Алешина Светлана. Средство от скуки

   — Но чтобы осуществить этот план, нужна ваша поддержка. Дело в том, что меня он совсем не знает.
   Я хочу представиться ему вашей дальней родственницей.
   — И что это даст?
   — Я прикинусь этакой простушкой. Без работы, семья далеко… Вы понимаете, о чем я говорю?
   — Конечно, — закивала в знак согласия Мальцева.
   — Насколько я поняла этого человека, именно такой образ является в его воображении идеальной жертвой! Женщина, которую никогда никто не будет искать! Мы спровоцируем Куха, он поймет, что у него в руках беззащитная жертва. — Ларису охватил азарт, она излагала все это собеседнице с блеском в глазах.
   Собственно, где-то в глубине души ее грызли сомнения относительно реальности плана — это касалось ее собственных актерских способностей. Ведь предстояло выступить приманкой, сыграть несвойственную ей роль, превратиться из «новой русской» в темную, необразованную женщину, приехавшую откуда-то из глубинки.
   — А что дальше? — Елена Николаевна, похоже, заразилась азартом Ларисы.
   — Мы заранее должны предупредить нужных людей.
   У меня есть связи в ФСБ.
   — Это слишком ненадежно, — сделала решительный жест рукой мазохистка. — У Куха тоже могут быть там связи. Нужно действовать очень осторожно! Если вы все провалите, в первую очередь будет плохо мне.
   Возможно, я даже погибну!
   — Но в принципе вы согласны? — нетерпеливо спросила Лариса.
   — Хорошо, но я должна все хорошенько обдумать, — выдержав паузу, сказала Елена Николаевна. — Арнольд будет у меня завтра.
   — У вас есть родственники где-нибудь в других городах?
   — Есть. На Украине.
   — Отлично. Тогда необходимо будет написать письмо, якобы от моего имени вам, чтобы все было достоверно.
   — И что будет в письме?
   — Я напишу, что я приезжаю к вам в гости. Когда он должен быть завтра?
   — Вечером, в семь.
   — В четыре я буду у вас. Уже готовая сыграть свою роль.
   — Скажите, зачем вам это надо? — Елена Николаевна подняла на Ларису усталые глаза.
   — Во-первых, вы сами говорили, что так дальше продолжаться не может. Мне искренне жаль вас. — Лариса решила, что определенная доля лицемерия в данном случае не помешает. — И во-вторых, это такой случай! Вспомните, я же говорила, что у меня такая же проблема, как у вас. Она мне близка.
   Елена Николаевна рассеянно слушала аргументы Котовой, а когда та закончила, неожиданно сказала:
   — Не беспокойтесь о вещах. Возьмите с собой только парочку свитерочков постарее — вы же все-таки бедная родственница… А о гостинцах с Украины не волнуйтесь — я все приготовлю.
   Лариса удивленно посмотрела на собеседницу:
   — А вы — умная женщина! — В этот момент она почти не льстила Елене Николаевне. — Кух — человек очень дотошный?
   — Да, — согласилась Мальцева.
   — Что касается документов, они могут быть сделаны достаточно быстро.
   — Я вас умоляю, никаких лишних людей! — Елена Николаевна прижала руки к груди.
   — Это очень надежный канал.
   После паузы, в течение которой красноречиво убедительный взгляд Ларисы не сходил с лица Елены Николаевны, та махнула рукой. «Вот уж действительно, для интеллигентных дам порой достаточно убедительного взгляда, чтобы они поверили», — усмехнулась внутренне Котова.
   — Ладно, я согласна.
   — Все будет зависеть от ваших артистических способностей, — несколько скептически заметила Елена Николаевна.
   — Когда-то я хотела поступать на театральный, — успокоила ее Котова. — Но не в этом дело. Я постараюсь предельно соответствовать образу простушки с Украины. Могу даже чуть-чуть сымитировать акцент.
   — Хорошо, в таком случае я жду вас завтра в четыре.
   Лариса попрощалась с Еленой Николаевной и направила свои стопы прямиком к полковнику Мурскому, а после разговора с ним — чувствуя, что устала и вспомнив неожиданно про советы психолога Курочкина, — отправилась к Андрею Патрушеву.
   Неожиданно для себя она поняла, что ей необходимо увидеть его. И, будто действительно завтра ей грозила казнь, она решила выполнять сегодня все свои желания.
 
   Андрей Патрушев по-прежнему пребывал в жуткой депрессии: его квартира, можно сказать, окончательно превратилась в хлев. Он расхаживал по дому в ботинках, постоянно курил и гасил сигарету в том месте, в котором оказывался в тот момент, когда она истлевала до конца.
