины хотят быть поближе к своему начальнику, чтобы быть у него на виду. А гребцы хотят сидеть рядом со своими друзьями, – сказал князь.
   – Они подерутся, – сказал Гостомысл.
   – Не подерутся. Не стоит вмешиваться в эти споры, – пусть сейчас разберутся, кто кому мил, в море некогда будет разбираться, – проговорил князь Буревой и остановился около большого корабля.
   К нему тут же подошли Храбр и Стоум.
   – Ладья почти готова, – начал докладывать Храбр, но его отвлек шум на ближайшем струге.
   Двое гребцов с багровыми лицами, недовольные тем, что их посадили рядом, дружно нападали на начальника струга.
   – Замолкните на струге! – крикнул Храбр и для весомости слов пригрозил: – Будете лаяться, прикажу всех на струге выпороть.
   Пока в поход не вышли, воевода не имел власти над гребцами, но как только струг отчалит от берега, ситуация переменится. Сообразив это, недовольные сбавили голос. Теперь они ругались хриплым шепотом.
   Храбр отвернулся.
   – Князь, осталось коней погрузить, – закончил он доклад.
   – Идем в море с конями? – с обычной язвительной усмешкой на губах спросил Стоум.
   Князь Буревой его намек понял и сказал:
   – Храбр, не будем брать коней. Зачем нам кони? С морскими разбойниками на земле воевать не придется, а по воде кони не бегают. Так что будут только мешаться.
   – Хорошо! – сказал Храбр. – На освободившееся место я погружу дополнительно мешков с крупой.
   – Зачем столько крупы? – удивленно спросил Гостомысл. – Мы же идем только на три дня.
   – На всякий случай. Собираешься в поход на день – бери запасов на неделю, – сказал Храбр.
   – Ладно. Но лучше стрел возьми побольше, – сказал князь Буревой.
   Получив указания, Храбр ушел, и князь стал смотреть на воду. По воде, кружась в водоворотах, плыли какие-то щепки.
   – Там идут дожди, и течение прибавилось, – сказал Стоум, кивнул головой куда-то в сторону.
   – Это хороший знак? – спросил Гостомысл.
   – Скоро настанет время убирать жито, – проговорил князь Буревой. – Лучше было бы, чтобы дожди прекратились.
   – Под дождем жито может сгнить, – сказал Стоум.
   – Если земледелец плохой, то да, – солидно сказал Гостомысл.
   Стоум, взглянув на Гостомысла, проговорил:
   – Князь. Мы не первый раз идем в поход, а у княжича до сих пор нет своей дружины.
   Князь Буревой окинул взглядом сына. Взгляд был несколько удивленный, точно он увидел сына первый раз.
   – Однако ты вырос, – сказал князь.
   Гостомысл покраснел и сказал:
   – Мне почти тринадцать лет.
   В глазах князя появилось тоскливое выражение.
   – Двенадцать пока… а я еще крепок, – сказал он.
   Гостомысл насупился. Он подумал, что Стоум завел бесполезный разговор, потому что отцу не нравится, когда заходит речь о замене ему.
   – Желаю, чтобы ты, князь, прожил еще очень долго, – сказал Стоум, немного помолчал, затем вполголоса заметил: – Однако судьба переменчива, и воины часто не от старости умирают.
   Князь Буревой вспомнил о погибших сыновьях и нахмурился.
   – Молодой князь имеет право на свою дружину, так заведено предками, – заговорил он, и в его голосе чувствовалась застарелая тоска. – Однако молодые птенцы, вылетая из гнезда, слишком часто гибнут.
   – Но, не вылетев из гнезда, птенец не научится летать, – сказал Стоум.
   – Разумно, – сказал князь и отвернулся.
   С причала народ уже уходил, на причале оставались только сторожа с копьями. Сторожа вязали факелы из рогож и опускали их в смолу.
   Гостомысл проговорил:
   – Боярин Стоум, не надо заводить этот разговор. У отца есть крепкая дружина. А придет время…
   Князь Буревой перебил его:
   – Стоум прав. Жизнь воина висит на тонкой нити. Моя дружина хороша для меня. Дружинники жизнь отдадут за меня. Но будут ли они другами моего сына? Не знаю… у моих сыновей были свои дружины… но сыновья погибли.
