Арден Том. Танец арлекина (Орокон - 1)

   - Джем! Мы с тобой непременно окрепнем! - сказала Эла и, улыбаясь, сжала руку сына.
   Но сама она все еще была очень слаба,
   - А когда мама поправится? - спросил Джем, осторожно переставляя костыли так, чтобы не угодить в глубокие борозды.
   Умбекка, как обычно, напустила на себя торжественно-скорбный вид.
   - О Джем, кто это может знать...
   - Никто не знает? Пауза.
   - Досточтимый Воксвелл...
   Джем развернулся к тетке, в порыве гнева выкрикнул:
   - Нет! Вы ему не верите!
   - О нет, Джем! - испуганно отозвалась Умбекка, и на ее жирной физиономии отразился неподдельный страх. - Когда-то, когда-то... но не будем говорить об этом несчастном человеке. Какой нынче чудесный день, Джем, правда?
   - Чудесный, правда. Вот бы мама была с нами...
   Джем не стал продолжать.
   - Бедняжка Джем, - сказала тетка немного погодя, когда юноша остановился, чтобы отдышаться и передохнуть. Пухлая рука Умбекки погладила черные волосы Джема. - Твоя мать больна, но она крепится, держится изо всех сил, я знаю.
   - Знаю, - эхом отозвался Джем. - Знаю.
   Эла на самом деле крепилась и держалась изо всех сил. В ночь безумия досточтимого Воксвелла, когда, в конце концов, служанка отвела Элу в ее покои и уложила в постель, все думали, что Эла потеряет сознание и уже не оправится от пережитого потрясения. Но перед тем как уснуть, Эла совершила дикий, совершенно неожиданный поступок.
   - Леди Эла, ваше лекарство!
   Бутылочка темного стекла пролетела по комнате, ударилась о камин и разлетелась на множество осколков.
   Той ночью Эла спала спокойно. Потом ночь за ночью она лежала без сна, тяжело дыша и обливаясь холодным потом. Лежала и смотрела на камин, где догорали угли, мерцали и переливались призрачные огни. Как бы ей хотелось снова погрузиться в забытье! Яркость, свет дня казались Эле какими-то хрупкими, готовыми в любое мгновение разбиться, словно лед. "Сегодня теплее, как тебе кажется?" - говорила Умбекка, но Эла только ежилась, пожимала плечами и молчала. Измученная, усталая, она садилась у огня, обнимала себя руками, играла прядями волос. Время от времени руки и ноги Элы непроизвольно дергались.
   Клик-клик, клик-клик, - звякали вязальные спицы ее тетки.
   - Поешь чего-нибудь, племянница. Пирожные необыкновенно вкусны.
   Но Эла не могла ничего есть.
   - Я пошлю за досточтимым Воксвеллом! - выпалила Умбекка как-то раз, когда Эла упала на пол и не могла подняться.
   - Нет! - прошептала Эла.
   Досточтимый Воксвелл?!! Сквозь обуглившийся мрак воспоминаний измученная молодая женщина вновь и вновь видела влажные лиловатые губы лекаря, раздвинувшиеся, когда он зубами вынул пробку из бутылочки. Хлоп! выскочила пробка. Даже в воспоминаниях Элы слышался этот глупый, дурашливый звук. Хлоп-хлоп-хлоп! Слышался, пока не становился громче, не начинал звучать зловеще, не разлетался жутким эхом. То было эхо ее обреченности, и хотя порой бывало так, что Эла не осознавала ничего, кроме того, что очень больна, теперь она ясно, отчетливо понимала и другое: "Они пытались убить меня!" Да, пытались. Быть может, не тело. Но душу, разум - точно. Эла сжимала и разжимала кулаки. Как ей снова хотелось погрузиться в такое приятное, сладкое забытье! О, тогда бы коварный мир не тревожил ее. А там, в мире забытья, было бы тепло и сладко. Теплая, сладкая смерть там была бы. Эла вспомнила о снотворном снадобье и увидела лицо досточтимого Воксвелла мерзкое, ухмыляющееся. Он смеялся! Нет! Она ни за что не сдастся! Ни за что!