   Пол был сплошь усыпан окурками, на столе валялись крошки, колбасные ошметки, стол был заляпан подтеками чая и дешевого вина. Сам Патрушев расхаживал по квартире в выходных брюках и грязном махровом халате ужасающей расцветки, с нечесаной головой, небритый уже который день.
   В квартире стоял спертый запах курева, алкоголя и приторно-сладковатый смрад разлагающегося мусора.
   Зайдя в квартиру и взглянув на обстановку, Лариса попросила разрешения не разуваться. Андрей удивленно посмотрел на нее, никак не отреагировав. Лариса подумала, что ему, по всей видимости, все равно и, возможно, он даже не понимает, о чем она его спрашивает.
   — Почему ты в уличных ботинках? — почти весело спросила она его.
   Патрушев сел на диван, уставился на свои ноги и медленно проговорил:
   — Я ходил в магазин за хлебом и забыл их снять.
   — Ты ел что-нибудь сегодня? — забеспокоилась Лариса.
   — Не помню, — меланхолично ответил Патрушев. — Какая разница!
   Лариса прошла на кухню, заглянула в хлебницу: она была пуста. Открыв холодильник, увидела, что и он пуст, а из еды там присутствуют только две сосиски и почти пустая бутылка кетчупа.
   — Ты говорил, что ходил за хлебом, но его у тебя нет.
   — Я вчера ходил, — равнодушно ответил Патрушев, развалясь на диване прямо в ботинках.
   Лариса строго посмотрела на Андрея.
   — Ведь так и погибнуть недолго!
   — Ларочка, пока ты есть, я буду жить, — серьезно ответил Патрушев.
   У Ларисы защемило сердце. Она решила немедленно пойти купить ему еды и что-нибудь приготовить. Ну а после… Лариса твердо решила, что это произойдет сегодня. Блиц-роман с Патрушевым был для нее необходимым эпизодом перед завтрашним стрессом.
   Когда Лариса вернулась из магазина, Патрушев лежал в той же позе, на диване, глядя в потолок, и, как ей показалось, весьма театрально оттопырив палец руки, в которой дымилась сигарета.
   Пройдя на кухню и выложив из пакета продукты, которые были приобретены в супермаркете, Лариса помыла сковородку и разложила на ней бифштекс, в кипящую воду запустила макароны. Процесс приготовления пищи быстро продвигался вперед.
   И Патрушев, лежавший бревном на диване, явно стал подавать признаки жизни: как кот, он потянулся на запахи. А когда зашел на кухню и увидел, что там происходит, в его глазах Лариса увидела искорки удовольствия.
   — Надо бы мне, наверное, руки помыть? — неуверенно спросил он.
   — Не мешало бы, — ответила Лариса. — Ко всему прочему, можно пойти и дальше.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Например, принять душ. Многие советуют это делать в стрессовых ситуациях. Это как бы очищение…
   И, глядя на скептическую мину Патрушева, добавила:
   — Нет, кроме шуток. Я думаю, что все дело в энергетике. И попробуй помедитировать — очень помогает и тонизирует.
   — Мне некогда медитировать, я есть хочу.
   — В таком случае иди в ванную, потому что все скоро будет готово.
   Патрушев послушно кивнул и скрылся в ванной.
   Спустя двадцать минут он, вымытый и причесанный, сидел напротив Ларисы за накрытым столом в гостиной и уплетал бифштекс. Мужчина явно входил в силу.
   Щеки его порозовели, он вдруг начал шутить, вести себя оживленно и даже подмигивать Ларисе.
   А Лариса пришла от этого в возбужденное состояние и сразу вспомнила слова Курочкина о том, что у нее есть проблемы и связаны они с сексуальной неудовлетворенностью. Возможно, мэтр и на этот раз оказался прав.
   Она слушала Патрушева, и его слова совершенно не откладывались в ее голове. Она не улавливала темы разговора, не разделяла веселья Андрея, только продолжала постоянно улыбаться. Ее мысли были где-то на уровне его пупка или чуть ниже. Постепенно и взгляд Ларисы спустился следом за ее мыслями. Патрушев это заметил и внезапно замолчал. Лариса испытала чувство, близкое к шоку, из-за своей бессознательной нескромности.
   Она встряхнулась и посмотрела ему в глаза.
   — Извини, что ты сказал? — поспешила она исправиться.
