Арден Том. Танец арлекина (Орокон - 1)

   - Лоленда? - проговорил Сайлас, обернувшись на пороге. - Ты говорила, что у тебя остались какие-то письма. От дяди Олиона.
   Лоленда рыдала. Посмотрев на Сайласа заплаканными глазами, она сказала:
   - Твой дядя умер, Сайлас. Он умер... несколько сезонов назад. Ты и не спохватился. Вот я и подумала...
   - Лоленда... - Сайлас шагнул к ней. Ему хотелось в последний раз обнять ее.
   Лоленда в отвращении отодвинулась.
   - Нет! Нет! - голос ее был полон брезгливости. - Грязный ваган. Грязный! Грязный!
   Сайласу оставалось одно - уйти. А потом он снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: сам-то он знал об этом или нет? Ведь все время с тех пор, как он повзрослел, стал мужчиной, пятно клейма разрасталось, становилось ярче. Неужели он не задумывался? Не догадывался? Такие клейма называли Первой Кровью, и их носили на своем теле мужчины-ваганы. Клеймо ставили там, куда Терон, бог огня, ударил брата своего, ваганского бога Короса. Это было наказание за похоть, грязную ваганскую похоть.
   Теперь ни о каком очищении и думать было нечего.
   10
   Через день Сайлас уже стоял, угрюмый и печальный, перед архимаксиматом. На улице светило яркое солнце, а шторы в кабинете старика были задернуты. В камине плясало пламя.
   - Я что-то замерз, - признался архимаксимат и уже собрался было предложить юноше присесть, как с губ Сайласа сорвалось совершенно неожиданное, шокирующее заявление.
   - Вольверон, но почему? Почему? - спросил архимаксимат. Сайлас мог бы многое ответить на этот вопрос, но не стал этого делать. Архимаксимат протянул Сайласу руки, сжал пальцы юноши.
   - Сын мой, - сказал он ласково, - ты так одарен. Не зарывай свой талант в землю, не отказывайся от него - и ради чего? Из-за чего? Из-за внезапного страха? Придет время, и ты станешь одним из величайших служителей ордена. О Вольверон, каждый из нас в душе почитает себя недостойным...
   Архимаксимат и сам был напуган не на шутку. Беседы с учащимися были делом обычным, и протекать должны были, как заведено. Никогда еще прежде не бывало такого случая, чтобы учащийся перед обрядом Очищения заявлял о своем желании покинуть школу. Голос старика звучал чуть ли не умоляюще - но он ничего не добился.
   Сайлас стоял, дрожа, опустив глаза. Он принял решение, и если он решил не говорить всей правды, кто мог обвинить его в этом? Лоленда вряд ли бы призналась в своем грехопадении. Это было бы слишком. Сайлас закусил губу.
   У него навсегда останется тайна, которую он призван будет сохранить.
   - Могу ли я что-нибудь сделать для тебя, сын мой? Проси, если чего-то хочешь.
   А Сайлас уже стоял на пороге. Он знал, чего хотел. Архимаксимат был добрым человеком. И Сайлас не думал, что его просьба будет воспринята превратно.
   Так и получилось.
   - Ирион?
   - Это в Тарнской долине, архимаксимат. Глушь, провинция, но это моя родина. Место, где я должен жить.
   Архимаксимат ответил не сразу. В тишине потрескивали дрова в камине.
   - Хорошо, Вольверон. Постараюсь все уладить. Старик вздохнул.
   Ему поведение Сайласа казалось абсурдным. О да, некоторые имели право посвятить себя простонародной набожности, и этот путь также был достоин всяческого уважения. Но Вольверон? Казалось, будто молодой человек просто занемог.
   - Неужели мое желание так странно, архимаксимат?
   Но беседа была окончена.
   Дверь, щелкнув, затворилась. Архимаксимат вернулся в свое мягкое кресло у огня. Согрел руки. Снова вздохнул. Бедняжка Лоленда! Этот юноша ей так нравился!
