Страница:
Дугнас смутился и опустил взгляд, прошляпив тот момент, когда оба эльфа застыли в нескольких шагах друг от друга. Альс помимо воли провел ладонью по шрамам на лице. Великие светлые небеса, как же они болели. Словно легли на кожу только вчера. Сравнить ощущение от раны, нанесенной заговоренным мечом, можно только с внезапным ожогом, будто плеснули кипятка с кислотой.
– Ириен? Какая неожиданность, – мелодично пропел Ведающий.
– Есть повод поговорить, – проскрежетал наемник.
Ифиль и другой страж подвинулись ближе, готовясь подставить свои шеи под лезвия мечей или под магический удар.
– Если ты не станешь тянуться к рукоятям… – предупредил маг.
– И если ты расслабишь пальцы… – отозвался Альс.
Они быстро справились с жаждой крови, Альс сложил руки на груди, Арьятири сцепил свои тонкие пальцы в замок.
– Господин Ленайен выделил нам кабинет для беседы. Туда ведут два коридора. Ифиль проводит тебя.
У стража вытянулось и без того длинное лицо от удивления и неожиданности. Еще бы! Ведающий опасался повернуться к наемнику спиной. Чудеса! Но горного стрелка, пограничника и героя многих сражений оказалось не так легко смутить.
– Следуйте за мной, господин Альс, – отчеканил он.
Дугнас остался стоять у ворот, а Ириен поспешил за своим сопровождающим. Арьятири был совершенно прав, когда просил о помощи доблестного стража. Искушение снести ему голову одним ударом оказалось бы для Альса слишком велико. Слишком.
Они вошли в комнату, отведенную под скромный кабинет, практически одновременно и замерли на месте в ожидании, когда за их спинами закроются двери.
– Я пришел забрать жизнь того, кто убил Ранвальда, – без всякого вступления сказал Альс.
Ведающий не стал отпираться:
– Почему – ты? Почему не его родственники? Ложа готова выплатить положенную законом виру.
– Он ведь умер из-за меня.
– Ты слишком самоуверен, Ириен, – усмехнулся Арьятири. – Думаешь, все дела Зеленой Ложи вертятся вокруг твоей персоны? Я тебя разочарую. В данном случае Ранвальд пострадал из-за собственных проступков.
– Каких именно?
– Не твое дело! – отрезал Арьятири.
– Тогда почему ко мне пришел королевский дознаватель?
– Понятия не имею, Ириен Альс. Это твои проблемы, как сейчас модно выражаться.
Арьятири ходил по самому краю. Он знал, что с Альсом нельзя так разговаривать. Он боялся. Но ничего не мог с собой поделать. Оттого, что на самом деле они до сих пор продолжали кружить по снежной целине, не прерывая сумасшедшего темпа схватки не на жизнь, а на смерть. Они оба сейчас чувствовали, как на их разгоряченную бешенством кожу падают снежинки. Кровь пульсировала в шрамах на щеке и на лбу, готовая снова залить Альсу глаз и половину лица. И хотя раны, нанесенные Ириеновыми мечами, целители залечили без всякого следа, они снова и снова напоминали Арьятири о себе тянущей болью. На груди, на плечах, на ребрах.
Утоптанный снег, забрызганный кровью, хриплое дыхание, оскаленные в кривом оскале зубы… Пусть даже пройдет не сорок – четыреста лет, ничего не изменится между старыми врагами.
– Ты по праву мстителя можешь убить моего посланника, вызвать его на поединок и убить, если тебе так хочется. Он уехал из Орфиранга в полдень. Попробуй его догнать.
– Тебя мне тоже можно убить? – сдержанно полюбопытствовал Альс, стараясь всеми силами хоть ненамного погасить обжигающее его изнутри пламя гнева.
– Вряд ли. Не в этот раз.
Они, молча и не сговариваясь, разглядывали классический узор ковра, будто и впрямь заблудились в прихотливом лабиринте угловатых линий. Смотреть в глаза друг другу означало бы бросить прямой вызов.
– Считай, что мы в расчете за Мирамир, – тихо сказал Арьятири. – Ты должен был поступить правильно.
– Правильно? Это называется иначе – так, как угодно Ложе. Смириться, подставить шею под ваше ярмо и стать слугой, – горько процедил Ириен.
– Познаватели во все времена служили интересам нашего народа.
– Отчего-то Мастера из Цитадели об этом факте своей биографии умалчивали.
– Я говорю о более ранних временах, – недовольно уточнил маг.
– Значит, тогдашние Познаватели были трусами. Я никому не стану служить, лорд Арьятири, ни тебе, ни Ложе…
– А слово «долг» для тебя всегда было пустым звуком.
– Тебе и твоей Ложе я ничего не должен.
Сейчас Ириен говорил чистую правду, даже Арьятири готов был признать, что его соратники – Ведающие совершили непоправимую ошибку, решив много лет назад надавить на Познавателя, принудить его исполнять их волю. Ну еще бы, кто такой этот Познаватель? Так, бродяга с несносным характером, выродок с чересчур бойким языком. Все они просчитались тогда, сорок лет назад, особенно Мирамир.
– Ириен, но ты ведь понимаешь, что как бы я ни относился к тебе лично, мне не дадут… Они там мне не дадут оставить тебя в покое! – почти выкрикнул эльфийский маг.
В отчаянии, пытаясь хоть что-то объяснить, он протянул руку, словно старался удержать своего нежданного гостя. Ириен отпрянул.
– Вот это я как раз способен понять, – сказал он шепотом. – Они. Там. Не дадут.
Он демонстративно развернулся к Ведающему спиной и пинком распахнул дверь. Уходя навстречу своей судьбе и оставляя лорда Арьятири его судьбе.
Даже через мутные немытые стекла Ириен мог рассмотреть пейзаж за окном. Вид на Орфиранг никогда ему не нравился. Слишком сильно этот город напоминал быстро растущую грибницу. Столица росла и богатела, но краше от этого не становилась. Море крыш простиралось настолько далеко, насколько хватало взгляда. Над крышами закопченными перстами торчали дымящие трубы, и даже о приближении осени догадываться можно было только по дешевизне яблок да по участившимся штормам. Средний мост соединял правый берег с островком посреди русла Рангары, на котором высился Тюремный замок, а Тихий дом, отведенный под следственное ведомство, находился прямо на самом мосту. И Альс мог сколько угодно наслаждаться пряничными формами главной тюрьмы Игергарда. Со стороны он казался безобидным и даже привлекательным. На деле же ничего там хорошего не было. Сырость, вечный полумрак и зловоние могли сломить кого угодно даже без всяких пыток. За триста лет из этого узилища сбежать никому не удавалось. Ни человеку, ни эльфу, ни орку. Кроме обычных решеток, толстенных стен и надежных запоров узников сторожило древнее заклинание, скрепляющее каждый камень тюрьмы. Именно оно день за днем делало заключенных покорнее, отнимало волю и силы, порабощало дух и могло в конце концов сломить самых волевых вольнолюбцев. А если добавить к этому еще и полное одиночество… Триста лет назад колдуны знали свое дело и постарались угодить королю Гэррику, с чьей легкой руки и возник замок на Запретном острове.
