Страница:
Л'аудази трудилась без отдыха. Огромную помощь ей оказали прежние исследования мертвых клеток Люсиль и бактерий в выделениях. Она понимала все, исследовала различные виды белых кровяных клеток и немедленно распознала в них потомков некоторых свободных форм жизни, которые попали в кровеносную систему еще очень давно, заставляя ее бороться против непрошеных гостей. Она восхитилась экономичным устройством красных клеток — никаких ядер, только резервуары для перемещения гемоглобина. Но, не имея ядер, красные клетки не могли самовоспроизводиться. Так ли это на самом деле? Изучив красные клетки, Л'аудази пришла к выводу, что их воспроизведение невозможно — в отличие от белых. Она стала свидетельницей процесса деления клетки и многое узнала. Генная структура клеток была фантастической, гораздо более устойчивой к мутациям, чем эквивалент хромосом у аборигенов Заставы. Тогда почему же вид людей настолько разнообразен? Л'аудази сама видела пятерых людей и рассматривала на рисунках много других — среди них не нашлось двух похожих. Если гены стойки к мутациям, все люди должны выглядеть одинаково. Еще более странным показался ей вывод, что в организме людей нет механизмов передачи приобретенных характеристик. Должно быть, жизнь на планете людей развивается черепашьим шагом! Но та же самая устойчивость к мутациям означала, что клетками людей можно легко и безопасно манипулировать. А если воспроизвести красные клетки другим путем… Л'аудази сочла эту идею совершенно безумной. С плазмой дело обстояло гораздо легче, но как быть с клетками?
Она погрузилась в решение проблемы с маниакальным энтузиазмом.
Ночь оказалась долгой, но, вероятно, самой восхитительной в жизни Л'аудази. Дождь прекратился, солнце выползало на небо на востоке, когда Л'аудази рысью вернулась к фургону людей. Она прошла сквозь шлюз, стараясь не шуметь и не фыркать, когда прохладный, безжизненный воздух, привычный для людей, защекотал ей дыхательное отверстие. Оставаться в этом воздухе надолго было невозможно, но Л'аудази надеялась закончить работу как можно быстрее. Четверо здоровых людей спали на полу, завернувшись в одеяла. Должно быть, они устали, ибо Л'аудази удалось втиснуть между ними свое грузное тело, никого не разбудив. Она шагала осторожно, чтобы не стучать по полу.
Раненый — кажется, Люсиль назвала его Гессети — был бледен, кожа его похолодела и стала почти прозрачной. Рана была чем-то прикрыта — несомненно, чтобы не вызывать отвращения у других людей.
Предстояло последнее испытание, но Л'аудази была уверена в успехе. Она поняла, как устроена система кровообращения людей. Руководствуясь догадками, удачей, логикой, интуицией и аналогией, она нашла вену и осторожно ввела в нее иглу, а затем застыла, держа в руках флакон с идущей от него трубкой.
Через тринадцать часов после того, как Л'аудази впервые увидела человеческую кровь, она изобрела переливание крови.
Чарли внезапно проснулся и увидел, что необъятная кормовая часть Л'аудази заслонила ему обзор. Он осторожно приподнялся, чтобы посмотреть, что она делает, — и испустил крик, перебудив остальных людей и заставив Л'аудази отпрыгнуть к стене.
Это чудовище творило что-то невообразимое: из бутылки в ее руке лилась красная жидкость! Проснувшись, Пит пошевелил рукой. Его бледность исчезла, мысли прояснились. Он взглянул на кожистое лицо чудовища, которое держало нечто, напоминающее трехлитровую бутыль с кровью, и решил, что у него начались галлюцинации.
Джослин, Мак и Люсиль повскакали на ноги и увидели, как встревоженная Л'аудази пятится от кричащего Чарли. Биолог хотел вытащить иглу из руки Пита, но не решился, опасаясь причинить раненому вред. Потянувшись, он зажал трубку, отсекая поток крови и держась при этом как можно дальше от аборигена Заставы.
— Лейтенант Колдер, прикажите ему прекратить! Пусть вытащит из его руки иглу!
Выкрикивая это, Чарли не сомневался, что бедняга Пит уже пропал — теперь, когда по его венам льется краска, — но, возможно, его еще удастся спасти, если остановить это чудовище вовремя.
— Л'аудази, что ты делаешь? — крикнула Люсиль на 3—1. — Ты хочешь, чтобы Гессети погиб? Сейчас же убери иглу!
Л'аудази обвела взглядом людей, не в состоянии оправиться от шока. Ее энтузиазм экспериментатора мгновенно угас. Ведь они не животные, они — разумные существа! А она осмелилась лечить их! Очевидно, они сочли оскорбление невыносимым.
Не говоря ни слова, она вынула иглу, передала флакон с кровью Чарли и вышла, оставив в фургоне свои вещи.
Ее мучили угрызения совести. Ей хотелось поговорить с правительницей, во всем признаться и покаяться, пока не произошло самое худшее.
Если, конечно, худшее возможно.
Чарли не терял ни минуты. Если он сможет определить, какой дрянью Л'аудази накачивала Пита, возможно, в его аптечке найдется какое-нибудь противоядие. Кроме того, у Чарли имелась полевая лаборатория с миниатюрным автоматическим анализатором. Он вытащил анализатор, поместил туда пробу жидкости из флакона и запустил прибор. Тем временем Чарли достал микроскоп, поместил на стекло мазок жидкости и взглянул на него.
Увиденное ошеломило его. Он взял каплю красной жидкости на палец и понюхал ее, а затем помедлил минуту и попробовал ее на вкус. Тот же солоноватый привкус он чувствовал во рту, когда порезал губу. Анализатор загудел и выдал распечатку отчета. Данные соответствовали данным одного из веществ, сохраненных в памяти анализатора. Чарли не требовалось смотреть распечатку, но все же он внимательно изучил ее. При виде печатных строк потрясение мало-помалу исчезало.
— Это кровь… — тупо проговорил он. — Самая обычная цельная человеческая кровь. Красные клетки, все типы белых клеток, плазма, тромбоциты — все на месте. Первая группа, резус положительный. Абориген изготовил ее на основе пробы, взятой вчера вечером.
Пит вновь потерял сознание.
