Страница:
как следует позаниматься, прежде чем приступать к какой-либо
практике.
- О, не будь столь строг к бедной запутавшейся девочке,-
вмешался Мефистофель. Он знал, что, проявляя великодушие к
побежденной, выглядит очень эффектно; к тому же в голове у
него уже начал созревать план, как использовать сложившуюся
ситуацию в пользу Зла.- Пусть она остается наблюдателем.
Только пускай больше ни во что не вмешивается.
- Ты слышала, что говорят старшие? - строго спросил
Михаил у Илит.
- Слышала,- ответила она.- Но никогда не думала, что
услышу из уст архангела приказ повиноваться адскому духу!
- Подрастешь - и поймешь многое из того, чего сейчас не
понимаешь,- Михаил поправил полотенце, слишком узкое для того,
чтобы как следует прикрыть его атлетическую фигуру.- Я вижу,
что тебе еще долго придется учиться, прежде чем ты станешь
настоящим ангелом... Итак, конфликт улажен, и мне можно,
наконец, принять ванну? - добавил он, обращаясь к Мефистофелю.
- Да-да, конечно,- ответил Мефистофель.- Извини, что
потревожил тебя.
- А ты,- Михаил поглядел на Илит сверху вниз,- помни о
том, что я тебе сказал. Твори Добро, но знай меру. И не
поднимай бурю в стакане воды. Это приказ, понятно?
Сказав это, он бесследно исчез. Илит тотчас же уничтожила
Зеркальную Тюрьму. Мак вышел наружу, удивленно оглядываясь.
Мефистофель улыбнулся и растаял в воздухе.
- Кажется, я вернулся назад,- сказал Мак.- А как
принцесса? Вы уже поговорили с нею?
- Занимайся своим делом,- ответила Илит и тоже исчезла.
После освобождения из Зеркальной Тюрьмы Мак попрощался со
смущенной принцессой Иреной и направился в другое крыло
дворца, чтобы предупредить Марко Поло о грозящей ему
опасности. Однако найти обратный путь оказалось значительно
труднее, чем добраться до покоев принцессы. Мак очень спешил,
помня, что каждая минута промедления может обернуться бедой, и
второпях свернул не в тот коридор. Запутавшись в лабиринте
пересекающихся друг с другом переходов, бесчисленных винтовых
лестниц, арок и узких тоннелей, ведущих неведомо куда, он
попал в совершенно незнакомую ему часть дворца. Мак понял, что
заблудился. В отчаянии бросившись в один из бесконечных
извилистых коридоров, он наконец вышел в огромный, ярко
освещенный зал. Здесь было так много людей, что сперва Мак
подумал, уж не вышел ли он из дворца на крытую базарную
площадь через какой-нибудь черный ход. Оглядевшись, он понял,
что все еще находится в ханском дворце. Где-то вдалеке резко
провыли трубы и гулко ударили огромные барабаны. Мак бросился
в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Ему пришлось
изрядно проплутать по дворцу, прежде чем он добрался до
гостевых покоев. Тяжело дыша от усталости, он распахнул дверь
в комнаты Марко, даже не постучав:
- Марко! У меня есть сообщение чрезвычайной важности!..
Но ему ответило только слабое эхо, отразившееся от стен
пустой комнаты - Марко в ней не было.
Мак понял, что, пока он находился в зеркальной камере,
прошло несколько часов. Сейчас, должно быть, уже вечер - Мак
не заметил, как он наступил, ведь во внутренних покоях дворца
и днем и ночью царит полумрак, рассеиваемый лишь неярким
светом настенных фонарей под цветными стеклянными колпаками.
Мак вышел из пустой комнаты и побежал по пустым коридорам в
Большой Банкетный Зал. На этот раз ему повезло, и он не сбился
с дороги. Протолкавшись сквозь небольшую толпу стражников,
собравшуюся у дверей, он вошел в уже знакомый ему зал.
Пир был в самом разгаре. Кублай-хан и наиболее
приближенные к нему лица сидели на специальном возвышении в
другом конце зала, напротив дверей. Марко и принцесса Ирена
занимали почетные места чуть пониже ханского трона, стоявшего
выше всех. Мак заметил еще несколько знакомых лиц, в том числе
и придворного мудреца, облаченного в расшитую звездами мантию
и островерхий колпак. Несколько музыкантов наигрывали приятные
мелодии; рядом с ними на маленькой сцене кривлялся шут с грубо
раскрашенным лицом - на нем были широкие штаны из козьего меха
и рубашка, сшитая из разноцветных лоскутов. Никто не слушал
музыкантов и не обращал внимания на шута. Глаза всех
присутствующих были устремлены на Мака.
Наступила тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками
музыкальных инструментов и репликами шута. Маку она показалась
особенно зловещей - так перед грозой затихает ветер и
примолкают птицы. Мак смущенно откашлялся, чтобы прочистить
горло, а заодно выиграть несколько секунд в этом немом
поединке с притихшим залом, и наконец проговорил:
- Марко, я очень рад, что вовремя нашел вас. Против вас
составлен заговор. Я подслушал один важный разговор, когда шел
через внутренний двор, где упражнялись солдаты. Среди них было
двое из Тира, они говорили...
Марко поднял руку, прервав его на полуслове:
- Вы имеете в виду кого-нибудь из присутствующих здесь?
Оглядевшись, Мак заметил среди стражи двух бородатых
солдат - тех самых, которые обсуждали свои коварные планы во
время передышки между двумя учебными поединками.
- Вот эти двое,- сказал он.
- Весьма любопытно,- ответил Марко.- Дело в том, что они
сами подошли ко мне около часа тому назад и предупредили о
существовании заговора. Они назвали главного заговорщика. Это
- вы.
- Неправда.
- Вы заплатили им довольно большую сумму за мою голову.
Так они говорят.
- Они пытаются обмануть вас, чтобы выйти сухими из воды.
Не верьте им! Я сказал вам чистую правду!
- Я вам не верю. Я уже давно начал подозревать вас,-
сказал Марко и, повернувшись лицом к хану, спросил: - Не будет
ли мне дозволено провести расследование, дабы обличить этого
человека перед всеми, как лжеца и мошенника?
- Конечно, проводи,- важно кивнул головой Кублай-хан.-
Нам очень нравится западный способ ведения судебных процессов.
Особенно пытки, которые применяют при допросе преступников,
упорствующих в отрицании своей вины.
- Пусть говорит принцесса Ирена.
