Сейчас в его поведении проскальзывали какие-то человеческие черточки: он то обнимал Елену за талию, то ласково гладил по щеке, а на прощание, когда они с Ларисой выходили, вообще отважился на нежнейший поцелуй.
Лариса, глядя на все эти изощренности, содрогнулась, потому что это было прелюдией к предстоящим ей испытаниям, прелюдией к садомазохистскому действу, задуманному Кухом. Она даже подумала, что, может быть, ей надо приоткрыть немного карты и предложить министру приобрести упаковку «Виагры». Но это была лишь соломинка для утопающего: в глубине души Лариса понимала, что за предоставленное ей короткое время нельзя убедить Куха поменять свои планы. Он решил покончить с невинной украинской простушкой. И уже поздно было предлагать более традиционные методы для пробуждения сексуальности в стареющем чиновнике, страдающего порочными комплексами, приобретенными на протяжении его многотрудной жизни.
Они спустились вниз, и Кух галантно открыл перед «хохлячкой» дверь белой «Волги».
— За город, — бросил он шоферу.
Машина тут же тронулась с места, потому что вышколенный водитель завел мотор в тот самый момент, когда его шеф показался в дверях подъезда.
— А там действительно будет интересно? — робко спросила Лариса.
— Я думаю, ты не будешь разочарована, — обернулся Кух. — Кстати: ты что-то слишком бледна. Раньше я у тебя не замечал подобной бледности.
— У меня утром что-то кружилась голова. Но сейчас уже вроде ничего…
Кух подозрительно посмотрел на нее, криво усмехнувшись.
— Ну ладно, — равнодушно произнес он и отвернулся.
Всю дорогу оба молчали. Кух не считал нужным поддерживать разговор, а Ларисе это было только на руку — она все-таки очень сильно волновалась.
Через час «Волга» притормозила около коттеджа в дачном поселке. Вокруг не было ни души.
Они вошли в коттедж, и Кух сразу повел Ларису куда-то в боковой его предел. Немного погодя он спустился по лестнице и остановился около железной двери.
Открыв ее ключом, он жестом пригласил Ларису войти.
— Спускайся, направо и прямо, — ласково сказал он. — Дойдешь до открытой двери и заходи внутрь.
Там увидишь собрание очень неплохих картин. Их не выставляют, потому что нет сигнализации. Но не закрывают дверь, потому что никто не проявляет интереса к ним. Но тебе, если хочешь стать интеллигенткой, нужно обращать внимание на художественные ценности. Я как знаток тебе очень рекомендую посмотреть именно эти картины. Они стоят того…
И Кух ободряюще взял Ларису под локоть, направляя ее вниз.
— А как же вы? — Лариса разыграла удивление, граничащее с испугом.
— Я подойду буквально через пять минут. Мне нужно уладить кое-какие дела, ради которых я сюда приехал.
И Кух направился в обратную сторону, видимо, туда, откуда он намеревался наблюдать за происходящим. Уж больно красноречив был его взгляд — взгляд охотника на лисицу, загнанную в тупик собаками, готовыми ее разорвать.
Преодолевая естественный страх и дрожь, Лариса начала спускаться вниз.
Она как могла смело переступила через порог той двери, про которую говорил ей Кух. За ней оказалось большое помещение с низким потолком, который поддерживали деревянные столбы-опоры, выстроившиеся в три ряда.
Лариса начала робко продвигаться вглубь. Освещение было очень скудное, и она не могла видеть всего помещения. Поэтому оно казалось пугающе бесконечным. Ее каблуки гулко стучали по бетонному полу, и она почувствовала, что здесь кто-то есть. Что кто-то затаился и наблюдает за ней. Она попыталась интуитивно представить, из какого угла ей следует ожидать опасности, но не смогла, поскольку ей казалось, что опасность окружает ее со всех сторон.
Потом она увидела вдали три силуэта. Фигуры стояли полукругом, повернув головы в ее сторону. Ей не было смысла бежать, поэтому она направилась прямо к ним.
