Алферова Марианна Владимировна. След на воде

   – Да я просто в гости зашел, в детстве, помнится, ты каждую весну меня к себе кликал, – примирительно улыбаясь, отозвался колдун. – Столько раз обещался, и вот…
   – Знаю я твои “гости”, – буркнул хозяин избушки. – Ты давно на мою вотчину заришься.
   Роман, не дожидаясь приглашения, уселся на скамью, и Стен – подле него. От слабости Стена тянуло в сон, но Роман толкнул его в плечо, так что стало ясно – спать здесь нельзя. Чтобы как-то отвлечься, Алексей следил за воздушными пузырьками, что выскальзывали у него изо рта и устремлялись наверх. Одни были юркими и, проворно отыскивая щели, устремлялись наружу. Другие, непутевые, собирались под потолком. За несколько минут под гнилыми светящимися зеленоватыми досками образовался солидный воздушный пузырь. Ну точь-в-точь как люди: одни пролезают в любые щели, другие всю жизнь топчутся на месте. Кого должно быть больше – первых или вторых? И кто из них первые? Те, кто достигли цели, или те, которые не потрудились ее даже поставить перед собой?
   Интересно, что будет, когда пузырь станет огромен, когда, быть может, он займет все внутреннее пространство, что тогда? Может быть, избушка всплывет наверх, как подводная лодка? Ха-ха… Это было бы занятно-Водяной выставит наружу глаза-перископы и руками, как винтами, будет грести, а они…
   Но ни хозяина, ни Романа не интересовали наблюдения Стена. Они говорили о своем, водном, и делили реку.
   – На поверхности – пожалуйста, сколько угодно, – бормотал водяной, тряся зелеными патлами, – а вот в глубину ко мне не лезь. Я здесь хозяин – ясно?
   – Неужели боишься меня? – поддразнивал Роман.
   За спором они не заметили, как дверца избушки распахнулась и внутрь вплыла русалка. Внешне она походила на обыкновенную девицу, раздетую и белокожую, будто не из плоти была сделана, а из слежалого зимнего снега. Когда она дотронулась до руки Стена, тот невольно отшатнулся. Даже в ледяной воде ее рука казалась холодной.
   – Ой, дедушко, они же живые! – ахнула белотелая красотка, разглядывая своими рыбьими глазами-блюдцами гостей непрошеных.
   – В том-то и дело, – буркнул хозяин. – Явились реку у меня отымать.
   – Чего это сейчас? Перед самым ледоставом? Весной бы шли, – пустилась на дешевую хитрость русалка. – Весной приходите, тогда и поговорим.
   – Как же, заманишь его весной, – буркнул хозяин, зная, что так задешево Романа не купишь. – Весной у меня самая сила, а осенью – у него.
   – Да хватит вам, – озлившись, махнул рукою колдун. – Все, что мне надо, – это клочок от твоего венка – друга от смертельной раны излечить. Непутевый он у меня, вечно в неприятные истории попадает. И каждый раз шкуру свою дырявит, будто она ничего не стоит.
   – Ишь какой! – хитро сощурился водяной. – Думаешь, я венок так запросто тебе и отдам, а?
   – Назови цену, а там поторгуемся.
   – Бесценная это вещь, глупец! А вот что я сделаю. Хочешь, сыграем в кости. Я тебе – от венка своего клочок, а ты мне, коли проиграешь, по весне утопленницу красивую пошлешь? Ну так как, идет?
   В зеленоватой перепончатой лапе хозяина вмиг явился стаканчик с костями.
   – Идет! – весело отозвался Роман.
   – Погоди, – одернул его Стен, очнувшись от своего полузабытья. – А коли проиграешь? Что тогда?
   – Я никогда не думаю о проигрышах и тебе не советую, – отозвался весело Роман. – Только, чур, кости трясем по очереди.
   – Нет уж, – запротестовал водяной. – Знаю я твои приемчики. Тебе веры нет. Ты их вмиг заговоришь, одни шестерки начнут выпадать.
   – Ну а как ты мечешь, я тоже знаю. В прошлый раз пять костяшек на лету проглотил, удачу мою слопал.