   — Неважно, — отрезал Патрушев. — Лариса, думаю, нам пора определить наши с тобой отношения, чтобы потом не спотыкаться об них.
   — Что? — чуть испуганно спросила Лариса.
   — Я могу сходить принести выпить.
   — Это ты называешь определенностью отношений?
   — Нет, я подумал, что тебя что-то смущает…
   — Патрушев, ты можешь выражаться яснее?
   — А тут, по-моему, и так все ясно. Ты как умная женщина не можешь этого не замечать, — лукаво улыбнулся он.
   — Я предпочитаю, чтобы ты сам сказал о том, что имеешь в виду под определенностью отношений.
   — Да я просто хочу переспать с тобой, — наконец выдавил он из себя.
   «Надо же, наконец-то понял!» — подумала Лариса.
   — И как ты себе это представляешь? В следующий момент мы отправляемся в постель, по-деловому раздеваемся и начинаем процесс? Так, что ли? — улыбнулась она.
   — Поэтому я и предложил сходить за вином.
   — По-моему, мы все усложняем.
   — Я тоже так думаю, — сказал Патрушев, встал со стула, присел рядом с ее ногами и взял ее за руку.
   Следующим движением он притянул ее к себе и очень долго целовал ее в губы…
   …Потом, когда Лариса подходила к подъезду своего дома, она рассуждала про себя: "Да, девочка, у тебя действительно зреют внутренние проблемы. Переспать с Патрушевым для того, чтобы раз и навсегда уяснить, что мне это было на самом деле вовсе не нужно?! Этот большой мальчик, зануда — не герой моего романа.
   Нет, здесь причина не в сексуальной неудовлетворенности, проблема гораздо глубже. И она, эта проблема, заставляет меня идти на риск. Что из этого выйдет, не предскажешь. Но очень хочется посмотреть в лицо врагу, который сидит внутри меня".
   Теперь Лариса была уверена: все, что она завтра и в ближайшие дни намерена делать, она будет делать только ради себя и для себя; ввязываясь в предстоящую историю, она решает прежде всего свои проблемы.
   А что касается опасности для жизни, то жизнь вообще опасная штука. Например, до сих пор остается открытым вопрос, как люди выживают в младенчестве, потом в переходном возрасте и уж совершенно удивительно видеть благополучную старость.
   В сложившейся ситуации самым неприятным казалось одно обстоятельство: не было рядом человека, который мог бы дать объективную оценку происходящему. Не с кем поделиться. Обращаться к Курочкину — бесполезно: этот фрейдист будет нудно настаивать на своей версии о сексуальной неудовлетворенности.
   Да, Лариса чувствовала свое одиночество, но периодические случайные связи от одиночества не спасали, а только заставляли ощутить это чувство в еще более острой форме.
   Вернувшись домой и совершив все вечерние приготовления ко сну, Лариса пожелала себе спокойной ночи и тут же заснула. Евгений явился гораздо позже и был навеселе. Но Лариса этого не видела. И Евгению не дано было узнать, что всего лишь несколько часов назад его благоверная изменила ему со старым университетским приятелем. Собственно, он тоже пришел с гулянки, которую устроил в своей фирме и которая закончилась вызовом продажных девок. Супруги были квиты.

Глава 8

 
   Лариса встала с тревожным ощущением. Оно не покидало ее и тогда, когда она принимала душ, и позже, во время завтрака. Несмотря на то что в квартире было тепло, она чувствовала озноб, движения у нее были нервными и порывистыми. Время от времени она тяжело вздыхала и хмуро смотрела в окно. Впереди ждала неизвестность.
   Наконец она решила прибегнуть к испытанному средству, подсказанному когда-то ей все тем же Анатолием Евгеньевичем Курочкиным. Она легла на диван, вытянула ноги, закрыла глаза и провела сеанс медитации. Стараясь делать выдох дольше чем вдох, она произносила на выдохе звук «ау» и постепенно погрузилась в транс.
   Такие упражнения, несмотря на внешнюю простоту, а на взгляд некоторых непосвященных, даже некоторую забавность, помогали восстановить силы и зарядиться энергией.
   Вот и эти полчаса, проведенные Котовой в «отключке», помогли ей успокоиться и настроиться на новое дело.
   Она прибыла к Елене Николаевне в назначенное время. Мазохистка, чувствовалось, была погружена в себя: она иногда не слышала даже вопросов, обращенных к ней, и это сильно обеспокоило Ларису. Однако легкий разговор, доброжелательное отношение, которое излучала Лариса, постепенно сделали свое дело.