Люсиль пришла в себя первой. Наскоро перекусив, она бросилась на поиски К'астилль. Она пропадала несколько часов, и все это время люди провели в ожидании, не осмеливаясь покинуть фургон. Проснувшись, Пит выглядел гораздо лучше. Люди занялись приготовлением завтрака.
Люсиль вернулась со смущенным видом.
— Мне пришлось подождать, пока К'астилль закончит разговор с правительницей и другими важными персонами, — объяснила она. — К'астилль предложила обеим сторонам считать, что ничего не произошло. Такой выход показался мне идеальным. По-видимому, Л'аудази отправилась прямо к правительнице и призналась в своем вопиющем преступлении. Вся правительствующая группа вышла из себя, узнав, что она попыталась лечить разумное существо. Ее попытка спасти Питу жизнь была признана смертельным оскорблением, нарушением строжайшего табу, вроде инцеста или каннибализма. Зензамы считают, что мы возмутились именно поэтому, а не из-за того, что Л'аудази ворвалась сюда и попыталась лечить его, не объясняя, что делает. Зензамы вздохнули с облегчением, узнав, что мы восприняли случившееся отнюдь не как оскорбление. По-моему, они ожидали от нас самого худшего.
Взяв чашку чаю, Люсиль продолжала:
— К'астилль всегда относилась к Л'аудази довольно настороженно, и теперь мне понятно почему. Л'аудази — ветеринар лагеря, ей было поручено заботиться обо мне. Похоже, в этом обществе из всех видов медицины приемлема только ветеринария. Не спрашивайте, почему поручение заботы о людях ветеринарам зензамы не считают оскорблением.
Чарли воззрился на нее.
— Постой, ты сказала, медицина для них — табу? Но ведь эти существа самые гениальные биологи, каких я когда-либо видел!
— Но распространяется их искусство только на животных и растения, а не на них самих. Теперь мне понятно, почему я не видела ни одного аборигена, который лечился бы от болезни, но, с другой стороны, я не видела среди них и больных. Шкуры аборигенов достаточно прочны, чтобы защитить их от большинства естественных врагов.
— Но это же бессмыслица! — настаивал Чарли. — Категорические запреты, вроде инцеста или каннибализма, всегда имеют весомое практическое оправдание, даже если люди о нем не знают. При инцесте на свет появляются больные дети и уроды. Стоит разрешить каннибализм, и человек получит право ловить и есть других, а потом спасаться от мести родственников съеденного. Но от чего спасает запрет на медицину?
— Не знаю, — покачала головой Люсиль.
Мак выглядел встревоженным, и не без причины.
— Люсиль, похоже, нам пора подумать об отступлении.
— Так сразу? — удивилась Люсиль, задумалась и вздохнула. — Да, пожалуй, ты прав. Если еще до завтрака здесь разразился такой скандал, чего же нам ждать к ужину?
— Постойте, что еще за отступление? — вмешался Пит.
Мак начал собирать остатки завтрака.
— Мы с Люсиль разработали его до вылета с «Орла». Мы подумали, что, возможно, нам придется удирать отсюда прежде, чем Лига сможет отправить за нами корабль. — Он помедлил. — И если, Боже упаси, Лига проиграет, нам тем более надо выбираться отсюда. У нас есть маяк. Насколько нам известно, гардианы не пользуются этой частотой — вот почему Люсиль и Густав выбрали ее. Но Синтия Ву на борту «Ариадны» следит за маяком. Сейчас он посылает только звуковой сигнал, но мы можем подключить микрофон и попросить Ву переключиться на другую частоту — так, чтобы можно было слышать ее и переговариваться.
Мы попросим прислать нам корабль с «Ариадны» — такой, чтобы мы смогли удрать на нем, если понадобится. Корабль, способный добраться до центра тяжести и флота Лиги, чтобы сообщить обо всем, что мы узнали от аборигенов.
Пит был явно изумлен.
— Мак, мы прибыли сюда, рискуя жизнью. Если мы собрались улетать при малейшей опасности, незачем было и тащиться сюда! И потом, этот Густав — ценный союзник. Мы не можем подставлять его под удар, требуя помощи.
Зная своего мужа, Джослин поняла его замысел.
— С нашей гибелью знание исчезнет или попадет в руки гардианов, — произнесла она. — Благодаря тому, что уже узнали, мы стали наиболее информированными людьми в Лиге. Случилось так, что приобретенное нами знание заставило наших хозяев считать, что они оскорбили нас. А если выйдет наоборот? Если какая-нибудь невинная крупица знаний о нас является для них смертельным оскорблением? Что, если они нас убьют и примкнут к нигилистам? Мы должны быть готовы предупредить своих сторонников.
Люсиль хотела возразить на предположение Джослин, но поняла, что в нем слишком много истины. Люсиль провела с аборигенами Заставы несколько месяцев и все-таки была поражена новой информацией.
— Недостаток знания — опасная вещь, — произнесла она.
31
32
Она погрузилась в решение проблемы с маниакальным энтузиазмом.
Ночь оказалась долгой, но, вероятно, самой восхитительной в жизни Л'аудази. Дождь прекратился, солнце выползало на небо на востоке, когда Л'аудази рысью вернулась к фургону людей. Она прошла сквозь шлюз, стараясь не шуметь и не фыркать, когда прохладный, безжизненный воздух, привычный для людей, защекотал ей дыхательное отверстие. Оставаться в этом воздухе надолго было невозможно, но Л'аудази надеялась закончить работу как можно быстрее. Четверо здоровых людей спали на полу, завернувшись в одеяла. Должно быть, они устали, ибо Л'аудази удалось втиснуть между ними свое грузное тело, никого не разбудив. Она шагала осторожно, чтобы не стучать по полу.
Раненый — кажется, Люсиль назвала его Гессети — был бледен, кожа его похолодела и стала почти прозрачной. Рана была чем-то прикрыта — несомненно, чтобы не вызывать отвращения у других людей.
Предстояло последнее испытание, но Л'аудази была уверена в успехе. Она поняла, как устроена система кровообращения людей. Руководствуясь догадками, удачей, логикой, интуицией и аналогией, она нашла вену и осторожно ввела в нее иглу, а затем застыла, держа в руках флакон с идущей от него трубкой.
Через тринадцать часов после того, как Л'аудази впервые увидела человеческую кровь, она изобрела переливание крови.
