Алексеев Михаил Николаевич. Грозное лето (Солдаты - 1)

   По улице, вдоль речки, промчались какие-то всадники. До Акима донеслось звонкое цоканье конских копыт. Вскоре послышались грубая ругань, вопль женщины. Где-то на окраине села громко и озабоченно затоковал пулемет. Темную крышу неба лизнула красным языком ракета, выхватив на миг несколько кирпичных труб, безмолвно и тупо смотревших вверх.
   За спиной Аким услышал приближающиеся шаги. Со всего размаха упал в грязь, вынул из кармана пистолет. Уже поднял его, чтобы выстрелить в темный силуэт, если он будет приближаться. Но человек резко повернул вправо. Аким облегченно вздохнул и спрятал оружие.
   Не знал он, что это возвращалась в лес его Наташа.
   Через два часа он уже был в доме деда Силантия.
   Не отвечая на расспросы разведчиков, повалился на пол, в солому, и тут же заснул тяжелым сном. Однако его скоро разбудили.
   Разведчики собирались в обратный путь.
   ГЛАВА ВТОРАЯ 1
   Лейтенант Марченко вышел из блиндажа майора Васильева. Он спешил в подразделение. Сегодня ночью с того берега должны были возвратиться разведчики. Захватив с собой несколько солдат, Марченко отправился к Донцу встречать группу Шахаева.
   С молодых дубов, раскинувших нежно-зеленые резные листочки, лился на землю птичий перезвон. Из глубины урочища, как из подвала, ползла вечерняя прохлада. Марченко передернул сухими, острыми, чуть выдававшимися вперед, как у ястреба, плечами.
   По глубокой извилистой траншее лейтенант и сопровождавшие его солдаты вышли к реке, укрылись в мокром, полуобвалившемся окопе. Немцы по обыкновению для острастки постреливали и пускали в небо ракеты.
   Около лодки, спрятанной в камышах, хлопотал низкорослый сапер. Наладил уключины, вставил весла и бесшумно оттолкнулся от берега. Вскоре лодка исчезла в темноте.
   -- Что же такого малосильного послали? -- спросил один разведчик своего соседа.
   -- Выбрали было другого, посильнее, так вот этот парень чуть не расплакался. Пчелинцев это. Дружка своего, Уварова, хочет встретить.
   -- Может, их и в живых уже нет... -- кивнул в напряженную тишину боец-разведчик.
   Марченко сердито посмотрел на него. Боец замолчал. Разведчики ждали, всматриваясь в темноту.
   Над самым Донцом, чуть ли не касаясь глади реки, с металлическим звоном пролетел железник.
   -- Тю ты... проклятый. Не боится...
   -- Закурить бы...
   -- Этого еще не хватало!..
   И опять тишина. Натянутая, звонкая.
   Когда перевалило за полночь, на той стороне легонько всплеснула вода -так плещется на зорьке сазан. И сразу все поняли: "Едут!" Сначала на воде показалось темное пятно. Оно медленно приближалось. Потом вырисовалась форма лодки, бугрились над ней фигуры разведчиков.
   -- Едут, они!..
   -- Тише ты!..
   Лодка, прошуршав в камышах, мягко ткнулась в песчаный берег. Солдаты вбежали в воду, подхватили разведчиков под руки, утащили в окоп. Только о сапере забыли. А Пчелинцев не спеша укрыл лодку, забросал ее срезанным камышом, постоял в глубокой задумчивости и медленно пошел от реки. Вскоре его маленькая фигура растаяла в темноте.
   Разведчики гуськом шли по окопам. Где-то, казалось совсем рядом, раздались пушечные выстрелы, и несколько снарядов, мигом перемахнув Донец, один за другим упали неподалеку.
   В траншеях разведчиков встретил боец, посланный командиром стрелковой роты.
   -- Я вас проведу, -- сказал он.
   -- А где командир роты? -- спросил Марченко.
   -- У себя в блиндаже, -- ответил солдат.
   -- Что же тут у вас произошло без нас? -- спросил у бойца Шахаев, снимая сапог и выливая из него зачерпнувшуюся еще у того берега воду.
