— Когда ты уехал на дачу?
   — На следующий же день после нашей встречи в доме культуры.
   — Ты хотел уединиться после того, как расстался с Аней?
   — Да, мне необходимо было ощутить нечто вроде гармонии с окружающим миром. Миром природы…
   Поэтому я и поехал в это достаточно уединенное место.
   И приехал оттуда уже на следующий день после смерти Аткарского. И тут меня арестовали…
   — А с Аней Давыдовой ты в это время не встречался?
   — Конечно, нет.
   — Ладно, давай вернемся к твоим отношениям с Аткарским. Ты назвал его почти Мессией. Неужели у вас шло все гладко и сложились такие необыкновенно чистые отношения?!
   Патрушев помолчал, потом поднял на Ларису глаза.
   Ей его взгляд показался враждебным и хмурым.
   — Я не готов с тобой об этом говорить.
   — Патрушев, ты меня знаешь давно… Ты боишься, я выдам тебя?
   — Давай поговорим об этом в следующий раз.
   — Сейчас время отсчитывается для тебя не часами, а секундами, Патрушев, — напомнила Лариса.
   — То, что я мог бы рассказать тебе, может повредить мне.
   — Что ты имеешь в виду? — насторожилась Лариса.
   — Есть вещи, которые мне не хочется вспоминать.
   Всю эту неделю на даче я пытался забыть то, что произошло.
   — Но что произошло? Ты сказал, что отлучился на дачу из-за Ани Давыдовой!
   — Да, так оно и есть… Но…
   — Что «но»? — повысила голос Лариса. — Ты что-то недоговариваешь!
   — Я не знаю, — замялся Патрушев. — Дело в том, что… Я это узнал от одной дамы, которая постоянно ходила на тусовки в «Салют».
   — Что ты узнал? — нетерпеливо спросила Лариса.
   — Кстати, она наверняка меня и подставила милиции! — неожиданно воскликнул Андрей. — Мы с ней разговаривали тем самым утром, когда я вернулся в город. И она мне сказала…
   — Да что ты тянешь, как кота за хвост?! — потеряла терпение Лариса. — Говори, что она сказала!
   — Дело в том, что… Помнишь шизофреничку Олю?
   Ну, ту самую, которая с Филимоновым была?..
   — Ну!
   — Она куда-то пропала на следующий день после той тусовки.
   — Что значит — пропала?
   — А так — дома ее не застать, у матери тоже.
   — А сейчас? Ты знаешь, где она?
   — Нет, не знаю, — смущенно ответил Патрушев. — У меня есть ее телефон, можно позвонить.
   Лариса вынула из сумки свой мобильник и быстро набрала названный Андреем номер. В трубке, увы, раздались длинные гудки.
   — Вообще-то она, насколько я знаю, домоседка, — заметил Патрушев.
   Лариса набрала домашний номер Карташова и через минуту выяснила, что по поводу исчезновения Ольги Сироткиной милиции ничего не известно. Никто по этому поводу к ним не обращался. А Карташов, видимо, оторванный от каких-то домашних дел, посоветовал Ларисе прекратить заниматься ерундой и обратить внимание на собственный ресторан или на худой конец заняться семьей. Раздраженная Лариса не стала дослушивать нудные нотации майора и отключила связь.
   — Но я не знаю, насколько все это может быть связано с убийством Аткарского, — с кислой физиономией заметил Патрушев. — Может быть, и никак не связано. И вообще… у меня болит голова. Давай закончим с этим.
   Лариса недовольно и даже как-то подозрительно на него посмотрела. Ее не покидало ощущение, что ее старый университетский знакомый все-таки чего-то недоговаривает.
   — Пойдем лучше прогуляемся, — предложила она. — Лучший способ, чтобы твоя несчастная голова прошла. Ко всему прочему, у меня в сумочке есть цитрамон.
   — Мне не помогает цитрамон, — ответил Патрушев. — Нужны средства посильнее… И вообще… Девушки — они такие разные. И как же хорошо быть нормальными девушками. Психически полноценными девушками.
