Страница:
«В методологии вообще не стоит ожидать глубоких истин»[53], – заключал по этому поводу известный британский методолог науки и философ сэр Карл Поппер, тем самым подчеркивая второстепенную роль методологии по сравнению с самой теорией.
Действительно, для любого ученого, исследователя важна в первую очередь та истина, которую он стремится постичь, а каков будет путь к этой истине – дело второе. Поэтому методологию необходимо рассматривать скорее как инструмент научного исследования, а сама роль ее может быть определена как инструментальная.
Но инструментом также можно пользоваться по-разному. Если «биомеханика», «эргономика» пользования этим инструментом вполне доступна научному исследованию, то степень, качество, навык владения методологией скорее всего находятся за пределами научной рефлексии.
Выбор методологии
Основные типы и уровни методологии
Философия как всеобщая методология всех наук
Общенаучная и частно-научная методология
Базовые методологические концепции в философии и науке XX в.
Концепция научных революции Т. Куна
Действительно, для любого ученого, исследователя важна в первую очередь та истина, которую он стремится постичь, а каков будет путь к этой истине – дело второе. Поэтому методологию необходимо рассматривать скорее как инструмент научного исследования, а сама роль ее может быть определена как инструментальная.
Но инструментом также можно пользоваться по-разному. Если «биомеханика», «эргономика» пользования этим инструментом вполне доступна научному исследованию, то степень, качество, навык владения методологией скорее всего находятся за пределами научной рефлексии.
Выбор методологии
Выбор методологии, как и выбор исследуемой проблемы, есть в некотором роде искусство, учиться которому следует что называется «с младых ногтей», а если быть более точным, с первых лет пребывания в науке.
В связи с этим рассмотрим следующий пример. Расширение сферы научного знания обычно иллюстрируют «расширением» так называемого «круга знания». Если, к примеру, в XVII в. «круг знания» был небольшой (т. е. небольшим было содержание знаний, их количество), а также граница соприкосновения знания с незнанием (длина окружности) была короткой, то в XX в. «круг знания» значительно увеличился и одновременно увеличилась (удлинилась) сама граница соприкосновения и незнания, и теперь наступление научного знания ведется как бы в пределах более широкого фронта.
Но вместе с тем, если уподобить ученого стратегу или полководцу, то он должен знать, что и сама толщина окружности, т. е. «ширина границы» между знанием и незнанием, в разных местах является неодинаковой: где-то она больше, где-то меньше. Любой исследователь как стратег должен чувствовать эту толщину и понимать, где легче прорвать эту границу, а где труднее. Не все научные проблемы являются равнозначными, и не стоит полагать, что исследование всякой из них ведет к одинаковым результатам. На деле есть проблемы, изучение которых зачастую заставляет ученого «топтаться на месте», а есть те, анализ которых ведет к серьезному научному прорыву в область нового знания. Умение определять такие проблемы – это искусство, учиться которому необходимо со студенческой скамьи.
Но грамотно определить исследуемую проблему – это только часть задачи исследователя. Другая, не менее важная часть – это правильный выбор методологии исследования данной проблемы. Ученый должен решить, с какими методами ему следует подойти к проблеме: эмпирическими? теоретическими? провести серию наблюдений? может, поставить эксперимент? построить гипоте-тико-дедуктивную теорию? формализовать исследование проблемы? построить математическую модель? Выбор тех или иных методов анализа, подкрепленный соответствующей «философией исследования», даст в конечном счете методологию, а сама методология, если она продемонстрирует свою эффективность, может быть применена и на других участках «научного фронтира»[54], т. е. всей границы соприкосновения знания и незнания.
Но опять же научное знание о методологии способно лишь в самых общих чертах подсказать выбор какой-либо конкретной методологии в той или иной области науки. Далее уже начинается сфера научной интуиции, основанная скорее не на рациональном, а на иррациональном, не на выборе, а на предвыборе.
«Предвыбор мы обнаруживаем в себе как данность, но природа предвыбора находится вне сферы нашего осознания»[55].
Следовательно, задача любого исследователя (как в области самой науки, так и в области ее методологии) – выработать у себя подобную интуицию, подобный «предвыбор», и уметь ее использовать при решении исследовательских задач. Для этого прежде всего необходимо: 1) хорошо знать свою дисциплину и уметь работать на разных ее направлениях (например, экономист-теоретик должен хорошо разбираться и в прикладных экономических дисциплинах, и наоборот, экономист-практик должен хорошо знать экономическую теорию); 2) иметь фундаментальные знания не только в своей дисциплине, но и в других, смежных с нею (для экономиста это социология, философия, математика, история, политология, юриспруденция, психология); 3) проводить тщательный анализ всей современной научной периодики (как российской, так и западной), поскольку именно там в первую очередь можно найти свежий научный материал (для экономиста – опять же, не только экономическую, но и философскую, социологическую, математическую и т. п.); 4) хорошо знать круг авторов по исследуемой проблеме и понимать, от кого из них можно ждать серьезных результатов, а от кого нет.
