Страница:
Роман, не скрываясь, поднялся во весь рост и двинулся к котловану.
– Погоди! – крикнул а ему вслед Надя. – Если тебя убьют, ограда исчезнет!
– Не бойся. Меня не убьют. Лучше скажи Базу, чтобы был наготове.
Роман вошел в воду, как был, в одежде. Сделал шаг, другой и вдруг окунулся с головой. Все вглядывались, ожидая, что он вот-вот вынырнет наружу. Но прошла минута, другая, а колдун не появлялся. Колодинские люди из своих укрытий ясно могли видеть происходящее (с поправкой на декорации), и это странное исчезновение наверняка привело их в замешательство. А Меснер тем временем, как и собирался, под прикрытием елочек, крался к границе. Для себя он уже наметил пару целей – вон сквозь черные облетевшие кусты видно, как бликует пламя на металле автомата, а там – легкое шевеление ветвей ясно указывает на вторую мишень. Меснер затаился, ожидая знака. Тут Юл не выдержал и заорал: “Помогите! Хоть кто-нибудь… помогите!” Алексей чертыхнулся и хотел уже подняться, но Надя вцепилась в него.
– Эй, Леха! – донесся из кустов голос Дрозда. – Чего ты там сидишь? В штаны наложил? Даю тебе пять минут. А потом мальчишку замочим.
Глупо все получилось. Как глупо! Выскочил заяц из кустов, и зайца подстрелили… А ведь думал, что ловкий, что главное – не бояться и мыслью прилепиться к цели, все остальное приложится. Ц цель, она вот, рядом. Юл безошибочно чуял Колодина – издали узнал душегуба. Это он убил отца! Он! Разило от Колодина сожранным мясом – типичным запахом хищника – за версту. Стоит он себе в третьем эшелоне, смотрит на побоище и думает, что недостижим. Вот и кинулся Юл напролом сгоряча, и скосили его тут же в двух шагах от границы. Что же не добивают, гады… Ага, подсадную утку из него сделали… Сволочи! Если Юл умрет, то вся эта декорация рухнет к чертовой матери. Граница, наведенная Романом, останется, но само фальшивое Беловодье исчезнет. Полетит их затея к чертям собачьим. И окажется, что все усилия – зря.
Юл повернул голову. Нет, пока оставалось как прежде – за стихающим огненным кольцом проглядывали, освещенные красными бликами, аккуратные домики, и красные отсветы рдели на воде и на белых стенах церкви. А в глубине воды желтыми точками горели тысячи свечей. Надо же – полная иллюзия. Кто бы мог подумать, что там, внутри, всего-то добра что два полусгнивших сарая. Ха-ха… Да здравствует город счастья и благоденствия! Да здравствует мир иллюзий. Единственная стоящая вещь в мире грошовых ценностей. Тут вновь боль накатила. И он закричал. Когда боль накатывает, разум не может приказывать телу. Тело корчится, вопит и – о, ужас – зовет на помощь! Юл повторяет: “Не смей, не смей, не смей!” Будто жмет на кнопку выключателя. А проклятый выключатель сломан, и губы сами по себе орут: “Помогите!” Боль постепенно утихает. И Юл стонет: “Нет, нет, не ходите сюда…” Но вряд ли это невнятное бормотанье кого-то может убедить. Только бы Лешка сдуру не рванулся его спасать – вмиг укокошат обормота. Юл вдруг ощутил себя старше и мудрее брата. Жаль, что Мишки сейчас нет рядом. Верный телохранитель наверняка бы спас своего графа. Но некому теперь его спасать и оберегать. Один он, один! Юл застонал от боли и от нестерпимой жалости к себе. Вот если бы Юл был так же могуществен, как Роман Вернон…
Но мысль эту додумать не пришлось, потому что невидимые руки оторвали его от земли и взметнули вверх.
– Стен… – шепнул Юл изумленно и тут же понял, что ошибся, – невидимка был вовсе не его братом.
“Роман”, – догадался он.
Сильные руки мгновенно перенесли его на несколько шагов, потом вновь прижали к земле. Автоматная очередь ударила слева. Мимо. Где-то сбоку послышались одиночные выстрелы. Потом стали стрелять справа, там, где ельник вплотную подходил к границе мнимого Беловодья. Юл почувствовал, как напряглись держащие его невидимые руки, а дыхание участилось. Дым все еще стелился над водным кольцом и раздражал чувствительные ноздри Романа. Колдун закашлялся. Роман прижимал голову мальчишки к груди, и Юл слышал, как часто-часто стучит сердце его спасителя. От толстенной сосны, за которой они укрылись, до невидимой стены было всего-то каких-нибудь четыре метра. Два прыжка. Или три. Не успеют. Их почти наверняка убьют. Что он может умереть, еще минуту назад Юлу не верилось. А теперь ясно стало – может…
– Сейчас, приготовься, – шепнул Роман.
Юлу почудилось, что он летит над землей сам по себе и ветер несет его. Роман прыгнул не вперед, а вверх. Обычный человек ни за что бы не смог рвануть так высоко. Юл заорал от ужаса и боли. А впрочем, он и сам не знал, почему кричит. В следующую секунду они пролетели над изгаженной черными хлопьями водной оградой и рухнули, недостижимые для пуль, на той стороне. Озлившиеся после своего поражения люди Колодина лупили по видимым целям из всего, что было под рукой, – автоматы, как псы, захлебывались лаем. Кто-то особенно яростный вновь взялся за гранатомет. От стены граната вряд ли смогла срикошетить, но вот от колдовской преграды отлетела и взорвалась в кустах. Во все стороны полетели куски мяса. После этого пальба разом смолкла.
Роман поднялся, отряхнулся, как пес, и вновь стал видимым. Баз был уже наготове. Он подхватил мальчика на руки и понес в сарай.
– Ты в порядке? – спросила Надя, оглядывая колдуна. – Не ранен? Может, ты не чувствуешь?
Он в самом деле ничего не чувствовал, кроме странного жара. Дыхание часто-часто рвалось из груди. И ему нравились эти ощущения – на грани.
– Разве ты не можешь заживить его рану? – спросила Надя.
– Для этого нужна река, а не фляга с водой, – отозвался тот. – Но я дам ему пару глотков пустосвятовской воды после того, как наш доктор его заштопает. Раны заживут в три дня.
К ним подбежал Стеновский.
– Как Юл? Его сильно зацепило? – У Стена было растерянное лицо, а правая рука окровавлена – у База нынче прибавится работы. Алексея наверняка мучило то, что брат пострадал из-за него. Глупец! Из них двоих Юл гораздо меньше подходил на роль жертвы.
Зато Меснер выглядел вполне довольным. Тех двоих, которых наметил, он положил аккуратно и точно, будто стрелял по мишеням.
“Стен палил с одной точки… – догадался Роман, – позабыв, что руки снаружи и потому уязвимы”.
– Пуля выбила пистолет, – сказал Алексей, морщась. – Я пытался его достать, но никак. Впрочем, рана – пустяк, царапина – только кожу ободрало. Но одного я, кажется, подстрелил.