По мере приближения она рассмотрела, что это были мужчины. Сначала их возраст казался неопределенным, но потом, когда подошла ближе, то увидела, что они молоды, наверное, им нет еще и сорока. По их виду было заметно, что это люди опустившиеся, скорее всего бомжи, страдающие алкоголизмом.
Лариса чувствовала какой-то отвратительный запах, исходивший от них. Этот запах был одновременно едким и сладковато-приторным.
Ее обостренный взгляд подметил, что мужчины чувствовали себя неуверенно, но глаза их были мутными — похоже, они уже подбодрили себя каким-то зельем вроде денатурата. И это должно было придать им уверенности в критический момент.
Один из них прокашлялся и повернулся к двум другим:
— Ну чо, ребята, надо отрабатывать…
И они медленно направились к Ларисе.
— Слышь, чо, — речь их явно не отличалась изыском, — встань вон у того столба.
И бомж показал рукой на один из столбов.
Лариса заметила, что они, стоя рядом, не смеют к ней прикоснуться. Будто она королева. Они приглашают ее к действию пока что жестами. И она решила не сопротивляться, подойдя к столбу, увешанному какими-то железными цепями, и встала рядом. Она ощущала себя почти что Жанной д'Арк, обнимая руками этот столб. Тем не менее Лариса хотела, чтобы скорее все закончилось. Чтобы прямо сейчас нагрянули ее спасители из силовых ведомств, увидели, как смело она себя ведет, освободили бы ее, а кого нужно арестовать — арестовали.
Тем временем бомжи в полусогбенном состоянии приблизились к ней и начали пристегивать к столбу.
Она инстинктивно огляделась вокруг, ища глазами пробирающихся между столбами людей в черных масках с автоматами, но не увидела их. Зато заметила маленькое окошко в стене прямо напротив столба. И там, за окошком, человеческую фигуру в плаще с огромным капюшоном.
«Это он», — подумала Лариса, и у нее задрожали колени.
Она почти что потеряла сознание. Все вокруг поплыло, как в тумане, стало неосязаемым. Откуда-то издалека доносились голоса бомжей, пытавшихся подбодрить то ли себя, то ли ее.
Потом, все так же пребывая в полусознательном состоянии, она почувствовала, что ремни, стягивающие ее руки, ослабли, а потом куда-то исчезли, и она упала прямо в чьи-то объятья.
«Наверное, я умерла, — подумала Лариса. — Как же сладко бывает умереть!»
После того, как эта мысль посетила ее, Лариса легко открыла глаза и увидела склонившегося над собой мужчину в черной маске. Довольно внушительный и страшный образ этого человека окончательно привел ее в чувство, и Лариса поняла, что она спасена.
Все закончилось… И она подумала, что неплохо было бы на следующей неделе отправиться отдыхать на юг.
На следующий день Вальдемар Мурский с улыбкой встретил Ларису у себя в кабинете.
— Как настроение, как самочувствие? — выдал он с порога свою дежурную фразу. — Рад видеть тебя, Лара, в добром здравии.
— Дела? — удивилась Лариса. — Отдохнуть бы после всего этого…
— Правильно, — тут же согласился Мурский.
— Как все прошло вчера?
— Отлично! Господин Кух арестован. Правда, непонятно, что будет дальше… Возможно, дело замнут — нетрудно понять — номенклатура. Случившееся бросает тень на губернатора — каких, понимаешь, сотрудников-маньяков половых берет он на работу!
Мурский все это говорил с ехидной улыбочкой, будто был несказанно рад присутствию подобных типов на государственных должностях.
— Я пошутил, — сказал тем временем полковник. — Дело довольно громкое, его посадят. Пресса уже в курсе, так что…
— Меня это радует, — сказала Лариса. — Потому что если дело замнут, то и меня могут подмять.
— Мы тебя в обиду не дадим! Ты молодец, я на тебя удивляюсь.
— Чему же?
