Через некоторое время карета Полянской остановилась у небольшого домика с мезонином, окна которого прикрыты были деревянными ставнями. Во дворе располагался маленький садик, окруженной витой оградой, весь поросший кустами смородины и малины. Я разглядел, что на воротах отсутствовала дощечка с именами хозяев.
Я задавался вопросом, что могла в таком месте позабыть блестящая Лидия Львовна? И пока ответа не находил.
Кучер графини слез с козел, приоткрыл дверцу и помог своей госпоже выбраться из роскошной вызолоченной кареты. Она подобрала край свой тальмы и ступила на землю, озираясь по сторонам. Кучер прикрыл за ней дверцу, забрался на козлы, развернул рысаков и поехал восвояси.
К счастью, Кинрю остановился у тротуара с противоположной стороны, так что наш экипаж, почти что не было видно из-за деревьев.
Женщина легонько постучалась в ворота, и ей тотчас же отворили. Я вылез из кареты, сделал знак Кинрю дожидаться меня на месте и подобрался к бревенчатым воротам, для того чтобы сквозь какую-нибудь щель разглядеть, что же творится во дворе.
Графиня Полянская, в сопровождении немолодой полноватой бабы в платке, поднялась на проваленное крыльцо. Она спотыкнулась пару раз в темноте, но тем не менее на ногах удержалась.
— Ох, барыня, заждались, — глухим голосом проговорила хозяйка халупы и распахнула дверь перед госпожей. На мгновение из дома вырвался сноп света, осветил хозяйственные пристройки, и тут же погас, погрузив всю округу в непроглядную тьму, потому как дверь за графиней снова закрылась.
«Очень интересно!» — промолвил я и сделал попытку перебраться через ограду. Удалось мне это не сразу, но в конечном итоге я все-таки оказался во дворе. Сделал несколько шагов по направлению к дому и растерялся, потому как снова раздался стук у ворот.
— Вот тебе и на, — прошептал я себе под нос и стремглав бросился в сад, прятаться в крыжовниковых кустах.
Дверь снова отворилась, и на миг во дворе сделалось светло. Все та же немолодая женщина появилась на пороге и устремилась к воротам. Запор никак не хотел ей поддаваться, она промучилась пару минут, утерла пот со лба и кликнула из дома лакея.
— Семен! — нетерпеливо повторила она. На пороге появился хромой слуга почти что в одном исподнем.
— Чего кричишь? — прошипел он сквозь зубы и в один момент справился с покосившимися воротами.
Калитка приоткрылась и в нее проскользнул незнакомец в темном плаще.
У меня сердце екнуло — неужели убийца?!
— Обознался, — вздохнул я разочарованно.
Этот человек был выше, уже в плечах и худощавее. Однако лицо его тоже скрывалось за капюшоном. Я заключил, что именно его-то и дожидается в этой Богом позабытой дыре графиня Лидия Львовна.
— Милости просим, — поклонилась хозяйка.
Незнакомец ничего не ответил, только слегка кивнул. Женщина проводила его до дома, в то время как Семен занялся воротами.
Похолодало, я весь продрог до мозга костей, однако не торопился покинуть свое укрытие. Наконец, во дворе снова стало совсем темно и тихо. Я медленно выбрался из кустов, отряхнулся и стал пробираться к ближайшему от меня окошку. Ставни на нем неплотно прилегали друг к другу, а маленькая форточка была приоткрыта. Сквозь тонкие кисейные занавески я смог разглядеть все то, что происходило в маленькой комнате и подслушать часть разговора.
Мне удалось слегка приоткрыть деревянные ставни, и я поразился тому, с каким вкусом и изяществом была обставлена эта конура. Не трудно было догадаться, что графиня Полянская нередко навещала эту обитель.
Она восседала в глубоком кресле, обитом зеленым штофом с тканым рисунком. Русалочьи глаза ее в обрамлении темных, густых ресниц отражались в каминном зеркале напротив. Губы ее были сомкнуты, рука, унизанная перстнями, подпирала нежную щеку. Лидия Львовна была погружена в какие-то тревожные мысли, которые смутили ее чело.
Она уже успела переодеться в стеганый просторный халат из узорчатого шелка и зябко куталась в шаль, которая едва прикрывала хрупкие плечи. В отсветах пламени, окружавших ее, Полянская казалась необыкновенно прекрасной! И я невольно ею залюбовался.
Наконец, она отвела взгляд своих зеленоватых прозрачных глаз от камина и как будто вернулась к действительности.
В дверь постучали.
— Входите, Мишель, живее, — приглушенно услышал я нежный звук ее голоса.
Повернулась дверная ручка, и в комнате возник неизвестный, которого я поначалу принял за мнимого Данилу Рыжова.
— Лидия Львовна, — человек поклонился. Он был без плаща, и капюшон не скрывал уже черт его юного, худого лица. Юноша напомнил мне Строганова, и мне стало как-то нехорошо.
— Charmee de vous voir, — улыбнулась графиня, и я понял, что она и впрямь искренне рада его видеть. — Какие новости, вы принесли мне, Мишель? — спросила она с тревогой.
— Ничего нового, сударыня, — ответил голубоглазый молодой человек. — Я должен передать от вас послание командору. Я завтра же отправляюсь в имение.
— У меня неприятности, — сказала Полянская. Я стал прислушиваться еще внимательнее. — Вор меня шантажирует, — пожаловалась она. — Снова требует денег. Я уже раскаиваюсь, что нас угораздило связаться именно с ним!
— Ну, не стоит беспокоиться. — задумчиво проговорил Мишель. — Эта проблема устранима!
— Надеюсь, — вздохнула Полянская, встала с кресла и подошла к маленькому круглому столику у другого окошка. Она что-то взяла с него и показала Мишелю. — Вот, — сказала Лидия Львовна. — Я подготовила полный отчет.
Графиня вернулась к креслу, и я разглядел, что в руках она держит большой пакет, упакованный в серую оберточную бу— магу.
— Я прошу вас, — добавила Полянская, — передать его из рук в руки!
— Не сомневайтесь, графиня, — сказал Мишель. — Анатолий Дмитриевич получит пакет лично от меня, без посредничества лакеев и кучеров.
— Я рассчитываю на вас, — ответила Полянская и положила конверт на стол. — У меня к вам есть еще одно дело, — добавила Лидия Львовна. — Идемте со мной, — велела она.