   – Так попросим Глашку кости кидать, – нашелся зеленоволосый. – Она девка глупая – и живая смухлевать не умела, не то что теперь, мертвая.
   Роман окинул взглядом примостившуюся рядом русалку. Деваха жадно ела что-то с тарелки. Глаша… имечко-то знакомое! И тут вспомнилось! Ну как же – одноклассница его, вместе в пустосвятовскую школу бегали. И сидела она впереди него за партою, за косу он ее таскал. Она же в ответ дразнилась по-всякому. Вредная была, как и все девчонки, но иногда угощала Ромку дешевыми леденцами. Мамаша у нее в магазине продавщицей работала. А в позапрошлом году взяла и бухнулась головой с моста, когда муж ее с двумя малыми детьми бросил да удрал с какой-то заезжей кралей. Труп ее искали, да не нашли. Так что до сей поры числится она не среди мертвых, а среди пропавших, хотя двое пацанов видали, как она с моста сиганула.
   – Пускай Глаша мечет, – смеясь, согласился Роман. – Тебе первому.
   И когда полусонная русалка ухватила стаканчик с костями, шепнул неслышно, что даже вода не колыхнулась, но слово его бестолковую девку достало:
   – А про деток-то своих неужто не думаешь, дуреха? Дрогнула ее рука, дрогнула предательски, и кости, упав на стол, одинаково казали каждая по единичке. Увидев такую подлость, водяной крякнул обидчиво и зло посмотрел на Романа. Теперь, что бы ни выпало, все равно быть колдуну в выигрыше. Глаша метнула. Оказалось – двойка да тройка.
   Пришлось хозяину откручивать от своего венка оговоренный клочок.
   – На, жуй, – протянул Роман свою добычу Стену, – жуй да глотай все до капельки.
   Алексей повиновался. Едва надкусил он твердый стебель, как почувствовал во рту солоноватый привкус крови. Но не выплюнул, не посмел ослушаться и продолжал жевать, с отвращением думая о том, что эту гадость еще придется проглотить. Его от одной этой мысли замутило. Но он сладил с собою и продолжал перетирать зубами подарок водяного.
   – Да, это тебе не гамбургер из “Макдоналдса”, но, смею заметить, для здоровья гораздо полезнее, – усмехнулся водяной.
   “Можно подумать, что ему гамбургеры каждый день в речку кидают”, – подивился Алексей, но вслух ничего не сказал.
   – Давай еще сыгранем, – потребовал хозяин. – Что ж это такое – по одному разу никто не играет.
   – Давай, – охотно согласился Роман. – Только что поставишь?
   – Что? Да сам выбирай! – И хозяин указал пальцем на старинный, стоящий в углу сундук. – Сколько всего за эти года утопло. Вот и бери, что глянется.
   Глянулось ему кольцо серебряное с зеленым, сделавшимся ноздреватым от долгого пребывания в воде камнем. Колечко это Роман сразу признал, хотя видал его лишь на старом фото в семейном альбоме. Кольцо это было дарено еще дедом Севастьяном бабушке, жене его непотребной. Убегая из дома сразу после рождения дочери, она зашвырнула подарочек в реку. Мол, прощай, постылый, знать тебя не желаю и вспоминать не буду. Бабку эту Роман видал потом не однажды: было ему уже лет восемь, когда она стала наезжать в Пустосвятово – накрашенная, напомаженная, разряженная не по годам – и всегда дарила внучку Ромке дорогие подарочки. А потрепав по щеке, непременно сказывала:
   – Ну и страшненький ты уродился, Ромочка. Не в нашу родню, у меня сестры все девки видные. В Севастьяна моего скуластого пошел.
   Несмотря на подарки, бабку Роман не любил. Сначала потому, что бросила она тех, кого любить должна, ради сытой жизни. А потом, когда дед его ожерельем одарил и появилось у мальчишки понятие о воде, возненавидел он бабку за то, что швырнула кольцо в реку и тем самым дала водяному власть над дедом.
   – Сыграем на это кольцо. – Роман положил находку на стол.
   Хозяин понимающе хмыкнул:
   – Признал, значит… Ну, Глаша, мечи кости. Роман посмотрел на утопленницу. Вид у нее был
   жалкий, виноватый.
