Анисимов Андрей. Восточное наследство

   — Мне надо в ванную, — сказала Мухобад, когда они, утомленные, раскатились в разные стороны. — Проводи меня. Я одна боюсь.
   Ерожин встал, взял девушку за руку. Он прекрасно помнил планировку дома и теперь вел Мухобад в полной темноте. Горячая вода из душа пошла не сразу. Сперва, фыркая, вместе с воздухом, скопившимся в трубах, ударила рыжая ржавая струя. Постепенно вода согрелась и посветлела. Ерожин запустил Мухобад под душ, а сам вернулся в спальню. Достал из кармана брюк связку ключей. Затем отодвинул ковер в изголовье кровати, обнажив стальную дверцу сейфа. Дверца запиралась на два замка в определенной последовательности.
   Ерожин проверил несколько комбинаций. Третья попытка оказалась успешной. Дверца открылась. В стальном шкафу загорелась маленькая лампочка. Ерожин методично вынул пять толстых пачек стодолларовых купюр, пакет с золотыми монетами и папку с бумагами.
   Вышел в холл и вернулся со своим маленьким чемоданчиком. Взял пакет с монетами, раскрыл его и высыпал золотые кружочки обратно в сейф. Туда же вернул одну пачку долларов, а четыре упаковки вместе с папкой убрал к себе в чемодан. После чего запер сейф, протер дверцу носовым платком, вернул ковер на место, а чемоданчик в холл. Проделав все это за несколько минут, Ерожин присоединился к Мухобад. Она нежилась в душе и, когда вошел Ерожин, направила шланг на него. Ерожин поцеловал девушку, погладил ее влажные волосы и притянул к себе. Мухобад его отстранила.
   — Нельзя, я уже омылась. Теперь это грех.
   — Почему? — рассмеялся Ерожин.
   — Не смейся. Мусульманка может отдаться мужчине, но потом должна омыть себя. У нас даже есть специальные сосуды с длинным горлышком. Ты видел их на базаре. Эти медные кувшины называются кумганы. Даже в пустыне, прежде чем заниматься любовью, любая женщина проверит, есть ли в кумгане вода.
   Если воды нет, она откажет возлюбленному.
   Оставляя мокрые следы на пыльных полах дома, они вернулись в спальню.
   — Давай уйдем отсюда, — попросила Мухобад. — Я все время вижу перед собой его раздутый труп. Что ты хотел посмотреть?
   — Я уже все посмотрел, — улыбнулся Ерожин.
   Они катили по ночному городу. Мухобад положила голову на плечо Ерожина.
   — Не уезжай, — попросила девушка.
   — Глупенькая, что мне у вас делать? Я русский, а у вас теперь своя страна. Кому я нужен? — улыбнулся Ерожин и обнял Мухобад свободной от руля рукой.
   — Такой, как ты, везде нужен, — убежденно возразила девушка и грустно спросила:
   — Я больше тебя не увижу? У тебя дома жена, дети?
   — У меня жены пока нет. Есть невеста. А с женой я давно разошелся. Куда едем? — спросил он.
   — Я живу в микрорайоне. Знаешь дорогу?
   — Знаю, — ответил Ерожин и подумал, что дорогу в микрорайон этого городка он и вправду прекрасно знает.
   — Хочешь, я поеду с тобой? У тебя будут две невесты. Аллах это разрешает, — предложила Мухобад.
   Ерожину очень нравилась эта нежная смуглая узбечка, и он ответил, чтобы ее не обидеть:
   — Если твоему Аллаху и моему Богу будет угодно, мы еще увидимся.
   Возле подъезда Мухобад чмокнула Ерожина в щеку и сунула в руку бумажку с адресом и телефоном.
   Ерожин, вернувшись в гостиницу, оставил казенную машину у входа. Предупредил швейцара, чтобы тот приглядывал за чужой собственностью, и поднялся в номер. Время перевалило за полночь. Ерожин улегся на гостиничную койку, оглядел свой люкс, казавшийся после дворца Шахерезады покойного Вахида жалкой конурой, и, вспомнив танцующую Мухобад, с улыбкой подумал: "Ну и подлец же я.