Эльф явился в Тихий дом ранее назначенного времени и сидел, дожидаясь допроса, задом наперед на стуле, положив голову на перекинутые через спинку руки. Возможно, он и спать не ложился, потому что с тех пор, как Носташ видел эльфа в последний раз, ничего ни в его облике, ни в одежде не поменялось.
– День добрый, господин Альс, – сказал дознаватель, немного потоптавшись на пороге.
– Добрый, – согласился эльф, не оборачиваясь.
– Нам необходимо поговорить. Писарь будет записывать.
Носташ не только принес с собой бумагу с заготовленным списком вопросов, среди которых не было разве только сакраментального «Что есть истина?», но и привел самого бойкого из своих помощников. Потар считался лучшим каллиграфом, владел скорописью и знал три или даже четыре языка. Пришлось дать ему целый серебряный полуягр, чтоб заманить на допрос к эльфу. Свой собственный полуягр, выкроенный из жалованья. Репутация специалиста по нелюдям того, конечно, стоила, но денег все равно было жалко.
– Располагайтесь, Потар. Сейчас господин Альс снизойдет до нашего общества.
Господин Альс снизошел. Причем каждое движение, которым он поворачивал голову, привставал на месте и перекидывал ногу через сиденье, символизировало собой оскорбительную для служителей закона непочтительность.
– Я весь внимание, – сообщил Альс, принимая подобающую подозреваемому в кровавом злодействе смиренную позу.
– Опишите мне ваш вчерашний день с того момента, как вы утром проснулись. По возможности подробно и точно.
Эльф рассказывал, скрипело перо в руках писца, а Шонн Носташ думал о том, что ему, наверное, никогда прежде не встречался эльф, вызывающий с первого взгляда такие противоречивые чувства. И дело даже не во внешности, бывают люди гораздо уродливее, и не в неприятном резком голосе, а скорее в остром ощущении чуждости, которое только нарастало. При том, что среди друзей, знакомых, родни и коллег Шонн всегда выделялся терпимостью к чуждым взглядам и способу жизни, да и просто к чужим. Он неплохо владел классическим ти'эрсоном, читал кое-что из эльфийской литературы, чтобы судить об этом народе, не опираясь только на досужие домыслы обывателей. Но стоит господину Альсу докончить фразу, повернуть голову или даже пошевелить пальцами, как хочется его одернуть, напомнить, что он здесь чужестранец, пришлый и чужой. А почему так происходит – непонятно.
– …а потом меня позвали в кабинет его величества, – закончил свой рассказ эльф.
– Вы все записали, господин Потар?
Писец быстро-быстро закивал: мол, не извольте беспокоиться.
– Значит, из эльфийского квартала вы прямиком направились во дворец? – уточнил дознаватель специально, чтоб эльф не подумал, будто его невнимательно слушали. – И никого по дороге не встретили?
– Никого.
– Очень жаль.
И допрос начался заново. Коронер по-прежнему был безупречно вежлив, хоть и не скрывал сомнений по поводу правдивости ответов подозреваемого. Альс, в свою очередь, подивился упорству дознавателя. Казалось, еще чуть-чуть, и Шонн Носташ вывернется наизнанку, чтобы доказать вину господина Ириена Альса в убийстве господина Ранвальда Тьэли на почве ревности. Подозреваемый был терпелив и старался отвечать на вопросы, невзирая на степень их бессмысленности. Писарь скрипел пером и потел от усердия, выводя ровные строчки. А все втроем они являли собой идеальный образчик следования букве закона. За это время они успели расписать второй день месяца сангареди буквально по мгновению, не приблизившись к истине ни на шажок.
Время близилось к полудню, и все трое участников дознания готовы были признаться, что не отказались бы от плотного обеда. Не исключено, что даже совместного.
По большому счету, дознаватель попался приятный малый. В отличие от других вершителей закона, коих Альсу довелось видеть немало, господин Носташ не кричал, не угрожал и не оскорблял через слово. А еще он мыл волосы и руки и не дышал перегаром. Эльф был приятно удивлен и даже в чем-то польщен таким отношением. В нынешний цивилизованный век в просвещенном Игергарде такие люди по-прежнему встречаются редко.
– У меня такое чувство, что мы зря теряем время, господин Альс, – вдруг сказал коронер, сделав знак писцу отложить перо.
«Ба! Да Шонн Носташ еще и проницателен сверх меры», – изумился про себя Ириен.
– Как вы точно это подметили, господин дознаватель. Вы переводите дорогую казенную бумагу, я тираню свой желудок, а ваш помощник портит глаза.
– Вчера вечером вы навестили лорда Ленайена в его резиденции. Полагаю, вы теперь знаете гораздо больше, чем тогда, когда пообещали нанести визит в Тихий дом.
– А вы станете мне верить на слово? Потому что других доказательств у меня нет.
– А это уж мне решать – верить вам или нет.
– Ну в таком случае… Можете записывать, господин Потар. Дело было так. У Ранвальда имелись некие взаимоотношения с Зеленой Ложей. Знаете, что это такое? Прекрасно, рад вашей осведомленности. Чем именно Ранвальд не угодил им, я не знаю, но посланник Ложи убил его. Возможно, непреднамеренно, а может быть, и специально. Теперь же убийца на полпути в Фэйр и в ближайшие полвека может там и оставаться, – поведал эльф. – Фэйр вам его не выдаст ни при каких обстоятельствах.
Носташ согласно кивнул. Если Ириен собирался увидеть на лице коронера потрясение или ужас, то он должен был испытать разочарование. Эльф задумчиво потер шрам над бровью.
– Если вы не удивлены, значит, понимаете, что я говорю правду.
– А что тут понимать? – пробурчал дознаватель. – Даже если бы ваш убийца продолжал сидеть в Орфиранге, никто бы его вешать не стал. Его бы отправили в Фэйр по настоятельному требованию посла Ленайена. В самом крайнем случае посидел бы на Запретном острове месяц-другой, а потом все равно отбыл на историческую родину. Где, я просто уверен, его лишь немного пожурят, а потом отпустят с миром. Знаю я ваше эльфийское правосудие.