   — Мне не нравится, что ты начал мыслить столь туманно, — проговорила Лариса. — Я не психоаналитик и не буду расшифровывать твои заморочки. Так что если ты этой своей фразочкой хотел мне доставить удовольствие, то ошибся. Может быть, прямо и начистоту мне все расскажешь?
   Патрушев же, словно не слыша ее, продолжал:
   — Психически ненормальные девушки — они такие беззащитные!
   — По-моему, у тебя совсем не болит голова, ты просто притворяешься.
   — Нет, — помотал головой Андрей.
   — В таком случае идем гулять.
   И Лариса решительно встала, подошла к Патрушеву с явным намерением взять его за руки и стащить с места, однако тот встал сам и буркнул:
   — Ладно, пойдем. Я чувствую, от тебя не отвяжешься…

Глава 4

 
   Патрушев вместе с Ларисой вышли из подъезда и медленным шагом направились в сторону парка. Андрей был хмур, и лицо его выражало неудовольствие.
   Лариса пыталась заполнить тягостное молчание рассказом о своем недавнем посещении Швейцарии: она ездила туда с Настей вдвоем на неделю. Но потом поняла, что эта тема для Патрушева не представляет никакого интереса, и перешла к новым кулинарным разработкам своего ресторана. Но и это никак не взбодрило ее молчаливого слушателя: он совершенно не желал включаться в разговор.
   У входа в парк Патрушев вдруг замедлил шаг и стал пристально оглядываться по сторонам.
   — Ты что? — тронула его за рукав Лариса.
   Она повернула голову в направлении, указанном Андреем, и увидела двух прогуливающихся женщин.
   Они, кстати, тоже смотрели в их сторону.
   — Ты знаешь, Лариса, — медленно сказал Андрей, — если я не ошибаюсь, это моя бывшая жена и ее мама.
   — Тебе неприятно их видеть? — спросила Лариса.
   — Нет, почему же? Мама, конечно, мне совсем неинтересна. А вот с Галей я бы, наверное, с удовольствием поболтал.
   Они подошли к Гале с мамой, и Лариса отметила, что бывшая жена Патрушева совсем неплохо выглядит. — Это была очень худенькая, высокая шатенка.
   Ее губы раздвинулись в улыбке, она наклонилась к матери и что-то сказала ей.
   Лариса тут же оценила ее невероятно элегантный костюм и дорогие, со вкусом подобранные аксессуары. Пока они подходили, Патрушев в двух словах рассказал Ларисе историю их отношений.
   Галя с Андреем расстались три года назад очень спокойно, без нервов и выяснения ответа на вопрос «кто виноват?». Галя как-то очень просто сообщила Андрею, что встретила другого мужчину, с которым она будет чувствовать себя настоящей женщиной. Когда Патрушев спросил, что это означает, Галя ответила, чтобы быть настоящей женщиной, нужно много денег.
   А их у Патрушева не было. Вот, собственно, и все…
   Совсем банальная история.
   И сейчас, глядя на свою бывшую супругу, Патрушев вдруг понял, как та была права, и готов был так еще долго стоять, но толчки в бок со стороны Ларисы вывели его из транса. Патрушев очнулся и подошел к Галине.
   — Привет, — очень просто сказал он, вежливо улыбаясь.
   — Привет, Андрей, — ответила та. — Как поживаешь?
   На лице ее сияла доброжелательная улыбка, почти как у вышколенной продавщицы супермаркета.
   — Здравствуй, Андрей, — с подтекстом произнесла Галина мама, которая была очень уязвлена тем, что Патрушев не поздоровался с ней.
   — Ах, простите, Зинаида Васильевна, — картинно расшаркался Патрушев.
   — Где ты сейчас работаешь? — тут же спросила мама.
   — В газете, — коротко ответил бывший зять.
   — Неужели подался в журналистику?
