Алферова Марианна Владимировна. След на воде

   – Да ты поэт, – усмехнулся Стен.
   – Трудов здесь непочатый край, – продолжал воодушевленно господин Шарп. – Ведь я воплощаю величайший термин нашего величайшего соотечественника: “Красота спасет мир”. Когда наше сознание в сексуальной сфере очистится от нелепых предрассудков, когда сексуальная жизнь сделается гармоничной, тогда в душах поселится истинная свобода.
   – Боже мой, Мишка! Когда мы в последний раз говорили с тобой, ты сказал что на деньги фонда сделаешь солидное издательство, будешь печатать Карла Поппера, Хайека, Мизеса. И что же?
   – Лешка, блин, да кто же будет покупать этого твоего Поппера. Он, конечно, умница, но населению что Поппер, что Пропп, что Гарри Поттер – все до лампочки.
   – Кто такой Гарри Поттер?
   – Новая знаменитость на Западе. Неужели не слышал? Услышишь еще. Так что приходится печатать что берут. И, выбирая между эротикой и расчлененкой, я остановился на эротике. Печатать из номера в номер, как дедушка внука съел, нет желания.
   – А от меня что надо?
   – Я открываю филиал своего ателье в Темногорске. Ты мог бы его возглавить.
   – Это невозможно.
   – Почему? Надо как-то деньги зарабатывать.
   – Дело даже не в этом, – оборвал его Стен. – Люди Колодина напали на мой след.
   Господин Шарп побледнел, и стакан с соком в его руке сильно плеснулся.
   – Как?! – выдавил он и озабоченно потер ладонью небритые щеки.
   – Вычислили, что я жив, и устроили мне ловушку.
   – Черт! – Хозяин, придя в себя, грохнул по столу кулаком. – Ах, сволочи! Я же знал, что все так и кончится. Кто ищет, тот всегда найдет. И они нас нашли. Я же говорил, что Игоря Колодина надо убить! И папашу его тоже! Грохнуть – и баста. Ведь ты пристрелил того коротышку.
   – Его пристрелил Грег, я убил другого. – Стен отложил ломоть колбасы, который только что подцепил на вилку. – Иногда мне снится, что я бью того парня по шее, но никак не могу убить.
   Остряков его не слушал.
   – И что им надо? – повторял он, как заведенный. – Что, черт возьми, теперь надо этим скотам?
   – Беловодье.
   – Ерунда. Они ищут деньги Сазонова. Так? Стен с сомнением покачал головой:
   – Я тоже сначала так думал. Но они не спрашивали о деньгах. Только про Беловодье.
   Остряков фыркнул:
   – Что значит – спрашивали?
   Алексей закатал рукав рубашки и показал багровый, свежий рубец от ожога.
   – Не слабо, – хмыкнул Остряков. – И ты хочешь сказать, что ничего им не поведал? А? – Он ухмыльнулся, будто говоря: ну в это-то я никогда не поверю.
   – К счастью, я почти сразу отрубился, – отвечал Стен.
   – Ладно, ладно, ты никому ничего не сказал. Только пообещал привести их сюда, – как рассерженный кот, зафырчал хозяин.
   Стеновский по своему обыкновению откинул голову назад и смерил хозяина высокомерным взглядом.
   – Те парни, что пытались вытрясти из меня нужную информацию, умерли. Это тебя немного успокоит?
   – Их похоронили?
   – Они успели мумифицироваться. Так что на время я оторвался от погони. Иначе я бы никогда не пришел сюда.
   – А я-то тебе зачем?!
   – Во-первых, я должен был тебя предупредить. Ясно, что ты следующий попадешь под удар Колодина.
   – Васька Зотов тоже не в Беловодье, – напомнил Остряков. – И Грег…
   – Грег в Беловодье. А Баз под опекой Гамаюнова. Это мы с тобой вольные птицы. И мы должны спасти Беловодье. Отвести от него удар.
   Господин Шарп затрясся от смеха.
