Арчер Вадим. Выбравший бездну

   – Они, наверное, с ума посходили, – возмущался Гелас. – Так извратить такие прекрасные истины!
   – Большие истины в маленьких головах… – ворчал в ответ Маг. – Эта Жрица так и не поняла, что вместилище должно соответствовать вмещаемому. «Возьмут в меру своего развития…» – передразнил он ее холодноватый, наставнический тон. – Вот видишь – взяли!
   – Это все – деньги, – глубокомысленно заявил Воин. – Грязное золото, как говорят люди.
   – Золото чистое, – возразил Маг. – Люди грязные.
   – Не очень-то ты их любишь, – покосился на него Воин.
   – Замечать недостатки – это еще не значит не любить, – возразил тот. – Да и что такое – любовь? Боюсь, мы давно забыли, что это такое.
   – Не отвечай за других. – В голосе Воина послышалось явственное превосходство, – если сам не знаешь, что это такое. У нас не все такие, как ты.
   – Я, по крайней мере, в состоянии честно признаться себе в этом, – иронически глянул на него Маг. – Что бы ты ни утверждал, факты на моей стороне – у нас давным-давно не рождалось новых творцов.
   – Так это же божественная любовь!
   – Ты думаешь, есть другая?
   – Конечно. – Гелас задумчиво поскреб рыжую бороду. – Я, например, люблю людей. – Он глянул вниз, на плотный план. – Вон они там живут помаленьку, пьют, едят, занимаются своими делами – интересно! Их не сравнить ни с какими из наших прежних творений – без искры. Правда, искра придает им некоторую… непредсказуемость, но как подумаю, что когда-нибудь они станут такими же, как я… все-таки они развились из моей заготовки. Я искренне считаю себя их отцом и люблю их, как своих детей.
   – Не понимаю я тебя, рыжий, – поморщился Маг. – То есть если бы они развились не из твоей заготовки, ты относился бы к ним иначе?
   – Ну… возможно.
   – Но ведь они были бы совершенно те же самые – значит, дело не в них, а в тебе?
   – Конечно! – победоносно воскликнул Воин. – Это и означает, что я люблю их!
   – А для меня это как раз означает, что ты любишь не их. Себя, свои планы и намерения – что угодно, только не их.
   – Мудришь, лукавый. – Воин с затаенным злорадством глянул на Мага, надеясь раздразнить его этим прозвищем. – Слишком много думаешь.
   – Это воинам думать не положено, – парировал тот. – А я – Маг.
   Ни тот ни другой не подали вида, что разозлились друг на друга, но разговор у них сам собой зачах. Маг сослался на неотложные дела и с облегчением расстался с рыжим. Он полетел прогуляться по плотному миру, чтобы отвлечься, – в конце концов, здесь оставалось немало мест, куда еще не проникло новое учение.
   Людей здесь стало очень много. В каждом мало-мальски пригодном для жилья уголке этого мира виднелись их поселения – где маленькие, чахлые поселки, скопления хижинок, а где и россыпи крупных городов, соединенных наезженными дорогами. Города были грязными и беспорядочными, в них свирепствовали преступники и болезни – привычное явление больших людских поселений – не говоря уже о тучах грязеедов, с которыми давно отчаялись справиться творцы. И все-таки именно здесь, в городах, собирались наиболее яркие искры.
   Невозможная пестрота человеческих верований и убеждений не мешала им идти своими путями. Теперь их было достаточно, чтобы можно было сказать, что все они, невзирая на разницу своего окружения и воспитания, стремятся к одной и той же цели, придерживаются одной и той же ценности. Казалось, в них был заложен внутренний компас, указывающий на высшие миры.
   Их было уже достаточно, чтобы надеяться на урожай творцов с этого поля к концу пробуждения. Это воодушевляло Мага, но и тревожило – именно потому у него появилась надежда. Пока ее не было, не о чем было тревожиться, но теперь его беспокоило, что установка Жрицы на уравнивание всех людей не только не вытащит из грязи безнадежных, но и не даст развиться достойным.
   Их было еще слишком мало, чтобы они не чувствовали себя одинокими. Странными, ненормальными, не принадлежащими этому миру и не умеющими жить в нем. Некоторым везло – они узнавали из разговоров с чужими о таких же, как они сами, и эти искры светили им издалека, но большинство их маялись всю жизнь своей непохожестью на остальных, стоя одной ногой в мире людей, а другой непонятно где, в чем-то не имеющем названия. В языке толпы не предусматривалось такого слова.