   — Нет, пишу астрологические прогнозы, — ответил Андрей, отчего-то почувствовав себя очень неуютно.
   Тут в разговор вмешалась Галя.
   — Мама, ну что ты на него напала! — укоризненно посмотрела она на мать.
   — Я еще и виновата! — надулась Зинаида Васильевна. — Вот чему я действительно рада, так это вашему разводу.
   Произнеся эту фразу, Зинаида Васильевна демонстративно отвернулась.
   — Мама?!
   — Кстати, Галя, познакомься, это Лариса, — сказал Патрушев. — Моя давнишняя университетская подруга.
   Женщины раскланялись согласно этикету. Не правильно истолковав слова Андрея, Галя посмотрела на Ларису оценивающе — и подумала, наверное, что Лариса является новой пассией ее бывшего мужа. И еще Котова заметила промелькнувшее в Галиных глазах некое удивление — Лариса одевалась очень хорошо, это заметно сразу, и было ей непонятно, чего эта преуспевающая элегантная женщина нашла в задрипанном астрологе провинциального еженедельника! Лариса не удержалась от легкой усмешки по этому поводу, а Галя восприняла эту усмешку, похоже, не очень доброжелательно, слишком резко отвернулась от Ларисы, подчеркнуто обратив все свое внимание на бывшего мужа.
   — Я тебя подожду у выхода из парка. Надеюсь, ты долго не задержишься? — не оборачиваясь, строго сказала Зинаида Васильевна.
   — Она совершенно не изменилась, — констатировал Патрушев, когда бывшая теща отошла.
   — Как она может измениться? В ее-то возрасте?! — с улыбкой ответила Галя.
   — Ну а ты-то как? Я до сих пор не знаю, чем занимается твой новый муж. Или ты не замужем?
   — Мой муж… — Галя замялась, — ну, в общем, он работает в охранных структурах.
   — Вот как? Очень интересно!
   — Ничего интересного, — махнула рукой Галя. — Дома практически не бывает. Своего министра все охраняет, и днем и ночью…
   — Министра? — удивилась Лариса, решив как-то напомнить о своем существовании.
   — Да, он работает в областной администрации, у министра здравоохранения. Кух Арнольд Михайлович, может быть, слышали про такого? — подчеркнуто вежливо ответила Галя, слегка повернув голову к Ларисе, как бы снисходя до разговора с ней.
   — Так ты большую часть времени одна? — спросил Патрушев.
   — Да, занимаюсь домом и собой, — улыбнулась Галя. — Типичная ситуация для «новорусской» семьи.
   А как живешь ты?
   — Не очень, — честно признался Патрушев.
   — Что-нибудь случилось?
   — Да, меня обвиняют в убийстве.
   — Тебя? — Галино удивление было неподдельным.
   — Ты слышала об убийстве экстрасенса Аткарского?
   — Да, я о нем много слышала, — неожиданно спокойно ответила Галя. — И муж мне его показывал. Но ты-то какое имеешь к нему отношение?
   — Я был его учеником, — признался Патрушев.
   — А откуда ваш муж знает Аткарского? — вступила в разговор Лариса.
   Галя помолчала, будто раздумывала, отвечать ей или нет этой грубой выскочке Ларисе, и все-таки решила соблюсти правила хорошего тона:
   — Он всегда сопровождает Куха на различные встречи и презентации и не раз наблюдал, как они дружески беседовали между собой.
   «Много амбиций и, похоже, мало амуниции, — подумала Лариса про Галю. — Типичная ситуация! Для „новорусской“ семьи!» — мысленно передразнила она бывшую жену Патрушева. — Знала бы она, кто перед ней стоит, и что действительно означает слово «новый русский»! А то какой-то гоблин из охраны какого-то министра, и уже туда же, «новый русский»! Ерунда какая-то!"
   — Галя, мне не хотелось бы поднимать эту тему, — довольно резко говорил тем временем Патрушев. Мне еще многое предстоит в связи с этим делом, а сейчас мы просто гуляем.
