– Будешь тут жаловаться! – возразил круглолицый. – С тех пор, как уехали из Лоана, и началось – терпи то, терпи это! Только бы домой вернуться, а там меня больше ни на шаг из села не выманишь. Долго нам еще ходить по этим пещерам?
   – Пантур говорил, что до Фаура неделя пути, – отозвался с другого конца камня горбоносый. – Но мы можем проплутать и больше – здесь такая путаница! Да и там, в Фауре, нужно еще отыскать Белый алтарь.
   – Там мы быстро найдем его по излучению, – сказал Альмарен. – Покажи план, Тревинер.
   Горбоносый вытащил и развернул на камне помятый бумажный свиток.
   Альмарен поднял повыше желтый кристалл, чтобы осветить поверхность свитка. Все склонились над бумагой. Фирелла увидела на ней сеть переплетающихся линий, соединяющую бесформенные островки темных пятен.
   – Здесь уже попалось кое-что непонятное. – Тревинер ткнул пальцем в темное пятно на краю листа. – Вот этот зал нам не встретился, а на плане он есть. И наоборот – сюда идет лишний ход.
   – Ты уверен, что мы проходили именно здесь? – спросила его женщина.
   – Тут трудно перепутать. Мы вышли вот отсюда, а потом – все время прямо. Чего вы хотите – триста лет прошло!
   Альмарен завернул оба камня и убрал за пазуху.
   Фирелла осталась в полной темноте, непроизвольно всматриваясь в пространство перед собой. Ей казалось, что она плывет или, скорее, летит сквозь тьму, хотя ее взгляд не замечал ничего говорящего о движении. Вдруг впереди возникла цепь белых точек, напоминавшая жемчужное ожерелье, парящее во тьме.
   Приблизившись, Фирелла увидела, что точки оказались ярко-белыми эфилемовыми шарами, похожими на светлячки Феникса. Светлячки находились в руках у отвратительных существ, скорее зверей, чем людей – уродливых, корявых, низкорослых, – цепочкой бредущих по подземному ходу. Первым шел костлявый остролицый человек, подгонявший своих жутких спутников окриками:
   – Пошевеливайтесь, лодыри! Они не ушли далеко!
   Видение исказилось, свернулось и исчезло. Фирелла проснулась от нестерпимого ужаса, вызванного видом зверских морд и ясным ощущением того, что эти морды гонятся за Альмареном и его спутниками. Сев в кровати, девочка оглянулась вокруг, чтобы убедиться, что она в собственной комнате, а не в пещере со звероподобными человеческими существами.
   За окном едва светало. Фирелла, слишком взволнованная, чтобы вновь заснуть после привидевшегося кошмара, встала с кровати и подошла к окну, выглянула оттуда на пустынный, призрачный в предутренних сумерках двор. Она чувствовала крепнущую убежденность, что увиденное во сне было не сном, а явью.
   Вспомнив про сонного духа, девочка отыскала игрушку на столике у изголовья.
   – Что ты мне показал, маленький? – спросила она духа. Дух молчал.
   – Ему угрожает опасность, да? – спросила она вновь. – За ним гонятся эти ужасные?.. – Дух молчал.
   – Что я должна делать, маленький? Пойми, я не могу знать про это и ничего не сделать!
   Эфилемовая игрушка оставалась бессловесной. Фирелла обхватила голову ладонями, пытаясь догадаться, что ей предпринять, чтобы помочь Альмарену. Нужно было немедленно действовать, немедленно сообщить, позвать на помощь, но кого? Отец далеко, мать и Алитея не прислушаются к ней, а уложат в постель и будут поить лекарствами. Фирелда торопливо перебирала знакомые имена, отбрасывая одно за другим, и уже совсем отчаялась, когда необходимое имя само выплыло в сознании.
   – Равенор! – произнесла она вслух. Имя, названное когда-то Альмареном, запавшее в память как имя великого, ни с кем не сравнимого мага, внушило Фирелле надежду. Конечно же Равенор – тот самый человек, который поверит навеянному магической игрушкой видению, который сумеет отвести беду.
