Арден Том. Танец арлекина (Орокон - 1)

   Мгновение - и он исчез за деревьями. Вот и вся встреча. Как раз ее Умбекка и назвала потом "самой большой неприятностью".
   - Тетя, кто это был? - удивленно поинтересовался Джем. Еще более удивила резкость ответа.
   - Грешник! - взорвалась Умбекка. - Страшный, неисправимый грешник!
   Еще немного - и впереди показалась деревня, буквально за следующим поворотом тропинки.
   ГЛАВА 37
   СКАЛА УБИЙЦА
   - Ох, и давно же мы тут не были!
   - И правда!
   - Я соскучился.
   - Еще бы!
   Боб, как когда-то в детстве, неуклюже пробирался вперед, раздвигая побеги папоротника. Над его головой зеленели кроны деревьев Диколесья. "Диколесье зеленеет!" - распевал Боб - хрипло и фальшиво. С веток на его пути срывались и разлетались в стороны ласточки.
   - Полти, догоняй! - весело крикнул Боб, обернувшись назад.
   В этом году дни жаркого сезона Терона, казалось, никогда не закончатся, и с каждым днем Боб становился счастливее. Куда девались его былые тревоги! Полти так переменился. Теперь, когда у него появилась красивая жилетка и драгоценный перстень, он стал совсем другим парнем. Порой вообще казалось, будто вернулось прошлое. Вот и сейчас так казалось. Впервые за долгое время парни шли вдвоем купаться на реку. На плечи их были накинуты грубые одеяла.
   - Полти, - сказал Боб, когда они зашли поглубже в лес. - А что за тайну ты мне не хотел раскрыть?
   Полти невольно расхохотался. Вопрос вышел донельзя глупым. Но Боб был так счастлив, что почему-то решил, что Полти ему ответит.
   - А с чего ты взял, что у меня есть какая-то тайна, дружище?
   - Я точно знаю, Полти. У тебя всегда были какие-нибудь тайны.
   - Это не так. Задумки у меня были. И сейчас тоже есть.
   Немного погодя Боб спросил:
   - Ну и какая у тебя нынче задумка, Полти?
   За деревьями показалась река. Полти толкнул друга в плечо:
   - Давай наперегонки до берега?
   И он бросился вперед.
   Эта игра была Бобу отлично знакома. Но и здесь что-то переменилось. На этот раз все вышло по-другому. Полти запыхался, не добежав до берега.
   - Устал. Не могу!
   - Полти?
   Тот прислонился к берегу. Он махал жирными руками и гнал Боба прочь:
   - Беги, дружище, беги сам. Я просто запыхался. Беги, давай.
   Какое-то время Боб колебался. А потом побежал, все дальше и дальше.
   Он мчался, набирая скорость. Наконец он уже бежал, позабыв обо всем, продираясь на бегу сквозь буреломы, перепрыгивая через стволы упавших деревьев, преодолевая без труда густой подлесок.
   Он запрокинул голову.
   Он весело хохотал.
   Длинные ноги Боба ни на что не годились. Он и сам так думал. И все остальные тоже. А теперь вдруг эти длинные ноги обрели силу и уверенность. За изрядно поредевшими деревьями серебрилась река. Боб, выскочив из леса, промчался по лугу и чуть было не влетел с разбега прямо в воду.
   Размахивая руками, он остановился у самой кромки воды.
   - Я победил! - крикнул он, глупо радуясь неизвестно чему. - Полти, я победил! - повторил Боб, обернувшись к лесу.
   Река сверкала и журчала. Ботинки утопали в прибрежной траве.
   Боб разулся.
   Река в это жаркое время года являла собой могучую силу. Громко ревя, она неслась по каменистому руслу, огибала зеленые лесистые берега и мчалась вниз, к водоскату, где скорость ее возрастала во много раз. Боб плыл, раздвигая волны крепкими Руками, боролся с сильным течением.
   Немного погодя он вдруг опомнился и не на шутку испугался.
   - Полти! - крикнул он. - Полти, ты где? Боб выбрался на берег и упал без сил.