   – Я своих братьев не знал, – сказал Гостомысл.
   – Они были крепкие воины, но судьба им не дала долгой жизни. Никто в этом не виноват, – сказал Стоум.
   – Проклятие… неужели все повторится? – задумчиво проговорил князь.
   – Ну, так что? – спросил Стоум. – Мне уходить?
   – Погоди, – сказал князь. – Ты воспитатель моего сына. Ты думаешь..?
   – Другие твои сыновья в его возрасте имели дружины. У меня он многому научился. Думаю, он может и сам водить дружину. Я уверен в этом. Но одно дело знать, другое уметь, – сказал Стоум.
   – Все ушли с причала, – сказал Гостомысл.
   Он очень хотел собрать свою дружину. Но он боялся ответа отца, так как понимал, что, если отец сейчас откажется дать разрешение собрать дружину, то ему придется ждать. Долго.
   На сердце юноши затлел огонь злобы, – отец и в самом деле крепок, и может прожить очень долго, и все это время он должен будет повиноваться воле отца.
   – Ты мой отец, я приму любое твое решение, – сказал Гостомысл.
   Князь Буревой бросил удивленный взгляд на сына.
   – Ты прав, боярин, – сказал князь. – Если птенца слишком долго держать в гнезде, то когда придет время, он не захочет лететь. Тогда он погибнет.
   – И что? – встрепенулся Гостомысл. Он уже почувствовал запах свободы.
   Князь обнял сына.
   – Ты повзрослел, поэтому разрешаю тебе набрать молодую дружину. Бери со складов все, что хочешь. Твоя дружина должна быть самой лучшей, – сказал князь. Отстранившись, пристально взглянул в глаза сына. – Только помни, что, кроме тебя, у меня никого нет.
   – Я ему дам лучших отроков, – сказал Стоум. – Они будут любить его и хранить крепче себя.
   – Кого ты хочешь ему дать? – спросил князь.
   – Сначала, с твоего позволения, князь, приставлю к княжичу слугой отрока Ратишу, – сказал Стоум.
   – Это тот, что был на ладье Медвежьей лапы? – спросил князь.
   – Да, – сказал Стоум.
   – А что Медвежья лапа о нем говорит? – спросил князь.
   – Говорит, – Ратиша юноша смелый, имеет ум, дрался с разбойниками умело. Любопытен, любит учиться – все у кормчего выспрашивал, как управлять судном.
   – Это хорошо, – сказал князь. – Кто его отец?
   – Воислав, – сказал Стоум.
   – Помню, хороший был боярин. И сын его должен быть добрым воином, – сказал князь и обратился к сыну: – А что ты думаешь?
   – Я возьму всех, кто захочет пойти ко мне в дружину. – С плохо скрываемой радостью сказал Гостомысл. Отец согласился дать ему дружину, и он почувствовал на сердце облегчение. Теперь он старался скорее забыть свою злобу на отца.
   Князь сказал:
   – Хорошо. Стоум, приставь пока одного Ратишу к княжичу. Пусть будет рядом с ним во время похода на разбойников. А вернемся – помоги княжичу набрать дружину.
   – Помогу, – сказал Стоум.
   – Ну, идем в город, – сказал князь.
   Они медленно пошли в город. А, обрадованный итогом разговора, Гостомысл жеребенком побежал впереди.
   – И все же он совсем еще мальчишка, – сказал, глядя ему вслед, князь.
   – Да, он очень молод, – сказал Стоум.
   – Он не похож на меня. Он похож на девочку. Какой-то мягкий… пугливый, – сказал князь.
   – Он еще мал и не уверен в своих силах. Ему тоже не нравится, что он не похож на тебя. И из-за этого он злится на себя. Но злость даст ему характер, – сказал Стоум.
   – Но сможет ли он водить дружину сейчас? Не рано ли я даю ему дружину? – снова высказал сомнение князь.
   – Я учу его счету, письменности, иностранным языкам… – начал Стоум.
   – Греческий язык не сделает его воином, – резко заметил князь.