Пока потери защитников невелики, у противника они заметно ощутимее. Выбыло как минимум четверо. Нет – пятеро – еще одного разорвало гранатой. Роман подразумевал под словом “выбыл” человека мертвого. Еще с десяток было ранено, и трое или четверо наверняка тяжело. Не считая тех двоих, что будут ходить до смерти в мокрых штанах или в “памперсах”. Нападавшие потеряли около трети личного состава. Не так уж плохо для одной ночи, которая не успела перевалить за середину. Но кто поручится, что господин Колодин новых боевиков на помощь не позовет. И главное – кто будут эти вновь пришедшие? Той же масти или?…
Пока что было тихо. За кустами наблюдалось лишь тихое шевеление. Но как раз это и тревожило Романа. Коли не рвутся в бой, значит, знают и так, что скоро все будет кончено. Даже Колодин не может безнаказанно проводить бои местного значения долее суток. Он ждал кого-то на подмогу. Но кого? На этот вопрос Роман ответа не знал.
Тем временем Баз закончил штопать Юла. Когда Роман вошел в сарай, мальчишка лежал на ложе из веток, накрытый одеялом, а Лена убирала в пакет комки окровавленной марли. Впрочем, вид крови никогда не смущал колдуна. Кровь – это вода. Или почти что вода – во всяком случае, для слишком многих и многих. Роман поднес к губам мальчика флягу с пустосвятовской водой и позволил тому сделать два больших глотка. Почти тут же на щеках раненого появились розовые пятна, а глаза сделались осмысленными. Роман и сам глотнул из фляги для укрепления сил, но в голову никаких светлых мыслей не пришло.
– По-моему, ты поступил глупо, – сказал Стен, усаживаясь рядом с братом и глядя на него сверху вниз.
– Отхлынь. Надоело. Меня мамаша всю жизнь учила. Отец… – он запнулся, – иногда такие коленца откалывал – только держись. А теперь ты явился. А мне не нужен никто поучающий. Мне другой нужен. Совсем другой…
Стен не ответил и положил свою руку на ладонь брату. И тут перед глазами его возникла картинка – совершенно отчетливая, абсолютно достоверная. Он видел вагон поезда дальнего следования. На нижней полке у окна сидел Юл, сцепив пальцы в замок, обхватив колени руками (такой узнаваемый жест Романа), и смотрел на проносящиеся за окном деревья. Поля, проплывавшие вдали за окном, были заснежены. А сам Юл выглядел немного старше и как-то солиднее, чем теперь. Волосы коротко острижены, в глазах – недетская строгость. Стен отдернул руку, и видение тут же исчезло. Ничего подобного никогда с ним не бывало. Он почувствовал внутри такой холод, что его затрясло.
И он выскочил из сарая.
Снаружи царила тишина. Красная, чуть на ущербе луна плыла над лесом. А рядом, чуть-чуть не совпадая, плыла ее голубая сестрица – мнимая луна Беловодья. Интересно, заметил ли кто-нибудь из осаждающих этот странный мираж? Вряд ли. Зачем им смотреть на небо? Колодинские люди затаились в лесу, не подавая никаких признаков жизни. А может быть, их уже там нет? Было бы здорово, если бы сейчас Стен оказался в лесу один. И никого рядом, ни врагов, ни друзей. Никого. Восхитительное, абсолютное одиночество – единственное и главное условие полной свободы.
Алексей так уверился в своей иллюзии, что вздрогнул от неожиданности, когда Роман положил ему руку на плечо.
– Скажи-ка мне, дорогой Стен, – начал колдун, как всегда, с легкой насмешкой в голосе. – Как это ваш Гамаюнов создал Беловодье? Или он тоже построил нечто, как я? То есть полную иллюзию, за которой спрятаны два гнилых сарая? Право же, у россиян есть семьдесят лет подобного опыта.
Стеновский передернулся как от физической боли.
– Он его не создавал, – отвечал Стен. – Он его нашел.
– Нашел? Как гриб в лесу?
– Не знаю. Он неоднократно намекал, что Беловодье восстанет из озерной воды, и тогда начнется новая жизнь. Но эти намеки были так туманны, что их можно было принять за метафору – не более. Но Гамаюнов привел нас на место и сказал – здесь. Мы построили несколько домов, а через пару месяцев со дна озера поднялась церковь и сквозь воду стали видны негасимые свечи. А потом все остановилось, замерло, будто уснуло на полпути.
– И после этого ты покинул Беловодье?
– Да, почти сразу после этого. Но по другой причине.
– Ты нетерпелив. Прямо как ребенок – подай ему вкусную конфетку, и немедленно. Тебя баловали в детстве, Лешенька.
Роман вновь похлопал его по плечу. В тот же момент перед глазами Алексея возникла отчетливая картина. Лесное кладбище. Хмурый осенний день. Дождит. Покосившиеся палки с номерами воткнуты в песчаные холмики. А между холмиками – разрытая могила, и из темно-желтого влажного песка торчит рука. Неподвижные, скрюченные пальцы – но Алексей не может их не узнать. Белые длинные пальцы с полированными ногтями. Рука колдуна.
Он в ужасе отскочил, и видение тут же пропало.
– Что случилось? – Роман шагнул ближе. Стен попятился.
– Я видел будущее, – сказал он едва слышно.
– Будущее. Как интересно! И надо полагать, оно не особенно симпатичное, если у тебя лицо перекошено как после инсульта.
Алексея вновь затрясло. Странно, ему казалось, он никогда-никогда прежде по-настоящему не боялся. А сейчас оледенел от ужаса. Его охватил мерзкий животный страх, если поддаться ему, страх затопит мозг, и заставит визжать от ужаса, и бежать, бежать неведомо куда, и… Стен глубоко вздохнул, пытаясь справиться с собой.
– Я видел твою смерть, Роман, – сказал он почти против воли. Потому что поначалу не хотел этого говорить.
– Ну и что тут такого страшного? – легкомысленно отвечал колдун. – Все мы когда-нибудь умрем. И я такой же смертный, как и любой другой.
– Это не когда-нибудь. Это – сейчас. Скоро. Стен вновь почувствовал внутри отвратительную пустоту, успел отбежать на несколько шагов и его вырвало.
Роман, подойдя, протянул ему флягу с пустосвятовской водой.
– Господи, как мне плохо, – пробормотал Стен.
– Ничего страшного. Со мной было нечто подобное, когда я срастался с ожерельем.
– Ты думаешь, что я…
– Конечно. Откуда же этот дар? – Роман дотронулся пальцами до его ожерелья. – Наконец ты начинаешь его чувствовать. Ну и долго же ты сопротивлялся!
– Я не хочу, – пробормотал сквозь зубы Стен. – Не хочу это видеть и знать.
– Теперь уже с этим ничего, не поделаешь. Это навсегда.
– Получается, Лена была права… – Стен вновь согнулся – накатил новый позыв рвоты. Несколько глотков пустосвятовской воды принесли облегчение.
