Я выбрался из дормеза и подал руку Полянской. На встречу к нам устремился сам Анатолий Дмитриевич. Он с нежностью обнял Лидию Львовну и только потом заметил меня и моего бесценного Юкио Хацуми.
— Дорогая, вы не могли бы представить мне этих двух господ, — обратился Елагин к Полянской.
— Конечно, — кивнула графиня Лидия. — Яков Андреевич Кольцов, поручик в отставке и его… — она на мгновение замялась, выбирая подходящее слово. — Слуга, то есть друг, — поправилась Полянская.
— Правильнее было бы сказать компаньон, — вмешался японец.
Елагин же удостоил его холодным взглядом свинцовых глаз, но промолчал. На вид моему сопернику было лет сорок, он был строен, широк в плечах и, как мне показалось, немного угрюм. Виски его уже тронула благородная седина. Жесткие черные волосы были аккуратно подстрижены и завиты куафером в тугие локоны.
Одет господин бальи был в черный бархатный фрак со стоячим воротником и слегка скошенными длинными фалдами, доходящими до колен, в белоснежные брюки со штрипками, кремовый короткий жилет и черные блестящие башмаки. Борта жилета и фрака Елагина были густо затканы золотом, концы шейного кружевного платка прятались на груди за жилетом.
— Добро пожаловать, — едва склонил голову Елагин и холеной ухоженной ладонью, поверх которой спускались белые кружевные манжеты, пригласил нас на веранду дворца, охраняемую двумя огромными бронзовыми собаками.
— Господин Кольцов был так добр, — сказала графиня, что выразил желание сопровождать меня к вам. Я же вам писала, — добавила графиня, — что со мною стали с некоторых пор происходить довольно странные вещи.
— Уж не знаю, как вас и благодарить, — едко сказал Елагин, обращаясь ко мне. И по тону его голоса я определил, что ему уже давно обо мне почти все известно. К тому же, в рядах его свиты я разглядел и белокурого Мишеля, юного посланца графини. У меня не оставалось сомнений, что Полянская мне не доверяет, а потому и держит вблизи себя, под наблюдением. Это было очередным подтверждением того, что Мира, как обычно, права.
— Проводите господ в их апартаменты, — велел Елагин одному из своих многочисленных слуг. — Через два часа, — обратился он к нам, — состоится концерт домашнего оркестра в часовне. Просим пожаловать, дорогие гости! — добавил он. — Мне представляется, вы у нас надолго задержитесь! — заулыбался хозяин.
Нам с Кинрю отвели огромную комнату на третьем этаже с двумя каменными балконами, украшенными лепниной. Наши апартаменты были шикарно обставлены роскошной мебелью из красного дерева, стены затянуты блестящей бежевой тканью, на полу сияли навощенные плиты паркета. Имелся также и клавесин с перламутровыми клавишами слоновой кости.
— У меня такое ощущение, — промолвил Кинрю, — что нас отсюда долго не выпустят!
— Твой внутренний голос тебя не обманывает, — ответил я. — Пока у нас есть немного времени до концерта, — я бросил взгляд на старинные фарфоровые часы, — я попробую осмотреть эту усадьбу.
— Вы рассчитываете, что Елагин хранит баварскую переписку здесь? — удивился японец.
— В жизни иногда случаются всякие неожиданности, — ответил я.
Оставив Кинрю за чтением какого-то нравоучительного романа, я вышел из комнаты в темный вестибюль с внушительными колоннами. Миновав анфиладу просторных комнат, убранных изысканными цветами, которые, судя по всему, произрастали в местной оранжерее, я очутился по соседству с картинной галереей, которая, как мне показалось сначала, пустовала. Я хотел уже миновать и ее, как из-за запертых дверей послышались голоса.
Я остановился, осмотрелся по сторонам, но никого по близости не приметил. Тогда я подошел к дверям и приложился ухом к замочной скважине. До меня донесся голос моей сирены.
— Анатоль, мы не можем больше откладывать! — восклицала она. — Сейчас для наших целей наступил наиболее благоприятный момент. Мы ждали уже целых полгода, у кого угодно может иссякнуть терпение! — вознегодовала графиня. — Государь подготовлен, кстати, не без участия баронессы Крюденер, и ожидает от нас целенаправленных, жестких действий!
— Сударыня, — проговорил Елагин. — А как же нам быть с этим масоном, который следит за нами и все вынюхивает, словно заправская ищейка? — усмехнулся он. — Мы не можем убрать его просто так! Кольцов — это вам, увы, не Гушков. Такое дело не удастся замять, — добавил он. — Он наверняка уже доложился своему орденскому начальству, куда направился, и его убийство вряд ли обойдется нам без последствий.
— Да он же у нас в руках! — возразила моя русалка. — Какое-то время вы продержите его здесь, а я передам компрометирующие письма по назначению. Я надеюсь, они на месте? — спросила она обеспокоенно.
— Разумеется, — ответил Елагин. — Где им и полагается, в тайнике!
— В библиотеке? — переспросила графиня.
— Я бы не стал их перепрятывать, не поставив вас об этом в известность, — раздраженно ответил Анатоль.
Возблагодарив Провидение за полученную подсказку, я отправился на поиски усадебного книжного хранилища, которое, как я полагал, находилось во дворце.
Поинтересовавшись у одного из лакеев о его местонахождении, я выяснил, что бальи хранит свои книги в купольном зале на втором этаже, расположенном в левом крыле елагинского дворца.
Я спустился этажом ниже по широкой мраморной лестнице с покатыми ступенями, покрытыми ковровой дорожкой. Рядом не было не души, и я несколько раз подергал за массивную бронзовую ручку. Однако дверь так и не поддалась. Раздосадованный, я вернулся к Кинрю, оторвав его от «Амалии Мансфельд».
— Мне снова нужна твоя помощь, — сообщил я ему с заговорщическим видом.
— По какой части? — поинтересовался японец, откладывая в сторону недочитанную книгу.
— По части взлома, — ответил я.
Кинрю покрутил на пальце свое видавшее виды кольцо со спицей.
— Вам уже удалось обнаружить тайник с перепиской? — полюбопытствовал он.
— Ты меня переоцениваешь, — сказал я ему в ответ, усаживаясь за стол. — Просто один подслушанный разговор навел меня на некоторые размышления.
— Яков Андреевич, не могли бы вы изъясняться понятнее?
— Мне посчастливилось подслушать разговор Анатоля с графиней, — ответил я. — И поэтому я уверен, что переписка находится где-то в хозяйской библиотеке.
