Алферова Марианна Владимировна. Мечта империи

   Гений Империи сидел несколько секунд неподвижно, потом подцепил на вилку шмоток салата, медленно прожевал, восхищенно приподнял брови и одобрительно похлопал гения кухни по плечу.
   — Благодарю тебя, гений кухни, ты всегда был очаровательным существом. Знал свое дело — что само по себе замечательно. И ведал не так уж мало. Недаром твои собратья решили тебя прикончить.
   И гений Империи исчез, оставив в воздухе слепящий платиновый след, который спустя мгновение растаял.
   — Официант! — срывающимся голосом выкрикнул гений кухонных работников.
   Юноша в белой тунике и в венке из свежих роз тут же возник возле его стола.
   — Немедленно весь список блюд. Сейчас же! — потребовал красавец гений, стуча серебряной вилкой по золотому кубку.
   Официант едва не уронил бутылку с вином.
   — Весь список! Помилуй, доминус. И десять человек не смогут съесть!
   — Все блюда, какие только есть на кухне, — не терпящим возражений тоном приказал гений кухонных работников. — Мне кажется, что сегодня я ем в последний раз.
   Элий вернулся на виллу к Кассию после полудня. Он не помнил, как приехал. Может, кто-то довез его? Ему казалось, что да… механик с колонки вызвался отвезти его обратно. Часть дороги Элий спал или бредил и очнулся, сидя на ступенях террасы. Кажется, он видел Марцию. Он даже говорил с нею… И — о, боги! — он отказался от нее.
   Да, точно. Она заставила его выбирать. Чтобы всякий раз, вспоминая, он упрекал себя — не ее. Он не знал, за что она ему мстила. За то, что всегда он хотел невозможного? Или за то, что он был таков, каким был?..
   Появился Кассий, дал ему выпить горсть таблеток, как будто таблетки могли помочь. Элий заснул, сидя на ступенях террасы. Во сне он вновь разговаривал с Марцией — она задавала ему какие-то дурацкие загадки, и он не мог ни одной решить. Тогда она превращалась в сфинкса и говорила: «Я тебя съем!» И хохотала, открывая огромный зубастый рот, но даже в столь безобразном виде она была прекрасна.
   Во второй раз он проснулся у себя в комнате. Элий долго смотрел, как солнце, пробиваясь сквозь густую зелень, скользит по стене. Он помнил, что в его комнату солнце заглядывает к вечеру; Значит, уже вечер. Летиция дремала в кресле. И солнечный луч медленно подбирался к ее склоненному лицу.
   — Сколько часов я спал?
   Летиция вскочила и затрясла головой, смеясь. Счастливая, она умела смеяться.
   — Тебе лучше, да? Сердце не болит?
   Элий ощупал грудь. Сердце почему-то не болело. Его просто не было.
   Летиция убежала. Опять так же легко, невесомо, будто ветерок ее нес, а не резвые ноги. Хорошо быть легкой, как воздух. Элий взял со стола кубок с водой. Вода горчила. Вода из чистейших родников горчила. Это не к добру. Все не к добру. И боги не всемогущи. И Космический разум, управляющий Вселенной, вел мир не к добру и не добр был к каждому отдельному человеку. Космический разум уступает злу, болезни и пороку. Он уступает каждого из нас по очереди, как фигуры в неведомой игре. А мы сражаемся за него. Преторианцы загадочного императора, которого никогда не увидим на поле боя. Почему он не придет? Может быть, потому, что рядом с ним мы утратим свою значимость? Пли человеческий глаз не способен его узреть, как человеческий разум не в силах понять? И только боги порой разговаривают с ним.
   Сейчас Элий мог думать либо о бесконечности, либо о мелочах. Думать о Марции он не мог. Если бы Элий по-прежнему был гладиатором, он бы вышел на арену и бился, чтобы подарить ей кусочек счастья. Но сейчас он сражается на другой арене. Но он все равно будет драться. До конца.