Чарли внезапно проснулся и увидел, что необъятная кормовая часть Л'аудази заслонила ему обзор. Он осторожно приподнялся, чтобы посмотреть, что она делает, — и испустил крик, перебудив остальных людей и заставив Л'аудази отпрыгнуть к стене.
Это чудовище творило что-то невообразимое: из бутылки в ее руке лилась красная жидкость! Проснувшись, Пит пошевелил рукой. Его бледность исчезла, мысли прояснились. Он взглянул на кожистое лицо чудовища, которое держало нечто, напоминающее трехлитровую бутыль с кровью, и решил, что у него начались галлюцинации.
Джослин, Мак и Люсиль повскакали на ноги и увидели, как встревоженная Л'аудази пятится от кричащего Чарли. Биолог хотел вытащить иглу из руки Пита, но не решился, опасаясь причинить раненому вред. Потянувшись, он зажал трубку, отсекая поток крови и держась при этом как можно дальше от аборигена Заставы.
— Лейтенант Колдер, прикажите ему прекратить! Пусть вытащит из его руки иглу!
Выкрикивая это, Чарли не сомневался, что бедняга Пит уже пропал — теперь, когда по его венам льется краска, — но, возможно, его еще удастся спасти, если остановить это чудовище вовремя.
— Л'аудази, что ты делаешь? — крикнула Люсиль на 3—1. — Ты хочешь, чтобы Гессети погиб? Сейчас же убери иглу!
Л'аудази обвела взглядом людей, не в состоянии оправиться от шока. Ее энтузиазм экспериментатора мгновенно угас. Ведь они не животные, они — разумные существа! А она осмелилась лечить их! Очевидно, они сочли оскорбление невыносимым.
Не говоря ни слова, она вынула иглу, передала флакон с кровью Чарли и вышла, оставив в фургоне свои вещи.
Ее мучили угрызения совести. Ей хотелось поговорить с правительницей, во всем признаться и покаяться, пока не произошло самое худшее.
Если, конечно, худшее возможно.
Чарли не терял ни минуты. Если он сможет определить, какой дрянью Л'аудази накачивала Пита, возможно, в его аптечке найдется какое-нибудь противоядие. Кроме того, у Чарли имелась полевая лаборатория с миниатюрным автоматическим анализатором. Он вытащил анализатор, поместил туда пробу жидкости из флакона и запустил прибор. Тем временем Чарли достал микроскоп, поместил на стекло мазок жидкости и взглянул на него.
Увиденное ошеломило его. Он взял каплю красной жидкости на палец и понюхал ее, а затем помедлил минуту и попробовал ее на вкус. Тот же солоноватый привкус он чувствовал во рту, когда порезал губу. Анализатор загудел и выдал распечатку отчета. Данные соответствовали данным одного из веществ, сохраненных в памяти анализатора. Чарли не требовалось смотреть распечатку, но все же он внимательно изучил ее. При виде печатных строк потрясение мало-помалу исчезало.
— Это кровь… — тупо проговорил он. — Самая обычная цельная человеческая кровь. Красные клетки, все типы белых клеток, плазма, тромбоциты — все на месте. Первая группа, резус положительный. Абориген изготовил ее на основе пробы, взятой вчера вечером.
Пит вновь потерял сознание.
Люсиль пришла в себя первой. Наскоро перекусив, она бросилась на поиски К'астилль. Она пропадала несколько часов, и все это время люди провели в ожидании, не осмеливаясь покинуть фургон. Проснувшись, Пит выглядел гораздо лучше. Люди занялись приготовлением завтрака.
Люсиль вернулась со смущенным видом.
— Мне пришлось подождать, пока К'астилль закончит разговор с правительницей и другими важными персонами, — объяснила она. — К'астилль предложила обеим сторонам считать, что ничего не произошло. Такой выход показался мне идеальным. По-видимому, Л'аудази отправилась прямо к правительнице и призналась в своем вопиющем преступлении. Вся правительствующая группа вышла из себя, узнав, что она попыталась лечить разумное существо. Ее попытка спасти Питу жизнь была признана смертельным оскорблением, нарушением строжайшего табу, вроде инцеста или каннибализма. Зензамы считают, что мы возмутились именно поэтому, а не из-за того, что Л'аудази ворвалась сюда и попыталась лечить его, не объясняя, что делает. Зензамы вздохнули с облегчением, узнав, что мы восприняли случившееся отнюдь не как оскорбление. По-моему, они ожидали от нас самого худшего.
Взяв чашку чаю, Люсиль продолжала:
— К'астилль всегда относилась к Л'аудази довольно настороженно, и теперь мне понятно почему. Л'аудази — ветеринар лагеря, ей было поручено заботиться обо мне. Похоже, в этом обществе из всех видов медицины приемлема только ветеринария. Не спрашивайте, почему поручение заботы о людях ветеринарам зензамы не считают оскорблением.
Чарли воззрился на нее.
— Постой, ты сказала, медицина для них — табу? Но ведь эти существа самые гениальные биологи, каких я когда-либо видел!
— Но распространяется их искусство только на животных и растения, а не на них самих. Теперь мне понятно, почему я не видела ни одного аборигена, который лечился бы от болезни, но, с другой стороны, я не видела среди них и больных. Шкуры аборигенов достаточно прочны, чтобы защитить их от большинства естественных врагов.
— Но это же бессмыслица! — настаивал Чарли. — Категорические запреты, вроде инцеста или каннибализма, всегда имеют весомое практическое оправдание, даже если люди о нем не знают. При инцесте на свет появляются больные дети и уроды. Стоит разрешить каннибализм, и человек получит право ловить и есть других, а потом спасаться от мести родственников съеденного. Но от чего спасает запрет на медицину?
— Не знаю, — покачала головой Люсиль.
Мак выглядел встревоженным, и не без причины.
— Люсиль, похоже, нам пора подумать об отступлении.
— Так сразу? — удивилась Люсиль, задумалась и вздохнула. — Да, пожалуй, ты прав. Если еще до завтрака здесь разразился такой скандал, чего же нам ждать к ужину?
— Постойте, что еще за отступление? — вмешался Пит.
Мак начал собирать остатки завтрака.