Принцесса восседала на маленьком троне, установленном на
том же возвышении, где сидел Великий Хан со своими
приближенными, чуть в стороне от мест, отведенных для
родственников Кублай-хана и высших придворных сановников. На
ней была небесно-голубая мантия, расшитая золотыми цветами,
удивительно гармонировавшая с ее светлыми волосами и
ослепительно-белой кожей, - с тех пор как Мак покинул ее
апартаменты, у принцессы было немало времени, чтобы
переодеться для пира, и нужно сказать, что наряд ее был
подобран как нельзя более тщательно. Она казалась воплощением
самой невинности, когда, раскрыв свой яркий ротик, проговорила
на ломаном монгольском:
- Эта выскочка пришел моя комната, которая ни одна
мужчина нельзя входить. Он делал мне бестактность, говорил на
мой родной язык, но на такое наречие, которое говорят между
себя только члены одной семьи или грубые люди, которые хотят
угрожать. Я очень боялась за своя жизнь, потому что чужеземец,
который говорит тебе на это наречие, верно хочет тебя убить.
Я... э-э... обморочилась... упала в обморок, а когда я встала,
он уже ушел - наверно, его испугал шум в коридоре. Он
вообще... э-э... казал мне себя... выглядел как трус. Потом я
переодела себя в эта голубая мантия и пришла сюда.
- Ложь, все ложь,- сказал Мак.- Вы, Марко, сами послали
меня к принцессе!
- _Я_? Я послал вас к принцессе? - венецианец закатил
глаза и сделал какой-то нелепый театральный жест, очевидно,
желая привлечь внимание хана. Затем, повернувшись лицом к
собравшимся в зале придворным, он спросил:
- Господа, вы знаете меня уже достаточно давно, чтобы я
мог призвать вас в качестве свидетелей. Я при дворе уже
семнадцать лет. Нарушил ли я хоть раз за это время монгольские
законы? Оскорбил ли общественное мнение? Совершил ли хоть
сколько-нибудь тяжкий проступок, который не подобает совершать
порядочному человеку?
Единственный звук, который донесся до ушей встревоженного
Мака, было поскрипывание и потрескивание костей, когда все
гости как один закачали головами: "нет, нет". Маку показалось,
что даже отрубленные головы, сложенные в пирамиды у оснований
колонн, покачиваются: "нет, нет".
- Теперь все ясно! - воскликнул Мак.- Марко Поло задумал
убрать меня с помощью лжи и хорошо продуманной интриги. Он не
терпит соперников при дворе и расправляется с ними самым
недостойным образом. Он боится, как бы образованный и кое-что
уже повидавший чужеземец не отнял у него хотя бы малую долю
ханских милостей. Ну и, конечно, он завидует мне: ведь я -
офирский посол, а он - всего лишь торговец и сын торговца.
- Что касается последнего,- ответил Марко,- пусть мудрец
говорит!
Высокий худой старик неспешно поднялся, оправляя широкую
мантию, расшитую звездами и малопонятными знаками. Водрузив на
крючковатый нос очки в оправе из тонкой проволоки, он долго
откашливался, прочищая горло, и наконец произнес скрипучим
старческим голосом:
- Я созвал всех ученых мужей Пекина на совет, и вот что
сказали мне люди, сведущие в географии и в истории народов. На
земле нет такого места, которое называется Офир. Наши мудрецы
утверждают, что если такой город и существовал когда-то, то он
погиб много веков назад в результате некой катастрофы -
наводнения или извержения вулкана. И, конечно, все единодушно
заявили, что даже если бы такой город _действительно_
существовал в наше время, то его правители вряд ли назначили
бы немца послом своего государства.
Мак заломил руки в припадке отчаяния. Гнев, обида и
возмущение затопили в этот миг его рассудок. Он хрустел
пальцами, притопывал от волнения носком туфли по полу, но ни
одна спасительная мысль не приходила ему в голову. Он стоял,
не зная, что теперь говорить и что делать. Молчание нарушил
сам Великий Хан:
- Нам не хотелось бы делать этого, ибо мы известны как
мудрый и милостивый правитель, и двор наш - один из самых
передовых в мире, что, конечно, исключает жестокое обращение с
чужестранцами. Однако сей человек был обличен пред собранием
лиц, равных ему по рождению, в плутовстве и самозванстве,
поскольку он назвался послом несуществующей страны, а также в
преступном совращении женщины королевской крови. По обычаям,
принятым при нашем дворе, он должен быть водворен в тюрьму,
где его предадут пыткам, которым подвергают всех самозванцев и
обманщиков, а затем его надлежит удавить, вырезать его
внутренности, утопить, четвертовать и, наконец, сжечь.
- Это мудрое решение,- сказал Марко.- Но обычно к такой
смерти приговаривают простых людей. Этот же может иметь в
своих жилах каплю благородной крови. Я осмелюсь предложить,
чтобы его убили здесь, прямо сейчас. Это позабавит двор, а
потом мы продолжим наш пир.
- Хорошая мысль,- согласился Кублай-хан,- нам она
нравится.
Он поднял свой магический скипетр и сделал жест свободной
рукой, словно подзывая к себе кого-то. С другого конца зала к
возвышению, на котором сидел хан с наиболее почетными гостями,
заспешил бородатый толстяк, одетый весьма странно - на нем
были только замшевый жилет и короткая замшевая набедренная
повязка; руки, плечи и ноги его оставались голыми. Голову его
украшал тюрбан, почти такой же огромный, как у самого хана.
- Королевский палач к услугам Великого Хана,- поклонился
толстяк.
- Удавку с собой взял? - спросил его хан.
- Она всегда со мною,- ответил палач, отвязывая тетиву от
лука, обмотанную вокруг его талии,- на всякий случай. Ведь
невозможно предугадать, когда она понадобится вновь.
- Стража,- позвал Кублай-хан,- взять этого человека!
Палач, делай свое дело!
Мак бросился к выходу. На бегу ему пришла мысль
спрятаться в одном из бесчисленных дворцовых коридоров - если
стражники не поймают его здесь, в зале, то им нелегко будет
найти беглеца в лабиринте проходов, туннелей, мостиков и
лесенок. А тем временем он успеет придумать, как выбраться из
дворца незамеченным... Но когда он проносился мимо Марко,
словно заяц, бегущий от своры собак, коварный венецианец,
злобно усмехаясь, поставил ему подножку. Споткнувшись, Мак
упал, растянувшись во весь рост, и тут его схватили лучники.
Они заломили ему руки за спину и держали крепко - не
вырваться. К стражникам не спеша, вразвалку подходил палач,
вертя в руках свою удавку и мастеря какую-то хитрую петлю.
Этот толстяк хорошо знал свое дело.
- Ваше величество,- воззвал Мак к Великому Хану,
извиваясь в руках стражников,- вы делаете большую ошибку!
- Пусть даже так,- равнодушно ответил хан.- Когда великие
ошибаются, их ошибки в конце концов становятся всеобщим
правилом. Такова привилегия власть имущих.