   Меня ждет любимая, молодая, прекрасная девчонка, а я?"
   Но угрызения совести оказались не очень глубокими. Ерожин поглядел на свой чемодан, на стены номера, нет ли где объектива камеры? На всякий случай потушил свет.
   В полной темноте открыл чемодан, вынул папку Вахида. Закрыл чемодан. После чего взял папку, зажег свет и улегся на кровати.
   Папка из настоящей коричневой кожи закрывалась молнией. Ерожин потянул за стальной язычок и раскрыл ее. Содержимое составляли синяя ученическая тетрадь и черный фотографический пакет. Ерожин начал с тетради. Разлинованные в клеточку листки заполняли узбекские надписи, вперемежку с цифрами. Бухгалтерия Вахида, подумал Ерожин и, быстро проглядев тетрадь, отложил ее в сторону.
   В черном фотографическом конверте оказалось около десятка снимков. На первом Вахид держал на коленях голую грудастую блондинку. Блондинка поила Вахида из бокала. Тот обнимал ее за талию и скалил зубы. На другой фотографии герой оставался тот же, а блондинку заменяли две кореяночки. Очень юные девушки сидели спиной друг к другу, каждая на одном колене. Выражение лиц девушек и Вахида было до комичности серьезное. Видно, после щелчка фотоаппарата позирующие расхохотались.
   На третьем и четвертом снимках запечатлевалось застолье. За столом сидели солидные мужчины в костюмах и галстуках, а блюда разносили обнаженные девицы. Среди них узнавалась уже знакомая грудастая блондинка.
   Следующие три фотографии запечатлели хозяина в самые интимные моменты его свиданий с женщинами. Три оставшихся снимка лежали в отдельном бумажном конверте. На первом Ерожин узнал Шуру, первую жену Вахида. Снимок сделан, видимо, еще в калининский период ухаживания. На черно-белом любительском изображении Шура сидела на граните набережной. За ней угадывалась Волга.
   Шура весело улыбалась.
   На второй карточке отдельного конверта Ерожин увидел цветной портрет Райхон.
   У Ерожина за его мужскую жизнь было много женщин. Многих он не помнил имена, многих бы не узнал, встретив на улице. Но Райхон Ерожин помнил. Перед его глазами часто вставали картины той ночи. Вахид осоловел и дремлет на диване. Райхон и Ерожин поднимают его и ведут в спальню, женщина снимает с мужа ботинки, стаскивает брюки. Пьяный Вахид отвечает невнятным мычанием и, коснувшись подушки, сразу засыпает. Работает радиола.
   Райхон прижимается к Ерожину.
   — У тебя брата нет? — шепчет она.
   — Нет, а почему ты спрашиваешь? — Они танцуют.
   — Я знала русского парня. На тебя сильно похож.
   Райхон тушит люстру, улыбается. В полумраке поблескивает золотой зуб. Она раздевает Ерожина, сбрасывает платье. Они продолжают танцевать. Он в смешных семейных трусах, она в узеньких трусиках. Трусики прозрачные. Ерожин целует ее темные соски. Она ложится на пол. Ловко скидывает трусы и тянет Ерожина за собой. Радиола перестает передавать музыку. Звучат местные известия на русском языке. Диктор оповещает о новой трудовой победе. В закрома родины поступили сверхплановые тысячи тонн хлопка. Смуглые руки с ярким маникюром немного царапают Ерожина. Он выдохся и устал, но Райхон находит новые краски, и все начинается сначала.
   Вот на снимке лицо этой женщины. Ерожин вглядывается, вспоминая живые черты. Что с ней? С каким мужчиной она бросила Вахида вместе с дочерью?