— Мы с Люсиль разработали его до вылета с «Орла». Мы подумали, что, возможно, нам придется удирать отсюда прежде, чем Лига сможет отправить за нами корабль. — Он помедлил. — И если, Боже упаси, Лига проиграет, нам тем более надо выбираться отсюда. У нас есть маяк. Насколько нам известно, гардианы не пользуются этой частотой — вот почему Люсиль и Густав выбрали ее. Но Синтия Ву на борту «Ариадны» следит за маяком. Сейчас он посылает только звуковой сигнал, но мы можем подключить микрофон и попросить Ву переключиться на другую частоту — так, чтобы можно было слышать ее и переговариваться.
Мы попросим прислать нам корабль с «Ариадны» — такой, чтобы мы смогли удрать на нем, если понадобится. Корабль, способный добраться до центра тяжести и флота Лиги, чтобы сообщить обо всем, что мы узнали от аборигенов.
Пит был явно изумлен.
— Мак, мы прибыли сюда, рискуя жизнью. Если мы собрались улетать при малейшей опасности, незачем было и тащиться сюда! И потом, этот Густав — ценный союзник. Мы не можем подставлять его под удар, требуя помощи.
Зная своего мужа, Джослин поняла его замысел.
— С нашей гибелью знание исчезнет или попадет в руки гардианов, — произнесла она. — Благодаря тому, что уже узнали, мы стали наиболее информированными людьми в Лиге. Случилось так, что приобретенное нами знание заставило наших хозяев считать, что они оскорбили нас. А если выйдет наоборот? Если какая-нибудь невинная крупица знаний о нас является для них смертельным оскорблением? Что, если они нас убьют и примкнут к нигилистам? Мы должны быть готовы предупредить своих сторонников.
Люсиль хотела возразить на предположение Джослин, но поняла, что в нем слишком много истины. Люсиль провела с аборигенами Заставы несколько месяцев и все-таки была поражена новой информацией.
— Недостаток знания — опасная вещь, — произнесла она.
31
ОСГ «Ариадна». Орбита планеты Застава
— Вы уверены в подлинности сигналов? — спросил Густав.
— Абсолютно, — отозвалась Синтия. — Со мной говорила Люсиль Колдер, она передала микрофон Маку и Джослин Ларсон. Я узнала голоса всех троих.
Густав позволил себе закрыть глаза и испустить вздох облегчения. Она еще жива! Но тут же в голове закрутился вихрь иных мыслей. Задумавшись, Густав уставился в потолок. Сейчас он выглядел особенно усталым и осунувшимся.
— Итак, два донесения… Первый — Синтия Ву убита при попытке бегства. Сегодня. Вы исчезнете немедленно. Во-вторых, потеря баллистической шлюпки через пару дней. Конечно, совпадение случаев настораживает, но с этим уже ничего не поделаешь. Скажу им, что неполадка реактивной системы шлюпки заставила нас запустить ее и утопить в океане планеты, не дожидаясь взрыва. Сегодня вы спрячетесь на шлюпке и не дотронетесь до пульта, пока не отключится система дистанционного управления. В донесении я попробую отвести от себя подозрения, пожаловавшись, что это уже третий подобный случай за два месяца и что нам просто повезло с первыми двумя. Пренебрежем тем фактом, что предыдущие жалобы были ложными — я отправил их на тот случай, если мне понадобится бежать самому. Полагаю, вы разыскали списанный генератор С2, забытый в мастерской на прошлой неделе? Устроить это было нелегко.
— Мы заметили его в тот же день. Ящик уже заполнен другим грузом, а генератор спрятан. Сегодня Шиллер пронесет его на борт шлюпки, а установить его я успею, когда буду на планете.
— Отлично. Есть вопросы? — Густав по-прежнему разглядывал безукоризненно гладкий потолок, нервозно покручивая пальцами пуговицы кителя.
— Целых два. Прежде всего, почему вы так уверены, что случаю не придадут значения?
— Гардианы сейчас слишком заняты. Через несколько дней должен состояться запуск оборонительного флота — не знаю точно, когда именно это случится. Ни у кого на флоте нет времени расследовать пустячный случай с поломкой шлюпки, и кому есть дело до бегства ВИ? Во всяком случае, я надеюсь на это. А когда бой будет закончен, независимо от того, кому достанется победа, мое положение так или иначе окажется сложным. Если победят гардианы и возьмутся за расследование этого случая, меня сразу расстреляют. Если победит Лига, я не знаю, что со мной произойдет. Каков же ваш второй вопрос?
— Вы ждете завершения войны, не хотите лишних жертв, не желаете, чтобы продолжались убийства — все это я могу понять. Но эти причины… слишком неопределенны. Зачем вам понадобилось все это? Почему вы решились так рисковать?
Впервые за время разговора Густав опустил голову и взглянул прямо в глаза Синтии.
— Потому что там, на планете, — она, — ответил он.
— Вы уверены в подлинности сигналов? — спросил Густав.
— Абсолютно, — отозвалась Синтия. — Со мной говорила Люсиль Колдер, она передала микрофон Маку и Джослин Ларсон. Я узнала голоса всех троих.
Густав позволил себе закрыть глаза и испустить вздох облегчения. Она еще жива! Но тут же в голове закрутился вихрь иных мыслей. Задумавшись, Густав уставился в потолок. Сейчас он выглядел особенно усталым и осунувшимся.
— Итак, два донесения… Первый — Синтия Ву убита при попытке бегства. Сегодня. Вы исчезнете немедленно. Во-вторых, потеря баллистической шлюпки через пару дней. Конечно, совпадение случаев настораживает, но с этим уже ничего не поделаешь. Скажу им, что неполадка реактивной системы шлюпки заставила нас запустить ее и утопить в океане планеты, не дожидаясь взрыва. Сегодня вы спрячетесь на шлюпке и не дотронетесь до пульта, пока не отключится система дистанционного управления. В донесении я попробую отвести от себя подозрения, пожаловавшись, что это уже третий подобный случай за два месяца и что нам просто повезло с первыми двумя. Пренебрежем тем фактом, что предыдущие жалобы были ложными — я отправил их на тот случай, если мне понадобится бежать самому. Полагаю, вы разыскали списанный генератор С2, забытый в мастерской на прошлой неделе? Устроить это было нелегко.
— Мы заметили его в тот же день. Ящик уже заполнен другим грузом, а генератор спрятан. Сегодня Шиллер пронесет его на борт шлюпки, а установить его я успею, когда буду на планете.