Он совершенно не собирался скрывать своего раздражения подобным развитием событий.
– Я просто теряю с вами время, составляя эти дурацкие допросные листы, в то время как их наличие или отсутствие ничего не изменит. Никто в Орфиранге не станет настаивать. Эльф убил эльфа, ну и что? Орки все время режут своих неверных жен, и никто их за это в реке не топит.
Ириен, должно быть, понимал дознавателя лучше, чем кто-либо иной. Хуже нет, когда твои знания и умения отдаются на откуп лживым дипломатам или вообще всякому, кто стоит выше на чиновничьей лестнице. Неблагодарное это дело – разбираться в отношениях нелюдей, да еще и пытаться судить их преступления.
Господин Носташ достал из своей безразмерной папки целую пачку бумаги и многозначительно потряс ею в воздухе:
– Ваши сородичи завалили меня требованиями найти убийцу. Вот, полюбуйтесь.
Альсу пришлось перечитать всю эту кучу исписанных листков, путаясь в завитушках и других изысках каллиграфии, коими славятся его соотечественники. Дэйдхэ умудрился исписать целых четыре страницы, а Моринн пригрозила закрыть свою кружевную мастерскую. Надо полагать, в знак протеста. Утешало только то, что его самого никто не обвинял даже косвенно.
– Вот видите, господин Носташ, и никто не тычет в меня пальцем, обзывая убийцей, – сказал эльф. – Возможно, вам стоит написать самому господину Ленайену. Он непременно ответит.
– А я непременно напишу! – высокомерно ответствовал дознаватель. – Меня возмущает только то, что вы, при всей вашей многотысячелетней истории, которой вы так любите кичиться, до сих пор пользуетесь вместо истинного правосудия круговой порукой. Ведь все они, – коронер кивнул на письма орфирангских эльфов, – примерно догадывались о причинах смерти своего сородича. Все, включая безутешную госпожу Тирвиси. Вы не находите такое поведение в высшей мере лицемерным?
– Нахожу, – согласился Ириен. – Но при условии, если вы тоже находите королевское правосудие Игергарда пристрастным, когда дело идет о нелюдях. Разве истинное правосудие в Игергарде распространяется и на орков и на тангаров, равно как и на всех людей без разбора сословий?
Господин Носташ многозначительно промолчал.
– Вы можете быть свободны, господин Ириен Альс. У меня более нет к вам вопросов.
И свободный от подозрений господин Альс, не замедлив откланяться и поблагодарить, покинул Тихий дом. Торжества правосудия и справедливости не получилось.
«Хотя как знать, как знать, – подумал неожиданно для самого себя Шонн Носташ. – Возможно, с эльфийской точки зрения это и было настоящей справедливостью. Ну хоть бы и в отношении Ириена Альса».
Ранвальда провожали всей орфирангской общиной. И не только эльфийской. Пришли главы самых уважаемых орочьих семейств, пришел тангарский огнежрец. Мужчины подняли на плечи узкую погребальную лодку, и процессия двинулась по улицам Орфиранга в сторону Храмового холма. На деле никаких храмов там и в помине не было, и вообще никаких строений, кроме двух тангарских башен. Сто двадцать лет назад игергардский король милостиво разрешил отвести глинистый холм под место упокоения нелюдей. До того времени орки своих покойников хоронили тайно в лесу, а тангары и эльфы увозили своих в Лейнсруд. Король Тиборд поистине был человеком великодушным, в отличие от своего отца, который искренне полагал, что ежели эльфы живут долго, то им и помирать незачем.
Сама церемония занимает времени ровно столько, сколько требуется, чтобы установить лодку на помост, разжечь костер и дождаться, пока погаснет последний уголек. Нет ни долгих речей с перечислением достоинств и подвигов усопшего, ни заунывных песнопений, ни завываний наемных плакальщиц. Смерть – это то, что случается со всеми рано или поздно.
Альс на полдороге сменил Дэйдхэ, подставив свое плечо под лодку, и теперь они стояли рядом. Алые и золотые сполохи плясали в темных глазах главного орфирангского старожила, но Ириен был далек от мысли, что его многомудрый сородич на самом деле растрогался.
– Говорят, ты встречался с самим Арьятири, – как бы невзначай произнес Дэйдхэ.
Ириен не стал отрицать.
– Я всегда говорил Ранвальду, что его игры с Ложей до добра не доведут.
– А в чем там было дело? – осторожно поинтересовался Альс.
– Уж поверь мне, не в ревности… Ты разве не знал, что у Ранвальда в Фэйре весьма влиятельная родня? Ах, ну да, ты в такие вещи носа не суешь. Правильно делаешь, кстати. В юности, по молодости и неопытности Ранвальд слыл отчаянным интриганом…
Видимо, изумление столь отчетливо проявилось на физиономии Альса, что Дэйдхэ не удержался и саркастически фыркнул. Они отошли чуть в сторонку, чтоб не мешать скорбеть остальным.
– Альс, ты хоть и ходишь в заклятых врагах у Арьятири, но поверь мне на слово, твое счастье, если тебя не за что ухватить, нечем взять. Ты – воин, и вся твоя правда на острие твоих мечей. А большинство наших не то что с двойным – с тройным, а то и с четвертным дном. Вот и у Ранвальда осталась в запасе парочка компрометирующих документов.
– И что с того?
– А то, что один из родственников Ранвальда повел в Тинитониэлле рискованную игру, а Ранвальд решил вспомнить старые времена, – растолковал как мог Дэйдхэ. – Дело вышло серьезнее, чем могло показаться отсюда из Орфиранга. Возможно, знания Ранвальда угрожали безопасности Фэйра. Или кому-то из Зеленой Ложи. Или самому Арьятири. Или леди Ингеналь… Альс, я могу только догадки строить, но в итоге мы имеем погребальный костер, – вздохнул эльф.
– И ты давно в курсе?
– Да всегда я в курсе. Тирвиси тоже знала. Все знали. Кроме детей разве что.
– И кроме меня, дурака.
Ириен на самом деле чувствовал себя полным болваном. Его никогда не тянуло в интригу – это верно, но забыть о том, что для собственных сородичей важнее жизни…
– Альс, если кто и ткнул в тебя пальцем дознавателю, то это был кто-то из людей. Только им могла прийти в голову мысль о ревности. Ха! Такая банальность.