   Девочка легла, укрылась одеялом, затем вновь встала к окну, не зная, как скоротать время до утра. Ее мысли занимало одно – как отыскать Равенора, о котором ей было известно только то, что он живет где-то в Цитионе, и кого расспросить о нем, не вызвав ответного недоумения.
   Во время завтрака она старалась хорошо есть, чтобы вновь не привлечь внимания матери и воспитательницы, а затем попросила у Алитеи разрешения погулять во дворцовом парке. Та, довольная действием свежего воздуха на аппетит девочки, не стала возражать и отпустила ее в парк, а сама ушла собираться в свою обычную поездку по городским лавкам.
   Фирелла отыскала в безделушках золотую монету, подаренную отцом, спрятала ее в кармашек платья на хранение лежавшему там сонному духу и вышла в парк. Не задерживаясь среди подстриженных деревьев, скамеечек и полинявших цветочных клумб, она дошла до западной дворцовой ограды, у которой размещались конюшни правителя. Здесь было так же пустынно, как и на дворцовой площади, – почти все люди и лошади отправились в Босхан с армией. Девочка следила из-за кустов, пока к конюшне не вернулся мальчик-конюх, провожавший Алитею в поездку.
   Выйдя из укрытия, она окликнула его:
   – Эй, мальчик!
   Тот был ровесником Фиреллы и, разумеется, считал себя взрослым.
 
   – Что прикажете, ваше высочество? – ответил он деланным басом.
   – Принцесса отозвала его за кусты:
   – Ты знаешь, кто такой Равенор?
   – Еще бы! Кто его не знает!
   – А ты знаешь, где он живет?
   – Недалеко. От главных дворцовых ворот прямо по улице, потом налево.
   – Мне нужно попасть к нему. Проводи меня туда. – Мальчишка вытаращился на принцессу.
   – Без спроса?! – Он мигом растерял всю напускную взрослость. – Эх, и влетит!
   – Я никому не скажу.
   – А увидят?
   – Нужно, чтобы нас не увидели.
   – Тебе-то что! – фыркнул мальчишка. – Поругают да простят. А меня выпорют да с конюшни выгонят.
   Фирелла достала золотую монету:
   – Обо мне никто не вспомнит, кроме Алитеи, а она приедет только к обеду. Мы успеем вернуться.
   – Тебя стража не выпустит. – Мальчишка колебался, скосив глаз на монету.
   – Значит, тебе не суметь вывести меня в город? – с пренебрежительной гримаской сказала Фирелла.
   – Мне?! – возмутился мальчишка. – Не суметь?!
   – А если можешь, тогда веди.
   – И поведу. Только… – Мальчишка запнулся, озабоченно оглядывая Фиреллу. – Переодеться бы тебе надо.
   – Во что?
   – Сейчас сообразим. Есть у меня здесь одежонка, мне мала. Идем со мной.
   Мальчишка привел Фиреллу в конюшню, оставил в пустующем стойле и ушел за одеждой. Вскоре он вернулся с охапкой тряпья:
   – Вот возьми. Это моя старая форменная одежда. Куртка, штаны, башмаки, шапка. Волосы спрячь под шапку, а свою одежду зарой туда, в сено. Я подожду на дворе.
   Когда переодетая Фирелла вышла из конюшни, он натянул поглубже ее шапку, опустил поля, а затем взял щепоть пыли и запудрил щеки и шею девочки.
   – Я не люблю грязи, – сказала она.
   – Потерпишь, – буркнул мальчишка. – Идем, да не раскрывай рта, понятно?
   Он повел Фиреллу к западным воротам дворцовой ограды. Стражник, узнавший в одном из мальчишек помощника конюха, спросил его:
   – Куда ты, малец? А с тобой кто?
   – Братишка младший, – не растерялся мальчишка. – Бабка занедужила, вот и пришел за мной.