— Отлично. Есть вопросы? — Густав по-прежнему разглядывал безукоризненно гладкий потолок, нервозно покручивая пальцами пуговицы кителя.
— Целых два. Прежде всего, почему вы так уверены, что случаю не придадут значения?
— Гардианы сейчас слишком заняты. Через несколько дней должен состояться запуск оборонительного флота — не знаю точно, когда именно это случится. Ни у кого на флоте нет времени расследовать пустячный случай с поломкой шлюпки, и кому есть дело до бегства ВИ? Во всяком случае, я надеюсь на это. А когда бой будет закончен, независимо от того, кому достанется победа, мое положение так или иначе окажется сложным. Если победят гардианы и возьмутся за расследование этого случая, меня сразу расстреляют. Если победит Лига, я не знаю, что со мной произойдет. Каков же ваш второй вопрос?
— Вы ждете завершения войны, не хотите лишних жертв, не желаете, чтобы продолжались убийства — все это я могу понять. Но эти причины… слишком неопределенны. Зачем вам понадобилось все это? Почему вы решились так рисковать?
Впервые за время разговора Густав опустил голову и взглянул прямо в глаза Синтии.
— Потому что там, на планете, — она, — ответил он.
32
Лагерь рафинаторов. Планета Застава
Переговоры пришлось отложить до тех пор, пока не оправится Пит. Он единственный из делегации Лиги имел право действовать от имени властей. Он приготовился обсудить технические вопросы торговли, обмена посланниками (если зензамам известно, что это такое) и, самое важное, заключить пакт взаимопомощи против гардианов и нигилистов. Но с переговорами требовалось подождать — скандал вокруг переливания крови сделал положение гораздо более щекотливым.
Всех людей поверг в изумление поступок Л'аудази, но еще большее удивление вызывало то, как она, всего лишь дилетантка в подобных вопросах, сумела за ночь создать человеческую кровь. Чарли Зизулу был поражен гораздо сильнее всех остальных. Он лучше прочих знал, каким сложным веществом является кровь. И если любительница-зензама сумела изготовить ее за ночь, то на что же способна команда профессионалов всего за неделю, если в их распоряжении будут свежие препараты человеческих клеток? Что они смогут сделать — создать копию человека? Армию людей? Если они сотворили кровь, значит, способны вывести и новых возбудителей болезней, кошмарных эпидемий. И это при том, что они впервые увидели людей лишь год назад! При таких познаниях в биологии что они способны сотворить друг с другом? Учитывая подобное развитие биологии, Чарли мог понять запрет на медицину. Лучше тысяча естественных ужасов, чем один неестественный, который какая-нибудь Л'аудази способна состряпать ради развлечения во время уик-энда.
И все-таки причина казалась не самой весомой. Любой элемент человеческой медицины можно извратить, использовать в дурных целях — от скальпеля, которым можно перерезать горло, до передозировки аспирина. Человечество приобрело знания, помогающие создавать новые эпидемии, сто пятьдесят лет назад, но никому и в голову не пришло запрещать из-за этого медицину.
Впрочем, строить догадки не было никакого смысла, пока он не постигнет правила игры. Чарли понимал, что знает еще слишком мало.
Люсиль как-то упомянула в разговоре с К'астилль, что Чарли по специальности биолог, и К'астилль немедленно пожелала поговорить с ним. В ее голове теснилась сотня вопросов. Ни к чему говорить, как обрадовался такой возможности сам Чарли. Через пару часов после передачи сообщения на «Ариадну» К'астилль встретила обоих людей у выхода из фургона. Все трое отошли в тихий уголок поляны. Оба человека в толстых скафандрах неуклюже опустились на землю. К'астилль подогнула под себя ноги и обвила тело длинным хвостом. Люсиль решила, что пришел подходящий момент, чтобы вручить подарок — огромную книгу о Земле и Солнечной системе. Она вытащила книгу из рюкзака.
— Это тебе, К'астилль, — произнесла она. — Возьми ее, и ты отлично подготовишься к путешествию на Землю.
К'астилль благодарно приняла подарок и последующие полчаса рассматривала иллюстрации, засыпая Люсиль вопросами.
Но Чарли не мог расслабиться настолько, чтобы присоединиться к ним. Ему было странно и неловко сидеть на траве на чужой планете, видя над головой чужое солнце в синем небе, пребывая в безопасности на поляне, от которой аборигены отпугивали хищников. Для Чарли Застава навсегда должна была остаться в памяти опасной лесной тропой, все вокруг казалось ему угрожающим и непонятным.
Странно было сидеть рядом с шестиногим мыслящим существом размером с небольшую лошадь, с длинным хвостом рептилии, огромными кукольными глазами в передней части похожего на яйцо черепа — с существом, которое принимало как само собой разумеющееся умение создать человеческую кровь по образцу за одну ночь.
Чаще всего Чарли поглядывал на руки К'астилль — длинные, сильные, с четырьмя противостоящими друг другу пальцами. Это были умелые руки творца орудий. Чарли с удивлением наблюдал за плавными движениями этих рук, напоминающими человеческие, и вместе с тем совершенно чуждыми.
Наконец Чарли надоело слушать, как Люсиль и абориген Заставы ахают и вздыхают над фотографиями Парижа, Луны и космических колоний.
— К'астилль, — начал он, стараясь говорить приветливо, — давай поговорим. Мне любопытно узнать о тебе и твоем мире. Ты говорила, что хочешь задать мне немало вопросов, и обещаю, я постараюсь тебе ответить. Но времени у нас маловато — может, начнем немедленно?
К'астилль кивнула и с сожалением закрыла тяжелую книгу.
— Ты прав. Эти чудесные картины могут подождать. Ты долго путешествовал, подвергался большому риску, и может быть, скоро наступит время, когда нам понадобятся знания друг о друге.
— Конечно! — обрадовался Чарли. — Но позволь сказать еще одно. Мы кажемся друг другу странными существами, а узнать нам требуется многое. Некоторые вопросы могут оказаться слишком деликатными или даже обидными, но мы не в состоянии предугадать, как надо задавать их, чтобы не оскорбить вас. Потому если я скажу что-нибудь не то, помни — я сделал это не преднамеренно. Заранее прошу простить меня. Мы с Люсиль не станем обижаться, если то же самое случится с тобой.