   Ерожин достает из конверта последнее фото и чувствует, что внутренности холодеют. На него в упор глядят зеленые глаза Веры Аксеновой. Глядят нагло и холодно. Рыжие волосы стрижены челкой. Снимок цветной, и золотые сережки натурально поблескивают. Внизу надпись: «Папаше на память. Фатима».
   Ерожин вскочил с постели и побежал в ванную, пустил холодную воду и подставил под струю голову. Затем схватил полотенце и, растирая мокрые волосы, снова побежал к фотографии. Она в Москве! У нее пистолет Вахида.
   Надо звонить в Москву. Он хватает трубку телефона, затем кладет. Садится на кровать и начинает сопоставлять все события. Теоретически Ерожин знал, что на свете случались двойники. Он даже когда-то на юридическом изучал разные теории. Кажется, даже Гитлер имел версию на этот счет. Однако на практике Петр Григорьевич подобных вещей не встречал. Даже теперь, когда по телевизору стали показывать шоу с двойниками знаменитых артистов и даже президента, Ерожин легко различал этих людей. Они казались похожими только для неискушенных обывателей. На самом деле сходство имелось весьма поверхностное. А уж на фотографиях различие черт проступало сразу.
   Петр Григорьевич снова снял трубку и набрал код Подмосковья. К телефону подошла домработница Лида. В Москве сейчас было около десяти вечера и семейство Аксеновых гуляло в парке гольф-клуба. В доме пили чай гостившие родители Фони и Марфа Ильинична.
   Ерожин попросил позвать генеральшу.
   — Петя, это ты? Нашел убивца? — спросила Марфа Ильинична. В трубке ее голос звучал низким басом.
   — Марфа Ильинична, мне нужна информация. Где родились ваши внучки? В Москве или в Германии? — спросил Ерожин.
   — А ты откуда звонишь? — ответила вопросом Марфа Ильинична.
   Ерожин назвал город и услышал что-то вроде смеха:
   — Ты, голубчик, звонишь с их родины.
   — Как, ведь Аксенов служил в Германии и дочек оттуда привез?
   — Это было потом. Ваня до Германии служил в Средней Азии. Девочки там и родились.
   Мы еще долго в роддом открытки посылали.
   Поблагодарив генеральшу и положив трубку, Ерожин посмотрел на часы. Стрелки показывали половину первого ночи. Ерожин накинул пиджак, вышел из номера, но пришлось вернуться — забыл чемоданчик. Свой кейс Петр Григорьевич всегда носил с собой, но сегодня слишком разволновался. Надо собраться, решил он и спустился по лестнице. В холле гостиницы он долго пытал швейцара, чтобы выяснить адрес роддома, затем сел в машину и покатил в указанном направлении.
   В азиатском городке ночью жизнь не замирает. Ночная прохлада после дневной жары способствует аппетиту. Работают чайханы и уличные шалманы, где варят плов, жарят шашлыки, в миниатюрных домнах пекут похожую на большие пельмени самсу, где тесто с мясом кидают на раскаленный кирпич стенок.
   Все это запивается зеленым чаем. Петр Григорьевич не рассчитывал в столь позднее время застать в родильном доме начальство. Но он знал, что дети рождаются в любое время суток, поэтому часть персонала работает и ночью.
   В приемной дремал молодой парень-инвалид.
   Рядом с креслом стояли его костыли. Перед ним в пиале остывал чай. Ерожину не хотелось будить безногого сторожа. Он открыл дверь и направился по коридору. В больнице сохранились таблички, дублирующие названия на русском языке. Петр Григорьевич отыскал кабинет главврача и тихонько постучал.
   В роддоме Ерожина ждала удача. Главный врач Садыкова несла ночное дежурство. Женщина, борясь со сном, проглядывала страницы диссертации, которую собиралась защищать в начале следующего месяца.
   — Войдите, — сказала она по-узбекски и, оторвавшись от бумаг, увидела рослого поджарого мужчину. Садыкова сразу узнала его. Короткая стрижка белобрысых, почти голубых волос, прижатые уши и улыбка веселого хищника. — У нас без халата не положено, — улыбнулась Садыкова. — Знаменитостей прощаем.
