Асприн Роберт Линн. Крылья рока

   И вдруг все закончилось. Огрызок угля, выпав из бесчувственных пальцев Лало, смешался с устилавшей пол грязью. Художник, с трудом сгибая онемевшие члены, оторвался от скамейки и медленно отошел назад, чтобы рассмотреть содеянное. Он поежился, вспомнив, как разглядывал душу убийцы Зандерея, на мгновение сомкнул веки и заставил себя посмотреть на стену.
   Это было хуже, чем он ожидал. Как мог он провести в "Распутном Единороге" столько времени и ничего не знать? Наверное, его оберегали естественные барьеры человеческих чувств.
   Но, подобно жаждущему славы воину, художник отбросил в сторону свой щит, и теперь все зло, произошедшее когда-либо в таверне, оказалось запечатленным на стене.
   - Это то, что, как ты говорил, можешь делать? - прошептал Ведемир.
   - Ты можешь стереть хотя бы часть этого? - дрожащим голосом спросил Каппен Варра. - Ты ведь не собираешься оставлять его?..
   Лало перевел взгляд с его лица на лица остальных, смотревших на то, что открывалось в дрожащем пламени светильников, и внезапно разозлился. Они видели, поощряли все те события, с которых был нарисован портрет, возможно, даже участвовали в них. Так почему же они так потрясены, увидев ставшие явными собственные пороки?
   Но менестрель прав. Лало случалось и прежде уничтожать свои творения, если они вдруг оказывались недостойными. Нет сомнений, единорога необходимо стереть, хотя никакая его картина не была правдивее этого портрета.
   Он шагнул вперед с зажатым в руке капюшоном плаща и поднес его к ужасной голове с прижатыми ушами и злобно склоненным рогом.
   Единорог зловеще подмигнул ему.
   Лало застыл с вытянутой рукой. Как это могло случиться? Неровность штукатурки или игра света? Вглядевшись в рисунок, художник понял, что глаз единорога налит кровью. И тут же ощутил боль в руке. От недавнего пореза на большом пальце.
   - Милостивая Шипри, сохрани нас! - пробормотал Лало, осознавая, чья кровь расцветила нарисованную на стене картину.
   Его рука метнулась вперед и вновь остановилась, так и не коснувшись штукатурки: ведь если это его собственная кровь, что произойдет, если картина будет уничтожена? Что он делает, вмешиваясь в действие божественных сил? Для этого нужен профессионал!
   Глаз единорога смотрел на него с издевкой, как смотрела на него Джилла, когда он уходил от нее, или как то лицо, что однажды он увидел в зеркале и чья смесь добра и зла напугала его, заставив найти путь в страну богов. Но он ведь пришел к добру, и со злом, несомненно, покончено! Лало отчаянно стал искать в своей памяти картины красоты.
   Но нашел лишь темноту и ехидный глаз, приковавший его к себе сильнее глаз колдуньи Ишад, потому как был его собственным творением.
   Лало подходил все ближе и ближе; правая рука его висела бесчувственной плетью. "Я тоже твоя душа, - прошептал единорог. - Дай мне жизнь, и у тебя будет моя сила. Разве тебе это не известно?"
   Художник застонал. Вырвавшееся из его легких дыхание со свистом подняло со стены угольную пыль. Красный глаз единорога начал светиться.
   Заметив это, Лало поперхнулся и попытался сделать вдох. Ведемир вцепился ему в руку, но он стряхнул ее и бросился к стене, чтобы тут же отпрянуть назад, ударившись о теплую волну и рухнув в крепкие руки сына.
   - Нет! - выдохнул он. - Я не хотел этого! Вернись туда, откуда пришел, - этого не должно быть!
   Вокруг поднялся гомон, загудел пол, кто-то выругался.
   - Колдовство! - крикнул кто-то еще. Люди начали пятиться назад. Шедоуспан сплюнул и тихо скрылся за дверью.
