Страница:
– Да вы просто представить такого не можете, только князь наш продался сатане!!!
И пока отшатнувшиеся стражники стояли разинув рты, выложил им собственную версию происшедшего, в подтверждение своих слов кивая на Илью. По мнению Никиты, Владимир Константинович вкупе с Андреем Ярославовичем попросили киевского выскочку Данилу Романовича «одолжить» на некоторое время для исполнения своих грязных делишек колдунов Хорсадара и Дрива. Что это за дела, становилось понятным из слов послушника, наблюдавшего сатанинский обряд в церкви Покрова на Нерли. А если стражники всё ещё ничего не поняли, Никита готов объяснить им суть плана этих прихвостней врага рода человеческого. Послушник Илья смотрел на опешивших стражников мутными глазами и со скорбным видом кивал: мол, всё, что рассказывает этот человек – горькая, но неподдельная правда.
Надо ли говорить, что всего через четверть часа ловчий Никита, послушник Илья и знахарь были освобождены! И не только освобождены, но и всемогущи, так как быстрым широким шагом шли от поруба к княжескому дворцу во главе всё возрастающей толпы, на испуганный вопрос:
– Что случилось? – отвечая односложно:
– Великая беда приключилась! Князь наш продал душу сатане.
Глава XVI
Глава XVII
И пока отшатнувшиеся стражники стояли разинув рты, выложил им собственную версию происшедшего, в подтверждение своих слов кивая на Илью. По мнению Никиты, Владимир Константинович вкупе с Андреем Ярославовичем попросили киевского выскочку Данилу Романовича «одолжить» на некоторое время для исполнения своих грязных делишек колдунов Хорсадара и Дрива. Что это за дела, становилось понятным из слов послушника, наблюдавшего сатанинский обряд в церкви Покрова на Нерли. А если стражники всё ещё ничего не поняли, Никита готов объяснить им суть плана этих прихвостней врага рода человеческого. Послушник Илья смотрел на опешивших стражников мутными глазами и со скорбным видом кивал: мол, всё, что рассказывает этот человек – горькая, но неподдельная правда.
Надо ли говорить, что всего через четверть часа ловчий Никита, послушник Илья и знахарь были освобождены! И не только освобождены, но и всемогущи, так как быстрым широким шагом шли от поруба к княжескому дворцу во главе всё возрастающей толпы, на испуганный вопрос:
– Что случилось? – отвечая односложно:
– Великая беда приключилась! Князь наш продал душу сатане.
Глава XVI
ПРИНЦЕССА КАТАРИНА
Брошь и впрямь оказывала магическое действие на тех, кому Лоренцо Гаэтани её предъявлял. Никто не посмел задерживать повозки, а лошадей им меняли без проволочек. До столицы королевства они доехали без всяких приключений.
Неаполь Читрадриве понравился. Город был похож на сад, окружавший его «тюрьму», только увеличенный до невероятных размеров и застроенный разнообразными домами, начиная с бедных лачуг окраины и кончая богатыми дворцами вельмож. А при въезде в королевскую резиденцию у него вообще захватило дух от восторга. Даже несмотря на то, что подъезжали они ко дворцу с тыльной стороны.
– Вы уж простите, любезный сеньор Андреас, но не можем же мы явиться с парадного хода в таком виде! Клянусь честью, это было бы невежливо по отношению к её высочеству, – Гаэтани брезгливо оттянул двумя пальцами измятый, серый от въевшейся пыли ворот рубашки и глубокомысленно добавил: – И вообще, этикет…
– Я принимаю извинения, – с безразличным видом сказал Читрадрива.
Возможно, молодой барон почувствовал внутреннее равнодушие Читрадривы, поскольку бросил на спутника удивлённый взгляд. Может быть, он подумал также о странных нравах, царящих на Руси. Но воздержался от замечаний, а спросил лишь:
– Вам помочь нести ваш узел? – и когда Читрадрива решительно отказался расстаться с рукописями, вылез из повозки и повёл его в одну из пристроек.
Читрадрива шёл за Лоренцо и, сосредоточившись на перстне, пытался разобраться, восстановились ли его сверхъестественные способности. Читрадрива нисколько не сомневался в том, что в самое ближайшее время столкнётся с «колдуном». То есть с «колдуньей». Значит, надо быть начеку…
Но пока что никакой опасности Читрадрива не чувствовал. Он по-прежнему ясно ощущал лишь противодействие броши принцессы, которую Гаэтани положил в карман, чтобы вернуть хозяйке. А стены дворца колдовству не противодействовали. В отличие от стен «тюрьмы», из которой он чудом вырвался… То есть из которой Читрадриву вырвали по указу высокородной «колдуньи», не следует забывать этого…
Постепенно в груди зарождалось и крепло подозрительное желание расслабиться. Этому способствовал и полумрак сводчатых коридоров и переходов, особенно приятный после яркого солнечного сияния, и витавшие здесь дивные ароматы (судя по грохоту кастрюль и посуды, неподалёку располагалась кухня), но самое главное – сознание свободы. Не хотелось верить, что вырвавшись из одной тюрьмы, можно запросто угодить в другую! Если принцесса Катарина желает ему зла, достаточно было оставить пленника в лапах Готлиба-Гартмана, подручные которого никогда не выпустили бы добычу. А может, по указке холодно-расчётливого предводителя рано или поздно убили бы Читрадриву.
– Ну, вот мы и пришли. Надеюсь, друг мой, вам здесь понравится.
Читрадрива проскользнул в дверь, которую распахнул перед ним Лоренцо. Просторная комната с высоким потолком в общем-то напоминала место его прежнего заключения: кровать с дурацким балдахином, стол, пара стульев с высокими спинками, подсвечник с тремя свечами, в стене – кольца с потухшими факелами. Правда, мебель выглядела более добротной. Да и окон в отличие от «тюрьмы» было несколько, на всех – цветные витражи в свинцовых рамах.
– Разумеется, понравится. Особенно, если здесь есть приличная библиотека,
– невозмутимо заметил Читрадрива, который предпочёл скрыть свой истинный интерес.
Лоренцо как-то нервно усмехнулся, качнулся на носках, пробормотал:
– Вот ответ истинного учёного, – хотел добавить что-то ещё, но лишь махнул рукой, похлопал Читрадриву по плечу и вышел.
– Надеюсь на скорую встречу, друг мой, – донёсся уже из коридора голос молодого барона, и дверь закрылась.