Особого внимания заслуживает методология изучения социальной реальности. Последняя, как и методология в целом, также тесно связана с гносеологией – социальной гносеологией (социальной эпистемологией).
Мир социальных явлений качественно отличается от мира природных вещей. Здесь, в мире социума, отсутствует та характерная динамическая, однозначная повторяемость процессов и явлений, характерных для природного мира, а даже там, где действуют вероятностно-статистические закономерности, они гораздо легче предсказуемы, чем законы, по которым живет социальный мир. Сложность, многообразность, непредсказуемость, включение познающего субъекта в исследуемые отношения, наличие интересов и идеологий – вот характерные признаки социума.
Тем не менее методологические и эпистемологические принципы изучения социальной реальности можно сформулировать и впоследствии применять. Подробно этому вопросу мы посвятим всю следующую главу.
В связи с этим рассмотрим следующий пример. Расширение сферы научного знания обычно иллюстрируют «расширением» так называемого «круга знания». Если, к примеру, в XVII в. «круг знания» был небольшой (т. е. небольшим было содержание знаний, их количество), а также граница соприкосновения знания с незнанием (длина окружности) была короткой, то в XX в. «круг знания» значительно увеличился и одновременно увеличилась (удлинилась) сама граница соприкосновения и незнания, и теперь наступление научного знания ведется как бы в пределах более широкого фронта.
Но вместе с тем, если уподобить ученого стратегу или полководцу, то он должен знать, что и сама толщина окружности, т. е. «ширина границы» между знанием и незнанием, в разных местах является неодинаковой: где-то она больше, где-то меньше. Любой исследователь как стратег должен чувствовать эту толщину и понимать, где легче прорвать эту границу, а где труднее. Не все научные проблемы являются равнозначными, и не стоит полагать, что исследование всякой из них ведет к одинаковым результатам. На деле есть проблемы, изучение которых зачастую заставляет ученого «топтаться на месте», а есть те, анализ которых ведет к серьезному научному прорыву в область нового знания. Умение определять такие проблемы – это искусство, учиться которому необходимо со студенческой скамьи.
Но грамотно определить исследуемую проблему – это только часть задачи исследователя. Другая, не менее важная часть – это правильный выбор методологии исследования данной проблемы. Ученый должен решить, с какими методами ему следует подойти к проблеме: эмпирическими? теоретическими? провести серию наблюдений? может, поставить эксперимент? построить гипоте-тико-дедуктивную теорию? формализовать исследование проблемы? построить математическую модель? Выбор тех или иных методов анализа, подкрепленный соответствующей «философией исследования», даст в конечном счете методологию, а сама методология, если она продемонстрирует свою эффективность, может быть применена и на других участках «научного фронтира»[54], т. е. всей границы соприкосновения знания и незнания.
Но опять же научное знание о методологии способно лишь в самых общих чертах подсказать выбор какой-либо конкретной методологии в той или иной области науки. Далее уже начинается сфера научной интуиции, основанная скорее не на рациональном, а на иррациональном, не на выборе, а на предвыборе.
«Предвыбор мы обнаруживаем в себе как данность, но природа предвыбора находится вне сферы нашего осознания»[55].
Следовательно, задача любого исследователя (как в области самой науки, так и в области ее методологии) – выработать у себя подобную интуицию, подобный «предвыбор», и уметь ее использовать при решении исследовательских задач. Для этого прежде всего необходимо: 1) хорошо знать свою дисциплину и уметь работать на разных ее направлениях (например, экономист-теоретик должен хорошо разбираться и в прикладных экономических дисциплинах, и наоборот, экономист-практик должен хорошо знать экономическую теорию); 2) иметь фундаментальные знания не только в своей дисциплине, но и в других, смежных с нею (для экономиста это социология, философия, математика, история, политология, юриспруденция, психология); 3) проводить тщательный анализ всей современной научной периодики (как российской, так и западной), поскольку именно там в первую очередь можно найти свежий научный материал (для экономиста – опять же, не только экономическую, но и философскую, социологическую, математическую и т. п.); 4) хорошо знать круг авторов по исследуемой проблеме и понимать, от кого из них можно ждать серьезных результатов, а от кого нет.
Особого внимания заслуживает методология изучения социальной реальности. Последняя, как и методология в целом, также тесно связана с гносеологией – социальной гносеологией (социальной эпистемологией).
Мир социальных явлений качественно отличается от мира природных вещей. Здесь, в мире социума, отсутствует та характерная динамическая, однозначная повторяемость процессов и явлений, характерных для природного мира, а даже там, где действуют вероятностно-статистические закономерности, они гораздо легче предсказуемы, чем законы, по которым живет социальный мир. Сложность, многообразность, непредсказуемость, включение познающего субъекта в исследуемые отношения, наличие интересов и идеологий – вот характерные признаки социума.
Тем не менее методологические и эпистемологические принципы изучения социальной реальности можно сформулировать и впоследствии применять. Подробно этому вопросу мы посвятим всю следующую главу.
Основные типы и уровни методологии
Методология как способ изучения какой-либо реальности многовариантна и многомерна. Наиболее сложна, как мы подчеркивали выше, методология изучения любых социальных систем – при этом чем более развитой является изучаемая социальная система, тем более сложные типы методологии приходится применять.