   -- На ту сторону переправлялись. Бой вели.
   -- Ну и как?
   -- Что -- как?
   -- Как же бой-то?
   -- Оно бы ничего. Переправились как есть все. И высоту отбили. И вдруг приказ -- отходить. Зачем переправлялись, не понять. Только кровь пролили... Скоро, должно, опять пошлют туда...
   -- А может быть, нужно было вести этот бой?
   -- Может, и нужно, кто знает,-- быстро согласился солдат.-- Только людей-то жалко...
   Он не договорил. Снова раздались пушечные выстрелы, и опять несколько снарядов один за другим упали неподалеку, обдав своим горячим дыханием лица солдат. Молодой пехотинец уже лежал на дне окопа, уткнув голову в патронную нишу.
   -- Ну, веди. Эй ты, орел! -- Сенька не совсем ласково пнул бойца в спину.
   Тот встал и, ошалело взглянув на Ванина, проворчал:
   -- А куда торопишься? Думаешь, там не стреляют?
   -- Я ничего не думаю. Веди к командиру роты.
   -- Что ж, пошли... Только вы у него все не поместитесь, тесно там.
   Наконец добрались до блиндажа командира стрелковой роты. Вход в этот блиндаж был закрыт трофейной плащ-палаткой, сквозь которую чуть-чуть пробивался свет. Кто-то, должно быть сам ротный, разговаривал по телефону. Доносился хриплый, простуженный голос:
   -- Сорок активных... Что?.. Уже проверил... Да, да, пришлите побыстрей... Говорю, что еще днем все проверил!.. Хорошо...
   -- Здесь можете передохнуть,-- сказал разведчикам Марченко.-- А вы, товарищ Шахаев, пойдете со мной. Доложите о выполнении задания.-- И, не заходя в блиндаж, лейтенант в сопровождении Шахаева пошел дальше.
   Боец-проводник просунул голову под плащ-палатку.
   -- Товарищ старший лейтенант! Разведчики с того берега тут.
   -- Хорошо! Пусть заходят, майор Васильев уже звонил, спрашивал о них,-раздался в ответ хриплый голос.
   Отогнув плащ-палатку, разведчики один за другим пролезали сквозь светящуюся щель. Кряхтел Пинчук, в три погибели изогнулся Аким, и только Сенька проскочил в эту дверь без всяких затруднений.
   Маленький, наскоро сооруженный и так же скоро обжитый блиндаж походил на коробку с сардинами -- так много было в нем людей. Добрая половина бойцов уже спала. Возле лампы, сделанной из снарядной гильзы, сидели друг против друга двое, сложив калачиком ноги, так как вытянуть их было некуда.
   -- Ну вот, товарищ Финогенов, поздравляю вас с получением комсомольского билета. Надеюсь, оправдаете высокое доверие...
   Сказавший это приветливо смотрел на бойца; солдат держал в руке новую серую книжечку и как-то робко улыбался.
   В говорившем Сенька узнал капитана Крупицына -- помощника начальника политотдела по комсомолу. Это он, когда были тяжело ранены командир батальона и его заместитель, взял командование на себя и овладел высотой. Ванин познакомился с ним еще на Волге, когда Саша Крупицын вот так же, в крохотном блиндаже, вручал и ему комсомольский билет, а потом вместе с разведчиками ходил за "языком".
   Крупицын считался самым оперативным работником политотдела. Его редко видели в штабе дивизии. Целыми сутками пропадал он в окопах, среди солдат, без которых, казалось, он не мог прожить и одного дня. Захватив с собой полевую сумку, туго набитую членскими билетами, он отправлялся в полки, пробирался прямо на передовую, в роты, и тут же, где-нибудь в траншее или окопе, помогал комсоргам организовывать прием молодых бойцов в комсомол. Нередко он помогал писать заявления, находил рекомендующих, а иногда и сам рекомендовал. Заполняя членские билеты, Крупицын ставил свою заковыристую подпись и тут же их вручал. Иногда это происходило перед самым боем, и часть выданных им книжек на другой же день возвращалась обратно. Эти билеты были новенькие, бережно обернутые в пергаментную бумагу, с короткой пометкой: "Убит".