   На террасе послышалось шлепанье ног — тяжелое — Кассия и легкое почти неслышное — Летти. Хорошо, что она здесь. Когда она рядом, легче.
   Кассий завладел его рукой и пощупал пульс, потом долго водил стетоскопом по груди и наконец облегченно выдохнул:
   — Все как будто в норме. — И тут же стал упрекать: — Ты выходил из «тени»! Но я же запретил! Ты не понимаешь, что это значит! Куда тебя понесло, скажи на милость?!
   — Я виделся с Марцией.
   — Что? — Кассий решил, что Элий бредит. — Где виделся? Когда?
   — Утром. На дороге. Она уехала из Рима. Навсегда. Я ее бросил.
   — Что за чушь. Ты бросил ее?
   — Да. Она сказала — выбирай. Я уезжаю. Уезжай со мной. Или оставайся. Но без меня. Я остался. Она хотела, чтобы я остался. И чтобы я выбрал. Не она. Так больнее. Это ее немного утешит. Я рад.
   Кассий ничего не понимал в этом полубреду. Его поражало, как легко Элий говорит о своей потере. Но то была обманчивая легкость. Боль и легкость — эти два чувства Элий испытывал одновременно. Состояние ни с чем не сравнимое. Души нет. Прошлого нет. Марция потеряна — он помнил об этом каждую секунду. Почему бы после этого не шагать над пропастью, оттолкнув от себя землю? У него кружилась голова. Но он не должен упасть. Надо перейти на другую сторону и начать жить новой жизнью, не похожей на прежнюю.
   — Немедленно уезжаем, — сказал медик. — Хотя скорее всего уже поздно и гении устроили нам ловушку. У тебя есть полчаса на сборы. — Кассий пытался скрыть свою досаду, но у него плохо получалось, и он не удержался от упрека: — Мать Летти поручила охранять мне девочку. Я дал слово, что буду заботиться только о ней. И тут же его нарушил. И решил помочь еще и тебе. И вот я наказан за свою самонадеянность.
   — Не ругай его, — вмешалась Летти, со смелостью истинно ребячьей, когда любимица уверена, что старшие ни за что ее не накажут, а приятеля-проказника могут высечь за ничтожную провинность. — Он не виноват.
   — Не сочти это за попытку оправдаться или за самонадеянность, но я могу спасти Легацию… — Элий протянул девочке руку. — Иди сюда…
   В его жесте не было ни тепла, ни нежности — чисто механическое движение. Но Петиция не заметила этого и присела на кровать. Слишком близко. И это не укрылось от глаз Кассия Лентула. Но он уже ничего не понимал в происходящем.
   — Петиция, что ты делала перед тем, как попала в аварию? Ты помнишь?
   Она нахмурилась, закусила губу, потом приложила палец ко лбу. Она старалась изо всех сил, как прилежная ученица.
   — Я что-то написала в книге… в книге… Какой-то учебник по истории Рима… кажется, так.
   Гений Империи тоже говорил о книге.
   «Предсказание должно исполниться!» — всплыла в сознании Элия фраза, подслушанная в мозгу Гэла.
   Значит, в книге написано предсказание. Но где она, это проклятая книга, ради которой гении готовы убивать? У матери Легации? В библиотеке? Думай, Элий, ты и так потерял слишком много времени! Не вздумай вновь ошибиться! И вдруг его осенило.
   — А где ты попала в аварию?
   — Мама говорила, что меня сбила машина недалеко от виллы Фабии, моей бабушки. Я там отдыхала этим летом.
   Элию не верилось, что решение наконец нашлось.
   — Тогда и книга там. Мы должны туда ехать! Легация в ужасе отпрянула:
   — Но там меня обязательно найдут и казнят.
   — Тебя никто не казнит, если ты уничтожишь надпись!