   — А я целыми днями дома сижу, — вздохнула Галя. — Читаю журналы, иногда хожу в рестораны и ночные клубы. Конечно же, в сопровождении мужа.
   Как говорится, ни друзей, ни подруг. Я, честно говоря, очень рада, что встретилась с тобой. Надеюсь, ты как-нибудь навестишь меня в моем одиноком замке?
   Патрушев удивленно поднял бровь. Лариса усмехнулась уже более определенно. Это походило на съем.
   Съем мужчины женщиной. Причем пикантность ситуации состояла в том, что снимали бывшего мужа.
   И Патрушев не нашел ничего лучшего, как спросить:
   — А твой муж не будет ревновать?
   — Ты придешь, когда его не будет, — улыбнулась Галя. — Ладно, вот моя визитка. — Она вынула из кармана пальто маленькую карточку и сунула ее в руки Патрушева. — Звони! Желательно днем. А мне пора…
   И повернула голову в сторону выхода из парка. Ее мама нервно ходила туда-сюда, всем своим видом выражая нетерпение.
   — До свидания, — сухо попрощалась Галя с Ларисой, — Подождите, я хотела уточнить у вас кое-что, — остановила ее Котова, которая решила перебороть в себе негативный настрой по отношению к бывшей супруге Патрушева.
   — Что именно? — удивилась Галя.
   — Речь идет об обвинении Андрея в убийстве.
   — Ах, да, я совсем забыла…
   — Так вот, незадолго до убийства Аткарского я стала свидетелем ссоры этого экстрасенса с какими-то бандитами. Кстати, кроме бандитов, там был еще и какой-то чинуша. Не может ли ваш муж знать что-нибудь об этом? Может быть, он вам что-то рассказывал?
   Галя нахмурилась и взглянула на Патрушева, который всем своим видом выражал недовольство вопросами Ларисы, поэтому по-прежнему сухо ответила:
   — Нет. Я ничего такого от него не слышала.
   После этих слов она повернулась и решительно зашагала к выходу из парка.
   — Ну что ж, по-моему, прогулка удалась, — констатировала Лариса, глядя ей вслед.
   Патрушев озадаченно почесал затылок.
   — Может быть, — неопределенно сказал он чуть погодя.
   — У тебя уже прошла голова?
   — Что? Какая голова? — растерянно пробормотал Андрей.
   — У тебя болела голова.
   — Да, болела. И опять начинает болеть… Извини, я сегодня не очень общителен. И хочу домой. — Речь Патрушева казалась сумбурной, было видно, что он весь погружен в какие-то свои мысли.
   Лариса поняла, что сегодня от него ничего больше не добиться, и смирилась с этим. Они медленно шли к подъезду, где жил Андрей. Мимо них на медленной скорости прошелестела иномарка. Лариса непроизвольно повернула голову и увидела на переднем пассажирском сиденье Галю. Рядом с ней на водительском месте восседал коротко стриженный крепыш.
   «А вот и муж», — подумала Лариса и тут же обомлела: она узнала в нем одного из тех, кто приходил в тот вечер разговаривать с Аткарским в зал дома культуры «Салют». Впрочем, удивляться особенно было нечему — Галя ведь сама сказала, что шеф ее мужа и Аткарский были связаны между собой какими-то делами.
   — Уже поздно. Езжай-ка домой, — сказал Патрушев, когда они с Ларисой дошли до его подъезда.
   И, немного подумав, добавил:
   — Спасибо тебе за угощенье.
   — Не за что. На здоровье, — вежливо ответила Лариса.
   А про себя с горечью отметила: «Не нравлюсь я ему как женщина… Ну, не нравлюсь, и все!»
   И это неожиданно ее взбесило, да так сильно, что, садясь за руль своего «Вольво», она дала себе слово, что в ближайшее же время соблазнит этого неуравновешенного мужчину, как назвал его майор Карташов.