Дэйдхэ устало провел рукой по лицу, тонкому и полностью лишенному признаков возраста. А ведь он жил в столице Игергарда более двухсот лет. И Альс нисколько бы не удивился, если бы узнал, что он оказался здесь вовсе не из любви к перемене мест.
– Дэйдхэ, зачем ты мне все это рассказал? – напрямую спросил он у сородича.
– Ириен, я знаю тебя не так давно, поэтому не могу предполагать, что ты собираешься делать дальше. Мне бы не хотелось, чтобы ты попытался отомстить за Ранвальда тому, кто, собственно говоря, виновен не более, чем сам Ранвальд и вся Зеленая Ложа целиком.
– Я действительно выгляжу таким идиотом? – вполне серьезно озадачился Альс.
Дэйдхэ загадочно улыбнулся и, наклонившись к самому уху Ириена, почти беззвучно прошептал:
– Ты выглядишь так, как должен выглядеть ученик Фьеритири.
И, оставив Альса в полном замешательстве, многоопытный эльф быстро отошел к огнежрецу – Благому Оровартину, давая понять, что разговор окончен и продолжения не будет. И, по всей видимости, никогда.
В черное звездное небо улетал густой смолистый дым, и вместе с ним уносилась в новую жизнь душа Ранвальда: талантливого инженера, ловкого лучника, посредственного поэта, опытного интригана, неудачливого политика и пылко влюбленного. И его смерть сделала этот мир беднее, как, собственно, обедняет мироздание каждая безвременная смерть.
Жизнь Ириена в Каннелое и в Орфиранге быстро вернулась в обычную колею. Если не считать, что их отношения с Тирвиси преобразились из влюбленности в печальную дружбу. Рыжая эльфийка и сама не знала, как важен был для нее Ранвальд, пока он был жив. Теперь же было поздно сожалеть. Ветер развеял пепел от костра, дождь смыл его в Рангару, а та унесла в море все, что осталось от погребального костра. Осталась тоска, которая у любого эльфа течет в крови с самого рождения. Тирвиси тосковала и, сама того не замечая, истаивала, как снег на солнце. Так бывает не только с эльфами. Вдруг обнаруживаешь, что утром нет никакого желания просыпаться, что не в радость ни золото листвы, ни ярко-синее, пронзительное небо, что в жизни нет никакого смысла. И того, кого не так давно не принимал всерьез, тоже больше нет и не будет. И от мысли, что с этим придется прожить еще несколько столетий, впору лезть в петлю. Потому что, сколько бы ни болтали сказочники всех рас и мастей, даже эльф не может уйти по доброй воле, не плюнув тем самым в лицо самому Создателю, который наделил всех великим даром жизни.
В Каннелое колдовать рискованно. Почти так же, как браконьерствовать в заповедных лесах на склонах Ши-о-Натай, или, скажем, проповедовать веротерпимость в Оньгьене. Кроме волшбы, заложенной в сам фундамент дворца при строительстве, существовали еще артефакты, защищающие обитателей Каннелоя от враждебных колдовских атак извне, весьма актуальные еще пару столетий назад. И даже в нынешние спокойные времена, когда королевским министрам уже не вменялось в обязанность обладать чародейскими знаниями, во дворце содержался целый штат волшебников, получающих свое жалованье совсем не за красивые глаза. Колдовать в открытую для Альса было сейчас чревато. Но он рискнул. Ради Ранвальда и ради Тирвиси.
В мире есть множество дорог. Одни проложены животными и ведут к водопою, другие построены руками людей, третьи мостили эльфы, четвертые протоптали бесчисленные копыта караванных животных, пятые создали морские течения, шестые – это реки, седьмые доступны только ветрам, птицам да драконам. Некоторые открыты взору любого путника, лежат на ладонях этого мира, другие сокрыты в толщах камня и земли, тайные и забытые. А еще есть колдовские порталы, с помощью которых чародеи в один миг переносятся с одного конца континента на другой. И у каждого живого существа есть собственная Дорога, по которой он следует, едва только покинув чрево матери, и идет без остановки, покуда дышит и покуда бьется его сердце.
Но все они, от великих трактов до муравьиных тропок, открыты лишь взору Создателя. Да, может быть, еще Мастеру Дорог. В том числе дороги снов, самые странные из всех путей.
Вдоволь пометавшись по своей ставшей вдруг невообразимо тесной комнатенке, Ириен решил, что должен хоть что-то сделать. Чего б это ему ни стоило. Мастер Ульнари из Цитадели не зря отдал ему свою силу, уходя за Грань. И не зря пыль всех путей уже несколько лет обжигала Ириеновы губы, придавая горечь любой еде или питью.
Хозяйка-Ночь, словно назло, не торопилась унести в своем тесном мешке осенний день, темнело долго, постепенно, и зарево заката не желало гаснуть по желанию Ириена Альса.
Нет ничего проще, чем отправиться дорогой снов. Закрой себе глаза на здоровье, пусти под бок теплую сладкоежку-дрему, оставь за порогом сознания планы и замыслы будущего дня. И через несколько ударов сердца ты ступишь в мягкую траву забвения, заблудишься в лесу полнолуний, и до самого рассвета бродить тебе по широкой полосе сумеречной границы меж жизнью-светом и смертью-тьмой.
Ириен поступил так же. Только он не заблудился в чаще призраков и не потерялся в долинах желаний. Он легким дымом просочился между кирпичами, из которых сложен Каннелой – Красный замок игергардских королей, туманом стек от реки к сердцевине Орфиранга, серым котом прыгнул на подоконник дома, где жила Тирвиси, и крошечным паучком заполз на ее мокрую от слез подушку, чтоб раствориться в ее снах.
Что он ожидал увидеть? Ранвальда ли, себя ли? Пусть это останется тайной, но нашел он только темный омут тоски и вины. Душа женщины крошечным огоньком тонула в бездонной тьме безнадежности. И тогда сон Ириена стал серебряной рыбой, ныряя вслед за этим огоньком, и поймал, не давая ему окончательно погаснуть.
«Зачем? Зачем ты это сделал, Ирье? – безмолвно спросила Тирвиси. – Мне больше незачем жить. Я виновата. Я убила Ранвальда», – прошелестела она.
«Разве ты ударила его лексом в сердце?»
«Нет. Но это я хотела вернуться в Фэйр».
«А он?»
«А он написал своему племяннику в Тинитониэлль…»
Мысли стучали невыносимой дробью, как стучат об пол бусины из разорванного ожерелья.
Горько, светлые небеса, как горько. Почему мы все всегда в чем-то виновны, особенно когда хотим только добра?
«Останови мое сердце, Ирье, я не могу больше терпеть эту боль».