   Он совершенно забыл о Полти. А теперь он пытался вспомнить, выходил ли вообще Полти из леса. Он бежал за ним или нет?
   А потом увидел в траве что-то яркое. То был вышитый жилет Полти.
   Схватив жилет и прижав его к груди, Боб бегом бросился по берегу.
   Вода.
   Валуны на берегу.
   И нигде ни намека на рыжеволосую голову Полти.
   Боб бежал и бежал по берегу, все быстрее и быстрее, до излучины.
   - Полти! - вопил он на бегу. - Полти! - намокший жилет болтался в его руке, зацеплялся за осоку, пачкался в грязи. От солнечных бликов на воде слепило глаза. Боб задыхался, хрипел. Он не мог думать ни о чем, кроме: что-то случилось. Но что именно - он не понимал, и даже думать об этом ему не хотелось. Понимание ожидало его где-то впереди - вот единственное, что он знал наверняка.
   Вниз по течению.
   Только потом у Боба возникло такое чувство, что за ним кто-то наблюдает. Это чувство не покидало его весь день.
   Кто-то наблюдал за ним исподтишка.
   В том месте, где река отворачивала от Диколесья, как раз перед опасной быстриной мельничного водоската, из берега выступала скала, которую жители деревни называли Скалой Убийцей. В стародавние времена вожди тарнских племен сбрасывали со скалы побежденных ими врагов, тем самым верша суд. Пленных врагов связывали по рукам и ногам и швыряли в реку. Мятущиеся волны вертели и переворачивали тела, уносили их туда, где бешено крутились водовороты на порогах. Если кому-то удавалось выжить в этом испытании, его отпускали на волю.
   Мало кто выживал.
   Позднее, во времена особой строгости нравов, стало принято, чтобы согрешившие вручали мельничному водоскату свою судьбу.
   Падшие на ту пору чаще всего были утратившими девственность девушками, что искали в смерти спасения от позора.
   Детям не разрешали играть около Скалы Убийцы.
   Только они все равно там играли.
   Боб спешил к скале. Раньше Пятерка частенько играла там. Много раз Полти и Вел - лучшие пловцы - осмеливались нырять в бурную реку и соревновались - кто сумеет подплыть ближе к мельничному водоскату так, чтобы его не унесло течением. Ясное дело, кто побеждал.
   "Ты слишком быстро выдыхаешься, Вел. В этом твоя беда".
   - Просто я не такой жирный, как ты. А тебя жир держит.
   - А ты выдыхаешься быстро.
   Боб выбежал из-за поворота, тяжело дыша.
   - Что случилось?
   Но он и сам сразу все понял. На берегу, под Скалой Убийцей на корточках сидела Лени, одетая в тонкую блузку, и Вел - без рубахи. С них ручьями стекала вода, а рядом с ними на песке на спине распростерся Полти.
   - Он мертвый? - надтреснутым голосом спросил ошеломленный Боб.
   - Полти! Полти! - кричала Лени и била его по пухлым щекам.
   - П-привет... - вяло проговорил Полти и открыл глаза. - Боб, а вот и ты... - Жирный парень несколько раз подряд кашлянул. При этом по его груди и животу перекатились валики жира. Между грудными мышцами - толстыми, как у женщины, - краснели мокрые волосы. Намокшие штаны облепили толстенные бедра. - Хорош дружок, да? - ухмыльнулся Полти, подмигнув Лени.
   - Боб?
   - Он-то знает, что я болел. Думаете, он хоть посмотрел, как я плыву? И не подумал даже. Меня течением понесло, а ему хоть бы что. Ну да от него толку, как от богомола. Умница ты, Лени. Ты того парня выбрала, какого надо. - С этими словами Полти сжал руку Вела. Мышцы оказались твердокаменными. - Дружище Вел, ты спас мне жизнь.
   Сын кузнеца усмехнулся.
   - Ты же герой, Вел. Нет, честно!