– О чем ты?
– Это старое дело с листовками. Я в самом деле знал все заранее. Знал, что режим рухнет. И это не смелость, а чистый карьеризм.
– Не пори ерунды! – оборвал его Роман. – Может, ты и знал, что режиму вот-вот конец. Но что тебе удастся не сломить на этом шею в самом прямом смысле слова – этого ты предвидеть не мог. В конце концов, многие ожидали, что перемены должны начаться, но на площадь вышли тогда, когда это милостиво разрешили власти и за шиворот никого не хватали.
– Может, и так. И что мне теперь делать?
– В Темногорске предсказатели будущего в большом почете. Будешь зашибать втрое больше моего. А я материально неплохо обеспечен.
– Я серьезно.
– Если серьезно, то не знаю. Кстати, а ты крещеный? – спросил неожиданно Роман.
– Да. Но в церковь не хожу.
– А я некрещеный. И мать некрещеная, и даже дед Севастьян. Никто некрещеный. Одного из моих предков сожгли на костре. Дед говорил, что если я умру, то стану водяным. Не знаю, верить ему или нет.
Колдун повернулся и зашагал к сараям.
– Роман! – окликнул его Стен. Тот обернулся.
– Я хочу извиниться за ту нелепую драку из-за Леночки. Не знал, что это всего лишь розыгрыш. Глупая вышла история.
– У истории нет истины, а есть только версии. Даже у самой маленькой истории. – И он весело помахал рукой Стену.
Он выглядел беззаботным. Совсем неплохо для человека, который узнал, что умрет через несколько дней, а может быть, даже часов. Неужели Алексей прав и благодаря внезапно открывшемуся дару он видел смерть колдуна? Как? Где? Провидец ничего не сказал, а колдун не стал спрашивать. Не осмелился? Не пожелал? Не поверил? Какая из версий больше по нраву, ту и стоит принять. Значит, ничего особенного он не достигнет. Не успеет. Тогда зачем все было затеяно и начато? Зачем ему Гамаюнов? К чему Беловодье? Столько сил! Столько смертей… Теперь надо все изменить. Или не надо? Роман остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду, созданную Всемогущим. А что, собственно, он должен изменить? И не нашел ответа. Ничего. Слова Алексея ничего не меняли. Ни единого шага, ни единой мысли, ни единого слова. Да что там слова – ни единой запятой. Это почему-то так обрадовало Романа, что он рассмеялся коротким веселым смешком.
– Господин Вернон! – окликнул колдуна Баз. – У вас есть какие-нибудь идеи, как нам выбраться отсюда?
– Тише, – остерег его Роман. – Не забывайте, что звук, хотя и ослабленный, проходит через мою стену.
– Хорошо, хорошо. – Врач послушно перешел на шепот.
– Слушай, Баз, – неожиданно спросил Роман, – а что тебе дало ожерелье? – И, видя, что тот не понял вопроса, добавил: – Лично тебе. В каждом водная нить раскрывает какой-нибудь удивительный дар. Способность слышать чужие мысли, строить миражи, управлять чужой волей. Так вот – что приобрел ты? Может быть, теперь ты безошибочно ставишь диагноз или видишь человеческие внутренности насквозь без всякого рентгена? Что конкретно?
Баз смутился. И хотя Роман смутно видел его лицо, но готов был побиться об заклад, что тот покраснел до корней волос.
– Я… – пробормотал тот. – Я начал писать стихи.
– Что? – Роман расхохотался. – Стихи? Серьезно? А раньше писал?
– Ни строчки.
– Ну и как – они хороши – эти твои стихи?
– Отвратительны, – признался Баз.
– Жаль.
– С тобой хочет говорить Гамаюнов, – сказал Баз таким тоном, будто речь все еще шла о его неудачных стихах.
– Да? А почему я его не слышу? – недоверчиво спросил колдун.
– Он обратился ко мне.
– Ему нужен посредник? Неужели он меня боится? – рассмеялся Роман.
Колдун глядел сквозь водное зеркало, как сквозь иллюминатор, на подернутый водной дымкой недостижимый мир. Он видел белый потолок и склонившееся над тарелкой лицо Гамаюнова. И еще часть стены с панорамным окном, за которым лежала ночь.
– Что у вас? – спросил Гамаюнов. – Ушли от котлована?
– Еще нет. Нам не хватает сил.
– Вы не можете вывести ребят из ловушки? – В этот раз ни малейшего намека на вежливость. Гамаюнов говорил раздраженно и презрительно – будто вырваться из засады было парой пустяков, а колдун, его нерадивый вассал, не исполнил, что было велено.
Баз хотел вмешаться, но Роман опередил его.
– Там в засаде человек полсотни, и они что-то готовят, – сказал он, – и мы пока не знаем что.
– Ты хочешь проникнуть в тайну Беловодья, а сам не способен устроить такую малость! Уходите, – приказал Гамаюнов. – Если не уйдете до утра – вам конец.
Роман ощутил всю верность его слов. Впрочем – разве он и сам не чувствовал нечто подобное?
– И как это сделать?
– Если вам не поможет вода, то никто и ничто уже не поможет! – Гамаюнов торопился прервать контакт. И боялся. Боялся, что Роман пересилит и…
Связь с Гамаюновым пропала. Ха-ха! Открыл истину. Вода поможет! Вода-царица, конечно, поможет. Но что готовится за границей круга? Роман был уверен, что Гамаюнов блефует, что сам профессор не знает решения и только делает вид, что знает, убеждая колдуна вывернуться из собственной кожи, но спасти избранников Беловодья.
– Ну что ж, я спасу, – пробормотал Роман. – Только не для тебя – для себя.
Он вышел из сарая. Было очень тихо. Люди, засевшие в зарослях за границей круга, по-мышиному затаились. Пусть их. Разве они стоят того, чтобы о них думать дольше пяти минут? Вот о Гамаюнове стоит подумать. А стоит ли? Но ведь Роман стремился к этой встрече, и именно поэтому он здесь, в этом мнимом городе, существующем только в воображении десятков людей.
Разве? Этот вопрос, заданный самому себе, так его поразил, что он растерянно огляделся – не было ли рядом кого-нибудь, чьи губы шепнули это слово? В самом деле, неужели ради встречи с господином Гамаюновым он ввязался в эту аферу, удирал от убийц, убивал и спасал и плел водное ожерелье? Неужели ради того, чтобы услышать несколько снисходительно брошенных слов, которые ничего ему не открыли и ничему не могли научить?
И тут он вновь увидел Гамаюнова, но не как прежде – сквозь кружок тарелки, а на влажной завесе моросящего дождя. Гамаюнов сидел в ярко освещенной комнате в позе непринужденной и вальяжной, перекинув ногу на ногу. Напротив него помещался человек, показавшийся Роману смутно знакомым, хотя никогда в своей жизни он его не видел…
– …почему ты отказываешься? – долетели до слуха Романа слова.