— Спасибо! — отозвалась К'астилль. — Я как раз подыскивала слова, чтобы объяснить тебе то же самое. Я рада, что ты высказался за меня. Я запомню твое обещание не обижаться и сейчас же проверю его, — добродушно заметила она. — В то утро, когда произошел случай с кровью, Л'аудази упоминала что-то о ваших генах. Благодаря своей структуре они гораздо более устойчивы к мутациям, чем наши. Это подразумевает, что вы, люди, должны быть более похожи друг на друга, чем мы, но мы видим совсем противоположную картину.
Чарли тонко улыбнулся, вспомнив о людях на Земле, которые говорили нечто другое — «все они кажутся мне одинаковыми». От чернокожих, желтых и белых он слышал, что они не в состоянии отличить друг от друга людей с иным цветом кожи.
— Я избавлю тебя от лишних расспросов, К'астилль. Ты ведешь к тому, чтобы спросить, почему я так заметно отличаюсь от других людей, которых ты повидала. Тебя интересует, почему у меня такая черная кожа, кудрявые волосы, широкий нос и губы?
— Да, полагаю, ты — представитель одного из видов людей. Но Мак Ларсон вдвое выше Люсиль, а Люсиль и Джослин фигурой отличаются от всех остальных.
Чарли ощутил смутное беспокойство. Что могло это существо знать о межрасовых конфликтах, о преступлениях, совершенных сотни и тысячи лет назад? К'астилль спрашивала о видах людей, и он должен забыть о давних предрассудках.
— Гм… давай начнем с меня. Возможно, это поможет тебе понять, как обстоит дело с остальными. Прости, что мне придется упрощать, но я хочу дать лишь общее объяснение.
Вероятно, на заре своего существования люди были очень похожи, жили в одном месте с однообразным климатом. Но вскоре наш вид, гомо сапиенс, человек разумный, расселился по всей планете Земля — это произошло около сорока тысяч лет назад, а может, чуть раньше. Некоторые люди жили в холодных областях, где почти не бывает солнечных дней. Предки Мака появились как раз в таком месте. Светлая кожа позволяет впитывать больше солнечного света — столько, чтобы человек оставался здоровым, поскольку светлая кожа достаточно прозрачна, чтобы пропускать свет. Мои предки жили в теплых районах, где земля раскаляется под солнечными лучами. Их кожа должна быть темнее, чтобы защитить их от избытка солнечного света.
Там, где жили предки Мака, человек со смуглой кожей скорее всего заболеет и умрет от недостатка солнечного света. Потому выживали главным образом светлокожие люди, в генах которых заложена эта особенность. Там, где жили мои предки, светлокожие люди погибали под палящим солнцем, и в результате выживали только наиболее смуглые. В умеренном климате лучше всего выживали те люди, кожа у которых имела оттенок, представляющий нечто среднее между темным и светлым. Когда появилась цивилизация и люди научились лучше управлять окружающей средой, цвет кожи потерял прежнее значение, поэтому отбор перестал происходить на основании цвета кожи, и люди перемещались по планете как им вздумается. Остальные различия между нами можно объяснить таким же образом. Люди, выжившие в различных частях планеты, давали жизнь детям, которые имели гены с заложенными в них чертами, дающие этим детям некоторое преимущество перед остальными. Очевидно, эти гены передавались и последующему поколению. Но с точки зрения эволюции эти различия несущественны. Все мы — один вид, но каждый человек еще сохраняет наследственные признаки адаптации к климату, в котором жили его предки.
Это объяснение, по-видимому, полностью удовлетворило К'астилль.
— Понятно… Но пока Люсиль была с нами, ее кожа потемнела, а она объяснила, что это реакция на солнечный свет. Предположим, здесь у нее родятся дети — пока у нее темная кожа. Разве не будут эти дети еще более темнокожими, не унаследуют склонность к смуглоте?
— Нет, конечно нет. Это было бы унаследованием приобретенного признака. Давай пойдем дальше… Какой бы пример выбрать? А, знаю. На Земле есть такое животное — жираф. Оно обладает очень длинной, почти двухметровой шеей — чтобы объедать листья с верхушек деревьев, где до них не добираются другие животные.
В давние времена считалось, что какому-то короткошеему протожирафу удалось вытянуть шею посредством упражнений и передать этот признак своему потомству, а это потомство передало его детям, и так далее. Появилась теория, которая гласила, что физическое состояние организма влияет на гены, и ни в коем случае не наоборот. Вот классический пример теории наследования приобретенных признаков, или теории Ламарка — по имени ее создателя. Но теория оказалась неверной.
К'астилль уставилась в лицо Чарли, изумленно покачивая головой.
— На Заставе она справедлива, — непривычно раздраженным голосом возразила она. — Если я лишусь пальца, не пройдет и месяца, как регулирующие клетки моего организма зафиксируют изменение и заложат его в мои яйцеклетки. Этого же пальца не будет ни у моих детей, ни у их детей, и так далее. А может, отсутствие пальца будет передаваться через поколение, потом исчезнет и появится вновь лишь через много поколений.
Теперь пришла очередь Чарли смотреть на собеседницу широко раскрытыми глазами. Что это — реальная, подлинная биология Ламарка? Новость казалась невероятной, но многое объясняла. У Чарли возникло желание убеждать собеседницу в обратном, заявить, что это только суеверие, что она заблуждается. Но эти существа творили чудеса в биологии. Они располагали проверенными знаниями. Мысли начали приобретать в его голове некоторый порядок. Открытие имело ни с чем не сравнимое значение. Ламаркизм! Вот в чем причина их умения изменять и создавать живые организмы, вот его основа и сердцевина. Как просто, должно быть, создать новое, еще невиданное животное с помощью простого хирургического вмешательства! Должно быть, они стали мастерами биоинженерии еще до того, как изобрели микроскоп и научились воздействовать непосредственно на гены.
Все это мгновенно пронеслось в голове Чарли.
— Невероятно, К'астилль, — пробормотал он. — Это настолько неожиданно и поразительно, что у меня нет слов. А последствия… Господи, да им нет конца!
Люсиль перевела взгляд со своего товарища на К'астилль и обратно. У нее возникло ощущение, что вот-вот им всем откроется страшная истина.