   "Я пошлю за досточтимым Воксвеллом!" - эхом раздавались в ушах Элы слова тетки. Она вцепилась ногтями в ковер, собрала все силы, какие только у нее были, и закричала: "Не-е-ет!"
   Что-то такое было в жутком крике Элы, что остановило даже Умбекку. Толстуха попятилась, сердце ее испуганно заколотилось. Она прижала руку к затянутой в черный креп груди, закрыла глаза и горько вздохнула. Она понимала, что племяннице очень хотелось бы выпить снотворного снадобья, но понимала и другое - Эла была горда и ее гордость была сильнее.
   В последующие дни Эла страдала, но боролась, решившись раз и навсегда вырваться из липких объятий снотворного зелья.
   Умбекка взяла колокольчик.
   - Нирри, помоги леди Эле встать.
   Нирри выполнила указание хозяйки.
   - Мэм?
   - В чем дело, девчонка?
   - Еще что-нибудь?
   Умбекка вздыхала:
   - Нет.
   Нет. Она не пошлет за досточтимым Воксвеллом. Об этом не могло быть и речи. Угроза осталась угрозой, и не более того.
   - Это здесь, тетя?
   - Да, Джем. Это проповедницкая.
   Джем с любопытством вглядывался в здание, стоявшее за проржавевшими воротами. Окруженная высокой стеной, проповедницкая была большой и мрачной. Ее окружал заброшенный, одичавший сад. Ржавые петли ворот протестующе заскрипели. Умбекка улыбнулась Джему, не слишком решительно толкнувшему створку ворот.
   Пригибаясь под нависшими над дорожкой ветвями, Джем и Умбекка шли к проповедницкой.
   - А почему проповедницкая, тетя?
   - О Джем! - этого вопроса Джем Умбекке еще не задавал. - Это же понятно. Проповедницкая есть проповедницкая. Тут жил проповедник.
   - А кто такой проповедник?
   - Самый главный человек в деревне.
   - Важнее лорда?
   Толстуха остановилась.
   - Лорд - повелитель замка, Джем. А проповедник - повелитель храма.
   Джем обернулся.
   - Тут жил бог Агонис?
   Тетка немного отстала от него - наверное, ей тяжело было нести корзинку. Ее ответ донесся до Джема из-за густой листвы.
   - О нет, Джем. Нет, что ты! Здесь жил его посредник. Его наместник. Проповедник.
   Но и этот ответ мало что объяснил юноше.
   - Это все было в стародавние времена? Когда люди еще веровали? Ну, то есть, когда веровали все-все?
   Юноша смотрел на разрушающийся дом и на миг вдруг почему-то очень встревожился. Вдоль одной из стен тянулась странная пристройка - вроде бы застекленная.
   - Да, Джем. В стародавние времена, - откликнулась тетка, и голос ее прозвучал ближе. Она успела догнать Джема.
   Умбекка за последнее время изменилась не меньше, чем ее племянница... Умбекка стала спокойна, тиха и доброжелательна - такой она стала после ночи безумия лекаря. Что-то умерло у нее в душе, она перестала быть такой, какой была раньше.
   Она больше не наведывалась в дом досточтимого Воксвелла и перестала носить на груди сверкающий золотой круг Агониса.
   - Мы еще не пришли, тетя? - спросил Джем.
   - Скоро придем.
   - Но когда же?
   Тетка обогнала его и шла впереди.
   - Бедняжка Джем! Тебе тяжело ступать по гравийной дорожке?
   - Нет-нет! - мотнул головой Джем. Он тяжело дышал. - Просто... просто я проголодался, вот и все!
   Вот это было правдой. Солнце уже клонилось к закату, а они все еще не добрались до цели. Раскрасневшийся Джем повис на костылях и глядел на внушительную фигуру шагавшей впереди Умбекки. Они обогнули здание проповедницкой, миновали окружавший здание сад, дошли до калитки и вышли в огород.