   Новое учение, словно прокрустово ложе, вытягивало на разрыв коротышек и обрубало ноги тем, кто перерос его. Там, где оно набирало влияние, гуляло чудовище по имени «единомыслие», неутомимо пожиравшее инакомыслящих. Оставалось только удивляться, как сумело учение о смирении, кротости и милосердии стать таким наглым, хищным и беспощадным. Маг, в глубине души еще скорбевший по тому, кто носил в себе искру Жрицы, не мог не радоваться при мысли, что тот никогда не увидит результатов своего подвижничества.
   А сама Жрица – она была уверена, что все идет так, как нужно. По крайней мере, Маг вынес это убеждение из очередного разговора с ней. С Геласом они вскоре помирились, но тот по-прежнему придерживался ее точки зрения, хотя при каждой встрече с ним Маг замечал, что рыжего все чаще посещают сомнения.
   – Что у них за терминология – овцы, пастыри! – Рыжий недоуменно пожимал плечами. В его взгляде отчетливо сквозила растерянность, непривычная для устойчивого к сомнениям Воина. – Скотина они, что ли?
   – Ну, если им нравится считать себя скотиной… – брезгливо морщился Маг.
   – Нет – но овца! – восклицал Воин. – Тупое, безмозглое животное – не существо, а просто биомасса какая-то! Почему бы им не называть себя хотя бы ослами – те тоже славятся своей глупостью!
   – Осел глуп и упрям, а овца глупа и послушна, – заметил Маг. – Люди знают, что говорят. При всех их недостатках в языковой точности им не откажешь.
   – А эти пастыри! – продолжал тот. – Чтобы их паства была еще послушнее, хотя, по-моему, куда уж больше, они стращают ее каким-то неизвестным животным. Я сам смотрел в Плане – такого там нет. Нет его и среди человеческих творений – чертей, демонов и прочей дряни, хотя среди них встречаются и такие, кем испугаешь кого угодно. Чего доброго, они сотворят эту зверюгу, не приведи Господь!
   – Не приведи… кто? – заинтересованно спросил Маг.
   – Кто? – переспросил Воин. – Ну, Господь этот…
   – Какой еще Господь?
   – Ах да… – спохватился тот. – С этими людьми у меня ум за разум заходит. Ты у нас главный специалист по их заскокам – так, может быть, ты выяснишь, что это за тварь такая – гиена огненная?
   – Ты просто невнимательно смотрел в Плане, – с издевательским сочувствием глянул на него Маг. – Я помню, там были гиены. Ты же их и создавал.
   – Но не эту!!! – взвыл Воин. – Думаешь, я не помню, что я здесь создавал?!

* * *

   Именно так Маг и думал, но не стал делиться этой мыслью с рыжим, чтобы лишний раз не дразнить его. Вместо этого он распрощался с Воином и отправился в Аалан, чтобы поизучать План в спокойной обстановке. И встретиться с Нереей.
   – Гиена огненная… – бормотал он сквозь досадливо прикушенную губу. – Гиена огненная… – Он перелистывал картины Плана одну за другой. – Полосатая, пятнистая, карликовая – нет, не то… саблезубая, гигантская… нет, эти вымерли во время прокрутки – пробные варианты… – Маг резким движением мысли захлопнул План и вернул внимание в реальность Аалана. – Нет проклятой гиены, и все!
   – Не нашел? – спросила его с пояса Талеста.
   – Нет. Нужно еще человеческие творения посмотреть, в хрониках…
   – Не трудись, – хихикнула веревка. – Это не животное и не демон.
   Маг подозрительно покосился себе на пояс.
   – А что же это? – спросил он.
   – Тебе известно, что такое рай? – невинным тоном поинтересовалась веревка.
   – Ну еще бы! – сердито сказал он. – В любой из человеческих религий есть место, куда, по их понятию, попадают после смерти особо отличившиеся. Это понятие возникает за неимением точных знаний о тонких мирах.
   – Так вот, – с плохо скрываемым торжеством сказала Талеста, – гиена огненная – это альтернативное место. И вовсе не гиена, а геенна.
   – Какая разница… – буркнул Маг. – Почти во всех религиях имеются альтернативные места. У этих тоже есть какое-то – ад, кажется.
   – Это одно и то же.
   – Но почему тогда говорится, что она пожирает людей? Обычно их просто посылают туда, и все. Считается, что сами дойдут.