   Но только раз.
   — Извините. Не хотел будить сторожа.
   Больше не буду. — Вглядываясь в лицо узбечки, Ерожин пытался вспомнить женщину и не мог. — Разве мы знакомы?
   — Вас сегодня целый день крутили по телевизору. Все новости вами начинали. Вы знаменитый сыщик из Москвы. А меня зовут Зульфия Садыковна. Садитесь, Петр Григорьевич, — Садыкова указала на кресло.
   Ерожин осторожно сел на краешек и оглядел кабинет. Над столом главврача висел портрет президента. За стеклянными стенками белого шкафа красовался сервиз с золотыми огурцами. Сервиз состоял из пиал и чайника.
   — Я на минутку, — начал Ерожин. — Мне бы хотелось повидать Шуру Ибрагимову.
   — Сначала я вас напою чаем. В узбекском доме так принято, а больница мой дом. — Зульфия Садыковна встала и пошла в соседнюю комнату, по дороге сообщив, что дежурная сестра сейчас занята процедурой и чаем придется заниматься самой. — Но я это делаю с удовольствием. Большая честь оказать уважение знаменитому гостю. :
   Ерожин уселся поудобнее. "Прокололся.
   Пришел без конфет и цветов", — обругал он себя.
   Но конфет в кабинете главврача роддома оказалось множество. Роженицы, а главное их мужья, носили их с завидным постоянством, и Зульфия Садыковна могла бы открыть на базе даров собственную кондитерскую лавку.
   Пробыв в гостеприимном кабинете почти час, Петр Григорьевич узнал очень много. Узнал, что Шура, первая жена Вахида, так же таинственно исчезла, как вторая, Райхон. И если бы не запрос о трудовой книжке, Зульфия Садыковна имела основание сомневаться, жива ли ее бывшая коллега. Узнал, что Райхон рожала в одно время с Леной Аксеновой.
   Также узнал, что Фатима выведала адрес Шуры через районный отдел здравоохранения и что Зульфия Садыковна сама помогла в этом девушке. Уже прощаясь, она открыла нижний ящик массивного письменного стола и, покопавшись в нем, извлекла открытку Аксеновых, присланную из Германии. В открытке семейство Аксеновых поздравляло коллектив роддома с Новым годом.
   — У нас тройня не каждый день. Сколько лет прошло, а храним, — улыбнулась Зульфия Садыковна. Затем посерьезнела и, прощаясь с Ерожиным, добавила:
   — Бедный Вахид. Не уберег свое тело, будем надеяться, что уберег душу. В нашем доме Аллах дарит тело человеку. Он дарит хорошую добротную вещь. Но человек не всегда правильно этой вещью пользуется.
   Ерожин вернулся в гостиницу в начале третьего ночи. Попросив коридорную разбудить его в половине седьмого, лег и мгновенно уснул.
   Проснулся от резкого стука в дверь. Коридорная исполнила поручение жильца очень активно. Сообщив, что проснулся, Петр Григорьевич еще пять минут повалялся. Затем резко встал, принял душ и почувствовал голод. Вспомнив, что в холодильнике его люкса лежит пакет с татарскими пирожками, поблагодарил миниатюрную Розу и, попросив у коридорной стакан чаю, с удовольствием позавтракал. Потом снял трубку и набрал номер Козлова. Тот собирался идти на работу и очень удивился, когда Ерожин попросил его передать прощальные слова Калиджону и забрать казенную машину на стоянке аэропорта.
   — Сегодня тебя должен чествовать весь город. В девять назначен прием у городского начальства, — сообщил Козлов.
   — В девять я буду в Ташкенте. Время не ждет. Передай мою благодарность Хакимову и всем ребятам.
   Поговорив с Козловым, Ерожин на минуту задумался и набрал номер Мухобад. Долгие пустые гудки показывали, что абонент отсутствует. «Может, и к лучшему», — улыбнулся Ерожин и, спустившись в холл, сдал ключи от номера.