   Боб неловко переминался с ноги на ногу. Как он мог чувствовать себя сейчас, когда все уже было позади? В высшей степени по-дурацки. Все силы он потратил на бег, и теперь ему казалось, что они вытекали из него, просочились, словно вода в дырочку. Разве он смог бы вытащить Полти из реки, если бы его понесло течением? В детстве в Пятерке Боб плавал хуже всех. Теперь их осталось четверо, но Боб понимал: он и теперь оставался на последнем месте. Боб не нашел ничего лучше, как торжественно провозгласить:
   - Я принес твой жилет, Полти.
   С этими словами он поднял вверх мокрую замызганную тряпку. Если бы его товарищ в ответ стукнул его как следует, Боб бы даже не обиделся, он счел бы, что получил по заслугам. Но Полти просто молча взял у него жилет и набросил его на плечи, так как здорово дрожал.
   - А у нас тут... пикник, - смутилась Лени и взяла Полти под руку. - Но мы же тебе говорили, верно?
   - Не припоминаю, - покачал головой Полти. - Мы-то с Бобом просто решили на речку сходить, и все. А видите, как здорово получилось! Ну да ладно, мы вам мешать не будем. Мы пойдем. Голубкам лучше всего наедине.
   - Полти, да ты что! Пошли, вы должны к нам присоединиться.
   Жирняю Полти ничего не оставалось, как согласиться.
   Компания поднялась по берегу вверх, на скалу, где Лени разложила на клетчатой скатерти роскошное угощение - пироги, холодную курицу, пирожные с кремом. Бутылки с пивом и вином стояли аккуратными рядками.
   - Ты отошел, Полти? - поинтересовалась Лени, когда почетный гость уселся на краешке коврика. Да нет, чего там "краешек"... Полти развалился на коврике. Лени вынула пробку из первой бутылки.
   Полти немного побледнел. Бедняга Полти. Сможет ли он хоть немного выпить, вот интересно?
   - Крошечный глоточек, больше ничего, - сказал Полти.
   - А? - обернулась Лени. - Выпить хочешь? Я тебе сейчас налью.
   Но Полти, оказывается, имел в виду не выпивку. Он шарил во внутреннем кармане жилета.
   - Вот радость-то! - воскликнул Полти. - Хотя бы этого не потерял! - и, бросив убийственный взгляд на Боба, Полти извлек из кармана маленькую бутылочку темного стекла - ту самую, которую Боб впервые увидел днем раньше.
   Хлоп! - сказала пробка, и Полти на краткое мгновение поднес пузырек к губам.
   - А-а-ах! - довольно ухмыльнулся Полти, закрыл пузырек и убрал в карман. - Мое лекарство, - оповестил он Лени и Вела. - Маленький глоточек, и больше не нужно.
   Между тем, несмотря на эти слова, Полти затем неоднократно вынимал пузырек из кармана и прикладывался к нему - или делал вид, что прикладывается.
   Пикник удался на славу.
   Наконец и отвергнутый Боб был принят в ряды присутствующих. Он неловко устроился с краю и большей частью наблюдал за тем, как его товарищи поглощают галлонами пиво и вино и угощаются курятиной, пирогами и пирожными. Боб пил и ел очень мало, но этого никто не замечал. Теперь Боб уже не сомневался - за ними кто-то наблюдал. Наверное, ему бы следовало рассказать о своих подозрениях, но он понимал, что вряд ли сумеет. Ему казалось, что для остальной компании он как бы не существует.
   Бедняга Боб!
   Солнце ярко освещало высокую скалу, вершина которой была гладкой, широкой и плоской.
   - Ну, совсем как в старые добрые времена, - усмехнулась Лени, набивая джарвельскую трубочку. Видно было, что она с любовью вспоминает дни, когда Пятерка была неразлучна. Пожалуй, сегодняшний долгий теплый день и впрямь походил на один из дней их детства. Как они были счастливы тогда! Голые, загорелые до черноты, вдоволь наплескавшись в реке, члены Пятерки забирались на скалу и грелись там под лучами золотого солнца. Когда им становилось жарко, они прыгали в реку, а потом, немного поплавав, снова выбирались на берег и залезали на скалу. Течению не удавалось утащить ребят к водоскату - они были легкими, быстрыми и ловкими.