Читрадрива подошёл к кровати и увидел аккуратно разложенную на покрывале одежду. Чтобы не измять её, он бережно опустил узел с пергаментами на край кровати, развязал одеяло, перенёс на стол груду свитков и расшитых страниц. Затем переоделся во всё чистое, с некоторым удивлением отметив про себя, что скроенный по местной моде костюм пришёлся ему как раз впору, и вернулся к столу.
Как же проверить, восстановились ли утраченные им способности? Можно, конечно, попробовать перенестись на хозяйственный двор, к тому месту, куда подъехали повозки. Но есть риск наткнуться там на прислугу или того хуже – на принимавших участие в налёте людей. А может, даже на самого Гаэтани. Как объяснить Лоренцо своё появление? И что он подумает? Судя по поведению барона, он и не подозревает о скрытых талантах принцессы Катарины. Её брошь была для него не более чем дорожным пропуском, но никак не колдовским амулетом. Вряд ли ревностный христианин, некогда готовившийся стать священником и искренне уважающий богословские знания чужеземца-русича, согласился бы взять в руки такую гадость.
В конце концов, Читрадрива решил не экспериментировать наспех, а подождать удобного случая. Не оставят же его надолго без внимания!
И действительно, через некоторое время в комнату явился слуга, державший накрытое крышкой расписное фарфоровое блюдо. Не подозревая, что гость принцессы плохо знает итальянский язык – а тем более, его неаполитанский диалект, – слуга неразборчиво протараторил несколько фраз и выжидательно посмотрел на Читрадриву. А тот, сосредоточившись на камне, сумел отчётливо понять все ньюансы сказанного: слуга хочет услышать мнение «его милости» насчёт того, прожаривать мясо в следующий раз сильнее или подавать слегка недожаренным, как и положено по рецепту; поскольку синьор Андреа не является уроженцем Неаполя, он может не принимать традиций местной кухни…
– Нет-нет, всё хорошо. Я веду походный образ жизни, привык к разнообразию еды и никогда не привередничаю, – сказал Читрадрива на анхито. Он произносил слова, не отрывая глаз от лежавшего у него на коленях свитка и не поднимая лица, чтобы слуга не видел движений его губ.
– Благодарю вас, ваша милость, – и слуга удалился, не заподозрив подвоха.
А Читрадрива наконец поднял голову и посмотрел на затворившуюся дверь. Если он свободно читает мысли других и так же свободно передаёт им свои мысли, раз для него вновь не существует языкового барьера, можно смело предположить, что и остальные его способности пришли в норму. Значит, всё в порядке! Теперь он вновь может применять своё искусство! Хотя бы хайен-эрец…
Ободрённый Читрадрива для начала расправился с принесённым слугой кушаньем, которое было выше всяких похвал. Затем отставил блюдо с объедками в сторону и принялся приводить в порядок перевод. Плохо, что он расшил фолианты, когда решил бежать, потому что впопыхах брошенные на одеяло страницы и свитки с исправлениями перемешались как попало, и теперь предстояло потратить уйму времени только на то, чтобы хоть как-то систематизировать эту груду пергамента.
Несколько раз его сердце начинало учащённо биться, возникало ощущение, что за ним следят. Поэтому Читрадрива держал мысленный образ голубого камня на краешке сознания. Когда опасения насчёт слежки крепли, он «прощупывал» всё вокруг и убеждался: оснований для беспокойства нет, чувство опасности – это просто игра воображения, вызванная переменой обстановки. Тогда он брался за работу с удвоенной энергией.
Читрадрива настолько увлёкся, что не обратил особого внимания на то, какие блюда были поданы на обед. К еде он едва притронулся, продолжая увлечённо читать и перечитывать страницы. Во всех злоключениях Читрадривы, несомненно, был один положительный момент: он имел массу свободного времени и усовершенствовал свой перевод настолько, насколько это вообще было возможно. Теперь ему никак нельзя вновь попадать в заключение – он просто свихнётся от скуки и безделья. Ну, разве что его посадят вместе с Лоренцо, дабы они могли продолжить свои религиозные диспуты…
При этой мысли Читрадрива усмехнулся.
Он продолжал работать до самого вечера, когда вновь пришёл всё тот же слуга и пригласил «его милость» следовать за собой. Читрадрива мигом насторожился. Прежняя обострённая недоверчивость и ожидание неизвестного вернулись к нему. Он поправил одежду, манжеты рубашки, как бы невзначай коснувшись перстня приободрился, предусмотрительно повернул его камнем вниз и направился вслед за провожатым, который поднял высоко над головой витиеватый бронзовый подсвечник. Они долго плутали лабиринтом коридоров и переходов, раза два спускались и поднимались по узеньким лестницам, пока не очутились перед небольшой дверцей, окованной железными полосами.
– Пожалуйте, ваша милость, – слегка поклонившись, слуга пропустил Читрадриву вперёд, но сам в дверь не вошёл, а прикрыл её снаружи.
– Добрый вечер, – донеслось до Читрадривы приятное грудное контральто.
Он замер и в некоторой растерянности принялся озираться по сторонам. В комнате, оказавшейся против ожидания довольно просторной, царил полумрак, и обладателя мелодичного голоса видно не было.
– Да проходите же, не стойте в дверях, – возмутилось контральто.
Читрадрива неуверенно шагнул к самой яркой, пожалуй, даже ослепительной после мрака коридоров точке комнаты – к пылающему камину. И сейчас же стряхнул оцепенение, как-то разом овладевшее им. Перстень! Чёрт возьми, надо же забыть о нём…
Читрадрива сосредоточился на голубом камне и тотчас обратил внимание на утопавший в тени небольшой столик. Без сомнения, там и сидела принцесса Катарина, «колдунья», которая дала Лоренцо Гаэтани странную брошь.
– Благодарю вас, ваше высочество, – сказал он, отвесив принцессе церемонный поклон, и в то же самое время попытался мягко проникнуть в её мысли. Если Катарина в самом деле «колдунья», попытка непрошеного вторжения в мысли придётся ей не по вкусу.
К удивлению Читрадривы, сопротивления со стороны принцессы он не почувствовал. И вообще, Катарина почему-то не обратила на «прощупывание» никакого внимания. Ничего враждебного в её мыслях не оказалось, так, первое впечатление, всякий вздор о внешности и прочее в том же духе. Не успел Читрадрива удивиться подобному легкомыслию, как Катарина заговорила вновь:
– Вы просто очаровательны, синьор Андреа. И так непосредственны в обращении… Интересно, где вы научились придворному этикету? Насколько я знаю, князь Данила принял королевский титул совсем недавно и не успел ввести при своём дворе церемониальные условности, подобные нашим.