Графиня вышла из комнаты, увлекая за собою Мишеля. У меня появилась прекрасная возможность заполучить в свои руки письмо графини. Я приоткрыл створки ставней и собрался уже было забраться в окно, благославляя легкомыслие графини Полянской, как дверь дома распахнулась, и во двор вышел захмелевший Семен. Я едва успел прикрыть ставни и спрятаться за яблоней, росшей неподалеку. Он прошелся рядом со мной, проверил ставни и повесил на створки замок, заперев их на ключ. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться в карету, где меня дожидался мой верный ангел-хранитель.
— Яков Андреевич! — обрадовался золотой дракон. — Вам удалось что-нибудь выяснить?
Я перевел дух и выпалил:
— К графини прибыл посланник от командора!
— От ко… кого? — не понял Кинрю.
Я объяснил:
— От Анатолия Дмитриевича Елагина, — у меня уже не оставалось сомнений, что именно он и является бальи Мальтийского ордена, и это вовсе не слухи.
— Он имеет какое-то отношение к исчезнувшей переписке, — догадался японец.
— Вот именно, — согласился я. — Графиня написала ему письмо, которое, как я надеюсь, сможет нам многое объяснить.
— И… — Кинрю заулыбался. — Не хватает какой-то малости?
— Вот-вот, — я кивнул головой. — Письма! Я едва не вытащил его из-под носа Лидии Львовны, но все испортил ее лакей, появившийся в самое неподходящее время!
— Как я вам сочувствую, — хитрый Кинрю скосил в мою сторону свои узкие глаза. — Что-то подсказывает мне, что без меня вы не обойдетесь!
— Ты прав, как всегда, мой верный друг! И сейчас тебе, как никогда, понадобится твое великое искусство быть невидимым, — ответил я.
— Готон-но дзюцу, — прошептал Кинрю.
Я знал, что так он называет свои пять способов маскировки. Мой золотой дракон нередко рассказывал мне, как он умеет подражать земле, становиться водой, превращаться в дерево, вспыхивать пламенем и перевоплощаться в металл.
— Совершенно верно! — воскликнул я.
Спустя несколько минут я вместе с Кинрю снова очутился во дворе этого загадочного домика.
— С чего начнем? — осведомился я у японца, так как полагал, что он в таком деле гораздо более сведущ, чем я.
— С осмотра местности, — ответил японец.
Я указал ему на нужное нам окно, ставни которого оставались закрытыми. Он отрицательно покачал головой и отправился лично осматривать остальные окна. Я же остался ждать его под той самой яблоней, которая спасла меня от подвыпившего Семена.
Кинрю возвратился довольный и успокоенный. Ни одна веточка не хрустнула под его сапогом, ни один листочек не шелохнулся.
— Ну что? — спросил я нетерпеливо.
— Все идет как нельзя лучше, — сказал Золотой дракон. — Кухарка с лакеем режутся в карты на кухне, графиня с посланцем воркуют в соседней комнате. Так что, — продолжил он, — если в доме больше никого нет, то комната, в которой осталось письмо, пуста, и нам без труда удастся в нее забраться.
— Есть только одно но, — заметил я.
— Какое же? — удивился Кинрю.
— Замок.
Японец усмехнулся:
— Еще не придумали тот замок, который не смог бы открыть золотой дракон! — заявил он с гордостью.
— Тогда за дело! — скомандовал я ему.
Кинрю и в самом деле не бросал слов на ветер. Он довольно быстро справился с замком и проник в «будуар» графини Полянской. Искушавший меня пакет по-прежнему лежал на столе. Он слегка подрагивал под дуновением холодного ветра, устремившегося в комнату, как только Кинрю приоткрыл окно. Все, что происходило внутри этой комнаты, я прекрасно мог разглядеть из своего укрытия.
Кинрю взял конверт, закрыл за собой окно и прикрыл тяжелые ставни.
— Давай вернемся в карету, — предложил я ему. — И там при свете фонарика прочитаем письмо.
Кинрю согласился, и мы тем же путем вернулись обратно. Я взял письмо и осторожно раскрыл конверт, который Лидия Львовна еще не успела запечатать.
«Mon ami, — писала она. — Я безумно без Вас скучаю и считаю минуты до нашей встречи. Часы тянутся годами, и я молю Бога, чтобы он позволил быстрее увидеть Вас. Я счастлива, что в ближайшие дни мне должна предоставиться такая возможность. Не устаю твердить, что люблю Вас, и любовь моя к Вам бескорыстна. Я уповаю на то, что и Вы всегда отвечаете мне взаимностью.
Анатоль, Вы были правы, когда не хотели вовлекать в наше дело этого вора. Мы напрасно вынули его из петли. Этот мерзавец продолжает нас шантажировать и с каждым разом требует все большие суммы денег. Меня совершенно не удивляет, что в народе среди крестьян растет недовольствие военными поселениями. Несчастные! Каково им, должно быть, приходится под началом таких-то проходимцев. Я не говорю об Аракчееве, который возглавляет эту систему! Но тем не менее растрата около миллиона казенных денег — дело нешуточное. Это невольно бросает тень и на Алексея Андреевича, — когда я зачитывал эти строки, невольно мне вспомнилась речь господина в пенсне на рауте у Прокофьева, и картина понемногу стала приобретать наиболее четкие очертания. У убийцы на шее был след от петли, к тому же он также бывал у Федора Ильича на его вечерах. Так вот, значит, как они смогли купить масона-клятвопреступника. Похоже, что наш лже-Данила занимает довольно серьезный пост, если еще не вышел в отставку, хотя мальтийцам и удалось все-таки замять эту пренеприятнейшую историю. — Однако я обещаю Вам, что меры в отношении вора будут мною незамедлительно приняты. По счастию, в моем распоряжении довольно людей! — продолжала графиня. — И наша великая цель оправдывает все средства! Еще совсем немного времени, и мы бы могли не успеть. Я содрогаюсь только при мысли об этом. Подумать только, священная реликвия досталась бы масонам! Но мы, только мы ее истинные наследники. Разве не нами, Мальтийцами, был обретен Иерусалимский ковчег, земная обитель Бога? Воображаю, как горько Вам было, мой дорогой, узнать, что Иоанниты, оставшиеся в Палестине, хранители Золотой крыши, отважились передать одного из херувимов масонам. И в Риме ими уже ведутся переговоры с представителями ордена «Золотого скипетра»! На что только не толкает нужда! Я благодарю Создателя, что мы получили-таки возможность опротестовать этот недостойный договор. Увы! Но палестинцы не могут заявить об этом в открытую, и это вынуждает нас к нечестной игре. Всевышний милостив, нам стоит уповать на его справедливость! Ваша идея блестяща! Как, впрочем, и все Ваши идеи. И я склоняю пред Вами голову, как и другие Ваши последователи! Ведь, если ложа наших противников будет закрыта и распущена Государем Александром Павловичем, это будет все равно, что они сами отказались от договора!