   - Когда мы с Руанной были молоденькие, - говорила Умбекка, - мы сюда каждый Канун наведывались. О, какие мы тогда были веселые, какие счастливые бежали по дорожке в муслиновых платьях, смеялись, болтали! Размахивали зонтиками!
   После богослужения у проповедника всегда бывало застолье. Ну, это само собой разумеется, только для людей благородного происхождения, жутко скучно. Ну а мы с Руанной убегали в огород. Как же нам тут нравилось! О чем мы только не мечтали! Мы смотрели на Оракул и гадали, что с нами будет. Это было еще до того, как эрцгерцог избрал мою бедную сестру себе в жены, конечно. О, он далеко не сразу сделал ее своей избранницей!
   В воздухе пахло созревшими яблоками.
   - Мы пришли, Джем, - объявила Умбекка немного погодя.
   - Тетя, что это такое?
   Цель их путешествия открылась неожиданно. Раздвинулись переплетенные ветви, и перед глазами Джема предстало странное сооружение... Две поросшие мхом ступени вели к круглому возвышению. Там стояла полукруглая мраморная скамья. Посередине на мраморной плите стояла огромная, тоже мраморная, резная чаша, а выше как бы парили в воздухе две фигуры, выполненные в человеческий рост - мужская и женская. Обнаженные мужчина и женщина держались за руки, и взгляды их были устремлены вниз - как бы на тех, кто смотрел на них снизу вверх со скамьи.
   - С ним рядом - женщина, которую он искал, нашел и потерял, - сказала тетка Джема. Голос ее стал мечтательно-отстраненным. - Говорят, настанет день, и они будут вместе. Это бог Агонис, Джем. Бог Агонис и леди Имагента.
   Джем не отозвался. Он и не знал, что сказать. Он осторожно переставлял костыли, двигаясь вокруг чаши. Время от времени юноша останавливался и смотрел вверх, на статуи, или вниз, внутрь чаши. Статуи были необыкновенно красивы, и их красоту не нарушали даже трещины в мраморе, даже зеленый мох. А вот из чаши поднималось зловоние. На самом дне осталась гнилая лужица.
   - Этот фонтан назывался Оракулом, - рассказывала тетка. - Он показывал то, что с тобой будет. В воде можно было увидеть изображение, похожее на сон.
   Довольно вздохнув, Умбекка сняла с корзинки салфетку, расстелила ее на скамье, вынула пробку из бутылки с сидром. Достала из корзинки хлеб, ветчину, язык, пирожные, булочки. - Думаю, мы заработали с тобой право перекусить на славу, а, Джем?
   - Заработали, конечно! - не смог удержаться от смеха Джем. И они принялись с аппетитом есть, передавая друг дружке бутылку с сидром, в густой тени разросшегося фруктового сада. Солнце все сильнее клонилось к закату и в какой-то миг вдруг ярко осветило фигуры фонтана.
   - Прогони мух, Джем, будь хорошим мальчиком.
   А потом они просто сидели молча и смотрели на статуи. А золотой свет заливал их все ярче и ярче.
   - Они придуманные, тетя? Это легенда, да?
   - М-м?
   Легкий ветерок шевелил листву у них над головами. Послышался глухой стук - упало на траву очередное яблоко. Корзинка окончательно опустела. Они наберут яблок и наполнят ими корзинку.
   - Они - из легенды, да? Ну, как Нова-Риэль?
   Тетка бросила на Джема быстрый, не слишком довольный взгляд.
   - Ты знаешь о Нова-Риэле?
   - Варнава...
   - О да. Но ты не думаешь, Джем, что молния никогда не ударяет в одно и то же место дважды?
   И больше Умбекка ничего не сказала.
   ГЛАВА 35
   ХРАМ В РУИНАХ
   - Тебе понравилась прогулка, Джем?
   - О да, очень!
   - Вижу, что понравилась, - и Эла обняла сына, - ты так разрумянился.