   Притулившись в тесном кресле антикварного Як-40, как только самолет набрал высоту, Ерожин достал свой блокнот и задумался. Что одна из близняшек Аксеновых, по имени Фатима, имея пистолет, разгуливает по Москве, Петр Григорьевич считал фактом. Передвижение сестер в пространстве и времени нашло свое объяснение. Девушка в течение месяца следит за семейством, и что у нее на уме, никто не знает. Почему она убила Михеева? Возможно, Фатима испугалась, что Фоня видел ее с кем-то в машине. В этом случае она решила убрать свидетеля. Но трудно представить, что она именно Михеева ждала в квартире Кроткина на Плющихе. О прилете Фони не знал никто, включая самого Кроткина. Что делала Фатима на Плющихе? Ерожин допускал, что Фоня появился случайно, но не допускал, что он случайно убит. Девушка, сумевшая подготовить и осуществить казнь отца, а в том, что это была именно казнь, Петр Григорьевич не сомневался, случайно никого не убьет. Либо она предвидела, что Люба угодит за решетку, либо убирала свидетеля. Ерожин решил, что Фатима могла убить одним выстрелом двух зайцев.
   Но тогда напрашивается вывод — девушка задумала месть семейству Аксеновых. В роддоме Фатима об Аксеновых не выведывала — ее интересовала Шура. «Интересно, какую роль играет первая жена Вахида в этом деле», — думал Ерожин, пряча блокнот в карман пиджака.
   Самолет шел на посадку. Внизу, словно игрушечные, по трассе бежали автомобильчики и строились кирпичики домов. Стюардесса, чем-то напомнившая Ерожину Мухобад, велела пристегнуть ремни и сообщила, что в Ташкенте двадцать два градуса тепла и небольшие осадки. Як-40 подпрыгнул, ударив колесами о бетон, и, мелко дрожа корпусом и упираясь тормозами, побежал к зданию вокзала. Дождь и вправду моросил. Ерожин, не имея зонта, припустил быстрым шагом и, укрывшись в помещении, долго разглядывал доску с расписанием полетов. Московский рейс вылетал в семнадцать часов местного времени. Ерожин прикинул, что по-московски это будет всего на час позже. Разница во времени работала на Москву.
   Встречать Петра Григорьевича не могли, поскольку в Ташкент перед вылетом звонить было рано. Поэтому Ерожин очень удивился, увидев улыбающегося Насырова. Тот бежал, радостно размахивая руками.
   — Петр-джан, почему не предупредил?
   Почему не оповестил? Калиджон позвонил полчаса назад. Мы с водителем еле успели.
   Пришлось включать сирену.
   — Я бы сам спокойно добрался. Зачем беспокоились? — удивился Ерожин.
   Проезжая правительственную площадь с фонтанами, где при первой встрече Насыров проводил с москвичом политзанятия, Ерожин на этот раз сам попросил притормозить:
   — Я на минутку. Хочу монетку в фонтан бросить, — объяснил Петр Григорьевич и, получив зонт, быстро пошел к фонтанам.
   Подойдя к мраморному обрамлению бассейна, он порылся в карманах, извлек связку ключей от дома и сейфа покойного Вахида и зашнырнул их как можно дальше под струйный дождь водяных каскадов.
   Насыров предоставил гостю свой огромный кабинет. Петр Григорьевич только теперь, прочитав на дверях табличку, узнал, что его ташкентский хозяин по должности заместитель министра, по званию генерал. В поведении узбекского генерала за все время общения Ерожин не заметил ни намека на чванство или начальственного тона. Хотя Рафик Насырович имел на это право и как старший по возрасту, и как старший по званию.