   – Ты же всегда был рационалистом, Стен! И вдруг ты хочешь спасать Беловодье?! Это же нонсенс, как ты сам этого не понимаешь? Беловодье никому не нужно. Ни нам, ни им. В теории Гамаюнова все звучало красиво. Я тоже был очарован, тоже повторял, как заведенный, “Град небесный на земле”. Но раньше других понял, что Беловодье – очередная туфта. В этом мире ценится материальное. Ощутимые вещи, к которым применимы глаголы “съесть, выпить, трахнуть”. Кто наделен шестым чувством, погибает.
   – Ладно, господин Антигумилев, я понял твою позицию. Но в Беловодье господина Колодина быть не должно.
   – Ну и что ты собираешься сделать?
   – Дать им бой.
   – Звучит героически. Из чего будем стрелять? Из пулеметов? Или из автоматов?
   Алексею стоило большого труда сделать вид, что шутка его ни капельки не задела.
   – Для начала я хотел узнать, для чего Колодин жаждет добраться до Беловодья. Ты всегда был непревзойденным мастером добычи информации.
   – Прощупать Колодина! Надо же! Какое заманчивое предложение! М-да… А что, если после этого он немного прощупает меня? Как вы поживаете, мистер Шарп? Не поставить ли вам на брюхо горячий утюжок? Сколько я выдержу? Пять минут? Десять?
   – Ноль. Поэтому ты должен действовать осторожно. Никто не просит тебя встречаться с ним лично. Не мне учить тебя, как делаются подобные вещи.
   – Ну что ж, перспектива заманчивая. Ах, Стен, только по старой дружбе и соглашаюсь. Кстати, а ты сам где живешь? В Темногорске?
   – Нет, не в Темногорске, – ускользнул от ответа Стен.
   – Богато? Привольно? Собачья конура хотя бы есть? А?
   – Конура под названием “квартира” есть.
   – Слушай, иди работать ко мне. Знаешь, какая у нас будет империя страсти? Ого-го!
   Алексей отставил чашку с недопитым кофе и поднялся.
   – Счастливо оставаться! – Он шагнул к двери.
   – _Всегда рад помочь, -пообещал Остряков, тоже поднимаясь. И, немного помявшись, спросил другим, лишенным прежнего ерничанья тоном: – Так ты бывал в Беловодье?
   Стеновский кивнул.
   – И это правда, то, что говорил Гамаюн? Стен помедлил, прежде чем ответить.
   – Церковь уже появилась, – сказал он.
   – И свечи… Свечи в ней горят сами по себе, не сгорая?
   – Видно, как свечи горят под водой.
   В ответ вновь последовал молчаливый кивок. Хозяин неожиданно засуетился, будто поначалу забыл о чем-то очень важном, а теперь неожиданно вспомнил.
   – Может, тебе нужны деньги? Так я могу дать. Вернешь, когда сможешь.
   – А если не верну?
   – Не волнуйся, мои клиенты все возвращают, у нас своя охранная фирма, которая заботится о долгах: – Остряков нервно хмыкнул.
   – Я имею в виду другое.
   – Деревянный костюм?
   – Вот именно.
   Остряков растерянно почесал начинающую лысеть макушку.
   – Ну, тогда считай, что я заранее пожертвовал на твои похороны. – И он захохотал, решив, что пошутил очень удачно. Потом вновь поскучнел: – Стен, кончай ты играть в детские игры. Давай взрослей и иди ко мне работать.
   Итак, на Острякова мало надежды. Разумеется, он может кое-что разнюхать. Большего от него ждать не приходится. Что же теперь делать? В одиночку Алексей не мог осуществить задуманный план. Пусть люди Колодина сейчас потеряли его из виду и у Стеновского есть шанс затаиться где-нибудь. Но тогда начнется охота на других. Игорь Колодин выследил его там, у реки. После первого нападения Стен все время ожидал, когда же Колодин даст о себе знать, когда нанесет удар. Ситуация напоминала ту давнюю историю с листовками. Тогда он тоже был уверен, что его найдут. Почему говорят, что в одну воду нельзя войти дважды? Он, к примеру, все время бродит по одной и той же реке туда и обратно.