В дверь постучали, я приложил палец к губам, чтобы Кинрю, не дай Бог, не проговорился.
Он бросил на меня уничижительный взгляд и промолвил:
— Войдите!
Дверь отворилась и в комнату вошла графиня Лидия Львовна в темно-зеленом бархатном платье с черным корсажем, украшенным широкими черными блондами. На шее ее сверкало изумрудное ожерелье, под цвет необыкновенно прозрачным глазам.
— Господа, — обратилась она к нам. — Вы уже собираетесь в часовню? — Полянская указала на часы. — Наш капельмейстер совсем заждался, — улыбаясь проговорила она.
— Я совсем забыл о концерте! — раздосадованно воскликнул я.
— Сударыня, — подал голос Кинрю. — Еще несколько минут, и мы будем готовы!
— Надеюсь, — проворковала русалка, подобрала тяжелые юбки и выскользнула из комнаты.
— Библиотеку придется отложить на потом, — резонно заметил Кинрю и стал переодеваться.
Едва мы с Кинрю появились на веранде, как нас сразу же окружило несколько человек из свиты Елагина. И нам не оставалось ничего другого, как проследовать вместе с ними в часовню. Процессию возглавляла сиятельная Лидия Львовна.
Из часовни нам удалось ускользнуть только в середине концерта, когда все присутствующие были поглощены выступлением оркестра. Я заметил, что Анатоль о чем-то снова шептался с графиней Лидией, и это не предвещало мне абсолютно ничего хорошего.
Мы с Кинрю потихонечку пробрались между зрительными рядами и оказались в скульптурном парке. До усадьбы по короткой дороге было рукой подать. Так что ничто не мешало нам воспользоваться случаем и проникнуть в елагинскую библиотеку.
У дверей книгохранилища по-прежнему никого не оказалось, и японец, как всегда виртуозно, справился с тяжелым замком.
— Странно, что библиотека не охраняется, — заметил я.
— Вероятно, Елагин от нас такой прыти не ожидает, — предположил Кинрю, надевая кольцо на прежнее место.
Мы вошли в огромный купольный зал, заставленный книжными стеллажами.
На стуле у самых дверей дремал высокий охранник. По-моему, он был даже вооружен. Кинрю ткнул в него пальцем и шепотом поинтересовался:
— Зачем они заперли здесь этого беднягу?
— Вероятно, чтобы было надежнее, — пожал я плечами.
Японец за пол-минуты справился с нашим сонным врагом, использовав в качестве веревки мой шейный платок, а в качестве кляпа — свой носовой.
— Что будем делать дальше? — поинтересовался он.
— Искать, — сказал я невозмутимо.
Одна из полок, плотно примыкающая к самой стене, показалась мне подозрительной, поскольку библиотека содержалась в идеальном порядке, и книги были расставлены по алфавиту, а здесь наблюдалась неразбериха и создавалось ощущение, что эта полка совсем недавно кем-то отодвигалась, и фолианты просто-напросто попадали на пол, а потом их в спешном порядке водрузили обратно. Это, конечно, могло оказаться и случайностью, но факт тем не менее требовал проверки.
Кинрю помог мне разобрать эти книги, а затем нащупал рычаг, с помощью которого эта полка передвигалась взад и вперед. Надавив на него, он ее выдвинул.
— Ну и ну! — удивился я. За полкой показалась каменная стена, которая, как оказалось, разбиралась без особенного труда. За ней я и обнаружил тайник в виде небольшого футляра.
Кинрю и в этот раз легко справился с несложным замком. Я открыл футляр и не поверил своим глазам, передо мной, словно в подарочной бонбоньерке лежали искомые мною письма, которые я узнал по печати со скипетром и крестом. Два из них были без подписи, но корона на печати, символизировала высшую мудрость и потому обозначала либо Венерабля, либо Смотрителя, либо какое-то другое влиятельное лицо из орденского Совета. Третье письмо было за подписью Адама Вейсгаупта, ингольштадского изгнанника, который удалился в Регенсбург под покровительство герцега Сакен-Готского.
Я сложил эти письма вчетверо, спрятал в карман и велел своему золотому дракону выбираться из елагинской библиотеки. Кинрю вышел первым и первым же забрался на лестницу, сделав мне знак, что путь свободен. Я только потом прикрыл за собой дверь и покинул книгохранилище, оставив в одиночестве незадачливого охранника.
Мне показалось, что в вестибюле скрипнула дверь, но я не предал этому особенного значения. Теперь перед нами стоял вопрос, как все-таки покинуть это имение, поскольку я не сомневался, что пропажа будет довольно скоро обнаружена.
Мы вернулись в наши апартаменты и принялись укладывать вещи.
— Куда это вы так торопитесь? — графиня Полянская вошла без стука. — Яков Андреевич, вы покидаете меня? — спросила она меня обиженно. — А как же ваши признания, клятвенные заверения в любви, стихи, наконец?!
— Юкио Хацуми, оставьте нас, — попросила она японца. Он бросил на меня вопросительный взгляд, и я кивнул ему в знак согласия. Тогда мой золотой дракон вышел за дверь, оставив нас с графиней наедине.
— Мы уезжаем, — произнес я взволнованно, но язык не хотел мне подчиняться. Все-таки эта женщина имела надо мной какую-то необъяснимую власть.
— Вы не ответили на вопрос, — настаивала она.
— Графиня, — сказал я с горькой усмешкой. — Ведь вы в безопасности! И вам ничего не угрожает! Или снова покушались на вашу жизнь?
— Нет, — сказала Полянская. — Но вы мне по-своему дороги, — проникновенно солгала мне графиня.
— Я должен уехать, — сказал я устало.
— Отложите поездку всего лишь до завтра, — попросила она.
В дверь постучали.
— Войдите, — ответил я.
К моему удивлению, на пороге я увидел самого Анатолия Дмитриевича Елагина.
— Это правда? — осведомился он.
— Что именно?
— Что вы уезжаете! — воскликнул он возмущенно. — Вы еще не видали моих конюшен! — добавил он. — И я не позволю вам уехать вот так!
— Но…
— Никаких но, — перебил меня Елагин. — Шталмейстер вас уже на улице дожидается!
Я прекрасно понимал, что спорить с ним бесполезно, и поэтому согласился с его предложением, вопреки тому, что уходило драгоценное время, и с минуты на минуту исчезновение писем могло обнаружится. Однако я не терял надежды, что мне удастся устроить побег из барских конюшен.