Спешу сообщить Вам, любезный Анатоль, что в скором времени меня представят ко двору. Я даже выписала по этому случаю из Франции новое прекрасное платье из атласа любимого Вами яблочного оттенка. Мне предоставится прекрасная возможность намекнуть нашему Государю через известную Вам фаворитку о баварской переписке, компрометирующей всю деятельность Ордена «Золотого скипетра»!
С огромным нетерпением жду нашей встречи!
Всегда преданная Вам, Лидия.
P.S При первой же возможности буду в Елагино!»
— Ну и послание! — воскликнул я, и передал его Кинрю.
Письмо Полянской меня и в самом деле ошеломило! Я решил, что мне немедленно необходимо встретиться с камер-юнкером Скворцовым, о котором говорил господин в пенсне и узнать, наконец, имя казнокрада. В крайнем случае я должен был переговорить с самим Аристархом Пахомовичем, если мне так и не удастся разыскать царедворца. Даже если все мои догадки и неверны, я в любом случае должен был все это проверить. Но что-то подсказывало мне, что я абсолютно прав и ни в чем не ошибаюсь.
Далее мне необходимо было подробнее разузнать о реликвии. То, что я оставался несведущ в этом вопросе, больно меня задело. Я заключил, что Кутузов так и не доверяет мне до конца, раз он ни словом не обмолвился о столь важном договоре для ложи. Хотя… Не всех ведь посвящали в эти вопросы. А Иван Сергеевич мог и не догадываться, что договор с палестинскими Иоаннитами напрямую связан с исчезнувшей баварской перепиской и гибелью ученика. Так или иначе, я должен был расспросить об этом Кутузова.
Но самая большая трудность заключалась в том, как мне попасть в Елагино. Я подозревал, что письма находятся именно там. При всем при этом у меня оставалось очень мало времени. Если Полянская на днях будет представлена ко двору, то следом за этим она немедленно уедет к Анатолию Дмитриевичу за компрометирующими бумагами. Я должен был найти способ отправиться вместе с нею.
— Очень интересно, — сказал Кинрю, возвращая мне тем— но-серый конверт с письмом. — И что же вы собираетесь де— лать?
— Во-первых, вернуть на место это послание, — сказал я и передал пакет обратно японцу.
— Понятно, — коротко ответил Кинрю.
— Но, если ты считаешь это дело невыполнимым…
Золотой дракон усмехнулся:
— Для меня ничего не бывает невыполнимого, — он взял у меня письмо и спросил:
— Вы со мной?
— Разумеется!
И вот я в третий раз повторил весь свой путь к домику Полянской. Вновь я спрятался под яблоней, а Кинрю чуть приоткрыл незапертые ставни и проверил, пуста ли комната. Нам повезло, исчезновения письма так никто и не обнаружил. Лидия Львовна и ее рыцарь по-прежнему не возвращались.
Юркий Кинрю проник в будуар графини, вынул конверт из-за пазухи и определил его на прежнее место. Не медля ни минуты, он стал выбираться обратно, но порыв ветра со звоном захлопнул оконное стекло. Японец спрыгнул на землю и спрятался у стены.
В комнату вбежала встревоженная графиня Полянская. Она распахнула окно и заметила меня, как раз в тот момент, когда я покинул свое прикрытие.
— Что вы тут делаете? — взволнованно воскликнула Лидия Львовна, волна ее белокурых волос рассыпались кольцами по спине.
— Страдаю, — ответил я, собрав все свое самообладание.
— Но вы не похожи на грабителя, — уже немного тише заметила графиня, по всей видимости, разглядев, что ее послание на месте. — Что вы этим хотите сказать?
— В этот двор меня привела любовь к вам, — ответил я, разыгрывая из себя ее пылкого поклонника. Говоря откровенно, я и в самом деле что-то испытывал к этой женщине, по крайней мере, она возбуждала во мне жгучий интерес к своей персоне.
— Вы шпионили за мной?! — предположила она, презрительно сощурив свои глаза, которые я называл русалочьими.
— Неужели, Лидия Львовна, вы меня не слышите? — продолжал я разыгрывать перед графиней муки неразделенной страсти.
— Я прекрасно вас слышу, Яков Андреевич, — произнесла она задумчиво. — Только вот никак не пойму, как вы сумели ставни открыть, их же Семен на ключ запирал.
— Не знаю, — я пожал плечами. — Замок-то висел, но ставни были незаперты, — добавил я. — Пьяный он, наверное, Семен-то ваш!
— Возможно, — сказала графиня. — Он у меня еще свое получит! Но я не понимаю, как вы-то могли отважиться на такое! — возмущалась Полянская. — Следить за женщиной, я о таком и подумать не могла!
— Казните, — печально промолвил я, склоняя голову. — Сердцу ведь не прикажешь, а вы отвергли меня на рауте. Ну, вот я и решился узнать, где вы живете.
— Я храню это место в тайне, — сказала Лидия.
— И в чем же причина подобной осторожности? — осведомился я.
— Я не могу вам об этом рассказать, — таинственно промолвила графиня. — Тем более сейчас, — она прислушалась. — Tais toi!.. Кто-то идет! Allez! — Полянская замахала руками. — Уходите отсюда!
— Я не уйду, — продолжал я настаивать. — Пока мы не определимся со встречей!
— Вы невыносимы, — ласково сказала она, и прозвучало это в ее елейных устах как комплимент. Я понял, что графиня наконец-то сменила гнев на милость.
— Тому виною мои чувства к вам, — заверил я Полянскую.
— Но я предупреждаю вас, что не в моих силах ответить вам взаимностью, — сказала она.
— Я молю вас только о встрече!
— Завтра в шесть часов, — промолвила графиня. — В кофейне на Садовой, — добавила она. — Недалеко от Гостиного двора. Знаете?
Я кивнул и прошептал:
— Вы вселили в мое сердце надежду!
— Прощайте! — сказала Полянская и закрыла окно. Я прикрыл его ставнями с другой стороны.
— Ну и ну! — промолвил Кинрю, и мы с ним поспешили в оставленную без присмотра карету.
Домой я вернулся глубоко за полночь, но в гостиной меня встретила Мира. Индианка все еще не спала.
— Как прошел вечер? — спросила она спокойно, но голос ее по-прежнему дрожал. Катюша была для нее почти что членом семьи, сестрой и подругой.
— Неплохо ответил я. — Мне удалось разузнать много всего интересного, не без помощи Кинрю, конечно. Однако загадок пока еще хватает.