   Она верила и не верила ему. Неужели так просто спастись? Стереть надпись — и преступления не будет? И приговора тоже? Ее лицо исказилось, она смеялась и плакала одновременно: надежда вернулась так неожиданно. А она уже почти смирилась и приготовилась к смерти и… Спасение! Да, да, она поедет, она сделает все, как велит Элий! Элий спасет ее! Она знала это с самого начала. Летти чмокнула его в щеку, потом в губы и опять в щеку. Она будет жить! Он подарит ей жизнь! Она едва не прыгала от счастья. Элий взял ее за руку.
   — Хорошо, что ты со мной, Летти.
   — Марция оставила тебя из-за… меня? — Летти льстила себе надеждой, что могла оказаться разлучницей.
   Элий отрицательно покачал головой. Марция ничего не делала из-за других.
   Ему не было больше места в Риме. Ему вообще нигде не было места. Он обречен и приговорен. Он мог служить императору, а закончит свою жизнь на плахе. Не важно теперь, что его награждали венками и удостаивали почестей. И что он участвовал в триумфе Руфина после победы в Третьей Северной войне. Его семья будет опозорена. Цензоры навсегда внесут его имя в черный список. Никто из рода Икелов не сможет исполнять желания. Даже если ребенок в их роду заболеет и будет находиться при смерти, гладиаторы изыщут благовидный предлог, чтобы отказать в выдаче клейма. Гений смерти отныне станет опекуном рода Икелов. Префект претория пал жертвой чудовищного заговора. Он хотел уничтожить Элия, но в этот момент кто-то убил Цезаря, и всю вину свалили на него. То есть сначала хотели обвинить Элия, но из этого ничего не вышло. И тогда так кстати подвернулось покушение на сенатора, гвардейцы предали Икела и сознались в измене подлинной и в измене мнимой. А колченогий сенатор ускользнул. Этот Вулкан Великого Рима, пародия на истинного бойца, столь любимый чернью, опять обхитрил, ни секунды не хитря, и опять умудрился ускользнуть, не уклоняясь от удара. Икел ненавидел его удивительную силу точно так же, как презирал слабость Цезаря. Ибо сила Элия — это вредная сила, которая не может служить Империи. В ней слишком много индивидуального, личного. Он походил на своего брата. Икел помнил этого юнца-аристократа. Они все в специальной когорте «Нереида» были чем-то похожи друг на друга. Они бредили величием Рима, но не могли ради этого величия нанести удар в спину. Совершенно одинаковые — аристократ Проб и плебейка Юния Вер. Они умерли, не понюхав даже пороху. Им не довелось мучиться от кровавого поноса, страдать от фурункулов и гноящихся ран. Они умерли, никого не убив. Грязь их не коснулась. Они умерли в один день и час. В одну минуту «Нереида» перестала существовать.
   Корнелий Икел ждал ночи. Часы ожидания… На что их еще потратить, как не на перечисления пороков своих врагов. Ибо перечислять добродетели друзей бессмысленно — у беглеца и изменника не может быть друзей. С наступлением темноты Корнелий Икел перелезет через стену и удерет. И зачем только Траян Деций заложил эти чудовищные стены, которые спустя двадцать лет окружили город плотным кольцом? Разумеется, император боялся варваров, которые наседали со всех сторон. Всю жизнь Деций с ними воевал и всю жизнь их боялся. Великий Деций, которому пожаловали имя Траяна за заслуги перед Империей. Гладиаторы в его время сражались за великие цели. Победа Бешеного даровала Риму прекращение эпидемии чумы. Успех Германца — выздоровление Гостилиана Цезаря. Все славили императора и забывали об умирающих на арене гладиаторах. В те дни они сражались боевым оружием и погибали ради величия Рима. Человеческие жертвоприношения — не во имя богов, во имя людей. Лишь много лет спустя Рим стал так могуч, что перестал желать побед на арене и предпочитал решать исход войны на полях сражений. И перестал требовать крови, и стал восхищаться одним умением побеждать. Но кровь все равно проливалась время от времени. Икел сидел в императорской ложе, когда Хлор отрубил Элию ноги. Почему Элий не умер тогда на благо Рима? Тогда все бы разрешилось так просто!