— А где же Кинрю? — встревожился я, не обгаружив за дверью своего золотого дракона.
— Графиня Лидия Львовна, — мягко улыбнулся Елагин, — показывает нашему другу библиотеку.
Внутри у меня все похолодело, но я сделал вид, что ничего особенного не произошло.
На веранде меня и в самом деле ождал господин, представившийся мне шталмейстером, и еще несколько человек, собиравшихся предпринять вместе с нами эту экскурсию. Мне почему-то подумалось, что в имении Елагина исключительно все посходили с ума. Или все объяснялось лишь манией мальтийского управляющего, вообразившего себя императором?! Насколько мне было известно, шталмейстер всегда заведовал именно царскими конюшнями.
С тоской я подумал о пистолетах, брошенных в нашей комнате. Однако не оставалось ничего другого, как следовать вместе с сопровождавшими меня господами. Процессию возглавлял сам Анатолий Дмитриевич.
Мы миновали парк, каретный сарай и контору управляющего, хозяйские конюшни располагались здесь же, неподалеку. В двух шагах от этих построек я заметил еще один милый домик, судя по всему, недавно отстроенный.
— Ну вот мы и пришли, — тонкие губы командора расплылись в недоброй улыбке.
— Вы хотели показать мне своих рысаков, — напомнил я Анатолию Дмитриевичу.
— Яков Андреевич, — улыбка исчезла с его лица. — Вы проиграли!
— Что вы имеете в виду? — спросил я, стараясь держать себя в руках.
— Довольно прикидываться! — жестко сказал Елагин. — Обыщите его! — велел он одному из своих приближенных.
— Да как вы смеете! — воскликнул я. — Вы за это ответите!
— Разумеется, — вздохнул Анатолий Дмитриевич. — Но только после того, как переписка с Вейсгауптом попадет в руки к нашему благословенному Императору.
Меня окружили несколько человек, и, поскольку я продолжал сопротивляться, кто-то ударил меня по голове, да так, что я потерял сознание.
Очнувшись, я первым делом схватился за свой карман, где и должны были находиться компрометирующие письма. Разумеет— ся, мне их обнаружить не удалось.
— Зря стараетесь, Яков Андреевич, — услышал я голос как бы издалека, в голове у меня все еще шумело от полученного удара. Я повернулся в сторону, откуда исходил этот знакомый и до одури неприятный голос. За круглым белым столом в огромном кресле красного дерева сидел мальтийский бальи и невозмутимо расскладывал пасьянс.
— Как вы узнали? — осведомился я как бы невзначай, приподняв свою голову с канапе.
Анатолий Дмитриевич оторвался от карт и усмехнулся в своей привычной неприятной манере. В правой руке он сжимал пистолет и таким образом держал меня под прицелом.
— Библиотекарь заметил, как вы покидали книгохранилище, — ответил он. Я вспомнил, как в вестибюле тихонько скрипнула дверь. — Даже не знаю, как вам удалось справиться с замком в одиночку! Или вам ваш японец помогал? — поинтересовался Елагин.
Из его слов я заключил, что придворный библиотекарь не заметил Кинрю, и уже это меня порадовало.
— К сожалению, охранник не может сказать ничего вразумительного. Этот негодяй признался, что спал на посту! — возмутился Елагин. — Этим он и объяснет тот факт, что абсолютно не помнит, как оказался связанным. Кольцов, признайтесь, вы владеете какими-то неизвестными мне приемами?
— Где Кинрю? — спросил я в ответ.
— В надежном месте, — снова усмехнулся бальи. — Но вы так и не ответили на мои вопросы!
— Разумеется, владею, — промолвил я. — Я же масон, посвященный в одну из рыцарских степеней, а не какой-то мальтиец! — добавил я презрительно. — И потом, неужели вы думаете, что какой-то азиат смог бы справиться с вашим агентом? — выгораживал я Кинрю.
— Ну, ну, — задумчиво произнес Елагин.
Я перевел взгляд на окна и определил, что, по всей видимости, нахожусь в том самом домике, который заметил накануне. Однако на окнах появились решетки, и это напомнило мне о Мирином сне. Клетка, конечно, была не золотая, но от этого легче не становилось!
— Я полагаю, вам здесь понравится, — самодовльно сказал бальи, вышел из-за стола и направился к двери, продолжая держать меня под прицелом. — Поживете здесь некоторое время, — добавил он. — Пока все не утрясется, и графиня не передаст ваши письма по назначению.
При этих словах мне сделалось особенно больно, потому как я до сих пор не мог позабыть русалочьих глаз предательницы. Хотя и не ожидал ничего другого!
За Елагиным захлопнулась дверь, а мне оставалось лишь закончить его пасьянс. Я выглянул в окно, во дворе прогуливались вооруженные охранники, и не было никакой возможности для побега. В этой ситуации я мог уповать только на помощь своего бесстрашного золотого дракона, если, конечно, ему удастся выбраться из когтей Елагина!
Стемнело, и я слегка задремал. Но меня разбудил какой-то шум под окнами. Мне показалось, что я различил топот чьих-то ног, а затем шум падающего тела. Потом мне послышался чей-то сдавленный стон, и я поспешил к окну.
Сквозь решетки я разглядел взъерошенного Кинрю, в руке он держал мой пистолет к которому так тщательно подгонял отлитые старым индийцем пули. Оба охранника, обезоруженные, лежали у его ног. Их пистолеты японец отбросил на недоступное для мерзавцев расстояние.
— Что ты с ними сделал, Кинрю? — спросил я обрадованно.
— Ничего особенного, — ответил японец. — Одного оглушил, а со вторым пришлось повозиться немного и попрактиковаться в дакэн-тайдзюцу, — насколько я понял, Юкио имел в виду приемы рукопашного боя.
— Как тебе удалось выбраться? — поинтересовался я.
— Все так же, — скромно ответил он. — Яков Андреевич, довольно разговаривать! — взмолился Кинрю. — Подойдите-ка лучше к двери, я попробую вызволить вас отсюда!
Я поторопился выполнить его просьбу, в замочной скважине что-то заскрипело, и через несколько минут я уже был на свободе.
— Где письма? — спросил Кинрю, как только мы удалились от домика на достаточно безопасное расстояние и укрылись в саду.
— У Елагина, — мрачно ответил я. — А где графиня?