Палач захлестнул петлю удавки на шее Мака. Мак попытался
закричать, но тщетно - с губ его не сорвалось ни звука. У него
оставалось еще несколько кратких мгновений перед тем, как
жизнь навсегда покинет его тело, и он на собственном опыте
убедился, что в эти мгновения вся жизнь отнюдь не проносится
перед умирающим с быстротой молнии, как это утверждают
некоторые. В те ужасные секунды, когда удавка все туже
впивалась в его горло, Мак вспоминал, как давно, еще в
школьные годы, он лежал в траве на берегу реки Визер. Был
погожий воскресный денек, и они с приятелем-однокурсником
решили пойти на реку. Мак говорил своему товарищу: "Знаешь,
человек никогда не может угадать наперед, какой смертью ему
придется умереть". Он оказался прав тогда, поскольку даже в
самом фантастическом сне ему вряд ли могло привидеться такое -
что он гибнет от руки палача при дворе Кублай-хана в Пекине,
да к тому же еще за несколько сотен лет _до дня своего
рождения_! Однако сознание собственной правоты отнюдь не
придавало бодрости несчастному молодому человеку.
Внезапно что-то загремело, и в зале появился Мефистофель,
окутанный клубами едкого черного дыма и языками адского
пламени.
У адского духа было скверное настроение, и потому его
появление в Главном Банкетном Зале сопровождалось
великолепнейшим фейерверком и причудливыми фантомами и
миражами, которые внезапно появлялись в воздухе перед
испуганной, притихшей толпой придворных и столь же неожиданно
исчезали. Очевидно, Мефистофель решил потратить несколько
драгоценных мгновений на эти фокусы, чтобы в конечном счете
выиграть время, рассчитывая на то, что перепуганные люди в
зале и не подумают сопротивляться ему.
- Отпустите этого человека! - прогремел сатанинский голос
под сводами зала.
Палач повалился на пол, словно пораженный молнией. У
двоих стражников, державших Мака, ноги подкосились от страха,
и они упали на колени. Кублай-хан откинулся назад, на высокую
спинку своего трона. Марко Поло нырнул под стол, надеясь, что
там его никто не тронет. Принцесса Ирена упала в обморок.
Освобожденный Мак шагнул вперед, к ханскому трону.
- Вы готовы отбыть? - спросил его Мефистофель.
- Готов, мой господин! - ответил тот, оправляя одежду.-
Осталось сделать только одно.
Мак подошел к трону Кублай-хана. Великий хан оглядывался,
ища защиты, но парализованные страхом стражники не спешили
прийти к нему на помощь. Мак взял из дрожащих рук хана скипетр
и положил его в свой поясной кошель.
- Теперь посмотришь, долго ли продлится твое
царствование! - прокричал он прямо в лицо хану. Мефистофель
взмахнул рукой - и тотчас оба они растаяли в воздухе, как
будто их здесь и не было.
В зале еще долго стояла мертвая тишина. Никто не
осмеливался пошевелиться. Наконец Кублай-хан проговорил слабым
голосом, словно очнувшись от глубокого сна:
- Марко, как ты думаешь, что это было?
И Марко ответил:
- Я полагаю, мы стали свидетелями явления
сверхъестественной силы. Мне приходит на ум один случай,
приключившийся со мной во время моих странствий - я был в
Ташкенте. Ранней весною, когда первые цветы...
Но тут тяжелые бронзовые двери распахнулись, и в зал
вошла улыбающаяся Маргарита. Китайское платье из муарового
шелка с высоким воротником подчеркивало ее женственно округлые
формы. Ногти ее были тщательно ухожены, косметика умело
наложена на лицо, волосы взбиты в высокую прическу и надушены.
Она так и сияла свежестью и чистотой. Очевидно, обучением
иностранцев монгольскому языку занимались настоящие
профессионалы - они знали, как привить любовь к учению молодой
девушке.
- Здравствуйте,- сказала она.- Я только что из школы.
Вот, послушайте.
И выпалила скороговоркой:
- Сшит колпак не по-колпаковски, его надо
переколпаковать, перевыколпаковать. На дворе трава, на траве
дрова, не руби дрова посреди двора.
Она говорила по-монгольски с чуть заметным акцентом, но
вполне правильно и бегло.
Произнеся эти трудные фразы буквально на одном дыхании,
Маргарита широко улыбнулась - она ждала, что кто-нибудь
похвалит ее.
- Не казнить ли нам ее на всякий случай? - спросил Марко
у Кублай-хана, выбравшись из-под стола и отряхнув с себя пыль.
- Можно и казнить,- ответил хан, думая, что проявление
жестокости поможет ему обрести утраченное достоинство.- Все-
таки лучше, чем ничего.
- Стража! Палач! - крикнул Марко.
Мрачная сцена повторилась. Стражники схватили девушку;
палач уже подходил к ней, несмотря на то, что его руки и ноги
мелко дрожали от страха. Тогда опять появился Мефистофель.
- Извините, я и забыл про вас,- сказал он.
Щелкнув пальцами, он исчез вместе с Маргаритой. Хан и
придворные опять надолго погрузились в молчание. Никто не смел
шевельнуться, и со стороны могло показаться, что в зале сидят
деревянные куклы, облаченные в праздничные яркие одежды. А
потом вошли слуги с подносами, уставленными напитками и
яствами.
- Что ж, Фауст, вас ждет новое задание. На этот раз вам
придется отправиться во Флоренцию, год 1497. Как я завидую
вам, друг мой! Вы своими глазами увидите прекрасный город,
который по справедливости можно назвать отцом искусств. Многие
ученые убеждены, что Ренессанс начался с расцвета Флоренции.
Как вам это понравится?
Мак и Мефистофель были в уютном маленьком кабинете - одна
из резиденций Мефистофеля располагалась возле самой границы
Лимба, в той его части, которая представляла собой безлюдную
равнину; здание, в котором находился кабинет, одиноко стояло
посреди огромного пустого пространства. В этом кабинете
Мефистофель часто работал по ночам, когда ему приходилось
срочно разбирать кучу важных бумаг. Обстановка здесь была
самой простой - комнатка в деревянном доме, не больше десяти
шагов в ширину и приблизительно столько же в длину (в Лимбе
можно построить гораздо более просторное жилище, поскольку
дополнительная арендная плата за использование земли здесь не
взимается; однако Мефистофель предпочел пышным апартаментам
скромный маленький кабинет - в нем он чувствовал себя как
дома). На стенах висели писанные маслом пейзажи. У стены стоял
мягкий диван, обитый зеленым атласом - на нем расположился
Мефистофель. Напротив Мефистофеля в старинном кресле с прямой
высокой спинкой сидел Мак, держа в руке бокал крепкого вина -
демон предложил ему выпить, чтобы он пришел в себя после
недавнего приключения в Пекине, чуть не стоившего жизни
незадачливому участнику Спора меж Светом и Тьмой.