— Я так и думала, — сказала Мира в ответ и бросила на меня обеспокоенный взгляд черных заплаканных глаз. Выглядела она ужасно, в траурном муаровом платье с разводами, которое переливалось при свете светильника, с фиолетовыми кругами под глазами, от чего ее взгляд казался еще более глубоким и темным, с неуложенными в прическу блестящими волосами.
— Не стоит терзать себя, — сказал я Мире в ответ. — Девушку все равно уже не вернешь.
— Но могут быть новые жертвы, — ответила индианка. — Убийцу-то все еще не нашли, — глухо проговорила она и заложила руки за спину. Потом моя Мира присела на оттоманку и откинулась на подушки.
Я обнял ее за плечи и сказал:
— Я обещаю, что найду его со дня на день.
— Хочется верить, — сказала индианка. — Но я переживаю за вас.
— Твой талисман хранит меня, — я указал ей на фанг-шенг, который я всегда носил на груди.
— Пантакли не всегда берегут нас от бед, — печально сказала Мира. — Яков Андреевич, я никогда не рассказывала вам о своей сестре.
— Никогда, — ответил я удивленно. — Я и не знал, что у тебя есть сестра.
— Была, — вздохнула Мира. — Ее отравили так же, как и Катюшу — добавила она. — Но мне никогда не хотелось говорить об этом.
— Теперь я понимаю, почему ты так сильно, — я замолчал на мгновение. — Это… переживаешь!
— Да, — кивнула мне индианка. — Они даже были с Анджаной чем-то похожи. Так звали мою сестру, — объяснила она. — Анджана погибла из мести.
— Бедняжка, — промолвил я.
— Но дело не только в этом, — сказала Мира.
— А в чем? — я догадывался, что индианка вот-вот примется меня предостерегать.
— Я видела сон, — ответила Мира. — Вещий сон, — добавила она со значением.
— Очень внимательно тебя слушаю, — устало промолвил я. Кому-кому, а масону-то не пристало отмахиваться от знамений судьбы.
— Я видела женщину, — сказала она. — Прекрасную белокурую женщину. И это была сирена!
При этих словах я вздрогнул, потому как перед глазами у меня возникли русалочьи глаза графини Полянской.
— Она наделена большим могуществом, — продолжала Мира. — В своих хрупких руках сирена держала скипетр — символ власти, и скипетр этот светился зеленым светом. Она указала им в сторону моря, которое превратилось в бассейн с крохотными золотыми корабликами, — индианка перевела дух, встала с диванчика и подошла к окну, потом снова заговорила:
— Море, увиденное во сне, означает свободу, и кто-то должен ее лишиться, — Мира бросила в мою сторону выразительный взгляд и нахмурила брови. Надо было быть полным идиотом, чтобы не догадаться, кого, говоря об этом, она имеет в виду. К тому же меня беспокоили ее слова о корабликах, невольно напрашивалась ассоциация с ковчегом.
— Это и весь твой сон? — осведомился я наигранно весело.
— Нет, — качнула головой индианка. — Сирена звала вас в свою обитель. Ее скипетр вспыхнул фейерверком, и я увидела вас.
— Я и во сне тебя преследую? — усмехнулся я, но моя шутка не удалась. Глаза индианки оставались серьезными.
— Я увидела вас в тюрьме, — мрачно произнесла она. — На окнах были решетки из чистого золота.
— Ну, утешает хотя бы это, — улыбнулся я и похлопал свою подругу по плечу.
— Я не шучу, — горько сказала Мира. — А вы никак не хотите прислушаться к моим словам. Вспомните про дамоклов меч! — призывала она. — Анджана тоже носила пантакль, но это не уберегло ее от несчастья!
— Каждому уготована своя судьба, — философски заметил я.
— Береженого Бог бережет, говорила Катюша, — и Мирины глаза снова заблестели от слез. — Не торопись на зов сирены! — предостерегала она.
— Конечно, хорошая моя, — поспешил я ее успокоить. Но сам-то я только и ждал зова Полянской, чтобы за нею устремиться в Елагино.
По тому, как Мира взглянула на меня, я понял, что она мне не поверила, но разубеждать ее я не стал, потому как понимал, что бесполезно спорить с гадалкой.
Я зашел к себе в кабинет, захватил свой дневник, чернильницу и стакан с остро заточенными перьями, а затем поднялся по лестнице в спальню. Камердинер зажег свечи и оставил меня наедине с собой. Стоило мне только обмакнуть перо в чернильницу, как слова стали сами проситься на бумагу. Я так долго не брался за перо, что невольно соскучился по этому занятию. Мне было в чем исповедаться, потому я провел за этим делом довольно много времени и закончил почти что на рассвете, с первыми лучами утреннего солнца. Воск от свечи закапал мою тетрадь, но я не обратил на это внимания и с легким сердцем отправился в постель.
Проспал я около четырех часов, однако чувствовал себя отдохнувшим. Во мне фонтаном била энергия, которую мне удавалось сдерживать с огромным трудом.
Я ликовал, что графиня Полянская назначила мне встречу в кофейне, и ждал очень многого от этого рандеву. Пророчест— ва Миры забылись, неприятные впечатления от разговора с ней сгладились, и я почти позабыл и про странный сон и про Сире— ну со скипетром.
Я помнил только чудесные глаза Лидии Львовны, ее благородные черты, тонкий ум и прекрасный голос. Соперничество с ней еще сильнее подогревало мой интерес. Ее загадочный образ маячил в моем сознании. Лунев непременно сказал бы мне, что меня пленила любовная лихорадка. Сей род недуга мой друг когда-то основательно изучил, но лекарства целебного так и не придумал.
Я спустился в столовую в радужном расположении духа. Смущали меня лишь зеркала, занавешенные в знак траура. За огромным столом сидела одна лишь Мира и выглядела она еще хуже, чем вчера.
— Как вам спалось? — отрешенно спросила она меня. — Я вижу, Яков Андреевич, что вы не прислушались к моему совету, — добавила Мира безнадежно. — Да свершится воля богов! — вздохнула индианка.
— Мира, ты преувеличиваешь, — ответил я уже раздраженно. — А где Кинрю? — я оглянулся по сторонам. — Снова играет в свою вай ки?
— Нет, — возразила Мира. — Он занят похоронами, — объяснила она. — Завтра похороны Катюши, — сказала индианка чеканным голосом. — Яков Андреевич, вы не забыли?
— Извини, — слова моей Миры меня смутили. — Но мое расследование продвигается к своей кульминационной точке, и я иногда забываю о самых важных вещах.
Мира взглянула на меня укоризненно, поджала губы, помедлила немного, а потом проговорила:
— Конечно!