Первая самая распространенная классификация методологии – это ее разделение в зависимости от той области знания (сферы науки), где применяется данная методология.
Например, философия разрабатывает, использует и применяет философскую методологию изучения различных сфер действительности; история в отношении своего объекта – хронологически развернутой последовательности единичных событий и фактов жизни человеческого общества – использует историческую методологию; политические науки также располагают собственной методологией – методологией политических наук и т. д. Наконец экономическая наука подобно любым другим наукам разрабатывает и использует собственную экономическую методологию – о ней подробно пойдет речь в главе 4.
Другим способом методологию можно разделить на научную методологию и методологию иных типов знания, например религиозную методологию, магическую и мистическую методологию, методологию «здравого смысла» и т. д.
В зависимости от того, какой тип отношений – количественный или качественный – исследует данная методология, ее можно разделить на количественную и качественную методологию.
В социологии, к примеру, эти два различных типа методологии породили и два типа социологии – количественную и качественную.
«Если количественная социология преимущественно направлена на изучение проблем социального взаимодействия между структурами, социальными институтами и организациями (например, медицина и система образования как социальные институты: каковы их функции и отношения между ними в данном обществе), то качественная социология занимается субъективным аспектом реальной практики этих отношений: что значит в данном обществе «быть врачом» или «быть учителем» и какова практика отношений «врача» и «учителя» в реальности. Для познания первого ряда проблем необходимо социальное знание, основанное на описании и объяснении обобщенных данных; для познания опыта, переживаний, чувств конкретных людей, их практики – второго ряда проблем – необходимо знание, основанное преимущественно на понимании и интерпретации»[56].
Еще один вариант классификации методологий – это разделение их в зависимости от типа метода, который использует как ключевой та или иная методология. Здесь, например, можно указать методологию индуктивную, дедуктивную, «понимающую» (интерпретирующую), экспериментальную, моделирования, эволюционную и т. п.
И, наконец, весьма популярным является разделение методологии по трем уровням ее общности:
1) всеобщую;
2) общенаучную;
3) частнонаучную.
Первый уровень – самый высокий, третий – самый низкий, второй – средний между первым и вторым по степени общности.
Роль всеобщей методологии всех наук (социальных, естественных, технических) играет философия.
Первая самая распространенная классификация методологии – это ее разделение в зависимости от той области знания (сферы науки), где применяется данная методология.
Например, философия разрабатывает, использует и применяет философскую методологию изучения различных сфер действительности; история в отношении своего объекта – хронологически развернутой последовательности единичных событий и фактов жизни человеческого общества – использует историческую методологию; политические науки также располагают собственной методологией – методологией политических наук и т. д. Наконец экономическая наука подобно любым другим наукам разрабатывает и использует собственную экономическую методологию – о ней подробно пойдет речь в главе 4.
Другим способом методологию можно разделить на научную методологию и методологию иных типов знания, например религиозную методологию, магическую и мистическую методологию, методологию «здравого смысла» и т. д.
В зависимости от того, какой тип отношений – количественный или качественный – исследует данная методология, ее можно разделить на количественную и качественную методологию.
В социологии, к примеру, эти два различных типа методологии породили и два типа социологии – количественную и качественную.
«Если количественная социология преимущественно направлена на изучение проблем социального взаимодействия между структурами, социальными институтами и организациями (например, медицина и система образования как социальные институты: каковы их функции и отношения между ними в данном обществе), то качественная социология занимается субъективным аспектом реальной практики этих отношений: что значит в данном обществе «быть врачом» или «быть учителем» и какова практика отношений «врача» и «учителя» в реальности. Для познания первого ряда проблем необходимо социальное знание, основанное на описании и объяснении обобщенных данных; для познания опыта, переживаний, чувств конкретных людей, их практики – второго ряда проблем – необходимо знание, основанное преимущественно на понимании и интерпретации»[56].
Еще один вариант классификации методологий – это разделение их в зависимости от типа метода, который использует как ключевой та или иная методология. Здесь, например, можно указать методологию индуктивную, дедуктивную, «понимающую» (интерпретирующую), экспериментальную, моделирования, эволюционную и т. п.
И, наконец, весьма популярным является разделение методологии по трем уровням ее общности:
1) всеобщую;
2) общенаучную;
3) частнонаучную.
Первый уровень – самый высокий, третий – самый низкий, второй – средний между первым и вторым по степени общности.
Роль всеобщей методологии всех наук (социальных, естественных, технических) играет философия.
Философия как всеобщая методология всех наук
Напомним, что философия – это наука о наиболее общих (всеобщих) законах природы, общества и мышления, а также учение об основных целях и ценностях человека и человечества. Каким же образом философии удается исполнять роль всеобщей методологии для всех мыслимых и немыслимых наук?
«Философия (особенно в ее рациональном варианте) дает ученому исходные гносеологические ориентиры о сущности познавательного процесса, о его формах, уровнях, исходных предпосылках и всеобщих основаниях, об условиях его достоверности и истинности, о социально-историческом контексте познания и т. п.»[57].