Но Иван Кириллович обращался не к нему, а к своему собеседнику. Видение это относилось не к будущему и не к настоящему – Гамаюнов был лет на десять моложе. Значит, все-таки Роман пересилил и извлек осколок из памяти Гамаюнова. Хоть каплю испил, хоть чуть-чуть, но одолел…
– …Я старый грешник, Иван. И вам никак не подойду… – отвечал собеседник Гамаюнова, и Роман наконец догадался, что видит Александра Стеновского – в его мимике и жестах проскальзывало порой необыкновенное сходство с сыновьями. – В таком деле должны участвовать люди, которых нельзя купить, нельзя припугнуть. А я не таков, к сожалению. Я слишком несовершенен для твоего Беловодья.
– …Ты не веришь, что у нас что-то получится?
– …Скажем так – я сомневаюсь.
– …Ты же мой старый друг. Колодин участвует, Сазонов. И ты нам нужен. Ты и Алексей. Непременно!
Стеновский что-то хотел ответить Ивану Кирилловичу, но что – Роман не разобрал, потому что видение заколебалось и исчезло.
– Послушай, Роман, мы должны сделать вылазку, – сказал Меснер, подойдя. – Мы не имеем другого выхода. Они нас раздавят. Я кое-что спланировал. Мы со Стеном пойдем в сторону просеки. Место там болотистое. Я наблюдал: оттуда никто не стрелял. Может быть, там есть один-два человека. Не более. Оставлены на всякий случай. Мы уберем их. После этого остальные смогут выйти из Беловодья. Вы дойдете до шоссе по просеке.
Роман отрицательно покачал головой. – Тебе не нравится мой план?
– Слишком поздно.
Что– то неладное происходило там, в кустарнике. Какое-то шевеление. Люди явно перемещались -колдун чувствовал, как колышутся тошнотворные волны, исходящие от оружейного металла. Но… эти волны не усиливались, а ослабевали. Боевики Колодина отступали. Покидали лес. Неужели они струсили и решили удрать? Уж больно легко они сдавались. Они что-то задумали… Но что? Роман не знал ответа. Оставалось только ждать, когда противник сделает свой ход. И надеяться, что удар удастся отбить.
Глава 17 ПОЕДИНОК
– Погоди! – крикнул а ему вслед Надя. – Если тебя убьют, ограда исчезнет!
– Не бойся. Меня не убьют. Лучше скажи Базу, чтобы был наготове.
Роман вошел в воду, как был, в одежде. Сделал шаг, другой и вдруг окунулся с головой. Все вглядывались, ожидая, что он вот-вот вынырнет наружу. Но прошла минута, другая, а колдун не появлялся. Колодинские люди из своих укрытий ясно могли видеть происходящее (с поправкой на декорации), и это странное исчезновение наверняка привело их в замешательство. А Меснер тем временем, как и собирался, под прикрытием елочек, крался к границе. Для себя он уже наметил пару целей – вон сквозь черные облетевшие кусты видно, как бликует пламя на металле автомата, а там – легкое шевеление ветвей ясно указывает на вторую мишень. Меснер затаился, ожидая знака. Тут Юл не выдержал и заорал: “Помогите! Хоть кто-нибудь… помогите!” Алексей чертыхнулся и хотел уже подняться, но Надя вцепилась в него.
– Эй, Леха! – донесся из кустов голос Дрозда. – Чего ты там сидишь? В штаны наложил? Даю тебе пять минут. А потом мальчишку замочим.
Глупо все получилось. Как глупо! Выскочил заяц из кустов, и зайца подстрелили… А ведь думал, что ловкий, что главное – не бояться и мыслью прилепиться к цели, все остальное приложится. Ц цель, она вот, рядом. Юл безошибочно чуял Колодина – издали узнал душегуба. Это он убил отца! Он! Разило от Колодина сожранным мясом – типичным запахом хищника – за версту. Стоит он себе в третьем эшелоне, смотрит на побоище и думает, что недостижим. Вот и кинулся Юл напролом сгоряча, и скосили его тут же в двух шагах от границы. Что же не добивают, гады… Ага, подсадную утку из него сделали… Сволочи! Если Юл умрет, то вся эта декорация рухнет к чертовой матери. Граница, наведенная Романом, останется, но само фальшивое Беловодье исчезнет. Полетит их затея к чертям собачьим. И окажется, что все усилия – зря.
Юл повернул голову. Нет, пока оставалось как прежде – за стихающим огненным кольцом проглядывали, освещенные красными бликами, аккуратные домики, и красные отсветы рдели на воде и на белых стенах церкви. А в глубине воды желтыми точками горели тысячи свечей. Надо же – полная иллюзия. Кто бы мог подумать, что там, внутри, всего-то добра что два полусгнивших сарая. Ха-ха… Да здравствует город счастья и благоденствия! Да здравствует мир иллюзий. Единственная стоящая вещь в мире грошовых ценностей. Тут вновь боль накатила. И он закричал. Когда боль накатывает, разум не может приказывать телу. Тело корчится, вопит и – о, ужас – зовет на помощь! Юл повторяет: “Не смей, не смей, не смей!” Будто жмет на кнопку выключателя. А проклятый выключатель сломан, и губы сами по себе орут: “Помогите!” Боль постепенно утихает. И Юл стонет: “Нет, нет, не ходите сюда…” Но вряд ли это невнятное бормотанье кого-то может убедить. Только бы Лешка сдуру не рванулся его спасать – вмиг укокошат обормота. Юл вдруг ощутил себя старше и мудрее брата. Жаль, что Мишки сейчас нет рядом. Верный телохранитель наверняка бы спас своего графа. Но некому теперь его спасать и оберегать. Один он, один! Юл застонал от боли и от нестерпимой жалости к себе. Вот если бы Юл был так же могуществен, как Роман Вернон…
Но мысль эту додумать не пришлось, потому что невидимые руки оторвали его от земли и взметнули вверх.
– Стен… – шепнул Юл изумленно и тут же понял, что ошибся, – невидимка был вовсе не его братом.
“Роман”, – догадался он.
Сильные руки мгновенно перенесли его на несколько шагов, потом вновь прижали к земле. Автоматная очередь ударила слева. Мимо. Где-то сбоку послышались одиночные выстрелы. Потом стали стрелять справа, там, где ельник вплотную подходил к границе мнимого Беловодья. Юл почувствовал, как напряглись держащие его невидимые руки, а дыхание участилось. Дым все еще стелился над водным кольцом и раздражал чувствительные ноздри Романа. Колдун закашлялся. Роман прижимал голову мальчишки к груди, и Юл слышал, как часто-часто стучит сердце его спасителя. От толстенной сосны, за которой они укрылись, до невидимой стены было всего-то каких-нибудь четыре метра. Два прыжка. Или три. Не успеют. Их почти наверняка убьют. Что он может умереть, еще минуту назад Юлу не верилось. А теперь ясно стало – может…
– Сейчас, приготовься, – шепнул Роман.