   Алексей поддал ногой брошенную кем-то банку из-под колы, и она с грохотом покатилась по разбитому тротуару. Пора заканчивать игру в прятки. А что, если заявить о Беловодье во всеуслышанье, то есть сделать то, чего всегда страшился Гамаюнов? Но что это изменит? Колодин не оставит охоту. Алексей был уверен, что Колодину нужны не только деньги фонда и само Беловодье. Когда-то Гамаюнов заявил, что Беловодье способно дать все, заменить все.Возможно, Колодин понял слова Ивана Кирилловича буквально. Или… ему нужно Беловодье для какой-то своей, неизвестной пока цели?
   Надо как можно скорее избавиться от погони. Но как? Невыносимо решать судьбу других людей, когда они этого права не давали. И даже не подозревали о том, что от его сообразительности и силы зависят их жизни.
   “А если бы я остался в Беловодье?” – обратился он сам к себе с вопросом.
   В какой раз? В сто первый или в сто тысячный? Он сбился со счета. Но всякий раз Стен давал один и тот же ответ: он не мог остаться.
   Он зашел на почту, купил телефонную карту и набрал номер Веселкова.
   – Ника к телефону, – попросил он.
   И тонкий женский голосок, ломаясь, ответил:
   – Таких здесь нет.
   – Веселкова, – уточнил он.
   – А кто его спрашивает?
   – Старый знакомый.
   Алексей понял, что женщина прикрыла ладошкой трубку и сказала кому-то: “Знакомый”. Что ответили ей, Алексей не разобрал.
   – Николай Иванович будет вечером. Что-нибудь передать?
   – Не надо ничего. – Алексей повесил трубку. Стен бродил по улицам, оглядываясь по сторонам, будто надеялся отыскать что-то значительное, потерянное много лет назад где-то здесь. Может быть, за тем углом или в этом сквере. Порой он просто не узнавал улиц. Одни дома окончательно обветшали, от других остались одни фасады, стыдливо прикрытые обрывками сетки, с подпорками лесов, с черными провалами вместо окон. Третьи, только что отделанные, сверкали свежей краской и новыми, недавно вставленными стеклами. С небрежением взирали они на бредущих мимо них пешеходов. Стен зашел в магазин и купил бутылку вина, конфеты и печенье.
   Пока он шел к Ленкиному дому, ему все время казалось, что кто-то следует за ним по пятам. Но, оглядываясь, он не замечал ничего подозрительного. И все же он ускорил шаги, перешел на другую сторону улицы. Опять оглянулся. И тут кто-то налетел на него. Автоматически Стен схватил человека за ворот куртки и… в его руках барахтался Юл.
   – Ты? – выдохнул он и разжал пальцы.
   – Возвращаюсь, – сообщил Юл, глядя на брата не особенно приязненно. – Здесь мне делать нечего. Короче, отца убили в Темногорске, значит, и убийца там.
   – Один ты ничего не сможешь сделать.
   – А мне плевать, беги дальше, заяц, а я буду искать.
   Стен секунду молчал. Что лучше: позволить мальчишке самостоятельно рисковать головой или втянуть в заведомо опасную игру? Наверняка оба варианта плохи. Но Алексей не мог отпустить от себя Юла, не мог сказать: “Я за него не отвечаю”. Потому что получалось, что теперь отвечает, как ни верти.
   – Если я скажу, что знаю убийцу?
   Юл растерялся:
   – Что значит – знаешь? Видел или…
   – Знаю его имя.
   – Чего ж ты ждешь, Гамлет хренов! – возмутился Юл.
   – Знаю его имя, – повторил Алексей. – Но пока не могу до него добраться.
   – Трусишь, значит!
   – Нет, просто к нему не так просто войти в дверь, даже если известно, где она. Не то что убить. Ведь ты требуешь его убить? Так?
   Юл смерил брата оценивающим взглядом.
   – Да ни черта ты не знаешь, – вынес он свой вердикт, – просто изображаешь из себя крутого. А на самом деле ты только других подставляешь. Как отца. – Юл знал, что его слова несправедливы, но это знание доставляло почти болезненное наслаждение.