- Ну, хорошо,- сказал наконец Мефистофель.- Итак...
Еще не окончательно опомнившийся после пережитых волнений
Мак понял, что ему сейчас придется покинуть эту уютную комнату
и снова отправиться в какой-то далекий город со странным,
непривычным для уха названием.
- Что такое Ренессанс? - спросил он.
- Ах, я и забыл, что этот термин появился на несколько
веков позже,- рассмеялся Мефистофель.- Ренессансом называют
особый период в истории, мой дорогой Фауст.
- И что вы мне предлагаете делать с этим Ренессансом? -
снова спросил Мак.
- Ничего. Ренессанс - это такое явление, с которым вы
ничего не сможете _сделать_. Заговорив с вами о нем, я просто
хотел подчеркнуть, насколько важным является этот период для
мировой истории и как важно на этот раз не ошибиться в своем
выборе - ведь от него может зависеть очень многое.
- Что же конкретно мне нужно будет делать? Вы снова
предлагаете мне несколько вариантов, из которых я должен
выбрать один?
- Не совсем так. Конечно, вам придется делать выбор, и
случай для этого вам представится,- ответил Мефистофель.- Мы
собираемся отправить вас во Флоренцию в то время, когда горели
костры соблазнов.
- Что это такое?
- В те времена устраивались публичные сожжения тех
предметов, которые считались сопричастными человеческому греху
и легкомыслию и потому навлекли на себя гнев церковников. В
костры бросали дорогие зеркала, картины, увлекательные легкие
романы, старинные рукописи, даже сласти - леденцы и
засахаренные фрукты. Среди этих вещей попадались великолепные
произведения искусства, настоящие шедевры. Один из самых
больших костров горел перед дворцом на пьяцца делла Синьориа -
в нем погибло множество уникальных картин и книг, которые
сейчас составляли бы гордость любой коллекции.
- Лично мне кажется, что в этом они немного
переусердствовали,- сказал Мак.- Итак, вы хотите, чтобы я
воспрепятствовал этому публичному сожжению?
- Отнюдь нет,- покачал головой Мефистофель.
- В таком случае, что же мне надлежит сделать?
- Что-нибудь великое... Возможно, придется даже совершить
подвиг. Мы выбрали Фауста в качестве исполнителя главной роли
в нашей исторической драме, ибо Фауст способен совершить
выдающийся поступок, который сможет быть истолкован в пользу
Добра или Зла единственным судьею этого великого спора -
Ананке.
- Кем?
- Ананке. Этим именем древние греки называли одну из
первобытных сил, принимающих участие в творении мира, -
неизбежный, неумолимый Рок. Никто не может избегнуть своей
судьбы, и потому все вещи в этом мире судит она, Ананке.
- Где же обитает эта Ананке?
- Она везде и нигде,- ответил Мефистофель.- Не имея
формы, но незримо присутствуя в каждой вещи, она овеществляет
бытие. Она неуничтожима и вечна, как Пространство и Время.
Благодаря ей мельчайшие частицы, из которых состоит материя,
не разлетаются прочь, а собираются вместе, и предметы обретают
форму. Благодаря ей атомы взаимодействуют друг с другом. Но
хотя эта древняя сила и являет нам себя в каждой вещи, сама
она неуловима и бесплотна. Однако настанет срок - Ананке
обретет телесную оболочку и объявит нам свое решение.
Философские рассуждения Мефистофеля показались Маку
слишком сложными, и он сказал:
- Ну, хорошо, давайте вернемся к началу разговора. Что
мне делать и как нужно действовать на этот раз?
- Этого я вам сказать не могу. Дело в том, что
флорентийский этюд мы спланировали несколько иначе, чем все
остальные. Вы будете работать совершенно самостоятельно. Вам
даже придется самому найти для себя подходящий род занятий.
- Но как мне узнать, что мне следует делать? И как судить
о том, хорошо или плохо я поступаю?
Мефистофель пожал плечами:
- При полной свободе вы можете выбрать любой путь.
Например, вы встречаете человека, которому грозит опасность, и
спасаете ему жизнь. В этом случае достоинство вашего поступка
будет определяться тем, на что спасенный вами человек потратит
оставшиеся годы своей жизни.
- Но я же не могу заранее знать, на что он их потратит!
- _Знать_ заранее ничего нельзя. Но вы можете попытаться
предугадать его действия - ведь фаустовская проницательность
вошла в пословицу среди ваших современников. К слову сказать,
Николо Макиавелли сейчас во Флоренции. Вы могли бы отговорить
мастера создавать свой последний шедевр, "Князь",((35)) - это
произведение вызвало большой переполох в Небесных Сферах...-
Мефистофель помолчал, видимо, размышляя о чем-то.- Или, если
уж вам так и не придет в голову, к чему бы приложить руки, вы
можете поискать для меня картину Боттичелли.
- Это будет хорошим поступком?
Мефистофель задумался. Конечно, у него могут быть
крупнейшие неприятности, если кто-нибудь узнает об этом.
Однако искушение было слишком велико - он знал одно подходящее
местечко на западном конце обширной галереи своего дворца в
Преисподней, как будто специально созданное для этой
картины... Все остальные архидемоны лопнут от зависти, когда
ее увидят...
- О, да,- наконец ответил он Маку.- Нет ничего плохого в
том, чтобы спасти один из шедевров Боттичелли от огня.
- Проблема в том,- сказал Мак,- что я не знаток живописи
и вряд ли сумею отличить Боттичелли от Дюрера. Мои познания в
этой области в основном ограничиваются рисунками древних
греков... и надо сказать, что греческую живопись я знаю
гораздо хуже, чем греческий язык.
- Это досадное препятствие,- сказал Мефистофель.- Но я
думаю, никто не будет возражать, если я расширю ваш кругозор в
области искусства. Вам это может пригодиться для выполнения
задания.
И демон сделал какой-то замысловатый жест руками. В ту же
секунду колени Мака подогнулись - ему казалось, что груз
приобретенных во мгновение ока знаний давит на него физически.
Теперь он мог оценить любую картину, начиная эллинским
периодом и кончая экспрессионизмом, с точностью до нескольких
десятков франков.
- Доставить вам картину Боттичелли? - еле слышно
пробормотал Мак.- Это все, что вы хотите, чтобы я сделал?
- Не мне вам указывать,- ответил ему Мефистофель.- Я лишь
дал вам кое-какие сведения - это поможет вам разобраться в
происходящем.
После минутного молчания он прибавил:
- Конечно, если во время вашего пребывания во Флоренции
практике.