Коронация Данилы Романовича была для Читрадривы новостью. Сам же вопрос показался полностью бессмысленным. Придворному этикету он специально не учился, однако длительное пребывание в западных землях и встречи с венценосными особами не могли пройти даром, разве это не ясно?
– Сопровождая пленённого хана Бату, я бывал при многих королевских дворах… – начал он, но Катарина нетерпеливым жестом прервала его, указала на стул с высокой спинкой, придвинутый к столику напротив неё, и попросила:
– Ну так присядьте и расскажите. Наш очаровательный барон Гаэтани присутствовал лишь при последнем акте этой великой драмы, а мне интересно узнать, что было в начале.
Читрадрива неуверенно опустился на краешек стула, посмотрел на собеседницу. Принцесса сидела в тени, и черты лица её скрывались в полумраке. Читрадрива успел мельком подумать, что сам он освещён пламенем камина, а потому отлично виден, и что этот приём ему до боли знаком. Принцесса же приподнялась, шурша складками пышного платья и непостижимым образом ухитряясь оставаться в тени, протянула к стоявшей на столе вазе с фруктами руку с изящными пальчиками, взяла сочный персик, подвинула вазу поближе к Читрадриве и проворковала:
– Угощайтесь, синьор Андреа, и начинайте наконец свою интереснейшую повесть. Учтите, я ужасно любопытна и жду вашего рассказа с нетерпением.
Читрадрива вспомнил, что хорошо поел только утром, а к обеду едва притронулся, потому принялся за фрукты с умеренным энтузиазмом, одновременно рассказывая о посещении западных держав, о встрече с правителями, о великой битве под Киевом, вообще о планах обороны города от татарских полчищ. Единственное, чего он старался избегать, так это упоминания о молниях, павших на днепровский лёд посреди зимы.
А вообще всё шло как-то не так. Совсем по-другому он представлял себе встречу с «колдуньей», не такая должна быть между ними беседа… Всё идёт наперекосяк! Глупо, до невозможности глупо. И разговор бессмысленный. Разве за полтора года принцесса не могла узнать о битве под Киевом всего, что её интересовало? Хотя как должна происходить встреча, о чём они обязаны говорить, Читрадрива представлял довольно смутно. Например, трудно вообразить, что «колдуны» сразу же начинают чинно рассуждать о своём тайном ремесле…
Через некоторое время Читрадрива обнаружил, что с ним творится что-то неладное. Сосредоточившись на камне, он давно научился делать несколько дел разом. А теперь никак не мог сосредоточиться! Ему с трудом удавалось припомнить подробности приёма при дворе польского короля и одновременно стараться не поперхнуться, глотая дольки апельсина. Но о том, чтобы при всём этом исподтишка проникнуть в мысли Катарины, не могло быть и речи. Более того, Читрадрива уже почти забыл об этом своём намерении, полностью отдавшись совершенно идиотской, с его точки зрения, беседе. А когда всё же предпринимал робкие попытки заглянуть в мысли принцессы, то начинал чувствовать себя так, словно попал на размытый дождём крутой глинистый откос , где каждую секунду рискуешь поскользнуться и скатиться вниз.
– Ну, а что там у вас приключилось с Гартманом фон Гёте?
Принцесса перебила Читрадриву прямо на середине фразы.
– Это с Готлибом, что ли?.. – на всякий случай уточнил Читрадрива, вконец растерявшись от столь резкой смены темы.
– Ну, с Готлибом, какая разница, – Катарина передёрнула плечиками, встала и пошла куда-то к стене, где тени вовсе сгущались. Читрадрива молчал.
– Прошу вас, продолжайте, – донёсся оттуда мелодичный голос. Звякнул металл о камень. – Не обращайте внимания, я сейчас вернусь.
И пока Читрадрива настороженно пытался понять, что же делает принцесса, она вынырнула из тени и направилась прямо к пылающему камину. В руках Катарины оказалась не то вазочка, не то чашечка на длинной мраморной ножке и с крышечкой, в которой было полным-полно мелких отверстий. Курильница, что ли?
Читрадрива по-прежнему молчал. Принцесса присела около камина, щипцами вытянула из пламени маленькую головешку и бросила под золотую крышечку. Сквозь отверстия пополз сизый дымок. Постепенно комната наполнилась приятным ароматом.
– Обожаю благовония, – Катарина улыбнулась и посмотрев гостю в лицо, спросила: – А вы?
Читрадрива заговорил о пахучих цветах, росших в «тюремном» садике, постепенно сбиваясь на курение ладана в русских церквях, которое очень напоминало, по его мнению, поганские обычаи. Нежный аромат будоражил кровь, которая застучала в висках серебряными молоточками. Читрадрива сбился и потерял нить разговора. Пытаясь продолжить прерванный рассказ, он забормотал что-то о нападении в Барселоне, плавании под охраной, вновь вернулся к описанию миловидной «тюрьмы». Однако теперь его мысли ещё больше путались, он всё чаще умолкал. Катарина же вернулась на прежнее место и опять погрузилась в тень.
Всё это окончательно сбило Читрадриву с толку. Ну что за отвратительная привычка прятаться?! Поступки принцессы удивительно напоминали поведение Готлиба в садовой беседке. Кроме того, Читрадрива не знал, интересуется ли принцесса предметом разговора вообще. Его несказанно раздражала бесцеремонная, истинно женская манера слушать только себя и перебивать собеседника, не дав ему высказаться до конца. И потом, что за резкие изменения темы?
Катарина вновь потянулась за гладкокожим персиком, но теперь не смогла остаться в тени, а на короткое время попала в полосу света. За эти мгновения Читрадрива успел разглядеть её получше. Волосы у принцессы были густые, пышные и чёрные, как вороново крыло, кожа – матово-бледная. А лучистые нежно-голубые глаза горели холодным огнем. Читрадрива постарался припомнить, у кого из встреченных за последнее время людей были такие же ангельски чистые, василькового оттенка глаза. Вспомнить мешал исходивший из курильницы дым. Его седые слои заполнили комнату, Читрадрива утопал в них, задыхался, захлёбывался благовонным ароматом… Но всё же…
Но всё же, само сочетание чёрных волос со светлыми глазами… И аромат… Как всё смешалось… До чего прекрасны эти глаза!!! Даже в темноте видно, как они светятся из-за дымных занавесей и распускаются, словно два очаровательных цветка. Не, не два – четыре, шесть… Вся комната наполнена глазами!!! Катарина везде…
Читрадрива не сразу понял, о чём спрашивает его принцесса. Когда же, приложив неимоверные усилия, наконец собрался с мыслями, вся беседа от начала до конца представилась ему в несколько неожиданном свете. Это же настоящая детская игра! Словно сидят два малыша и уговариваются: давай рассказывать друг другу сказки; только кто первый скажет «дракон», тот проиграл. А он не ребёнок. Он взрослый мужчина! И не желает развлекаться всякими там глупостями. Когда встречаются мужчина и женщина… Нет, не то. Когда встречаются взрослые люди… Нет, два «колдуна»!..