— Тому, что ты выискиваешь у нас в городе всякую нечисть. Я ведь помню, с чего все началось. Такое нельзя забыть.
— Ты про историю с каннибалами и киношниками? — вспомнила самую жуткую и захватывающую историю из своей практики Лариса.
— Ну да. Впрочем, сейчас тоже у тебя получилось круто.
— Так как же все-таки вам удалось ворваться в дачу? — поинтересовалась Лариса.
— У нас свои секреты, — отрезал Мурский. — Впрочем, никаких секретов. Сначала взяли шофера, тот провел нас к Куху, ну а там уже дело техники.
— Он, конечно же, все отрицал.
— Естественно. Он был очень удивлен, увидев нас.
Надеялся на свое высокое положение, вел себя высокомерно, презрительно. Но у нас любое чванство сразу обламывается. Ребята церемониться не любят.
— А как власть реагировала?
— Очень нервно. Губернатор звонил моему начальству вчера из Москвы. В общем, шорох неслабый создался.
— Какие, думаешь, будут последствия?
— Скорее всего от Куха дистанцируются, обвинят, помимо всего этого, во взяточничестве. Губернатор, может быть, снимет какого-нибудь зама — за кадровую ошибку. В прессу постараются много информации не пускать. Все по наезженной схеме.
— А Кух?
— Посадят, наверное… А может быть, и замнут.
Пошлют куда-нибудь на принудительное лечение в психиатрический санаторий. — Мурский улыбнулся.
— Все-таки меня не покидает ощущение некоторого абсурда — у власти стоят какие-то маньяки, — сморщилась Лариса.
— Ничего особенного, — спокойно ответил полковник. — Может быть, никто и не узнал бы о нем, если бы не стечение некоторых обстоятельств. Мне вон рассказывали, что в восьмидесятых годах, еще при социализме, главврач элитной поликлиники из обреза в людей стрелял со своего балкона. Двоих положил, а дело замяли. Направили на лечение. Через два года вышел, живет вроде бы до сих пор.
— Но тогда при социализме! А сейчас — совсем другое дело, и к тому же министр!
— Если бы тот не стрелял в свое время, сейчас, может быть, тоже министром бы был, — цинично ответил Мурский. — Пригласила бы ты меня лучше еще раз в свой ресторан, а то надоели мне уже эти разговоры.
— О'кей, дядя Волик, вот съезжу на отдых, после него — хоть каждый день.
— Ловлю на слове… Кстати, я вот, может быть, звание получу скоро.
— Неужели генерала? — удивилась Лариса.
— А что? — пробасил ниже обычного регистра Мурский. — Во многом благодаря тебе…
«Ну надо же! Карташов майором стал благодаря мне, Мурский вон в генералы метит! — подумала Лариса. — А я знай себе все рестораном руковожу. Впрочем, мне не жалко. Пускай себе повышаются. Люди-то все хорошие…»
ЭПИЛОГ
Лариса шла к Патрушеву с определенной внутренней установкой, которая в простонародье называлась «не давать!». Ее воспоминания о близости, которая случилась у нее с Патрушевым не так давно, безусловно, давали ей определенные основания для продолжения отношений. В постели все было нормально. По ее мнению, он был неплох, но… Говоря языком Курочкина, он начисто проваливал психологическую стадию.
Ну в самом деле, зачем ей этот маменькин сыночек, зачем ей этот слюнтяй?! Ему не женщина нужна, а мама, которая будет с ним нянчиться и тютюшкаться!
Он, конечно же, будет желать близости — все мужчины одинаковы. И нужно приложить усилия, чтобы не обидеть его и не потерять с ним нормальных отношений.
Поэтому внутренняя установка была вполне оправданна. Лариса старалась продумать каждый свой жест, каждое движение, чтобы ничем не спровоцировать Патрушева на секс. Впрочем, она думала, что, учитывая не очень явное желание со стороны Андрея, ей это удастся сделать без особого напряжения.