— Но мне Анатолий Дмитриевич сказал, что вы, Яков Андреевич, покинули усадьбу вместе с Полянской, — сказал Кинрю. — Насколько я понимаю, — добавил он, — Лидия Львовна уехала.
— И, как я полагаю, в Санкт-Петербург, — хмуро заметил я. — Следовательно, переписка уже не у Елагина, а на пути к Его Императорскому Величеству, — пришлось констатировать мне с прискорбием.
Кинрю бросил на меня сочувственный взгляд.
— Как ты узнал, где меня искать, — осведомился я у него. — Если Елагин уведомил тебя о моем отъезде?!
— Мои охранники переговаривались по-французки между собой, — объяснил мне мой ангел-хранитель. — Полагая, по всей видимости, что я и русской-то грамоте не обучен.
— Теперь мы должны во чтобы-то не стало догнать графиню Полянскую! — воскликнул я. — И перехватить баварскую переписку, пока она не попала во дворец!
— Я видел наш дормез в каретном сарае, — сказал Кинрю.
— Тогда в погоню! — воскликнул я. — Полагаю, что графиня, чувствуя себя в безопасности, не слишком торопится!
— И въезд в имение не охраняется! — заметил японец. — Я уже проверял. Похоже, Елагин посчитал, что уже выиграл эту партию, — добавил он.
И все же мы решили ехать верхом, оставив дормез на память Елагину. Кинрю вывел наших лошадей из конюшни, и мы, плутая, потихонечку выбрались из имения.
— А что будет с кучером? — вдруг вспомнил я про Ивана.
— Его я уже обо всем предупредил, — ответил мой Золотой дракон. — Он ничего не знает, и я думаю, что Елагин не станет отыгрываться на нем, тем более что дормез на месте. Как только страсти улягутся, он поедет домой на перекладных, средств у него для этого достаточно, — добавил Кинрю. Я только дивился его предусмотрительности.
Едва оказавшись за пределами елагинского поместься, мы погнали своих лошадей галопом, в надежде перехватить в доро— ге сиятельную Лидию Львовну.
На горизонте показалась щегольская карета Полянской. Мы с Кинрю ринулись ей на перерез, и японец выстрелил в воздух. Одна из лошадей в экипаже графини встала на дыбы, карета резко остановилась, едва не перевернувшись.
— Что происходит? — закричала женщина, высунувшись из окна.
Кинрю направил дуло пистолета прямо ей в лоб.
— Выходите, сударыня, — процедил он сквозь зубы.
Мой конь остановился, я слез с него и подошел вплотную к карете.
— Яков Андреевич? — графиня была удивлена. — Какими судьбами? — однако ни единая черточка на ее прекрасном лице не выдала и капли волнения.
— Неисповедимы пути Господни, — ответил я ей тоном проповедника. — Вы разве не слышали, что сказал Кинрю? Выходите! — велел я ей.
— Уберите оружие, — попросила Полянская.
— Ни за что! — воскликнул Кинрю. — Вы можете выкинуть все, что угодно.
Графиня с большой неохотой выбралась из кареты, и я помог ей спуститься на землю.
— Где письма? — спросил Кинрю.
— Это не ваше дело, — резко сказала Полянская.
— Отвечайте! — настаивал я.
— Яков Андреевич! — воскликнула Лидия Львовна, изобразив самое невинное выражение лица, на которое только она была способна. — Я не понимаю, о чем вы говорите!
— Вы лжете, сударыня, — жестко ответил я. — Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам! Отдайте мне переписку!
— Не за что на свете! — воскликнула Полянская, сверкнув глазами.
— Держи ее на мушке! — велел я Кинрю, который не сводил своих узких глаз с графского кучера, а сам забрался в карету. Но все мои усилия так ни к чему и не привели, писем в экипаже графини мне обнаружить не удалось.
— Госпожа Полянская, — позвал я графиню. — Пожалуйте в экипаж. Мне нужно вас обыскать.
— Что? — голос графини задрожал. — Как я в вас ошибалась, сударь, — горько усмехнулась она.
— А я, сударыня, на вас счет, увы, никогда не заблуждался! — ответил я с грустью.
В итоге, я все-таки извлек похищенные послания из-за рассшитого цветами корсажа моей обожаемой русалки, которая с досады готова была броситься на вашего покорного слугу с кулаками.
— Я вас ненавижу! — закричала она нам вслед.
Я же готов был ответить графине, что по-прежнему преклоняюсь перед нею, но были мы уже далеко, и она все равно не услышала бы моих слов!
У Выборгской заставы нас уже выехали встречать верховые с фонарями, посланные Кутузовым. Мира проболталась ему, куда я поехал, как только он надумал нанести мне визит, вернувшись из своего «заглазного имения»!
В этот же вечер я передал ему злосчастную переписку!
На собрании ложи, состоявшемся через несколько дней, я узнал, что реликвия была передана в Риме нашему Ордену, а господин Елагин выехал из Российской империи в неизвестном направлении на неопределенный срок.
Я же, в довершение всего, совершил одну непростительную ошибку, решившись навестить графиню Полянскую, мысли о которой не выходили из моей головы.
Лидия Львовна изменилась, похудела, черты ее лица заострились, а глаза горели лихорадочным блеском, но от этого она только похорошела.
Полянская встретила меня в светло-зеленом капоте, который удивительно шел к ее прозрачным глазам.
— Я пришел принести вам свои извинения, — сказал я графине.
— Уходите, — произнесла она с ненавистью. — Мне ваши извинения не нужны! Вы лишили меня моего счастья! — выдохнула она. — Анатоль уехал в Италию, он сложил с себя полномочия бальи, потому как не справился с миссией, наложенной на него Мальтийским орденом. И я его больше никогда не увижу! — воскликнула Лидия, и слезы заблестели в ее глазах.
— Но…
— Не тешьте себя надеждой! — перебила меня графиня. — Ничто и никто не заставят меня забыть его, — сказала она. — Ни его холодность, ни время, ни молитва! — Он пытался застрелиться из вашего пистолета, — добавила Лидия с горечью, — и этого я вам никогда не прощу!
Вот так и закончилась история с Иерусалимским ковчегом. Одолев своего врага, я так и не почувствовал себя победите— лем!
Дмитрий Иванович Готвальд перевернул последнюю страницу и захлопнул тетрадь. Стемнело, он погасил мерцающую свечу.
Этнограф попробовал уснуть, но лунный свет не давал ему покоя. Какую же истину Луна желала ему открыть? Этого ученый не знал, но у него еще оставался целый ящик с записями Кольцова, и он намеревался прочесть их все, от корки — до корки!