И перешагнув через какой-то внутренний барьер (а мятущееся подсознание изо всех сил вопило вконец помутившемуся рассудку: «Остановись, безумец!»), Читрадрива еле выдавил из себя:
– А не скажете ли мне, ваше высочество, на кого вы похожи: на отца или на мать?
Ему почудилось, что принцесса ощутимо вздрогнула. С некоторым запозданием Читрадрива понял, что прозевал момент, когда можно было попытаться поглубже проникнуть в сознание Катарины. Теперь уже поздно. С холодным смешком принцесса спросила:
– А зачем вам это знать?
– Да так…
– Но всё же? – мягко настаивала Катарина.
– Поверьте, ваше высочество, я спросил просто так.
– Синьор Андреа, отказывая даме в ответе, вы поступаете невежливо. Неужели вы рискнёте предстать передо мной в невыгодном свете?
Принцесса встала со своего места, медленно обошла стол и остановилась за спиной Читрадривы. Ждёт. Но в самом деле, не рассказывать же ей историю своего появления на свет! Чёрт, до чего неловко вышло. Если бы не густой аромат благовоний, он бы сообразил, о чём говорить, как оправдаться… Аромат волновал кровь и словно бы стеснял горло. Теперь Читрадрива дышал с трудом, прерывисто. Время от времени мелкая дрожь пробегала по обмякшему телу, кровь мерными толчками ударяла в голову, перед глазами вспыхивали и гасли яркие искорки, сознание мутилось.
– Я жду, – донеслось сзади. В голосе Катарины появилось лёгкое раздражение.
Читрадрива совсем не хотел злить принцессу, вернувшую ему свободу. Чтобы замять неприятный инцидент, он попытался выразиться в том смысле, что покорно благодарит её высочество за проявленное сочувствие к чужеземцу. Как вдруг сказал совсем не то, что хотел:
– А вы не боитесь оставаться со мной наедине в столь поздний час?
Это ещё что за бестактность?! И как такое с языка сорвалось!..
Звонкий смех показал, что принцесса по достоинству оценила ловушку, в которую гость загнал себя с поразительной неловкостью, и намерена сейчас же воспользоваться его просчётом. У Читрадривы осталось единственное желание – покинуть эту ненавистную душную комнату, но и оно утонуло в недрах угасающего рассудка, сгорело вместе с телом, которое было объято невидимым огнём. Читрадрива чувствовал на себе ласкающий, но в то же время властный взгляд необычных, до боли знакомых глаз Катарины. Никогда он не испытывал столь упорной борьбы рассудка и роковой силы женского колдовства, ломавшего его волю. Отчаявшись, Читрадрива в последний раз попытался вырваться из липкого плена густого как мёд аромата, давившего на мозг свинцовой тяжестью, и залепетал:
– Пощади…
Две огненно-горячие змеи поползли по плечам. Читрадрива вжался в спинку стула и тут понял, что это всего лишь руки принцессы.
– Не увиливайте, синьор Андреа. Не надо.
Он со страхом следил за змеями, подбирающимися к горлу.
– А бояться? – продолжала она. – К чему! Это вы должны меня бояться. Ведь я колдунья, не правда ли?
Катарина заглянула сверху вниз в его голубые глаза. Её пронзительный взгляд жёг Читрадриву, но в то же время привлекал его, манил. Он постепенно растворился в голубизне этих пьянящих глаз. А змеиные головы расщепились на части, и десять обжигающих головешек стали подниматься по щекам и вискам к макушке, перебирая и ероша волосы.
– Главное, мой милый Андреа, не бойся. Страх – плохой советчик. А я не такая уж страшная. Верно?
Васильковые глаза горят, как… как камень перстня! Боже, как он не догадался сразу!
Внезапно волна отчаяния сменилась удивительным покоем. Просто не может быть… Губы… Рядом…
Читрадрива слегка подался вперёд – и их дыхание смешалось.
– А ведь ты дикарь! Настоящий дикарь, – ворвалось в сознание Читрадривы. И он уже не мог сказать, был это восторженный голос принцессы или её мысли, напоминающие остро отточенный нож. Расслабляющий аромат вновь подхватил его и швырнул в пучину страстей.
Неаполь Читрадриве понравился. Город был похож на сад, окружавший его «тюрьму», только увеличенный до невероятных размеров и застроенный разнообразными домами, начиная с бедных лачуг окраины и кончая богатыми дворцами вельмож. А при въезде в королевскую резиденцию у него вообще захватило дух от восторга. Даже несмотря на то, что подъезжали они ко дворцу с тыльной стороны.
– Вы уж простите, любезный сеньор Андреас, но не можем же мы явиться с парадного хода в таком виде! Клянусь честью, это было бы невежливо по отношению к её высочеству, – Гаэтани брезгливо оттянул двумя пальцами измятый, серый от въевшейся пыли ворот рубашки и глубокомысленно добавил: – И вообще, этикет…
– Я принимаю извинения, – с безразличным видом сказал Читрадрива.
Возможно, молодой барон почувствовал внутреннее равнодушие Читрадривы, поскольку бросил на спутника удивлённый взгляд. Может быть, он подумал также о странных нравах, царящих на Руси. Но воздержался от замечаний, а спросил лишь:
– Вам помочь нести ваш узел? – и когда Читрадрива решительно отказался расстаться с рукописями, вылез из повозки и повёл его в одну из пристроек.