Дверь открыл сам Андрей. Он был очень удивлен и слегка обескуражен появлением Ларисы, оттого очень неуверенно пригласил ее войти. Такой холодный прием не был предусмотрен Ларисой, и она даже слегка разочаровалась.
Когда она вошла в комнату, то сразу все поняла: на диване сидела Аня Давыдова. От ее самоуверенного вида не осталось и следа. Сама скромность, сама покорность по отношению к своей судьбе. А Патрушев, который вроде бы не тянул на роль властного хозяина, был явно доволен складывающимися обстоятельствами.
«Как все-таки люди склонны к выработанным моделям поведения! — подумала Лариса. — Привычку не вышибешь из мозгов… Похоже, Аня, несмотря на ее прошлое недовольство отношениями с Патрушевым и стремлением или изменить его, или сменить партнера, просто возвратилась к привычному. Ну что ж, хороший мальчик, грамотно владеет техникой секса, очень удобный и ненавязчивый, хотя и бывает иногда занудным».
И Лариса неожиданно пришла для себя к выводу:
«Да, при таком раскладе мне здесь ничего не светит».
И это было очень по-женски: вроде бы установка, с которой она шла сюда, была диаметрально противоположной. Она сама поймала себя на этой мысли и невольно улыбнулась: сейчас она попала в очень неловкое положение.
«Ведь Патрушев был уверен в том, что я пришла провести с ним ночь. Надо попытаться как-то более достойно выйти из этой ситуации, — решила она. — Ну-с, господа, посмотрим, что там у вас?»
— Как ваши дела, Аня? — очень приветливо спросила она у Кравцовой.
Патрушев с укоризной посмотрел на Ларису.
— Лариса в курсе всего, — объяснил он несколько растерявшейся Ане. — А у нас вот снова…
Он повернулся к Ларисе и виновато развел руками.
Котовой оставалось сыграть роль друга семьи. В этом ей активно помогла сама Давыдова. С потрясающей откровенностью, с большой долей демонстративности перед Ларисой, она начала говорить:
— В общем, конечно, понимаю, что виновата.
Я глупо поступила, не ценила тебя, Патрушев. А теперь оценила. Я так сильно тебя люблю, что скоро заболею, у меня бессонница, я не сплю ночами! — В этот момент Аня стрельнула глазами в Ларису, как бы ожидая от нее поддержки. — Я так переживала за тебя, когда ты был в тюрьме, и потом, когда тебя отпустили…
— Чего же ты не пришла ко мне? — язвительно спросил Андрей. — Передачку бы принесла.
— Я же заболела. Меня всю трясло. Мне казалось, что я виновата в том, что искалечила твою судьбу. Я боялась прийти, плакала целыми днями. И только когда все обвинения были сняты…
— Во многом благодаря Ларисе, — вставил Патрушев.
— Лариса, как я благодарна вам! — обратилась Аня к Котовой.. — Теперь я спокойна. Главное, что с Патрушевым все хорошо. Даже если он не хочет больше никаких отношений, пусть он позволит мне хотя бы приходить к нему как к старому другу. Я не буду навязываться, но, Патрушев, знай — я все равно тебя люблю и хочу.
— Андрей, — прервала этот монолог Лариса, — ну прости, что ли, ее… Как я поняла, она сделала ошибку, а теперь раскаивается. Не будь таким жестоким. Я знаю, что ты по-прежнему хорошо относишься к Ане. Ты ведь сам мне об этом говорил.
Патрушев удивленно смотрел на Ларису:
— Ты это серьезно?
— Патрушев, перестань!
Лариса не хотела, чтобы у Андрея наступил период торможения. Это могло все испортить. Быка нужно было брать за рога, а потом непринужденно удаляться.
— Дети мои, возьмите друг друга за руки и помиритесь!
Лариса была уверена в том, что далее последует классический хеппи-энд. Скоро они сольются в поцелуе, и так далее… А ей было пора уходить. Свою роль она сыграла и заслужила тем самым благодарность Патрушева.