   – Тебе хочется унизить меня, братец? Зачем? Чтобы самому не было так больно? Только не помогает чужая боль. – Странная, почти торжествующая улыбка скользнула по губам Алексея. – Ну, может быть, на минутку. На час… А потом отчаяние возвращается. Так стоит ли ради минуты колоть глаза ближнему? А?… Я скажу тебе по секрету: на моей совести столько жизней, что твои слова не задевают меня. Честное слово.
   Он говорил чудно, как будто не к Юлу, мальчишке, которого едва знал, обращался, а к кому-то другому, взрослому, степенному, умудренному жизнью. И от этого тона больше, чем от сказанных слов, Юл почему-то смутился. Но ему хотелось выдержать марку, выказать до конца твердость и дерзкое неповиновение.
   – Короче, я домой, а ты делай что хочешь, – объявил он.
   – А если я тебя не отпущу?
   – Это еще по какому праву?
   – По праву старшего брата.
   – Ха-ха, тоже мне скажешь! Да какой ты мне брат – мы три дня знакомы! Родственничек, – презрительно фыркнул мальчишка.
   – Тринадцать лет, – поправил его Алексей. – Ты был так мал, что помещался у меня на ладони. В те дни я спал на кухне, а надо мной сохли подписанные тобой пеленки. К вечеру на гладильной доске скапливалась груда белья, и я гладил твои подгузники.
   Юл растерянно смотрел на брата. Он вдруг понял, что тот навсегда запомнил его тем маленьким, беспомощным существом, и потому в глазах Стена он, Юл, всегда будет мал и уязвим.
   – И что ты делал тогда? – спросил он, почему-то веря словам брата.
   – Работал на заводе, убирал металлическую стружку в цеху. Мерзкая работа. Все руки были исколоты крошечными металлическими занозами, никакие перчатки не спасали. И еще наушники носил: рев от станков стоял такой, что человеческого голоса не было слышно. После работы ходил в вечернюю школу. Я помню о тебе так много, что и дня не хватит на рассказ. Помню, как ты ползал по коридору вслед за матерью, помню, как ты при виде собак говорил “ав-ав”, помню… Ну что еще вспомнить, говори, чем еще доказать тебе мое право на неравнодушие, а, Юл?
   – И помнишь, что отец хотел назвать меня Казимиром, а мать не позволила? – неожиданно для себя спросил Юл.
   Алексей улыбнулся.
   – Приехал дед, и уже все было решено. И мама твоя почти согласилась. Но тут отец с дедом поругались. И… – Алексей запнулся. – И тебя назвали Юлием.
   От мальчишки не ускользнуло, что брат хочет обойти молчанием скользкий вопрос.
   – Из-за чего они поругались? Алексей поморщился:
   – Они все время с дедом ругались. Дед то отрекался от отца, то вновь его признавал. Как соберутся вместе, выпьют по рюмашке, ну и поехало.
   – Что значит “не признавал”?
   – Отец родился в лагере в сорок шестом году. Ну и дед считал… как бы тебе помягче сказать…
   – Бабка трахалась с кем-то еще, – подсказал Юл. – Понятно. А за что деда посадили?
   – За половину квадратного метра. – И, видя недоумение Юла, Алексей разъяснил: – Жилплощади имеется в виду. Когда после войны “освободили” Прибалтику, “освободители” принялись насаждать там свои порядки. Дом полагалось иметь не больше определенного метража. Площадь каменного дома Стеновских оказалась на половину квадратного метра больше. И потому он подлежал конфискации, а деду и его семье в этом доме выделили комнатку для проживания. Дед утверждал, что подрался с новыми хозяевами. Но я думаю, что он просто сказал что-то не то в сердцах. Так что в мгновение ока и он, и бабушка очутились в лагере. Освободился дед уже в пятьдесят шестом и первым делом поехал посмотреть на свой дом. Там располагался военный санаторий. Дед походил по саду, подобрал паданцы со своих бывших яблонь, и жена полковника подарила ему старое драповое пальто.
   – А что дальше?
   – Ничего. Разве у этой истории может быть какое-то продолжение?