Следовательно, философия формулирует некие общие принципы, которые другой ученый в явном или неявном виде использует в процессе своего исследования.
Это также значит, что философия есть всеобщая методология и для экономической науки. То есть и для экономики философия задает некоторые общие регулятивные принципы, которые экономическая наука использует в своем повседневном исследовании, хотя в большинстве случаев экономисты даже не знают о том, что эти принципы разработала именно философия.
Проиллюстрируем действие некоторых всеобщих (философских) принципов как методологических в экономической науке.
1. Принцип познаваемости мира.
Этот принцип провозглашает познаваемость любых экономических явлений и процессов. Поэтому любой экономист-исследователь, приступая к изучению того или иного хозяйственного феномена, твердо знает, что данный исследуемый феномен познаваем, а непознаваемых экономических процессов вообще не существует.
2. Принцип развития.
Данный принцип требует диалектического подхода к экономическим явлениям, т. е. рассмотрения их как развивающихся в пространстве и времени. «Все хозяйственные процессы следует рассматривать в их развитии, динамике» – вещь вроде очевидная до банальности, но вряд ли стоит предполагать, что античной и средневековой экономической мысли был известен этот принцип; скорее всего он был внедрен философией в экономическое сознание гораздо позже, уже в эпоху Нового времени.
3. Принцип практической осуществимости.
Этот принцип утверждает примерно следующее: «Все, что теоретически возможно и не запрещено законами природы и общества, то практически осуществимо». В основе этого принципа, если его последовательно применять в экономической науке, лежит идея, предполагающая возможность управления хозяйственными процессами и явлениями, способность целенаправленно воздействовать на них.
Но не следует этот принцип трактовать вульгарно, как, например, это делали некоторые политические деятели эпохи коммунизма: В.И. Ленин, Н.С. Хрущев, Мао Цзедун. Идеи «большого скачка», «построения коммунизма за 20 лет» и т. п. были абсолютно нереальны со всех точек зрения, включая экономическую, и представляли собой разновидность хозяйственной утопии, т. е. попытки внедрить что-то совершенно неосуществимое в хозяйственную жизнь.
4. Принцип детерминизма.
Суть данного принципа сводится к признанию того факта, что за каждым следствием скрывается своя причина и что все процессы в мире так или иначе связаны между собой. Принцип детерминизма в экономической науке – принцип всеобщей обусловленности всех хозяйственных явлений и процессов. Этот принцип, так же как и все предыдущие, не существовал в истории экономического анализа изначально, его явление в нем состоялось опять же приблизительно с XVII–XVIII вв., и огромную роль во внедрении принципа детерминизма в экономическое знание сыграли философия и наука Нового времени (Ф. Бэкон, И. Ньютон, Т. Гоббс и др.).
5. Принцип простоты (принцип «экономии мышления»).
Принцип простоты предлагает искать в отношении всякого хозяйственного факта наиболее простое объяснение из всех существующих вариантов. Исторически этот принцип впервые появился у английского философа XIV в. Уильяма Оккама и потому получил название «бритва Оккама». Он гласил: «Не умножай сущностей сверх необходимого». Иначе этот принцип можно переформулировать следующим образом: «Если существует более простое объяснение, незачем прибегать к более сложному». С тех пор «бритва Оккама» (принцип простоты, принцип «экономии мышления») стала важнейшим методологическим принципом современной науки.
Этот принцип применим также и в отношении экономических процессов: задумываясь о природе того или иного хозяйственного явления, экономисты ищут прежде всего простой вариант объяснения, а потом уже более сложные. Все это происходит еще на уровне интуиции, подсознания, инстинкта исследователя. Например, падение курса национальной валюты – результат, как правило, инфляции в данной стране (самое простое объяснение), но, может быть, он связан и с ухудшением платежного баланса, его возрастающим дефицитом (более сложное объяснение). Впрочем, в большинстве случаев и первое, и второе находятся между собой в тесной взаимосвязи.
«Философия (особенно в ее рациональном варианте) дает ученому исходные гносеологические ориентиры о сущности познавательного процесса, о его формах, уровнях, исходных предпосылках и всеобщих основаниях, об условиях его достоверности и истинности, о социально-историческом контексте познания и т. п.»[57].
Следовательно, философия формулирует некие общие принципы, которые другой ученый в явном или неявном виде использует в процессе своего исследования.
Это также значит, что философия есть всеобщая методология и для экономической науки. То есть и для экономики философия задает некоторые общие регулятивные принципы, которые экономическая наука использует в своем повседневном исследовании, хотя в большинстве случаев экономисты даже не знают о том, что эти принципы разработала именно философия.
Проиллюстрируем действие некоторых всеобщих (философских) принципов как методологических в экономической науке.
1. Принцип познаваемости мира.
Этот принцип провозглашает познаваемость любых экономических явлений и процессов. Поэтому любой экономист-исследователь, приступая к изучению того или иного хозяйственного феномена, твердо знает, что данный исследуемый феномен познаваем, а непознаваемых экономических процессов вообще не существует.