   Старик Вольверон возвращался домой из леса, осторожно ставя перед собой посох. Туда ли он шел, в ту ли сторону? Он не смог бы ответить уверенно. Он слишком долго просидел, предаваясь горьким воспоминаниям. Если бы он мог плакать, он бы заплакал. Но что толку горевать о прошедших годах?
   - Папа? - окликнула Вольверона его дочь, встав на тропинке перед Сайласом. Взяв отца за руку, она проговорила потише: - К пещере - вот в эту сторону надо идти.
   Солнце ярко светило, заливая подлесок сквозь кроны деревьев. Но судьба нависла над отцом и дочерью, словно мрачная грозовая туча.
   ГЛАВА 33
   КОМНАТА НОВА-РИЭЛЯ
   - Эй!
   - Иду, господин Полти.
   Такое происходило бессчетное число раз за день. Сначала громогласный крик, эхом разносившийся по кабачку, потом - топот тяжелых ботинок хозяйки по узкой винтовой лестнице. Полти, лежавший на мягкой кровати в лучшей комнате, лениво поворачивался на бок. Он задирал ночную рубашку и мочился в горшок. Противно пахнущая струя мочи пролетала мимо, падала на узорчатую циновку, разливалась там дымящейся лужицей. А жирный парень только довольно ухмылялся и укладывался на спину.
   - О, ну и запыхалась же я! - сообщала досточтимая Трош, появляясь в дверях, прижав руку к вздымавшемуся животу. С подчеркнутой обходительностью она ставила кружку на инкрустированный столик красного дерева у кровати, разглаживала фартук и осторожно присаживалась на край кровати. Так повторялось изо дня в день.
   - Вам лучше, господин Полти? - спрашивала она.
   - Маленько лучше, - неизменно отвечал Полти. - Спасибо, Винда. (Хозяйка сама упросила Полти называть ее по имени. Когда так ее пробовал называть собственный сын, она драла его за уши.)
   - Господин Полти! - притворно возмущалась вдова. - Вы меня в краску вгоните.
   Но она не краснела. Она печально обводила взглядом комнату, заставленную темной полированной мебелью, стены, увешанные множеством картин, выцветших и потрескавшихся. А ведь как старательно, как любовно она выбирала и покупала эти картины в первые годы замужества! А какие люди останавливались в этой комнате в былые деньки! Она называлась "комнатой Нова-Риэля" и была святая святых "Ленивого тигра" в те дни, когда это заведение не было таким, как теперь, - забегаловкой для отпетых пьянчужек. Сама кровать - ну просто загляденье! С четырьмя столбиками, с бархатным балдахином - для парня она была великовата, даже для здоровенного. Но если на то пошло, Полти был благородных кровей. Самый благородный постоялец в "Ленивом тигре" со времен Осады! Да и сын досточтимой Трош тоже спал теперь здесь - она это знала. Правда, спал он большей частью на стуле у окна, а то и на сеновал уходил - после перебранок с господином Полти. О, как бы Винде хотелось, чтобы ее сына уважали побольше!
   От коврика поднимался запах мочи.
   - Винда, я тут подумал, - проговорил Полти, прихлебывая эль. - А Вел в последнее время в "Тигра" наведывается?
   - Сынишка кузнеца? Ой, он тут много раз бывал, господин Полти. И все время с этой девчонкой-толстушкой. - Досточтимая Трош осуждающе поджала губы. - Только вот не припомню, звать-то ее как.
   - Лени, - напомнил ей Полти - пожалуй, немного поспешно.
   - Лени, точно. Развязная маленькая дрянь. Вот чего не выношу - так это распущенных девушек. Ну а вы, господин Полти, себе уж точно попорядочней девушку найдете. - И Винда любовно окинула взглядом внушительную фигуру Полти.
   За те несколько сезонов, что Полти провел в "Тигре", он еще больше разжирел - ну ни дать ни взять еще одна бело-розовая подушка на кровати!
   Полти бросило в краску.
   - Да ладно вам, Винда!
   - И никаких "ладно вам, Винда" - чтоб я не слышала. Вы благородный, и это я уж точно знаю - в один распрекрасный день вы прославитесь. Просто вам надо поправиться да на ноги встать. Вот и все. Ну, это само собой, когда вам полегче станет. - Винда стеснительно взъерошила рыжие кудри Полти. - А ведь я почти закончила вам жилетку вышивать.