Из-за стола я вышел уже расстроенным но тем не менее отправил лакея в цветочную лавку на Невском, где торговали цветами из зимнего сада. Как никак, а на дворе-то ноябрь.
Я задавался вопросом, что могла в таком месте позабыть блестящая Лидия Львовна? И пока ответа не находил.
Кучер графини слез с козел, приоткрыл дверцу и помог своей госпоже выбраться из роскошной вызолоченной кареты. Она подобрала край свой тальмы и ступила на землю, озираясь по сторонам. Кучер прикрыл за ней дверцу, забрался на козлы, развернул рысаков и поехал восвояси.
К счастью, Кинрю остановился у тротуара с противоположной стороны, так что наш экипаж, почти что не было видно из-за деревьев.
Женщина легонько постучалась в ворота, и ей тотчас же отворили. Я вылез из кареты, сделал знак Кинрю дожидаться меня на месте и подобрался к бревенчатым воротам, для того чтобы сквозь какую-нибудь щель разглядеть, что же творится во дворе.
Графиня Полянская, в сопровождении немолодой полноватой бабы в платке, поднялась на проваленное крыльцо. Она спотыкнулась пару раз в темноте, но тем не менее на ногах удержалась.
— Ох, барыня, заждались, — глухим голосом проговорила хозяйка халупы и распахнула дверь перед госпожей. На мгновение из дома вырвался сноп света, осветил хозяйственные пристройки, и тут же погас, погрузив всю округу в непроглядную тьму, потому как дверь за графиней снова закрылась.
«Очень интересно!» — промолвил я и сделал попытку перебраться через ограду. Удалось мне это не сразу, но в конечном итоге я все-таки оказался во дворе. Сделал несколько шагов по направлению к дому и растерялся, потому как снова раздался стук у ворот.
— Вот тебе и на, — прошептал я себе под нос и стремглав бросился в сад, прятаться в крыжовниковых кустах.
Дверь снова отворилась, и на миг во дворе сделалось светло. Все та же немолодая женщина появилась на пороге и устремилась к воротам. Запор никак не хотел ей поддаваться, она промучилась пару минут, утерла пот со лба и кликнула из дома лакея.
— Семен! — нетерпеливо повторила она. На пороге появился хромой слуга почти что в одном исподнем.
— Чего кричишь? — прошипел он сквозь зубы и в один момент справился с покосившимися воротами.
Калитка приоткрылась и в нее проскользнул незнакомец в темном плаще.
У меня сердце екнуло — неужели убийца?!
— Обознался, — вздохнул я разочарованно.
Этот человек был выше, уже в плечах и худощавее. Однако лицо его тоже скрывалось за капюшоном. Я заключил, что именно его-то и дожидается в этой Богом позабытой дыре графиня Лидия Львовна.
— Милости просим, — поклонилась хозяйка.
Незнакомец ничего не ответил, только слегка кивнул. Женщина проводила его до дома, в то время как Семен занялся воротами.
Похолодало, я весь продрог до мозга костей, однако не торопился покинуть свое укрытие. Наконец, во дворе снова стало совсем темно и тихо. Я медленно выбрался из кустов, отряхнулся и стал пробираться к ближайшему от меня окошку. Ставни на нем неплотно прилегали друг к другу, а маленькая форточка была приоткрыта. Сквозь тонкие кисейные занавески я смог разглядеть все то, что происходило в маленькой комнате и подслушать часть разговора.
Мне удалось слегка приоткрыть деревянные ставни, и я поразился тому, с каким вкусом и изяществом была обставлена эта конура. Не трудно было догадаться, что графиня Полянская нередко навещала эту обитель.
Она восседала в глубоком кресле, обитом зеленым штофом с тканым рисунком. Русалочьи глаза ее в обрамлении темных, густых ресниц отражались в каминном зеркале напротив. Губы ее были сомкнуты, рука, унизанная перстнями, подпирала нежную щеку. Лидия Львовна была погружена в какие-то тревожные мысли, которые смутили ее чело.
Она уже успела переодеться в стеганый просторный халат из узорчатого шелка и зябко куталась в шаль, которая едва прикрывала хрупкие плечи. В отсветах пламени, окружавших ее, Полянская казалась необыкновенно прекрасной! И я невольно ею залюбовался.
Наконец, она отвела взгляд своих зеленоватых прозрачных глаз от камина и как будто вернулась к действительности.
В дверь постучали.
— Входите, Мишель, живее, — приглушенно услышал я нежный звук ее голоса.
Повернулась дверная ручка, и в комнате возник неизвестный, которого я поначалу принял за мнимого Данилу Рыжова.
— Лидия Львовна, — человек поклонился. Он был без плаща, и капюшон не скрывал уже черт его юного, худого лица. Юноша напомнил мне Строганова, и мне стало как-то нехорошо.
— Charmee de vous voir, — улыбнулась графиня, и я понял, что она и впрямь искренне рада его видеть. — Какие новости, вы принесли мне, Мишель? — спросила она с тревогой.
— Ничего нового, сударыня, — ответил голубоглазый молодой человек. — Я должен передать от вас послание командору. Я завтра же отправляюсь в имение.
— У меня неприятности, — сказала Полянская. Я стал прислушиваться еще внимательнее. — Вор меня шантажирует, — пожаловалась она. — Снова требует денег. Я уже раскаиваюсь, что нас угораздило связаться именно с ним!
— Ну, не стоит беспокоиться. — задумчиво проговорил Мишель. — Эта проблема устранима!
— Надеюсь, — вздохнула Полянская, встала с кресла и подошла к маленькому круглому столику у другого окошка. Она что-то взяла с него и показала Мишелю. — Вот, — сказала Лидия Львовна. — Я подготовила полный отчет.
Графиня вернулась к креслу, и я разглядел, что в руках она держит большой пакет, упакованный в серую оберточную бу— магу.
— Я прошу вас, — добавила Полянская, — передать его из рук в руки!
— Не сомневайтесь, графиня, — сказал Мишель. — Анатолий Дмитриевич получит пакет лично от меня, без посредничества лакеев и кучеров.
— Я рассчитываю на вас, — ответила Полянская и положила конверт на стол. — У меня к вам есть еще одно дело, — добавила Лидия Львовна. — Идемте со мной, — велела она.
Графиня вышла из комнаты, увлекая за собою Мишеля. У меня появилась прекрасная возможность заполучить в свои руки письмо графини. Я приоткрыл створки ставней и собрался уже было забраться в окно, благославляя легкомыслие графини Полянской, как дверь дома распахнулась, и во двор вышел захмелевший Семен. Я едва успел прикрыть ставни и спрятаться за яблоней, росшей неподалеку. Он прошелся рядом со мной, проверил ставни и повесил на створки замок, заперев их на ключ. Мне не оставалось ничего другого, как вернуться в карету, где меня дожидался мой верный ангел-хранитель.