2. Принцип развития.
Данный принцип требует диалектического подхода к экономическим явлениям, т. е. рассмотрения их как развивающихся в пространстве и времени. «Все хозяйственные процессы следует рассматривать в их развитии, динамике» – вещь вроде очевидная до банальности, но вряд ли стоит предполагать, что античной и средневековой экономической мысли был известен этот принцип; скорее всего он был внедрен философией в экономическое сознание гораздо позже, уже в эпоху Нового времени.
3. Принцип практической осуществимости.
Этот принцип утверждает примерно следующее: «Все, что теоретически возможно и не запрещено законами природы и общества, то практически осуществимо». В основе этого принципа, если его последовательно применять в экономической науке, лежит идея, предполагающая возможность управления хозяйственными процессами и явлениями, способность целенаправленно воздействовать на них.
Но не следует этот принцип трактовать вульгарно, как, например, это делали некоторые политические деятели эпохи коммунизма: В.И. Ленин, Н.С. Хрущев, Мао Цзедун. Идеи «большого скачка», «построения коммунизма за 20 лет» и т. п. были абсолютно нереальны со всех точек зрения, включая экономическую, и представляли собой разновидность хозяйственной утопии, т. е. попытки внедрить что-то совершенно неосуществимое в хозяйственную жизнь.
4. Принцип детерминизма.
Суть данного принципа сводится к признанию того факта, что за каждым следствием скрывается своя причина и что все процессы в мире так или иначе связаны между собой. Принцип детерминизма в экономической науке – принцип всеобщей обусловленности всех хозяйственных явлений и процессов. Этот принцип, так же как и все предыдущие, не существовал в истории экономического анализа изначально, его явление в нем состоялось опять же приблизительно с XVII–XVIII вв., и огромную роль во внедрении принципа детерминизма в экономическое знание сыграли философия и наука Нового времени (Ф. Бэкон, И. Ньютон, Т. Гоббс и др.).
5. Принцип простоты (принцип «экономии мышления»).
Принцип простоты предлагает искать в отношении всякого хозяйственного факта наиболее простое объяснение из всех существующих вариантов. Исторически этот принцип впервые появился у английского философа XIV в. Уильяма Оккама и потому получил название «бритва Оккама». Он гласил: «Не умножай сущностей сверх необходимого». Иначе этот принцип можно переформулировать следующим образом: «Если существует более простое объяснение, незачем прибегать к более сложному». С тех пор «бритва Оккама» (принцип простоты, принцип «экономии мышления») стала важнейшим методологическим принципом современной науки.
Этот принцип применим также и в отношении экономических процессов: задумываясь о природе того или иного хозяйственного явления, экономисты ищут прежде всего простой вариант объяснения, а потом уже более сложные. Все это происходит еще на уровне интуиции, подсознания, инстинкта исследователя. Например, падение курса национальной валюты – результат, как правило, инфляции в данной стране (самое простое объяснение), но, может быть, он связан и с ухудшением платежного баланса, его возрастающим дефицитом (более сложное объяснение). Впрочем, в большинстве случаев и первое, и второе находятся между собой в тесной взаимосвязи.
Общенаучная и частно-научная методология
Общенаучная методология – это методология нескольких наук, или, по-другому, методология для нескольких наук.
Роль общенаучной методологии для экономической науки могут играть математическая, статистическая, историческая и некоторые другие типы методологий. Помимо экономического знания они могут быть применены и к другим типам научного знания.
Частно-научная методология – это методология какой-либо одной конкретной науки.
В случае экономики речь должна идти об экономической методологии. Именно она выполняет функцию частнонаучной методологии для экономической науки. Но, что любопытно, для отдельных направлений внутри экономического знания (так называемых «экономических наук» – экономической географии, экономической истории, экономической теории, бухгалтерского учета и т. д.) эта же экономическая методология играет роль уже общенаучной, общедисциплинарной методологии.
Подробный разговор об экономической методологии пойдет в главе 4.
Роль общенаучной методологии для экономической науки могут играть математическая, статистическая, историческая и некоторые другие типы методологий. Помимо экономического знания они могут быть применены и к другим типам научного знания.
Частно-научная методология – это методология какой-либо одной конкретной науки.
В случае экономики речь должна идти об экономической методологии. Именно она выполняет функцию частнонаучной методологии для экономической науки. Но, что любопытно, для отдельных направлений внутри экономического знания (так называемых «экономических наук» – экономической географии, экономической истории, экономической теории, бухгалтерского учета и т. д.) эта же экономическая методология играет роль уже общенаучной, общедисциплинарной методологии.
Подробный разговор об экономической методологии пойдет в главе 4.
Базовые методологические концепции в философии и науке XX в.
К числу наиболее известных методологических концепций, которые чаще всего используются при методологическом и историческом анализе развития разнообразных научных теорий (в том числе и экономических), можно отнести следующие три: 1) концепция научных революций и парадигм американского историка науки Томаса Куна (1922–1995); 2) теория исследовательских программ английского ученого (эмигрировавшего в Великобританию из Венгрии) Имре Лакатоса[58] (1922–1974); 3) концепция критического рационализма и фальсификационизма сэра Карла Поппера (1902–1994) (родился в Австрии, большую часть жизни провел в Великобритании).