Она еще некоторое время соблюдала этикет: не отказалась от предложенного чая с печеньем, поблистала своей начитанностью и остроумием во время самого чаепития, а потом заспешила домой.
Лариса, глядя на все эти изощренности, содрогнулась, потому что это было прелюдией к предстоящим ей испытаниям, прелюдией к садомазохистскому действу, задуманному Кухом. Она даже подумала, что, может быть, ей надо приоткрыть немного карты и предложить министру приобрести упаковку «Виагры». Но это была лишь соломинка для утопающего: в глубине души Лариса понимала, что за предоставленное ей короткое время нельзя убедить Куха поменять свои планы. Он решил покончить с невинной украинской простушкой. И уже поздно было предлагать более традиционные методы для пробуждения сексуальности в стареющем чиновнике, страдающего порочными комплексами, приобретенными на протяжении его многотрудной жизни.
Они спустились вниз, и Кух галантно открыл перед «хохлячкой» дверь белой «Волги».
— За город, — бросил он шоферу.
Машина тут же тронулась с места, потому что вышколенный водитель завел мотор в тот самый момент, когда его шеф показался в дверях подъезда.
— А там действительно будет интересно? — робко спросила Лариса.
— Я думаю, ты не будешь разочарована, — обернулся Кух. — Кстати: ты что-то слишком бледна. Раньше я у тебя не замечал подобной бледности.
— У меня утром что-то кружилась голова. Но сейчас уже вроде ничего…
Кух подозрительно посмотрел на нее, криво усмехнувшись.
— Ну ладно, — равнодушно произнес он и отвернулся.
Всю дорогу оба молчали. Кух не считал нужным поддерживать разговор, а Ларисе это было только на руку — она все-таки очень сильно волновалась.
Через час «Волга» притормозила около коттеджа в дачном поселке. Вокруг не было ни души.
Они вошли в коттедж, и Кух сразу повел Ларису куда-то в боковой его предел. Немного погодя он спустился по лестнице и остановился около железной двери.
Открыв ее ключом, он жестом пригласил Ларису войти.
— Спускайся, направо и прямо, — ласково сказал он. — Дойдешь до открытой двери и заходи внутрь.
Там увидишь собрание очень неплохих картин. Их не выставляют, потому что нет сигнализации. Но не закрывают дверь, потому что никто не проявляет интереса к ним. Но тебе, если хочешь стать интеллигенткой, нужно обращать внимание на художественные ценности. Я как знаток тебе очень рекомендую посмотреть именно эти картины. Они стоят того…
И Кух ободряюще взял Ларису под локоть, направляя ее вниз.
— А как же вы? — Лариса разыграла удивление, граничащее с испугом.
— Я подойду буквально через пять минут. Мне нужно уладить кое-какие дела, ради которых я сюда приехал.
И Кух направился в обратную сторону, видимо, туда, откуда он намеревался наблюдать за происходящим. Уж больно красноречив был его взгляд — взгляд охотника на лисицу, загнанную в тупик собаками, готовыми ее разорвать.
Преодолевая естественный страх и дрожь, Лариса начала спускаться вниз.
Она как могла смело переступила через порог той двери, про которую говорил ей Кух. За ней оказалось большое помещение с низким потолком, который поддерживали деревянные столбы-опоры, выстроившиеся в три ряда.
Лариса начала робко продвигаться вглубь. Освещение было очень скудное, и она не могла видеть всего помещения. Поэтому оно казалось пугающе бесконечным. Ее каблуки гулко стучали по бетонному полу, и она почувствовала, что здесь кто-то есть. Что кто-то затаился и наблюдает за ней. Она попыталась интуитивно представить, из какого угла ей следует ожидать опасности, но не смогла, поскольку ей казалось, что опасность окружает ее со всех сторон.
Потом она увидела вдали три силуэта. Фигуры стояли полукругом, повернув головы в ее сторону. Ей не было смысла бежать, поэтому она направилась прямо к ним.