- О, не будь столь строг к бедной запутавшейся девочке,-
вмешался Мефистофель. Он знал, что, проявляя великодушие к
побежденной, выглядит очень эффектно; к тому же в голове у
него уже начал созревать план, как использовать сложившуюся
ситуацию в пользу Зла.- Пусть она остается наблюдателем.
Только пускай больше ни во что не вмешивается.
- Ты слышала, что говорят старшие? - строго спросил
Михаил у Илит.
- Слышала,- ответила она.- Но никогда не думала, что
услышу из уст архангела приказ повиноваться адскому духу!
- Подрастешь - и поймешь многое из того, чего сейчас не
понимаешь,- Михаил поправил полотенце, слишком узкое для того,
чтобы как следует прикрыть его атлетическую фигуру.- Я вижу,
что тебе еще долго придется учиться, прежде чем ты станешь
настоящим ангелом... Итак, конфликт улажен, и мне можно,
наконец, принять ванну? - добавил он, обращаясь к Мефистофелю.
- Да-да, конечно,- ответил Мефистофель.- Извини, что
потревожил тебя.
- А ты,- Михаил поглядел на Илит сверху вниз,- помни о
том, что я тебе сказал. Твори Добро, но знай меру. И не
поднимай бурю в стакане воды. Это приказ, понятно?
Сказав это, он бесследно исчез. Илит тотчас же уничтожила
Зеркальную Тюрьму. Мак вышел наружу, удивленно оглядываясь.
Мефистофель улыбнулся и растаял в воздухе.
- Кажется, я вернулся назад,- сказал Мак.- А как
принцесса? Вы уже поговорили с нею?
- Занимайся своим делом,- ответила Илит и тоже исчезла.
После освобождения из Зеркальной Тюрьмы Мак попрощался со
смущенной принцессой Иреной и направился в другое крыло
дворца, чтобы предупредить Марко Поло о грозящей ему
опасности. Однако найти обратный путь оказалось значительно
труднее, чем добраться до покоев принцессы. Мак очень спешил,
помня, что каждая минута промедления может обернуться бедой, и
второпях свернул не в тот коридор. Запутавшись в лабиринте
пересекающихся друг с другом переходов, бесчисленных винтовых
лестниц, арок и узких тоннелей, ведущих неведомо куда, он
попал в совершенно незнакомую ему часть дворца. Мак понял, что
заблудился. В отчаянии бросившись в один из бесконечных
извилистых коридоров, он наконец вышел в огромный, ярко
освещенный зал. Здесь было так много людей, что сперва Мак
подумал, уж не вышел ли он из дворца на крытую базарную
площадь через какой-нибудь черный ход. Оглядевшись, он понял,
что все еще находится в ханском дворце. Где-то вдалеке резко
провыли трубы и гулко ударили огромные барабаны. Мак бросился
в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Ему пришлось
изрядно проплутать по дворцу, прежде чем он добрался до
гостевых покоев. Тяжело дыша от усталости, он распахнул дверь
в комнаты Марко, даже не постучав:
- Марко! У меня есть сообщение чрезвычайной важности!..
Но ему ответило только слабое эхо, отразившееся от стен
пустой комнаты - Марко в ней не было.
Мак понял, что, пока он находился в зеркальной камере,
прошло несколько часов. Сейчас, должно быть, уже вечер - Мак
не заметил, как он наступил, ведь во внутренних покоях дворца
и днем и ночью царит полумрак, рассеиваемый лишь неярким
светом настенных фонарей под цветными стеклянными колпаками.
Мак вышел из пустой комнаты и побежал по пустым коридорам в
Большой Банкетный Зал. На этот раз ему повезло, и он не сбился
с дороги. Протолкавшись сквозь небольшую толпу стражников,
собравшуюся у дверей, он вошел в уже знакомый ему зал.
Пир был в самом разгаре. Кублай-хан и наиболее
приближенные к нему лица сидели на специальном возвышении в
другом конце зала, напротив дверей. Марко и принцесса Ирена
занимали почетные места чуть пониже ханского трона, стоявшего
выше всех. Мак заметил еще несколько знакомых лиц, в том числе
и придворного мудреца, облаченного в расшитую звездами мантию
и островерхий колпак. Несколько музыкантов наигрывали приятные
мелодии; рядом с ними на маленькой сцене кривлялся шут с грубо
раскрашенным лицом - на нем были широкие штаны из козьего меха
и рубашка, сшитая из разноцветных лоскутов. Никто не слушал
музыкантов и не обращал внимания на шута. Глаза всех
присутствующих были устремлены на Мака.
Наступила тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками
музыкальных инструментов и репликами шута. Маку она показалась
особенно зловещей - так перед грозой затихает ветер и
примолкают птицы. Мак смущенно откашлялся, чтобы прочистить
горло, а заодно выиграть несколько секунд в этом немом
поединке с притихшим залом, и наконец проговорил:
- Марко, я очень рад, что вовремя нашел вас. Против вас
составлен заговор. Я подслушал один важный разговор, когда шел
через внутренний двор, где упражнялись солдаты. Среди них было
двое из Тира, они говорили...
Марко поднял руку, прервав его на полуслове:
- Вы имеете в виду кого-нибудь из присутствующих здесь?
Оглядевшись, Мак заметил среди стражи двух бородатых
солдат - тех самых, которые обсуждали свои коварные планы во
время передышки между двумя учебными поединками.
- Вот эти двое,- сказал он.
- Весьма любопытно,- ответил Марко.- Дело в том, что они
сами подошли ко мне около часа тому назад и предупредили о
существовании заговора. Они назвали главного заговорщика. Это
- вы.
- Неправда.
- Вы заплатили им довольно большую сумму за мою голову.
Так они говорят.
- Они пытаются обмануть вас, чтобы выйти сухими из воды.
Не верьте им! Я сказал вам чистую правду!
- Я вам не верю. Я уже давно начал подозревать вас,-
сказал Марко и, повернувшись лицом к хану, спросил: - Не будет
ли мне дозволено провести расследование, дабы обличить этого
человека перед всеми, как лжеца и мошенника?
- Конечно, проводи,- важно кивнул головой Кублай-хан.-
Нам очень нравится западный способ ведения судебных процессов.
Особенно пытки, которые применяют при допросе преступников,
упорствующих в отрицании своей вины.
- Пусть говорит принцесса Ирена.