— Дорогая, вы не могли бы представить мне этих двух господ, — обратился Елагин к Полянской.
— Конечно, — кивнула графиня Лидия. — Яков Андреевич Кольцов, поручик в отставке и его… — она на мгновение замялась, выбирая подходящее слово. — Слуга, то есть друг, — поправилась Полянская.
— Правильнее было бы сказать компаньон, — вмешался японец.
Елагин же удостоил его холодным взглядом свинцовых глаз, но промолчал. На вид моему сопернику было лет сорок, он был строен, широк в плечах и, как мне показалось, немного угрюм. Виски его уже тронула благородная седина. Жесткие черные волосы были аккуратно подстрижены и завиты куафером в тугие локоны.
Одет господин бальи был в черный бархатный фрак со стоячим воротником и слегка скошенными длинными фалдами, доходящими до колен, в белоснежные брюки со штрипками, кремовый короткий жилет и черные блестящие башмаки. Борта жилета и фрака Елагина были густо затканы золотом, концы шейного кружевного платка прятались на груди за жилетом.
— Добро пожаловать, — едва склонил голову Елагин и холеной ухоженной ладонью, поверх которой спускались белые кружевные манжеты, пригласил нас на веранду дворца, охраняемую двумя огромными бронзовыми собаками.
— Господин Кольцов был так добр, — сказала графиня, что выразил желание сопровождать меня к вам. Я же вам писала, — добавила графиня, — что со мною стали с некоторых пор происходить довольно странные вещи.
— Уж не знаю, как вас и благодарить, — едко сказал Елагин, обращаясь ко мне. И по тону его голоса я определил, что ему уже давно обо мне почти все известно. К тому же, в рядах его свиты я разглядел и белокурого Мишеля, юного посланца графини. У меня не оставалось сомнений, что Полянская мне не доверяет, а потому и держит вблизи себя, под наблюдением. Это было очередным подтверждением того, что Мира, как обычно, права.
— Проводите господ в их апартаменты, — велел Елагин одному из своих многочисленных слуг. — Через два часа, — обратился он к нам, — состоится концерт домашнего оркестра в часовне. Просим пожаловать, дорогие гости! — добавил он. — Мне представляется, вы у нас надолго задержитесь! — заулыбался хозяин.
Нам с Кинрю отвели огромную комнату на третьем этаже с двумя каменными балконами, украшенными лепниной. Наши апартаменты были шикарно обставлены роскошной мебелью из красного дерева, стены затянуты блестящей бежевой тканью, на полу сияли навощенные плиты паркета. Имелся также и клавесин с перламутровыми клавишами слоновой кости.
— У меня такое ощущение, — промолвил Кинрю, — что нас отсюда долго не выпустят!
— Твой внутренний голос тебя не обманывает, — ответил я. — Пока у нас есть немного времени до концерта, — я бросил взгляд на старинные фарфоровые часы, — я попробую осмотреть эту усадьбу.
— Вы рассчитываете, что Елагин хранит баварскую переписку здесь? — удивился японец.
— В жизни иногда случаются всякие неожиданности, — ответил я.
Оставив Кинрю за чтением какого-то нравоучительного романа, я вышел из комнаты в темный вестибюль с внушительными колоннами. Миновав анфиладу просторных комнат, убранных изысканными цветами, которые, судя по всему, произрастали в местной оранжерее, я очутился по соседству с картинной галереей, которая, как мне показалось сначала, пустовала. Я хотел уже миновать и ее, как из-за запертых дверей послышались голоса.
Я остановился, осмотрелся по сторонам, но никого по близости не приметил. Тогда я подошел к дверям и приложился ухом к замочной скважине. До меня донесся голос моей сирены.
— Анатоль, мы не можем больше откладывать! — восклицала она. — Сейчас для наших целей наступил наиболее благоприятный момент. Мы ждали уже целых полгода, у кого угодно может иссякнуть терпение! — вознегодовала графиня. — Государь подготовлен, кстати, не без участия баронессы Крюденер, и ожидает от нас целенаправленных, жестких действий!
— Сударыня, — проговорил Елагин. — А как же нам быть с этим масоном, который следит за нами и все вынюхивает, словно заправская ищейка? — усмехнулся он. — Мы не можем убрать его просто так! Кольцов — это вам, увы, не Гушков. Такое дело не удастся замять, — добавил он. — Он наверняка уже доложился своему орденскому начальству, куда направился, и его убийство вряд ли обойдется нам без последствий.
— Да он же у нас в руках! — возразила моя русалка. — Какое-то время вы продержите его здесь, а я передам компрометирующие письма по назначению. Я надеюсь, они на месте? — спросила она обеспокоенно.
— Разумеется, — ответил Елагин. — Где им и полагается, в тайнике!
— В библиотеке? — переспросила графиня.
— Я бы не стал их перепрятывать, не поставив вас об этом в известность, — раздраженно ответил Анатоль.
Возблагодарив Провидение за полученную подсказку, я отправился на поиски усадебного книжного хранилища, которое, как я полагал, находилось во дворце.
Поинтересовавшись у одного из лакеев о его местонахождении, я выяснил, что бальи хранит свои книги в купольном зале на втором этаже, расположенном в левом крыле елагинского дворца.
Я спустился этажом ниже по широкой мраморной лестнице с покатыми ступенями, покрытыми ковровой дорожкой. Рядом не было не души, и я несколько раз подергал за массивную бронзовую ручку. Однако дверь так и не поддалась. Раздосадованный, я вернулся к Кинрю, оторвав его от «Амалии Мансфельд».
— Мне снова нужна твоя помощь, — сообщил я ему с заговорщическим видом.
— По какой части? — поинтересовался японец, откладывая в сторону недочитанную книгу.
— По части взлома, — ответил я.
Кинрю покрутил на пальце свое видавшее виды кольцо со спицей.
— Вам уже удалось обнаружить тайник с перепиской? — полюбопытствовал он.
— Ты меня переоцениваешь, — сказал я ему в ответ, усаживаясь за стол. — Просто один подслушанный разговор навел меня на некоторые размышления.
— Яков Андреевич, не могли бы вы изъясняться понятнее?
— Мне посчастливилось подслушать разговор Анатоля с графиней, — ответил я. — И поэтому я уверен, что переписка находится где-то в хозяйской библиотеке.