   Бледная молодая женщина лежала на кушетке. Она была до пояса укрыта одеялом, на груди у нее лежал открытый томик романа. Книга была глупая какая-то древняя дребедень, которую Эла нашла среди вещей покойной матери, но при том довольно живая. Эла благодаря роману провела вечер в Агондоне, в мире игорных домов и шикарных балов. Бедняжка Эла! Теперь ей были суждены только воображаемые приключения. На миг глаза ее стали грустными-грустными. Но она тут же одернула себя, улыбнулась и растрепала светлые волосы сына. Как он подрос! Как окреп! И с каждым днем становится все больше и больше похож на Тора.
   - О Джем, вот если бы я только могла пойти с вами. Но ты не огорчайся, тетя еще будет гулять с тобой, пока погода хорошая. Правда, тетя?
   - Ну, конечно, племянница, непременно!
   Все был решено. Совершенный в тот день поход стал только первым из многих. Каждое утро во время того короткого жаркого сезона Стефель запрягал старую кобылу, и повозка, грохоча колесами, съезжала по дороге со скалы. Внизу, под деревьями, они расставались. Кучер сворачивал к "Ленивому тигру". Джем становился на костыли, и они с теткой отправлялись в путь. Умбекка безропотно следовала то рядом с Джемом, то впереди него, но в последнее время все чаще - позади. Каждый день в пухлой руке она сжимала ручку корзинки, до краев наполненной стряпней Нирри, - там могли лежать язык или ветчина, копченая говядина или жареная курица, пирожные, кексы или печенье.
   Маршруты прогулок Умбекки и Джема постоянно разнообразились, сами прогулки становились все более долгими. Еще дважды они наведывались в заброшенный фруктовый сад - туда странным образом влекло их обоих. Они снова и снова смотрели на статуи над фонтаном, и казалось, что из-за того, как играет на статуях солнечный свет, падавший сквозь густую листву, они не то двигаются, не то меняется выражение их мраморных лиц. Тетка дремала, а Джем бродил у фонтана, отыскивая ведущие в сад тропинки, и обнаружил, что дальний забор сада отделяет границы проповедницкой от кладбища. Джем долго стоял и смотрел через стену на кладбище. Надгробные камни равнодушно лежали под жарким солнцем. Джему стало немного не по себе, но почему - этого он и сам не понял.
   В следующий раз они направились на поле, лежавшее сразу за деревней, там, где начинались первые холмы. Посередине поля стоял большой бревенчатый сарай - пустой, молчаливый. А позади темной громадой высился замок, а выше него - ослепительная белизна царственных гор. Сердца Умбекки и Джема взволнованно бились, когда они уселись перекусить здесь, в чистом поле под открытым небом. Затем Джем исследовал внутренности сарая. Когда он принялся весело тыкать в жалкие остатки сеновала, оказалось, что в сене полным-полно крыс!
   Третья прогулка привела Умбекку и Джема на берег реки. По узенькой тропке они спустились к обрыву, под которым быстро мчались воды. Тетка назвала это место мельничным водоскатом. На другом берегу виднелась покосившаяся мельница. Огромное колесо вертелось медленно. В тот день и сам мельник вышел из дома и стоял, опершись о перила на дощатом настиле над водой. Умбекка помахала ему рукой - как-то не слишком уверенно. Мельник не ответил ей взаимностью. Вытащив из-за тульи шляпы длинную соломинку, мельник задумчиво жевал ее.
   Вообще надо сказать, что деревенских жителей Джем и его тетка обходили стороной, елико возможно. Отправляясь на прогулку, они шли по деревне краем. И Умбекка, и Джем инстинктивно, неосознанно сторонились центральной части деревни, где дома теснились около лужайки. Правда, столь же опасливо они относились и к густому загадочному лесу, подступавшему к деревне с юга. Порой, глядя на деревенских жителей издалека, Джем чувствовал какой-то жуткий, безотчетный страх.
   Почему он так боялся - он не смог бы объяснить.
   Но все же было одно место, куда его тетку тянуло сильнее, чем куда бы то ни было еще.
   Джема - тоже.