   Теперь они повзрослели.
   Полти в очередной раз полез в карман жилета за лекарством.
   - Что за зелье? - поинтересовалась Лени, лениво глянув на пузырек темного стекла. В детстве Полти частенько таскал своим друзьям на пробу множество всяких снадобий из аптечки отца - порошки, пилюли, настойки. Еще тогда ребята оценили медицину по достоинству и убедились в том, что те же самые снадобья, которые больным помогают поправиться, заставляют здоровых чувствовать себя еще лучше.
   Или хуже.
   - Попробуй! - и Полти передал Лени пузырек.
   - М-м-м! Вкуснотища-то какая, на патоку похоже.
   - Немножко, много не надо.
   - Ну-у-у. Я замерз! - сообщил выкупавшийся Вел и улегся рядом с Лени. Она поднесла пузырек к его губам.
   - Вел, попробуй. Вел попробовал:
   - М-м-м. Неплохо.
   Он стащил штаны и лег на спину, выгнув шею. Пока он пил снадобье, его кадык несколько раз подпрыгнул и опустился. С его гладкой кожи стекали светлые, чистые капли речной воды.
   - Где эта патока? - поинтересовался он несколько сонно немного погодя.
   - Ага-ага? И мне бы еще немножко... - промурлыкала Лени. Толстые пальцы Полти сжали бутылочку и снова протянули ее товарищам.
   - Вы только понемножку, много-то не надо, - увещевал Полти.
   Но пузырек пропутешествовал из рук в руки еще несколько раз, причем к снадобью прикладывались только Вел и его суженая. Боб только смотрел, хотя не сказать, чтобы испытывал зависть.
   Да, он не слишком завидовал.
   Потому что чувствовал: что-то неладно.
   - Самую капельку, больше нельзя, - в очередной раз проговорил Полти, прервав свой рассказ. А потом и не подумал продолжать. Никто и не просил его продолжать - рассказ был так себе, какие-то детские воспоминания. Их унесло - как и не было, будто они упали в реку и уплыли по течению.
   Вел потер кулаком слипающиеся глаза.
   - Тебе что-то в глаз попало? - участливо поинтересовался Полти и наклонился над лежащим на спине другом. - Ну-ка, дай я гляну. - Он оттянул верхнее веко и заглянул в глаз Вела так, словно был заправским лекарем. Да нет, вроде ничего не попало, - заключил Полти и опустил веко.
   Лени и Вел дремали. Лени легла на бок и прижалась к Велу. Ее огромные груди готовы были вывалиться через вырез платья. Все вокруг было завалено куриными костями и пустыми бутылками. Скатерть превратилась в клетчатые горы и ущелья.
   - В глаз что-то попало, - сонно пробормотал Вел.
   - Да нет, тебе только кажется. Ничего нету там.
   - Полти, что ты делаешь?!
   Это вскрикнул Боб. Ему никто не ответил. Полти преспокойно улегся по другую сторону от Лени. Время шло.
   - Вел?
   - М-м-м?
   - Вел? - тихо-тихо проговорил Полти. - Знаешь, я не то хотел сказать тогда. Ну, когда сказал, что у тебя примесь зензанской крови имеется. Я хотел сказать тебе, Вел, что был не прав. Давно собирался сказать.
   - М-м-м, м-м-м...
   - Полти, да ты что делаешь-то? - прошипел Боб, жутко наморщив лоб. Ему безумно хотелось выкрикнуть: "Полти! За нами кто-то следит!"
   Но почему-то не мог крикнуть. Или не хотел?
   Рука Полти скользнула по груди, по животу Вела. Пальцы ощупали мышцы груди, бедер...
   - Ох, Вел! Какой же ты крепыш! А я такой слабак! Уродливый розовый пузырь. Да еще больной! Где уж мне с тобой тягаться, верно? Ты доказал, что ты первый, Вел. Ты у нас самый лучший. Первый в Пятерке. Теперь-то уж тебя течение точно не унесет, правда?
   И он ткнул пальцами в лицо Вела.