В дверь постучали, я приложил палец к губам, чтобы Кинрю, не дай Бог, не проговорился.
Он бросил на меня уничижительный взгляд и промолвил:
— Войдите!
Дверь отворилась и в комнату вошла графиня Лидия Львовна в темно-зеленом бархатном платье с черным корсажем, украшенным широкими черными блондами. На шее ее сверкало изумрудное ожерелье, под цвет необыкновенно прозрачным глазам.
— Господа, — обратилась она к нам. — Вы уже собираетесь в часовню? — Полянская указала на часы. — Наш капельмейстер совсем заждался, — улыбаясь проговорила она.
— Я совсем забыл о концерте! — раздосадованно воскликнул я.
— Сударыня, — подал голос Кинрю. — Еще несколько минут, и мы будем готовы!
— Надеюсь, — проворковала русалка, подобрала тяжелые юбки и выскользнула из комнаты.
— Библиотеку придется отложить на потом, — резонно заметил Кинрю и стал переодеваться.
Едва мы с Кинрю появились на веранде, как нас сразу же окружило несколько человек из свиты Елагина. И нам не оставалось ничего другого, как проследовать вместе с ними в часовню. Процессию возглавляла сиятельная Лидия Львовна.
Из часовни нам удалось ускользнуть только в середине концерта, когда все присутствующие были поглощены выступлением оркестра. Я заметил, что Анатоль о чем-то снова шептался с графиней Лидией, и это не предвещало мне абсолютно ничего хорошего.
Мы с Кинрю потихонечку пробрались между зрительными рядами и оказались в скульптурном парке. До усадьбы по короткой дороге было рукой подать. Так что ничто не мешало нам воспользоваться случаем и проникнуть в елагинскую библиотеку.
У дверей книгохранилища по-прежнему никого не оказалось, и японец, как всегда виртуозно, справился с тяжелым замком.
— Странно, что библиотека не охраняется, — заметил я.
— Вероятно, Елагин от нас такой прыти не ожидает, — предположил Кинрю, надевая кольцо на прежнее место.
Мы вошли в огромный купольный зал, заставленный книжными стеллажами.
На стуле у самых дверей дремал высокий охранник. По-моему, он был даже вооружен. Кинрю ткнул в него пальцем и шепотом поинтересовался:
— Зачем они заперли здесь этого беднягу?
— Вероятно, чтобы было надежнее, — пожал я плечами.
Японец за пол-минуты справился с нашим сонным врагом, использовав в качестве веревки мой шейный платок, а в качестве кляпа — свой носовой.
— Что будем делать дальше? — поинтересовался он.
— Искать, — сказал я невозмутимо.
Одна из полок, плотно примыкающая к самой стене, показалась мне подозрительной, поскольку библиотека содержалась в идеальном порядке, и книги были расставлены по алфавиту, а здесь наблюдалась неразбериха и создавалось ощущение, что эта полка совсем недавно кем-то отодвигалась, и фолианты просто-напросто попадали на пол, а потом их в спешном порядке водрузили обратно. Это, конечно, могло оказаться и случайностью, но факт тем не менее требовал проверки.
Кинрю помог мне разобрать эти книги, а затем нащупал рычаг, с помощью которого эта полка передвигалась взад и вперед. Надавив на него, он ее выдвинул.
— Ну и ну! — удивился я. За полкой показалась каменная стена, которая, как оказалось, разбиралась без особенного труда. За ней я и обнаружил тайник в виде небольшого футляра.
Кинрю и в этот раз легко справился с несложным замком. Я открыл футляр и не поверил своим глазам, передо мной, словно в подарочной бонбоньерке лежали искомые мною письма, которые я узнал по печати со скипетром и крестом. Два из них были без подписи, но корона на печати, символизировала высшую мудрость и потому обозначала либо Венерабля, либо Смотрителя, либо какое-то другое влиятельное лицо из орденского Совета. Третье письмо было за подписью Адама Вейсгаупта, ингольштадского изгнанника, который удалился в Регенсбург под покровительство герцега Сакен-Готского.
Я сложил эти письма вчетверо, спрятал в карман и велел своему золотому дракону выбираться из елагинской библиотеки. Кинрю вышел первым и первым же забрался на лестницу, сделав мне знак, что путь свободен. Я только потом прикрыл за собой дверь и покинул книгохранилище, оставив в одиночестве незадачливого охранника.
Мне показалось, что в вестибюле скрипнула дверь, но я не предал этому особенного значения. Теперь перед нами стоял вопрос, как все-таки покинуть это имение, поскольку я не сомневался, что пропажа будет довольно скоро обнаружена.
Мы вернулись в наши апартаменты и принялись укладывать вещи.
— Куда это вы так торопитесь? — графиня Полянская вошла без стука. — Яков Андреевич, вы покидаете меня? — спросила она меня обиженно. — А как же ваши признания, клятвенные заверения в любви, стихи, наконец?!
— Юкио Хацуми, оставьте нас, — попросила она японца. Он бросил на меня вопросительный взгляд, и я кивнул ему в знак согласия. Тогда мой золотой дракон вышел за дверь, оставив нас с графиней наедине.
— Мы уезжаем, — произнес я взволнованно, но язык не хотел мне подчиняться. Все-таки эта женщина имела надо мной какую-то необъяснимую власть.
— Вы не ответили на вопрос, — настаивала она.
— Графиня, — сказал я с горькой усмешкой. — Ведь вы в безопасности! И вам ничего не угрожает! Или снова покушались на вашу жизнь?
— Нет, — сказала Полянская. — Но вы мне по-своему дороги, — проникновенно солгала мне графиня.
— Я должен уехать, — сказал я устало.
— Отложите поездку всего лишь до завтра, — попросила она.
В дверь постучали.
— Войдите, — ответил я.
К моему удивлению, на пороге я увидел самого Анатолия Дмитриевича Елагина.
— Это правда? — осведомился он.
— Что именно?
— Что вы уезжаете! — воскликнул он возмущенно. — Вы еще не видали моих конюшен! — добавил он. — И я не позволю вам уехать вот так!
— Но…
— Никаких но, — перебил меня Елагин. — Шталмейстер вас уже на улице дожидается!
Я прекрасно понимал, что спорить с ним бесполезно, и поэтому согласился с его предложением, вопреки тому, что уходило драгоценное время, и с минуты на минуту исчезновение писем могло обнаружится. Однако я не терял надежды, что мне удастся устроить побег из барских конюшен.