Принцесса восседала на маленьком троне, установленном на
том же возвышении, где сидел Великий Хан со своими
приближенными, чуть в стороне от мест, отведенных для
родственников Кублай-хана и высших придворных сановников. На
ней была небесно-голубая мантия, расшитая золотыми цветами,
удивительно гармонировавшая с ее светлыми волосами и
ослепительно-белой кожей, - с тех пор как Мак покинул ее
апартаменты, у принцессы было немало времени, чтобы
переодеться для пира, и нужно сказать, что наряд ее был
подобран как нельзя более тщательно. Она казалась воплощением
самой невинности, когда, раскрыв свой яркий ротик, проговорила
на ломаном монгольском:
- Эта выскочка пришел моя комната, которая ни одна
мужчина нельзя входить. Он делал мне бестактность, говорил на
мой родной язык, но на такое наречие, которое говорят между
себя только члены одной семьи или грубые люди, которые хотят
угрожать. Я очень боялась за своя жизнь, потому что чужеземец,
который говорит тебе на это наречие, верно хочет тебя убить.
Я... э-э... обморочилась... упала в обморок, а когда я встала,
он уже ушел - наверно, его испугал шум в коридоре. Он
вообще... э-э... казал мне себя... выглядел как трус. Потом я
переодела себя в эта голубая мантия и пришла сюда.
- Ложь, все ложь,- сказал Мак.- Вы, Марко, сами послали
меня к принцессе!
- _Я_? Я послал вас к принцессе? - венецианец закатил
глаза и сделал какой-то нелепый театральный жест, очевидно,
желая привлечь внимание хана. Затем, повернувшись лицом к
собравшимся в зале придворным, он спросил:
- Господа, вы знаете меня уже достаточно давно, чтобы я
мог призвать вас в качестве свидетелей. Я при дворе уже
семнадцать лет. Нарушил ли я хоть раз за это время монгольские
законы? Оскорбил ли общественное мнение? Совершил ли хоть
сколько-нибудь тяжкий проступок, который не подобает совершать
порядочному человеку?
Единственный звук, который донесся до ушей встревоженного
Мака, было поскрипывание и потрескивание костей, когда все
гости как один закачали головами: "нет, нет". Маку показалось,
что даже отрубленные головы, сложенные в пирамиды у оснований
колонн, покачиваются: "нет, нет".
- Теперь все ясно! - воскликнул Мак.- Марко Поло задумал
убрать меня с помощью лжи и хорошо продуманной интриги. Он не
терпит соперников при дворе и расправляется с ними самым
недостойным образом. Он боится, как бы образованный и кое-что
уже повидавший чужеземец не отнял у него хотя бы малую долю
ханских милостей. Ну и, конечно, он завидует мне: ведь я -
офирский посол, а он - всего лишь торговец и сын торговца.
- Что касается последнего,- ответил Марко,- пусть мудрец
говорит!
Высокий худой старик неспешно поднялся, оправляя широкую
мантию, расшитую звездами и малопонятными знаками. Водрузив на
крючковатый нос очки в оправе из тонкой проволоки, он долго
откашливался, прочищая горло, и наконец произнес скрипучим
старческим голосом:
- Я созвал всех ученых мужей Пекина на совет, и вот что
сказали мне люди, сведущие в географии и в истории народов. На
земле нет такого места, которое называется Офир. Наши мудрецы
утверждают, что если такой город и существовал когда-то, то он
погиб много веков назад в результате некой катастрофы -
наводнения или извержения вулкана. И, конечно, все единодушно
заявили, что даже если бы такой город _действительно_
существовал в наше время, то его правители вряд ли назначили
бы немца послом своего государства.
Мак заломил руки в припадке отчаяния. Гнев, обида и
возмущение затопили в этот миг его рассудок. Он хрустел
пальцами, притопывал от волнения носком туфли по полу, но ни
одна спасительная мысль не приходила ему в голову. Он стоял,
не зная, что теперь говорить и что делать. Молчание нарушил
сам Великий Хан:
- Нам не хотелось бы делать этого, ибо мы известны как
мудрый и милостивый правитель, и двор наш - один из самых
передовых в мире, что, конечно, исключает жестокое обращение с
чужестранцами. Однако сей человек был обличен пред собранием
лиц, равных ему по рождению, в плутовстве и самозванстве,
поскольку он назвался послом несуществующей страны, а также в
преступном совращении женщины королевской крови. По обычаям,
принятым при нашем дворе, он должен быть водворен в тюрьму,
где его предадут пыткам, которым подвергают всех самозванцев и
обманщиков, а затем его надлежит удавить, вырезать его
внутренности, утопить, четвертовать и, наконец, сжечь.
- Это мудрое решение,- сказал Марко.- Но обычно к такой
смерти приговаривают простых людей. Этот же может иметь в
своих жилах каплю благородной крови. Я осмелюсь предложить,
чтобы его убили здесь, прямо сейчас. Это позабавит двор, а
потом мы продолжим наш пир.
- Хорошая мысль,- согласился Кублай-хан,- нам она
нравится.
Он поднял свой магический скипетр и сделал жест свободной
рукой, словно подзывая к себе кого-то. С другого конца зала к
возвышению, на котором сидел хан с наиболее почетными гостями,
заспешил бородатый толстяк, одетый весьма странно - на нем
были только замшевый жилет и короткая замшевая набедренная
повязка; руки, плечи и ноги его оставались голыми. Голову его
украшал тюрбан, почти такой же огромный, как у самого хана.
- Королевский палач к услугам Великого Хана,- поклонился
толстяк.
- Удавку с собой взял? - спросил его хан.
- Она всегда со мною,- ответил палач, отвязывая тетиву от
лука, обмотанную вокруг его талии,- на всякий случай. Ведь
невозможно предугадать, когда она понадобится вновь.
- Стража,- позвал Кублай-хан,- взять этого человека!
Палач, делай свое дело!
Мак бросился к выходу. На бегу ему пришла мысль
спрятаться в одном из бесчисленных дворцовых коридоров - если
стражники не поймают его здесь, в зале, то им нелегко будет
найти беглеца в лабиринте проходов, туннелей, мостиков и
лесенок. А тем временем он успеет придумать, как выбраться из
дворца незамеченным... Но когда он проносился мимо Марко,
словно заяц, бегущий от своры собак, коварный венецианец,
злобно усмехаясь, поставил ему подножку. Споткнувшись, Мак
упал, растянувшись во весь рост, и тут его схватили лучники.
Они заломили ему руки за спину и держали крепко - не
вырваться. К стражникам не спеша, вразвалку подходил палач,
вертя в руках свою удавку и мастеря какую-то хитрую петлю.
Этот толстяк хорошо знал свое дело.
- Ваше величество,- воззвал Мак к Великому Хану,
извиваясь в руках стражников,- вы делаете большую ошибку!
- Пусть даже так,- равнодушно ответил хан.- Когда великие
ошибаются, их ошибки в конце концов становятся всеобщим
правилом. Такова привилегия власть имущих.