   И вот тут что-то повернулось в мозгу у Боба. Тайна Полти. Теперь он все понял! Волна восхищения захлестнула Боба, но тут же сменилась волной ужаса.
   - Полти! Не надо!
   Но Вел уже поднялся. Он, покачиваясь, шел на Полти. Боб протянул руки, попытался удержать Полти. Он кричал, но его крики безответно повисали в воздухе. Почему-то выходило так, что сам Боб ничего для Вела сделать не мог - получалось, что спасти его, если бы, конечно, захотел, смог бы только Полти.
   - Боб, прекрати дурака валять! - рявкнул Полти и отшвырнул от себя друга. - Ты что, не понимаешь? Сколько же ты можешь ко мне цепляться?
   - Полти, кто-то следит за нами! Но Полти не слышал.
   - Неужели ты не чувствуешь? Нет, видно, не чувствовал.
   - Чего такое-то? - сонно пробормотала Лени. Ошарашенно моргая налитыми кровью глазами, девушка увидела, что Вел прыгнул в воду - но ведь он и раньше нырял, ничего такого особенного.
   Она слышала, что говорил Полти. Слышала, как он признал превосходство Вела. Все точно. Но что же такое творится? У Лени перед глазами плыли золотистые пятна.
   Послышался голос:
   - Милашка Лени.
   Вел? Уже вернулся? Лени протянула руки навстречу любимому, но обняли ее не руки Вела. Эти руки были обвешаны жирными, дряблыми, похожими на губки, мышцами. Лени затошнило. Колени ее подогнулись.
   - Лени. Лени. Милашка Лени...
   - Полти! - не выдержал и вскочил на ноги Боб. Он только-только пришел в себя - пребольно ударился головой, когда его друг швырнул его на землю. Боб покачивался. Взгляд его дико метался.
   Скала, река... Река, скала.
   Какая ты славненькая, Лени...
   Грубые руки рвали на Лени платье. А под платьем-то на ней ничегошеньки не было...
   В барашках волн показалась голова Вела. Боб бросился к обрыву.
   - Милашка, милашка Лени, - хрипло выдыхал Полти. Он швырнул сопротивлявшуюся девушку на одеяло.
   Боб прыгнул со скалы.
   Скала.
   Река.
   Последнее, что он слышал, - жаркие хрипы, вырывавшиеся из груди Полти.
   А потом - ужас от того, с какой силой его подхватило течение. Потом страх.
   Боб отчаянно молотил по воде руками.
   Потом, потом он будет думать: "Я пытался спасти его". И еще он будет думать так: "Больше ничего нельзя было сделать".
   О радость! Из воды торчал длинный сучок затонувшей коряги. Боб ухватился за сучок и подтянулся к берегу.
   Он еще долго лежал на илистом берегу, переводя дыхание. Он был полон реки, она захватила его, владела им. Весь мир для Боба превратился в серебристый поток, несущийся к жестокому, беспощадному водоскату.
   Боб, шатаясь, поднялся на ноги.
   "Теперь нам нечего соревноваться, верно?"
   Боб, покачиваясь, побрел по мшистому берегу.
   "Ты доказал, что ты первый, Вел".
   Он шел в сторону мельницы.
   "Ты самый лучший, ты первый в Пятерке".
   Боб добрался туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как изуродованное о камни тело поднимается вверх над лопатками мельничного колеса.
   Он дико закричал.
   Он упал на колени в грязь и закрыл глаза. А когда он снова открыл их наверное, прошла целая вечность, - он никого не увидел. Между тем с противоположного берега за ним следила широкоскулая темноглазая девушка да-да, именно она наблюдала за их компанией весь день. Бобу это не зря казалось.
   Это была Ката.
   Ката видела все.
   ГЛАВА 38
   СИНИЕ МУНДИРЫ
   Карета, похоже, свернула за угол.
   Капеллан, которого чуть-чуть прижало к золоченой дверце, улучил мгновение и едва заметно приподнял занавеску. Нет, никакого угла он не обнаружил. Поворот карета совершила на вершине холма. Внизу, под холмом, капеллан увидел внушительный конвой. Зрелище, он был вынужден это признать, было весьма впечатляющее. Конечно, когда день за днем трясешься в карете, где душно, тесно и темно, можно и забыть о том, как замечательно твое сопровождение.