   – Благодаря умению читать греческие книги он станет полководцем. А это для князя важнее, чем уметь махать мечом, – сказал Стоум.
   – Наши корни древнее греческих. Мы не раз били греков, – ревниво сказал князь.
   – Да, но, к сожалению, мы не умеем беречь наши книги и знания, а греки умеют, – сказал Стоум.
   – Наш народ не виноват в этом. У нас города деревянные, и потому часто горят, – сказал князь.
   – А у них – каменные! И нам надо строить каменные города, – сказал Стоум.
   – Глупо строить из камня города там, где нет камня, зато много леса. К тому же дерево придает нам здоровья, – сказал князь. – Да и зачем нам каменные города, если у нас нет врагов, способных брать наши деревянные города?
   – Пока – нет, – сказал Стоум.
   – Когда появятся, тогда и будем строить из камня, – сказал князь. – А пока незачем тратить силы на то, что, может быть, никогда и не понадобится.
   Князь усмехнулся:
   – Стоум, ты смотришь на жизнь слишком мрачно. С такими мыслями впору помирать.
   Стоум рассмеялся:
   – Так потому и думаю, что не тороплюсь помирать.
   Они подошли к воротам, и князь сказал:
   – Ладно, учи его, но не забывай, что в дружине князь должен быть первым воином.

Глава 8

   Утром выходили затемно.
   Во дворе уже собирались дружинники. Хотя на дворе и был июль, железные кольчуги и доспехи покрывались бисером мелких, блестящих в огнях факелов золотистым оттенком капель росы – заморозок.
   Гостомысл вышел из теплого терема во двор и остановился. Изо рта вырвался пар. Мороз мгновенно забрался под рубаху, и по телу ударила мелкая дрожь.
   – Ты дрожишь, как мокрый цуцик, – сказал Храбр, который стоял около крыльца.
   – Я не замерз, – сказал Гостомысл.
   – Так заболеть недолго. Ни к чему это в походе, – сказал Храбр и подал княжичу свой легкий полушубок. – Завернись.
   Полушубок ударил в нос дурным запахом кислой овчины, и Гостомысл поморщился.
   – Зато в полушубке будет тепло, – сказал Храбр.
   Гостомысл накинул на плечи полушубок. Полушубок был большой, точно доха, и под ним стало жарко, точно на печи. Шерсть защекотала щеку, и Гостомысл провел ладонью по щеке.
   К ним подошли Стоум и Ратиша. У обоих оружие, доспехи, и полушубки. У Ратиши на боку большая сума.
   – Хорошо, что ты надел шубу. В этом году холодное лето. А на воде будет совсем зябко, – сказал Стоум и кивнул на Ратишу. – Княжич, вот тебе Ратиша.
   – Я знаю его, – сказал Гостомысл. – Видел на причале.
   Ратиша кивнул головой и сказал:
   – Мы знакомы с княжичем.
   – Как приказал князь, он будет в походе твоим слугой, – сообщил Стоум.
   – Ну да, – сказал Ратиша. – Отныне княжич для меня самый лучший господин. Если ему будет угрожать опасность, то я лучше умру.
   – Не надо умирать. Я верю тебе. Сейчас отец выйдет, и мы пойдем на причал, – сказал Гостомысл.
   – Ага, – сказал Ратиша и показал суму. – Я взял в суму еды для тебя.
   – Я не хочу есть, – сказал Гостомысл.
   Из терема вышел князь Буревой. На нем поблескивали доспехи. За ним вышла Веселка в белой рубахе, – она зябко куталась в цветастую шаль.
   Буревой поцеловал ее в губы и сказал:
   – Оставайся.
   – Я пойду с тобой на причал, – сказала Веселка.
   – Ты не одета. Да и плохая это примета, когда женщина провожает мужчину на причале, – сказал князь.
   Веселка коснулась головой его груди.
   – Если с тобой что случится… – начала она.
   – Ничего со мной не случится. Не первый раз иду в поход. Волхвы нагадали победу, – сказал князь. – Все, я пошел.
   На глазах Веселки появились слезы, и она шмыгнула носом.
   Наблюдая, как мать прощается с отцом, Гостомысл почему-то почувствовал себя неловко и отвернулся.