   Значит, вот кому звонил Грыжин, догадался Ерожин и, усевшись за огромный полированный стол с десятком телефонов, принялся за работу. Связь в кабинете генерала работала безотказно. Первым делом Ерожин позвонил на Петровку. Он обрисовал обстановку Боброву, передал ему факс с фотографией Фатимы и запросил данные о Шуре, первой жене Вахида. Потом связался с дачей Аксеновых и убедительно рекомендовал им до его приезда территорию гольф-клуба не покидать и в Москву из Нахабино не ездить. Отзвонившись, отправил местных сотрудников проверить по записям авиаслужб, не выплывет ли след Фатимы, если она воспользовалась самолетом. От торжественного обеда Ерожин наотрез отказался и перекусил в ведомственной столовой, где к нему опять привязались журналисты. Петр Григорьевич считал вредной для дела газетную шумиху и попытался выставить все так, будто действовал по поручению Насырова.
   Вернувшись в свой временный шикарный кабинет, обнаружил на столе факс из Москвы с российским адресом Шуры. Женщина вышла второй раз замуж, сменила фамилию и теперь жила невдалеке от районного центра в маленькой деревушке на берегу Волги. Разглядывая бумажку с факсом, он позвал помощника Насырова, приданного ему вместе с кабинетом, и попросил выяснить самый быстрый и короткий маршрут до Самары. Через пять минут помощник стоял навытяжку и докладывал: самолет раз в неделю, три часа двадцать минут лету, поезд Ташкент — Москва ежедневно, сорок три часа, автомобиль при следовании без ночных привалов — сорок пять часов. Но в случае непредвиденных обстоятельств время может измениться в сторону увеличения. Ерожин улыбнулся столь по-военному точному докладу, но, ничем не выдав своего удивления, записал данные в блокнот. Самолет улетел вчера, ждать неделю Ерожин не собирался. О машине не стоило думать. Ерожин в Среднюю Азию на автомобиле никогда не ездил, но из рассказов знал, что это весьма непростое путешествие может доставить множество приключений. Петр Григорьевич часто бывал в рискованных ситуациях, и потому их искусственный поиск его не прельщал.
   Поезд отходил через два часа, и он решился. Первым делом отправил факс в Самару с тем, чтобы в городе его ждали. Факс имел литер Грыжина, поэтому за реакцию тамошних работников можно не беспокоиться. Оставалось попрощаться с Насыровым. Ерожин набрал мобильный номер своего покровителя и сообщил, что здесь с делами покончено и он срочно выезжает в Самару. Насыров сидел на заседании правительства, и проводить Ерожина не мог. Ерожин поблагодарил за великолепный прием и содействие. Обещал передать привет Ивану Григорьевичу Грыжину.
   — К поезду тебя, Петр-джан, отвезут, и мой помощник в твоем распоряжении, — заверил на прощание Насыров и добавил «ката рахмат» за прекрасную работу.
   На вокзал Петра Григорьевича везли на «Мерседесе» министра. Возле двери мягкого вагона ждали. Ему вручили билет и вместе с проводником, молодым узбеком, проводили в купе. Доложили, что второе место тоже оплачено и Петра Григорьевича не станут беспокоить, он поедет в одиночестве. Ерожин поблагодарил и пожал руки провожающим, небрежно забросил наверх свой чемоданчик и развалился на мягком диване. За минуту до отхода поезда в коридоре вагона послышались возня, возгласы и топот, после чего Ерожин увидел Насырова с корзиной в руках. Генерал тяжело дышал, видно очень торопился.
   — Успел, — выдохнул он. — Вот тебе на дорогу покушать. — Насыров указал на корзину, затем полез в карман и извлек плоскую коробку. — На память от меня и министра, — улыбнулся генерал и побежал к выходу. — Поезд начал движение. — На пограничной станции получишь факс о результатах поиска Фатимы! — крикнул Насыров уже в коридоре и, выскочив на ходу, помахал Ерожину.