   Икел подошел к окну. Темнело. Он находился на пятом, последнем этаже инсулы^[56], где фрументарии снимали две квартиры для встречи с агентами. Кроме префекта претория и еще нескольких доверенных лиц, никто не знал об этих убогих квартирках в сомнительных кварталах, где ютились безработные, наркоманы, и воры, поклонявшиеся своей богине Лаверне. Ее мраморная статуя с остатками краски, растрескавшаяся и потерявшая пальцы на левой руке, стояла в маленьком храме рядом с домом. Корнелию Икелу казалось, что богиня воров должна быть отлита из чистого золота. Но воры воруют даже у своей богини.
   Наконец начало смеркаться. Икел закутался в темный плащ, перекинул через плечо парусиновый мешок и открыл дверь. Узкая темная лестница уходила вниз. Наверное, так выглядит спуск в Тартар — буднично, убого и угрожающе одновременно. Икел стал спускаться. На четвертом этаже царила мертвая тишина — эта нора тоже принадлежала преторианцам. На третьем плакал ребенок. На втором из приемника лилась печальная музыка: Рим был погружен в траур по случаю безвременной кончины Цезаря.
   Если бы у него достало времени найти Элия… Если бы только у него было время… Уж, в конце концов, лучше новая династия, чем Элий.
   Икел вышел на улицу. Процессия из нескольких человек в черном с факелами безмолвно двигалась ему навстречу. Наверняка идут приносить жертвы подземным богам. Да, именно так — волокут шестерых черных ягнят. Прощайте, глупые. Рим похож на этих жертвенных животных. Их тащат за рога неведомо куда, их ноги связаны, они предчувствуют смерть, но ничего не могут сделать. А он, Корнелий Икел, мог бы и…
   Откуда-то сбоку на него кинулась бесшумная тень. Будто огромный пес схватил мертвой хваткой за горло. Икел рухнул на мостовую, подмятый противником. Тот был силен, но не сильнее старого бойца. Вывернувшись, Икел извлек кинжал и уже замахнулся, метя нападавшему в бок. Но ловкач успел перехватить его руку. И тут же на голову Икела обрушился удар кулака и оглушил. Но противник не торопился добивать префекта, он лишь несколько раз ударил его кисть о мостовую, пытаясь выбить кинжал, но еще не родился на свет человек, который бы сумел заставить бывшего трибуна «Нереиды» разжать пальцы.
   — А ты все также силен, Икел, — прохрипел нападавший, разбив кисть префекта претория в кровь, но так его и не обезоружив.
   — Курций? — среди тысяч он узнал бы этот голос. — Поднял руку на друга?
   — На убийцу Цезаря, — Курций вновь ударил — но все так же безрезультатно.
   — Я не убивал мальчишку, клянусь водами Стикса. Я прислал убийц к Элию. Но не к Цезарю, нет…
   — Кто же тогда убил Александра?
   — Не знаю. Отпусти меня. Взамен я открою тебе тайну, которая стоит жизни десяти таких, как Элий. В конечном счете этот хромой козел — всего лишь гладиатор, хотя он и надел тогу с пурпурной полосой, — не удержался от выпада в адрес Элия префект претория. — Жаль только, что он удрал с арены.
   Кажется, Курций колебался. Во всяком случае хватка его ослабла. Он прижимал руку с кинжалом к земле, но не делал больше попыток одолеть Икела.
   — Ты брал клейма у Макрина, — прохрипел Кур-ций. — И чего ты просил? Власти?
   — Я просил новой войны. Война принесет Риму спасение. Но для себя я не желал ничего.
   — Хорошо. Говори о своей тайне.
   — Проверь, чем занимается академик Трион в филиале своей академии в Вероне. У него лаборатория в помещении бывшего стадиона. Клянусь Геркулесом, старина, это стоит всех тайн на свете.