   Князь Буревой решительно отстранил от себя жену и спустился с крыльца.
   – Здрав будь, – втретили его Храбр и Стоум.
   – Отец, будь здрав, – сказал Гостомысл.
   – Однако заморозок! – сказал князь, но кутаться в перекинутый через плечо плащ из толстой шерсти не стал. Презрительно скривил губы.
   Храбр, следуя примеру князя, тоже откинул назад плащ.
   Другие дружинники, увидев князя, также начали кланяться и приветствовать его.
   – Все собраны, можно идти, – доложил Храбр.
   Князь окинул взглядом дружинников.
   В поход дружинники оделись попроще и попрактичнее: полотняные цветастые рубахи, штаны из грубого сукна, заправленные в кожаные сапоги с низким каблуком.
   Поверх рубах кольчуги из крепкого харагула, которого не разрубить железным мечом разбойников.
   Поверх кольчуги рубаха из толстой буйволовой кожи – кожаная рубаха защитит и от удара мечом, и от ненастья.
   А также – островерхий шлем с забралом, отполированным, как зеркало. Щиты.
   Из оружия: мечи, копья, луки, стрелы. Мечи только у богатых дружинников, у остальных – боевые топоры, кистени и булавы.
   У ворот виднелись слуги, у их ног лежали завернутые в свертки горшки с горячей кашей. Слуги должны были принести на струги горячую еду. Князь вчера сказал, что готовить пищу днем некогда будет.
   – А где горожане? – спросил князь.
   – Они за воротами кремля, – сказал Храбр.
   – Тогда пошли, – сказал князь и пошел в сторону ворот. Рядом с ним шли Храбр и Стоум.
   Гостомысл и Ратиша немного отстали.
   – Ведь ты уже бился с разбойниками? – спросил Гостомысл Ратишу.
   – Да. Только я стрелял из лука. Медвежья лапа не дал мне биться мечом или топором, – сказал Ратиша.
   – Страшно было? – спросил Гостомысл.
   Ратиша замялся. Ему не хотелось выглядеть перед княжичем трусом. Однако, немного подумав, все же признался:
   – Страшно.
   – А я еще ни разу не был в бою, – с сожалением проговорил Гостомысл.
   – Князю не надо биться с мечом, – заметил Ратиша.
   – Нет, надо, – сказал Гостомысл.
   – Зачем? – спросил Ратиша.
   – Князь должен быть первым воином в дружине, – сказал Гостомысл.
   – Может быть, – сказал Ратиша.
   Кто-то из горожан тихо ворчал:
   – В такую холодину спать бы под теплым боком женки.
   На него рыкнул дружинник:
   – Не скули, а то по сусалам съезжу!
   Горожанин лениво, без особой злости огрызнулся:
   – А вот я тебе самому так съезжу, что мало не покажется.
   В темноте не было видно ругающихся. Кто-то другой из темноты шикнул:
   – А ну тихо, задиры!
   – Князь должен водить дружину. Для этого нужны ум и хитрость, – продолжил Ратиша.
   – Стоум тоже так говорит. Но отец назначил воеводой не его, а Храбра, – сказал Гостомысл.
   – Князю виднее, – сказал Ратиша, но, немного подумав, добавил: – Храбр не князь, он должен только выполнять его волю.
   Они шли некоторое время молча. Когда вышли за ворота города и увидели причалы, Ратиша спросил:
   – Стоум говорил, что после похода ты будешь набирать молодую дружину?
   – Буду, – подтвердил Гостомысл.
   – Это хорошо. У меня есть на примете подходящие парни, – сказал Ратиша.
   – Вернемся с похода, приведешь их ко мне, – сказал Гостомысл.
   – Приведу, – сказал Ратиша и громко вздохнул.
   – Чего вздыхаешь? – спросил Гостомысл.
   – Вообще-то старая дружина обычно не любит молодую дружину. Если будем собирать дружину на княжеском дворе, то старики будут мешаться, – сказал Ратиша.
   Гостомысл поморщил лоб и согласился:
   – Ну да, это так.