— Яков Андреевич! — обрадовался золотой дракон. — Вам удалось что-нибудь выяснить?
Я перевел дух и выпалил:
— К графини прибыл посланник от командора!
— От ко… кого? — не понял Кинрю.
Я объяснил:
— От Анатолия Дмитриевича Елагина, — у меня уже не оставалось сомнений, что именно он и является бальи Мальтийского ордена, и это вовсе не слухи.
— Он имеет какое-то отношение к исчезнувшей переписке, — догадался японец.
— Вот именно, — согласился я. — Графиня написала ему письмо, которое, как я надеюсь, сможет нам многое объяснить.
— И… — Кинрю заулыбался. — Не хватает какой-то малости?
— Вот-вот, — я кивнул головой. — Письма! Я едва не вытащил его из-под носа Лидии Львовны, но все испортил ее лакей, появившийся в самое неподходящее время!
— Как я вам сочувствую, — хитрый Кинрю скосил в мою сторону свои узкие глаза. — Что-то подсказывает мне, что без меня вы не обойдетесь!
— Ты прав, как всегда, мой верный друг! И сейчас тебе, как никогда, понадобится твое великое искусство быть невидимым, — ответил я.
— Готон-но дзюцу, — прошептал Кинрю.
Я знал, что так он называет свои пять способов маскировки. Мой золотой дракон нередко рассказывал мне, как он умеет подражать земле, становиться водой, превращаться в дерево, вспыхивать пламенем и перевоплощаться в металл.
— Совершенно верно! — воскликнул я.
Спустя несколько минут я вместе с Кинрю снова очутился во дворе этого загадочного домика.
— С чего начнем? — осведомился я у японца, так как полагал, что он в таком деле гораздо более сведущ, чем я.
— С осмотра местности, — ответил японец.
Я указал ему на нужное нам окно, ставни которого оставались закрытыми. Он отрицательно покачал головой и отправился лично осматривать остальные окна. Я же остался ждать его под той самой яблоней, которая спасла меня от подвыпившего Семена.
Кинрю возвратился довольный и успокоенный. Ни одна веточка не хрустнула под его сапогом, ни один листочек не шелохнулся.
— Ну что? — спросил я нетерпеливо.
— Все идет как нельзя лучше, — сказал Золотой дракон. — Кухарка с лакеем режутся в карты на кухне, графиня с посланцем воркуют в соседней комнате. Так что, — продолжил он, — если в доме больше никого нет, то комната, в которой осталось письмо, пуста, и нам без труда удастся в нее забраться.
— Есть только одно но, — заметил я.
— Какое же? — удивился Кинрю.
— Замок.
Японец усмехнулся:
— Еще не придумали тот замок, который не смог бы открыть золотой дракон! — заявил он с гордостью.
— Тогда за дело! — скомандовал я ему.
Кинрю и в самом деле не бросал слов на ветер. Он довольно быстро справился с замком и проник в «будуар» графини Полянской. Искушавший меня пакет по-прежнему лежал на столе. Он слегка подрагивал под дуновением холодного ветра, устремившегося в комнату, как только Кинрю приоткрыл окно. Все, что происходило внутри этой комнаты, я прекрасно мог разглядеть из своего укрытия.
Кинрю взял конверт, закрыл за собой окно и прикрыл тяжелые ставни.
— Давай вернемся в карету, — предложил я ему. — И там при свете фонарика прочитаем письмо.
Кинрю согласился, и мы тем же путем вернулись обратно. Я взял письмо и осторожно раскрыл конверт, который Лидия Львовна еще не успела запечатать.
«Mon ami, — писала она. — Я безумно без Вас скучаю и считаю минуты до нашей встречи. Часы тянутся годами, и я молю Бога, чтобы он позволил быстрее увидеть Вас. Я счастлива, что в ближайшие дни мне должна предоставиться такая возможность. Не устаю твердить, что люблю Вас, и любовь моя к Вам бескорыстна. Я уповаю на то, что и Вы всегда отвечаете мне взаимностью.
Анатоль, Вы были правы, когда не хотели вовлекать в наше дело этого вора. Мы напрасно вынули его из петли. Этот мерзавец продолжает нас шантажировать и с каждым разом требует все большие суммы денег. Меня совершенно не удивляет, что в народе среди крестьян растет недовольствие военными поселениями. Несчастные! Каково им, должно быть, приходится под началом таких-то проходимцев. Я не говорю об Аракчееве, который возглавляет эту систему! Но тем не менее растрата около миллиона казенных денег — дело нешуточное. Это невольно бросает тень и на Алексея Андреевича, — когда я зачитывал эти строки, невольно мне вспомнилась речь господина в пенсне на рауте у Прокофьева, и картина понемногу стала приобретать наиболее четкие очертания. У убийцы на шее был след от петли, к тому же он также бывал у Федора Ильича на его вечерах. Так вот, значит, как они смогли купить масона-клятвопреступника. Похоже, что наш лже-Данила занимает довольно серьезный пост, если еще не вышел в отставку, хотя мальтийцам и удалось все-таки замять эту пренеприятнейшую историю. — Однако я обещаю Вам, что меры в отношении вора будут мною незамедлительно приняты. По счастию, в моем распоряжении довольно людей! — продолжала графиня. — И наша великая цель оправдывает все средства! Еще совсем немного времени, и мы бы могли не успеть. Я содрогаюсь только при мысли об этом. Подумать только, священная реликвия досталась бы масонам! Но мы, только мы ее истинные наследники. Разве не нами, Мальтийцами, был обретен Иерусалимский ковчег, земная обитель Бога? Воображаю, как горько Вам было, мой дорогой, узнать, что Иоанниты, оставшиеся в Палестине, хранители Золотой крыши, отважились передать одного из херувимов масонам. И в Риме ими уже ведутся переговоры с представителями ордена «Золотого скипетра»! На что только не толкает нужда! Я благодарю Создателя, что мы получили-таки возможность опротестовать этот недостойный договор. Увы! Но палестинцы не могут заявить об этом в открытую, и это вынуждает нас к нечестной игре. Всевышний милостив, нам стоит уповать на его справедливость! Ваша идея блестяща! Как, впрочем, и все Ваши идеи. И я склоняю пред Вами голову, как и другие Ваши последователи! Ведь, если ложа наших противников будет закрыта и распущена Государем Александром Павловичем, это будет все равно, что они сами отказались от договора!