   – Как ты вошел, парень? – спросил Фиреллу стражник. – С ночи сижу, тебя здесь не было.
   – Через северные ворота, – ответил за нее мальчишка. – Нам к лекарю надо зайти, отсюда ближе.
   – А он чего молчит?
   – Застенчивый очень. – Мальчишка потянул Фиреллу за рукав. – Ну, мы пойдем, господин стражник, расхворалась бабка-то… – Он бегом пустился в ближайший переулок, таща Фиреллу за собой. За углом они остановились.
   – Видишь, выбрались, – гордо сказал мальчишка. – А говорила – слабо! Давай монету. – Он подбросил на руке золотой кругляш и спустил в карман.
   Вскоре они уже шли вдоль стены, высокой и белой, тянущейся по левой стороне улицы. Мальчишка на ходу хлопнул по стене ладонью.
   – Равенор живет там, за стеной, – пояснил он Фирелле. – Дворец и сад у него еще лучше, чем у правителя.
   – Ты видел его дворец?
   – Нет. Туда никого не пускают. У Равенора мало слуг, и все как один молчуны. За деньги, какие он им платит, и я бы молчал.
   Они остановились у наглухо закрытых ворот.
   – Вход здесь. – Мальчишка указал на дверь рядом с воротами. – Надо постучать вот в это окошко.
   Он протянул руку, но Фирелла остановила его:
   – Я сама. Жди меня вон там, в переулке. Подождав, пока ее провожатый не уйдет, она постучала в смотровое окошко сначала тихонько, затем громче.
   Окошко открылось.
   – Кто там скребется? – спросил суровый, длиннолицый слуга, выглядывая на улицу.
   – Я.
   – Вижу, что ты. Топай дальше, пока я не вышел да не отвесил тебе пару горячих. Много вас тут, безобразников, шляется!
   – Я хочу поговорить с Равенором, – сказала Фирелла.
   – С кем?! С его светлостью, сопляк!
   – С его светлостью, – подтвердила она.
   – Его светлости не о чем разговаривать с уличными мальчишками.
   – Это нужно не мне, а другим людям.
   – Посыльный, что ли? – догадался слуга. – Говори свое дело и приходи завтра за ответом.
   – Но я не смогу прийти завтра… – Глаза Фиреллы наполнились слезами.
   – Не хнычь, малыш. – Вид чумазого, испуганного детского личика поколебал суровость привратника. – Что у тебя стряслось, говори.
   Одному человеку… моему знакомому магу… грозит опасность…
   – Только одному? Сейчас вся Келада в опасности. Ладно, я доложу его светлости… Да прекрати ты ныть… О ком мне докладывать, как зовут твоего мага?
   – Альмарен…
   И тут случилось небывалое, не совместимое с дотошно соблюдаемыми во дворце правилами – дверь отворилась, и слуга пригласил Фиреллу войти.
   Недавнее распоряжение Равенора – немедленно вести к нему каждого, кто упомянет магистра ордена Грифона или его спутника, Альмарена, – помогло девочке добиться встречи со знаменитым магом.
   Слуга ввел Фиреллу в просторную комнату, служившую Равенору и кабинетом, и библиотекой. Из-за стола поднялся невысокий и щуплый, уже немолодой человек в черном камзоле с синей и серебряной отделкой. Его выпуклый череп, едва прикрытый жидкими, коротко подрезанными волосами, казалось, нависал над небольшими, остро смотрящими глазами. Фирелла почувствовала, что идущий к ней человек замкнут и сух, даже суров, но не зол, и слезы сами высохли у нее на глазах. Равенора, видимо, уже известили о посетителе, потому что он обратился к сопровождавшему Фиреллу слуге:
   – Значит, этот ребенок знает что-то об Альмарене?
   Слуга утвердительно кивнул. Равенор подошел к Фирелле вплотную и снял с ее головы шапку. Длинные белокурые волосы девочки посыпались на плечи.
   – Так… – протянул Равенор. – Ты кто такая?