«Я не убивал Ранвальда, и я не убью тебя, Тир».
«Тогда сделай так, чтоб я не помнила ни его улыбки, ни его прикосновений, ни вкуса его губ».
– Ириен? Какая неожиданность, – мелодично пропел Ведающий.
– Есть повод поговорить, – проскрежетал наемник.
Ифиль и другой страж подвинулись ближе, готовясь подставить свои шеи под лезвия мечей или под магический удар.
– Если ты не станешь тянуться к рукоятям… – предупредил маг.
– И если ты расслабишь пальцы… – отозвался Альс.
Они быстро справились с жаждой крови, Альс сложил руки на груди, Арьятири сцепил свои тонкие пальцы в замок.
– Господин Ленайен выделил нам кабинет для беседы. Туда ведут два коридора. Ифиль проводит тебя.
У стража вытянулось и без того длинное лицо от удивления и неожиданности. Еще бы! Ведающий опасался повернуться к наемнику спиной. Чудеса! Но горного стрелка, пограничника и героя многих сражений оказалось не так легко смутить.
– Следуйте за мной, господин Альс, – отчеканил он.
Дугнас остался стоять у ворот, а Ириен поспешил за своим сопровождающим. Арьятири был совершенно прав, когда просил о помощи доблестного стража. Искушение снести ему голову одним ударом оказалось бы для Альса слишком велико. Слишком.
Они вошли в комнату, отведенную под скромный кабинет, практически одновременно и замерли на месте в ожидании, когда за их спинами закроются двери.
– Я пришел забрать жизнь того, кто убил Ранвальда, – без всякого вступления сказал Альс.
Ведающий не стал отпираться:
– Почему – ты? Почему не его родственники? Ложа готова выплатить положенную законом виру.
– Он ведь умер из-за меня.
– Ты слишком самоуверен, Ириен, – усмехнулся Арьятири. – Думаешь, все дела Зеленой Ложи вертятся вокруг твоей персоны? Я тебя разочарую. В данном случае Ранвальд пострадал из-за собственных проступков.
– Каких именно?
– Не твое дело! – отрезал Арьятири.
– Тогда почему ко мне пришел королевский дознаватель?
– Понятия не имею, Ириен Альс. Это твои проблемы, как сейчас модно выражаться.
Арьятири ходил по самому краю. Он знал, что с Альсом нельзя так разговаривать. Он боялся. Но ничего не мог с собой поделать. Оттого, что на самом деле они до сих пор продолжали кружить по снежной целине, не прерывая сумасшедшего темпа схватки не на жизнь, а на смерть. Они оба сейчас чувствовали, как на их разгоряченную бешенством кожу падают снежинки. Кровь пульсировала в шрамах на щеке и на лбу, готовая снова залить Альсу глаз и половину лица. И хотя раны, нанесенные Ириеновыми мечами, целители залечили без всякого следа, они снова и снова напоминали Арьятири о себе тянущей болью. На груди, на плечах, на ребрах.
Утоптанный снег, забрызганный кровью, хриплое дыхание, оскаленные в кривом оскале зубы… Пусть даже пройдет не сорок – четыреста лет, ничего не изменится между старыми врагами.
– Ты по праву мстителя можешь убить моего посланника, вызвать его на поединок и убить, если тебе так хочется. Он уехал из Орфиранга в полдень. Попробуй его догнать.
– Тебя мне тоже можно убить? – сдержанно полюбопытствовал Альс, стараясь всеми силами хоть ненамного погасить обжигающее его изнутри пламя гнева.
– Вряд ли. Не в этот раз.
Они, молча и не сговариваясь, разглядывали классический узор ковра, будто и впрямь заблудились в прихотливом лабиринте угловатых линий. Смотреть в глаза друг другу означало бы бросить прямой вызов.
– Считай, что мы в расчете за Мирамир, – тихо сказал Арьятири. – Ты должен был поступить правильно.
– Правильно? Это называется иначе – так, как угодно Ложе. Смириться, подставить шею под ваше ярмо и стать слугой, – горько процедил Ириен.
– Познаватели во все времена служили интересам нашего народа.
– Отчего-то Мастера из Цитадели об этом факте своей биографии умалчивали.
– Я говорю о более ранних временах, – недовольно уточнил маг.
– Значит, тогдашние Познаватели были трусами. Я никому не стану служить, лорд Арьятири, ни тебе, ни Ложе…
– А слово «долг» для тебя всегда было пустым звуком.
– Тебе и твоей Ложе я ничего не должен.
Сейчас Ириен говорил чистую правду, даже Арьятири готов был признать, что его соратники – Ведающие совершили непоправимую ошибку, решив много лет назад надавить на Познавателя, принудить его исполнять их волю. Ну еще бы, кто такой этот Познаватель? Так, бродяга с несносным характером, выродок с чересчур бойким языком. Все они просчитались тогда, сорок лет назад, особенно Мирамир.
– Ириен, но ты ведь понимаешь, что как бы я ни относился к тебе лично, мне не дадут… Они там мне не дадут оставить тебя в покое! – почти выкрикнул эльфийский маг.
В отчаянии, пытаясь хоть что-то объяснить, он протянул руку, словно старался удержать своего нежданного гостя. Ириен отпрянул.
– Вот это я как раз способен понять, – сказал он шепотом. – Они. Там. Не дадут.
Он демонстративно развернулся к Ведающему спиной и пинком распахнул дверь. Уходя навстречу своей судьбе и оставляя лорда Арьятири его судьбе.
Даже через мутные немытые стекла Ириен мог рассмотреть пейзаж за окном. Вид на Орфиранг никогда ему не нравился. Слишком сильно этот город напоминал быстро растущую грибницу. Столица росла и богатела, но краше от этого не становилась. Море крыш простиралось настолько далеко, насколько хватало взгляда. Над крышами закопченными перстами торчали дымящие трубы, и даже о приближении осени догадываться можно было только по дешевизне яблок да по участившимся штормам. Средний мост соединял правый берег с островком посреди русла Рангары, на котором высился Тюремный замок, а Тихий дом, отведенный под следственное ведомство, находился прямо на самом мосту. И Альс мог сколько угодно наслаждаться пряничными формами главной тюрьмы Игергарда. Со стороны он казался безобидным и даже привлекательным. На деле же ничего там хорошего не было. Сырость, вечный полумрак и зловоние могли сломить кого угодно даже без всяких пыток. За триста лет из этого узилища сбежать никому не удавалось. Ни человеку, ни эльфу, ни орку. Кроме обычных решеток, толстенных стен и надежных запоров узников сторожило древнее заклинание, скрепляющее каждый камень тюрьмы. Именно оно день за днем делало заключенных покорнее, отнимало волю и силы, порабощало дух и могло в конце концов сломить самых волевых вольнолюбцев. А если добавить к этому еще и полное одиночество… Триста лет назад колдуны знали свое дело и постарались угодить королю Гэррику, с чьей легкой руки и возник замок на Запретном острове.