   “Ладно уж, Глашенька, угоди хозяину”, – повелел он.
   Кости упали – и водяной, потрясая чешуйчатыми кулаками, обмотанный обрывками сетей и клочьями тины, пустился в пляс по своей избушке. Потому что Глашка метнула так, как не могло померещиться и в мечтах, – две шестерки. Роману выпала какая-то мелочь. Но хозяин Пустосвятовки уже завелся.
   – Глашка, мечи! – вопил он, корча Роману немыслимые рожи и показывая длинный зеленый язык. – Выигранная утопленница против твоей – идет? – Он даже облизнулся, предвкушая весеннее торжество.
   Глашка метнула. И опять Роман проиграл.
   – Две моих против твоей парочки. – Водяной потер в восторге перепончатые лапы.
   Всем известно, что азартнее водяных нет нечисти. Как соберутся они на Бездонном кости метать, так все озеро ходуном ходит. После той вечеринки непременно пара-тройка водяных без своего привычного затона остается да, собрав пожитки – если есть, что собирать, – гребет себе по речкам, вынюхивая, нет ли незанятого омута, где можно старую зеленую голову приклонить. До того азартное племя – прямо страсть. Где уж им, непутевым, тягаться с игроком, у кого голова холодна, а рука удачлива?
   Кости упали. Хозяину – трешка да пятерочка, а Роману четверочка с шестерочкой. Опять каждый оставался при своем. Тут бы и закончить водяному игру, но не мог он остановиться, хоть режь его, хоть жги. Глашка метнула, и выпала хозяину мелочь поганая. А Роману – две шестерки. Водяной заскрежетал зубами. Надо же, как его ущучил Севастьянов внучок. Хитер колдун, ничего не скажешь. Но делать нечего – кольцо водяной отдал.
   – А теперь я против кольца медальон золотой поставлю, а?
   Роман отрицательно мотнул головой.
   – Кольцо при мне. На утопленниц играем.
   Стен, к той минуте уже проглотивший измочаленный стебель и сразу почувствовавший, как убывает боль в боку, а силы, напротив, прибывают, попытался вмешаться.
   – Ты как уголовник – на людей играешь. Роман окинул его снисходительным взглядом:
   – Добродетель не в том, чтобы на людей не ставить, а в том, чтобы их не проигрывать. Других правил нет. Все остальное слюни и поддавки.
   И он кивнул Глаше, разрешая метать кости. Через несколько секунд медальон оказался у него. Хозяин взъярился и поставил на кон несколько золотых царской чеканки. Потом серебряный кувшин и кулон с тремя сапфирами, потом бронзового коня, неизвестно как примчавшегося к нему в омут. Вскоре на столе перед Романом выросла куча всякого добра. А кости с дробным стуком все падали и падали на стол. Алексею это порядком надоело. Он вновь принялся рассматривать плавающий под потолком воздушный пузырь. С пузырем происходило нечто странное. Хотя стайки пузырьков по-прежнему уплывали вверх, сам пузырь перестал расти. То ли толща воды ужимала его и давала расшириться, то ли воздушные шарики умудрились найти новую лазейку под крышей. Стен оттолкнулся от пола и плавно взмыл к потолку. Здесь он просунул голову в воздушный шар, отчего стал похож на водолаза и космонавта одновременно, и глянул вниз. То, что он увидел, его поразило – на месте красавца Романа сидел Гамаюнов, только Гамаюнов молодой, темноволосый, с дерзкой улыбкой дельца и мечтателя. Водяной же превратился в человека со светлыми волосами, тонким носом и светлыми, немного удивленными глазами – Алексею почудилось лицо его смутно знакомым, – а место Глаши заняла худенькая девчонка с длинной русой косой и носом, густо обсыпанным веснушками. Игроки по-прежнему метали кости. Но отсюда, с высоты, из воздушного пузыря. Стен видел на столе удивительную карту таинственной страны. Леса, нанесенные чьей-то искусной рукой, горели изумрудным огнем. Серебром светились реки и ручьи и синим глубоким светом – озеро, посредине которого стояла крошечная белокаменная церквушка с золотым куполом. И с каждым броском костей поднималась из глубины крыша нового дворца или другой хоромины. Высокие стены, обносящие город, высунули узорные зубцы из воды. Уже разглядеть можно было в глубине маленькие домики, часовенки, сады. И горящие свечи… повсюду горящие свечи. Картинка эта так заворожила Стена, что он позабыл о том, что дышать ему надобно теперь только водой, и неосторожно глотнул воздуха из пузыря. Тут же закашлялся и, беспомощно хлеща руками, камнем ухнул вниз. Однако Роман не сплоховал – подхватил врага-приятеля, грудью положил на колено, а кулаком так грохнул промеж лопаток, что воздух весь тут же выскочил из легких.