Эти концепции следует считать «базовыми» по той причине, что они оказали наиболее глубокое влияние на ход и развитие как методологического знания в частности, так и научного и философского знания в целом. Несмотря на то что все три концепции в некоторых своих частях противоречат друг другу, большинство исследователей стремятся понимать их как «взаимодополняющие» – одну в отношении к другой и брать все самое ценное, что есть в каждой концепции. Вот почему полезно ознакомиться с каждой из этих теорий.
Изложим вкратце взгляды указанных выше ученых (Т. Куна, И. Лакатоса, К. Поппера) на методологию и философию развития научного знания.
Эти концепции следует считать «базовыми» по той причине, что они оказали наиболее глубокое влияние на ход и развитие как методологического знания в частности, так и научного и философского знания в целом. Несмотря на то что все три концепции в некоторых своих частях противоречат друг другу, большинство исследователей стремятся понимать их как «взаимодополняющие» – одну в отношении к другой и брать все самое ценное, что есть в каждой концепции. Вот почему полезно ознакомиться с каждой из этих теорий.
Изложим вкратце взгляды указанных выше ученых (Т. Куна, И. Лакатоса, К. Поппера) на методологию и философию развития научного знания.
Концепция научных революции Т. Куна
В основной работе Т. Куна «Структура научных революций» (1962, рус. 1974, 2002), стержневыми являются понятия «парадигма» и «научная революция». Именно вокруг этих двух ключевых терминов и строится концепция американского ученого. Парадигму Т. Кун определяет следующим образом: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений»[59].
«Они (парадигмы. – А.О.) являются источником методов проблемных ситуаций и стандартов решений, принятых неким развитым научным сообществом в данное время»[60].
Другими словами, парадигма – это нормы и образцы научного мышления, приобретающие в данном научном сообществе характер традиции. Или, чуть иначе, это определенные научные стереотипы, шаблоны мышления, в рамках которых ученые в тот или иной период решают свои исследовательские задачи.
Научной революцией Т. Кун называет этап развития науки, когда одна парадигма меняется на другую. А периоды развития системы научного знания между «революциями» могут быть охарактеризованы либо как «допарадигмальные», либо как периоды «нормальной науки».
Допарадигмальный период развития науки описывается Т. Куном как период соперничества различных школ и направлений в науке. В этот период еще не существует устоявшихся стереотипов и стилей научной мышления, в науке идут нескончаемые методологические дискуссии по поводу того, какую из предполагаемых исследовательских программ можно принять за парадигму. Как правило, в результате таких дискуссий победу одерживает одна из обсуждаемых программ, и именно она принимается научным сообществом за парадигму. После этого в становлении системы научного знания наступает период «нормальной науки».
«Как только исходная парадигма, служившая средством рассмотрения природы, найдена, ни одно исследование уже невозможно в отсутствие парадигмы и отказ от какой-либо парадигмы без замены ее другой означает отказ от науки вообще»[61].
«Нормальную науку» Т. Кун определяет как период развития науки, когда в ней господствует какая-то одна исследовательская программа, служащая парадигмой для всего данного научного сообщества. Период «нормальной науки» является эволюционной стадией развития научного знания, когда отсутствуют предпосылки для кумулятивного, скачкообразного рывка в прогрессе науки; это стадия накопления подтверждающих господствующую парадигму научных фактов, где отвергаются любые теории, которые не вписываются в последнюю.
«Нормальная наука не ставит себе целью нахождение нового факта или теории, и успех в нормальном научном исследовании состоит вовсе не в этом»[62].
Однако подавляющее большинство исследовательских проблем решаются именно в рамках «нормальной науки» и ее инструментами.
«До тех пор пока средства, предоставляемые парадигмой, позволяют успешно решать проблемы, порождаемые ею, наука продвигается успешно и проникает на самый глубокий уровень явлений, уверенно используя эти средства. Причина этого ясна. Как и в производстве, в науке смена инструментов – крайняя мера, к которой прибегают лишь в случае действительной необходимости. Значение кризисов заключается в том, что они говорят о своевременности смены инструментов»[63].
Парадигма, как подчеркивает Т. Кун, выполняет две функции: познавательную и нормативную[64]. С познавательной функцией все достаточно ясно: парадигма – это средство получения новых знаний; она сама по себе есть новое знание[65]. Менее заметной является нормативная функция парадигмы: суть ее заключается в том, что парадигма устанавливает новые нормы для научного сообщества. «Нормы» здесь трактуются предельно широко: речь идет о методах научного исследования, идеалах (ценностных установках), влияющих на выбор того или иного направления познавательной деятельности, и схемах решения «стандартных головоломок» в науке. Если второе и третье объединить в одно понятие – «стандарты», то общая картина будет выглядеть следующим образом:
«Парадигмы дают ученым не только план деятельности, но и указывают и некоторые направления, существенные для реализации плана. Осваивая парадигму, ученый овладевает сразу теорией, методами и стандартами, которыми обычно самым теснейшим образом переплетаются между собой. Поэтому, когда парадигма изменяется, обычно происходят значительные изменения в критериях, определяющих правильность как выбора проблем, так и предлагаемых решений»[66].