   Это оказало на Елену Николаевну положительное влияние. И к моменту, когда в квартире должен был появиться злодей по имени Кух, две женщины разговаривали между собой о каких-то пустяках и выглядели как не видевшиеся несколько лет давние приятельницы.
   Одета Лариса была ужасно — она взяла напрокат у мамы широкую ситцевую блузку, расшитую крупными пестрыми цветами, и малиновую сборчатую юбку-татьянку. Туалет завершали полосатые гольфы и туфли на низком каблуке. Макияж практически отсутствовал, за исключением губ, обильно размалеванных яркой темно-вишневой помадой. Щеки — в ярких розовых румянах.
   Оставалось только ждать, сработает ли система Станиславского. Поверит или не поверит всему этому маскараду господин Кух.
   Министр явился точно в назначенный час. Он был холоден и высокомерен, когда входил в прихожую со взглядом «сверху вниз». А застывшее на лице выражение превосходства с оттенком некоей брезгливости не покидало его весь вечер. Иногда его губы кривила усмешка, когда он пытался пошутить. Однако шутки его были двусмысленными, и они скорее могли обидеть, чем развеселить.
   — Арнольд Михайлович, познакомьтесь, моя родственница с Украины, — с улыбкой гетеры представила Ларису Елена Николаевна.
   — Галя, — со смущением скромницы назвала себя Котова, а имя произнесла с характерным для хохлушек гортанным "г".
   — Очень приятно, — проговорил Кух с таким выражением на лице, что нельзя было ошибиться — на самом деле ему было все это очень неприятно.
   «Ну и фрукт, — Ларису внутренне передернуло. — Впрочем, это наверняка маска… Сложная задача, но мы с ней справимся. Главное — не позволить сбить себя с толку этими дурацкими мимическими выкрутасами».
   Кух был высок, грузен, под два метра ростом, с животиком. По сравнению с телом голова казалась несоразмерно маленькой. На указательном пальце правой руки красовался перстень. Руки, как и он сам, были большими, холеными, тщательно ухоженными, будто изящные пальчики светской красавицы. Над шлифованными ногтями хорошо потрудилась опытная маникюрша. Кух был выбрит так гладко, что у Ларисы невольно возникли ассоциации с ягодицами.
   Министр здравоохранения в черном костюме с бабочкой казался воплощением богатства, успеха и всех вершин, которых может достичь человеческое существо областного масштаба.
   Когда Кух вошел в комнату, то первое, что он сделал, это осмотрел кресло, прежде чем сесть в него. Елена Николаевна сорвалась с места и упорхнула на кухню с легкостью лани. Вскоре оттуда донесся запах кофе и какое-то легкое шуршание.
   Арнольд Михайлович лениво оглядел гостиную и задержал взгляд на куче чемоданов и узелков, сгрудившихся в углу. Это была обманка, которая изображала Галины гостинцы и вещи, привезенные с Украины.
   Взгляд министра здравоохранения, соприкоснувшись с этими узлами, снова выразил брезгливость, свойственную представителям высшего общества при встрече с грубым народным вкусом. И последовал ироничный вопрос и взгляд в сторону Ларисы:
   — Как же такая хрупкая девушка дотащила столько узлов?
   «Ох ты, боже мой, девушка! — внутренне поразилась Лариса. — Можно счесть за комплимент. Мне ведь уже далеко за тридцать!»
   Она только было открыла рот, чтобы ответить гостю, как ей на помощь тут же прилетела из кухни Елена Николаевна:
   — Я встретила ее на вокзале, взяла машину. Так что Галочке не пришлось волноваться.
   Кух сухо кивнул в знак того, что он понял.
   — Какие у вас планы? Надолго вы сюда? — снова спросил он Ларису, бесцеремонно ее разглядывая.
   В глазах его стояла все та же ирония, подчеркивавшая интеллектуальное превосходство городского жителя над простушкой с Украины.
   — На Украине сейчас нет работы, заниматься нечем, — слегка потупив взор, ответила Лариса. — Я приехала сюда, чтобы найти работу, может быть, закрепиться здесь… Выйти замуж…
   В этот момент Лариса покраснела. Она была внутренне сильно взбудоражена, чувствуя, что Кух смотрит на нее, будто решает, сейчас ее придавить или позже, сейчас лишить жизни или дать пожить еще немножко.
   И все это удвоило ее силы и желание жить, это добавило ей артистизма, и пунцовый румянец Кух принял за чистую монету, то есть за смущение и неумение провинциалки-малоросски держать себя в руках.
