Страница:
кровоточащие пальцы Амнета.
Сила ушла из его ног. Он рухнул на колени, потом на бок, ударившись о
землю плечом, бедром и головой. Как марионетка без ниточек, он наконец
затих, коченея. Нежные ростки травы щекотали его щеку и царапали роговицу
раскрытых глаз.
Хасан пришел в себя и медленно приблизился. Он снова двигался с той
гибкой грацией, которая отличает живого и здорового человека, находящегося
в полном сознании, готового отпрыгнуть при первом признаке опасности.
Амнет не шевелился. Его разбитое тело, чужое и холодное, было уже
наполовину мертво, энергия Камня больше не оживляла его. Он чувствовал,
как дюйм за дюймом нервные волокна его обнаженного спинного мозга
вздувались, рвались с шипением и опадали. Когда этот неконтролируемый
процесс достиг основания черепа, он понял, что сознание покидает его.
Скоро за ним последует и душа.
Бормоча какие-то слова, которые Амнет уже не мог разобрать, Хасан
присел на корточки и скрылся из поля зрения тамплиера, ибо взгляд его уже
остановился. Руки ассасина, должно быть, делали что-то в области паха
Томаса, но тот не мог представить, какой вред телу он рассчитывал
причинить там.
Руки Хасана делали быстрые сгребающие, прочесывающие движения. Потом
он встал, но руки его были так плотно прижаты к телу, что Томас не мог
разглядеть, что в них было.
Последний раз взглянув в затуманившиеся глаза Амнета, Хасан
повернулся и, сгибаясь под тяжестью своего груза, быстро зашагал прочь из
долины.
Бульканье и шипение из основания черепа проникло внутрь, как вода,
заливающая трюм тонущего судна. Когда оно наконец вылилось из разбитого
темени, он погрузился в темноту, и тело его умерло.
Проворные сильные руки сняли с Жерара де Ридерфорда полотно шатра.
Над ним склонились смуглые лица, в глазах светилось торжество победы.
Сарацины подняли его на ноги. Они гладили пальцами красный крест, пришитый
к его плащу. Они щелкали языками, разглядывая этот признак принадлежности
к Ордену.
Один из них взвесил на руке медальон, знак высшей власти Ордена,
тяжелый золотой диск, украшенный эмалью, который Жерар носил на шее на
массивной золотой цепи. Великий магистр попытался защитить медальон, но
похитители быстро отвели его руки назад. Они стащили медальон с шеи, и
двое тут же бросились в сторону, сцепившись в отчаянной схватке за право
обладания им.
Меч Жерара куда-то пропал, пока он барахтался в складках шатра.
Сарацины сорвали кинжал с его пояса и накинули на шею грубую веревочную
петлю.
Они повели его вниз с холма. Со всех сторон спускались тысячи таких
же пленников, ошарашенных и шатающихся, сконфуженных и полумертвых от
усталости и жажды. Они плелись, как бараны на веревках.
У подножия холма сарацинские командиры отделяли тамплиеров с красными
крестами на одежде от других христианских рыцарей, сопровождавших короля
Гая. Тамплиеров отвели в пологий овраг под Гаттином. Шеренга сарацинских
лучников с их забавными короткими луками встала над ними на краю оврага.
- Христиане! - прогремел над ними звонкий голос с хорошим французским
выговором. - Вы, кто принадлежит к Ордену Храма!
Жерар поднял голову, но солнце светило в глаза, и он не смог
разглядеть говорящего.
- Вам следует сейчас, - голос звучал убедительно и даже почти
дружелюбно, - встать на колени и помолиться вашему Богу.
Как паства в соборе, пять тысяч разоруженных тамплиеров упали на
колени. Их кольчуги зазвенели разом, словно якорные цепи флотилии.
Жерар пытался помолиться, но его отвлекло бормотанье и стоны,
доносившиеся с обоих концов оврага. Он вытянул шею и посмотрел поверх
склоненных голов и согбенных спин своих соратников. Там, в отдалении,
сарацины методично размахивали мечами.
- Они отрубают головы нашим товарищам! - пронесся по рядам испуганный
шепот. - Вставайте! Надо защищаться!