Юлу почудилось, что он летит над землей сам по себе и ветер несет его. Роман прыгнул не вперед, а вверх. Обычный человек ни за что бы не смог рвануть так высоко. Юл заорал от ужаса и боли. А впрочем, он и сам не знал, почему кричит. В следующую секунду они пролетели над изгаженной черными хлопьями водной оградой и рухнули, недостижимые для пуль, на той стороне. Озлившиеся после своего поражения люди Колодина лупили по видимым целям из всего, что было под рукой, – автоматы, как псы, захлебывались лаем. Кто-то особенно яростный вновь взялся за гранатомет. От стены граната вряд ли смогла срикошетить, но вот от колдовской преграды отлетела и взорвалась в кустах. Во все стороны полетели куски мяса. После этого пальба разом смолкла.
Роман поднялся, отряхнулся, как пес, и вновь стал видимым. Баз был уже наготове. Он подхватил мальчика на руки и понес в сарай.
– Ты в порядке? – спросила Надя, оглядывая колдуна. – Не ранен? Может, ты не чувствуешь?
Он в самом деле ничего не чувствовал, кроме странного жара. Дыхание часто-часто рвалось из груди. И ему нравились эти ощущения – на грани.
– Разве ты не можешь заживить его рану? – спросила Надя.
– Для этого нужна река, а не фляга с водой, – отозвался тот. – Но я дам ему пару глотков пустосвятовской воды после того, как наш доктор его заштопает. Раны заживут в три дня.
К ним подбежал Стеновский.
– Как Юл? Его сильно зацепило? – У Стена было растерянное лицо, а правая рука окровавлена – у База нынче прибавится работы. Алексея наверняка мучило то, что брат пострадал из-за него. Глупец! Из них двоих Юл гораздо меньше подходил на роль жертвы.
Зато Меснер выглядел вполне довольным. Тех двоих, которых наметил, он положил аккуратно и точно, будто стрелял по мишеням.
“Стен палил с одной точки… – догадался Роман, – позабыв, что руки снаружи и потому уязвимы”.
– Пуля выбила пистолет, – сказал Алексей, морщась. – Я пытался его достать, но никак. Впрочем, рана – пустяк, царапина – только кожу ободрало. Но одного я, кажется, подстрелил.
Пока потери защитников невелики, у противника они заметно ощутимее. Выбыло как минимум четверо. Нет – пятеро – еще одного разорвало гранатой. Роман подразумевал под словом “выбыл” человека мертвого. Еще с десяток было ранено, и трое или четверо наверняка тяжело. Не считая тех двоих, что будут ходить до смерти в мокрых штанах или в “памперсах”. Нападавшие потеряли около трети личного состава. Не так уж плохо для одной ночи, которая не успела перевалить за середину. Но кто поручится, что господин Колодин новых боевиков на помощь не позовет. И главное – кто будут эти вновь пришедшие? Той же масти или?…
Пока что было тихо. За кустами наблюдалось лишь тихое шевеление. Но как раз это и тревожило Романа. Коли не рвутся в бой, значит, знают и так, что скоро все будет кончено. Даже Колодин не может безнаказанно проводить бои местного значения долее суток. Он ждал кого-то на подмогу. Но кого? На этот вопрос Роман ответа не знал.
Тем временем Баз закончил штопать Юла. Когда Роман вошел в сарай, мальчишка лежал на ложе из веток, накрытый одеялом, а Лена убирала в пакет комки окровавленной марли. Впрочем, вид крови никогда не смущал колдуна. Кровь – это вода. Или почти что вода – во всяком случае, для слишком многих и многих. Роман поднес к губам мальчика флягу с пустосвятовской водой и позволил тому сделать два больших глотка. Почти тут же на щеках раненого появились розовые пятна, а глаза сделались осмысленными. Роман и сам глотнул из фляги для укрепления сил, но в голову никаких светлых мыслей не пришло.
– По-моему, ты поступил глупо, – сказал Стен, усаживаясь рядом с братом и глядя на него сверху вниз.
– Отхлынь. Надоело. Меня мамаша всю жизнь учила. Отец… – он запнулся, – иногда такие коленца откалывал – только держись. А теперь ты явился. А мне не нужен никто поучающий. Мне другой нужен. Совсем другой…
Стен не ответил и положил свою руку на ладонь брату. И тут перед глазами его возникла картинка – совершенно отчетливая, абсолютно достоверная. Он видел вагон поезда дальнего следования. На нижней полке у окна сидел Юл, сцепив пальцы в замок, обхватив колени руками (такой узнаваемый жест Романа), и смотрел на проносящиеся за окном деревья. Поля, проплывавшие вдали за окном, были заснежены. А сам Юл выглядел немного старше и как-то солиднее, чем теперь. Волосы коротко острижены, в глазах – недетская строгость. Стен отдернул руку, и видение тут же исчезло. Ничего подобного никогда с ним не бывало. Он почувствовал внутри такой холод, что его затрясло.
И он выскочил из сарая.
Снаружи царила тишина. Красная, чуть на ущербе луна плыла над лесом. А рядом, чуть-чуть не совпадая, плыла ее голубая сестрица – мнимая луна Беловодья. Интересно, заметил ли кто-нибудь из осаждающих этот странный мираж? Вряд ли. Зачем им смотреть на небо? Колодинские люди затаились в лесу, не подавая никаких признаков жизни. А может быть, их уже там нет? Было бы здорово, если бы сейчас Стен оказался в лесу один. И никого рядом, ни врагов, ни друзей. Никого. Восхитительное, абсолютное одиночество – единственное и главное условие полной свободы.
Алексей так уверился в своей иллюзии, что вздрогнул от неожиданности, когда Роман положил ему руку на плечо.
– Скажи-ка мне, дорогой Стен, – начал колдун, как всегда, с легкой насмешкой в голосе. – Как это ваш Гамаюнов создал Беловодье? Или он тоже построил нечто, как я? То есть полную иллюзию, за которой спрятаны два гнилых сарая? Право же, у россиян есть семьдесят лет подобного опыта.
Стеновский передернулся как от физической боли.
– Он его не создавал, – отвечал Стен. – Он его нашел.
– Нашел? Как гриб в лесу?
– Не знаю. Он неоднократно намекал, что Беловодье восстанет из озерной воды, и тогда начнется новая жизнь. Но эти намеки были так туманны, что их можно было принять за метафору – не более. Но Гамаюнов привел нас на место и сказал – здесь. Мы построили несколько домов, а через пару месяцев со дна озера поднялась церковь и сквозь воду стали видны негасимые свечи. А потом все остановилось, замерло, будто уснуло на полпути.
– И после этого ты покинул Беловодье?
– Да, почти сразу после этого. Но по другой причине.
– Ты нетерпелив. Прямо как ребенок – подай ему вкусную конфетку, и немедленно. Тебя баловали в детстве, Лешенька.
Роман вновь похлопал его по плечу. В тот же момент перед глазами Алексея возникла отчетливая картина. Лесное кладбище. Хмурый осенний день. Дождит. Покосившиеся палки с номерами воткнуты в песчаные холмики. А между холмиками – разрытая могила, и из темно-желтого влажного песка торчит рука. Неподвижные, скрюченные пальцы – но Алексей не может их не узнать. Белые длинные пальцы с полированными ногтями. Рука колдуна.