   - Винда? - окликнул ее Полти, когда она уже стояла на пороге. Залитая румянцем досточтимая Трош обернулась. - Когда сын кузнеца снова придет, скажете мне, ладно?
   Досточтимая Трош пообещала сказать. В последнее время уход за Полти стал для нее чуть ли не смыслом жизни. Полти ни в чем не знал отказа. Порой, когда он спал после обеда, она потихоньку входила, садилась на кровать и нежно гладила его, виновато отдергивая руку, если слышала на лестнице шаги Арона. Она ничего не могла с собой поделать. Господин Полти внушал ей благоговейное преклонение. Она знала: этот парень послан ей в награду за пережитое горе - смерть мужа и за то, что с тех пор в ее душе расцвела обновленная непоколебимая вера.
   Бедняга Эбби теперь покоился в глухом углу кладбища, в простой могиле без надгробия. Винда собиралась заказать красивое резное надгробие. Она думала о том, как, постарев, будет приходить к могиле мужа, садиться рядом и разговаривать с ним. Она будет заботливо спрашивать своего Эбби, вдоволь ли он пьет эля в Царстве Небытия и как он там ходит на одной ноге. "Эбби! будет тихонько шептать она. - Это Винда. Твоя Винда с золотистыми кудряшками". Ну а пока - пока она будет дарить свою доброту, свое милосердие здесь - тем, кто в этом нуждается. Таков ее долг. Некоторые считали ее дурной женщиной. Говорили, что "Ленивый тигр" - чуть ли не бордель. Поглядывали на Винду и шептались: "Зеленая подвязка!"
   Вот уж ерунда! Наглая ложь! Чего-чего, а подвязок Винда сроду не носила!
   Уйдя в тот день от господина Полти, Винда задержалась на лестнице. Дрожащей рукой нащупала в кармане фартука то, что носила там уже много дней. Да, на месте. Ей нравилось всякий раз убеждаться, что драгоценность на месте. Она собиралась отдать ее господину Полти сегодня, но так приятно было оттянуть блаженный миг.
   Еще немного оттянуть.
   Винда поднесла поближе к глазам перстень с аметистом и залюбовалась им. Вот ведь какой гадкий мальчишка ее Арон - прятал перстень! И от кого от родной матери! Найдя перстень, досточтимая Трош была возмущена до глубины души. Как это он только посмел что-то украсть у слабого, больного товарища! Впрочем... нет, воришка бы из Арона не получился - уж слишком он был глуп. Его вина у него на физиономии была написана. Досточтимая Трош старалась, как могла, но, увы, она не любила собственного сына. Он казался ей каким-то бесцветным, жалким. Конечно, Эбби был пьяницей, но все-таки в нем был огонь! Жизнь в нем была! А в Ароне что? Ровным счетом ничего.
   Аметистовый перстень сверкал гранями и переливался в лучах закатного солнца, проникавших сквозь роковое окно. Винда Трош поднесла перстень к губам и забыла о своем никудышном сынке. Арон! Да при чем он вообще? С того самого мгновения, когда досточтимая Трош увидела перстень, она поняла, кто для нее должен стать предметом обожания. Она вспомнила времена Осады. Золотые были деньки. Она тогда вертелась как волчок, стараясь угодить солдатам-синемундирникам. Винда загадочно улыбнулась.
   Видела, видела она перстень, похожий на этот...
   - Боб, а Боб, - заплетающимся языком проговорил Полти. - Я тут, знаешь, чего подумал?
   - М-м-м? - уставший после дневных забот долговязый Арон поудобнее улегся на подушке. Он давно привык к пьяному бормотанию дружка. Голос Полти для Боба в это время, когда они вместе лежали на широкой кровати, был всего лишь звуком, нарушавшим тишину, - звуком, пожалуй, поприятнее тех воплей, что раздавались в кабачке, но противнее шелеста листвы за окном и унылого уханья совы. Боб поплотнее закутался в одеяло. Тем самым он безмолвно намекнул другу на то, что в комнате холодновато. Полти сегодня смилостивился настолько, что позволил Бобу открыть окно. Кисловатый запах мочи и пота постепенно улетучивался.