Спешу сообщить Вам, любезный Анатоль, что в скором времени меня представят ко двору. Я даже выписала по этому случаю из Франции новое прекрасное платье из атласа любимого Вами яблочного оттенка. Мне предоставится прекрасная возможность намекнуть нашему Государю через известную Вам фаворитку о баварской переписке, компрометирующей всю деятельность Ордена «Золотого скипетра»!
С огромным нетерпением жду нашей встречи!
Всегда преданная Вам, Лидия.
P.S При первой же возможности буду в Елагино!»
— Ну и послание! — воскликнул я, и передал его Кинрю.
Письмо Полянской меня и в самом деле ошеломило! Я решил, что мне немедленно необходимо встретиться с камер-юнкером Скворцовым, о котором говорил господин в пенсне и узнать, наконец, имя казнокрада. В крайнем случае я должен был переговорить с самим Аристархом Пахомовичем, если мне так и не удастся разыскать царедворца. Даже если все мои догадки и неверны, я в любом случае должен был все это проверить. Но что-то подсказывало мне, что я абсолютно прав и ни в чем не ошибаюсь.
Далее мне необходимо было подробнее разузнать о реликвии. То, что я оставался несведущ в этом вопросе, больно меня задело. Я заключил, что Кутузов так и не доверяет мне до конца, раз он ни словом не обмолвился о столь важном договоре для ложи. Хотя… Не всех ведь посвящали в эти вопросы. А Иван Сергеевич мог и не догадываться, что договор с палестинскими Иоаннитами напрямую связан с исчезнувшей баварской перепиской и гибелью ученика. Так или иначе, я должен был расспросить об этом Кутузова.
Но самая большая трудность заключалась в том, как мне попасть в Елагино. Я подозревал, что письма находятся именно там. При всем при этом у меня оставалось очень мало времени. Если Полянская на днях будет представлена ко двору, то следом за этим она немедленно уедет к Анатолию Дмитриевичу за компрометирующими бумагами. Я должен был найти способ отправиться вместе с нею.
— Очень интересно, — сказал Кинрю, возвращая мне тем— но-серый конверт с письмом. — И что же вы собираетесь де— лать?
— Во-первых, вернуть на место это послание, — сказал я и передал пакет обратно японцу.
— Понятно, — коротко ответил Кинрю.
— Но, если ты считаешь это дело невыполнимым…
Золотой дракон усмехнулся:
— Для меня ничего не бывает невыполнимого, — он взял у меня письмо и спросил:
— Вы со мной?
— Разумеется!
И вот я в третий раз повторил весь свой путь к домику Полянской. Вновь я спрятался под яблоней, а Кинрю чуть приоткрыл незапертые ставни и проверил, пуста ли комната. Нам повезло, исчезновения письма так никто и не обнаружил. Лидия Львовна и ее рыцарь по-прежнему не возвращались.
Юркий Кинрю проник в будуар графини, вынул конверт из-за пазухи и определил его на прежнее место. Не медля ни минуты, он стал выбираться обратно, но порыв ветра со звоном захлопнул оконное стекло. Японец спрыгнул на землю и спрятался у стены.
В комнату вбежала встревоженная графиня Полянская. Она распахнула окно и заметила меня, как раз в тот момент, когда я покинул свое прикрытие.
— Что вы тут делаете? — взволнованно воскликнула Лидия Львовна, волна ее белокурых волос рассыпались кольцами по спине.
— Страдаю, — ответил я, собрав все свое самообладание.
— Но вы не похожи на грабителя, — уже немного тише заметила графиня, по всей видимости, разглядев, что ее послание на месте. — Что вы этим хотите сказать?
— В этот двор меня привела любовь к вам, — ответил я, разыгрывая из себя ее пылкого поклонника. Говоря откровенно, я и в самом деле что-то испытывал к этой женщине, по крайней мере, она возбуждала во мне жгучий интерес к своей персоне.
— Вы шпионили за мной?! — предположила она, презрительно сощурив свои глаза, которые я называл русалочьими.
— Неужели, Лидия Львовна, вы меня не слышите? — продолжал я разыгрывать перед графиней муки неразделенной страсти.
— Я прекрасно вас слышу, Яков Андреевич, — произнесла она задумчиво. — Только вот никак не пойму, как вы сумели ставни открыть, их же Семен на ключ запирал.
— Не знаю, — я пожал плечами. — Замок-то висел, но ставни были незаперты, — добавил я. — Пьяный он, наверное, Семен-то ваш!
— Возможно, — сказала графиня. — Он у меня еще свое получит! Но я не понимаю, как вы-то могли отважиться на такое! — возмущалась Полянская. — Следить за женщиной, я о таком и подумать не могла!
— Казните, — печально промолвил я, склоняя голову. — Сердцу ведь не прикажешь, а вы отвергли меня на рауте. Ну, вот я и решился узнать, где вы живете.
— Я храню это место в тайне, — сказала Лидия.
— И в чем же причина подобной осторожности? — осведомился я.
— Я не могу вам об этом рассказать, — таинственно промолвила графиня. — Тем более сейчас, — она прислушалась. — Tais toi!.. Кто-то идет! Allez! — Полянская замахала руками. — Уходите отсюда!
— Я не уйду, — продолжал я настаивать. — Пока мы не определимся со встречей!
— Вы невыносимы, — ласково сказала она, и прозвучало это в ее елейных устах как комплимент. Я понял, что графиня наконец-то сменила гнев на милость.
— Тому виною мои чувства к вам, — заверил я Полянскую.
— Но я предупреждаю вас, что не в моих силах ответить вам взаимностью, — сказала она.
— Я молю вас только о встрече!
— Завтра в шесть часов, — промолвила графиня. — В кофейне на Садовой, — добавила она. — Недалеко от Гостиного двора. Знаете?
Я кивнул и прошептал:
— Вы вселили в мое сердце надежду!
— Прощайте! — сказала Полянская и закрыла окно. Я прикрыл его ставнями с другой стороны.
— Ну и ну! — промолвил Кинрю, и мы с ним поспешили в оставленную без присмотра карету.
Домой я вернулся глубоко за полночь, но в гостиной меня встретила Мира. Индианка все еще не спала.
— Как прошел вечер? — спросила она спокойно, но голос ее по-прежнему дрожал. Катюша была для нее почти что членом семьи, сестрой и подругой.
— Неплохо ответил я. — Мне удалось разузнать много всего интересного, не без помощи Кинрю, конечно. Однако загадок пока еще хватает.
— Я так и думала, — сказала Мира в ответ и бросила на меня обеспокоенный взгляд черных заплаканных глаз. Выглядела она ужасно, в траурном муаровом платье с разводами, которое переливалось при свете светильника, с фиолетовыми кругами под глазами, от чего ее взгляд казался еще более глубоким и темным, с неуложенными в прическу блестящими волосами.