   Здороваясь с Крупицыным, Сенька неожиданно сообщил:
   -- А у нас погиб один... Уваров его фамилия.
   -- Я знаю, слыхал уже,-- сказал капитан.
   -- От кого это? -- удивился Ванин.
   -- Сапер один сейчас сюда забегал. От него и узнал.
   -- А-а, Пчелинцев... Мы ему еще на том берегу об этом сказали. Встречал он нас. Дружил с Уваровым...-- голос Ванина оборвался.
   Как ни тесно было в блиндаже, нашлось место и для разведчиков. Стиснутые со всех сторон бойцами-пехотинцами, разведчики, несмотря на усталость, перебивая друг друга, рассказывали о своем походе в тыл врага. В эту ночь долго коптил фитиль, всунутый в стреляную гильзу, и мало кто спал в блиндаже.
   На рассвете, простившись с командиром роты и с Крупицыным, разведчики покинули блиндаж. За изгибом траншеи вдруг встретили того самого бойца, который рассказывал им про старшину роты, когда группа Шахаева уходила на задание.
   Боец тоже узнал разведчиков и весело улыбнулся.
   -- А где же ваш скандальный старшина? -- спросил его Сенька.
   -- У себя, должно быть.
   -- Он на Акима нашего не набросится, случаем, как тогда?
   -- Что вы!.. Да и не до этого ему сейчас. Раненный он немного, наш старшина Фетисов.
   -- Это как же? Блиндаж, что ли, накрыло?..
   -- В атаку нас повел, когда ротного не стало...
   -- Так...
   Сеньке почему-то стало неловко, и он опустил голову.
   Недалеко от рощи, к которой подошли разведчики, в неглубокой балке, изрытой блиндажами и щелями, укрывались "катюши". Вокруг тупорылых грузовиков в предрассветной мути суетились бойцы в чистеньких ватных куртках и новых пилотках.
   -- "Катюши"! -- с восхищением закричал Ванин, видя, как бойцы стягивали с аппаратов покрывала.
   "Катюша" была Сенькиной слабостью. Чего бы не отдал он, чтобы только попасть хотя бы самым что ни на есть последним номером в батарею "эрэсовцев", как гордо называли себя гвардейские минометчики. Профессию "эрэсовцев" Сенька считал даже более ценной, чем профессию разведчиков.
   -- Глянь, глянь, ребята!.. Расчет убегает... Сейчас заиграет!..
   Страшный скрежет заглушил последние слова Ванина. Огненные смерчи сорвались с дырявых металлических рельсов и полетели куда-то за Донец, оставляя за собой красные следы. Минуту спустя послышались разрывы. Семен посмотрел на то место, где только что стояли "катюши", и ничего не увидел: гвардейские минометчики исчезли. Только белый дым клубился, колеблемый теплым весенним ветром. Внезапное появление в самых неожиданных местах и столь же быстрое исчезновение "эрэсовцев" делали их службу еще более заманчивой для Сеньки -- этого неутомимого любителя приключений.
   -- Уже пропали! -- с восторгом крикнул он, прислушиваясь к далекому ворчанию моторов.
   -- Хлопци, а ну давай тикать звидциля? Бо нимец минами пулять будэ! -предупредил Пинчук.-- Вин всегда по "катюшиному" месту бье...
   Едва разведчики отбежали метров на полтораста, как в балке, там, где стояли "катюши", запрыгали огненные фонтаны разрывов.
   -- Давай, давай! Лупи по пустому-то месту! -- торжествовал Сенька.
   -- Ишь, потревожили, -- залезая в подвернувшуюся щель, заметил Пинчук.
   -- "Катюши" пристрелку производили, -- рассудил Аким, -- обратите внимание, машины новенькие, только с завода. Новая часть, наверно, прибыла к нам... Да и в окопах что-то солдат густовато стало...