   Закашлявшись, Лало схватил свою кружку и швырнул ею в стену. В свете ламп кроваво-красная жидкость облила начавшее выступать из стены тело зверя и закапала на пол.
   Ведемир осенил себя знамением против нечистой силы; кулак Каппена Варры стиснул кольцо амулета.
   - Это всего лишь картина, а картина не может причинить зла... пробормотал менестрель, но Лало знал, что это не правда.
   С каждым мгновением Тварь на стене становилась все материальное. Дрожание пола усиливалось. Лало сделал шаг назад, затем еще один.
   Беспалый заспешил вниз по лестнице, выкрикивая вопросы, но никто не обратил на него внимания. Трактирщик стал звать Роксану, чьи силы, соблаговоли она их применить, возможно, остановили бы происходящее. Но в этот вечер у Роксаны были другие дела. Она ничего не услышала.
   И тут со стоном, вырвавшимся одновременно из уст художника и из стены, Черный Единорог вылепился из державшей его в плену штукатурки и прыгнул на пол таверны.
   На мгновение Лало вспомнил ни с чем не сравнимую радость, с которой он наблюдал, как его первое творение плывет по лазурному небу. Радость эта была вполне соизмерима с охватившим его сейчас ужасом.
   Ожив, Тварь стала еще хуже, чем она была на стене, - кощунственное издевательство над прекрасным образом единорога.
   Она замерла, постучала копытами, похожими на отполированные черепа, и колонны, поддерживающие верхние этажи, задрожали, словно деревья, раскачиваемые ветром. Попятившись назад, Тварь с оглушительным грохотом бросилась вперед и вдруг, присев на все четыре ноги, мимоходом вонзила рог в грудь ближайшего человека.
   Жертва вскрикнула только раз. Единорог тряхнул головой, и тело, сорвавшись с рога, отлетело в дальний угол зала, где шлепнулось на пол с мягким глухим звуком, словно туша на бойне. По рогу, извиваясь, потекла струйка крови. Единорог начал расти.
   Покрутив головой, он остановил красные глаза на девушке, разносящей пиво. Она попыталась убежать, но чудовище двигалось быстрее. Тело девушки еще находилось в воздухе, когда Ведемир схватил отца за руку.
   - Папа, быстрее, - надо выбираться отсюда!
   Каппен Варра уже скользнул к выходу. Единорог развернулся, презрительно швырнув этим движением двух человек через весь зал. Свежая кровь добавилась к старым пятнам на полу.
   - Нет, - Лало, не отдавая себе отчета, затряс головой. - Это моя вина.., я должен...
   Внезапно он ощутил всю силу сына - Ведемир схватил его, стиснув руками, и вытащил на улицу.
   Еще лишь трое выскочили вслед за ними в ночь, больше никто, только стоны и крики неслись из таверны, преследуя Ведемира, тащившего Лало и Каппена Варру до тех пор, пока они, объятые ужасом, не достигли убогой комнатенки, в которой жил менестрель.
   ***
   Лениво тянулись часы между полуночью и рассветом. Черный Единорог, покончив с таверной, пробил себе путь на улицу, запятнав ночь еще более глубокой чернотой, и пронесся по Лабиринту, очищая улицы более действенно, чем имперский указ и бейсибский комендантский час.
   На пыльном полу в комнате Каппена Варры беспокойным сном спал Лало, в грезах боровшийся с пламенем и темнотой, освещенный отдаленным сиянием хрустальных крыльев.
   В своем роскошном имении на восточной окраине Ластел, взбешенный и страдающий от болезненной раны в животе, сделав длинную затяжку кррфа, ждал Роксану. Десяток-другой смертей в "Распутном Единороге" не тревожили его, однако связь с ведьмой должна была охранить его от любого другого колдовства, а с появлением этой Твари, шагнувшей со стены таверны, каждый колдун Санктуария начнет охотиться за его задницей. Неужели ее действительно сотворил этот мазилка? Ударив раба, пытавшегося перебинтовать его рану, Ластел снова затянулся кррфом.
   Роксана придумает, что делать...