   — Я отпущу тебя, если ты поклянешься водами Стикса, что не тронешь Элия.
   Икел молчал довольно долго, так долго, что Кур-ций решил, что бывший префект претория откажется.
   — Хорошо, — наконец выдохнул он. — Клянусь! Курций разжал пальцы. Икел вскочил на ноги с ловкостью и быстротой мальчишки и нырнул в ближайший переулок. Статуя Меркурия на перекрестке проводила его насмешливым взглядом. Икелу показалось, что его пытались преследовать — крики слышались на соседней улице. Но он легко ушел от погони.
   Что ж, пусть Элий живет, если этого так хочет Курций. Нарушить клятву — значит оскорбить Юпитера. Пойти на такое Корнелий Икел не мог.
   Трион устал так, что буквально валился с ног. Только к полуночи он добрался до своего ничем не примечательного домика на окраине Вероны. После ванны прошел в триклиний. В комнате царил полумрак — горел только светильник на бронзовой подставке. В отличие от большинства римлян Трион ел сидя. Ему казалось, что так он поглощает пищу быстрее. А он ценил время. Он как никто другой знал, насколько его мало у смертного. Теперь, когда он подчинил себе самую страшную силу природы, Трион начал ценить время вдвойне.
   Старый слуга поставил перед ним на стол блюдо с холодным мясом, тарелку пунийской каши и бокал вина. Трион выпил вино, хотел приняться за мясо, но передумал. Есть не хотелось. Его подташнивало, и голова кружилась. Неужели он облучился? Трион вновь наполнил бокал и осушил залпом. Против воли вспомнил Гая Габиния. Его граничащее с эйфорией возбуждение, нелепый смех, еще более нелепые шуточки. Гай отпускал их между приступами рвоты. Трион велел немедленно увезти Гая Габиния из Вероны. Он не хотел, чтобы другие видели, что может произойти с каждым. Трион знал, что молодой человек обречен.
   — Вот именно. Разве вы все, люди, не приговорены к смерти?
   Трион обернулся.
   — Кто здесь? — Рука сама потянулась к кнопке звонка.
   — Не торопись. Я скоро уйду, — пообещал гость. — К тому же твоя охрана так же не увидит меня, как и ты.
   Трион включил верхний свет, но никого не увидел.
   — Что тебе надо? — устало спросил Трион. Гость засмеялся. Неприятный торжествующий смех.
   Гость расхаживал по комнате взад и вперед — Трион чувствовал колебания воздуха.
   — Представь, ничего. Просто зашел посмотреть, как выглядит человек, способный уничтожить богов и весь мир в придачу. Неужели тебе мало миллионов погибших в Третьей Северной войне, что ты хочешь создать еще и это оружие? Зачем тебе это бессмысленное жертвоприношение?
   — Тебя прислал Гетр?
   — Твой гений? О нет! Я сам по себе. А ты, как я вижу, заодно с гениями? Голос из пустоты раздражал академика. Ему казалось, что он говорит сам с собою. Почти что бредит. А может быть, это и в самом деле так?
   — Что тебе надо? — повторил он, но ответа не последовало.
   Неведомый гость исчез. Он в самом деле заходил только посмотреть на Триона. Они узнали. Вернее, один из них узнал. Кто-то из богов наконец-то понял, чем занят Трион. Что теперь будет? Что он сделает?. Триону захотелось повалиться на землю и закричать:
   «Прости!» Но не потому, что он раскаялся, а потому. что боялся. Боялся, что он не даст ему довести дело до конца. Это дело было для него важнее всего. Важнее миллионов человеческих жизней. И своей собственной тоже.

Глава 4
Четвертый день ожидания Меркуриевых игр в Антиохии

   «Всю ночь к вилле Цезаря в Каринах люди несли цветы. Чувство вины перед несчастным юношей не покидает римлян».
   «Кто ответит на вопрос, почему города с мощными укреплениями, такие как Бухара и Самарканд, сдавались варварам практически без боя» ?