   Обычно большие события на фронте назревают постепенно. Солдаты догадываются о них по множеству самых различных признаков. Пехотинцы, проводившие дни и ночи в своих земляных норах, вдруг приметят, что их становится больше; в окопы чаще заглядывают представители других родов оружия; над позициями противника не переставая кружатся самолеты-разведчики; пулеметчики получают новенькие "станкачи"; в нишах неожиданно увеличивается запас патронов, а командира роты чуть ли не каждый день вызывают на какие-то совещания, -- приметят все это бойцы-пехотинцы и насторожатся: быть большим боям! Артиллеристам подвезут несколько боевых комплектов, или "быков", как они называют это на своем фронтовом языке, и этого, конечно, достаточно, чтобы догадаться о приближении больших дел. А разведчикам и того легче понять, что назревает буря: их чаще обычного посылают за "языком".
   Появление "катюши" на участке фронта в спокойное время также было вернейшим признаком надвигающихся событий. Вот почему разведчики встретили гвардейских минометчиков с таким восторгом.
   -- И правда, новенькие! -- вспомнил Сенька. -- И "юбки" у "катюш" с иголочки. И когда только в нашем тылу успевают все это делать? -- удивлялся он. -- Вся Украина, Белоруссия, Прибалтика в руках врага, и все-таки...
   Теперь разведчики двигались быстрее. Обветренные, заскорузлые лица освежал предутренний влажный воздух.
   До деревни Безлюдовки, что жалась к Шебекинскому лесу, дошли, когда стало уже совсем светло. Возле штабных блиндажей еще никого не было. Только у одной землянки сидел на корточках солдат без погон и старательно мыл котелки.
   -- Так это ж Бокулей! -- узнал Семен и прибавил ходу. Ему хотелось скорее поговорить с румыном, который вот уже второй год исправно служил переводчиком у работника политотдела капитана Гурова -- плотного и лысого человека, с черными подвижными и умными глазами.
   Бокулей был мобилизован в румынскую армию на четвертый день войны с русскими. В день мобилизации, когда еще не успели на него надеть военную форму, он бежал, скрывался сначала в лесах, недалеко от своего родного села Гарманешти, Ботошанского уезда, а затем, опасаясь преследований, в одну июньскую темную ночь переплыл Прут и ступил на советскую землю. С той поры он добровольно вместе с советскими войсками совершил путь от Прута до Волги и теперь шагал обратно. К нему уже давно все привыкли, считали надежным парнем. Бокулей ходил в красноармейской шинели, наверняка нацепил бы на себя и погоны, но этого пока ему не разрешали. Зато на пилотке румына красовалась маленькая красноармейская звездочка -- предмет его большой гордости. За эти годы Бокулей научился сносно говорить по-русски.
   Сенька подружился с Бокулеем уже давно. Еще под Сталинградом разведчику приходилось выходить вместе с Бокулеем на передовую и через ОЗУ* делать для румынских солдат передачи.
   * Окопно-звуковая установка.
   Сейчас, подойдя к румыну, Ванин спросил:
   -- Пленные были, Георгий?
   -- Не-ет,-- коротко, не удивляясь появлению разведчиков, ответил румын.
   Он положил вымытые котелки в сторону и радушно посмотрел на Сеньку, оттопырив большую нижнюю губу.
   -- Разведчики два раза ходили, а пленных нет.
   Сенька выругался и смачно сквозь зубы сплюнул.
   -- Як Забарова поранило -- нэма "языкив",-- заметил Петр.
   Семен помрачнел. Настроение его быстро испортилось. Почему-то вспомнился маленький сапер Вася Пчелинцев, так тяжело переживавший гибель друга. Злой и колючий, Сенька шагал к своему блиндажу, к которому уже подходил Аким.
   В довершение всего Сенька попал в старую воронку от снаряда, до краев наполненную водой.
   -- Чертовы души! Лень закопать! -- ругался он, имея в виду ординарцев: к ним он давно относился с открытой неприязнью.
   Пинчук догадывался, что причиной Сенькиной ворчливости была гибель Уварова: как ни странно, Ванин тяжелее всех переносил потерю товарища.
   Не знали разведчики, что на это у Сеньки была особая причина...