   Полти ударил по кровати кулаком:
   - Боб!
   - Ну, чего, чего?
   - Да Лени.
   - Что - Лени?
   Про Лени Боб теперь редко вспоминал. Все они уже выросли. Мир детства, мир Пятерки остался где-то далеко позади.
   - Ну... ты же знаешь... я сильно болел, Боб.
   - Ну, знаю, - отозвался Боб. Полти действительно был очень болен несколько сезонов назад. А потом просто валялся в кровати пьяный, а мать Боба бегала к нему по первому зову и всячески ему угождала.
   - Боб? А теперь я, пожалуй, поправился.
   - Чего?
   Если так, то это было удивительно. Боб приподнялся и сел.
   Полти перекатился поближе к другу. Пружины матраса скрипнули. Пухлая ручища сжала худенькое плечо Боба.
   - А ты про Лени вообще-то думал хоть раз? Боб, как следует ты про нее думал, а? - Боб не совсем понимал, к чему клонит Полти. - А ведь она хорошенькая девочка, Лени-то, а?
   - Ну, наверно. Только ты сказал, что она шлюха.
   - И шлюха тоже, не без этого. Только я вижу, ты про нее как следует все-таки не думал, Боб. Ну да ладно. Ты не переживай. Чего тебе-то думать? Думать - это мое дело. Только она сама во всем виновата, Лени-то. Сама виновата во всем.
   Жирный Полти чуть-чуть приподнялся и оглушительно рыгнул.
   Той ночью, после того как Полти, наконец, уснул, Боб еще долго лежал, вновь напуганный происходящими переменами. Эти перемены он в последнее время сам для себя стал называть "сдвигом смысла". Когда умер его отец, Боб познал жуткий, внезапный ужас. То было совсем иное чувство - нынешнее было каким-то ползучим, медленным, но от этого не менее пугающим. А чувствовал Боб вот что: ему казалось, что вещи, которые должны бы, по идее, прочно стоять на своих местах, начали двигаться, они уходили у Боба из-под ног. И это Бобу очень не нравилось.
   "Когда, - задумался Боб, - Полти в последний раз говорил о Лени и Веле, о том, как распалась Пятерка? Сегодня он заговорил об этом впервые за долгое время".
   И явно не в последний раз.
   Полти винил Лени в том, что рухнуло их маленькое королевство. Это она своей похотью соблазнила Вела и увела его от товарищей. Ну а будь они все вместе, разве Полти завел бы ту дурацкую болтовню про "Зеленую подвязку"? Разве тогда Полти полез бы в собственный дом, чтобы украсть серебро? Разве тогда досточтимый Воксвелл рассвирепел бы настолько, что превратился в жуткое, беспощадное чудовище? Если бы не это, разве он стал бы отрезать ногу старому Эбенезеру?
   Во всем была виновата Лени. Только она.
   Выстроив такую цепочку событий в уме, Боб был вынужден признать, что все выглядит очень убедительно. В подобной связи событий была правда, хотя можно было посмотреть на вещи и иначе - например, приписать гибель королевства Полти всего лишь течению времени и взрослению ребят... Но Боб понимал, что такая версия Полти никак не устроит.
   Ему непременно нужен был кто-то, кого можно было обвинить в случившемся.
   Обвинить - и отомстить.
   Несколько дней спустя, вечером, Боб, снующий между столиками с кружками, до краев наполненными пивом, заметил в уголке зала Полти. Боб чуть кружки не выронил от удивления.
   - Эй!
   Пиво пролилось на чей-то воротник.
   - Простите, простите!
   Боб брякнул кружками и ретировался, сопровождаемый обычными ругательствами. Его мать, нацепившая рыжий парик и сильно напудренная, порхала по кабачку, с удовольствием выслушивая сальные шуточки жирного торговца лошадьми из соседней деревни. Боб осторожно поддел мать локтем:
   - Мам, а Полти почему здесь? Мам?