   Перед взором капеллана предстали длинные вереницы окрашенных синей краской фургонов - конец обоза еще не был виден, фургоны терялись где-то в предыдущей долине. Впереди обоза маршировали шеренги пехотинцев в синих мундирах, а непосредственно за каретой гарцевали кавалеристы - также в синей форме, и притом на скакунах в синих попонах. В целом создавалось впечатление огромной синей змеи, которая, медленно извиваясь, ползла по холмам, повторяя все подъемы и спуски белесой дороги. На ветру трепетали синие флаги и штандарты. Уставленные вверх штыки как бы протыкали синий-синий воздух. До слуха капеллана донеслось мерное "бум-бум" барабана. И он понял, что, оказывается, слышал этот звук всю дорогу!
   Синие мундиры шагали в Ирион.
   Скоро пути конец. Скоро они придут.
   Вот только в Ирион сразу не войдут. Командор отдал приказ о проведении самой тщательной разведки. Капеллан давно знал, каковы планы командира, но только теперь задумался об этих планах по-настоящему. И они его растревожили. Ну, так... совсем немного.
   Тарнские долины можно представить по-разному. С двух сторон - так, по крайней мере, до сих пор полагал капеллан. Первый вариант: представить себе этакий пасторальный мирок - жирные со свинью, примерно тех же габаритов молочницы... ветряная мельница... чистая, веселая река. Любовные записочки, наколотые на сучки деревьев в лесу. Второй вариант был несколько менее привлекателен. Тут на ум приходили коровьи кизяки, длинные обеденные столы из грубо сколоченных досок, безобразная стряпня и крестьяне с щербатыми улыбками.
   Прежде капеллан никогда не выезжал из Агондона, однако жизненного опыта ему хватало на то, чтобы понять: второй вариант гораздо реальнее. Капеллан думал о том, что прежде, говоря об обитателях Тарна, представлял себе существ неуклюжих, провинциальных болванов. Но до сих пор ни кому в голову не приходило, что эти болваны могут быть опасны. Капеллан с грустью смотрел на марширующее войско. Скажи ему кто-нибудь год назад, что он будет путешествовать вместе с таким вот грандиозным конвоем, он бы рассмеялся этому человеку в лицо.
   Командор заерзал на сиденье.
   - Капеллан!
   - Командор?
   - Я знаю, чем вы там занимаетесь.
   Капеллан опустил занавеску и подумал о том, что его жизнь, кажется, возвращается на круги своя.
   Старик командор обращался с ним в точности так, как в детстве мать.
   Капеллана звали Эй Фиваль.
   Будучи молодым человеком, он отличался красотой особого рода: с одной стороны, черты его лица были совершенны, идеальны, но с другой стороны, в них отсутствовала какая бы то ни было изюминка. А это означало, что характер у обладателя такой внешности может проявиться лишь в том случае, если на его долю выпадут более или менее серьезные испытания. Чаще всего жизнь такие испытания предоставляет, но не всегда. Разбитые надежды, неудачный любовный роман - все это могло миновать человека.
   Так и было с Эем Фивалем. Беды обходили его стороной. Его нельзя было назвать глупым человеком - нет, он был по-своему мудр. Вот только ему очень недоставало опыта в определенных вещах.
   В юности он очень заботился о своей болезненной матери. Однако забота эта скорее была для него повинностью, нежели чем-то иным. Он любил мать потому что любить мать полагается. Он читал ей после обеда. Порой с ней даже бывало интересно. Мать была на короткой ноге с архимаксиматом, и когда она умерла, эта дружба способствовала тому, что молодой человек без особых проволочек был принят в члены ордена Агониса. Что еще того замечательнее как раз в это же время появилась вакансия в главном храме Агондона - место чтеца канона. Эя Фиваля приняли.