   В блиндаже -- он долго пустовал -- пахло грибами и мышиным пометом. От мокрой соломы несло гнилью. Из-под сырых, темных бревен наката тянулись бледные, хрупкие ростки каких-то растений. Аким сбивал их головой, отыскивал местечко посуше, чтобы прилечь отдохнуть. Пинчук развязал мешок, извлекая из него остатки продуктов. Сенька завалился на нары и ленивым взглядом следил за ним. Он лежал как раз в том месте, куда изредка падали с потолка холодные красноватые капли. Одна такая капля, будто прицелившись, попала прямо в правый глаз Ванину. Сенька шарахнулся в сторону.
   -- Аким, что ты развалился? Подвинуться не можешь? -- закричал он на засыпающего товарища.
   -- Тебя що, мабуть, бисы мучають? -- вступился за Акима Пинчук.
   Аким недовольно пробормотал что-то себе под нос, прикрывая рукой очки и нехотя уступая место Сеньке.
   Вскоре все трое спали уже крепким сном. Разбудил их Шахаев, вернувшийся от лейтенанта. По его взволнованному голосу разведчики догадывались, что предстояло что-то необычайное.
   -- Подшить подворотнички, почистить обувь! -- громко и торопливо скомандовал он.-- К генералу пойдем!..
   Пинчук крякнул от удивления.
   -- Сам комдив вызывав?
   -- Сам.
   -- Оце дило!
   -- А ты думал как? -- ответил Семен. После крепкого сна и от такой приятной новости он уже успел прийти в обычное свое веселое расположение духа. Ванин сделал вид, что его нисколько не удивило сообщение Шахаева.-Таких героев, как ты, Петр Тарасович, не то что генерал, сам Калинин скоро в Москву позовет.
   Пинчук хитро ухмыльнулся и, чтобы подзадорить Семена, спросил с сомнением:
   -- Так уж и позовет?
   -- Позовет, позовет, я-то уж это наверняка знаю. У меня родственник один в секретарях у Калинина служит. Так что ты это учти...
   -- Придется вчесть... Тильки ты не очень брешы.
   -- В жизни не врал!.. Ежели насчет табачку и всего прочего не поскупишься, то Семен Прокофьевич, то есть я,-- уж так и быть -- устроит тебе свидание с Калининым!..
   -- Ладно, Семен. Я вже був у Михаила Ивановича,-- серьезно сказал Пинчук.
   Он вспомнил, как еще до войны Михаил Иванович пригласил к себе лучших председателей колхозов Украины и вел с ними задушевную беседу. В числе этих председателей был и Пинчук. Встреча со Всесоюзным старостой навсегда осталась в памяти образцового "головы колгоспу". О ней-то и рассказал сейчас Пинчук своим друзьям.
   -- А награды какие-нибудь выдавал вам Михаил Иванович?
   -- Цього не було.
   -- Ну вот! -- словно обрадовавшись, заговорил Ванин.-- А теперь -- по моей протекции, конечно,-- Калинин вызовет тебя для вручения боевых наград. Понял?..
   Пинчук добродушно смеялся. Он уже давно обнаружил, отчего это заговорил с ним так саратовец. На гимнастерке Ванина не хватало одной пуговицы. Пойти к генералу в таком виде он, конечно, не мог. Раздобыть же пуговку можно было, разумеется, только у запасливого Пинчука, к которому Сенька и не замедлил обратиться:
   -- Одолжи, Петро Тарасович, одну пуговку. В Москву-то ведь вместе поедем. Одолжи!
   Пинчук достал пуговицу. Однако Ванину пришлось при этом выслушать длиннейшее наставление о бережливости и аккуратности. А пуговку он так и не пришил -- поленился. Нашел другой выход, использовав старый и давно испытанный солдатский прием: закрепил ушко пуговицы спичкой.
   Осмотрев каждого и не обнаружив Сенькиной уловки, Шахаев собрался было вести разведчиков к генералу. Но не успели они еще выйти из землянки, как в ней появились командир дивизии и начальник политотдела.
   -- Здравствуйте, товарищи! -- приветствовал их генерал.