   – Так теперь этот дом можно вернуть, – сказал Юл. Стен растерялся. Сам он об этом никогда не думал.
   – У отца и документов наверняка на тот дом не осталось. Дед умер… Да и зачем?
   – Это наше родовое гнездо. Ведь это здорово такой дом иметь. Он на замок похож?
   – Смеешься? Обычный дом.
   – А ты в самом деле считаешь, что отец, ну он…
   – Он был вылитой копией деда. И внешне, и по характеру. У Стеновских у всех мерзкий характер, смею тебе заметить,
   – Ладно, – буркнул Юл. – Я останусь. Только ты пообещай, что поймаешь того подонка.
   – Я и сам этого хочу.
   – Тогда пойду погуляю, а к вечеру вернусь. Не хочу слышать все это.
   – Что – слышать?
   – Ну как они трахаются за стенкой. Роман и эта… Лена, у которой мы остановились. Я думал, она тебя любит, а тут…
   По тому, как переменилось лицо Алексея, Юл понял, что сказал лишнее.
   – Если она твоя телка, то почему изменила?! – возмутился Юл.
   Стен отрицательно покачал головой:
   – Она никогда не была моей. Никогда.
   – Тогда я пойду. – Юл смущенно похлопал брата по плечу, и, наклонившись, шепнул на ухо: – Если что, то я приметил: Роман боится огня. Ткни в него горящей спичкой, и он в обморок грохнется. Так что не дрейфь, вмажь ему как следует.
   – А ты куда?
   – По городу поброжу, погляжу, что и как. Не тамже сидеть. Дай денег, а то у меня какая-то мелочь в куртке осталась.
   – Сколько?
   – А сколько есть.
   Алексей провожал взглядом удалявшуюся тонкую фигуру брата и не двигался. Не хотелось пересекать сквер и идти наверх, в квартиру к Лене. Было неприятно ее видеть. Как она могла! Только что клялась в вечной любви – и вдруг! – всадила нож в спину. Кто бы мог подумать, что так больно будет узнать про измену женщины, которую он никогда не любил и которую отверг несколько часов назад. Он отверг? Да это она его оттолкнула. Ей показалось мало одного секса, ей захотелось еще клятв в любви. Значит, просто секс с Романом возможен, а с ним, якобы столько лет любимым, – нет? Стеновский чувствовал, что его лицо горит, будто кто-то надавал ему пощечин. Она решила отомстить. Ну что ж, ей это удалось. Он задыхается от боли и ревности.
   Когда Стен поднялся наверх, дверь ему отворил Роман. Колдун был в одних джинсах, босиком. Лена хлопотала на кухне и что-то напевала.
   – Познакомь меня, наконец, с Иваном Кирилловичем, который плетет такие милые ожерелья с водной нитью, – попросил Роман и подмигнул Алексею.
   – Как ты узнал?
   – Догадайся, – осклабился в дерзкой улыбке Роман.
   Гадать тут было нечего. Про Гамаюнова рассказать могла только Лена. Для этого она и была нужна колдуну. Дуреха! Стен положил пакет с едой на тумбочку.
   – В другой раз не пренебрегай нежностью дамы, – бросил ему в спину Роман.
   Стеновский обернулся и ударил, метя Роману в челюсть. Но тот со змеиной ловкостью ускользнул.
   – Не надо так горячиться, – засмеялся колдун. – Помни, что я могу убить одним прикосновением.
   Ага. Угрожать! Ну что ж, посмотрим, кто кого. Алексей вытащил из кармана зажигалку, схватил с тумбочки газету, поджег ее и сделал неожиданный выпад, метя полыхающим бумажным факелом колдуну в грудь. Тот опять увернулся. Но прихожая была столь мала, что оторвавшийся от газеты пылающий клочок потоком воздуха прибило к руке Романа. У колдуна мгновенно подкосились ноги. Алексей схватил его за волосы свободной рукой и уже готов был ткнуть горящим факелом поверженному врагу в лицо. Глаза Романа остекленели от ужаса, в расширившихся зрачках отражались два крошечных горящих факела.