   Зачем это ей было надо, она и сама толком не знала, но зарок себе дала.
   «Посмотрим, еще не вечер», — думала Лариса. Если она захочет, так скует его психологическими цепями, такие коммуникативные кренделя выкинет — мало не покажется… Но еще не сейчас. Сейчас Патрушев — нервный, в таком состоянии от него все равно мало толку. Нужно на время оставить его в покое, а она свое возьмет — рано или поздно.
 
   Результат разговора с Галей оказался для Ларисы несколько неожиданным. На следующий день, когда она припарковала свой «Вольво» на улице, прямо под окнами квартиры Патрушева, и пошла через арку во двор, ее уже ждали.
   Прямо посреди арки стояла машина, и пространство для прохода оставалось весьма небольшим. Когда Лариса проходила мимо автомобиля, дверь резко распахнулась, чья-то сильная рука обхватила ее вокруг талии и легко увлекла в салон.
   Через секунду машина уже тронулась с места. Голова Ларисы была уткнута в чьи-то колени, и чье-то тяжелое тело навалилось сверху. Ей едва хватало воздуха, чтобы дышать. Она попыталась поворочаться, но грубый бас откуда-то сверху прикрикнул:
   — Попробуй только укуси — шею сверну!
   Лариса решила больше не шевелиться, хотя ей было очень неловко находиться в таком положении — очень скоро у нее затекли спина и ноги. А машина все ехала и ехала. И продолжалось это, как показалось Ларисе, очень долго. Наконец она не выдержала и взмолилась:
   — Позвольте мне выпрямиться. У меня спина болит!
   Один из сидевших впереди сказал:
   — Отпусти ее, Вован, уже можно.
   Лариса медленно, упираясь руками в колени того, кого называли Вованом, распрямила спину и посмотрела в окно. Там тянулись какие-то унылые лесопосадки. Было ясно, что машина уже выехала за город.
   Лариса начала приходить в отчаяние и ужас. Страх парализовал ее, и она тонким дрожащим голосом начала спрашивать совершеннейшие банальности:
   — Куда вы меня везете? Вы случайно ничего не перепутали? Я никому ничего не скажу, только отпустите меня!
   — Какой-то бред лопочет! Может, у нее крыша поехала? — послышался циничный ответ одного из сидевших в машине.
   — Ничего, сейчас ей ее подправят, — еще более цинично высказался другой.
   Некоторое время спустя машина съехала с шоссе на проселочную дорогу, и автомобиль начало трясти Лариса ужаснулась еще больше — похоже, они прибыли в совершенно безлюдную местность, и перспективы ее в связи с этим выглядели очень плохо, если не сказать более.
   «И надо же было так глупо попасться! — мысленно досадовала она на себя. — Сколько дел раскрыто, сколько преступников благодаря ей сидят в тюрьме, а тут так глупо!»
   Развязка наступила через несколько минут. Машина остановилась, и Ларису начали вытаскивать из нее.
   Вован вместе с другим парнем схватили ее в охапку. причем один из бандитов грубо закрыл ей своей пятерней рот, а другой спеленал ноги. Лариса и не думала особо сопротивляться, поскольку понимала, что любое сопротивление в данной ситуации просто бесполезно.
   Немного погодя ей стало теплее: она поняла, что ее вносили в помещение. А еще минутой позже стало не только тепло, но и светло.
   Они очутились в теплом помещении с довольно скромной, но цивильной обстановкой. У зажженного камина в кресле восседал крепкий дядя среднего возраста. Как показалось Ларисе, у него была холодная и жестокая физиономия.
   — Куда ее, Григорьич? — спросил его один из тех, кто внес Ларису.
   — Отпустите и посадите на стул, — приказал тот, кого назвали Григорьичем.
   Парни беспрекословно выполнили приказание, и Лариса ощутила под собой мягкий стул, а бандиты встали у нее каждый со своей стороны.