Период «нормальной науки», определяемый как период господства одной парадигмы, может длиться от нескольких десятков до сотен и даже тысяч лет. Например, доминирование геоцентрической системы Птолемея – Аристотеля в астрономии продолжалось примерно 2000 лет, пока она в ходе коперниканской революции не была замещена на гелиоцентрическую парадигму. Господство ньютонианской парадигмы классической механики в физике длилось примерно 230 лет – с конца XVII в. по 20– 30-е гг. XX в., пока в процессе последующей научной революции она не была заменена парадигмой теории относительности, разработанной Альбертом Эйнштейном.
Но, согласно Т. Куну, рано или поздно в парадигме обнаруживается «аномалия», т. е. накапливаются научные факты, которые не могут быть объяснены в рамках данных исследовательских теорий, методов и стандартов. Поначалу ученые настойчиво ищут пути разрешения данной «аномалии» (или «аномалий»), не выходя за пределы существующей парадигмы, но однажды наступает момент, когда «аномалии» буквально ее рушат, как гнилую стену. Этот этап можно характеризовать как «кризис науки», а в качестве исхода такого кризиса американский ученый рассматривает три варианта.
«Все кризисы заканчиваются одним из трех возможных исходов. Иногда нормальная наука в конце концов доказывает свою способность разрешить проблему, порождающую кризис, несмотря на отчаянье тех, кто рассматривает ее как конец существующей парадигмы. В других случаях не исправляют положения даже явно радикальные подходы. Тогда ученые могут прийти к заключению, что при сложившемся в их области исследования положении вещей решения проблемы не предвидится. Проблема снабжается соответствующим ярлыком и оставляется в стороне в наследство будущему поколению в надежде на ее решение с помощью более совершенных методов. Наконец, возможен случай, который будет нас особенно интересовать, когда кризис разрешается с возникновением нового претендента на место парадигмы и последующей борьбой за ее принятие»[67].
Случай, который более всего интересует Т. Куна, это, собственно говоря, по его терминологии, «научная революция». Последняя, как правило, начинается с того, что какая-то группа ученых внутри всего научного сообщества отказывается от старой парадигмы и принимает за основу совокупность других теорий, гипотез и стандартов, а уже после к этой группе присоединяются все остальные представители данной науки. Научная революция совершилась, переворот в сознании научного сообщества произошел, и с этого момента начинается отсчет новой научной традиции, которая зачастую несовместима с предыдущей традицией.
«Традиция нормальной науки, которая возникает после научной революции, не только несовместима, но часто фактически и несоизмерима с традицией, существовавшей до нее»[68].
Таким образом, концепция парадигм и научных революций Томаса Куна является весьма содержательной и перспективной методологической концепцией. Естественно, оценки ее могут быть разными. Например, И. Лакатос, о котором речь пойдет ниже, полагал, что на деле концепция Т. Куна описывает «психологию научного открытия», а не его «логику»[69]. Но, вероятнее всего, это субъективная оценка. Куновские термины «парадигма», «нормальная наука», «научная революция», как и сама его теория, уже прочно вошли в арсенал как естественных, так и социальных наук, а это само по себе уже делает честь автору «Структуры научных революций».
«Они (парадигмы. – А.О.) являются источником методов проблемных ситуаций и стандартов решений, принятых неким развитым научным сообществом в данное время»[60].
Другими словами, парадигма – это нормы и образцы научного мышления, приобретающие в данном научном сообществе характер традиции. Или, чуть иначе, это определенные научные стереотипы, шаблоны мышления, в рамках которых ученые в тот или иной период решают свои исследовательские задачи.
Научной революцией Т. Кун называет этап развития науки, когда одна парадигма меняется на другую. А периоды развития системы научного знания между «революциями» могут быть охарактеризованы либо как «допарадигмальные», либо как периоды «нормальной науки».
Допарадигмальный период развития науки описывается Т. Куном как период соперничества различных школ и направлений в науке. В этот период еще не существует устоявшихся стереотипов и стилей научной мышления, в науке идут нескончаемые методологические дискуссии по поводу того, какую из предполагаемых исследовательских программ можно принять за парадигму. Как правило, в результате таких дискуссий победу одерживает одна из обсуждаемых программ, и именно она принимается научным сообществом за парадигму. После этого в становлении системы научного знания наступает период «нормальной науки».
«Как только исходная парадигма, служившая средством рассмотрения природы, найдена, ни одно исследование уже невозможно в отсутствие парадигмы и отказ от какой-либо парадигмы без замены ее другой означает отказ от науки вообще»[61].
«Нормальную науку» Т. Кун определяет как период развития науки, когда в ней господствует какая-то одна исследовательская программа, служащая парадигмой для всего данного научного сообщества. Период «нормальной науки» является эволюционной стадией развития научного знания, когда отсутствуют предпосылки для кумулятивного, скачкообразного рывка в прогрессе науки; это стадия накопления подтверждающих господствующую парадигму научных фактов, где отвергаются любые теории, которые не вписываются в последнюю.