   “А ведь я мог его убить”, – подумал Стен и опустил руку с горящей газетой.
   В эту минуту дверь на кухню отворилась и на пороге возникла Ленка.
   – Что здесь происходит? – возмутилась она. – Если вы из-за меня…
   – Да плевал я на вас! – Алексей отпустил Романа и швырнул догорающую газету в раковину на кухне. – Только такими делами незачем заниматься при ребенке. Совсем сдурели. Отправили бы пацана погулять, если так приспичило трахнуться. – В эту минуту он почти уверил себя, что злится только из-за Юла.
   Лена открыла рот, хотела что-то сказать, да так и замерла в растерянности. И вид у нее был вовсе не вызывающий и дерзкий и даже не виноватый, а просто беспомощный.
   – Я думала, что Юл спит, – соврала она, зная, что Стен не поверит.
   – Мне все равно, – сказал Алексей и отвернулся.
   Но Лена видела, что ему не все равно и на лице у него ходят желваки. Он взял стакан, налил воды из-под крана, сделал глоток. Почему-то вспомнилось, как они сидели у нее в комнате и пили вино. Тогда он точно так же держал стакан – не за край, а у самого основания, будто собирался проделать с ним какой-нибудь фокус. А может быть, этих долгих лет и не существовало? А все было только вчера? Во всяком случае, она нисколечко не поумнела за эти годы. Лена почувствовала, что веки нестерпимо жжет.
   – Вернусь вечером, – сообщил Алексей, ставя стакан в мойку.
   – Стен! – окликнула она, но услышала лишь стук закрываемой двери.
   Ну вот, он опять ушел, не дослушав, влюбленный только в себя и в свои никому не нужные мечты.
   – А парень-то ревнует, – ехидным тоном сообщил Роман. – Кстати, а стоит он того, чтобы его ждали столько лет?
   – Стоит, – едва слышно отвечала Лена.
   – Почему? Он такой особенный?
   – Не знаю. И вообще – отвяжись от меня.
   – Да ради бога. Разве я кому-нибудь навязываюсь? Нет. – Роман демонстративно повернулся к ней спиной. – Я всего лишь исполнил твою просьбу, детка.
   – Что же мне теперь делать! – Лена опустилась на пол возле плиты и завыла. – Что же теперь делать?! Я знала, что он меня не любит. Меня вообще нельзя любить! Уродина… Дура… Шлюха… Я его предала… – После каждой фразы она стукала себя кулаком по лбу.
   – Ну вот! Этого не хватало, теперь я должен ее утешать! – сокрушенно вздохнул Роман и присел на корточки рядом с ней. – Детка, да ты красавица. Но при этом прежде всего надо себя любить. Повторяю: себя. Тогда и другие тебя полюбят. – Он погладил ее по мокрой от слез щеке. – Но в нашей стране никто себя не любит. Иначе бы не устроили такую дурацкую жизнь.
   Когда Лена немного пришла в себя и вышла в гостиную, то увидела, что Роман сидит за столом по-прежнему не одетый, в одних джинсах, а перед ним стоит белая тарелка кузнецовского фарфора – подарок Гамаюнова. В сервант колдун, разумеется, залез без спросу.
   Тарелка была до краев налита прозрачной водой, а на дне лежали ключи.
   – Иди-ка сюда! – поманил Лену колдун, не отрывая взгляда от тарелки. – Взгляни.
   Ленка подалась вперед, и зеркало воды исчезло – перед ней были какой-то двор-закуток и железная дверь.
   – Смотри внимательно! – Роман стал медленно поворачивать тарелку. Изображение тоже повернулось, как в компьютерной игре, Лена как будто обходила двор – вышла из закутка, оказалась на улице перед окнами с металлическими жалюзями, потом шагнула на площадь, в центре был сквер и деревья в золотом осеннем уборе. – Почему-то мне кажется, что это Питер. – Колдун по-прежнему не отрывал взгляда от тарелки. – Почти уверен.
   – Ну да! Это площадь рядом с метро “Петроградская”! – подтвердила Ленка.