Читрадрива шёл за Лоренцо и, сосредоточившись на перстне, пытался разобраться, восстановились ли его сверхъестественные способности. Читрадрива нисколько не сомневался в том, что в самое ближайшее время столкнётся с «колдуном». То есть с «колдуньей». Значит, надо быть начеку…
Но пока что никакой опасности Читрадрива не чувствовал. Он по-прежнему ясно ощущал лишь противодействие броши принцессы, которую Гаэтани положил в карман, чтобы вернуть хозяйке. А стены дворца колдовству не противодействовали. В отличие от стен «тюрьмы», из которой он чудом вырвался… То есть из которой Читрадриву вырвали по указу высокородной «колдуньи», не следует забывать этого…
Постепенно в груди зарождалось и крепло подозрительное желание расслабиться. Этому способствовал и полумрак сводчатых коридоров и переходов, особенно приятный после яркого солнечного сияния, и витавшие здесь дивные ароматы (судя по грохоту кастрюль и посуды, неподалёку располагалась кухня), но самое главное – сознание свободы. Не хотелось верить, что вырвавшись из одной тюрьмы, можно запросто угодить в другую! Если принцесса Катарина желает ему зла, достаточно было оставить пленника в лапах Готлиба-Гартмана, подручные которого никогда не выпустили бы добычу. А может, по указке холодно-расчётливого предводителя рано или поздно убили бы Читрадриву.
– Ну, вот мы и пришли. Надеюсь, друг мой, вам здесь понравится.
Читрадрива проскользнул в дверь, которую распахнул перед ним Лоренцо. Просторная комната с высоким потолком в общем-то напоминала место его прежнего заключения: кровать с дурацким балдахином, стол, пара стульев с высокими спинками, подсвечник с тремя свечами, в стене – кольца с потухшими факелами. Правда, мебель выглядела более добротной. Да и окон в отличие от «тюрьмы» было несколько, на всех – цветные витражи в свинцовых рамах.
– Разумеется, понравится. Особенно, если здесь есть приличная библиотека,
– невозмутимо заметил Читрадрива, который предпочёл скрыть свой истинный интерес.
Лоренцо как-то нервно усмехнулся, качнулся на носках, пробормотал:
– Вот ответ истинного учёного, – хотел добавить что-то ещё, но лишь махнул рукой, похлопал Читрадриву по плечу и вышел.
– Надеюсь на скорую встречу, друг мой, – донёсся уже из коридора голос молодого барона, и дверь закрылась.
Читрадрива подошёл к кровати и увидел аккуратно разложенную на покрывале одежду. Чтобы не измять её, он бережно опустил узел с пергаментами на край кровати, развязал одеяло, перенёс на стол груду свитков и расшитых страниц. Затем переоделся во всё чистое, с некоторым удивлением отметив про себя, что скроенный по местной моде костюм пришёлся ему как раз впору, и вернулся к столу.
Как же проверить, восстановились ли утраченные им способности? Можно, конечно, попробовать перенестись на хозяйственный двор, к тому месту, куда подъехали повозки. Но есть риск наткнуться там на прислугу или того хуже – на принимавших участие в налёте людей. А может, даже на самого Гаэтани. Как объяснить Лоренцо своё появление? И что он подумает? Судя по поведению барона, он и не подозревает о скрытых талантах принцессы Катарины. Её брошь была для него не более чем дорожным пропуском, но никак не колдовским амулетом. Вряд ли ревностный христианин, некогда готовившийся стать священником и искренне уважающий богословские знания чужеземца-русича, согласился бы взять в руки такую гадость.
В конце концов, Читрадрива решил не экспериментировать наспех, а подождать удобного случая. Не оставят же его надолго без внимания!
И действительно, через некоторое время в комнату явился слуга, державший накрытое крышкой расписное фарфоровое блюдо. Не подозревая, что гость принцессы плохо знает итальянский язык – а тем более, его неаполитанский диалект, – слуга неразборчиво протараторил несколько фраз и выжидательно посмотрел на Читрадриву. А тот, сосредоточившись на камне, сумел отчётливо понять все ньюансы сказанного: слуга хочет услышать мнение «его милости» насчёт того, прожаривать мясо в следующий раз сильнее или подавать слегка недожаренным, как и положено по рецепту; поскольку синьор Андреа не является уроженцем Неаполя, он может не принимать традиций местной кухни…
– Нет-нет, всё хорошо. Я веду походный образ жизни, привык к разнообразию еды и никогда не привередничаю, – сказал Читрадрива на анхито. Он произносил слова, не отрывая глаз от лежавшего у него на коленях свитка и не поднимая лица, чтобы слуга не видел движений его губ.
– Благодарю вас, ваша милость, – и слуга удалился, не заподозрив подвоха.
А Читрадрива наконец поднял голову и посмотрел на затворившуюся дверь. Если он свободно читает мысли других и так же свободно передаёт им свои мысли, раз для него вновь не существует языкового барьера, можно смело предположить, что и остальные его способности пришли в норму. Значит, всё в порядке! Теперь он вновь может применять своё искусство! Хотя бы хайен-эрец…
Ободрённый Читрадрива для начала расправился с принесённым слугой кушаньем, которое было выше всяких похвал. Затем отставил блюдо с объедками в сторону и принялся приводить в порядок перевод. Плохо, что он расшил фолианты, когда решил бежать, потому что впопыхах брошенные на одеяло страницы и свитки с исправлениями перемешались как попало, и теперь предстояло потратить уйму времени только на то, чтобы хоть как-то систематизировать эту груду пергамента.
Несколько раз его сердце начинало учащённо биться, возникало ощущение, что за ним следят. Поэтому Читрадрива держал мысленный образ голубого камня на краешке сознания. Когда опасения насчёт слежки крепли, он «прощупывал» всё вокруг и убеждался: оснований для беспокойства нет, чувство опасности – это просто игра воображения, вызванная переменой обстановки. Тогда он брался за работу с удвоенной энергией.
Читрадрива настолько увлёкся, что не обратил особого внимания на то, какие блюда были поданы на обед. К еде он едва притронулся, продолжая увлечённо читать и перечитывать страницы. Во всех злоключениях Читрадривы, несомненно, был один положительный момент: он имел массу свободного времени и усовершенствовал свой перевод настолько, насколько это вообще было возможно. Теперь ему никак нельзя вновь попадать в заключение – он просто свихнётся от скуки и безделья. Ну, разве что его посадят вместе с Лоренцо, дабы они могли продолжить свои религиозные диспуты…
При этой мысли Читрадрива усмехнулся.
Он продолжал работать до самого вечера, когда вновь пришёл всё тот же слуга и пригласил «его милость» следовать за собой. Читрадрива мигом насторожился. Прежняя обострённая недоверчивость и ожидание неизвестного вернулись к нему. Он поправил одежду, манжеты рубашки, как бы невзначай коснувшись перстня приободрился, предусмотрительно повернул его камнем вниз и направился вслед за провожатым, который поднял высоко над головой витиеватый бронзовый подсвечник. Они долго плутали лабиринтом коридоров и переходов, раза два спускались и поднимались по узеньким лестницам, пока не очутились перед небольшой дверцей, окованной железными полосами.