   Вампирша Ишад оторвалась от шелковых подушек и восхищенного лица мужчины под ней, всматриваясь полуночными глазами в светлеющие тени. Она чувствовала какую-то неведомую силу, бурлящую во влажном воздухе; охранное поле, выставленное ею между собой и ведьмой-нисибиси, дрожало, как натянутые провода под порывами ветра. Неужто Роксана предпринимает что-то против нее? Возмущение исходило со стороны "Распутного Единорога", но, похоже, его волны распространялись нецеленаправленно. Одно слово птице, примостившейся в углу, - и в сыром воздухе захлопали черные, как ночь, крылья.
   - Лети, - прошептала Ишад, - и принеси мне весточку...
   Инас Йорл увидел, как хрупкая структура заклятья, над которым он работал, покрылась рябью, когда до него докатились искажения пространства, но он тут же погасил ее Словом. Что случилось? Сила, которую он ощутил, была чужеродной и в то же время поразительно знакомой. Колдун спешно собрал своих слуг и отправил их по петляющим улицам. Затем начал одеваться, но только рука его взялась за богатый бархат, как он увидел, что начинает меняться. Ругаясь в бессильной ярости, колдун тяжело перенес превращение, лишившее его даже намека на сходство с человеком. К тому времени, как Ведемир заколотил в бронзовую дверь, в доме находился лишь слепой слуга Дарус, загадочно заверивший парня, что колдуна сейчас нет...
   Литанде, затерявшийся в безвременном раздумье в Месте, Которого Нет, ощутил неописуемый ужас и послал свои натренированные чувства назад в аскетическую комнату Дома Сладострастия, где оставалась его физическая оболочка. Да, в Санктуарии появилась новая сила, но ему она, хвала богам, не угрожает.
   Он задержался здесь слишком долго, и все же, обдумывая свое новое путешествие, адепт Голубой Звезды был вынужден подавить профессиональное любопытство по поводу того, кто создал эту Тварь и зачем...
   А Черный Единорог, убив двух наемников и нищего на окраине Лабиринта, с восходом солнца начал смертоносное шествие по улицам, примыкающим к Прецессионной Дороге. Ужас опустошил их так же быстро, как обычно они наполнялись, и Единорог, развернувшись, пятная своим телом ясный день, начал прокладывать себе путь по Скользкой улице к базару.
   ***
   - Значит, ты вернулся...
   Лало прислонился к дверному косяку, и плащ выскользнул на пол из его бессильных пальцев.
   - Единорог... - прошептал он, - говорят, он идет сюда...
   Заморгав, художник осмотрел кухню: ничто не изменилось за один долгий день. Облупленные побеленные стены, неровный выскобленный пол, ясные лица детей; даже подруга Ванды Валира была здесь со своим ребенком - и все смотрели на него...
   И Джилла посреди комнаты, подобная статуе Шипри - Матери Всего в храме Ильса. С дрожью в членах Лало заставил себя встретиться с их глазами. Оправдания, которые он репетировал, пока, запинаясь, бежал сюда, вертелись у него на языке, но слов найти он не мог.
   - Ну, - наконец сказала Джилла, - похоже, ты не получил удовольствия от своего загула.
   Каркающий смех вырвался из груди Лало.
   - Загул! Хотел бы я, чтобы дело ограничилось только этим!
   Внезапный ужас сотряс его, и он оглядел мирную комнату.
   Единорог - его творение - что, если он выследил своего создателя? Лало, задыхаясь, положил руку на дверную ручку, собираясь с силами, чтобы уйти.
   - Папа! - воскликнул Ведемир, и в тот же миг лицо Джиллы наконец изменилось.
   - Там на свободе разгуливает чудовище, дурень - тебе нельзя выходить на улицу!
   Дало уставился на нее, и истеричный смех охватил его помимо воли.
   - Я.., знаю... - он всхлипнул, пытаясь вдохнуть воздух. - Я создал его...
   - О, милый мой неудачник! - воскликнула Джилла.