   Ранним вечером, когда до заката оставалось уже совсем немного, Джем и его тетка шагнули под растрескавшуюся арку ворот. Мошкара и стрекозы сновали между стеблями и листьями травы, выросшей так высоко, что она напоминала прибрежные камыши... Трава закрывала и могильные плиты, и змеящуюся между ними тропку. Там, куда падали лучи солнца, они слепили глаза. Там, где сгущались тени, царил непроницаемый мрак. В самом воздухе что-то застыло, что-то таилось - как будто здесь, где уже, по идее, ничего не должно было случиться, все время что-то назревало, что-то могло произойти.
   Джем спрашивал:
   - А это правда, тетя, что тут живут мертвецы?
   Бывали дни, когда Умбекка в ответ на подобный вопрос принималась отчитывать юношу и горевала о том, что он где-то наслушался подобных ваганских глупых суеверий. Но сегодня ее голос звучал спокойно и задумчиво:
   - Некоторые говорят, что это так. Сама я точно не знаю. Когда мы умираем, мы попадаем в Царство Вечности, если только не были грешниками. Грешники попадают в Царство Небытия. Но говорят, что бывают такие грешники, что не покидают этот мир, хотя смерть и призвала их. Они держатся возле таких мест, где обитает темный бог Корос.
   Умбекка сделала большие глаза, растопырила пальцы и приняла комически-устрашающий вид.
   Джем, подыграв ей, притворно испугался, вскрикнул и попятился.
   - Так значит, кладбище, тетя, это место, что принадлежит темному богу? - подумав, решил уточнить Джем.
   - О да, Джем, конечно. Вот почему храм построен именно на кладбище. Ну, или можно сказать, что кладбище построено около храма. В противном случае темный бог собрал бы с людей слишком большую дань. Поэтому умершие должны покоиться рядом с местом, где обитает бог Агонис.
   Джем запутался.
   - Так кому же тогда принадлежит это место - Агонису или Коросу?
   - О Джем. Ну конечно, Агонису! Он обитает... обитал в храме, и он не допустит, чтобы его темный брат совершил хоть какое-нибудь зло в окрестностях храма. В прежние времена, Джем, под храмом прокладывали туннели, которые вели от алтаря к стенам кладбища. Туннели эти расходились в пяти направлениях. Смысл был в том, чтобы добрые силы бога Агониса достигали самых границ кладбища и не давали темному Коросу приближаться сюда.
   - А здесь есть сейчас такой туннель, тетя?
   - Нет-нет, Джем. Это было в давние времена, - улыбнулась Умбекка. Мальчик порой бывал таким простодушным.
   Джем и Умбекка стояли на тропе, ведущей к храму. Портик фасада совершенно зарос плющом. Когда они с теткой поднимались по ступеням широкой лестницы, сердце Джема билось, охваченное непонятным восторгом. Умбекка приподняла плети плюща, ее племянник пригнул голову и вошел в колоннаду. Казалось, они попали в мрачную пещеру.
   Джем молча обвел взглядом паперть. Пол потрескался, его усыпали осыпавшиеся с плюща листья. Вот старое-престарое кресло-качалка, полусгнившее, покосившееся, вот мертвая птица, вот полуразмотанный клубок бечевки... Обернешься - увидишь светлый мир сквозь листву плюща, и покажется тебе, что ты угодил в тюрьму - темную, холодную, зеленую тюрьму.
   Вот когда Джем вспомнил о девочке - о той девочке, что убежала по тропинке, подразнив его. На миг ему вдруг показалось, что он опять видит ее на том же самом месте.
   Едва видимый силуэт, призрак.
   То был первый день в его жизни, когда он попытался встать на ноги.
   - Мы тут с тех пор никогда не были?
   - Джем?
   - Я помню, мы раньше тут бывали. Когда я был маленький. А потом больше не приходили?
   - Нет, Джем. Не приходили.
   Умбекка повернулась к племяннику спиной и в неуверенности застыла у заваленных всяким хламом дверей храма. Голос ее зазвучал отстраненно, задумчиво:
   - Это было в день ваганской ярмарки, Джем. Мы должны были стоять на страже у ворот храма. Мы должны были позаботиться о том, чтобы ваганы не осквернили храм. Вот в чем был смысл нашего пребывания здесь. Знаешь... с тех пор ваганы больше не приходили. Да и та ярмарка была первой после Осады.