– Пожалуйте, ваша милость, – слегка поклонившись, слуга пропустил Читрадриву вперёд, но сам в дверь не вошёл, а прикрыл её снаружи.
– Добрый вечер, – донеслось до Читрадривы приятное грудное контральто.
Он замер и в некоторой растерянности принялся озираться по сторонам. В комнате, оказавшейся против ожидания довольно просторной, царил полумрак, и обладателя мелодичного голоса видно не было.
– Да проходите же, не стойте в дверях, – возмутилось контральто.
Читрадрива неуверенно шагнул к самой яркой, пожалуй, даже ослепительной после мрака коридоров точке комнаты – к пылающему камину. И сейчас же стряхнул оцепенение, как-то разом овладевшее им. Перстень! Чёрт возьми, надо же забыть о нём…
Читрадрива сосредоточился на голубом камне и тотчас обратил внимание на утопавший в тени небольшой столик. Без сомнения, там и сидела принцесса Катарина, «колдунья», которая дала Лоренцо Гаэтани странную брошь.
– Благодарю вас, ваше высочество, – сказал он, отвесив принцессе церемонный поклон, и в то же самое время попытался мягко проникнуть в её мысли. Если Катарина в самом деле «колдунья», попытка непрошеного вторжения в мысли придётся ей не по вкусу.
К удивлению Читрадривы, сопротивления со стороны принцессы он не почувствовал. И вообще, Катарина почему-то не обратила на «прощупывание» никакого внимания. Ничего враждебного в её мыслях не оказалось, так, первое впечатление, всякий вздор о внешности и прочее в том же духе. Не успел Читрадрива удивиться подобному легкомыслию, как Катарина заговорила вновь:
– Вы просто очаровательны, синьор Андреа. И так непосредственны в обращении… Интересно, где вы научились придворному этикету? Насколько я знаю, князь Данила принял королевский титул совсем недавно и не успел ввести при своём дворе церемониальные условности, подобные нашим.
Коронация Данилы Романовича была для Читрадривы новостью. Сам же вопрос показался полностью бессмысленным. Придворному этикету он специально не учился, однако длительное пребывание в западных землях и встречи с венценосными особами не могли пройти даром, разве это не ясно?
– Сопровождая пленённого хана Бату, я бывал при многих королевских дворах… – начал он, но Катарина нетерпеливым жестом прервала его, указала на стул с высокой спинкой, придвинутый к столику напротив неё, и попросила:
– Ну так присядьте и расскажите. Наш очаровательный барон Гаэтани присутствовал лишь при последнем акте этой великой драмы, а мне интересно узнать, что было в начале.
Читрадрива неуверенно опустился на краешек стула, посмотрел на собеседницу. Принцесса сидела в тени, и черты лица её скрывались в полумраке. Читрадрива успел мельком подумать, что сам он освещён пламенем камина, а потому отлично виден, и что этот приём ему до боли знаком. Принцесса же приподнялась, шурша складками пышного платья и непостижимым образом ухитряясь оставаться в тени, протянула к стоявшей на столе вазе с фруктами руку с изящными пальчиками, взяла сочный персик, подвинула вазу поближе к Читрадриве и проворковала:
– Угощайтесь, синьор Андреа, и начинайте наконец свою интереснейшую повесть. Учтите, я ужасно любопытна и жду вашего рассказа с нетерпением.
Читрадрива вспомнил, что хорошо поел только утром, а к обеду едва притронулся, потому принялся за фрукты с умеренным энтузиазмом, одновременно рассказывая о посещении западных держав, о встрече с правителями, о великой битве под Киевом, вообще о планах обороны города от татарских полчищ. Единственное, чего он старался избегать, так это упоминания о молниях, павших на днепровский лёд посреди зимы.
А вообще всё шло как-то не так. Совсем по-другому он представлял себе встречу с «колдуньей», не такая должна быть между ними беседа… Всё идёт наперекосяк! Глупо, до невозможности глупо. И разговор бессмысленный. Разве за полтора года принцесса не могла узнать о битве под Киевом всего, что её интересовало? Хотя как должна происходить встреча, о чём они обязаны говорить, Читрадрива представлял довольно смутно. Например, трудно вообразить, что «колдуны» сразу же начинают чинно рассуждать о своём тайном ремесле…
Через некоторое время Читрадрива обнаружил, что с ним творится что-то неладное. Сосредоточившись на камне, он давно научился делать несколько дел разом. А теперь никак не мог сосредоточиться! Ему с трудом удавалось припомнить подробности приёма при дворе польского короля и одновременно стараться не поперхнуться, глотая дольки апельсина. Но о том, чтобы при всём этом исподтишка проникнуть в мысли Катарины, не могло быть и речи. Более того, Читрадрива уже почти забыл об этом своём намерении, полностью отдавшись совершенно идиотской, с его точки зрения, беседе. А когда всё же предпринимал робкие попытки заглянуть в мысли принцессы, то начинал чувствовать себя так, словно попал на размытый дождём крутой глинистый откос , где каждую секунду рискуешь поскользнуться и скатиться вниз.
– Ну, а что там у вас приключилось с Гартманом фон Гёте?
Принцесса перебила Читрадриву прямо на середине фразы.
– Это с Готлибом, что ли?.. – на всякий случай уточнил Читрадрива, вконец растерявшись от столь резкой смены темы.
– Ну, с Готлибом, какая разница, – Катарина передёрнула плечиками, встала и пошла куда-то к стене, где тени вовсе сгущались. Читрадрива молчал.
– Прошу вас, продолжайте, – донёсся оттуда мелодичный голос. Звякнул металл о камень. – Не обращайте внимания, я сейчас вернусь.
И пока Читрадрива настороженно пытался понять, что же делает принцесса, она вынырнула из тени и направилась прямо к пылающему камину. В руках Катарины оказалась не то вазочка, не то чашечка на длинной мраморной ножке и с крышечкой, в которой было полным-полно мелких отверстий. Курильница, что ли?
Читрадрива по-прежнему молчал. Принцесса присела около камина, щипцами вытянула из пламени маленькую головешку и бросила под золотую крышечку. Сквозь отверстия пополз сизый дымок. Постепенно комната наполнилась приятным ароматом.
– Обожаю благовония, – Катарина улыбнулась и посмотрев гостю в лицо, спросила: – А вы?