Он в ужасе отскочил, и видение тут же пропало.
– Что случилось? – Роман шагнул ближе. Стен попятился.
– Я видел будущее, – сказал он едва слышно.
– Будущее. Как интересно! И надо полагать, оно не особенно симпатичное, если у тебя лицо перекошено как после инсульта.
Алексея вновь затрясло. Странно, ему казалось, он никогда-никогда прежде по-настоящему не боялся. А сейчас оледенел от ужаса. Его охватил мерзкий животный страх, если поддаться ему, страх затопит мозг, и заставит визжать от ужаса, и бежать, бежать неведомо куда, и… Стен глубоко вздохнул, пытаясь справиться с собой.
– Я видел твою смерть, Роман, – сказал он почти против воли. Потому что поначалу не хотел этого говорить.
– Ну и что тут такого страшного? – легкомысленно отвечал колдун. – Все мы когда-нибудь умрем. И я такой же смертный, как и любой другой.
– Это не когда-нибудь. Это – сейчас. Скоро. Стен вновь почувствовал внутри отвратительную пустоту, успел отбежать на несколько шагов и его вырвало.
Роман, подойдя, протянул ему флягу с пустосвятовской водой.
– Господи, как мне плохо, – пробормотал Стен.
– Ничего страшного. Со мной было нечто подобное, когда я срастался с ожерельем.
– Ты думаешь, что я…
– Конечно. Откуда же этот дар? – Роман дотронулся пальцами до его ожерелья. – Наконец ты начинаешь его чувствовать. Ну и долго же ты сопротивлялся!
– Я не хочу, – пробормотал сквозь зубы Стен. – Не хочу это видеть и знать.
– Теперь уже с этим ничего, не поделаешь. Это навсегда.
– Получается, Лена была права… – Стен вновь согнулся – накатил новый позыв рвоты. Несколько глотков пустосвятовской воды принесли облегчение.
– О чем ты?
– Это старое дело с листовками. Я в самом деле знал все заранее. Знал, что режим рухнет. И это не смелость, а чистый карьеризм.
– Не пори ерунды! – оборвал его Роман. – Может, ты и знал, что режиму вот-вот конец. Но что тебе удастся не сломить на этом шею в самом прямом смысле слова – этого ты предвидеть не мог. В конце концов, многие ожидали, что перемены должны начаться, но на площадь вышли тогда, когда это милостиво разрешили власти и за шиворот никого не хватали.
– Может, и так. И что мне теперь делать?
– В Темногорске предсказатели будущего в большом почете. Будешь зашибать втрое больше моего. А я материально неплохо обеспечен.
– Я серьезно.
– Если серьезно, то не знаю. Кстати, а ты крещеный? – спросил неожиданно Роман.
– Да. Но в церковь не хожу.
– А я некрещеный. И мать некрещеная, и даже дед Севастьян. Никто некрещеный. Одного из моих предков сожгли на костре. Дед говорил, что если я умру, то стану водяным. Не знаю, верить ему или нет.
Колдун повернулся и зашагал к сараям.
– Роман! – окликнул его Стен. Тот обернулся.
– Я хочу извиниться за ту нелепую драку из-за Леночки. Не знал, что это всего лишь розыгрыш. Глупая вышла история.
– У истории нет истины, а есть только версии. Даже у самой маленькой истории. – И он весело помахал рукой Стену.
Он выглядел беззаботным. Совсем неплохо для человека, который узнал, что умрет через несколько дней, а может быть, даже часов. Неужели Алексей прав и благодаря внезапно открывшемуся дару он видел смерть колдуна? Как? Где? Провидец ничего не сказал, а колдун не стал спрашивать. Не осмелился? Не пожелал? Не поверил? Какая из версий больше по нраву, ту и стоит принять. Значит, ничего особенного он не достигнет. Не успеет. Тогда зачем все было затеяно и начато? Зачем ему Гамаюнов? К чему Беловодье? Столько сил! Столько смертей… Теперь надо все изменить. Или не надо? Роман остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду, созданную Всемогущим. А что, собственно, он должен изменить? И не нашел ответа. Ничего. Слова Алексея ничего не меняли. Ни единого шага, ни единой мысли, ни единого слова. Да что там слова – ни единой запятой. Это почему-то так обрадовало Романа, что он рассмеялся коротким веселым смешком.
– Господин Вернон! – окликнул колдуна Баз. – У вас есть какие-нибудь идеи, как нам выбраться отсюда?
– Тише, – остерег его Роман. – Не забывайте, что звук, хотя и ослабленный, проходит через мою стену.
– Хорошо, хорошо. – Врач послушно перешел на шепот.
– Слушай, Баз, – неожиданно спросил Роман, – а что тебе дало ожерелье? – И, видя, что тот не понял вопроса, добавил: – Лично тебе. В каждом водная нить раскрывает какой-нибудь удивительный дар. Способность слышать чужие мысли, строить миражи, управлять чужой волей. Так вот – что приобрел ты? Может быть, теперь ты безошибочно ставишь диагноз или видишь человеческие внутренности насквозь без всякого рентгена? Что конкретно?
Баз смутился. И хотя Роман смутно видел его лицо, но готов был побиться об заклад, что тот покраснел до корней волос.
– Я… – пробормотал тот. – Я начал писать стихи.
– Что? – Роман расхохотался. – Стихи? Серьезно? А раньше писал?
– Ни строчки.
– Ну и как – они хороши – эти твои стихи?
– Отвратительны, – признался Баз.
– Жаль.
– С тобой хочет говорить Гамаюнов, – сказал Баз таким тоном, будто речь все еще шла о его неудачных стихах.
– Да? А почему я его не слышу? – недоверчиво спросил колдун.
– Он обратился ко мне.
– Ему нужен посредник? Неужели он меня боится? – рассмеялся Роман.
Колдун глядел сквозь водное зеркало, как сквозь иллюминатор, на подернутый водной дымкой недостижимый мир. Он видел белый потолок и склонившееся над тарелкой лицо Гамаюнова. И еще часть стены с панорамным окном, за которым лежала ночь.
– Что у вас? – спросил Гамаюнов. – Ушли от котлована?
– Еще нет. Нам не хватает сил.
– Вы не можете вывести ребят из ловушки? – В этот раз ни малейшего намека на вежливость. Гамаюнов говорил раздраженно и презрительно – будто вырваться из засады было парой пустяков, а колдун, его нерадивый вассал, не исполнил, что было велено.
Баз хотел вмешаться, но Роман опередил его.
– Там в засаде человек полсотни, и они что-то готовят, – сказал он, – и мы пока не знаем что.
– Ты хочешь проникнуть в тайну Беловодья, а сам не способен устроить такую малость! Уходите, – приказал Гамаюнов. – Если не уйдете до утра – вам конец.