   Умбекка коснулась рукой проржавевшей цепи. И с грустью вспомнила о том, что в самом конце Осады был случай, когда ирионский храм был осквернен безо всяких усилий со стороны ваганов.
   Было и это, и еще была война - давным-давно.
   Ржавая цепь поддалась и соскользнула со столбика. У тетки Джема вырвался негромкий вздох. Все, чем были завалены в свое время двери, давно истлело, и створка дверей довольно-таки легко, хотя и с жалобным стоном, отворилась. Юноша и толстуха-тетка вошли в темную пещеру храма. Внутри оказалось почти совсем темно. Свет проникал внутрь храма сквозь почти целиком заросшие паутиной витражные стекла. Паутина, похожая на спущенные флаги, свисала и со сводов потолка. Воздух тут был спертый, душный.
   - Я тут два цикла не бывала. Нет, три, - уточнила Умбекка, тяжело дыша.
   Джем сделал несколько осторожных шагов вперед. Холодные плиты пола покрылись коркой пыли, птичьего помета, осыпавшейся со стен штукатурки и тусклого, утратившего блеск стекла. Джем переставлял костыли, и от них во все стороны разбегались крысы.
   Джем шел по проходу между скамьями с красивыми резными спинками. В конце прохода его ждал алтарь. Огромный круг Агониса, вырезанный из красного дерева, упал и лежал, истачиваемый древесными жучками и плесенью. Взгляд Джема скользнул к каменному возвышению, где к кафедре толстой железной цепью были прикованы полусгнившие останки громадной книги.
   Джем повернулся и пошел вдоль боковой стены. Зачарованно он взирал на памятники в честь знаменитых покойников: вмурованные в стену мраморные свитки с их именами, резные плиты в полу у стены, надгробия с лежащими на спине статуями... Рядом со своей дамой лежал каменный рыцарь в доспехах, их каменные руки встречались в последнем ледяном рукопожатии. То был четвертый эрцгерцог Ирионский. В храме была увековечена память всех эрцгерцогов с древнейших времен. Джем подумал о том, что здесь лежат все те, чьи портреты вывешены в галерее, что их кости до сих пор лежат здесь - в стенах и под плитами пола.
   Мысль эта очень опечалила Джема, и он решил сказать об этом тетке.
   - Тетя?
   Они ведь молчали с того мгновения, как вошли в храм. Покуда юноша бродил по проходу и вдоль стен, Умбекка сидела на последней скамье, где нашлось более или менее чистое местечко.
   - Тетя?
   ГЛАВА 36
   САМАЯ БОЛЬШАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ
   Только одна из их прогулок не удалась. Она была испорчена происшествием, которое Умбекка затем назвала "Самой большой неприятностью".
   В тот день они пошли по другой тропе - вдоль кладбищенской ограды, но не в сторону проповедницкой, а в противоположную. Умбекка сказала, что хочет отвести Джема к Цветущему Домику, который стоял на самой опушке леса. Умбекка сказала, что там живет одинокая старушка, и что когда-то они с сестрой Руанной навещали ее - они в то время занимались благотворительностью.
   Они уходили все дальше и дальше от деревни, свернули раз, потом другой, и Джем стал задумываться, а далеко ли еще до Цветущего Домика? Тетка углубилась в воспоминания об ушедшей молодости. Она, видно, и мысли не допускала, что они могут заблудиться. Умбекка рассказывала о том, как Руанна вышла замуж за эрцгерцога, о том, как этому обрадовались все, кто жил в долине.
   - Все так и говорили: это будет одна из сестер Ренч, Умбекка или Руанна. Представляешь, Джем, в "Ленивом тигре" даже бились об заклад. Представляешь? Но о выборе и речи быть не могло. Всякому было ясно, кого выберет эрцгерцог.