   Быстрым шагом она приблизилась к нему, и Лало со страхом посмотрел на жену. Но ее большие руки уже обхватили его. Когда голова Лало обрела спасительную гавань на груди Джиллы, он успел увидеть позади супруги удивленное лицо Ведемира.
   А потом на какое-то время все снова стало хорошо. Лало ощутил себя в безопасности в этом спокойном месте, доме, где их души слились воедино. Он взорвался вздохом. Напряжение, страх, неуправляемые силы перетекли от него через жену в пол под ногами. Но вот издали донесся агонизирующий крик, и Лало напрягся, вспомнив о чудовище.
   - Я пойду на улицу, - сказал Ведемир. - Я хорошо бегаю, и, возможно, мне удастся отвести Тварь в сторону, если она придет сюда.
   - Нет! - в один голос воскликнули Лало и Джилла. Художник посмотрел на сына, чье лицо сияло в утреннем свете, словно лик молодого божества, и все его недовольство прошлой ночи обратилось в печаль. В гордой силе юноши было столько уязвимости!
   Лало обернулся к Джилле.
   - Когда ты смотрела на мой портрет, видела ли ты сумасшедшего? Я облачил в плоть половину злых сил Санктуария и выпустил их на свободу! Я пытался получить помощь у Инаса Йорла, но его нет у себя. Джилла, я не знаю, что делать!
   - Инас Йорл - не единственный колдун в Санктуарии, к тому же я всегда недолюбливала его, - спокойно ответила жена.
   Но Лало ощутил ее страх, и это больше, чем все случившееся, напугало его.
   Мягкий голос шелохнул тишину.
   - А как насчет Литанде?
   Благопристойная хозяйка Дома Сладострастия чувством общественного долга была обременена не больше прочих жителей Санктуария, но этой Твари, носящейся по улицам, возможно, Удастся то, в чем потерпели неудачу комендантский час и отряды смерти, - она сможет подорвать дело! К тому же она знала, что Валира - честная девушка, - Миртис даже как-то предлагала ей переселиться в Дом, но девушка отказалась. Она согласилась выслушать друзей Валиры, после того как маленькая проститутка выплеснула ей свой приукрашенный рассказ. Как только весь ужас происходящего дошел до нее, Миртис немедленно отвела просителей к Литанде.
   В спокойном голосе за алыми занавесками в глубине будуара Лало сразу же распознал усталость, и, когда Литанде раздвинул их, художник увидел нежелание в каждой линии темного одеяния, скрывавшего высокую фигуру адепта. Длинные волосы были тронуты серебром, сияние светильников вырисовывало впалые щеки и высокий узкий лоб, на котором горела голубая звезда. Лало отвел глаза, устыдившись того, что встретился взглядом с колдуном.
   Как, наверное, тот презирает его! Должно быть, он сам так же высмеял бы нищего, стащившего у него краски и попробовавшего написать портрет принца. Но нищий лишь выставил бы себя на посмешище. Необдуманное же применение силы Лало, возможно, погубит их всех.
   Колдун уселся в резном кресле, наступила неловкая тишина.
   У Лало зачесалось в носу, когда Литанде зажег трубку и ароматный дым окутал комнату. Он нервно заерзал, и Джилла, сидящая рядом с ним неподвижно, как камень, потрепала его по руке.
   - Ну? - ровный тенор колдуна прервал тишину. - Миртис сказала, вы нуждаетесь во мне...
   Джилла прочистила горло.
   - Этот демон в обличье единорога - творение моего мужа.
   Мы нуждаемся в вашей помощи, чтобы избавиться от него.
   - Ты говоришь мне, что этот человек - волшебник? - Лало подскочил от издевки, которую услышал в голосе колдуна. - Миртис! - позвал Литанде. Зачем ты заставила меня тратить время на истеричку и дурака?
   Джилла ощетинилась:
   - Не волшебник, господин, но человек, одаренный одной силой Инасом Йорлом, а другой - самими богами!