Эльф явился в Тихий дом ранее назначенного времени и сидел, дожидаясь допроса, задом наперед на стуле, положив голову на перекинутые через спинку руки. Возможно, он и спать не ложился, потому что с тех пор, как Носташ видел эльфа в последний раз, ничего ни в его облике, ни в одежде не поменялось.
– День добрый, господин Альс, – сказал дознаватель, немного потоптавшись на пороге.
– Добрый, – согласился эльф, не оборачиваясь.
– Нам необходимо поговорить. Писарь будет записывать.
Носташ не только принес с собой бумагу с заготовленным списком вопросов, среди которых не было разве только сакраментального «Что есть истина?», но и привел самого бойкого из своих помощников. Потар считался лучшим каллиграфом, владел скорописью и знал три или даже четыре языка. Пришлось дать ему целый серебряный полуягр, чтоб заманить на допрос к эльфу. Свой собственный полуягр, выкроенный из жалованья. Репутация специалиста по нелюдям того, конечно, стоила, но денег все равно было жалко.
– Располагайтесь, Потар. Сейчас господин Альс снизойдет до нашего общества.
Господин Альс снизошел. Причем каждое движение, которым он поворачивал голову, привставал на месте и перекидывал ногу через сиденье, символизировало собой оскорбительную для служителей закона непочтительность.
– Я весь внимание, – сообщил Альс, принимая подобающую подозреваемому в кровавом злодействе смиренную позу.
– Опишите мне ваш вчерашний день с того момента, как вы утром проснулись. По возможности подробно и точно.
Эльф рассказывал, скрипело перо в руках писца, а Шонн Носташ думал о том, что ему, наверное, никогда прежде не встречался эльф, вызывающий с первого взгляда такие противоречивые чувства. И дело даже не во внешности, бывают люди гораздо уродливее, и не в неприятном резком голосе, а скорее в остром ощущении чуждости, которое только нарастало. При том, что среди друзей, знакомых, родни и коллег Шонн всегда выделялся терпимостью к чуждым взглядам и способу жизни, да и просто к чужим. Он неплохо владел классическим ти'эрсоном, читал кое-что из эльфийской литературы, чтобы судить об этом народе, не опираясь только на досужие домыслы обывателей. Но стоит господину Альсу докончить фразу, повернуть голову или даже пошевелить пальцами, как хочется его одернуть, напомнить, что он здесь чужестранец, пришлый и чужой. А почему так происходит – непонятно.
– …а потом меня позвали в кабинет его величества, – закончил свой рассказ эльф.
– Вы все записали, господин Потар?
Писец быстро-быстро закивал: мол, не извольте беспокоиться.
– Значит, из эльфийского квартала вы прямиком направились во дворец? – уточнил дознаватель специально, чтоб эльф не подумал, будто его невнимательно слушали. – И никого по дороге не встретили?
– Никого.
– Очень жаль.
И допрос начался заново. Коронер по-прежнему был безупречно вежлив, хоть и не скрывал сомнений по поводу правдивости ответов подозреваемого. Альс, в свою очередь, подивился упорству дознавателя. Казалось, еще чуть-чуть, и Шонн Носташ вывернется наизнанку, чтобы доказать вину господина Ириена Альса в убийстве господина Ранвальда Тьэли на почве ревности. Подозреваемый был терпелив и старался отвечать на вопросы, невзирая на степень их бессмысленности. Писарь скрипел пером и потел от усердия, выводя ровные строчки. А все втроем они являли собой идеальный образчик следования букве закона. За это время они успели расписать второй день месяца сангареди буквально по мгновению, не приблизившись к истине ни на шажок.
Время близилось к полудню, и все трое участников дознания готовы были признаться, что не отказались бы от плотного обеда. Не исключено, что даже совместного.
По большому счету, дознаватель попался приятный малый. В отличие от других вершителей закона, коих Альсу довелось видеть немало, господин Носташ не кричал, не угрожал и не оскорблял через слово. А еще он мыл волосы и руки и не дышал перегаром. Эльф был приятно удивлен и даже в чем-то польщен таким отношением. В нынешний цивилизованный век в просвещенном Игергарде такие люди по-прежнему встречаются редко.
– У меня такое чувство, что мы зря теряем время, господин Альс, – вдруг сказал коронер, сделав знак писцу отложить перо.
«Ба! Да Шонн Носташ еще и проницателен сверх меры», – изумился про себя Ириен.
– Как вы точно это подметили, господин дознаватель. Вы переводите дорогую казенную бумагу, я тираню свой желудок, а ваш помощник портит глаза.
– Вчера вечером вы навестили лорда Ленайена в его резиденции. Полагаю, вы теперь знаете гораздо больше, чем тогда, когда пообещали нанести визит в Тихий дом.
– А вы станете мне верить на слово? Потому что других доказательств у меня нет.
– А это уж мне решать – верить вам или нет.
– Ну в таком случае… Можете записывать, господин Потар. Дело было так. У Ранвальда имелись некие взаимоотношения с Зеленой Ложей. Знаете, что это такое? Прекрасно, рад вашей осведомленности. Чем именно Ранвальд не угодил им, я не знаю, но посланник Ложи убил его. Возможно, непреднамеренно, а может быть, и специально. Теперь же убийца на полпути в Фэйр и в ближайшие полвека может там и оставаться, – поведал эльф. – Фэйр вам его не выдаст ни при каких обстоятельствах.
Носташ согласно кивнул. Если Ириен собирался увидеть на лице коронера потрясение или ужас, то он должен был испытать разочарование. Эльф задумчиво потер шрам над бровью.
– Если вы не удивлены, значит, понимаете, что я говорю правду.
– А что тут понимать? – пробурчал дознаватель. – Даже если бы ваш убийца продолжал сидеть в Орфиранге, никто бы его вешать не стал. Его бы отправили в Фэйр по настоятельному требованию посла Ленайена. В самом крайнем случае посидел бы на Запретном острове месяц-другой, а потом все равно отбыл на историческую родину. Где, я просто уверен, его лишь немного пожурят, а потом отпустят с миром. Знаю я ваше эльфийское правосудие.
Он совершенно не собирался скрывать своего раздражения подобным развитием событий.