   – Ладно, заигрались мы тут, – сказал Роман, хмурясь. – В последний раз бросаем. А там и на берег пора.
   Водяной между тем лихорадочно рылся в сундуке, пытаясь отыскать что-нибудь для Романа особо заманчивое. Но, к ужасу его, ничего не находилось. Что можно было, он уже на кон поставил и проиграл.
   – Давай на Глашку сыграем, – предложил Роман.
   – Она же мертвая, два года как утопла, – фыркнул водяной. – Даже я с нею в постель не ложусь. А тебе, живому, и вовсе не след.
   – Так я не для этого дела, – усмехнулся Роман. – А просто так. Ради шутки.
   Водяной ему не поверил:
   – Осень сейчас. Незачем утопленнице из реки осенью выходить.
   – Да ладно тебе привередничать. Я же не собираюсь ее насовсем наверх брать. На время. А?
   Сговорились играть на уход Глашки на поверхность. Хозяин, раззадорившись, потребовал поставить против Глашки серебряный кувшин и золотой медальон – вещи им особенно любимые. И тут что-то вышло не по Романову замыслу. То ли колдун занервничал, слишком уж желая Глашку увести в эту ночь с собой, то ли она сама заволновалась или задумалась. Только водяной и кувшин, и медальон свой отыграл назад. Роман вновь поставил кучу всякого добра против Глашки и вновь проиграл. Было впору бросить игру и убираться с остатками добра. Но Роман не привык отступать. Все, что выиграл, даже кольцо, поставил он на кон. И тут, когда утопленница взяла в руки кости, мысленно прокричал ей: “Коли наверх пойдешь, деток своих сегодня увидишь…” Метала она в этот раз за хозяина. И так ударили ее руки по стаканчику, что вышло две двоечки. А Роману отсыпала она аж пятерку с шестеркой.
   На том игра и кончилась. Взамен одного золотого царской чеканки взял Роман старое железное ведро, что в реке лет пять как утопло, сложил туда все отнятое у водяного, подхватил Стена под руку да и повел из избушки.
   – Больно будет, когда вода из легких выходить начнет, – предупредил он, поднимаясь наверх. – Но ничего. Перетерпишь.
   Рядом с ними плыла Глашка, смешно загребая воду руками. Ради выхода на берег надела она длинную белую рубашку с широкими рукавами.
   – Я до того, как русалкой стать, плавать-то не умела, – призналась она.
   – Глупая ты, Глашка, – беззлобно отозвался Роман. – Какая радость молодой девчонке в реке сидеть – это для стариков занятие подходящее. Да и то, если наверху уже вконец опостылело. А ты…
   – Щекотать людей до смерти приятно, – отозвалась Глашка, ухмыляясь щербатой усмешкой.
   И только теперь Стен вдруг понял, что там, за столом, мечущим кости над волшебной картой видел он вместе с Гамаюновым самого себя.

Глава 11 РУСАЛКА НА СВОБОДЕ

   Лена шла вдоль берега вслед за Эдом. По времени было уже раннее утро. Но утро осеннее, и потому тьма не спешила рассеиваться. В этой темноте медленно передвигались фигурки бредущих на работу людей, как грешные души, потерянные между небом и землей. Эд тщательно обшаривал лучом фонарика каждый квадратный метр берега. Но попадались лишь выброшенные на берег бревна, осколки стекла да пустые смятые банки. Лена смотрела на широкую спину Эда, на его крепкую шею и тронутые сединой густые волосы. От него исходило ощущение надежности. Хорошо бы жить в городе, который охраняет Эд. Но не рядом с ним. Рядом с человеком, который так легко убивает, жить не хотелось. Через дом. А Эд заходил бы в гости. К ней… Нет, к ним… К ним со Стеном. Да, да, разве она могла в этом усомниться? Нет, в мечтах она никогда не сомневалась. Что-что, а мечтать она умела.