Палач захлестнул петлю удавки на шее Мака. Мак попытался
закричать, но тщетно - с губ его не сорвалось ни звука. У него
оставалось еще несколько кратких мгновений перед тем, как
жизнь навсегда покинет его тело, и он на собственном опыте
убедился, что в эти мгновения вся жизнь отнюдь не проносится
перед умирающим с быстротой молнии, как это утверждают
некоторые. В те ужасные секунды, когда удавка все туже
впивалась в его горло, Мак вспоминал, как давно, еще в
школьные годы, он лежал в траве на берегу реки Визер. Был
погожий воскресный денек, и они с приятелем-однокурсником
решили пойти на реку. Мак говорил своему товарищу: "Знаешь,
человек никогда не может угадать наперед, какой смертью ему
придется умереть". Он оказался прав тогда, поскольку даже в
самом фантастическом сне ему вряд ли могло привидеться такое -
что он гибнет от руки палача при дворе Кублай-хана в Пекине,
да к тому же еще за несколько сотен лет _до дня своего
рождения_! Однако сознание собственной правоты отнюдь не
придавало бодрости несчастному молодому человеку.
Внезапно что-то загремело, и в зале появился Мефистофель,
окутанный клубами едкого черного дыма и языками адского
пламени.
У адского духа было скверное настроение, и потому его
появление в Главном Банкетном Зале сопровождалось
великолепнейшим фейерверком и причудливыми фантомами и
миражами, которые внезапно появлялись в воздухе перед
испуганной, притихшей толпой придворных и столь же неожиданно
исчезали. Очевидно, Мефистофель решил потратить несколько
драгоценных мгновений на эти фокусы, чтобы в конечном счете
выиграть время, рассчитывая на то, что перепуганные люди в
зале и не подумают сопротивляться ему.
- Отпустите этого человека! - прогремел сатанинский голос
под сводами зала.
Палач повалился на пол, словно пораженный молнией. У
двоих стражников, державших Мака, ноги подкосились от страха,
и они упали на колени. Кублай-хан откинулся назад, на высокую
спинку своего трона. Марко Поло нырнул под стол, надеясь, что
там его никто не тронет. Принцесса Ирена упала в обморок.
Освобожденный Мак шагнул вперед, к ханскому трону.
- Вы готовы отбыть? - спросил его Мефистофель.
- Готов, мой господин! - ответил тот, оправляя одежду.-
Осталось сделать только одно.
Мак подошел к трону Кублай-хана. Великий хан оглядывался,
ища защиты, но парализованные страхом стражники не спешили
прийти к нему на помощь. Мак взял из дрожащих рук хана скипетр
и положил его в свой поясной кошель.
- Теперь посмотришь, долго ли продлится твое
царствование! - прокричал он прямо в лицо хану. Мефистофель
взмахнул рукой - и тотчас оба они растаяли в воздухе, как
будто их здесь и не было.
В зале еще долго стояла мертвая тишина. Никто не
осмеливался пошевелиться. Наконец Кублай-хан проговорил слабым
голосом, словно очнувшись от глубокого сна:
- Марко, как ты думаешь, что это было?
И Марко ответил:
- Я полагаю, мы стали свидетелями явления
сверхъестественной силы. Мне приходит на ум один случай,
приключившийся со мной во время моих странствий - я был в
Ташкенте. Ранней весною, когда первые цветы...
Но тут тяжелые бронзовые двери распахнулись, и в зал
вошла улыбающаяся Маргарита. Китайское платье из муарового
шелка с высоким воротником подчеркивало ее женственно округлые
формы. Ногти ее были тщательно ухожены, косметика умело
наложена на лицо, волосы взбиты в высокую прическу и надушены.
Она так и сияла свежестью и чистотой. Очевидно, обучением
иностранцев монгольскому языку занимались настоящие
профессионалы - они знали, как привить любовь к учению молодой
девушке.
- Здравствуйте,- сказала она.- Я только что из школы.
Вот, послушайте.
И выпалила скороговоркой:
- Сшит колпак не по-колпаковски, его надо
переколпаковать, перевыколпаковать. На дворе трава, на траве
дрова, не руби дрова посреди двора.
Она говорила по-монгольски с чуть заметным акцентом, но
вполне правильно и бегло.
Произнеся эти трудные фразы буквально на одном дыхании,
Маргарита широко улыбнулась - она ждала, что кто-нибудь
похвалит ее.
- Не казнить ли нам ее на всякий случай? - спросил Марко
у Кублай-хана, выбравшись из-под стола и отряхнув с себя пыль.
- Можно и казнить,- ответил хан, думая, что проявление
жестокости поможет ему обрести утраченное достоинство.- Все-
таки лучше, чем ничего.
- Стража! Палач! - крикнул Марко.
Мрачная сцена повторилась. Стражники схватили девушку;
палач уже подходил к ней, несмотря на то, что его руки и ноги
мелко дрожали от страха. Тогда опять появился Мефистофель.
- Извините, я и забыл про вас,- сказал он.
Щелкнув пальцами, он исчез вместе с Маргаритой. Хан и
придворные опять надолго погрузились в молчание. Никто не смел
шевельнуться, и со стороны могло показаться, что в зале сидят
деревянные куклы, облаченные в праздничные яркие одежды. А
потом вошли слуги с подносами, уставленными напитками и
яствами.
- Что ж, Фауст, вас ждет новое задание. На этот раз вам
придется отправиться во Флоренцию, год 1497. Как я завидую
вам, друг мой! Вы своими глазами увидите прекрасный город,
который по справедливости можно назвать отцом искусств. Многие
ученые убеждены, что Ренессанс начался с расцвета Флоренции.
Как вам это понравится?
Мак и Мефистофель были в уютном маленьком кабинете - одна
из резиденций Мефистофеля располагалась возле самой границы
Лимба, в той его части, которая представляла собой безлюдную
равнину; здание, в котором находился кабинет, одиноко стояло
посреди огромного пустого пространства. В этом кабинете
Мефистофель часто работал по ночам, когда ему приходилось
срочно разбирать кучу важных бумаг. Обстановка здесь была
самой простой - комнатка в деревянном доме, не больше десяти
шагов в ширину и приблизительно столько же в длину (в Лимбе
можно построить гораздо более просторное жилище, поскольку
дополнительная арендная плата за использование земли здесь не
взимается; однако Мефистофель предпочел пышным апартаментам
скромный маленький кабинет - в нем он чувствовал себя как
дома). На стенах висели писанные маслом пейзажи. У стены стоял
мягкий диван, обитый зеленым атласом - на нем расположился
Мефистофель. Напротив Мефистофеля в старинном кресле с прямой
высокой спинкой сидел Мак, держа в руке бокал крепкого вина -
демон предложил ему выпить, чтобы он пришел в себя после
недавнего приключения в Пекине, чуть не стоившего жизни
незадачливому участнику Спора меж Светом и Тьмой.