— А где же Кинрю? — встревожился я, не обгаружив за дверью своего золотого дракона.
— Графиня Лидия Львовна, — мягко улыбнулся Елагин, — показывает нашему другу библиотеку.
Внутри у меня все похолодело, но я сделал вид, что ничего особенного не произошло.
На веранде меня и в самом деле ождал господин, представившийся мне шталмейстером, и еще несколько человек, собиравшихся предпринять вместе с нами эту экскурсию. Мне почему-то подумалось, что в имении Елагина исключительно все посходили с ума. Или все объяснялось лишь манией мальтийского управляющего, вообразившего себя императором?! Насколько мне было известно, шталмейстер всегда заведовал именно царскими конюшнями.
С тоской я подумал о пистолетах, брошенных в нашей комнате. Однако не оставалось ничего другого, как следовать вместе с сопровождавшими меня господами. Процессию возглавлял сам Анатолий Дмитриевич.
Мы миновали парк, каретный сарай и контору управляющего, хозяйские конюшни располагались здесь же, неподалеку. В двух шагах от этих построек я заметил еще один милый домик, судя по всему, недавно отстроенный.
— Ну вот мы и пришли, — тонкие губы командора расплылись в недоброй улыбке.
— Вы хотели показать мне своих рысаков, — напомнил я Анатолию Дмитриевичу.
— Яков Андреевич, — улыбка исчезла с его лица. — Вы проиграли!
— Что вы имеете в виду? — спросил я, стараясь держать себя в руках.
— Довольно прикидываться! — жестко сказал Елагин. — Обыщите его! — велел он одному из своих приближенных.
— Да как вы смеете! — воскликнул я. — Вы за это ответите!
— Разумеется, — вздохнул Анатолий Дмитриевич. — Но только после того, как переписка с Вейсгауптом попадет в руки к нашему благословенному Императору.
Меня окружили несколько человек, и, поскольку я продолжал сопротивляться, кто-то ударил меня по голове, да так, что я потерял сознание.
Очнувшись, я первым делом схватился за свой карман, где и должны были находиться компрометирующие письма. Разумеет— ся, мне их обнаружить не удалось.
— Зря стараетесь, Яков Андреевич, — услышал я голос как бы издалека, в голове у меня все еще шумело от полученного удара. Я повернулся в сторону, откуда исходил этот знакомый и до одури неприятный голос. За круглым белым столом в огромном кресле красного дерева сидел мальтийский бальи и невозмутимо расскладывал пасьянс.
— Как вы узнали? — осведомился я как бы невзначай, приподняв свою голову с канапе.
Анатолий Дмитриевич оторвался от карт и усмехнулся в своей привычной неприятной манере. В правой руке он сжимал пистолет и таким образом держал меня под прицелом.
— Библиотекарь заметил, как вы покидали книгохранилище, — ответил он. Я вспомнил, как в вестибюле тихонько скрипнула дверь. — Даже не знаю, как вам удалось справиться с замком в одиночку! Или вам ваш японец помогал? — поинтересовался Елагин.
Из его слов я заключил, что придворный библиотекарь не заметил Кинрю, и уже это меня порадовало.
— К сожалению, охранник не может сказать ничего вразумительного. Этот негодяй признался, что спал на посту! — возмутился Елагин. — Этим он и объяснет тот факт, что абсолютно не помнит, как оказался связанным. Кольцов, признайтесь, вы владеете какими-то неизвестными мне приемами?
— Где Кинрю? — спросил я в ответ.
— В надежном месте, — снова усмехнулся бальи. — Но вы так и не ответили на мои вопросы!
— Разумеется, владею, — промолвил я. — Я же масон, посвященный в одну из рыцарских степеней, а не какой-то мальтиец! — добавил я презрительно. — И потом, неужели вы думаете, что какой-то азиат смог бы справиться с вашим агентом? — выгораживал я Кинрю.
— Ну, ну, — задумчиво произнес Елагин.
Я перевел взгляд на окна и определил, что, по всей видимости, нахожусь в том самом домике, который заметил накануне. Однако на окнах появились решетки, и это напомнило мне о Мирином сне. Клетка, конечно, была не золотая, но от этого легче не становилось!
— Я полагаю, вам здесь понравится, — самодовльно сказал бальи, вышел из-за стола и направился к двери, продолжая держать меня под прицелом. — Поживете здесь некоторое время, — добавил он. — Пока все не утрясется, и графиня не передаст ваши письма по назначению.
При этих словах мне сделалось особенно больно, потому как я до сих пор не мог позабыть русалочьих глаз предательницы. Хотя и не ожидал ничего другого!
За Елагиным захлопнулась дверь, а мне оставалось лишь закончить его пасьянс. Я выглянул в окно, во дворе прогуливались вооруженные охранники, и не было никакой возможности для побега. В этой ситуации я мог уповать только на помощь своего бесстрашного золотого дракона, если, конечно, ему удастся выбраться из когтей Елагина!
Стемнело, и я слегка задремал. Но меня разбудил какой-то шум под окнами. Мне показалось, что я различил топот чьих-то ног, а затем шум падающего тела. Потом мне послышался чей-то сдавленный стон, и я поспешил к окну.
Сквозь решетки я разглядел взъерошенного Кинрю, в руке он держал мой пистолет к которому так тщательно подгонял отлитые старым индийцем пули. Оба охранника, обезоруженные, лежали у его ног. Их пистолеты японец отбросил на недоступное для мерзавцев расстояние.
— Что ты с ними сделал, Кинрю? — спросил я обрадованно.
— Ничего особенного, — ответил японец. — Одного оглушил, а со вторым пришлось повозиться немного и попрактиковаться в дакэн-тайдзюцу, — насколько я понял, Юкио имел в виду приемы рукопашного боя.
— Как тебе удалось выбраться? — поинтересовался я.
— Все так же, — скромно ответил он. — Яков Андреевич, довольно разговаривать! — взмолился Кинрю. — Подойдите-ка лучше к двери, я попробую вызволить вас отсюда!
Я поторопился выполнить его просьбу, в замочной скважине что-то заскрипело, и через несколько минут я уже был на свободе.
— Где письма? — спросил Кинрю, как только мы удалились от домика на достаточно безопасное расстояние и укрылись в саду.
— У Елагина, — мрачно ответил я. — А где графиня?
— Но мне Анатолий Дмитриевич сказал, что вы, Яков Андреевич, покинули усадьбу вместе с Полянской, — сказал Кинрю. — Насколько я понимаю, — добавил он, — Лидия Львовна уехала.