«Акта диурна», 16-й день до Календ августа

   — Я вспомнила… Да, да, вспомнила, что написала на полях книги, — сказала Петиция.
   Элий, задремавший под мерное покачивание фургона, открыл глаза. Свет из крошечного, затянутого цветным экраном оконца придал всему странный оранжевый оттенок, казалось, на лицо Петиции падает отсвет пожара. Девочка сидела, поджав ноги, и расчесывала гребнем коротко остриженные волосы.
   Пророчица… Сивилла… Заберется в пещеру и будет кричать хриплым голосом о грядущих бедах. И беды не заставят себя ждать… Нет, он ей этого не позволит. Ни за что. Элий приподнялся на локте. И тут же боль в плече ожила. Элий стиснул зубы, чтобы не застонать.
   — Так что ты написала? — Его голос звучал хрипло.
   — «На самом деле Траян Деций утонул в болоте, а его армия была разбита». Читала книгу, и вдруг перед глазами картина: римские легионеры в своих тяжелых доспехах тонут в болоте, какой-то солдат из последних сил пытается метнуть дротик, но болотная тина засасывает его. На римлян градом сыплются стрелы, копья варваров разят беспомощных легионеров. Среди гибнущих — сам император.
   «Точка перелома», — подумал Элий.
   Чужая мысль. То мысль не Элия, но Гэла. Пророчество, обращенное в прошлое.
   Время двинется вспять…
   Он, Элий, не знает, как это может быть. Но Гэл знает.
   Теперь все ясно. Вот почему ее хотели убить. Девочка обладала пророческим даром. Умри она, и дурацкое предсказание нельзя уничтожить. Оно сделается реальностью в далеком прошлом. Мир переменится. Не будет ничего. Ни династии Дециев, ни исполнения желаний. И тридцать тиранов будут рвать Империю на части. Каждый будет кричать: «Я спасу Великий Рим!» Легионы сойдутся в смертельной схватке, истребляя друг друга. А следом за войной явится чума, и варвары затопят земли умирающей Империи. И груды развалин на месте Вечного города…. Мир погрузится во тьму варварства. Великий Рим перестанет существовать. Вообще ничего не будет. Будет совершенно другой, неведомый мир.
   Элий тряхнул головой — ему не хотелось фантазировать дальше. Но кто желает подобное? Кто мечтает о таком прошлом? И ради какого будущего все это затеяно?
   Кассий внезапно затормозил, Элия швырнуло вперед, и он стукнулся головой о стенку фургона. Летти испуганно ойкнула.
   — Зайдем пообедаем в таверне, — предложил Кассий. — И держитесь не дальше двадцати шагов от меня. Иначе выйдете из «тени».
   — Я бы не стала останавливаться, — сказала Летти. — Мне здесь не нравится…— И засмущалась — сама не зная почему.
   Небольшая придорожная таверна, окруженная высоченными кипарисами, манила проезжих яркой вывеской. Здесь обещали жаркое, суп с бараниной и прохладительные напитки. Жара стояла невыносимая. Бокал лимонада со льдом казался даром богов.
   Внутри оказалось относительно прохладно. Огромная дубовая стойка занимала почти половину помещения. Хозяин, пожилой толстяк с красным морщинистым лицом, поставил перед гостями по бокалу лимонада со льдом — бесплатно, за счет заведения. Летти выпила лимонад залпом и с хрустом принялась жевать лед.
   — Чего желают дорогие гости? — поинтересовался хозяин.
   Кассий заказал две чашки куриного бульона и жаркое.
   — Бульон для нас с тобой, Элий, — обреченно вздохнула Петиция. — Теперь понимаешь, как плохо быть больным, и как хорошо — служителем Эскулапа.