   – Фирелла, дочь Норрена.
   Слегка прищурив глаз, будто целясь из лука, Равенор окинул ее взглядом и отдал распоряжение слуге:
   – Умойте ее.
   Фирелла растерянно последовала за слугой. Тот отвел ее умываться, затем вернул в кабинет. Равенор вновь оглядел девочку.
   – У Норрена красивая дочка, – изрек он. – Я догадываюсь, что ты сбежала из дома. Верно?
   С Фиреллой от самой дворцовой калитки разговаривали исключительно жестами, поэтому она лишь кивнула в ответ.
   – Смелая девочка. – В голосе Равенора прозвучали одновременно и похвала, и ирония. – И это потому, что твоему знакомому магу грозит опасность?
   Фирелла опять кивнула. Равенор проводил ее к столу, усадил в кресло, сам удобно устроился в соседнем кресле.
   – Рассказывай, – разрешил он.
   Фирелла рассказала ему весь сон, от начала и до конца, а затем высказала уверенность в том, что все виденное происходило на самом деле.
   – Твоя игрушка с тобой? – спросил ее Равенор. Фирелла вытащила из кармана сонного духа и подала магу.
   – Умная девочка. – На этот раз похвала мага прозвучала без намека на иронию. Он взял фигурку и некоторое время изучал ее, полуприкрыв глаза и осторожно поводя пальцами вокруг хитрой эфилемовой головки.
   – Это не простая безделушка, – подвел он итог осмотру. – Я чувствую, что здесь использованы сильные заклинания. Ее делал какой-то мастер из Оккады, и не для развлечения.
   – Духа сделал друг Альмарена, Риссарн, – вспомнила Фирелла.
   – Не слышал. Должно быть, сильный маг. Этот амулет улучшает способность к ясновидению, а она, кажется, у тебя есть.
   Равенор не спешил ни со словами, ни с выводами, не обращая внимания на нетерпеливое волнение девочки.
   – Ты сказала, что видела два кристалла – красный и желтый. Опиши их подробнее. – Выслушав Фиреллу, он заговорил сам с собой, размышляя вслух:
   – Это они. Значит, Альмарену удалось найти два камня. Тот человек с уттаками, который преследует его, похож на Каморру. Но почему в пещере?! Вчера я получил новости из Босхана – во вражеских войсках Каморры нет, а есть Госсар. Это тоже сходится. Что такое Фаур, я не знаю, – Равенор потер ладонью лоб, – но она утверждает, что они , идут на Белый алтарь. Из этого следует, что помощь нужно посылать на Белый алтарь. Как это сделать? Нужно ехать к Норрену. Лишних войск у него нет, но для такого дела… – Равенор на мгновение замолчал, затем остановил взгляд на Фирелле:
   – Мой слуга доставит тебя домой. Я передам с ним письмо, чтобы тебя не наказывали. А духа оставь мне.
   – Я не расстанусь с ним, – отказалась Фирелла. – Это подарок Альмарена.
   Равенор нахмурился:
   – Этот амулет может мне понадобиться.
   – Возьмите меня с собой, – попросила его девочка. – Я знаю, как разговаривать с духом. Меня он слушается, а вас может и не послушаться.
   – Верно. Я не ясновидящий. Ты умеешь ездить верхом?
   – Умею.
   – Мы поедем быстро. Выдержишь?
   – Я постараюсь.
   – Хороший ответ. – Равенор позвонил в колокольчик. В дверях мгновенно появился слуга. Маг поднялся ему навстречу, от его вялости не осталось и следа.
   – Двух слуг, четырех лошадей и все для двухнедельной поездки, немедленно! Ей – другую одежду, она едет со мной, – указал он на Фиреллу. – Выполняйте!
   Отправив слугу, маг сел писать письмо матери Фиреллы. Когда он поставил последнюю точку, вернувшийся слуга доложил, что все готово к отъезду.