Роман ощутил всю верность его слов. Впрочем – разве он и сам не чувствовал нечто подобное?
– И как это сделать?
– Если вам не поможет вода, то никто и ничто уже не поможет! – Гамаюнов торопился прервать контакт. И боялся. Боялся, что Роман пересилит и…
Связь с Гамаюновым пропала. Ха-ха! Открыл истину. Вода поможет! Вода-царица, конечно, поможет. Но что готовится за границей круга? Роман был уверен, что Гамаюнов блефует, что сам профессор не знает решения и только делает вид, что знает, убеждая колдуна вывернуться из собственной кожи, но спасти избранников Беловодья.
– Ну что ж, я спасу, – пробормотал Роман. – Только не для тебя – для себя.
Он вышел из сарая. Было очень тихо. Люди, засевшие в зарослях за границей круга, по-мышиному затаились. Пусть их. Разве они стоят того, чтобы о них думать дольше пяти минут? Вот о Гамаюнове стоит подумать. А стоит ли? Но ведь Роман стремился к этой встрече, и именно поэтому он здесь, в этом мнимом городе, существующем только в воображении десятков людей.
Разве? Этот вопрос, заданный самому себе, так его поразил, что он растерянно огляделся – не было ли рядом кого-нибудь, чьи губы шепнули это слово? В самом деле, неужели ради встречи с господином Гамаюновым он ввязался в эту аферу, удирал от убийц, убивал и спасал и плел водное ожерелье? Неужели ради того, чтобы услышать несколько снисходительно брошенных слов, которые ничего ему не открыли и ничему не могли научить?
И тут он вновь увидел Гамаюнова, но не как прежде – сквозь кружок тарелки, а на влажной завесе моросящего дождя. Гамаюнов сидел в ярко освещенной комнате в позе непринужденной и вальяжной, перекинув ногу на ногу. Напротив него помещался человек, показавшийся Роману смутно знакомым, хотя никогда в своей жизни он его не видел…
– …почему ты отказываешься? – долетели до слуха Романа слова.
Но Иван Кириллович обращался не к нему, а к своему собеседнику. Видение это относилось не к будущему и не к настоящему – Гамаюнов был лет на десять моложе. Значит, все-таки Роман пересилил и извлек осколок из памяти Гамаюнова. Хоть каплю испил, хоть чуть-чуть, но одолел…
– …Я старый грешник, Иван. И вам никак не подойду… – отвечал собеседник Гамаюнова, и Роман наконец догадался, что видит Александра Стеновского – в его мимике и жестах проскальзывало порой необыкновенное сходство с сыновьями. – В таком деле должны участвовать люди, которых нельзя купить, нельзя припугнуть. А я не таков, к сожалению. Я слишком несовершенен для твоего Беловодья.
– …Ты не веришь, что у нас что-то получится?
– …Скажем так – я сомневаюсь.
– …Ты же мой старый друг. Колодин участвует, Сазонов. И ты нам нужен. Ты и Алексей. Непременно!
Стеновский что-то хотел ответить Ивану Кирилловичу, но что – Роман не разобрал, потому что видение заколебалось и исчезло.
– Послушай, Роман, мы должны сделать вылазку, – сказал Меснер, подойдя. – Мы не имеем другого выхода. Они нас раздавят. Я кое-что спланировал. Мы со Стеном пойдем в сторону просеки. Место там болотистое. Я наблюдал: оттуда никто не стрелял. Может быть, там есть один-два человека. Не более. Оставлены на всякий случай. Мы уберем их. После этого остальные смогут выйти из Беловодья. Вы дойдете до шоссе по просеке.
Роман отрицательно покачал головой. – Тебе не нравится мой план?
– Слишком поздно.
Что– то неладное происходило там, в кустарнике. Какое-то шевеление. Люди явно перемещались -колдун чувствовал, как колышутся тошнотворные волны, исходящие от оружейного металла. Но… эти волны не усиливались, а ослабевали. Боевики Колодина отступали. Покидали лес. Неужели они струсили и решили удрать? Уж больно легко они сдавались. Они что-то задумали… Но что? Роман не знал ответа. Оставалось только ждать, когда противник сделает свой ход. И надеяться, что удар удастся отбить.
Глава 17 ПОЕДИНОК
“Мерс” Игоря Колодина подъехал к развилке и остановился. Несколько дощатых раскоряк, выставленных поперек дороги, должны были обозначать запрет. Сбоку стояли две патрульных машины и прохаживалась парочка в форме и с полосатыми жезлами. Ну дает, папаша, даже подъезды перегородил. Ведет военные действия по всем правилам.
Лейтенант подошел к “мерсу” Колодина, отдал честь и сообщил:
– Проезд закрыт.
Тимофей протянул ему свои права.
– Известно, кто я? – спросил Игорь, высовываясь из машины.
– Разумеется, господин Колодин. – Гаишник вежливо улыбнулся.
– Наверняка вам велено меня пропустить.
– Нет. Именно вас и не велено.
– Да? Ну ладно. Придется возвращаться, – бросил Игорь равнодушным тоном. – Тимофей, разворачиваемся.
И “мерс” вырулил на встречную полосу. А потом, тихонько рыкнув, как и положено благородному зверю, повернулся на сто восемьдесят градусов и кинулся на хилое ограждение, снес его, как танк, и помчался по влажной дороге, поднимая тучу брызг. Игорь знал, что его не остановят – гнаться не будут и тем более – стрелять. Захотел проехать – значит, проедет. У таких, как Колодин, свои законы. Для других, разумеется. Для себя у него вообще нет законов.
Тимофей тем временем безошибочно находил дорогу. Отличный пес. Не особенно верный, но боевой, что да требуется на данный момент. Таких надо иногда спускать с поводка, после того как покажешь им кусок парной вырезки, которая слегка кровит.
Они свернули на грунтовую дорогу, уводящую в сторону от шоссе. На что асфальт был колдобистый, а уж на грунтовке пошли сплошные ямы. Плоховата дорожка для города мечты. По обочинам стояли машины – пара светлых “Волг”, покрытых толстым слоем грязи, два джипа с синими, как густые сумерки, стеклами. Меж ними затесалась раздолбанная “девятка”. Почти вся боевая команда Колодина-старшего присутствовала. Старик бросил в бой основные силы – надо же, как его занозило. Отличный случай всю колодинскую банду повязать, если бы местные менты захотели. Меж машинами сновали люди в камуфляжной форме при автоматах и прочих стреляющих штучках. Каждый воображал себя крутым мэном. Завидев плывущий по грязи “мерс”, настораживались, но узнавали тачку и почтительно отступали к деревьям. Игорь велел остановиться возле папашиной машины и выбрался наружу.
Отец стоял тут же, подле своего “мерса”, и переговаривался с подручными по рации. Под распахнутой курткой виднелся бронежилет. Лицо, влажное от дождя, поблескивало в свете переносного фонаря.
– Как дела? Крепость пала? – спросил Игорь, заранее зная ответ.