– Я просто теряю с вами время, составляя эти дурацкие допросные листы, в то время как их наличие или отсутствие ничего не изменит. Никто в Орфиранге не станет настаивать. Эльф убил эльфа, ну и что? Орки все время режут своих неверных жен, и никто их за это в реке не топит.
Ириен, должно быть, понимал дознавателя лучше, чем кто-либо иной. Хуже нет, когда твои знания и умения отдаются на откуп лживым дипломатам или вообще всякому, кто стоит выше на чиновничьей лестнице. Неблагодарное это дело – разбираться в отношениях нелюдей, да еще и пытаться судить их преступления.
Господин Носташ достал из своей безразмерной папки целую пачку бумаги и многозначительно потряс ею в воздухе:
– Ваши сородичи завалили меня требованиями найти убийцу. Вот, полюбуйтесь.
Альсу пришлось перечитать всю эту кучу исписанных листков, путаясь в завитушках и других изысках каллиграфии, коими славятся его соотечественники. Дэйдхэ умудрился исписать целых четыре страницы, а Моринн пригрозила закрыть свою кружевную мастерскую. Надо полагать, в знак протеста. Утешало только то, что его самого никто не обвинял даже косвенно.
– Вот видите, господин Носташ, и никто не тычет в меня пальцем, обзывая убийцей, – сказал эльф. – Возможно, вам стоит написать самому господину Ленайену. Он непременно ответит.
– А я непременно напишу! – высокомерно ответствовал дознаватель. – Меня возмущает только то, что вы, при всей вашей многотысячелетней истории, которой вы так любите кичиться, до сих пор пользуетесь вместо истинного правосудия круговой порукой. Ведь все они, – коронер кивнул на письма орфирангских эльфов, – примерно догадывались о причинах смерти своего сородича. Все, включая безутешную госпожу Тирвиси. Вы не находите такое поведение в высшей мере лицемерным?
– Нахожу, – согласился Ириен. – Но при условии, если вы тоже находите королевское правосудие Игергарда пристрастным, когда дело идет о нелюдях. Разве истинное правосудие в Игергарде распространяется и на орков и на тангаров, равно как и на всех людей без разбора сословий?
Господин Носташ многозначительно промолчал.
– Вы можете быть свободны, господин Ириен Альс. У меня более нет к вам вопросов.
И свободный от подозрений господин Альс, не замедлив откланяться и поблагодарить, покинул Тихий дом. Торжества правосудия и справедливости не получилось.
«Хотя как знать, как знать, – подумал неожиданно для самого себя Шонн Носташ. – Возможно, с эльфийской точки зрения это и было настоящей справедливостью. Ну хоть бы и в отношении Ириена Альса».
Ранвальда провожали всей орфирангской общиной. И не только эльфийской. Пришли главы самых уважаемых орочьих семейств, пришел тангарский огнежрец. Мужчины подняли на плечи узкую погребальную лодку, и процессия двинулась по улицам Орфиранга в сторону Храмового холма. На деле никаких храмов там и в помине не было, и вообще никаких строений, кроме двух тангарских башен. Сто двадцать лет назад игергардский король милостиво разрешил отвести глинистый холм под место упокоения нелюдей. До того времени орки своих покойников хоронили тайно в лесу, а тангары и эльфы увозили своих в Лейнсруд. Король Тиборд поистине был человеком великодушным, в отличие от своего отца, который искренне полагал, что ежели эльфы живут долго, то им и помирать незачем.
Сама церемония занимает времени ровно столько, сколько требуется, чтобы установить лодку на помост, разжечь костер и дождаться, пока погаснет последний уголек. Нет ни долгих речей с перечислением достоинств и подвигов усопшего, ни заунывных песнопений, ни завываний наемных плакальщиц. Смерть – это то, что случается со всеми рано или поздно.
Альс на полдороге сменил Дэйдхэ, подставив свое плечо под лодку, и теперь они стояли рядом. Алые и золотые сполохи плясали в темных глазах главного орфирангского старожила, но Ириен был далек от мысли, что его многомудрый сородич на самом деле растрогался.
– Говорят, ты встречался с самим Арьятири, – как бы невзначай произнес Дэйдхэ.
Ириен не стал отрицать.
– Я всегда говорил Ранвальду, что его игры с Ложей до добра не доведут.
– А в чем там было дело? – осторожно поинтересовался Альс.
– Уж поверь мне, не в ревности… Ты разве не знал, что у Ранвальда в Фэйре весьма влиятельная родня? Ах, ну да, ты в такие вещи носа не суешь. Правильно делаешь, кстати. В юности, по молодости и неопытности Ранвальд слыл отчаянным интриганом…
Видимо, изумление столь отчетливо проявилось на физиономии Альса, что Дэйдхэ не удержался и саркастически фыркнул. Они отошли чуть в сторонку, чтоб не мешать скорбеть остальным.
– Альс, ты хоть и ходишь в заклятых врагах у Арьятири, но поверь мне на слово, твое счастье, если тебя не за что ухватить, нечем взять. Ты – воин, и вся твоя правда на острие твоих мечей. А большинство наших не то что с двойным – с тройным, а то и с четвертным дном. Вот и у Ранвальда осталась в запасе парочка компрометирующих документов.
– И что с того?
– А то, что один из родственников Ранвальда повел в Тинитониэлле рискованную игру, а Ранвальд решил вспомнить старые времена, – растолковал как мог Дэйдхэ. – Дело вышло серьезнее, чем могло показаться отсюда из Орфиранга. Возможно, знания Ранвальда угрожали безопасности Фэйра. Или кому-то из Зеленой Ложи. Или самому Арьятири. Или леди Ингеналь… Альс, я могу только догадки строить, но в итоге мы имеем погребальный костер, – вздохнул эльф.
– И ты давно в курсе?
– Да всегда я в курсе. Тирвиси тоже знала. Все знали. Кроме детей разве что.
– И кроме меня, дурака.
Ириен на самом деле чувствовал себя полным болваном. Его никогда не тянуло в интригу – это верно, но забыть о том, что для собственных сородичей важнее жизни…
– Альс, если кто и ткнул в тебя пальцем дознавателю, то это был кто-то из людей. Только им могла прийти в голову мысль о ревности. Ха! Такая банальность.
Дэйдхэ устало провел рукой по лицу, тонкому и полностью лишенному признаков возраста. А ведь он жил в столице Игергарда более двухсот лет. И Альс нисколько бы не удивился, если бы узнал, что он оказался здесь вовсе не из любви к перемене мест.