   – Прекрасно, – одобрил Равенор, запечатывая письмо фамильным перстнем. – Это отнесете супруге Норрена, но не сейчас. Ближе к обеду.
   Затратив на сборы ровно столько времени, сколько потребовалось для переодевания, Равенор и Фирелла спустились к выходу по парадной лестнице. У ее подножия стояли заседланные лошади, вышколенные, как державшие их слуги. Две из них, завьюченные дорожными мешками, предназначались угам, другие две, в богатой сбруе, ожидали хозяина и его спутницу. Равенор, не прощаясь, вскочил в седло и первым подъехал к воротам, немедленно распахнувшимся перед ним.
   Выехав на улицу, Равенор сразу же пустил коня галопом. Поначалу он оглядывался на следовавшую за ним Фиреллу, но затем, убедившись, что девочка хорошо держится в седле, перестал обращать на нее внимание. До обеда было еще далеко, а они уже скакали вверх по Большому Тионскому тракту, навстречу потоку беженцев, идущему с севера.

XV

   Теперь, когда были точно известны и численность войск подошедшего с юга Донкара, и печальный итог событий в Келанге, однозначно выяснилось, что положение складывается наихудшим образом для защитников Босхана. Если раньше еще можно было надеяться на тактические просчеты Каморры, присутствие Госсара исключало малейшую надежду на ошибки врага в бою. Укрепления, возведенные на подступах к городу, вряд ли могли остановить врага, вчетверо превосходящего по численности объединенную армию южных городов Келады. Это вынудило Ромбара собрать военный совет, куда были приглашены все, кто принимал участие в руководстве войсками.
   Вечером к шатру Норрена стали собираться правители и военачальники. Сюда подъехала и Десса с сыном, которого с малых лет приучала к нелегким обязанностям правителя, и Донкар, а с ним его взрослые сыновья, двое из которых командовали отрядами, и предводитель тимайской конницы. На совет пришел и сам Норрен, которому лекарь на днях разрешил вставать с постели.
   Правитель Цитиона держался бодро, хотя его бескровное лицо и запавшие щеки свидетельствовали о недавней горячке. Когда все приглашенные собрались и расселись под навесом, установленным у шатра Норрена, Ромбар поднялся с места и в нескольких словах обрисовал положение.
   – Мы уже рассматривали осаду Босхана как возможный вариант развития войны, – подытожил он сообщение. – Обстоятельства указывают, что это – единственно возможный вариант. Я считаю, что в первую очередь нам следует позаботиться об обеспечении нашей жизни в условиях осады.
   – Для чего же мы строили укрепления, Ромбар? – проворчал военачальник Дессы. – Чтобы подарить их уттакам?
   – Не беспокойтесь, Вастен, они нам пригодятся, – ответил ему Ромбар. – Мы не отступим в город без боя, но отступление нужно организовать так, чтобы наши потери оказались существенно меньше вражеских. Как это сделать, мы решим, когда увидим расстановку сил Каморры.
   – Не случится ли так, что Госсар с армией пройдет мимо Босхана на юг, пока мы отсиживаемся за стенами? – поинтересовался Донкар. – Все наши войска здесь, а южные земли остались без защиты.
   – Если это случится, мы догоним врага сзади и нанесем ему гораздо больший урон, чем в открытом бою. Но Госсар, к сожалению, никогда не сделает такой тупости. – Взгляд Ромбара остановился на сидевшей поблизости правительнице Босхана. – А вы, ваше величество, что скажете нам о возможности города принять и содержать наши войска?
   – Все подготовлено, – ответила Десса. – Горожане извещены о необходимости разместить воинов, запаса провизии, и конского корма хватит недели на три… при имеющейся численности войск.
   – Хорошо. В войсках есть собственные запасы, да и численность…
   При бережном расходовании месяца полтора мы продержимся, – вслух прикинул Ром-бар. – С завтрашнего дня нужно начать размещение войск в городе, а также переправить туда военные припасы и имущество. Когда разведка известит о приближении уттаков, мы расставим войска по укреплениям.