Читрадрива заговорил о пахучих цветах, росших в «тюремном» садике, постепенно сбиваясь на курение ладана в русских церквях, которое очень напоминало, по его мнению, поганские обычаи. Нежный аромат будоражил кровь, которая застучала в висках серебряными молоточками. Читрадрива сбился и потерял нить разговора. Пытаясь продолжить прерванный рассказ, он забормотал что-то о нападении в Барселоне, плавании под охраной, вновь вернулся к описанию миловидной «тюрьмы». Однако теперь его мысли ещё больше путались, он всё чаще умолкал. Катарина же вернулась на прежнее место и опять погрузилась в тень.
Всё это окончательно сбило Читрадриву с толку. Ну что за отвратительная привычка прятаться?! Поступки принцессы удивительно напоминали поведение Готлиба в садовой беседке. Кроме того, Читрадрива не знал, интересуется ли принцесса предметом разговора вообще. Его несказанно раздражала бесцеремонная, истинно женская манера слушать только себя и перебивать собеседника, не дав ему высказаться до конца. И потом, что за резкие изменения темы?
Катарина вновь потянулась за гладкокожим персиком, но теперь не смогла остаться в тени, а на короткое время попала в полосу света. За эти мгновения Читрадрива успел разглядеть её получше. Волосы у принцессы были густые, пышные и чёрные, как вороново крыло, кожа – матово-бледная. А лучистые нежно-голубые глаза горели холодным огнем. Читрадрива постарался припомнить, у кого из встреченных за последнее время людей были такие же ангельски чистые, василькового оттенка глаза. Вспомнить мешал исходивший из курильницы дым. Его седые слои заполнили комнату, Читрадрива утопал в них, задыхался, захлёбывался благовонным ароматом… Но всё же…
Но всё же, само сочетание чёрных волос со светлыми глазами… И аромат… Как всё смешалось… До чего прекрасны эти глаза!!! Даже в темноте видно, как они светятся из-за дымных занавесей и распускаются, словно два очаровательных цветка. Не, не два – четыре, шесть… Вся комната наполнена глазами!!! Катарина везде…
Читрадрива не сразу понял, о чём спрашивает его принцесса. Когда же, приложив неимоверные усилия, наконец собрался с мыслями, вся беседа от начала до конца представилась ему в несколько неожиданном свете. Это же настоящая детская игра! Словно сидят два малыша и уговариваются: давай рассказывать друг другу сказки; только кто первый скажет «дракон», тот проиграл. А он не ребёнок. Он взрослый мужчина! И не желает развлекаться всякими там глупостями. Когда встречаются мужчина и женщина… Нет, не то. Когда встречаются взрослые люди… Нет, два «колдуна»!..
И перешагнув через какой-то внутренний барьер (а мятущееся подсознание изо всех сил вопило вконец помутившемуся рассудку: «Остановись, безумец!»), Читрадрива еле выдавил из себя:
– А не скажете ли мне, ваше высочество, на кого вы похожи: на отца или на мать?
Ему почудилось, что принцесса ощутимо вздрогнула. С некоторым запозданием Читрадрива понял, что прозевал момент, когда можно было попытаться поглубже проникнуть в сознание Катарины. Теперь уже поздно. С холодным смешком принцесса спросила:
– А зачем вам это знать?
– Да так…
– Но всё же? – мягко настаивала Катарина.
– Поверьте, ваше высочество, я спросил просто так.
– Синьор Андреа, отказывая даме в ответе, вы поступаете невежливо. Неужели вы рискнёте предстать передо мной в невыгодном свете?
Принцесса встала со своего места, медленно обошла стол и остановилась за спиной Читрадривы. Ждёт. Но в самом деле, не рассказывать же ей историю своего появления на свет! Чёрт, до чего неловко вышло. Если бы не густой аромат благовоний, он бы сообразил, о чём говорить, как оправдаться… Аромат волновал кровь и словно бы стеснял горло. Теперь Читрадрива дышал с трудом, прерывисто. Время от времени мелкая дрожь пробегала по обмякшему телу, кровь мерными толчками ударяла в голову, перед глазами вспыхивали и гасли яркие искорки, сознание мутилось.
– Я жду, – донеслось сзади. В голосе Катарины появилось лёгкое раздражение.
Читрадрива совсем не хотел злить принцессу, вернувшую ему свободу. Чтобы замять неприятный инцидент, он попытался выразиться в том смысле, что покорно благодарит её высочество за проявленное сочувствие к чужеземцу. Как вдруг сказал совсем не то, что хотел:
– А вы не боитесь оставаться со мной наедине в столь поздний час?
Это ещё что за бестактность?! И как такое с языка сорвалось!..
Звонкий смех показал, что принцесса по достоинству оценила ловушку, в которую гость загнал себя с поразительной неловкостью, и намерена сейчас же воспользоваться его просчётом. У Читрадривы осталось единственное желание – покинуть эту ненавистную душную комнату, но и оно утонуло в недрах угасающего рассудка, сгорело вместе с телом, которое было объято невидимым огнём. Читрадрива чувствовал на себе ласкающий, но в то же время властный взгляд необычных, до боли знакомых глаз Катарины. Никогда он не испытывал столь упорной борьбы рассудка и роковой силы женского колдовства, ломавшего его волю. Отчаявшись, Читрадрива в последний раз попытался вырваться из липкого плена густого как мёд аромата, давившего на мозг свинцовой тяжестью, и залепетал:
– Пощади…
Две огненно-горячие змеи поползли по плечам. Читрадрива вжался в спинку стула и тут понял, что это всего лишь руки принцессы.
– Не увиливайте, синьор Андреа. Не надо.
Он со страхом следил за змеями, подбирающимися к горлу.
– А бояться? – продолжала она. – К чему! Это вы должны меня бояться. Ведь я колдунья, не правда ли?
Катарина заглянула сверху вниз в его голубые глаза. Её пронзительный взгляд жёг Читрадриву, но в то же время привлекал его, манил. Он постепенно растворился в голубизне этих пьянящих глаз. А змеиные головы расщепились на части, и десять обжигающих головешек стали подниматься по щекам и вискам к макушке, перебирая и ероша волосы.
– Главное, мой милый Андреа, не бойся. Страх – плохой советчик. А я не такая уж страшная. Верно?
Васильковые глаза горят, как… как камень перстня! Боже, как он не догадался сразу!
Внезапно волна отчаяния сменилась удивительным покоем. Просто не может быть… Губы… Рядом…
Читрадрива слегка подался вперёд – и их дыхание смешалось.