   — Ну и какого хера ты под ногами путаешься? — спросил Григорьич после паузы, которая, видимо, должна была придать его персоне большую солидность.
   — В каком смысле? — уточнила Лариса.
   — Дурочку-то не валяй здесь, — отрезал Григорьич. — Ты у Гальки зачем спрашивала про мужа, про то, кто имеет отношение к смерти экстрасенса? Чего ты вообще нос свой суешь? Ты знаешь, что за свой интерес можешь по тыкве заработать?
   Лариса выслушала поток вопросов из уст главного бандита и, когда он иссяк, спокойно спросила:
   — Мне можно отвечать?
   — Да, причем честно и искренне. — Ларисе показалось, что в голосе Григорьича забрезжили нотки некоей доброжелательности. — У нас здесь презумпции невиновности нет. Докажи, что мы можем тебя отпустить. Не докажешь — останешься здесь навсегда под сосенкой какой-нибудь гнить.
   — Я пытаюсь помочь своему другу, которого арестовали и обвинили в убийстве Аткарского, — честно ответила Котова. — Не знаю, имеет ли он отношение к убийству — возможно, это он и убивал. Но накануне я стала свидетелем разборки Аткарского с какими-то представителями криминального мира.
   Находившиеся рядом бандиты усмехнулись, а один из них даже заржал.
   — Барсук, заглохни! — оборвал его смех Григорьич. — Смотри, как уважительно человек общается!
   — Так как Галя могла об этом что-то знать, я хотела уточнить, имеет ли эта разборка отношение к убийству Аткарского, — продолжила свои объяснения несколько приободрившаяся Лариса. — Если так, то мой друг был бы на свободе… Вот, собственно, и все.
   — Ты что, подтасовать, что ли, хотела? — раздался голос Вована. — На нас, что ли, повесить хочешь?
   — Я ничего не хочу вешать. Я просто хотела помочь моему другу.
   — Пацану, что ли, своему? — решил уточнить Барсук.
   — Ну да, — соврала Лариса.
   — Ну и что ты намерена делать, если мы тебе кое-что расскажем? Удовлетворим, так сказать, твой интерес?
   — Если вы имеете отношение к убийству, я ничего не расскажу.
   — А пацан твой сядет за нас?
   Лариса немного подумала и ответила:
   — Я тоже жить хочу.
   — Ты смотри, — прокомментировал довольно злобно ее слова Вован. — Умную из себя изображает.
   — Слушай, Лариса, внимательно. — Григорьич смотрел Котовой прямо в глаза. — Даже если пойдешь к ментам и расскажешь все, что здесь услышишь, с нами ничего не случится. Но если ты только пойдешь к ментам, только за это ты будешь наказана. Поняла?
   — Я все поняла. Но я хочу знать, как все было.
   Мне это нужно, чтобы в моих глазах мой парень был невиновен.
   — Ты вообще знаешь, как грохнули этого экстрасенса? — серьезно спросил Григорьич.
   — Нет, — просто ответила Лариса, хотя была осведомлена об этом.
   — Его задушили телефонным проводом. А потом у мертвого отрезали язык. — И Григорьич выжидательно, почти гипнотически, посмотрел на Ларису.
   — Мы — профессионалы, — с гордостью добавил он. — Возиться с трупами, отрезать им языки — мы так не делаем. Зачем это нам надо? И вообще, ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь?
   Лариса была вынуждена признать наличие некоей логики в его словах. Действительно, отрезание языка у человека не очень-то похоже на бандитские методы устранения людей. Те действовали бы более рационально и грубо. Просто застрелили бы скорее всего.
   Но на этом информация для Ларисы была исчерпана. Григорьич, поддерживаемый своими подручными, еще долго живописал о том, какие они из себя крутые, как она должна благодарить бога и судьбу за то, что они снисходят до общения с ней. Потом, под появившуюся на столе выпивку и закуску ее начали расспрашивать о личной жизни. Лариса решила не говорить о своем высоком социальном статусе, предпочитая «игру в простушку».