По мере приближения она рассмотрела, что это были мужчины. Сначала их возраст казался неопределенным, но потом, когда подошла ближе, то увидела, что они молоды, наверное, им нет еще и сорока. По их виду было заметно, что это люди опустившиеся, скорее всего бомжи, страдающие алкоголизмом.
Лариса чувствовала какой-то отвратительный запах, исходивший от них. Этот запах был одновременно едким и сладковато-приторным.
Ее обостренный взгляд подметил, что мужчины чувствовали себя неуверенно, но глаза их были мутными — похоже, они уже подбодрили себя каким-то зельем вроде денатурата. И это должно было придать им уверенности в критический момент.
Один из них прокашлялся и повернулся к двум другим:
— Ну чо, ребята, надо отрабатывать…
И они медленно направились к Ларисе.
— Слышь, чо, — речь их явно не отличалась изыском, — встань вон у того столба.
И бомж показал рукой на один из столбов.
Лариса заметила, что они, стоя рядом, не смеют к ней прикоснуться. Будто она королева. Они приглашают ее к действию пока что жестами. И она решила не сопротивляться, подойдя к столбу, увешанному какими-то железными цепями, и встала рядом. Она ощущала себя почти что Жанной д'Арк, обнимая руками этот столб. Тем не менее Лариса хотела, чтобы скорее все закончилось. Чтобы прямо сейчас нагрянули ее спасители из силовых ведомств, увидели, как смело она себя ведет, освободили бы ее, а кого нужно арестовать — арестовали.
Тем временем бомжи в полусогбенном состоянии приблизились к ней и начали пристегивать к столбу.
Она инстинктивно огляделась вокруг, ища глазами пробирающихся между столбами людей в черных масках с автоматами, но не увидела их. Зато заметила маленькое окошко в стене прямо напротив столба. И там, за окошком, человеческую фигуру в плаще с огромным капюшоном.
«Это он», — подумала Лариса, и у нее задрожали колени.
Она почти что потеряла сознание. Все вокруг поплыло, как в тумане, стало неосязаемым. Откуда-то издалека доносились голоса бомжей, пытавшихся подбодрить то ли себя, то ли ее.
Потом, все так же пребывая в полусознательном состоянии, она почувствовала, что ремни, стягивающие ее руки, ослабли, а потом куда-то исчезли, и она упала прямо в чьи-то объятья.
«Наверное, я умерла, — подумала Лариса. — Как же сладко бывает умереть!»
После того, как эта мысль посетила ее, Лариса легко открыла глаза и увидела склонившегося над собой мужчину в черной маске. Довольно внушительный и страшный образ этого человека окончательно привел ее в чувство, и Лариса поняла, что она спасена.
Все закончилось… И она подумала, что неплохо было бы на следующей неделе отправиться отдыхать на юг.
На следующий день Вальдемар Мурский с улыбкой встретил Ларису у себя в кабинете.
— Как настроение, как самочувствие? — выдал он с порога свою дежурную фразу. — Рад видеть тебя, Лара, в добром здравии.
— Дела? — удивилась Лариса. — Отдохнуть бы после всего этого…
— Правильно, — тут же согласился Мурский.
— Как все прошло вчера?
— Отлично! Господин Кух арестован. Правда, непонятно, что будет дальше… Возможно, дело замнут — нетрудно понять — номенклатура. Случившееся бросает тень на губернатора — каких, понимаешь, сотрудников-маньяков половых берет он на работу!
Мурский все это говорил с ехидной улыбочкой, будто был несказанно рад присутствию подобных типов на государственных должностях.
— Я пошутил, — сказал тем временем полковник. — Дело довольно громкое, его посадят. Пресса уже в курсе, так что…
— Меня это радует, — сказала Лариса. — Потому что если дело замнут, то и меня могут подмять.
— Мы тебя в обиду не дадим! Ты молодец, я на тебя удивляюсь.
— Чему же?
— Тому, что ты выискиваешь у нас в городе всякую нечисть. Я ведь помню, с чего все началось. Такое нельзя забыть.