   – Она очень инициативная.
   – Понятно. Мне следовало бы догадаться, они и сами очень инициативные. Но откуда тебе это известно?
   – Ты же знаешь, я люблю быть осведомленной.
   – Подслушивала?
   – И подсматривала, – гордо сообщила веревка. – Вы, творцы, вечно упускаете подробности, а для меня это как раз самое интересное. Ты ведь давно не заглядывал в людские сочинения?
   – Слишком много их развелось, всего не пересмотришь, – пожаловался Маг. С тех пор как люди ввели в обиход письменность, даже он, с его исключительной способностью к приему новой информации, не успевал просматривать все написанное и в конце концов оставил эти усилия как безнадежные. Тем более, что человеческие записи, как правило, содержали не стоящий внимания мусор.
   – А ты загляни, – посоветовала веревка. – Как мне показалось, в этой геенне очень развитая система наказаний.
   – Загляну, Талеста, – кивнул он. – Нужно же узнать, чего они там так боятся.
   – Загляни, – повторила она покровительственным тоном. – И вообще меня зовут не Талеста, а…
   – Милая моя Талесточка! – рассеянно выдохнул он, погружаясь в хроники. – Если бы я только мог выговорить твое полное имя…
   – И зачем только я тебе служу, – проворчала довольная веревка.
   Немного спустя он оторвался от просмотра. Талеста заметила, что на его лице проступила озабоченность.
   – Ну что там? – спросила она.
   – Да ничего нового, – ответил он. – Варят заживо, жарят на огне, опускают в кипящую смолу. То же самое, что и при жизни. Я бы даже сказал, что в жизни люди изощреннее. У них в аду нет и половины оборудования, которое мне приходилось видеть у них в пыточных. Плохо другое…
   – Что?
   – Понимаешь, Талеста, творческие способности людей зашли довольно-таки далеко… – Маг замялся.
   – Говори же, – заторопила его любопытная веревка, догадываясь, что это и было причиной его озабоченности.
   – Видишь ли, – вздохнул он, – до сих пор люди создавали только отдельные сущности и мелкие события, не выходящие за пределы их мира, но теперь они усовершенствовались в творчестве настолько, чтобы создать это дрянное местечко. Их ад получил бытие в промежуточных мирах.
   – Это, я полагаю, не опасно творцам? – осторожно спросила Талеста.
   – Нет, конечно, пока. – Маг мрачно оперся подбородком на кулаки. Создание людьми нового, очень неприятного мирка было веским аргументом за ограничение их творческих способностей. Несомненно, Император воспользуется им, как только узнает о случившемся, а он узнает сейчас же, хотя бы потому, что нужно сейчас же сообщить ему об этом. Маг уже дожил до понимания, что некоторые вещи лучше не скрывать, пока не стало хуже. – Но все равно нужно рассказать об этом Императору. Представляю, как он не обрадуется.
   – А их рай? – спросила веревка. – Может быть, он их раю обрадуется?
   – Рай? – Маг снова ненадолго углубился в хроники. – Нет, рай они не создали. К сожалению, они вложили гораздо больше воображения в создание ада, а на рай их не хватило. Известные нам особенности их творчества…
   – Да-а… – сочувственно протянула веревка. – Ты, кажется, огорчен?
   – Я? – переспросил Маг. – Обидно расставаться с надеждой, едва она появилась. Мне жаль тех, кого я приметил, пытался ободрить, побудить к дальнейшему развитию. Ад создавали не они, но, тем не менее, они понесут последствия этого наравне с остальными и даже в большей мере. Я могу себе представить, как на это откликнутся Власти.
   – Но ты – тоже Власть, – напомнила ему Талеста.
   – Я другой, – скачал он. – И я один.

Глава 21

   Вся семерка снова сидела за столом в Вильнаррате. Три женщины – одна пышная, красивая, другая прозрачно-бледная, как бы бесплотная, третья обычной внешности, если не считать исполнительского усердия во взгляде. Трое мужчин – иссохший, замкнутый старик, беловолосый юноша в малиновом плаще и рыжий, крепкого сложения мужчина в золотых доспехах. И во главе стола могучий, с седеющей раскидистой бородой – Император.
   Маг думал про себя, что в последнее время все они что-то зачастили сюда. Как же спокойно жилось им в этом мире до появления людей, до той несчастной ночи семнадцати лун! Несмотря на то, что остальные шестеро считались ближайшими помощниками Императора, все их обязанности сводились к тому, чтобы посидеть за этим столом в периоды определенных сочетаний светил, случавшиеся несколько раз за одно пробуждение, а в другое время они были предоставлены самим себе.