– Дэйдхэ, зачем ты мне все это рассказал? – напрямую спросил он у сородича.
– Ириен, я знаю тебя не так давно, поэтому не могу предполагать, что ты собираешься делать дальше. Мне бы не хотелось, чтобы ты попытался отомстить за Ранвальда тому, кто, собственно говоря, виновен не более, чем сам Ранвальд и вся Зеленая Ложа целиком.
– Я действительно выгляжу таким идиотом? – вполне серьезно озадачился Альс.
Дэйдхэ загадочно улыбнулся и, наклонившись к самому уху Ириена, почти беззвучно прошептал:
– Ты выглядишь так, как должен выглядеть ученик Фьеритири.
И, оставив Альса в полном замешательстве, многоопытный эльф быстро отошел к огнежрецу – Благому Оровартину, давая понять, что разговор окончен и продолжения не будет. И, по всей видимости, никогда.
В черное звездное небо улетал густой смолистый дым, и вместе с ним уносилась в новую жизнь душа Ранвальда: талантливого инженера, ловкого лучника, посредственного поэта, опытного интригана, неудачливого политика и пылко влюбленного. И его смерть сделала этот мир беднее, как, собственно, обедняет мироздание каждая безвременная смерть.
Жизнь Ириена в Каннелое и в Орфиранге быстро вернулась в обычную колею. Если не считать, что их отношения с Тирвиси преобразились из влюбленности в печальную дружбу. Рыжая эльфийка и сама не знала, как важен был для нее Ранвальд, пока он был жив. Теперь же было поздно сожалеть. Ветер развеял пепел от костра, дождь смыл его в Рангару, а та унесла в море все, что осталось от погребального костра. Осталась тоска, которая у любого эльфа течет в крови с самого рождения. Тирвиси тосковала и, сама того не замечая, истаивала, как снег на солнце. Так бывает не только с эльфами. Вдруг обнаруживаешь, что утром нет никакого желания просыпаться, что не в радость ни золото листвы, ни ярко-синее, пронзительное небо, что в жизни нет никакого смысла. И того, кого не так давно не принимал всерьез, тоже больше нет и не будет. И от мысли, что с этим придется прожить еще несколько столетий, впору лезть в петлю. Потому что, сколько бы ни болтали сказочники всех рас и мастей, даже эльф не может уйти по доброй воле, не плюнув тем самым в лицо самому Создателю, который наделил всех великим даром жизни.
В Каннелое колдовать рискованно. Почти так же, как браконьерствовать в заповедных лесах на склонах Ши-о-Натай, или, скажем, проповедовать веротерпимость в Оньгьене. Кроме волшбы, заложенной в сам фундамент дворца при строительстве, существовали еще артефакты, защищающие обитателей Каннелоя от враждебных колдовских атак извне, весьма актуальные еще пару столетий назад. И даже в нынешние спокойные времена, когда королевским министрам уже не вменялось в обязанность обладать чародейскими знаниями, во дворце содержался целый штат волшебников, получающих свое жалованье совсем не за красивые глаза. Колдовать в открытую для Альса было сейчас чревато. Но он рискнул. Ради Ранвальда и ради Тирвиси.
В мире есть множество дорог. Одни проложены животными и ведут к водопою, другие построены руками людей, третьи мостили эльфы, четвертые протоптали бесчисленные копыта караванных животных, пятые создали морские течения, шестые – это реки, седьмые доступны только ветрам, птицам да драконам. Некоторые открыты взору любого путника, лежат на ладонях этого мира, другие сокрыты в толщах камня и земли, тайные и забытые. А еще есть колдовские порталы, с помощью которых чародеи в один миг переносятся с одного конца континента на другой. И у каждого живого существа есть собственная Дорога, по которой он следует, едва только покинув чрево матери, и идет без остановки, покуда дышит и покуда бьется его сердце.
Но все они, от великих трактов до муравьиных тропок, открыты лишь взору Создателя. Да, может быть, еще Мастеру Дорог. В том числе дороги снов, самые странные из всех путей.
Вдоволь пометавшись по своей ставшей вдруг невообразимо тесной комнатенке, Ириен решил, что должен хоть что-то сделать. Чего б это ему ни стоило. Мастер Ульнари из Цитадели не зря отдал ему свою силу, уходя за Грань. И не зря пыль всех путей уже несколько лет обжигала Ириеновы губы, придавая горечь любой еде или питью.
Хозяйка-Ночь, словно назло, не торопилась унести в своем тесном мешке осенний день, темнело долго, постепенно, и зарево заката не желало гаснуть по желанию Ириена Альса.
Нет ничего проще, чем отправиться дорогой снов. Закрой себе глаза на здоровье, пусти под бок теплую сладкоежку-дрему, оставь за порогом сознания планы и замыслы будущего дня. И через несколько ударов сердца ты ступишь в мягкую траву забвения, заблудишься в лесу полнолуний, и до самого рассвета бродить тебе по широкой полосе сумеречной границы меж жизнью-светом и смертью-тьмой.
Ириен поступил так же. Только он не заблудился в чаще призраков и не потерялся в долинах желаний. Он легким дымом просочился между кирпичами, из которых сложен Каннелой – Красный замок игергардских королей, туманом стек от реки к сердцевине Орфиранга, серым котом прыгнул на подоконник дома, где жила Тирвиси, и крошечным паучком заполз на ее мокрую от слез подушку, чтоб раствориться в ее снах.
Что он ожидал увидеть? Ранвальда ли, себя ли? Пусть это останется тайной, но нашел он только темный омут тоски и вины. Душа женщины крошечным огоньком тонула в бездонной тьме безнадежности. И тогда сон Ириена стал серебряной рыбой, ныряя вслед за этим огоньком, и поймал, не давая ему окончательно погаснуть.
«Зачем? Зачем ты это сделал, Ирье? – безмолвно спросила Тирвиси. – Мне больше незачем жить. Я виновата. Я убила Ранвальда», – прошелестела она.
«Разве ты ударила его лексом в сердце?»
«Нет. Но это я хотела вернуться в Фэйр».
«А он?»
«А он написал своему племяннику в Тинитониэлль…»
Мысли стучали невыносимой дробью, как стучат об пол бусины из разорванного ожерелья.
Горько, светлые небеса, как горько. Почему мы все всегда в чем-то виновны, особенно когда хотим только добра?
«Останови мое сердце, Ирье, я не могу больше терпеть эту боль».
«Я не убивал Ранвальда, и я не убью тебя, Тир».
«Тогда сделай так, чтоб я не помнила ни его улыбки, ни его прикосновений, ни вкуса его губ».