   Солдаты подтянулись и нестройно ответили:
   -- Здравия желаем, товарищ генерал!..
   Неожиданное появление комдива в землянке смутило разведчиков. Но это смущение длилось недолго. Уже через минуту они бойко отвечали на все вопросы Сизова и Демина и оживленно рассказывали о своих похождениях в тылу врага.
   Генерал любил беседовать с солдатами, он ведь и сам когда-то был рядовым...
   Летом 1917 года 1-й полк Отдельной Балтийско-морской дивизии, совершив почти стокилометровый переход за одни сутки, ночью подошел к старинной крепости Измаил. Весь марш прошел под проливным дождем. Утром командир полка -- высокий стройный полковник -- осматривал позиции. Проезжая через овраг, по которому неслись потоки желтой холодной воды, он заметил солдата. Тот стоял посреди оврага, по грудь в воде, и что-то искал, шаря под водой руками.
   -- Кто таков? -- обратился к нему полковник.
   -- Рядовой Сизов, телефонист восьмой роты. Ищу повреждение провода, ваше высокородие!
   Полковник внимательно посмотрел на худощавого высокого солдата, промокшего до нитки, и воскликнул:
   -- Каков молодец! Награду получишь. Георгия!
   -- Рад стараться!
   Но не довелось Сизову получить награду. На другой день после встречи с командиром полка заметался он в горячке тифа. Его положили в теплушку, заполненную ранеными солдатами, и поезд медленно пополз на родину. Так бы, наверное, и умер рядовой Сизов в грязном вагоне, не наткнись на него земляк, по доброй воле оставивший фронт. Он-то и привез полуживого Сизова домой, в далекую самарскую деревеньку. Долго промаялась с ним мать, пока не поставила его на ноги. И снова собрался Иван на фронт.
   -- Неужто опять? -- всплеснула старая руками.
   -- Солдат я,-- коротко ответил он. И старуха его поняла.
   -- Уходишь, родимый?
   -- Да, мать.
   Но теперь он пошел защищать свою, Советскую власть. Много лет подряд не расставался Сизов с оружием. Побывал почти на всех фронтах. Служил в первых полках только что рожденной Красной Армии, что нанесли сокрушительный удар немцам под Нарвой. Громил Юденича, самарскую учредиловку. Гражданскую войну закончил на Туркестанском фронте. На всю жизнь врезался в память день, когда с ним разговаривал Фрунзе. Плотный, подтянутый, с бобриком седеющих волос на большой круглой голове, с подстриженными густыми усами, он ходил перед строем бойцов, посматривая на них внимательными голубыми глазами. Потом сказал:
   -- Желающих остаться в кадрах Красной Армии прошу выйти!
   Первым шагнул из строя правофланговый, высокий сухощавый красноармеец. И когда к нему подошел Фрунзе, попросил, прямо глядя на Михаила Васильевича:
   -- Товарищ Фрунзе! Пошлите на учебу. Хочу стать красным командиром.
   -- Образование? -- спросил Михаил Васильевич.
   -- Два класса приходской.
   -- Маловато. Коммунист?
   -- Коммунист.
   Это был красноармеец Сизов.
   Кончилась гражданская война, но напрасно мать ждала сына. Заглянул он к ней на недельку проездом только в двадцать втором году. Уже ротным командиром уезжал Сизов на Дальний Восток. Потом, несколько лет спустя, возвращаясь в Москву, снова навестил ее. Мать спросила охая:
   -- Докель же все будешь маяться по свету-то, сынок? Разве ж так можно? Жениться бы тебе пора. Заждалась Полюшка, извелась бедная.
   "Жениться? -- задумался Сизов.-- А ведь, пожалуй, мать права. Пора, конечно!"
   -- Так, значит, она ждет, мама, а?..
   -- Все глаза проглядела. Каждый день все спрашивает о тебе.
   -- Знаешь что, мать, посылай-ка, старая, сватов к Полюшке!
   -- Какие нынче сваты! Поди к ней, забирай к себе домой. И все тут, живите с богом!..
   Так и поступил.