   Заставив себя поднять взгляд, Лало увидел, как голубая звезда на лбу Литанде засияла, когда Джилла упомянула имя другого чародея, залив чарующим светом лицо под ней, лицо, изможденное колдовством, с не имеющими возраста глазами.
   У художника зарябило в глазах. На мгновение за этими суровыми чертами Лало увидел лицо более мягкое, хотя такое же решительное. Он заморгал, потряс головой и снова вгляделся в лицо, застилающее то, другое. Вот они слились воедино, и осталось лишь одно - лицо женщины, чью тайну Лало прочел, как когда-то прочел тайну Инаса Йорла...
   ...Неумолимая вечная красота, подобная лезвию меча, взлелеянная и закаленная большим числом лет и стран, чем Лало мог себе представить, и такая же бесконечная боль от отказанного удовлетворения и навеки безголосой любви. Базарные сплетни только намекали на силы Литанде и даже не предполагали цену, которую колдун уплатил за них, - она уплатила - ибо теперь Дало знал тайну Литанде.
   - Новы...
   Недоуменные слова сорвались с его губ, и звезда на лбу колдуна запылала. Сверхобостренное чувство Лало ощутило пульсипуюшую силу, и он сразу почуял опасность. Закрыл глаза. Выплывшее из глубин памяти воспоминание подсказало ему, что только другой колдун способен пережить разглашение тайны адепта Голубой Звезды.
   - Вижу, - голос колдуньи прозвучал жутко тихо.
   - Господин, пожалуйста! - в отчаянии воскликнул Лало, пытаясь без слов показать ей, что все понял. - Я знаю опасность тайны - я поведал вам свою и теперь в вашей власти. Но если в этом городе есть кто-нибудь, кого вы любите, заклинаю, скажите как исправить зло, которое я совершил!
   Последовал долгий вздох. Ощущение опасности начало рассеиваться. Джилла нервно заерзала, и Лало догадался, что все это время она тоже сдерживала дыхание.
   - Отлично... - в размеренном голосе Литанде прозвучал какой-то горький юмор. - Одно условие. Обещай, что ты никогда не нарисуешь меня!
   С закружившейся от облегчения головой Лало открыл глаза, тщательно избегая сталкиваться взглядом с колдуньей.
   - Но предупреждаю - слово, единственное, чем я могу помочь, продолжала Литанде. - Эта Тварь создана тобой, и только ты можешь обуздать ее.
   - Но она же убьет его! - воскликнула Джилла.
   - Возможно, - сказала колдунья, - но когда шутишь с собственной силой, надо быть готовым платить по счетам.
   - Что... - Лало сглотнул. - Что я должен делать?
   - Сначала мы должны привлечь его внимание...
   ***
   Сидя на краю шаткой скамьи в "Распутном Единороге", Лало нервно теребил край рулона холстов. Ведемир - где ты сейчас?
   Сердце его защемило, когда он представил себе сына, крадущегося по темным улицам в поисках Единорога. В конце разговора Литанде предупредила, что, возможно, платить придется всем - Ведемиру, Джилле, всем...
   Лало судорожно вздохнул раз, другой, пытаясь успокоиться, Литанде велела, чтобы он собрался, но его оголенные нервы мешали ему, напоминая о голубом пульсе колдуньи, присутствии Каппена Варры, сидевшего, зажав в руке амулет, и Джиллы - ее больше, чем кого-либо, - смесь страха и любви.
   Возможно, ей просто не нравилось находиться в "Распутном Единороге". Но то, что она признала заявление колдуньи, что Единорог должен покинуть это измерение через те же Врата, через которые он попал сюда, свидетельствовало о ее вере в Литанде.
   А была ли это таверна "Распутный Единорог", может, это какой-то пьяный кошмар? Здесь так тихо. После краткого бурного объяснения с Беспалым, Литанде изгнала тех немногих посетителей, что отважились навестить место рождения Черного Единорога, и расчистила от столов середину зала. Лало, посмотрев на неровное белое пятно на стене там, где был его рисунок, отвернулся и, когда взгляд его сконцентрировался на свежих пятнах крови на полу, закрыл глаза.