   Пока не появились люди.
   По поручению Императора он посетил новый мир, созданный людьми, – однообразное в своей бессмысленной жестокости место, населенное тупыми тварями, знающими только свое занятие. Они даже не умели распознавать творцов и отстали от Мага только после хорошей трепки. Но самое неприятное – там находились не только эти твари.
   – Что ж, начнем, – пророкотал голос Императора.
   Все шестеро насторожились и повернули головы к нему.
   – Начнем с отчета ответственных за развитие людского мира. – Взгляд Императора поочередно остановился на Маге, Воине и Жрице. – Я посылал их осмотреть этот продукт человеческого творчества, так называемый ад. Рассказывай, Хриза.
   Маг отметил, что первой была вызвана Жрица. Значит, Император выбрал ее сообщение, чтобы задать собранию тон. Она шевельнулась в кресле, нервно стиснула пальцы.
   – Мне трудно говорить об этом, – произнесла она, не поднимая глаз. – То, что я увидела в аду, просто ужасно. Людей, попадающих туда после развоплощения, мучают специально созданные для этого существа. Больше ничего в аду нет. Он предназначен только для этой цели.
   Она замолчала. Император сдвинул густые брови – видимо, он ожидал от ее отчета большего.
   – Хорошо, – сказал он. – Говори ты, Маг.
   Его вызвали вторым – значит, заключительное слово останется за Воином. Император явно остерегался выступления Мага. Ничего странного, если подумать.
   – Я подтверждаю сказанное Жрицей. – Назло Императору Маг решил быть примерным мальчиком. – Однако хочу напомнить вам некоторые правила творчества, – это невинное высказывание выглядело издевательством, потому что никто из Властей не нуждался в таком напоминании, – в частности о том, что созданный творцом мир подчиняется только тем законам, вторые были заложены в него творцом. В данном случае коллективным творцом ада являлись люди.
   Маг порадовался тому, как лихо он провернул эту кудрявую фразу, а также тому, как вытянулись физиономии его слушателей.
   – В соответствии с этими условностями в ад попадают подлинные человеческие искры, – продолжил он в том же стиле. – Более того, в соответствии с ними же эти искры остаются там бесконечно долго. Из этого следует, что эти искры не могут вернуться в воплощение и выпадают из дальнейшего развития.
   Он первым утомился от собственной речи и перестал ломаться.
   – Короче, – сказал он, – у людей получилось что-то вроде нашей Бездны. Искры, попавшие в ад, не могут вернуться в человеческий мир для новых воплощений, а в конце пробуждения они сольются с Единым, потому что не получили должного развития. Именно это меня и тревожит, а что касается мучений, которые произвели такое впечатление на Жрицу, их и в человеческом мире хватает.
   – Ты закончил? – прозвучал вопрос Императора.
   – Да.
   – Тогда говори ты, Гелас.
   – В конце концов, люди создают не только это, – извиняющимся тоном пробормотал Воин. – У них есть замечательные образцы творчества, правда, не такие большие и продуманные, как ад, но ведь это вопрос времени. Мы еще увидим прекрасные…
   – Гелас! – с нажимом в голосе сказал Император. – С тебя требуется отчет о посещении ада.
   – Мне нечего добавить. – Он кивнул на Жрицу и Мага. – Они все сказали, там ничего другого нет.
   – Ты разговаривал с Хтоном? – нахмурился Император. – Он с друзьями берется присмотреть за этим местом?
   На лице Геласа проступило смущение.
   – Нет, он отказался. Сказал, что нет ничего скучнее, чем целыми днями глядеть на мучения беспомощных. Вот хорошая драка, говорит, – это совсем другое дело. Все-таки он тоже творец, несмотря на свои привычки…
   – Ясно.
   – Мне хотелось бы, – продолжил Воин, – обратить ваше внимание на то, что ад не нуждается ни в каком присмотре. Он служит определенной цели и не претендует ни на что другое.
   – Пока, – добавил Император. – Я полагаю, что ни у кого из здесь присутствующих не возникает сомнений, что творчество людей зашло недопустимо далеко. Пора принимать решительные меры.
   Все промолчали. Было очевидно, что Императору уже известно, какими будут эти решительные меры.