   Они заняли столик в углу. Кассий поставил объемистую брезентовую сумку на пол. «Прибор, создающий „тень“, в сумке», — решил Элий. Но что означает эта самая «тень», о которой постоянно твердит Кассий? Какого она цвета? Фиолетовая, как в полдень, или с красной аурой, как перед закатом, или непроницаемо черная? Как вечная ночь?
   Немолодая женщина в белой тунике со следами соуса на тунике считала за прилавком медяки и записывала что-то в потрепанную книгу.
   — Еще пара золотых, и я смогу купить клеймо у Авреола. Как ты думаешь, мы сумеем набрать два золотых до начала игр в Антиохии?
   — Ты что, поедешь в Антиохию? — недовольно буркнул хозяин, разливая по фарфоровым чашкам бульон.
   — Я сделаю заказ через банк Пизона. Как моя сестра — ты что, забыл? Теперь у нее молодой муж, и она ходит в шелке, — тетка мечтательно закатила глаза к небу. — Авреол выиграл для нее все это на играх в Аквилее.
   — Тоже хочешь заказать молодого мужа? — покосился на женщину хозяин и шмякнул на тарелку жаркое. — Так прежде я сверну тебе шею.
   — Что ты! — замахала руками женщина. — Кроме тебя, мой котик, мне никто не нужен! Просто хочу новую таверну с прислугой. И чтобы нам больше не горбиться на кухне, а мне не затирать блевотину за поздними посетителями.
   — Тогда вложим скопленные деньги в ремонт заведения, — предложил хозяин. — От блевунов все равно никуда не деться.
   — И что это даст? Станет чуток почище, и мы сможем брать за обслугу на пару ассов дороже. А нас будут посещать все те же ублюдки, — она сделал выразительный жест в сторону сенатора Элия, медика и Петиции-Кар.
   — Никогда не думала, что родственников императора именуют именно так, — фыркнула Летиция и покосилась на Элия.
   Хозяин тоже поглядел на гостей, опасаясь, что все трое не особенно польщены энергичными выражениями хозяйки.
   — Пожалуйста, потише, Туллиола, — шепнул хозяин, расставляя тарелки и чашки на подносе. — Гостям не нравятся твои речи…
   И, растянув рот до ушей, направился к столику.
   — Господа, сегодня у нас самые лучшие блюда! Специально для вас… — он запнулся и покосился на голубую выцветшую тунику Элия с бурыми пятнами на боку. — Все мы порой переживаем не лучшие дни.
   — Я бы в самом деле сделал ремонт, — сказал Элий, оглядывая в свою очередь закопченный потолок и битые стекла в окнах, залепленные клейкой лентой. — Боги слишком причудливо исполняют людские желания. Не проще ли самим заняться делами?
   Хозяин посмотрел на него с удивлением — гость, без сомнения, слышал надменные слова Туллии, но при этом не обиделся, а заговорил с хозяином по-приятельски. В ответ хозяин пробормотал слова благодарности и прибавил лишних десять ассов к счету.
   Петиция втянула воздух ноздрями. Запах жареного мяса и пряный аромат свежей петрушки вызывали чудовищный аппетит.
   — Кассий, может, махнемся с тобой, а? Мне надоел бульон еще больше, чем каша. Я хочу мяса. Слышишь — мя-са! — проговорила она голосом молодой хищницы, почуявшей добычу.
   Обещанное Элием спасение излечило ее куда быстрее, чем все лекарства служителя Эскулапа.
   — Можешь выпить мой бульон, — щедро предложил Элий, — у меня совершенно нет аппетита.
   — Приказываю обоим заняться бульоном и как можно быстрее вернуться в фургон, — строгим голосом проговорил Кассий, чувствуя, что ему катастрофически не хватает авторитета и строптивые пациенты не желают его слушать.
   Какой-то крестьянин в широкополой шляпе вошел в таверну, взял бокал дешевого кислого вина и уселся у дверей. Кассий, как ни пытался, не смог разглядеть его лица.
   — Этот хоть расплатится, — объявила на всю таверну хозяйка. — А за теми тремя следи. Они могут удрать тайком.