– А ведь ты дикарь! Настоящий дикарь, – ворвалось в сознание Читрадривы. И он уже не мог сказать, был это восторженный голос принцессы или её мысли, напоминающие остро отточенный нож. Расслабляющий аромат вновь подхватил его и швырнул в пучину страстей.
Глава XVII
ВЕЛИКАЯ СМУТА
Ещё в ушах бунтовщиков отдавались предсмертные крики их жертв, ещё волновалась под крутым обрывом Волга, шли по воде круги, а толпа уже отхлынула от берега, потекла вспять, мимо догорающих хоромов, вылилась на большую дорогу и тёмно-серой массой заструилась на юго-восток. По пути она всё росла и множилась, гудела, точно пчелиный рой, ощетинивалась кольями, вилами, рогатинами, косами и цепами, как ёж иглами.
Но если толпа двигалась довольно медленно, покрывая версту не меньше чем за четверть часа, то всадники не мешкали. Оседлав коней, бывшие гридни покойного углицкого князя с копьями наперевес вихрем неслись в том же направлении. Предводительствовал здесь ловчий Никита, за которым мчался послушник, уверовавший наконец, что есть ещё последний шанс спасти родимую землю от власти нечестивцев.
Следом за головным отрядом скакали другие всадники, вооружённые чем попало и каждый на такой лошади, какую успел раздобыть. Они могли и поотстать, а поотстав, порассказать в попадавшихся по пути селениях такие страсти, что всяк выдёргивал из плетня кол или хватался за любой подвернувшийся под руку инструмент и вливался в общий людской поток.
Ах, как ошибся Владимир Константинович, как ошибся!.. И случилось всё из-за чистого пустяка. Ничтожный слуга вообразил невесть что насчёт князя, и хитроумный, тщательно взвешенный план пошёл прахом, мало того – обернулся для него катастрофой.
В те роковые минуты, когда небольшая кучка подстрекаемых Никитой бунтарей спешила от поруба ко дворцу, князь был занят составлением посланий влиятельным родичам, на поддержку которых рассчитывал, и старался не отвлекаться на посторонние дела. Поэтому он сначала не обратил внимания на странный шум, который поднялся под окнами дворца. Однако шум нарастал и наконец сделался таким громким, что стал мешать работе. И не успел Владимир Константинович послать кого-нибудь из слуг для выяснения причины шума, как двери гридницы сорвались с петель, грохнулись на пол, и в помещение вломились вооружённые чем попало люди с искажёнными яростной злобой лицами.
Находившиеся при князе гридни не сплоховали: в их руках сверкнули мечи. На один-единственный миг толпа замерла. Возможно, если бы Владимир Константинович знал, в чём дело, он бы попытался исправить положение. Да только князь растерялся. И тогда из раздавшейся людской массы вынырнул проклятый болван Никита в окружении тюремных стражников, вращая налитыми кровью глазами, выбросил вперёд руку с оттопыренным указательным пальцем и рявкнул прямо в лицо князю:
– Продался!!! Он продался сатане и нас продал со всеми потрохами!!!
Гридни в ужасе отпрянули от своего господина. Да что ж это такое творится?! Следовало действовать решительно и немедленно показать, кто хозяин положения. Владимир Константинович вырвал из рук ближайшего стражника меч и бросился на безумца. Но из толпы уже выступили гридни, находившиеся до того во дворе. Эти олухи, заранее просвещённые прибывшими смутьянами, не желая «покориться дьяволу», поспешили примкнуть к мятежникам, а теперь накинулись на своего господина и тех, кто попытался защитить его несмотря на ужасное обвинение. Завязалась драка, в которой гораздо более многочисленные бунтовщики быстро одержали верх.
Но если толпа двигалась довольно медленно, покрывая версту не меньше чем за четверть часа, то всадники не мешкали. Оседлав коней, бывшие гридни покойного углицкого князя с копьями наперевес вихрем неслись в том же направлении. Предводительствовал здесь ловчий Никита, за которым мчался послушник, уверовавший наконец, что есть ещё последний шанс спасти родимую землю от власти нечестивцев.
Следом за головным отрядом скакали другие всадники, вооружённые чем попало и каждый на такой лошади, какую успел раздобыть. Они могли и поотстать, а поотстав, порассказать в попадавшихся по пути селениях такие страсти, что всяк выдёргивал из плетня кол или хватался за любой подвернувшийся под руку инструмент и вливался в общий людской поток.
Ах, как ошибся Владимир Константинович, как ошибся!.. И случилось всё из-за чистого пустяка. Ничтожный слуга вообразил невесть что насчёт князя, и хитроумный, тщательно взвешенный план пошёл прахом, мало того – обернулся для него катастрофой.
В те роковые минуты, когда небольшая кучка подстрекаемых Никитой бунтарей спешила от поруба ко дворцу, князь был занят составлением посланий влиятельным родичам, на поддержку которых рассчитывал, и старался не отвлекаться на посторонние дела. Поэтому он сначала не обратил внимания на странный шум, который поднялся под окнами дворца. Однако шум нарастал и наконец сделался таким громким, что стал мешать работе. И не успел Владимир Константинович послать кого-нибудь из слуг для выяснения причины шума, как двери гридницы сорвались с петель, грохнулись на пол, и в помещение вломились вооружённые чем попало люди с искажёнными яростной злобой лицами.
Находившиеся при князе гридни не сплоховали: в их руках сверкнули мечи. На один-единственный миг толпа замерла. Возможно, если бы Владимир Константинович знал, в чём дело, он бы попытался исправить положение. Да только князь растерялся. И тогда из раздавшейся людской массы вынырнул проклятый болван Никита в окружении тюремных стражников, вращая налитыми кровью глазами, выбросил вперёд руку с оттопыренным указательным пальцем и рявкнул прямо в лицо князю:
– Продался!!! Он продался сатане и нас продал со всеми потрохами!!!
Гридни в ужасе отпрянули от своего господина. Да что ж это такое творится?! Следовало действовать решительно и немедленно показать, кто хозяин положения. Владимир Константинович вырвал из рук ближайшего стражника меч и бросился на безумца. Но из толпы уже выступили гридни, находившиеся до того во дворе. Эти олухи, заранее просвещённые прибывшими смутьянами, не желая «покориться дьяволу», поспешили примкнуть к мятежникам, а теперь накинулись на своего господина и тех, кто попытался защитить его несмотря на ужасное обвинение. Завязалась драка, в которой гораздо более многочисленные бунтовщики быстро одержали верх.