   – Нужно немедленно пресечь все виды человеческого творчества, – заявил тот.
   Все переглянулись.
   – Как вы это представляете себе? – поинтересовался Маг. – По закону Единого нам запрещено любое насильственное вмешательство.
   Остальные, кажется, облегченно вздохнули – Маг задал вопрос, который не посмели высказать они.
   – Разумеется, это нужно сделать неявно, – хмуро глянул на него Император. – Через самих людей, разумеется. – Он перевел взгляд на Жрицу: – Удобнее всего осуществить воздействие через этих… последователей твоего учения. Их много, они активны и пользуются большим влиянием, они находятся в местах наибольшего развития человеческой популяции. Их отношение к творчеству мало расходится с требуемым…
   – Но это они создали ад! – перебила его Императрица.
   – В таком виде, как он есть, ад нам не мешает, – терпеливо ответил Император. – Главное, чтобы он не менялся. Главное, чтобы не возникало ничего нового.
   – Что значит – не мешает?! – взвился Маг. – А искры, которые выключены из дальнейшего развития? Среди них есть и такие яркие, которыми нельзя бросаться!
   Его взгляд внезапно столкнулся с прозрачно-голубым, ничего не выражающим взглядом Императрицы.
   – Незачем так горячиться. – Ее невозмутимые слова предназначались только Магу. – Если люди могли упрятать своих ближних в ад, то они могут и извлечь их оттуда. Искра сможет покинуть это место, если хотя бы один человек вне ада искренне поверит, что она покинула его. Это следует из тех же самых правил, о которых упоминал ты, Маг.
   – Да, действительно, – нервно выдохнул он.
   – Какая замечательная мысль! – обрадованно подхватила Жрица. – Признаться, мне было жутко думать, что эти бедняжки останутся там до конца пробуждения. Я обязательно введу в учение возможность их выхода из ада.
   – Мы с вами обсуждаем не это! – вернул их на место зычный голос Императора. – Творчество людей ставит под угрозу безопасность не только их мира, но и других миров. Нашу с вами безопасность, безопасность вверенных нашему попечению Сил. Мы не можем выпустить эту вселенскую чуму в проявленное мироздание! Ее необходимо пресечь!
   Маг хмыкнул про себя, услышав, что Император взял для сравнения одну из человеческих болезней – в тонких мирах не было ничего подходящего для подобных сравнений. Однако смеяться было нечему. Старший из Властей был настроен решительно, а решительность Императора не имела ничего общего с легко вспыхивающим и проходящим гневом. За ней стоял холодный расчет. Следовательно, люди были приговорены к тупости и невежеству.
   – Я не согласен! – заявил он. – Люди очень разные, нельзя выносить им всем один и тот же приговор!
   – Это приговор не отдельным людям, – удостоил его ответом Император. – Это приговор человечеству.
   – Гелас правильно сказал – творчество людей бывает очень разным, – лихорадочно заговорил Маг. – Есть же изумительные песни, картины, книги… в них заложены возвышенные, благородные идеи, и люди не остаются к ним равнодушными. А если нам кажется, что дурного в них больше, чем хорошего, – нужно же учитывать их условия, уровень развития. Никто и не ожидал, что они начнут свою жизнь совершенными…
   – Что могло быть благороднее учения Хризы? – Взгляд Императора пронзил его насквозь. – И что они сделали с ним?
   Довод Мага, подсмеивавшегося над методами Жрицы, обернулся против него самого. Маг подавленно замолчал.
   – Ничего не поделаешь, наши усилия по развитию людей в творцов не принесли ощутимой пользы. – Ему показалось, что в голосе Императора прозвучало сочувствие. – Понятно, это очень непростое дело, а у нас нет никакого предварительного опыта. Возможно, когда-нибудь, в отдаленном будущем, нам еще предоставится случай провести подобный эксперимент, но теперь, – Император отвел взгляд от Мага и окинул им остальных, – нам нужно позаботиться, чтобы он завершился с наименьшими издержками. Полагаю, на этом Осуждение можно закончить, а вы трое – Жрица, Воин, Маг – приступайте к исполнению.

* * *

   Сегодня Магу было мало озера. Он перенесся на высокий утес, откуда открывался неповторимо величественный вид на окрестные скалы. Голые, в первозданном беспорядке разбросанные по нагорью. Для чего они были здесь? О чем они были призваны говорить, напоминать творцам? Ведь в Аалане не было ничего случайного. Маг подошел к самому краю утеса, поглядел вниз вдоль отвесной, уходящей в бездонную пропасть скалы, и безразлично отвернулся. Что ему эта пропасть, в которую нельзя упасть? В этом мире он был летуч и мог повиснуть над любой бездной.