— Чарли, К'астилль, а в чем дело? Вы оба выглядите такими удивленными. Развитие аборигенов Заставы и людей шло разными путями, ну и что из того?
— Люсиль… — начала К'астилль, тщательно подбирая слова, — мы с Чарли только что обнаружили факт, который объясняет множество различий между нашими народами. Вы отличаетесь от нас настолько, что я и не подозревала о такой возможности. Мы, зензамы, удивлялись вашему недостатку знаний о живой жизни. Но теперь я понимаю: требуются десятки поколений, чтобы закрепить хотя бы незначительное изменение в земном организме. А учитывая другие сложности такой работы, я поражена вашему прогрессу.
Переговоры пришлось отложить до тех пор, пока не оправится Пит. Он единственный из делегации Лиги имел право действовать от имени властей. Он приготовился обсудить технические вопросы торговли, обмена посланниками (если зензамам известно, что это такое) и, самое важное, заключить пакт взаимопомощи против гардианов и нигилистов. Но с переговорами требовалось подождать — скандал вокруг переливания крови сделал положение гораздо более щекотливым.
Всех людей поверг в изумление поступок Л'аудази, но еще большее удивление вызывало то, как она, всего лишь дилетантка в подобных вопросах, сумела за ночь создать человеческую кровь. Чарли Зизулу был поражен гораздо сильнее всех остальных. Он лучше прочих знал, каким сложным веществом является кровь. И если любительница-зензама сумела изготовить ее за ночь, то на что же способна команда профессионалов всего за неделю, если в их распоряжении будут свежие препараты человеческих клеток? Что они смогут сделать — создать копию человека? Армию людей? Если они сотворили кровь, значит, способны вывести и новых возбудителей болезней, кошмарных эпидемий. И это при том, что они впервые увидели людей лишь год назад! При таких познаниях в биологии что они способны сотворить друг с другом? Учитывая подобное развитие биологии, Чарли мог понять запрет на медицину. Лучше тысяча естественных ужасов, чем один неестественный, который какая-нибудь Л'аудази способна состряпать ради развлечения во время уик-энда.
И все-таки причина казалась не самой весомой. Любой элемент человеческой медицины можно извратить, использовать в дурных целях — от скальпеля, которым можно перерезать горло, до передозировки аспирина. Человечество приобрело знания, помогающие создавать новые эпидемии, сто пятьдесят лет назад, но никому и в голову не пришло запрещать из-за этого медицину.
Впрочем, строить догадки не было никакого смысла, пока он не постигнет правила игры. Чарли понимал, что знает еще слишком мало.
Люсиль как-то упомянула в разговоре с К'астилль, что Чарли по специальности биолог, и К'астилль немедленно пожелала поговорить с ним. В ее голове теснилась сотня вопросов. Ни к чему говорить, как обрадовался такой возможности сам Чарли. Через пару часов после передачи сообщения на «Ариадну» К'астилль встретила обоих людей у выхода из фургона. Все трое отошли в тихий уголок поляны. Оба человека в толстых скафандрах неуклюже опустились на землю. К'астилль подогнула под себя ноги и обвила тело длинным хвостом. Люсиль решила, что пришел подходящий момент, чтобы вручить подарок — огромную книгу о Земле и Солнечной системе. Она вытащила книгу из рюкзака.
— Это тебе, К'астилль, — произнесла она. — Возьми ее, и ты отлично подготовишься к путешествию на Землю.
К'астилль благодарно приняла подарок и последующие полчаса рассматривала иллюстрации, засыпая Люсиль вопросами.
Но Чарли не мог расслабиться настолько, чтобы присоединиться к ним. Ему было странно и неловко сидеть на траве на чужой планете, видя над головой чужое солнце в синем небе, пребывая в безопасности на поляне, от которой аборигены отпугивали хищников. Для Чарли Застава навсегда должна была остаться в памяти опасной лесной тропой, все вокруг казалось ему угрожающим и непонятным.
Странно было сидеть рядом с шестиногим мыслящим существом размером с небольшую лошадь, с длинным хвостом рептилии, огромными кукольными глазами в передней части похожего на яйцо черепа — с существом, которое принимало как само собой разумеющееся умение создать человеческую кровь по образцу за одну ночь.
Чаще всего Чарли поглядывал на руки К'астилль — длинные, сильные, с четырьмя противостоящими друг другу пальцами. Это были умелые руки творца орудий. Чарли с удивлением наблюдал за плавными движениями этих рук, напоминающими человеческие, и вместе с тем совершенно чуждыми.
Наконец Чарли надоело слушать, как Люсиль и абориген Заставы ахают и вздыхают над фотографиями Парижа, Луны и космических колоний.
— К'астилль, — начал он, стараясь говорить приветливо, — давай поговорим. Мне любопытно узнать о тебе и твоем мире. Ты говорила, что хочешь задать мне немало вопросов, и обещаю, я постараюсь тебе ответить. Но времени у нас маловато — может, начнем немедленно?
К'астилль кивнула и с сожалением закрыла тяжелую книгу.
— Ты прав. Эти чудесные картины могут подождать. Ты долго путешествовал, подвергался большому риску, и может быть, скоро наступит время, когда нам понадобятся знания друг о друге.
— Конечно! — обрадовался Чарли. — Но позволь сказать еще одно. Мы кажемся друг другу странными существами, а узнать нам требуется многое. Некоторые вопросы могут оказаться слишком деликатными или даже обидными, но мы не в состоянии предугадать, как надо задавать их, чтобы не оскорбить вас. Потому если я скажу что-нибудь не то, помни — я сделал это не преднамеренно. Заранее прошу простить меня. Мы с Люсиль не станем обижаться, если то же самое случится с тобой.
— Спасибо! — отозвалась К'астилль. — Я как раз подыскивала слова, чтобы объяснить тебе то же самое. Я рада, что ты высказался за меня. Я запомню твое обещание не обижаться и сейчас же проверю его, — добродушно заметила она. — В то утро, когда произошел случай с кровью, Л'аудази упоминала что-то о ваших генах. Благодаря своей структуре они гораздо более устойчивы к мутациям, чем наши. Это подразумевает, что вы, люди, должны быть более похожи друг на друга, чем мы, но мы видим совсем противоположную картину.