   – Поэтому надо собирать молодую дружину на другом дворе. На другом дворе старики не будут лезть с насмешками, да и удобнее это – ты будешь сам хозяин, – сказал Ратиша.
   – Правильно говоришь, – сказал Гостомысл. – Отец сказал, что я все могу взять, что нужно для молодой дружины. Я попрошу отца, чтобы он дал мне двор.
   Ратиша повеселел:
   – Это будет чудесно.
   Пока разговаривали, пришли на причал.
   Было еще темно, но у каждого корабля стоял сторож с факелом и флагом, поэтому каждый без суеты сразу шел к своему судну.
   Пока рассаживались, князь и воеводы Храбр и Стоум остановились посредине причала и стали наблюдать за погрузкой.
   Гостомысл остановился рядом. А Ратиша потащил тяжелую суму на княжеский корабль. Вернулся он быстро, сообщил, что погрузка почти закончена и предложил идти на княжескую ладью.
   – Ладно, – сказал Гостомысл и шагнул по качающемуся мостку.
   – Осторожнее, княжич, так можно и в воду свалиться, – поспешил на помощь Ратиша.
   – Ратиша, я не маленький. Без дела не беспокойся, – сказал Гостомысл, но обиды в его голосе не было, – наоборот, ему было приятно, что Ратиша заботится о нем.
   Гостомысл подумал, что Ратиша обязательно будет заботиться о нем, потому в старой дружине он всю жизнь будет ходить в младших дружинниках, только с молодым князем он может стать боярином. И другие молодые дружинники будут преданы ему, потому что только молодой вождь даст им богатство и высокое место в дружине.
   Взойдя на ладью, Ратиша шумно потянул носом воздух и вслух отметил:
   – Однако теплом пахнет!
   Гостомысл последовал его примеру и почувствовал, что и в самом деле откуда-то тянуло теплой горечью дыма.
   Ратиша опять исчез и, появившись через секунду, позвал:
   – Княжич, в будке на носу тепло. Иди сюда.
   В полушубке было тепло, но зато Гостомысл почувствовал голод. Вспомнив, что Ратиша прихватил еду, зашел в будку.
   Здесь и в самом деле было тепло – в большой глиняной чаше посредине дымился огонь. Над огнем висел котел. Судя по вкусному запаху, в нем варилась каша с мясом.
   Распоряжался всем этим повар – толстый и маленький человек.
   У стены был пристроен топчан, укрытый толстыми медвежьими шкурами. Перед топчаном стоял длинный стол.
   – Княжич, хочешь киселю? – спросил Гостомысла повар.
   – Хочу, – сказал Гостомысл и сел на лавку.
   Повар, повозившись немного у очага, поставил перед ним кружку с густым варевом. Гостомысл осторожно прикоснулся губами к краю кружки. Кисель был горячий, и Гостомысл отодвинул кружку.
   – Не хочу, горячее.
   – И в самом деле – горячий, – тонким голосом сказал повар и предложил: – Ты подожди, скоро он остынет. А чтобы не скучать… – Повар подал Гостомыслу кусок мяса на косточке. – Возьми, погрызи пока мяса.
   Гостомысл взял мясо. Кость обжигала пальцы, но Гостомысл осторожно зубами откусил кусок и положил косточку на стол.
   – Не буду я мясо. Оно тоже горячее, – сказал Гостомысл.
   Повар ахнул:
   – Ай. Не угодил тебе княжич – все горячее.
   – Ладно, – сказал Гостомысл. – Я позже поем. А пока сходим посмотрим, что делается снаружи.
   – Дай-ка, княжич, косточку мне? – спросил Ратиша.
   – Возьми, – сказал Гостомысл.
   Ратиша завернул косточку в чистую тряпочку и сверток сунул за пазуху.
   – Вдруг захочешь есть, а мясо-то будет теплым, – пояснил Ратиша.
   – Пошли, Ратиша, наверх. Сейчас отплывать будем, – сказал Гостомысл.
   Они вышли из будки и встали около борта.
   Действительно, погрузка уже была окончена, и все были на кораблях.
   Князь Буревой и Храбр о чем-то говорили с городским старшиной Богданом, кормчими и начальниками на других кораблях.