   Никто не оспаривал предложение Ромбара. В последующем обсуждении говорилось только о том, как лучше и быстрее выполнить намеченное. Совет закончился поздно вечером, а наутро весь военный лагерь зашевелился. Ручейки людей и нагруженных войсковым имуществом повозок потекли к городским воротам.
   За один день равнина между Босханом и восточным берегом Тиона опустела, лишь вытоптаная трава напоминала о стоявших здесь войсках.
   Приняв в себя армию, город закрылся на ночь и уснул, охраняемый стражей у ворот и на стенных башнях.
   Спустя два дня в Босхан один за другим стали возвращаться разведчики, высланные навстречу вражеской армии. Из донесений выяснилось, что через сутки первые отряды уттаков появятся у городских стен. Дикари, возглавляемые Госсаром, двигались вдоль восточного берега Тиона, а не западного, как ожидалось, поэтому береговые укрепления оказались ненужными, а северная линия – слишком слабой, чтобы задержать огромное войско. По призыву Дессы горожане с лопатами вышли углублять ров перед насыпью северной линии, а вечером лучники и пешие воины заняли свои позиции вдоль насыпи, где и заночевали, выставив дозорных.
   Во второй половине следующего дня стража заметила приближающиеся отряды уттаков. Серая шевелящаяся масса текла вдоль берега, щетинясь каменными секирами, среди которых поблескивали и бронзовые, захваченные в Келанге. Дикари встали , лагерем на расстоянии десяти полетов стрелы от линии укреплений, заполнив долину реки от берега до самых Ционских скал.
   Вечером Норрен и Ромбар выехали на укрепления и поднялись на насыпь, чтобы посмотреть на врага поближе. По всей долине горели костры, затягивая окрестности сизым дымом, торчали сотни шалашей, придававших ей сходство со сжатым, но не убранным полем. На пригорке у самого берега реки возвышался белый шатер с черно-желтым гербом рода Лотварна, окруженный группой походных палаток.
   Двое мужчин поначалу стояли молча. Каждый рассматривал открывшуюся картину, обдумывал увиденное, делал прикидки и выводы.
   – Их численность втрое больше нашей, Ромбар, – нарушил молчание Норрен.
   – Думаю, они стоят и за излучиной, – отозвался тот. – Для нас важно, что расстояние между скалами и берегом не позволит им атаковать одновременно.
   – Странно, что они не пошли западным берегом. На этом берегу им нечего есть.
   – Госсар предвидел трудности с переправой. С той стороны Тиона мало леса для плотов. Кроме того, я слышал от Вальборна, что голодные уттаки злее дерутся. Наверное, и Госсар это знает. – Норрен вновь перевел взгляд на долину, усеянную уттаками.
   – Даже сейчас, когда уттаки здесь, я не могу поверить, что они способны подчиняться чьим-то приказам, выполнять чью-то чужую волю, – сказал он. – Если это магия, как ты утверждаешь, Ромбар, тогда как она действует?
   – Как? – переспросил его Ромбар. – Давай вспомним, почему люди бывают рады исполнять чужую волю. Корыстные мотивы пока отбросим, не все определяется только ими. Представь себе, что уличный нищий надел твою одежду, Норрен.
   – Представил. – Улыбка, прозвучавшая в голосе Норрена, дополнила его ответ.
   – Нам с тобой он смешон, – подтвердил Ромбар, – но сам он слишком убог, чтобы понять это. Он любуется собой в зеркало и видит, что стал и красив, и велик, почти правитель. Так?
   – Возможно.
   – А теперь представь себе, как некая личность, слишком мелкая, слабая и невзрачная, чтобы иметь свои цели и свою волю, воодушевляется чужими целями и исполняет чужую волю. Ты, наверное, видел это и сам?
   – Видел. Положение такое.
   – А для чего ей это нужно? Приняв в себя чужую идею, эта личность кажется себе и незаурядной, и значительной. Бывает, что и время сменилось, и творец забыт, а она все шумит, суетится…
   – Но при чем тут уттаки, Ромбар?