Чарли тонко улыбнулся, вспомнив о людях на Земле, которые говорили нечто другое — «все они кажутся мне одинаковыми». От чернокожих, желтых и белых он слышал, что они не в состоянии отличить друг от друга людей с иным цветом кожи.
— Я избавлю тебя от лишних расспросов, К'астилль. Ты ведешь к тому, чтобы спросить, почему я так заметно отличаюсь от других людей, которых ты повидала. Тебя интересует, почему у меня такая черная кожа, кудрявые волосы, широкий нос и губы?
— Да, полагаю, ты — представитель одного из видов людей. Но Мак Ларсон вдвое выше Люсиль, а Люсиль и Джослин фигурой отличаются от всех остальных.
Чарли ощутил смутное беспокойство. Что могло это существо знать о межрасовых конфликтах, о преступлениях, совершенных сотни и тысячи лет назад? К'астилль спрашивала о видах людей, и он должен забыть о давних предрассудках.
— Гм… давай начнем с меня. Возможно, это поможет тебе понять, как обстоит дело с остальными. Прости, что мне придется упрощать, но я хочу дать лишь общее объяснение.
Вероятно, на заре своего существования люди были очень похожи, жили в одном месте с однообразным климатом. Но вскоре наш вид, гомо сапиенс, человек разумный, расселился по всей планете Земля — это произошло около сорока тысяч лет назад, а может, чуть раньше. Некоторые люди жили в холодных областях, где почти не бывает солнечных дней. Предки Мака появились как раз в таком месте. Светлая кожа позволяет впитывать больше солнечного света — столько, чтобы человек оставался здоровым, поскольку светлая кожа достаточно прозрачна, чтобы пропускать свет. Мои предки жили в теплых районах, где земля раскаляется под солнечными лучами. Их кожа должна быть темнее, чтобы защитить их от избытка солнечного света.
Там, где жили предки Мака, человек со смуглой кожей скорее всего заболеет и умрет от недостатка солнечного света. Потому выживали главным образом светлокожие люди, в генах которых заложена эта особенность. Там, где жили мои предки, светлокожие люди погибали под палящим солнцем, и в результате выживали только наиболее смуглые. В умеренном климате лучше всего выживали те люди, кожа у которых имела оттенок, представляющий нечто среднее между темным и светлым. Когда появилась цивилизация и люди научились лучше управлять окружающей средой, цвет кожи потерял прежнее значение, поэтому отбор перестал происходить на основании цвета кожи, и люди перемещались по планете как им вздумается. Остальные различия между нами можно объяснить таким же образом. Люди, выжившие в различных частях планеты, давали жизнь детям, которые имели гены с заложенными в них чертами, дающие этим детям некоторое преимущество перед остальными. Очевидно, эти гены передавались и последующему поколению. Но с точки зрения эволюции эти различия несущественны. Все мы — один вид, но каждый человек еще сохраняет наследственные признаки адаптации к климату, в котором жили его предки.
Это объяснение, по-видимому, полностью удовлетворило К'астилль.
— Понятно… Но пока Люсиль была с нами, ее кожа потемнела, а она объяснила, что это реакция на солнечный свет. Предположим, здесь у нее родятся дети — пока у нее темная кожа. Разве не будут эти дети еще более темнокожими, не унаследуют склонность к смуглоте?
— Нет, конечно нет. Это было бы унаследованием приобретенного признака. Давай пойдем дальше… Какой бы пример выбрать? А, знаю. На Земле есть такое животное — жираф. Оно обладает очень длинной, почти двухметровой шеей — чтобы объедать листья с верхушек деревьев, где до них не добираются другие животные.
В давние времена считалось, что какому-то короткошеему протожирафу удалось вытянуть шею посредством упражнений и передать этот признак своему потомству, а это потомство передало его детям, и так далее. Появилась теория, которая гласила, что физическое состояние организма влияет на гены, и ни в коем случае не наоборот. Вот классический пример теории наследования приобретенных признаков, или теории Ламарка — по имени ее создателя. Но теория оказалась неверной.
К'астилль уставилась в лицо Чарли, изумленно покачивая головой.
— На Заставе она справедлива, — непривычно раздраженным голосом возразила она. — Если я лишусь пальца, не пройдет и месяца, как регулирующие клетки моего организма зафиксируют изменение и заложат его в мои яйцеклетки. Этого же пальца не будет ни у моих детей, ни у их детей, и так далее. А может, отсутствие пальца будет передаваться через поколение, потом исчезнет и появится вновь лишь через много поколений.
Теперь пришла очередь Чарли смотреть на собеседницу широко раскрытыми глазами. Что это — реальная, подлинная биология Ламарка? Новость казалась невероятной, но многое объясняла. У Чарли возникло желание убеждать собеседницу в обратном, заявить, что это только суеверие, что она заблуждается. Но эти существа творили чудеса в биологии. Они располагали проверенными знаниями. Мысли начали приобретать в его голове некоторый порядок. Открытие имело ни с чем не сравнимое значение. Ламаркизм! Вот в чем причина их умения изменять и создавать живые организмы, вот его основа и сердцевина. Как просто, должно быть, создать новое, еще невиданное животное с помощью простого хирургического вмешательства! Должно быть, они стали мастерами биоинженерии еще до того, как изобрели микроскоп и научились воздействовать непосредственно на гены.
Все это мгновенно пронеслось в голове Чарли.
— Невероятно, К'астилль, — пробормотал он. — Это настолько неожиданно и поразительно, что у меня нет слов. А последствия… Господи, да им нет конца!
Люсиль перевела взгляд со своего товарища на К'астилль и обратно. У нее возникло ощущение, что вот-вот им всем откроется страшная истина.
— Чарли, К'астилль, а в чем дело? Вы оба выглядите такими удивленными. Развитие аборигенов Заставы и людей шло разными путями, ну и что из того?
— Люсиль… — начала К'астилль, тщательно подбирая слова, — мы с Чарли только что обнаружили факт, который объясняет множество различий между нашими народами. Вы отличаетесь от нас настолько, что я и не подозревала о такой возможности. Мы, зензамы, удивлялись вашему недостатку знаний о живой жизни. Но теперь я понимаю: требуются десятки поколений, чтобы закрепить хотя бы незначительное изменение в земном организме. А учитывая другие сложности такой работы, я поражена вашему прогрессу.