   - Парень, еще пива тащи! - прорвался чей-то окрик через клубы табачного дыма.
   - В чем дело, Арон? - возмутилась досточтимая Трош. - Ты что, не слышишь, тебя зовут? Давай поторапливайся!
   Боб от отчаяния прикусил костяшки пальцев. Сам он только что пришел задавал корм лошадям на ночь и чистил их. Сколько же времени Полти сидит в углу? Да и Полти ли это? А с ним кто сидит? Долговязый Боб прищурился и попытался разглядеть сквозь густой дым, кто это сидит за столиком в углу. Знакомые ярко-рыжие кудри, жирная шея, запрокинутая голова - все, в общем-то, привычное, но вот только его друг уже несколько лун кряду не спускался вниз по лестнице. И вот тут до Боба дошло: "Началось!"
   - Полти! Ты спустился!
   Это было сказано немного погодя. Боб взмахнул скатертью и накрыл ею столик, за которым сидел Полти в новой вышитой жилетке, а рядом с ним, как теперь имел возможность убедиться Боб, - Вел и Лени.
   - Спустился? - как бы непонимающе уточнил Полти, улыбаясь.
   - Он что, пьяный?
   Сын кузнеца точно был пьян. Боб посмотрел на него. Вела он не видел очень давно. У Вела давно пробивались усики, а теперь выросли просто-таки роскошные взрослые усы. Вел и подрос, и возмужал, мышцы так и дыбились у него под рубахой. А руки-то, руки, кулачищи какие здоровенные... Он схватил Боба за руку, тощую, как лапка богомола, и вывернул.
   - Где там наше пиво, парень? Мы же велели - еще пива!
   - Ой, Вел, ты что! - хихикнула Лени. - Это же Боб, помнишь? Боб!
   Лени жутко потолстела. Груди у нее выросли до невероятных размеров. Светлые волосы лежали круто завитыми локонами. Лени перегнулась через столик, доверительно глянула на Боба, прикрыв стакан со спиртным.
   - Мы с Велом собираемся пожениться, Боб. Разве не здорово? Полти, наш старый дружок, узнал об этом первым.
   - Пожениться? - совершенно по-дурацки переспросил Боб. Больше он не в силах был произнести ни слова. Ему почему-то не давала покоя темная ложбинка между грудями Лени и такая сердечная, поздравляющая улыбка Полти.
   Полти пьян, что ли, все-таки?
   Боб так и не понял. Только позднее, когда Полти отправился спать, Боб заметил, что по лестнице его дружок ступает уверенно.
   - Честное слово, - брезгливо проговорил Полти, войдя в комнату, - вонь тут просто ужасная. - И Полти распахнул окно, как только Боб прикрыл дверь. - Просто диву даюсь, как это ты не замечал такой вони, Боб. Ну да чего удивляться-то? Особым чистюлей ты ведь сроду не бывал.
   - Пожалуй, - пожал плечами Боб и зажег свечу. Полти повернулся к окну спиной, и Боб впервые увидел во всей красе тот жилет, то вышила для Полти его мать. Нити всех цветов играли красками на темном фоне, отчего жилет становился похожим на сад в цвету. - Потрясающе... - проговорил восхищенный Боб.
   И даже не позавидовал другу. А ведь у Боба никогда не было вышитого жилета. Штаны у него оборвались, пестрели наспех пришитыми заплатками, из рубашки и камзола он вырос уже много лун назад, руки торчали из рукавов чуть ли не по локоть. Ну да он к этому привык. Привык и к тому, что его мать по утрам только тем и занималась, что шила одежки для Полти, в то время как ее собственный сын ходил оборвышем. Это казалось Бобу в порядке вещей. В Полти было что-то особенное, это Боб знал всегда. Что-то важное. Не зря же его друг был таким рослым и крупным, широкоплечим. И теперь, в вышитом жилете Полти выглядел еще более представительно.