- Ну, хорошо,- сказал наконец Мефистофель.- Итак...
Еще не окончательно опомнившийся после пережитых волнений
Мак понял, что ему сейчас придется покинуть эту уютную комнату
и снова отправиться в какой-то далекий город со странным,
непривычным для уха названием.
- Что такое Ренессанс? - спросил он.
- Ах, я и забыл, что этот термин появился на несколько
веков позже,- рассмеялся Мефистофель.- Ренессансом называют
особый период в истории, мой дорогой Фауст.
- И что вы мне предлагаете делать с этим Ренессансом? -
снова спросил Мак.
- Ничего. Ренессанс - это такое явление, с которым вы
ничего не сможете _сделать_. Заговорив с вами о нем, я просто
хотел подчеркнуть, насколько важным является этот период для
мировой истории и как важно на этот раз не ошибиться в своем
выборе - ведь от него может зависеть очень многое.
- Что же конкретно мне нужно будет делать? Вы снова
предлагаете мне несколько вариантов, из которых я должен
выбрать один?
- Не совсем так. Конечно, вам придется делать выбор, и
случай для этого вам представится,- ответил Мефистофель.- Мы
собираемся отправить вас во Флоренцию в то время, когда горели
костры соблазнов.
- Что это такое?
- В те времена устраивались публичные сожжения тех
предметов, которые считались сопричастными человеческому греху
и легкомыслию и потому навлекли на себя гнев церковников. В
костры бросали дорогие зеркала, картины, увлекательные легкие
романы, старинные рукописи, даже сласти - леденцы и
засахаренные фрукты. Среди этих вещей попадались великолепные
произведения искусства, настоящие шедевры. Один из самых
больших костров горел перед дворцом на пьяцца делла Синьориа -
в нем погибло множество уникальных картин и книг, которые
сейчас составляли бы гордость любой коллекции.
- Лично мне кажется, что в этом они немного
переусердствовали,- сказал Мак.- Итак, вы хотите, чтобы я
воспрепятствовал этому публичному сожжению?
- Отнюдь нет,- покачал головой Мефистофель.
- В таком случае, что же мне надлежит сделать?
- Что-нибудь великое... Возможно, придется даже совершить
подвиг. Мы выбрали Фауста в качестве исполнителя главной роли
в нашей исторической драме, ибо Фауст способен совершить
выдающийся поступок, который сможет быть истолкован в пользу
Добра или Зла единственным судьею этого великого спора -
Ананке.
- Кем?
- Ананке. Этим именем древние греки называли одну из
первобытных сил, принимающих участие в творении мира, -
неизбежный, неумолимый Рок. Никто не может избегнуть своей
судьбы, и потому все вещи в этом мире судит она, Ананке.
- Где же обитает эта Ананке?
- Она везде и нигде,- ответил Мефистофель.- Не имея
формы, но незримо присутствуя в каждой вещи, она овеществляет
бытие. Она неуничтожима и вечна, как Пространство и Время.
Благодаря ей мельчайшие частицы, из которых состоит материя,
не разлетаются прочь, а собираются вместе, и предметы обретают
форму. Благодаря ей атомы взаимодействуют друг с другом. Но
хотя эта древняя сила и являет нам себя в каждой вещи, сама
она неуловима и бесплотна. Однако настанет срок - Ананке
обретет телесную оболочку и объявит нам свое решение.
Философские рассуждения Мефистофеля показались Маку
слишком сложными, и он сказал:
- Ну, хорошо, давайте вернемся к началу разговора. Что
мне делать и как нужно действовать на этот раз?
- Этого я вам сказать не могу. Дело в том, что
флорентийский этюд мы спланировали несколько иначе, чем все
остальные. Вы будете работать совершенно самостоятельно. Вам
даже придется самому найти для себя подходящий род занятий.
- Но как мне узнать, что мне следует делать? И как судить
о том, хорошо или плохо я поступаю?
Мефистофель пожал плечами:
- При полной свободе вы можете выбрать любой путь.
Например, вы встречаете человека, которому грозит опасность, и
спасаете ему жизнь. В этом случае достоинство вашего поступка
будет определяться тем, на что спасенный вами человек потратит
оставшиеся годы своей жизни.
- Но я же не могу заранее знать, на что он их потратит!
- _Знать_ заранее ничего нельзя. Но вы можете попытаться
предугадать его действия - ведь фаустовская проницательность
вошла в пословицу среди ваших современников. К слову сказать,
Николо Макиавелли сейчас во Флоренции. Вы могли бы отговорить
мастера создавать свой последний шедевр, "Князь",((35)) - это
произведение вызвало большой переполох в Небесных Сферах...-
Мефистофель помолчал, видимо, размышляя о чем-то.- Или, если
уж вам так и не придет в голову, к чему бы приложить руки, вы
можете поискать для меня картину Боттичелли.
- Это будет хорошим поступком?
Мефистофель задумался. Конечно, у него могут быть
крупнейшие неприятности, если кто-нибудь узнает об этом.
Однако искушение было слишком велико - он знал одно подходящее
местечко на западном конце обширной галереи своего дворца в
Преисподней, как будто специально созданное для этой
картины... Все остальные архидемоны лопнут от зависти, когда
ее увидят...
- О, да,- наконец ответил он Маку.- Нет ничего плохого в
том, чтобы спасти один из шедевров Боттичелли от огня.
- Проблема в том,- сказал Мак,- что я не знаток живописи
и вряд ли сумею отличить Боттичелли от Дюрера. Мои познания в
этой области в основном ограничиваются рисунками древних
греков... и надо сказать, что греческую живопись я знаю
гораздо хуже, чем греческий язык.
- Это досадное препятствие,- сказал Мефистофель.- Но я
думаю, никто не будет возражать, если я расширю ваш кругозор в
области искусства. Вам это может пригодиться для выполнения
задания.
И демон сделал какой-то замысловатый жест руками. В ту же
секунду колени Мака подогнулись - ему казалось, что груз
приобретенных во мгновение ока знаний давит на него физически.
Теперь он мог оценить любую картину, начиная эллинским
периодом и кончая экспрессионизмом, с точностью до нескольких
десятков франков.
- Доставить вам картину Боттичелли? - еле слышно
пробормотал Мак.- Это все, что вы хотите, чтобы я сделал?
- Не мне вам указывать,- ответил ему Мефистофель.- Я лишь
дал вам кое-какие сведения - это поможет вам разобраться в
происходящем.
После минутного молчания он прибавил:
- Конечно, если во время вашего пребывания во Флоренции