   — Каким же видите вы своего избранника? — усмехнулся министр, всем своим видом изображая заинтересованность в ответе.
   — Ну, он должен быть таким… — Лариса запнулась, пытаясь помочь себе руками. — Ну, таким… Ну, не знаю…
   — Богатым, красивым? Или же вы предпочитаете артистов, богему? — попытался помочь ей Кух.
   — Ну я бы от любого не отказалась, был бы человек хороший! — улыбнулась Лариса.
   — А как вы можете узнать, хороший человек или нет? Можно ведь ошибиться… Или у вас хорошо развита интуиция?
   — А? Что? Я… Я не расслышала.
   Арнольд Михайлович рассмеялся, будто добродушный барин, и повторил:
   — Я спрашивал, можете ли вы сразу узнать, хороший это человек или нет.
   — Конечно, могу, — без тени смущения ответила Лариса. — Может, не с первого взгляда, но…
   — То есть вам достаточно пообщаться с человеком часок, и вы поймете?
   — Ну, может быть, не часок, а чуть побольше, — возразила Лариса.
   — В таком случае за вас можно быть спокойным…
   А вы не были замужем?
   — Была, но недолго, — потупила глаза Лариса.
   — Что же случилось?
   — Он разбился на машине. Шофером был.
   Кух состроил сочувственную физиономию, хотя проницательная Лариса углядела в глубине его взгляда некую иронию, некую даже радость по поводу гибели неизвестного ему шофера.
   — А все вот это дело, — и Лариса стукнула указательным пальцем себе по шее.
   — По пьянке, что ли, все получилось? — уточнил Кух.
   — Да, — кивнула Лариса и тяжело вздохнула.
   — Ну а куда на работу устраиваться собираетесь? — спросил Кух после паузы, отпив из чашечки кофе.
   — Не знаю, я ведь только вчера приехала. — Лариса старалась по максимуму изобразить простодушие.
   — Какое у вас образование?
   — Я по специальности швея-мотористка, но шить не люблю. Лучше всего если бы удалось устроиться секретарем — всегда ходить чистенькой, красиво одетой, подавать кофе директору, общаться с клиентами . — Лариса являла саму непосредственность. — Но, наверное, это невозможно… Придется на фабрику идти.
   — А вы когда-нибудь работали секретаршей? поинтересовался Кух.
   — Нет, это мечты, — Лариса лучезарно посмотрела на Куха.
   — Любая мечта может стать реальностью, — Кух в свою очередь пронзил Ларису жестоким взглядом.
   Он думал о своем, наболевшем, размышлял о том, как сделать эту простушку-хохлушку своей очередной жертвой, чтобы насладиться ее визгами и криками о помощи. И Лариса это пронзительно почувствовала.
   Ей даже на мгновение показалось, что она вдруг вышла из своей роли, и Кух разгадал ее замыслы. Но это было всего лишь внутреннее сиюминутное ощущение Кух, впрочем, действительно был подозрительной личностью, и Ларисе представилась возможность убедиться в этом лично. Пока она пила кофе, министр попросил Елену Николаевну на пару слов в кухню.
   Они разговаривали так тихо, что понять, о чем шла речь, было невозможно. Однако смысл был ясен: Елена Николаевна в чем-то торопливо его уверяла, а Кух задавал ей какие-то вопросы тоном недоверчивым и одновременно требовательным.
   Через несколько минут Елена Николаевна вернулась в гостиную, схватила фальшивый Галин паспорт от полковника Мурского и опять умчалась на кухню.
   Потом они вместе вернулись в комнату, а Лариса в это время распаковывала чемоданы. Она доставала оттуда разную деревенскую снедь — сметану, сало, мед, банки соленых арбузов и консервированное лечо, и все это выставляла на пол.
   С улыбкой обернувшись к вошедшим, она широким жестом указала на еду и сказала:
   — Лена, может, прямо сейчас накроем на стол?
   Все-таки гость…
   Елена Николаевна снисходительно усмехнулась.
   — Да-да, конечно.
   — Не откажусь попробовать сальца, — попытался изобразить простоту человека из народа министр здравоохранения, придав своему голосу свойский оттенок.
   — Ой, моя двоюродная тетка так хорошо сало солит! — воскликнула Лариса. — Я выезжала из Шепетовки, перед отъездом к ней зашла. А она как узнала, что я к Лене еду, так передала мне сало в гостинец.
   Вот…
   Она прошла на кухню и начала открывать шкафчики в поисках ножа.