   Лена не отказала себе в маленьком удовольствии и, сделав вид, что споткнулась, ухватила Эда за руку.
   “Надо было найти его сразу, как он убежал, и вернуть. Я же говорил, что это слишком опасно. Но… какая глупость!”
   Лена ничего не поняла из подслушанного и отстранилась.
   Так они прошли до самого моста, пролезли под чернильной его тенью, промочили ноги и двинулись дальше. Неожиданно пошел снег – часто, мокрыми белыми кляксами. От снега сделалось светло, будто солнце встало до срока. Весь берег, за несколько минут накрытый белым покрывалом, выглядел теперь на удивление опрятным. Тут сзади послышалось шлепанье торопливых шагов. Эд крутанулся на месте, и рука его привычно легла на кобуру. Но он зря тревожился: их догонял Юл.
   – Я знаю, где они, – крикнул он. – Я слышу голос Романа, он меня зовет. Надо перейти через мост. Они на той стороне.
   И он повел Лену и Эда за собой. Вскоре на снежной белизне обозначились два темных пятна. Поначалу почудилось, что бревна лежат, выброшенные из воды. Но когда Эд с Леной подошли ближе, то увидели, что это Роман и Алексей. Роман сидел, а Стен лежал, и его голова покоилась у колдуна на коленях.
   – Т-сс… – прошептал колдун, поднося палец к губам. – Он спит и его нельзя тревожить.
   – Я принесу носилки. Я буду быстр, как только смогу. – Эд понесся назад, к тому месту, где оставался вертолет, с неожиданной для его возраста резвостью.
   – А он не замерзнет, лежа на снегу? – спросил Юл.
   – Напротив, ему сейчас жарко. Потрогай его. Да не бойся, потрогай.
   Юл, поколебавшись, коснулся ладони Стена. В самом деле кожа была теплой, даже горячей. Будто тот не на снегу лежал, а под пуховой периной. Теперь Юл разглядел, что лоб брата покрыт испариной. Мальчишка почти в испуге отдернул руку и припустил вслед за Меснером.
   – Я его понимаю. – Роман улыбнулся, глядя вслед убегающему мальчишке. – Он не может поверить, что Стен жив. А согласись, теплый мертвец – это неприятно.
   Лена присела рядом со Алексеем на корточки. Она только теперь почувствовала, как смертельно холодно здесь на берегу, и ее стала бить дрожь. Она пыталась погладить спящего Стена по голове. Но пальцы так прыгали, что она испуганно отдернула руку. Роман стиснул ее запястье и насмешливо глянул в глаза. В полутьме она не могла различить выражение его лица. Но ей казалось, что он насмехается над ее растерянностью.
   – А ты все еще любишь его, детка! Спишь со мной, а любишь его. Нехорошо.
   Лена попыталась вырвать руку, да куда там – не с ее силенками тягаться с колдуном.
   – Ну чем я тебе не по душе пришелся, детка? – Он говорил едва слышно. А Ленке казалось, что он орет на всю округу проклятущие свои слова. – Разве плохо я тебя любил? Подарков не дарил? Ах да, не дарил! Какое упущение. Ну так сейчас одарю. Глянь только, какое сокровище. – И не успела она моргнуть, как он навесил ей на шею тяжеленную золотую цепь с кулоном, три синих камня так и сверкали. – Ну, дарил ли тебе кто-нибудь вещички краше, а? Я ведь щедрый, так почему бы тебе меня не полюбить?
   И он отпустил ее руку. Она хотела сорвать цепь, но почему-то не посмела.
   – Разве я тебе нужна? – спросила с сомнением.
   – Посмотрим, – отвечал он насмешливо. – Дар у тебя чудной, редко встречаемый. Не особенно приятный, но порой позабавиться можно. Ах, чудно, чудно слышать мысли человеческие. Презабавно.