   Но вскоре события стали развиваться и вовсе с точки зрения постороннего человека абсурдно. Ларису пригласили выпить, закусить и начали вести пьяные базары «за жизнь». На самом деле с точки зрения бандитов все это было нормально — они поверили Ларисе и пришли к выводу, что она ничем им не угрожает.
   Лариса же долгое время не могла понять, выпустят ее отсюда или нет, но интуиция все же подсказывала. что более возможен первый вариант. Вела она себя осторожно, уважительно и без каких-либо выпадов. Она вспоминала, как ведет себя в конфликтном общении ее знакомый психолог Курочкин и примерно старалась следовать его схеме: была вежлива и по максимуму обходила конфликтные темы. Вместе с тем она постаралась, чтобы в ее голосе не проскользнула интонация страха. Словом, пыталась представиться перед этими пьяными бандитами «своей».
   Такая тактика принесла успех. В ходе пьяных разговоров Ларисе удалось вернуть беседу в нужное русло. и бандиты поведали ей очень интересные вещи. Пьяный Барсук, например, рассказал занимательную историю о любовнице министра здравоохранения области, того самого, в охране которого работал муж бывшей жены Патрушева.
   — Слухи о ней ходят, е-мое! — откровенничал Барсук. — Говорят, что, когда они отдыхали на Средиземном море, он однажды подсыпал ей снотворное в бокал с вином. Она заснула и сильно сгорела на солнце, до покраснения. А после этого он начал ее трахать, сильно сдавливая кожу.
   Ларису аж передернуло. Она невольно представила себя на месте этой несчастной женщины.
   — Она так орала, — продолжал Барсук, — что сбежались люди. Но Арнольд их отослал, и они ушли, несмотря на то что женщина просила о помощи.
   — Он что, садист? — осторожно поинтересовалась Лариса.
   — Скорее это она мазохистка, — рассудительно заметил Григорьич.
   — И вообще у этого Арнольда целый набор плеточек, розг, цепей, наручников, — немного погодя добавил он. — Есть даже ошейник с вилкой.
   — Это как? — снова проявила интерес Лариса.
   — Очень просто — ошейник подключается в электрическую сеть, ну и, короче, тот, на кого он надет, испытывает незабываемые ощущения.
   Бандит по прозвищу Барсук мерзко хохотнул.
   — То есть его бьет током? — решил уточнить Вован.
   — Да, — подтвердил Барсук. — Ну, конечно, не таким, каким можно убить, но тоже весьма конкретным.
   — Откуда ты все это знаешь? — спросила Лариса.
   — А мы все знаем, — безапелляционно заявил Григорьич, который уже клюкал носом в тарелку.
   Лариса начала опасаться, что пьяных бандитов переклинит, и они примут, что называется, эмоциональное решение в отношении ее персоны, чего, понятное дело, ей совершенно не хотелось. Однако неожиданно Григорьич, собрав остатки разума, привстал со стула и крикнул ожидавшему в соседней комнате водителю:
   — Отвезешь ее в город!
   Обратное путешествие Ларисы проходило с элементами конспирации. На глаза ей была надета повязка и сняли ее только тогда, когда машина остановилась на троллейбусной остановке на окраине города.

Глава 5

 
   У Оли Сироткиной поехала крыша на почве бурного романа в стенах психиатрической больницы, где она имела несчастье проходить практику, будучи студенткой медицинского института. Роман случился с заслуженным врачом, уважаемым в городе специалистом-психиатром Романом Абрамовичем Гантваргом.
   Собственно, врач и сам был, скажем так, не совсем нормальным — общеизвестно, что, общаясь постоянно с «уехавшими» пациентами, у медиков тоже слегка сносит крышу. Так получилось и с Гантваргом. То ему слышались ночью голоса, то чудились инопланетяне, то еще чего-нибудь из ряда вон выходящее. Человеком, однако, он был интересным, умел себя подать, да и внешностью бог не обидел.