— Ты про историю с каннибалами и киношниками? — вспомнила самую жуткую и захватывающую историю из своей практики Лариса.
— Ну да. Впрочем, сейчас тоже у тебя получилось круто.
— Так как же все-таки вам удалось ворваться в дачу? — поинтересовалась Лариса.
— У нас свои секреты, — отрезал Мурский. — Впрочем, никаких секретов. Сначала взяли шофера, тот провел нас к Куху, ну а там уже дело техники.
— Он, конечно же, все отрицал.
— Естественно. Он был очень удивлен, увидев нас.
Надеялся на свое высокое положение, вел себя высокомерно, презрительно. Но у нас любое чванство сразу обламывается. Ребята церемониться не любят.
— А как власть реагировала?
— Очень нервно. Губернатор звонил моему начальству вчера из Москвы. В общем, шорох неслабый создался.
— Какие, думаешь, будут последствия?
— Скорее всего от Куха дистанцируются, обвинят, помимо всего этого, во взяточничестве. Губернатор, может быть, снимет какого-нибудь зама — за кадровую ошибку. В прессу постараются много информации не пускать. Все по наезженной схеме.
— А Кух?
— Посадят, наверное… А может быть, и замнут.
Пошлют куда-нибудь на принудительное лечение в психиатрический санаторий. — Мурский улыбнулся.
— Все-таки меня не покидает ощущение некоторого абсурда — у власти стоят какие-то маньяки, — сморщилась Лариса.
— Ничего особенного, — спокойно ответил полковник. — Может быть, никто и не узнал бы о нем, если бы не стечение некоторых обстоятельств. Мне вон рассказывали, что в восьмидесятых годах, еще при социализме, главврач элитной поликлиники из обреза в людей стрелял со своего балкона. Двоих положил, а дело замяли. Направили на лечение. Через два года вышел, живет вроде бы до сих пор.
— Но тогда при социализме! А сейчас — совсем другое дело, и к тому же министр!
— Если бы тот не стрелял в свое время, сейчас, может быть, тоже министром бы был, — цинично ответил Мурский. — Пригласила бы ты меня лучше еще раз в свой ресторан, а то надоели мне уже эти разговоры.
— О'кей, дядя Волик, вот съезжу на отдых, после него — хоть каждый день.
— Ловлю на слове… Кстати, я вот, может быть, звание получу скоро.
— Неужели генерала? — удивилась Лариса.
— А что? — пробасил ниже обычного регистра Мурский. — Во многом благодаря тебе…
«Ну надо же! Карташов майором стал благодаря мне, Мурский вон в генералы метит! — подумала Лариса. — А я знай себе все рестораном руковожу. Впрочем, мне не жалко. Пускай себе повышаются. Люди-то все хорошие…»
ЭПИЛОГ
Лариса шла к Патрушеву с определенной внутренней установкой, которая в простонародье называлась «не давать!». Ее воспоминания о близости, которая случилась у нее с Патрушевым не так давно, безусловно, давали ей определенные основания для продолжения отношений. В постели все было нормально. По ее мнению, он был неплох, но… Говоря языком Курочкина, он начисто проваливал психологическую стадию.
Ну в самом деле, зачем ей этот маменькин сыночек, зачем ей этот слюнтяй?! Ему не женщина нужна, а мама, которая будет с ним нянчиться и тютюшкаться!
Он, конечно же, будет желать близости — все мужчины одинаковы. И нужно приложить усилия, чтобы не обидеть его и не потерять с ним нормальных отношений.
Поэтому внутренняя установка была вполне оправданна. Лариса старалась продумать каждый свой жест, каждое движение, чтобы ничем не спровоцировать Патрушева на секс. Впрочем, она думала, что, учитывая не очень явное желание со стороны Андрея, ей это удастся сделать без особого напряжения.
Дверь открыл сам Андрей. Он был очень удивлен и слегка обескуражен появлением Ларисы, оттого очень неуверенно пригласил ее войти. Такой холодный прием не был предусмотрен Ларисой, и она даже слегка разочаровалась.