— И, как я полагаю, в Санкт-Петербург, — хмуро заметил я. — Следовательно, переписка уже не у Елагина, а на пути к Его Императорскому Величеству, — пришлось констатировать мне с прискорбием.
Кинрю бросил на меня сочувственный взгляд.
— Как ты узнал, где меня искать, — осведомился я у него. — Если Елагин уведомил тебя о моем отъезде?!
— Мои охранники переговаривались по-французки между собой, — объяснил мне мой ангел-хранитель. — Полагая, по всей видимости, что я и русской-то грамоте не обучен.
— Теперь мы должны во чтобы-то не стало догнать графиню Полянскую! — воскликнул я. — И перехватить баварскую переписку, пока она не попала во дворец!
— Я видел наш дормез в каретном сарае, — сказал Кинрю.
— Тогда в погоню! — воскликнул я. — Полагаю, что графиня, чувствуя себя в безопасности, не слишком торопится!
— И въезд в имение не охраняется! — заметил японец. — Я уже проверял. Похоже, Елагин посчитал, что уже выиграл эту партию, — добавил он.
И все же мы решили ехать верхом, оставив дормез на память Елагину. Кинрю вывел наших лошадей из конюшни, и мы, плутая, потихонечку выбрались из имения.
— А что будет с кучером? — вдруг вспомнил я про Ивана.
— Его я уже обо всем предупредил, — ответил мой Золотой дракон. — Он ничего не знает, и я думаю, что Елагин не станет отыгрываться на нем, тем более что дормез на месте. Как только страсти улягутся, он поедет домой на перекладных, средств у него для этого достаточно, — добавил Кинрю. Я только дивился его предусмотрительности.
Едва оказавшись за пределами елагинского поместься, мы погнали своих лошадей галопом, в надежде перехватить в доро— ге сиятельную Лидию Львовну.
На горизонте показалась щегольская карета Полянской. Мы с Кинрю ринулись ей на перерез, и японец выстрелил в воздух. Одна из лошадей в экипаже графини встала на дыбы, карета резко остановилась, едва не перевернувшись.
— Что происходит? — закричала женщина, высунувшись из окна.
Кинрю направил дуло пистолета прямо ей в лоб.
— Выходите, сударыня, — процедил он сквозь зубы.
Мой конь остановился, я слез с него и подошел вплотную к карете.
— Яков Андреевич? — графиня была удивлена. — Какими судьбами? — однако ни единая черточка на ее прекрасном лице не выдала и капли волнения.
— Неисповедимы пути Господни, — ответил я ей тоном проповедника. — Вы разве не слышали, что сказал Кинрю? Выходите! — велел я ей.
— Уберите оружие, — попросила Полянская.
— Ни за что! — воскликнул Кинрю. — Вы можете выкинуть все, что угодно.
Графиня с большой неохотой выбралась из кареты, и я помог ей спуститься на землю.
— Где письма? — спросил Кинрю.
— Это не ваше дело, — резко сказала Полянская.
— Отвечайте! — настаивал я.
— Яков Андреевич! — воскликнула Лидия Львовна, изобразив самое невинное выражение лица, на которое только она была способна. — Я не понимаю, о чем вы говорите!
— Вы лжете, сударыня, — жестко ответил я. — Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам! Отдайте мне переписку!
— Не за что на свете! — воскликнула Полянская, сверкнув глазами.
— Держи ее на мушке! — велел я Кинрю, который не сводил своих узких глаз с графского кучера, а сам забрался в карету. Но все мои усилия так ни к чему и не привели, писем в экипаже графини мне обнаружить не удалось.
— Госпожа Полянская, — позвал я графиню. — Пожалуйте в экипаж. Мне нужно вас обыскать.
— Что? — голос графини задрожал. — Как я в вас ошибалась, сударь, — горько усмехнулась она.
— А я, сударыня, на вас счет, увы, никогда не заблуждался! — ответил я с грустью.
В итоге, я все-таки извлек похищенные послания из-за рассшитого цветами корсажа моей обожаемой русалки, которая с досады готова была броситься на вашего покорного слугу с кулаками.
— Я вас ненавижу! — закричала она нам вслед.
Я же готов был ответить графине, что по-прежнему преклоняюсь перед нею, но были мы уже далеко, и она все равно не услышала бы моих слов!
У Выборгской заставы нас уже выехали встречать верховые с фонарями, посланные Кутузовым. Мира проболталась ему, куда я поехал, как только он надумал нанести мне визит, вернувшись из своего «заглазного имения»!
В этот же вечер я передал ему злосчастную переписку!
На собрании ложи, состоявшемся через несколько дней, я узнал, что реликвия была передана в Риме нашему Ордену, а господин Елагин выехал из Российской империи в неизвестном направлении на неопределенный срок.
Я же, в довершение всего, совершил одну непростительную ошибку, решившись навестить графиню Полянскую, мысли о которой не выходили из моей головы.
Лидия Львовна изменилась, похудела, черты ее лица заострились, а глаза горели лихорадочным блеском, но от этого она только похорошела.
Полянская встретила меня в светло-зеленом капоте, который удивительно шел к ее прозрачным глазам.
— Я пришел принести вам свои извинения, — сказал я графине.
— Уходите, — произнесла она с ненавистью. — Мне ваши извинения не нужны! Вы лишили меня моего счастья! — выдохнула она. — Анатоль уехал в Италию, он сложил с себя полномочия бальи, потому как не справился с миссией, наложенной на него Мальтийским орденом. И я его больше никогда не увижу! — воскликнула Лидия, и слезы заблестели в ее глазах.
— Но…
— Не тешьте себя надеждой! — перебила меня графиня. — Ничто и никто не заставят меня забыть его, — сказала она. — Ни его холодность, ни время, ни молитва! — Он пытался застрелиться из вашего пистолета, — добавила Лидия с горечью, — и этого я вам никогда не прощу!
Вот так и закончилась история с Иерусалимским ковчегом. Одолев своего врага, я так и не почувствовал себя победите— лем!
Дмитрий Иванович Готвальд перевернул последнюю страницу и захлопнул тетрадь. Стемнело, он погасил мерцающую свечу.
Этнограф попробовал уснуть, но лунный свет не давал ему покоя. Какую же истину Луна желала ему открыть? Этого ученый не знал, но у него еще оставался целый ящик с записями Кольцова, и он намеревался прочесть их все, от корки — до корки!