   "Дыши! - приказал он себе. - Ради Ведемира - ты должен найти силы!"
   - Мне нельзя было допускать этого... - шепот Джиллы высказал опасения Лало. - Бедный мой сын! Как ты мог позволить ему принести себя в жертву? Ты готов сжечь своего младшего и отдать своего первенца на растерзание дьяволу из Ада - замечательный отец!
   Лало понял, что она собирает пар для следующей тирады, и обнаружил, что буквально рад этому, но голос Литанде вспорол тишину, как только Джилла, переведя дыхание, была готова продолжить.
   - Женщина, молчи! Ставка здесь больше, чем одна жизнь, и время пререканий давно прошло. Одолжи часть своей ярости супругу - скоро она понадобится ему!
   После этого резкого замечания колдунья пробормотала что-то о "возне с любителями", от чего у Джиллы вспыхнули уши.
   Вздохнув, Лало попытался прочесть молитву Ильсу-Тысячеглазому, но в голове его стоял только ясный взор Ведемира.
   Дверь отворилась.
   Стремительно обернувшись, художник всмотрелся в тень, нарисовавшуюся на более темном фоне дверного проема. Ведемир?
   Нет, для него слишком рано. Фигура шагнула вперед, и Лало узнал темный плащ и узкое лицо Шедоуспана.
   - Я кое-что прослышал... - Ганс с недоверием оглядел пестрое сборище. - Я могу помочь вам?
   На его лице красноречиво читалось нежелание, и Лало, сообразив, от кого исходила информация, ощутил слабое шевеление надежды. Он поднялся.
   - Да, ты можешь помочь нам, - тихо ответила Литанде, становясь рядом. - Вчера вечером ты был свидетелем тому, как нечто вырвалось на свободу. Помоги нам отправить это назад.
   - Нет, - покачал головой Ганс, - нет и нет. Один раз - это и так уже много, чтобы захотеть увидеть эту Тварь еще.
   - Сын Шальпы... - хрипло сказал Лало и увидел, как Шедоуспан передернулся.
   - И даже ради... - начал было он и тут же стремительно обернулся схватившись за ножи. Снаружи донесся топот бегущих ног и утробный рев, похожий на звук, что получался, когда переполнялись все сточные канавы Санктуария.
   - Быстрее, во имя собственной жизни, - бросила колдунья, указывая на середину комнаты. - Займи свое место в кругу и не шевелись!
   Какое-то мгновение Заложник Теней молча смотрел на нее, затем двинулся с места.
   Но Лало уже забыл о нем. Скамья отлетела назад; он метнулся мимо Каппена Варры к своему месту у стены, краем глаза заметив массивную фигуру Джиллы, двигавшуюся поразительно быстро к точке, что указала ей колдунья. Словно телепортировавшись, Литанде оказалась между дверью и стеной, с жезлом наготове.
   Дверь распахнулась, и в зал ввалился Ведемир; увидев, что предназначенное ему место занято Шедоуспаном, он мгновение постоял в нерешительности, а затем, ковыляя, вошел в середину круга; хлещущая из его руки кровь капала на пол. У Лало свело желудок; схватив юношу, он притянул его к себе.
   - Кровь... - выдохнул он. - Единорог зацепил тебя.
   Покачав головой, Ведемир указал на нож, висевший на боку.
   Литанде бросила взгляд на отца и сына.
   - Я велел ему ранить себя, - произнесла колдунья. - Невинная кровь твоего сына, Лало, - ее запах будет неотразим...
   В этот миг дверной проем заполнился мраком, куда более темным, чем тени, два светящихся глаза пылали в нем. Тварь выросла. Лало сдавленно сглотнул при виде того, как Единорог еле протиснул свою раздавшуюся тушу в дверную коробку, опустив к полу черный нос и принюхиваясь к дорожке из крови. Ведемир покачнулся - струившаяся между пальцев, стиснутых вокруг раны, кровь, дымясь, падала на запятнанный пол. Своим вторым зрением Лало увидел, что каждая капля излучает жизненные силы. Значит, вот чего жаждал Единорог.