Когда она вошла в комнату, то сразу все поняла: на диване сидела Аня Давыдова. От ее самоуверенного вида не осталось и следа. Сама скромность, сама покорность по отношению к своей судьбе. А Патрушев, который вроде бы не тянул на роль властного хозяина, был явно доволен складывающимися обстоятельствами.
«Как все-таки люди склонны к выработанным моделям поведения! — подумала Лариса. — Привычку не вышибешь из мозгов… Похоже, Аня, несмотря на ее прошлое недовольство отношениями с Патрушевым и стремлением или изменить его, или сменить партнера, просто возвратилась к привычному. Ну что ж, хороший мальчик, грамотно владеет техникой секса, очень удобный и ненавязчивый, хотя и бывает иногда занудным».
И Лариса неожиданно пришла для себя к выводу:
«Да, при таком раскладе мне здесь ничего не светит».
И это было очень по-женски: вроде бы установка, с которой она шла сюда, была диаметрально противоположной. Она сама поймала себя на этой мысли и невольно улыбнулась: сейчас она попала в очень неловкое положение.
«Ведь Патрушев был уверен в том, что я пришла провести с ним ночь. Надо попытаться как-то более достойно выйти из этой ситуации, — решила она. — Ну-с, господа, посмотрим, что там у вас?»
— Как ваши дела, Аня? — очень приветливо спросила она у Кравцовой.
Патрушев с укоризной посмотрел на Ларису.
— Лариса в курсе всего, — объяснил он несколько растерявшейся Ане. — А у нас вот снова…
Он повернулся к Ларисе и виновато развел руками.
Котовой оставалось сыграть роль друга семьи. В этом ей активно помогла сама Давыдова. С потрясающей откровенностью, с большой долей демонстративности перед Ларисой, она начала говорить:
— В общем, конечно, понимаю, что виновата.
Я глупо поступила, не ценила тебя, Патрушев. А теперь оценила. Я так сильно тебя люблю, что скоро заболею, у меня бессонница, я не сплю ночами! — В этот момент Аня стрельнула глазами в Ларису, как бы ожидая от нее поддержки. — Я так переживала за тебя, когда ты был в тюрьме, и потом, когда тебя отпустили…
— Чего же ты не пришла ко мне? — язвительно спросил Андрей. — Передачку бы принесла.
— Я же заболела. Меня всю трясло. Мне казалось, что я виновата в том, что искалечила твою судьбу. Я боялась прийти, плакала целыми днями. И только когда все обвинения были сняты…
— Во многом благодаря Ларисе, — вставил Патрушев.
— Лариса, как я благодарна вам! — обратилась Аня к Котовой.. — Теперь я спокойна. Главное, что с Патрушевым все хорошо. Даже если он не хочет больше никаких отношений, пусть он позволит мне хотя бы приходить к нему как к старому другу. Я не буду навязываться, но, Патрушев, знай — я все равно тебя люблю и хочу.
— Андрей, — прервала этот монолог Лариса, — ну прости, что ли, ее… Как я поняла, она сделала ошибку, а теперь раскаивается. Не будь таким жестоким. Я знаю, что ты по-прежнему хорошо относишься к Ане. Ты ведь сам мне об этом говорил.
Патрушев удивленно смотрел на Ларису:
— Ты это серьезно?
— Патрушев, перестань!
Лариса не хотела, чтобы у Андрея наступил период торможения. Это могло все испортить. Быка нужно было брать за рога, а потом непринужденно удаляться.
— Дети мои, возьмите друг друга за руки и помиритесь!
Лариса была уверена в том, что далее последует классический хеппи-энд. Скоро они сольются в поцелуе, и так далее… А ей было пора уходить. Свою роль она сыграла и заслужила тем самым благодарность Патрушева.
Она еще некоторое время соблюдала этикет: не отказалась от предложенного чая с печеньем, поблистала своей начитанностью и остроумием во время самого чаепития, а потом заспешила домой.