   Вода в тарелке плеснула, и изображение исчезло.
   – Замечательно, – задумчиво проговорил колдун, вытащил из тарелки ключи и спрятал в карман.

Глава 9 МЕТАМОРФОЗЫ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

   Алексей отыскал дом. Свой дом. Много лет свой – отныне чужой. Дом почти не изменился, только появилась над входом ловчая сеть, куда, как в авоську, сыпались отстающие от остова плитки. Поднялся по лестнице – сколько раз он шел сюда после уроков – не счесть. С той поры, казалось, лестницу не ремонтировали. Долго стоял на площадке перед дверью. Дверь была незнакомая. Новая, металлическая. А вдруг она распахнется, и выйдет из квартиры навстречу Алексею сам Алексей. Только совсем другой – никаких листовок не писавший, никуда не уезжавший и… Наконец Стен отважился, вдавил кнопку звонка. Странно, но ему ткрыли, даже не озаботив вопросом. На пороге стояла женщина в коротеньком халатике.
   – Вам… вам кого? – проговорила она, запинаясь. Ясно, что ждала кого-то другого, потому и открыла.
   – Я ищу Алексея Стеновского.
   – Таких здесь нет! – Она уже хотела захлопнуть дверь.
   – Вы давно здесь живете?
   – Да уж десять лет. Нет, больше… Погоди… Может, это прежние жильцы… Да, кажется, вроде как… да… может быть, он здесь прежде жил.
   – А теперь?
   – Мне-то откуда знать? Говорят, этот парень деньги украл и его посадили.
   Она захлопнула дверь. А он еще долго стоял на площадке, не зная, куда идти.
   Потом вновь отыскал автомат, вновь позвонил Веселкову. Теперь телефон не отвечал. Стен купил несколько газет и просмотрел их, пытаясь отыскать хоть какие-то отголоски происходящего. В Питере никого не интересовало, что случилось в Темногорске. Ни единого слова о побоище в доме на берегу озера. Ничего. А местные новости? Ну хоть что-то примечательное…
   Лена не ошиблась. Площадь была та самая. Роман сразу узнал сквер. И улицу, и дом отыскал без труда. Вламываться в парадную не стал. Да и зачем вламываться? В связке серый ригель наверняка от наружной двери. Но колдун не спешил опробовать ключи. Он неспешно прогуливался взад и вперед по улице. Знал, что никто не обратит внимания на него – надо лишь при каждом возвращении обтирать лицо платком, смоченным в пустосвятовской воде – и встречные будут видеть каждый раз новое лицо прохожего. Когда во двор-закуток въехал новенький “мерседес”, Роман понял, что именно эту машину он и поджидал. Охранник выбрался первым, распахнул дверь. Потом вышел низенький человек в дорогом костюме и, мелькнув в просвете между дверью и мощной фигурой охранника, исчез. Следом в парадную скользнул здоровяк-тел охранитель, железная входная дверь захлопнулась. Тут наконец машину покинул шофер, закрыл дверцу, хотел закурить. В этот миг Роман и подхватил его под руку. Ноги у шофера вмиг подкосились.
   – Тихо, тихо! – проговорил Роман, удерживая здоровяка от падения. – Вижу, тебе плохо, но держись, парень, мы с тобой в соседнем дворе на лавочку сядем, там как раз детская площадка, горочки, лесенки, на детишек поглядим. У тебя, парень, есть детишки?
   – Нету, – выдохнул умирающим голосом детина.
   – Не волнуйся, будут, если ты службу у своего хозяина бросишь.
   Роман сгрузил здоровяка на скамейку, плюхнулся рядом. Достал из кармана серебряную флягу с водой и плеснул шоферу на макушку. Тот немного оживился, но не сделал даже попытки встать и уйти.
   – Как войти в парадную? – спросил Роман.
   – Ключи, – выдохнул детина.
   – Эти? – Роман потряс перед носом шофера связкой.
   – Да, эти. Ригель от двери, здоровый ключ – от гаража, а вот тот желтый – от предбанника.
   – Отлично. Какой этаж?
   – Третий.
   – И как зовут хозяина?