   — Лена, где у тебя доска? — вскоре раздался ее звонкий голосок.
   Елена Николаевна поспешила к ней на помощь.
   Лариса стремительно входила в роль хлебосольной украинки. В довершение всего, из холодильника была вынута заранее приготовленная бутылка с мутной жидкостью под названием «горилка» и разлита в хрустальные рюмочки. Все трое звонко чокнулись, выпили по рюмашке и смачно закусили салом.
   Однако через полчаса общение было прервано:
   Кух и Елена Николаевна отбыли на заранее запланированную вечеринку. Лариса-Галя, естественно, осталась дома. Кух на прощание еще раз окинул ее оценивающим взглядом и очень холодно и церемонно произнес:
   — Было приятно с вами познакомиться. Желаю вам успехов.
   — И вам тоже хорошо провести время, — улыбнулась Лариса и махнула рукой.
 
   Оставшись одна, она долгое время не знала, чем себя занять. Просто сидела, доедала конфеты, разложенные на блюдечке, потом принялась за печенье — половину раскрошила, половину съела.
   Однако мысли ее занимал целиком и полностью Кух. Она еще раз прокрутила в голове все фразы, взгляды и жесты номенклатурного мастодонта и пришла к выводу, что пока все движется гладко, как и было задумано.
   Не зря Елена Николаевна таскала на просмотр Куху ее фиктивный паспорт на имя Матерко Галины Ивановны. Действительно, по легенде она была почти что идеальной кандидатурой на роль беззащитной жертвы маньяка. По версии, разработанной совместно с Еленой Николаевной, у нее не было родителей, и родственники представлены только во втором колене Сама она происходила из районного центра на Украине, а в этом городе, кроме любовницы Куха, у нее не было ни друзей, ни родственников. К тому же она постаралась максимально достоверно изобразить такой типаж, который в представлении министра-извращенца должен был вызвать у него поползновения к агрессии.
   Этакое безобидное, полуграмотное существо, одним своим видом провоцирующее насилие.
   Букашка. Мышка-норушка. Блоха. Ха-ха!..
   «Похоже, Кух все-таки клюнет, — думала Лариса. — Разве он упустит такую возможность? Вторую шизофреничку типа той косоглазой Оли найти не так-то просто».
   Впрочем, многое должно было стать ясно после того, как вернется домой Елена Николаевна. И Лариса с нетерпением ждала ее возвращения. Однако когда дверь открылась, она была удивлена: мазохистка явилась вместе с Кухом.
   Министр был уже слегка подвыпившим и выглядел более вальяжно. Куда-то исчезла его самодовольность, и улыбка показалась Ларисе в чем-то даже добродушной.
   Все трое снова расселись в гостиной, и завязалась беседа. Кух опять расспрашивал Ларису о ее жизни на Украине, особенно интересовался родственниками.
   Лариса отвечала строго в соответствии с разработанным планом, и, похоже, ответы вполне удовлетворили Куха. А потом как-то незаметно беседа перешла на более интимные темы.
   — Ну а после мужа-то, Галя, встречалась с кем-нибудь? — этак по-простецки спросил у Ларисы Кух.
   — У меня как-то постоянные парни были редко, — загутарила Лариса, стараясь подражать собственной тете, которая долгое время жила в Молдавии. — То им чего-то новенького нужно, то меня они устраивать перестают.
   — А что тебе в мужчинах нравится?
   Лариса сначала захихикала, а потом совершенно искренне задумалась. Нет, она, конечно, могла сказать сразу, но ведь ей предстояло сформулировать ответ в духе простушки из райцентра.
   — Чтобы он нежадный был, чтобы веселый, ну и чтоб встречаться где было… — начала она.
   — Понятно, — отреагировал Кух все с той же присущей ему брезгливой миной. — А внешность какую предпочитаешь?
   — Ну и конечно, внешность, — согласилась Лариса. — Мне высокие нравятся и чтоб ноги не были кривыми.
   Она снова смущенно хихикнула.
   — А у вас в деревне как — нравственность крепкая? — спросил Кух.
   — Как это?
   — Ну, например, до свадьбы-то парни с девчонками пробуют друг друга?
   — Конечно. У нас с этим просто, — махнула рукой Лариса.
   — Значит, нравственные устои расшатались? — удивленно переспросил стареющий развратник Арнольд Кух.
   — Да, старики, правда, ругаются, все ворчат, но молодежь свое гнет. Жизнь не стоит на месте, жизнь идет, — Лариса многозначительно вздохнула.