   Состав набирал скорость. Петр Григорьевич удобно устроился у окна, раскрыл коробку и обнаружил в кобуре из желтой лайки небольшой пистолет английской работы. К пистолету прилагались упаковка патронов, заводской паспорт и красная корочка с наградным удостоверением и номером оружия. На инкрустированной серебром рукоятке гравер вывел надпись: «Ерожину Петру Григорьевичу от руководителей Министерства» и фамилии двух генералов. Петр Григорьевич примерил рукоятку к ладони, вынул обойму, пересчитал в ней патроны. Шестизарядный, улыбнулся Ерожин и, аккуратно сложив оружие, убрал пистолет в кобуру и спрятал в карман пиджака. Книжечку с удостоверением засунул в портмоне с документами, после чего подложил под спину подушку и уставился в окно.
   Почему, вместо того, чтобы лететь в Москву, где, скорее всего, разгуливала Фатима, он поехал искать Шуру? Логично объяснить свой поступок Ерожин не мог. Он часто действовал, подчиняясь подсознательным импульсам.
   Именно эта способность и определяла его профессиональный дар. Нельзя сказать, что для данного поступка не имелось разумных мотиваций. Бегать за Фатимой по столице, располагая снимком рыжеволосой девушки, занятие неблагодарное. Европейская внешность Фатимы растворит ее в массе москвичей, и останется только ходить за Аксеновыми, как за приманкой, и ждать удара. Позиция дрянная и небезопасная. Контакт с Шурой мог на многое пролить свет. Не зря Фатима выуживала адрес первой жены Вахида.
   В купе осторожно постучали, проводник поставил на свободный от корзины Насырова краешек стола пиалу и заварной чайник. Ерожин поблагодарил, спустил корзину и стал разбираться с генеральскими дарами. Такой огромной черешни, белой с красными бочками по три штуки на гроздь, Ерожин не встречал и на азиатских базарах. Видно, у замминистра были свои каналы. Кроме черешни, в корзине покоилось еще множество припасов: баранья вырезка, сыр, разнообразная зелень, фисташки и земляные орехи, клубни зеленой редиски, изюм без косточек плюс три бутылки минеральной воды и коробка с коньяком. Все дары несли черты местной экзотики, только коньяк оказался французским. Ерожин извлек бутылку, повертел в руках, понял, что без штопора не обойтись, и полез за кейсом. Там в отдельном кармашке у Ерожина хранился перочинный ножик со всевозможными приспособлениями. Открыв чемоданчик, Петр Григорьевич наткнулся на зеленоватые пачки долларов.
   Надо бы пересчитать. Но Ерожин был суеверен и решил отложить этот процесс до завершения операции. Добыв ножик, он закрыл кейс и забросил его в нишу над дверью купе. Затем выдвинул из ножика штопор, вытянул пробку, налил четверть пиалы и выпил небольшими глотками. Ерожин не очень любил французский коньяк, но этот был отменный. Он посмаковал букет, прочувствовал его, приятное нежное тепло медленно потекло внутрь. Ерожин пожевал черешню и откинулся на подушку.
   Часть работы он сделал, и сделал неплохо.
   Можно позволить себе немного приятного отдыха.
   В Самару Петр Григорьевич прибыл, отоспавшись. Так долго и так спокойно он давно не спал. Будили только на границе, где узбекская таможня, весьма условно проверяющая пассажиров, вместо проверки вручила ему факс из Ташкента. Сотрудники Управления сообщали, что самолетом Фатима не пользовалась.
   На перроне в Самаре Ерожина ждали. Его повезли по старой купеческой набережной.
   Петр Григорьевич с удовольствием глядел в окно. Веселый, залитый солнцем город с пузатыми купеческими домами, золотом церковных куполов, волжской далью после азиатских глиняных лабиринтов гляделся по-русски широко и бесшабашно. Со вкусом откушав борщ в столовой Управления, Ерожин попросил карту области и машину. Водитель и помощники ему не нужны. Петр Григорьевич рассчитывал на доверительный разговор с Шурой, а ввалившись целой бригадой, можно напугать женщину. Получив для связи мобильный телефон и ключи от джипа, Ерожин съязвил насчет родины «Жигулей» и, усевшись в иномарку, покатил из города.