   – Без магии они слишком примитивны даже для того, чтобы воодушевляться чьими-то чужими целями. Зачем им послезавтрашний день, когда есть сегодняшний?! Их головы пусты, но магия Каморры заполняет эту пустоту. Она помогает им подняться до уровня, пригодного для возвеличивания себя путем участия в чужих замыслах, особенно таких, где есть захват и грабеж. Уттаки – это идеальные исполнители, живущие волей своего вождя. В каждом уттаке благодаря магии есть частичка воли Каморры, его жажды власти, неудовлетворенного честолюбия. Они – его меч, его пальцы до тех пор, пока действует магия.
   – Ты говорил мне в Цитионе, Ромбар, что эту магию можно уничтожить – вспомнил Норрен. – Ты знаешь, как это сделать?
   – Конкретно – нет, но мы с Альмареном предположили, что это можно сделать с помощью камней Трех Братьев. Сейчас он ушел на Керн за Красным камнем, а я, как видишь, здесь.
   – От него не было никаких известий?
   – Нет. Дорого бы я дал, чтобы узнать, как у него дела. – Ромбар нахмурился и устремил взгляд на север, за горизонт, туда, где оставил своего молодого друга. – Знаешь, что меня беспокоит, Норрен, – все разведчики утверждают, что Госсар ведет уттаков один, без Каморры. Боюсь, этот босханец всерьез занялся поиском камней.
   – Думается мне, что нам не следует слишком уж рассчитывать на твоего приятеля, – высказался Норрен. – Мы с тобой – воины, враг – перед нами.
   Что м можем сделать, чтобы получить преимущество? Как предугадать действия врага и помешать ему?
   – На месте Госсара я бы не вступил в бой сразу, – подхватил мысль Ромбар. – Я выждал бы несколько дней, пока защитники не устанут сидеть на укреплениях и не ослабят бдительность.
   – Ромбар! – неожиданно сказал Норрен. – Разве нам что-нибудь мешает начать бой, когда это нам удобнее?
   Ромбар быстро повернулся к нему:
   – А ведь ты прав, Норрен. Чего Госсар никак не ожидает, так это того, что мы начнем бой первыми. В этом бою мы, конечно, не победим, но у нас другая цель – нанести врагу как можно больший урон и отступить в город.
   – Когда, по-твоему, лучшее время для нападения?
   – Завтра утром. Но вряд ли мы успеем расставить силы.
   – Успеем, – твердо заявил Норрен. – Как бы ты спланировал этот бой?
   – Сначала нужна вылазка, лучше – внезапная, чтобы втянуть дикарей в стычку до вмешательства Госсара со своей магией. Разгоряченными уттаками наверняка труднее управлять. Затем передовое войско должно отступить к насыпи и заманить дикарей под стрелы наших лучников. Если это удастся и дикари полезут на укрепления, их следует сдерживать, пока есть силы. Именно здесь я планировал бы поубивать как можно больше уттаков.
   – А дальше?
   – Нужно вовремя дать сигнал к отступлению, чтобы предотвратить потери в пеших войсках. Конница и клыканы прикроют их отход и внесут свою долю в убавление уттаков. Затем конница уйдет в город, и можно будет подсчитывать наши достижения и потери.
   – На словах это выглядит заманчиво… – с сомнением произнес Норрен. – А на деле?
   – Если бой пройдет по плану, соотношение сил выровняется в нашу пользу, а насколько – здесь все зависит от мужества воинов и руководства боем.
   Но любой приказ, отданный неточно или не вовремя, может привести к разгрому наших войск. Конечно, есть риск потерять все, но и выиграть можно немало.
   – При таком соотношении сил риск неизбежен. – Нотки сомнения исчезли из голоса правителя Цитиона. – Мы должны использовать этот случай, другого может не представиться.
   – Тогда – за дело, – поддержал его Ромбар. – Нам нужно многое успеть до темноты.