   Проклятущий! Как было все хорошо до его прихода! Ну да, она была несчастна, но так гордилась собой, уверенность в своей правильности придавала сил… А та давняя интрижка с Ником не в счет. Потому что случилась уже после смерти Стена. Ведь она не знала, что Лешкина смерть была розыгрышем. И потом в глубине души она все равно любила именно Стена. Ну не верна… так смешно после смерти верность хранить. Это уже совсем что-то книжное, подруги твердили об этом наперебой. Может быть, у нее с Ником что-нибудь и вышло бы, не посмейся тот над нею – мысленно, конечно. “Старая дева, что же на тебя никто до сих пор не польстился? И Стен твой дурак – все в школе говорили, что ты с ним спишь, а он тебя так ни разу и не трахнул?” Вот засранец!
   А ведь она позабыла обо всем этом. Да, да, Роман заставил ее позабыть об этом, а теперь вновь позволил вспомнить. Зачем? Испытывает он ее, что ли? Или просто мучит? Все смешалось в ее голове и сердце. Вот, если бы Стен ее любил, так она… Да что толку мечтать – не позовет он ее никогда. Не позовет.
   – Не надо так переживать, – засмеялся Роман. – Все на свете гораздо проще и приятнее.
   Она хотела возразить. Да не знала, как найти слова для таких возражений.
   – Не по нраву я тебе – так и скажи – “отхлынь”, и я отойду в сторонку. Не настаиваю. И никого неволить не хочу.
   Она честно хотела сказать, как велено – “отхлынь”, но смутилась почему-то и промолчала.
   А по берегу к ним уже мчались Эд с Надей, неся носилки.
   – Скорее, – сказал Эд. – Только что появился какой-то тип, явно заинтересовался вертолетом. Шит!
   – Дерьмо, опять дерьмо! – насмешливо поддакнул Роман. – Дерьмово будет, коли вы Алексея своим ором разбудите.
   Надя приподняла рубашку на боку спящего. На месте раны был некрасиво зарубцевавшийся свежий красный шрам.
   – Как ты это сделал? – подивилась она.
   – Вода-царица все может. Разве Гамаюнов подобные фокусы не проделывает? – отвечал Роман и посмотрел ей прямо в глаза. Губы его шевельнулись, будто хотел он добавить еще что-то, но не осмелился. Колдун – не осмелился. Ну и чудеса!
   Вчетвером они подняли носилки со спящим и понесли. Роман и Лена шли впереди. Лене казалось, что носилки невесомы – рука ее ничуть не затекала. Она понимала, что все это фокусы Романа. Напоминает, чертяка, о своей бесподобной силе – мол, не думай, не уйти от меня, коли сам не отпущу.
   – Ну так скажи “отхлынь”, чего медлишь? – шепнул он насмешливо.
   И Лена опять ничего не ответила.
   У вертолета их ждали Юл и Надин напарник Джо.
   – Ну хотя бы теперь он исполнит обещание?! – почти с упреком крикнул Юл.
   Колдуну не надо было прибегать к Ленкиной помощи, чтобы в эту минуту прочесть мысли мальчишки.
   – Он не так беспомощен, как кажется, – шепнул колдун Юлу, но тот лишь раздраженно тряхнул головой.
   – Вся беда в том, что вы слишком похожи, – вздохнул Роман. – Не требуй от него больше, чем можешь потребовать от себя.
   – Он же взрослый!
   – А при чем здесь возраст, мой друг?
   Носилки загрузили в вертолет, Надя забралась следом.
   Остальные побежали к джипу Меснера. Светало. Пора было убираться из Пустосвятова.
   Но прежде чем сесть в свою “шестерку”, Роман глянул наверх, на улетающую в светлеющее небо металлическую стрекозу. Там была Надя. И думая о ней, колдун почему-то подумал о своей реке, о Пустосвятовке. Подумал так, как никогда прежде. С тоской и любовью. И нежностью. Будто прощался навек.