   Он покинул утес, чтобы оказаться на берегу ааланского моря, спокойного, нежно-прозрачного, немыслимой красоты оттенков. Шелковистый, желтоватый песок шелестел под ногами, ласково принимая в себя его ступни.
   Что ему это море, в котором нельзя утонуть? Куда бы еще податься? Он понял, что просто не находит себе места, и остался на берегу. Что ему этот мир, в котором нет риска, нет опасности?
   Наверное, прав был Гелас, утверждая, что в нем появилось слишком много человеческого.
   Сюда, на берег моря, он и вызвал Нерею. Она возникла на песке, сияющая голубизной, струящаяся изяществом платья, в облаке белокурых волос, прижатых обручем белого металла. Они радостно улыбнулись друг другу, он протянул ей руки и бережно сжал легшие в его ладони пальцы.
   – Ты очень грустный, – сказала она, заглянув ему глаза.
   Самому Магу казалось, что он светился радостью, прислушавшись к себе, он понял, что глубоко внутри него залегла неистребимая накипь печали.
   Разочарования. Огорчения. Утраты. Горькие подарки людей, и каждый из них вложил свое зернышко, свою песчинку в этот недвижный, залегший в сердце его сердца слой. И все-таки – захотел бы он вернуть себе прежнюю мальчишескую беззаботность, прежнее душевное благополучие?
   – Я не грустный, – ответил он. – Просто прежде жизнь была слишком гладкой. Но теперь все встало на свои места.
   – О чем ты говоришь? – В глазах Нереи мелькнуло непонимание.
   – Да ни о чем, – отозвался он. – Просто так.
   – Ты опять меня путаешь! – встряхнули его ладошки.
   Милая, добрая девушка, она очень старалась понять его, а он не хотел ей помочь. В Маге шевельнулось что-то вроде раскаяния, но он ничего не мог с этим поделать. Он сам с радостью принял бы любую помощь, чтобы понять себя.
   – Я с собрания в Вильнаррате, – сказал он.
   – Там говорили о людях? – мгновенно догадалась Нерея.
   Все-таки она была догадливой. Все-таки она была чуткой. В том, конечно, что было доступно ее пониманию. Пожалуй, только она могла почуять, как небезразличны стали ему люди. А ведь все началось с глупой шутки, с полудетской выходки.
   – Да, – подтвердил он.
   Нерея подождала продолжения, немного, пока не поняла, что его не будет.
   – Говорили что-то неприятное? – предприняла она попытку помочь ему высказаться, и Маг почувствовал, что признателен ей за это.
   – Ничего неожиданного, – сказал он. – Это назревало давно. Император объявил, что люди опасны, и потребовал остановить их развитие.
   – А на самом деле? – спросила Нерея. – Они вправду опасны?
   Милая Нерея, она не поверила Императору на слово. Но в то же время она была готова поверить на слово ему. Магу. Ему хотелось от нее совсем не этого.
   Не этого?
   Вопросы один за другим врывались в растревоженное сознание Мага, ставя под сомнение все, даже его самого.
   – Да, – медленно кивнул он. – Они вправду опасны. Но что такое опасность? И почему мы так боимся опасности? Почему мы так трясемся за свое благополучие – мы, творцы? Даже люди смелее нас.
   – Потому что… потому что… – Маг снова умилился, глядя, как она честно пытается ответить на поставленный вопрос. – Мы привыкли, что у нас все хорошо.
   Ее высказывание было не только наивным, но и правильным. В глубине души он подозревал именно такой ответ.
   – Зачем нужна пропасть, в которую нельзя упасть?
   Маг не был уверен, высказал он это или только подумал, но Нерея услышала его.
   – Ты хочешь противостоять Императору! – зазвенел у него в ушах ее испуганный возглас.
   До ее восклицания Маг сам не знал, не был уверен том, чего он хочет. Этот возглас прояснил все.
   – Да, – сказал он.
   – Но… – залепетала она. – Но… так не бывает… самому Императору… это не кончится добром…
   – Чем-нибудь да кончится, – обнадежил ее Маг. – Не бывает начала без конца.
   – Я боюсь. – Забыв про сдержанность, Нерея ухватилась за него руками и испуганно прижалась к нему.