   К началу Великой Отечественной войны он уже окончил общевойсковую Академию имени Фрунзе и был в звании полковника. Война сделала его генералом. Но, став командиром дивизии, Сизов не прекращал учебы и на фронте. Ночью, возвратившись в свой блиндаж с наблюдательного пункта или из полков, он зажигал лампу, и до самого утра можно было видеть седую его голову, склоненную над книгой; иногда он подолгу что-то вписывал в общую тетрадь, которая всегда лежала рядом со стопкой книг и журналов. Более же всего, казалось, любил генерал солдат и сам с гордостью называл себя солдатом, вкладывая в это слово большой смысл. И генерал сурово наказывал своих подчиненных за невнимание к бойцу. Командиры это хорошо знали и, придя к генералу на доклад, не забывали сообщать о солдатах -- об их обеспечении, настроении, выучке. Сизов любил встречаться с красноармейцами. Он говорил:
   -- У солдат нам, начальникам, есть чему учиться.
   И он учился у них, подолгу беседуя с бойцами.
   Вот и сейчас генерал неторопливо расспрашивал Шахаева о том, что увидели разведчики в тылу у немцев и как они уничтожили мост.
   Рассказывая обо всем этом генералу, Шахаев не забыл сообщить и о замеченной большой колонне немецких механизированных войск и о необыкновенной ширине гусениц немецкого танка, следы которого разведчики увидели в лесу.
   -- Не забудьте написать об этом донесение в штаб армии,-- напомнил Сизов майору Васильеву, вызванному в солдатскую землянку вместе с лейтенантом Марченко.-- А на разведчиков дайте представление о награде. Уварова, посмертно,-- к ордену Ленина. А сейчас, товарищ Марченко,-приказал он лейтенанту,-- пусть разведчики пройдут в мой блиндаж. Там им приготовлен обед.
   Распрощавшись с солдатами, генерал вышел.
   Разведчики поспешили к генеральскому блиндажу.
   Еще издали острый нюх Ванина уловил соблазнительный запах жирных щей и котлет, доносившийся от генеральской кухни. Он потянул воздух носом и, довольный, проговорил:
   -- Мишка Лачуга для нас старается. Повар генеральский.
   Подойдя поближе, Семен увидел возле кухни, установленной в кузове машины, хлопотавшую румянощекую девушку. Ее круглые руки с засученными выше локтей рукавами проворно орудовали вилкой и кухонным ножом. Голенища брезентовых сапожек плотно обтягивали икры ее полных и упругих ног.
   Заметив разведчиков, девушка откинула назад с полного раскрасневшегося лица густые мягкие локоны и приветливо улыбнулась.
   -- Проходите, товарищи, мы вас ждем,-- сказала она, нимало не смущаясь от нахально устремленных на нее светло-зеленых Сенькиных глаз.
   "Везет же этому Лачуге",-- подумал про повара Семен. Он не отрывал от девушки тоскующего взгляда. Ему нестерпимо хотелось поговорить с ней, и он вскочил бы в кузов, но в это время из блиндажа вышел адъютант и позвал разведчиков к столу.
   Сенька сокрушенно вздохнул и пошел в блиндаж. Во время обеда он неотрывно смотрел на девушку, как только она появлялась у стола, и ему даже показалось, что однажды она задержала на нем свой взгляд.
   После сытного обеда разведчики возвратились в свою землянку. Семен чувствовал себя самым счастливым человеком: от ожидания высокой награды, обещанной генералом, и от ласкового взгляда девушки.
   -- Знаете, хлопцы, что теперь будет? -- начал он.-- Как узнают, писем мне пришлют уйму!.. Точно депутату Верховного Совета! Вот увидите. У меня родни -- вся Саратовская область. А наградами, как известно, я ее не очень-то баловал... Так что придется тебе, Аким, за секретаря моего побыть, прочитывать все письма да ответы давать как полагается: "Так, мол, и так, Матрена Ивановна, гордимся вашим сыном или там племянником, поздравляем, мол, вас с таким геройским орлом", ну, и так далее, все как нужно... Узнают все о награде, и тогда...