– Нет еще, но скоро падет, защита у них дерьмовая, – хмуро отвечал Степан Максимович.
– Может, дашь мне попробовать? – предложил Игорь. – И я выведу всех их друг за дружкой, скованных цепью, они припадут к твоим ногам и будут хором умолять о снисхождении, а?
“Ну дай мне утереть тебе нос, – мысленно обратился он к отцу. – Твои методы устарели. Как бы тебе во второй раз не сесть в лужу. Можешь доказывать кому угодно, что ты борешься за идею. На самом деле тебе нужен Гамаюнов и тайна его бриллиантов. А с этими ребятами сладит только тот, кто может свою партию разыгрывать легко и непринужденно. Я, создатель лабиринтов, лучше всего подхожу для подобной задачи…”
– Что ты собираешься делать?
– Это моя тайна. Немного поговорю с ребятами, немного подерусь. На свой манер. И они сдадутся. Так дашь мне пару часов, а?
Колодин несколько секунд изучающе смотрел на сына. Что же тот задумал, прохвост? Наверняка что-нибудь заумное. Эх, как бы ему не срезаться на собственной хитрости. Закрутит-завертит и сам же свой хвост зубами прищемит. Ладно, пусть попробует, обломает парочку зубов да вернется не солоно хлебавши. Степан милостиво кивнул и отдал по рации приказ своим людям отойти от границ Беловодья.
– Два часа, – предупредил Степан. – А дальше я буду действовать сам, своими методами. Договорились?
Игорь вернулся к машине и вынул изготовленной старухой меч. Зажав его под мышкой, двинулся к Беловодью. Ну что, дорогой мой Стен, вот и настал час, когда мы с тобою сразимся. Тебя называли лучшим, самым умным. Самым честным. Самым-самым… А кто ты на самом-то деле? Да никто. Пустышка. Капризуля, боишься замараться и вечно отряхиваешь свои белые ручки. Таких в первую очередь надо макать в грязь лицом. А потом ссать им на голову и бить в пах. Чтобы осознали свою ничтожность. Чтобы своею мнимой чистотой не дурили головы другим и не унижали нормальные сильные сердца. Игорю так понравились эти его мысли, что решил непременно, как воротится, так в папашиной карманной газетке тиснуть статейку на данную тему. Он порой баловался подобными штучками. Стиль у него был хорош.
Лейтенант подошел к “мерсу” Колодина, отдал честь и сообщил:
– Проезд закрыт.
Тимофей протянул ему свои права.
– Известно, кто я? – спросил Игорь, высовываясь из машины.
– Разумеется, господин Колодин. – Гаишник вежливо улыбнулся.
– Наверняка вам велено меня пропустить.
– Нет. Именно вас и не велено.
– Да? Ну ладно. Придется возвращаться, – бросил Игорь равнодушным тоном. – Тимофей, разворачиваемся.
И “мерс” вырулил на встречную полосу. А потом, тихонько рыкнув, как и положено благородному зверю, повернулся на сто восемьдесят градусов и кинулся на хилое ограждение, снес его, как танк, и помчался по влажной дороге, поднимая тучу брызг. Игорь знал, что его не остановят – гнаться не будут и тем более – стрелять. Захотел проехать – значит, проедет. У таких, как Колодин, свои законы. Для других, разумеется. Для себя у него вообще нет законов.
Тимофей тем временем безошибочно находил дорогу. Отличный пес. Не особенно верный, но боевой, что да требуется на данный момент. Таких надо иногда спускать с поводка, после того как покажешь им кусок парной вырезки, которая слегка кровит.
Они свернули на грунтовую дорогу, уводящую в сторону от шоссе. На что асфальт был колдобистый, а уж на грунтовке пошли сплошные ямы. Плоховата дорожка для города мечты. По обочинам стояли машины – пара светлых “Волг”, покрытых толстым слоем грязи, два джипа с синими, как густые сумерки, стеклами. Меж ними затесалась раздолбанная “девятка”. Почти вся боевая команда Колодина-старшего присутствовала. Старик бросил в бой основные силы – надо же, как его занозило. Отличный случай всю колодинскую банду повязать, если бы местные менты захотели. Меж машинами сновали люди в камуфляжной форме при автоматах и прочих стреляющих штучках. Каждый воображал себя крутым мэном. Завидев плывущий по грязи “мерс”, настораживались, но узнавали тачку и почтительно отступали к деревьям. Игорь велел остановиться возле папашиной машины и выбрался наружу.
Отец стоял тут же, подле своего “мерса”, и переговаривался с подручными по рации. Под распахнутой курткой виднелся бронежилет. Лицо, влажное от дождя, поблескивало в свете переносного фонаря.
– Как дела? Крепость пала? – спросил Игорь, заранее зная ответ.
– Нет еще, но скоро падет, защита у них дерьмовая, – хмуро отвечал Степан Максимович.
– Может, дашь мне попробовать? – предложил Игорь. – И я выведу всех их друг за дружкой, скованных цепью, они припадут к твоим ногам и будут хором умолять о снисхождении, а?
“Ну дай мне утереть тебе нос, – мысленно обратился он к отцу. – Твои методы устарели. Как бы тебе во второй раз не сесть в лужу. Можешь доказывать кому угодно, что ты борешься за идею. На самом деле тебе нужен Гамаюнов и тайна его бриллиантов. А с этими ребятами сладит только тот, кто может свою партию разыгрывать легко и непринужденно. Я, создатель лабиринтов, лучше всего подхожу для подобной задачи…”
– Что ты собираешься делать?
– Это моя тайна. Немного поговорю с ребятами, немного подерусь. На свой манер. И они сдадутся. Так дашь мне пару часов, а?
Колодин несколько секунд изучающе смотрел на сына. Что же тот задумал, прохвост? Наверняка что-нибудь заумное. Эх, как бы ему не срезаться на собственной хитрости. Закрутит-завертит и сам же свой хвост зубами прищемит. Ладно, пусть попробует, обломает парочку зубов да вернется не солоно хлебавши. Степан милостиво кивнул и отдал по рации приказ своим людям отойти от границ Беловодья.
– Два часа, – предупредил Степан. – А дальше я буду действовать сам, своими методами. Договорились?
Игорь вернулся к машине и вынул изготовленной старухой меч. Зажав его под мышкой, двинулся к Беловодью. Ну что, дорогой мой Стен, вот и настал час, когда мы с тобою сразимся. Тебя называли лучшим, самым умным. Самым честным. Самым-самым… А кто ты на самом-то деле? Да никто. Пустышка. Капризуля, боишься замараться и вечно отряхиваешь свои белые ручки. Таких в первую очередь надо макать в грязь лицом. А потом ссать им на голову и бить в пах. Чтобы осознали свою ничтожность. Чтобы своею мнимой чистотой не дурили головы другим и не унижали нормальные сильные сердца. Игорю так понравились эти его мысли, что решил непременно, как воротится, так в папашиной карманной газетке тиснуть статейку на данную тему. Он порой баловался подобными штучками. Стиль у него был хорош.