   - Но вы же рады, что он не вас выбрал, тетя? Рады, да? - наконец удалось вставить Джему вопрос в поток воспоминаний Умбекки.
   - Что?
   - Ну, он же был предатель. Эрцгерцог.
   Умбекка сразу как-то сникла. Она вяло улыбнулась. Воспользовавшись наступившей паузой, Джем поинтересовался:
   - Тетя, мы заблудились?
   Да, они, конечно, заблудились, но не это стало "самой большой неприятностью".
   - О боже! - вдруг спохватилась Умбекка. - Я была уверена, что прекрасно знаю дорогу, но что поделаешь - ведь прошло... добрых четыре цикла! - она остановилась, глубоко задумалась и сказала: - Знаешь что, милый, нам, пожалуй, будет лучше вернуться. Что скажешь?
   Джема знобило. Солнечные лучи едва проникали сквозь густые кроны вязов. Подул ветер - но не ласковый ветерок, а холодный, порывистый. Еще несколько мгновений - и полил дождь. Они не только заблудились, теперь они могли и промокнуть.
   Но не это стало "самой большой неприятностью".
   "Самая большая неприятность" произошла тогда, когда короткий ливень кончился и, как выяснилось, на ту пору Джем и Умбекка уже успели найти тропинку, что вывела бы их к деревне.
   - Честное слово, милый, я была уверена, что знаю дорогу! Мы с сестрой были так прилежны, когда занимались благотворительностью, так прилежны. Кому, как не нам, было знать, что это такое - не иметь в этой жизни никаких надежд. "Девочки, - говорила нам наша мать, - такова ваша судьба - только называться дамами благородного происхождения. Только ваша красота поможет вам пробиться в жизни и занять высокое положение". О, мир еще не слышал слов вернее этих!
   - Тетя! - первым закричал Джем. Потом, когда он вспоминал об этом происшествии, ему было стыдно за то, как он закричал - и так визгливо.
   Но и тетка вскрикнула срывающимся от страха голосом:
   - Джем! О, смилуйся над нами, бог Агонис!
   Они прижались друг к другу, а прямо у них на пути, на мокрой от дождя лесной тропинке, с любопытством глядя на них, стояла огромная кошка с желто-черной полосатой шерстью.
   - Тетя... это... тигр?
   - Это... тигр, Джем. Давным-давно я слышала... как про него рассказывали. Но я... никогда не думала... что он на самом деле есть. Ой, Джем, мне кажется, он сейчас бросится на нас. А тебе не кажется?
   Умбекка принялась причитать, а Джем не мог отвести глаз от тигра. Он смотрел в узкие щели черных зрачков, и, как ни странно, этот взгляд золотых глаз тигра наполнил душу юноши удивительным спокойствием. Ему не верилось, что тигр может сделать ему и тетке что-нибудь плохое.
   Было тихо-тихо, только капли падали с вымокших веток. И вдруг откуда-то издалека, словно струйка ртути по глади тишины, прокатилось улюлюканье - клич не клич, окрик не окрик, а нечто среднее. Звук был на удивление чистым.
   Глаза тигра полыхнули огнем. Зверь пригнул голову и медленно отступил, исчез в зарослях леса. И только тогда, когда тигр исчез, Джем увидел незнакомца, из уст которого и вырвался этот странный звук. В тени под деревьями стоял некто очень высокого роста, в капюшоне.
   Сердце Джема ушло в пятки. Почему-то страшно ему стало именно сейчас.
   А вот тетка, похоже, вовсе не испугалась.
   - Сайлас! - имя сорвалось с губ Умбекки, словно ругательство.
   - Милая моя Умбекка! Нет, не надо меня благодарить, - отозвался старческий голос. Говорил он сухо и даже несколько изумленно.
   - Сайлас, мы заблудились. В какой стороне деревня? Надеюсь, это ты нам можешь сказать? - проговорила Умбекка таким голосом, словно старик скрывал от нее эти важные сведения давно и долго.
   - О Умбекка! Только не притворяйся, что готова сделать то же самое для меня, - фыркнул старик, взмахнул посохом и отвернулся.