— Не стоит терзать себя, — сказал я Мире в ответ. — Девушку все равно уже не вернешь.
— Но могут быть новые жертвы, — ответила индианка. — Убийцу-то все еще не нашли, — глухо проговорила она и заложила руки за спину. Потом моя Мира присела на оттоманку и откинулась на подушки.
Я обнял ее за плечи и сказал:
— Я обещаю, что найду его со дня на день.
— Хочется верить, — сказала индианка. — Но я переживаю за вас.
— Твой талисман хранит меня, — я указал ей на фанг-шенг, который я всегда носил на груди.
— Пантакли не всегда берегут нас от бед, — печально сказала Мира. — Яков Андреевич, я никогда не рассказывала вам о своей сестре.
— Никогда, — ответил я удивленно. — Я и не знал, что у тебя есть сестра.
— Была, — вздохнула Мира. — Ее отравили так же, как и Катюшу — добавила она. — Но мне никогда не хотелось говорить об этом.
— Теперь я понимаю, почему ты так сильно, — я замолчал на мгновение. — Это… переживаешь!
— Да, — кивнула мне индианка. — Они даже были с Анджаной чем-то похожи. Так звали мою сестру, — объяснила она. — Анджана погибла из мести.
— Бедняжка, — промолвил я.
— Но дело не только в этом, — сказала Мира.
— А в чем? — я догадывался, что индианка вот-вот примется меня предостерегать.
— Я видела сон, — ответила Мира. — Вещий сон, — добавила она со значением.
— Очень внимательно тебя слушаю, — устало промолвил я. Кому-кому, а масону-то не пристало отмахиваться от знамений судьбы.
— Я видела женщину, — сказала она. — Прекрасную белокурую женщину. И это была сирена!
При этих словах я вздрогнул, потому как перед глазами у меня возникли русалочьи глаза графини Полянской.
— Она наделена большим могуществом, — продолжала Мира. — В своих хрупких руках сирена держала скипетр — символ власти, и скипетр этот светился зеленым светом. Она указала им в сторону моря, которое превратилось в бассейн с крохотными золотыми корабликами, — индианка перевела дух, встала с диванчика и подошла к окну, потом снова заговорила:
— Море, увиденное во сне, означает свободу, и кто-то должен ее лишиться, — Мира бросила в мою сторону выразительный взгляд и нахмурила брови. Надо было быть полным идиотом, чтобы не догадаться, кого, говоря об этом, она имеет в виду. К тому же меня беспокоили ее слова о корабликах, невольно напрашивалась ассоциация с ковчегом.
— Это и весь твой сон? — осведомился я наигранно весело.
— Нет, — качнула головой индианка. — Сирена звала вас в свою обитель. Ее скипетр вспыхнул фейерверком, и я увидела вас.
— Я и во сне тебя преследую? — усмехнулся я, но моя шутка не удалась. Глаза индианки оставались серьезными.
— Я увидела вас в тюрьме, — мрачно произнесла она. — На окнах были решетки из чистого золота.
— Ну, утешает хотя бы это, — улыбнулся я и похлопал свою подругу по плечу.
— Я не шучу, — горько сказала Мира. — А вы никак не хотите прислушаться к моим словам. Вспомните про дамоклов меч! — призывала она. — Анджана тоже носила пантакль, но это не уберегло ее от несчастья!
— Каждому уготована своя судьба, — философски заметил я.
— Береженого Бог бережет, говорила Катюша, — и Мирины глаза снова заблестели от слез. — Не торопись на зов сирены! — предостерегала она.
— Конечно, хорошая моя, — поспешил я ее успокоить. Но сам-то я только и ждал зова Полянской, чтобы за нею устремиться в Елагино.
По тому, как Мира взглянула на меня, я понял, что она мне не поверила, но разубеждать ее я не стал, потому как понимал, что бесполезно спорить с гадалкой.
Я зашел к себе в кабинет, захватил свой дневник, чернильницу и стакан с остро заточенными перьями, а затем поднялся по лестнице в спальню. Камердинер зажег свечи и оставил меня наедине с собой. Стоило мне только обмакнуть перо в чернильницу, как слова стали сами проситься на бумагу. Я так долго не брался за перо, что невольно соскучился по этому занятию. Мне было в чем исповедаться, потому я провел за этим делом довольно много времени и закончил почти что на рассвете, с первыми лучами утреннего солнца. Воск от свечи закапал мою тетрадь, но я не обратил на это внимания и с легким сердцем отправился в постель.
Проспал я около четырех часов, однако чувствовал себя отдохнувшим. Во мне фонтаном била энергия, которую мне удавалось сдерживать с огромным трудом.
Я ликовал, что графиня Полянская назначила мне встречу в кофейне, и ждал очень многого от этого рандеву. Пророчест— ва Миры забылись, неприятные впечатления от разговора с ней сгладились, и я почти позабыл и про странный сон и про Сире— ну со скипетром.
Я помнил только чудесные глаза Лидии Львовны, ее благородные черты, тонкий ум и прекрасный голос. Соперничество с ней еще сильнее подогревало мой интерес. Ее загадочный образ маячил в моем сознании. Лунев непременно сказал бы мне, что меня пленила любовная лихорадка. Сей род недуга мой друг когда-то основательно изучил, но лекарства целебного так и не придумал.
Я спустился в столовую в радужном расположении духа. Смущали меня лишь зеркала, занавешенные в знак траура. За огромным столом сидела одна лишь Мира и выглядела она еще хуже, чем вчера.
— Как вам спалось? — отрешенно спросила она меня. — Я вижу, Яков Андреевич, что вы не прислушались к моему совету, — добавила Мира безнадежно. — Да свершится воля богов! — вздохнула индианка.
— Мира, ты преувеличиваешь, — ответил я уже раздраженно. — А где Кинрю? — я оглянулся по сторонам. — Снова играет в свою вай ки?
— Нет, — возразила Мира. — Он занят похоронами, — объяснила она. — Завтра похороны Катюши, — сказала индианка чеканным голосом. — Яков Андреевич, вы не забыли?
— Извини, — слова моей Миры меня смутили. — Но мое расследование продвигается к своей кульминационной точке, и я иногда забываю о самых важных вещах.
Мира взглянула на меня укоризненно, поджала губы, помедлила немного, а потом проговорила:
— Конечно!
Из-за стола я вышел уже расстроенным но тем не менее отправил лакея в цветочную лавку на Невском, где торговали цветами из зимнего сада. Как никак, а на дворе-то ноябрь.