   Ильс-Тысячеглазый, приди сюда, помоги мне! - кричала его душа. В спертом воздухе таверны дрожала Джилла, воплощая Шипри; позади нее Лало ощутил мощь Шальпы, голубое сияние Литанде, Каппена Варру, бормочущего молитвы своим северным богам.
   Единорог попятился: Лало так и не смог определить, передвигается он на двух или на четырех ногах. Видят ли эти красные глазки хилые человеческие жертвы или же чувствуют разливающееся могущество богов? Чудовище не должно испугаться, хотя каждый нерв Лало дрожал надеждой, что оно уйдет. Художник наткнулся на пристальный взгляд Литанде. Пора - колдунья сделала свое дело, теперь все зависит только от него.
   Всемогущий Ильс! Он не сможет сделать это; однако помимо воли ноги сами вынесли его между сыном и чудовищем.
   - Единорог! - голос Лало походил на воронье карканье. Художник попробовал снова. - Единорог, иди сюда! Кровь крови моей, вот то, чего ты так жаждешь!
   Темная туша задрожала от громогласного хохота. Она сделала шаг вперед, затем другой, презрительно не замечая остальных. Ее взгляд с какой-то жуткой интимностью прикоснулся к душе Лало, и он внезапно вспомнил, что и его пороки соединились с пороками города в этом чудовище. Принадлежащая Лало часть этого создания рвалась к воссоединению, отвлеченное желание резонансом откликнулось в самых глубинах его души. Как просто было... уступить.
   Литанде замерла, неподвижная, словно хищная птица. Лало задрожал, Единорог прошел мимо, и ее жезл сверкнул, будто огненный меч, и голубой луч упал через круг на Джиллу, потом назад к Каппену Варре, к Ведемиру, занявшему место Лало возле стены, далее к Гансу и опять к Литанде так быстро, что Тварь не успела двинуться с места.
   Заревев, она закружилась, понимая, что оказалась плененной светящимися линиями пятиугольника. А Лало с ужасом осознал, что и он пленен вместе с нею. Наконец Единорог замер, всеми своими чувствами проверяя прочность окружающего его барьера.
   Мрак его тела медленно пульсировал; Лало узнал искаженные в безгласном мучении лица, нашел свое собственное и попробовал развернуть холст, зажатый в руке.
   Услышав шелест, Тварь начала поворачиваться.
   Холст, плод его ночной работы, не хотел распрямляться, и Лало в отчаянии подумал, не напрасно ли все это. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза, пробуждая в памяти лик Ильса. Чувства сбивались, настраивались вновь и снова сбивались, пока наконец на один бесконечно долгий миг он не оказался Там и на этот раз не отвернулся. Сияние божественного лика слепило и жгло его, испепеляя ту часть души, что откликнулась Единорогу. Свет усиливался до тех пор, пока Лало не понял, что сияющий лик Ильса является всего лишь маской свечения, малая толика которого горит на Солнце и других звездах.
   А затем он упал по головокружительной спирали в плен своей человеческой плоти. Все еще пребывая в смятении, художник выпустил сдерживаемый воздух на зажатый в руках холст.
   Единорог, словно учуяв рождение нового врага, пронзительно заржал. А Лало почувствовал, как задрожал холст в его руках. По полу запетляли пятна света - это хрустальные крылья расправились из третьего измерения. Лало попытался изобразить белую птицу, похожую на ту, что он рисовал когда-то богам, холодный голос и манипуляции пальцев Литанде погрузили его в транс, способствующий восстановлению памяти.
   Художник не узнал того чуда, что сотворил теперь - это был орел, это был Феникс, это был лебедь - все трое вместе и никто в отдельности. Огромная птица раскрыла сверкающий клюв в пронзительном крике, сжала-разжала когти, ветер от крыльев прошел по залу - она освободилась.