   Казалось, можно было бы позавидовать такой безмятежной жизни - Эй жил в роскоши, но при этом воспринимал то, что имел, как данность. Ничто не мешало ему, он не чувствовал никаких препон в своем продвижении по жизни. Правда, можно было бы заметить, что Фиваль мог бы продвинуться по службе, занять более высокое положение в рядах ордена агонистов. Да, заметить такое можно было бы, но замечали крайне редко. Ошибки совершить можно только при попытке что-либо сделать. У Эя Фиваля не было желания стать одним из сильных мира сего.
   Время шло, но взрослый Фиваль сохранил свои юношеские убеждения - ну разве что они стали не столь ярко выраженными. Он по-прежнему был красив. За него мечтали бы выйти замуж многие женщины - но только до тех пор, пока не задумывались получше: а стоит ли? Черные одежды веры очень шли Фивалю. Круг Агониса всегда ярко сверкал на его груди, руки всегда были затянуты в безукоризненно белые перчатки. Но перчатки не прятали никаких секретов. Руки у Фиваля были самые обыкновенные - вот только он не желал ни к чему в этом мире прикасаться.
   Да, его волновали события в королевстве, но совсем немного. Синекура главного агондонского храма давала Фивалю возможность бывать в гостях у самых знатных семейств. Пройдя жизненный путь до середины, он всегда имел свое уютное местечко за чайным столиком и за карточным столом, на обедах и балах.
   Баловень жизни - ни дать ни взять. Многие высокопоставленные дамы избрали его своим сердечным поверенным. Его было трудно чем-либо удивить, а советы он всегда давал превосходные. Что же до самих дам, то они, конечно же, были очень набожны и много времени уделяли молитвам. А уж тем более их духовный советник (так дамы именовали Эя Фиваля), и пускай злые языки утверждали, что он навещает их в несколько... ну, скажем так, интимной обстановке.
   Между тем имя Эя Фиваля никогда не участвовало ни в одном скандале. Не было никого, кто относился бы к нему неприязненно. С другой стороны, не было никого, кто полагал бы, что Эй Фиваль на что-то такое способен. Один светский шутник как-то удачно пошутил. В будуары дам А, Б и В, сказал он, входили многие, однако Эй Фиваль входил только в их будуары. Это было правдой, и тем более несправедливым представлялось то, что теперь Эй Фиваль был вырван из такой приятной, удобной, привычной для него жизни.
   В последнее время в шикарных гостиных Агондона начали поговаривать о Великом Возрождении. А надо сказать, что одним из замечательных качеств Эя Фиваля было его красноречие, говорил он столь же чудесно, сколь умел и слушать своих собеседников, а уж распространяться на любую тему мог сколько угодно, и притом весьма убедительно и логично. Но занудой Фиваль не был. Напротив: в разговор он вступал лишь тогда, когда требовалось, и умолкал ровнехонько тогда, когда чувствовал, что пора умолкнуть - да нет, даже, пожалуй, чуть пораньше. На это дело у Фиваля было чутье.
   Примерно в то самое время, когда разговоры о Возрождении только-только начались, Эю Фивалю случилось быть по приглашению в доме леди Чем-Черинг женщины, стоявшей чуть поодаль от привычного для Фиваля круга. Леди Чем-Черинг славилась тем, что обожала ругать провинции Эджландии за их безбожие. Ну и, естественно, разговор коснулся северных областей, где разрушение морали и веры было особенно ужасающим. И естественно, в разговор вступил Эй Фиваль. Взяв для примера Тарнские долины (на самом деле для Фиваля это название было нарицательным и означало не более чем "отдаленные провинции"), он сказал о том, что Возрождение должно пронестись по тамошним краям, словно лесной пожар по горам, по долам. От этого пожара должны были воспламениться сердца. Возрождение должно было (Фиваль до сих пор помнил слово в слово то, что сказал тогда) стать непрестанным, неугасимым, вечно горящим. То была одна из лучших проповедей Фиваля. Совершенно ясно Возрождение становилось модой сезона. Следовательно, на время, покуда эта мода не прошла, Эй Фиваль мог побыть ее глашатаем. И ничего при этом не потерять.