   На миг Боб обрадовался, а потом снова встревожился. Двумя пальцами большим и указательным - Полти сжимал волосок, снятый с жилета. Вьющийся соломенный желтый волосок. Но вовсе не волосок так встревожил Боба. Нет, не волосок, а серебряный перстень, сверкнувший на пальце у Полти, когда тот поднял руку. Серебряный перстень с фиолетовым камнем.
   - Откуда у тебя этот перстень?
   - Твоя мать дала, дружище. Винда сказала, что берегла его для меня. Чего она только для меня не сделает, а? - Полти снял жилет и аккуратно повесил его на спинку стула. - Отличный вечерок нынче выдался. А денек завтра и того хлеще будет! - ухмыльнулся он. - Да ладно тебе, стручок бобовый! Чего ты такой кислый?
   Боб опять задумался - не пьян ли Полти.
   Жирная физиономия Полти лучилась довольством и гордостью.
   А когда они задули свечу и улеглись на кровать, Боб решил внести ясность:
   - Но оно твое было!
   Полти, ворочаясь под одеялом, довольно зевнул и сказал только:
   - Гм? А?
   Тихо позванивали стекла в оконной раме. Зловонный запах исчезал.
   - Оно твое было - кольцо это. Ты его в руке сжимал.
   - А? Мне надо спать, дружище. Честно, спать надо. Завтра с отцом повидаться надо.
   - С твоим отцом? - у Боба сердце в пятки ушло. Полти сладко проспал всю ночь, а его тощий, долговязый друг почти глаз не сомкнул. "С отцом повидаться? Как же это?" Только утром, когда его друг, весело насвистывая, вышел из "Ленивого тигра", Боб догадался, что Полти решил-таки навестить досточтимого Воксвелла.
   - Полти!
   Полти обернулся. Расшитый жилет весело играл на солнце вышивкой. Солнце ласково озаряло Полти. Боб бежал по лужайке вдогонку за другом, неуклюже перебирая длинными ногами.
   - Тебе чего, дружище?
   - Ты возвращаешься, Полти?
   - Чего? Ну, конечно, я возвращаюсь. А ты чудак, дружище, знаешь? Настоящий чудак, - ухмыльнулся Полти и покачал головой.
   Ссутулившись, Боб поплелся обратно, но на краю лужайки обернулся и увидел, как Полти исчез за углом переулка между густыми вязами, за которыми стоял дом досточтимого Воксвелла.
   И только тут в голову Бобу пришла прелюбопытнейшая мысль: "Он не мой отец", - сказал как-то раз Полти - но не могло ли быть так, что Полти просто забыл правду? Может быть, это был просто горячечный бред? А может быть, он все-таки что-то такое знал про себя и это сорвалось с его губ, когда он был почти без сознания. Он слыхал такие рассказы - ну, точно, наверное, с его Другом произошло нечто подобное. Полти - в этом Боб не сомневался - не знал, что перстень с аметистом принадлежал ему. Если он забыл о нем, значит, он забыл и о письме. Письмо Полти так долго сжимал в руке, и Бобу потом пришлось долго, осторожно его разворачивать - это было в ту ночь, когда его Друг явился к "Ленивому тигру" раздетый и избитый. А потом... потом Боба сморило, и он спал так крепко, что проснулся только тогда, когда услышал шаги на лестнице. Дернулся, попробовал было спрятать свое сокровище, и от письма в результате осталась пыль, труха. Мать, конечно, первым делом уставилась на перстень.
   - Это... это его, - промямлил Боб.
   - Ясное дело, не твой перстень. Он человек благородных кровей, не тебе чета.
   - Наверное, его отец его избил.
   - Его отец? Чушь какая.
   И правда, чушь! В мозгу у Боба завертелись фразы из письма. "Поручаю моего мальчика вашему попечению" - такая там была фраза. Еще там было написано: "Этот перстень - мой подарок ему". А еще - "К совершеннолетию".
   Его отец?
   Чепуха!
   Боб только еще больше запутался, вот и все.
   И он развернулся и снова побежал по лужайке.
   - Полти! Полти! - взволнованно и испуганно окликал он друга. Он должен был его догнать, непременно должен был. Неужели Полти думает, что возвращается к своему отцу?