   Глашка, выбравшись из воды, затрусила по знакомой улочке наверх, к древнему домику, почерневшему и покосившемуся от времени, облепленному, как наседка цыплятами, ветхими сарайчиками. За те два года, что ее не было, дом успел еще больше завалиться набок, а забор и вовсе полег. Ворота же, подпертые камнями, были и вовсе символическими. Глашка остановилась подле калитки, ожидая, что выскочит Самурай и начнет гавкать и рваться с цепи. Но было тихо. Собачья будка черной разинутой пастью мертво скалилась на Глашку.
   – Издох, значит, – вздохнула она и толкнула калитку.
   К двери не пошла – дверь заперта на ночь, а вот если по лесенке забраться на чердак, то там сбоку есть несколько досочек, которые ничего не стоит отогнуть. А оттуда можно спуститься вниз, в комнаты. Через минуту она уже была в доме. Мамаша, как и прежде, спала в каморке рядом с кухней. А малышня сопела в бывшей Глашкиной комнате. Васька носом к стенке, а подле него Валюшка, как старшая, с краешку. Надо ж, до чего выросли оба. Васька весь в муженька непутевого – и нос, и рот такой же упрямый, а Валюшка, рыбонька, вся в бабку. Красавицей будет, сейчас уже видно. Глашка уселась на табуретку и смотрела на спящих ребят. На пол с ее рубашки неспешной струйкой стекала вода. Эх, глупая, какая радость-то в русалочьей жизни! Сказал бы кто слово заговоренное, чтобы могла она здесь навсегда остаться. Хоть в Самураевой будке спать – она согласная, хоть в шерсти, дворняжкой, которой кость раз в неделю хозяева швыряют – и то бы счастлива была. Как же такое приключиться могло, что она сама от жизни своей и от деток любимых отказалась? Верно, черт попутал последние мыслишки в глупой голове!
   Васька неожиданно повернулся на другой бок, глубоко вздохнул и открыл глаза.
   – Мамочка… – сказал он, зевая и причмокивая, будто пробовал улетевший сон на вкус. – Мамочка… Какие у тебя глазки грустные. Тебя кто-нибудь обидел?
   – Нет, зайчик мой, меня никто не обижал.
   – Я не зайчик, – обиженно возразил Васька. – Я теперь котик. Ты что, позабыла?
   – Ага, позабыла, – кивнула Глашка.
   – А бабка говорит каждый день, что ты не вернешься. Выходит, врет, да?
   – Она просто не знает, что я вернулась.
   – Я ее не люблю, она ругается все время – то на полу наследил, то морковку из грядки подрал, то молоко пролил. Мама, ты ведь больше не уйдешь, правда?
   – Я уйду, но потом вернусь, – пообещала Глашка.
   – Возвращайся, – кивнул Васька. – Ты, бывало, каждый день конфетку приносила.
   – Вернусь… – как эхо отозвалась она.
   – А знаешь, мама, я почему-то думаю, что волшебство все-таки есть.
   – Почему ты так думаешь?
   – По телеку говорили. В одной передаче. А ты веришь в волшебство?
   – Верю.
   – Это хорошо.
   Он вновь сладко зевнул, заснул мгновенно и заулыбался во сне – может, снились ему конфеты и прочие вкусности.
   Глашка вздрогнула – в соседском сарае закукарекал петух. Не успела она глазом моргнуть, а ночка кончилась. Глашка поставила подаренный Романом серебряный кувшин на стол – мамаша ушлая, придумает, кому его запродать с выгодой, чтобы денежки были, не позабыла, чай, прежней торговой сноровки. А сама Глашка выскользнула из дома и помчалась по улочке. Но не назад, не к реке. Не вернется она в реку, хоть режь ее, хоть жги. Побежит она теперь вслед за всесильным колдуном. Вымолит себе вторую жизнь, какую – неведомо, только бы возле деток: беречь их и хранить, растить и царапины им зализывать и слезы утирать. Пусть колдун что хочет за это возьмет. Пусть душу ее – и так загублена, но Ваську с Валюшкой она больше ни за что не оставит. И белая ее рубаха мелькала среди черных облетевших деревьев. А потом пошел снег. И сделалось Глашку совершенно не видно. Теперь и сам водяной не сыскал бы беглянку.