«Нормальная наука не ставит себе целью нахождение нового факта или теории, и успех в нормальном научном исследовании состоит вовсе не в этом»[62].
Однако подавляющее большинство исследовательских проблем решаются именно в рамках «нормальной науки» и ее инструментами.
«До тех пор пока средства, предоставляемые парадигмой, позволяют успешно решать проблемы, порождаемые ею, наука продвигается успешно и проникает на самый глубокий уровень явлений, уверенно используя эти средства. Причина этого ясна. Как и в производстве, в науке смена инструментов – крайняя мера, к которой прибегают лишь в случае действительной необходимости. Значение кризисов заключается в том, что они говорят о своевременности смены инструментов»[63].
Парадигма, как подчеркивает Т. Кун, выполняет две функции: познавательную и нормативную[64]. С познавательной функцией все достаточно ясно: парадигма – это средство получения новых знаний; она сама по себе есть новое знание[65]. Менее заметной является нормативная функция парадигмы: суть ее заключается в том, что парадигма устанавливает новые нормы для научного сообщества. «Нормы» здесь трактуются предельно широко: речь идет о методах научного исследования, идеалах (ценностных установках), влияющих на выбор того или иного направления познавательной деятельности, и схемах решения «стандартных головоломок» в науке. Если второе и третье объединить в одно понятие – «стандарты», то общая картина будет выглядеть следующим образом:
«Парадигмы дают ученым не только план деятельности, но и указывают и некоторые направления, существенные для реализации плана. Осваивая парадигму, ученый овладевает сразу теорией, методами и стандартами, которыми обычно самым теснейшим образом переплетаются между собой. Поэтому, когда парадигма изменяется, обычно происходят значительные изменения в критериях, определяющих правильность как выбора проблем, так и предлагаемых решений»[66].
Период «нормальной науки», определяемый как период господства одной парадигмы, может длиться от нескольких десятков до сотен и даже тысяч лет. Например, доминирование геоцентрической системы Птолемея – Аристотеля в астрономии продолжалось примерно 2000 лет, пока она в ходе коперниканской революции не была замещена на гелиоцентрическую парадигму. Господство ньютонианской парадигмы классической механики в физике длилось примерно 230 лет – с конца XVII в. по 20– 30-е гг. XX в., пока в процессе последующей научной революции она не была заменена парадигмой теории относительности, разработанной Альбертом Эйнштейном.
Но, согласно Т. Куну, рано или поздно в парадигме обнаруживается «аномалия», т. е. накапливаются научные факты, которые не могут быть объяснены в рамках данных исследовательских теорий, методов и стандартов. Поначалу ученые настойчиво ищут пути разрешения данной «аномалии» (или «аномалий»), не выходя за пределы существующей парадигмы, но однажды наступает момент, когда «аномалии» буквально ее рушат, как гнилую стену. Этот этап можно характеризовать как «кризис науки», а в качестве исхода такого кризиса американский ученый рассматривает три варианта.
«Все кризисы заканчиваются одним из трех возможных исходов. Иногда нормальная наука в конце концов доказывает свою способность разрешить проблему, порождающую кризис, несмотря на отчаянье тех, кто рассматривает ее как конец существующей парадигмы. В других случаях не исправляют положения даже явно радикальные подходы. Тогда ученые могут прийти к заключению, что при сложившемся в их области исследования положении вещей решения проблемы не предвидится. Проблема снабжается соответствующим ярлыком и оставляется в стороне в наследство будущему поколению в надежде на ее решение с помощью более совершенных методов. Наконец, возможен случай, который будет нас особенно интересовать, когда кризис разрешается с возникновением нового претендента на место парадигмы и последующей борьбой за ее принятие»[67].
Случай, который более всего интересует Т. Куна, это, собственно говоря, по его терминологии, «научная революция». Последняя, как правило, начинается с того, что какая-то группа ученых внутри всего научного сообщества отказывается от старой парадигмы и принимает за основу совокупность других теорий, гипотез и стандартов, а уже после к этой группе присоединяются все остальные представители данной науки. Научная революция совершилась, переворот в сознании научного сообщества произошел, и с этого момента начинается отсчет новой научной традиции, которая зачастую несовместима с предыдущей традицией.
«Традиция нормальной науки, которая возникает после научной революции, не только несовместима, но часто фактически и несоизмерима с традицией, существовавшей до нее»[68].
Таким образом, концепция парадигм и научных революций Томаса Куна является весьма содержательной и перспективной методологической концепцией. Естественно, оценки ее могут быть разными. Например, И. Лакатос, о котором речь пойдет ниже, полагал, что на деле концепция Т. Куна описывает «психологию научного открытия», а не его «логику»[69]. Но, вероятнее всего, это субъективная оценка. Куновские термины «парадигма», «нормальная наука», «научная революция», как и сама его теория, уже прочно вошли в арсенал как естественных, так и социальных наук, а это само по себе уже делает честь автору «Структуры научных революций».