   И вдруг Боб окончательно заблудился в густых зарослях. И уже не мог понять, в какой стороне дом лекаря. Он где-то неправильно повернул, а где верный поворот, не мог сообразить. Думал он об одном: о том, что в это самое время в одной из чистеньких комнаток дома лекаря происходит драка, что Полти опять бьют... Кровь стучала в висках у Боба, солнечные блики слепили его глаза. Он побежал обратно.
   Но куда, куда же бежать? Переулок раздваивался. В ту сторону? Или в другую?
   - Привет, дружище!
   Это был Полти. Он весело ухмылялся.
   - Полти, не ходи туда. - Длинные пальцы Боба сжали руку друга.
   - Дружище, а теперь-то ты о чем толкуешь, не пойму? - Полти стряхнул с рукава руку Боба и, насвистывая, зашагал к деревне. Развилка осталась позади.
   - Ты туда не пойдешь?
   - Куда? Я побывал у моего отца. Такой добряк. Он мне преподнес маленький подарочек.
   Вид у Полти был самый что ни на есть довольный.
   - Подарочек? - ошеломленно проговорил Боб. - Какой подарочек?
   Полти был готов рассмеяться над другом. Его пухлые пальцы тут же скользнули в боковой карман великолепного жилета. "Подарочек" мелькнул перед глазами у Боба и тут же снова исчез в кармане.
   Боб ничего не понял. Это же... Это ничто! Маленькая бутылочка с темной вязкой жидкостью.
   - Чернила?!
   Тут уж Полти расхохотался:
   - Не-е-ет! Это лекарство, дружок. Такое лекарство, от которого нам всем будет куда как лучше!
   ГЛАВА 34
   ПРОРОЧЕСТВО
   - Госпожа...
   - Спасибо, Стефель,
   На Умбекке был самый лучший чепец, в руках у нее была корзинка. Наверное, позволив старику кучеру подать себе руку и помочь сойти с повозки, Умбекка представила себя женщиной более благородной, созданной для другой жизни. О да... Камердинер-оборванец, он же кучер, мог бы быть щегольским ливрейным лакеем, а потрепанная повозка - шикарной каретой.
   - Стефель, - крикнула Умбекка вслед тронувшейся с места повозке, - ты не пойдешь в "Ленивого тигра", я надеюсь?
   - Н-но, пошла! - прикрикнул старик на старую кобылку.
   - Хмф, - фыркнула и улыбнулась Умбекка.
   Джем волновался. Он самостоятельно спустился с повозки и теперь, опираясь на костыль, с любопытством разглядывал тенистую аллею. Сейчас, в жаркий день, аллея была безлюдна. Дорожка вилась между развесистыми вязами и уводила от деревенской лужайки - туда, где, по словам тетки, располагалась проповедницкая. Туда они как раз сегодня и отправились.
   - Тетя, - спросил мальчик, как только они тронулись с места, - а что такое проповедницкая?
   Этот вопрос он задавал не впервые. Тетя улыбнулась:
   - Такой большой дом.
   - Большой - как замок?
   - Самый большой дом в деревне.
   - Но почему?
   Это была игра.
   - Потому что это очень важное место, - торжественно отвечала Умбекка, но тут же поправила себя: - Потому что когда-то это было очень важное место.
   Сквозь тенистые кроны вязов пробивались солнечные лучи. Тропинка была неровная, пыльная, вся в ямках и бороздах. Между разбросанными там и сям острыми камнями пышно разрослись сорняки.
   - Тебе не тяжело идти, Джем?
   - Нет-нет! - горячо возразил юноша. А сам чуть не падал.
   Прогулки - это придумала Эла, и спутницей Джема на прогулках должна была стать она. Собственно говоря, они и начали гулять вместе. Долгим сезоном Короса, закутанные в теплые шубы, Джем с матерью подолгу бродили по коридорам главной башни. Они мечтали о том времени, когда стает снег и можно будет гулять по галереям и переходам внутреннего двора. Но когда это время настало, спутницей Джема стала тетка Умбекка. Она же сопровождала Джема сегодня, торжественно вышагивая под палящим солнцем.