- Не сметь! - приказал Жерар сквозь зубы. - Лучше точный удар меча,
чем дюжина плохо пущенных стрел.
Те, кто слышали его, затихли. Шепот прекратился.
Через некоторое время кто-то рядом сказал мягко:
- Сегодня вечером, друзья, мы разобьем палатки на небесах.
- На берегу реки... - отозвался его невидимый товарищ.
Наступила тишина.
- Лучше бы ты не говорил про воду, - процедил кто-то поодаль.
- О, хоть бы каплю! - простонал другой голос.
Этому стону не суждено было продолжиться, ибо сарацинские палачи уже
стояли над ними и - вжик, вжик...
Саладин взобрался на шаткую гору подушек и попытался устроиться там
поудобнее. Он поерзал, перенося свой вес из стороны в сторону и проверяя
устойчивость сооружения, чтобы потом не свалиться в самый неподходящий
момент. Но гора, сложенная не менее искусно, чем фараоновы пирамиды,
оказалась достаточно надежной.
Саладин привык иметь дело с более цивилизованными противниками,
которые соблюдали должный этикет даже после поражения, даже измученные
жарой и жаждой. Пленный мусульманский шейх знает, что в шатер победителя
надобно вползать на коленях, на коленях и локтях, даже на животе, если
нужно, голову держать как можно ниже, а поза должна выражать полную
покорность полководцу, захватившему его. Но эти христианские аристократы
не знают правил приличия. Они войдут в шатер прямо и будут стоять во весь
рост, словно это они сегодня победители.
Его приверженцам непозволительно лицезреть подобное унижение вождя.
Для того-то и была сооружена пирамида подушек.
Но все оказалось напрасно.
Король Гай не вошел в шатер сам, его внесли за руки и за ноги четыре
сарацинских богатыря. Остальные аристократы следовали за своим
распростертым королем. Они шли прямо, но с низко опущенными головами.
- Он мертв? - спросил Саладин.
- Нет, господин. На него напала лихорадка от жары. Он бредит.
Гай, Латинский король Иерусалима, лежал на ковре перед горой подушек,
словно груда старого тряпья. Ноги у него дергались, руки блуждали по
ковру; глаза совсем закатились. Остальные знатные рыцари - среди них
Саладин приметил тонкие кошачьи черты Рейнальда де Шатильона - отпрянули
от своего короля, опасаясь, что он умирает. Так оно, впрочем, и было.
- Принесите королю освежиться, - приказал Саладин.
Визирь сам поднес чашу розовой воды, охлажденной снегом, который
доставляли с гор в бочках, закутанных в меха. Мустафа встал на колени
подле головы короля и, смочив конец своего кушака, положил его на пылающий
лоб Гая. Прохлада придала некую осмысленность взгляду короля, и он
прекратил дергаться. Когда рот его раскрылся, Мустафа поднес край чаши к
губам и налил несколько капель на язык, обложенный и потрескавшийся, как
шкура дохлой лошади, пролежавшей в пустыне пару месяцев.
Король Гай поднял руки и вцепился в чашу, определенно намереваясь
вылить всю воду себе в глотку. Но Мустафа держал чашу крепко. Когда же,
наконец, король осознал, как приятно пить маленькими глотками, Мустафа
отдал ему сосуд. Визирь поклонился Саладину и отступил назад.
Приподнявшись на локте Гай жадно пил. Утолив жажду, он впервые
осмысленно огляделся. Он увидел остальных французских дворян, стоявших как
побитые собаки, в распухшими языками, свисающими поверх бород. Какие-то
остатки государственной ответственности побудили его поднять чашу,
предлагая ее товарищам по несчастью.
Первым схватил сосуд Рейнальд де Шатильон. Этот человек,
самопровозглашенный принц Антиохии, утопил мусульманских паломников в
Медине, сжег христианские церкви на Кипре, предложил обесчестить сестру
Саладина и намеревался разбросать кости Пророка. Трясущимися руками он
поднес чашу к губам - он принимал освежающий напиток как гость в шатре
Саладина!
- Остановись! - Саладин почувствовал как лицо его морщится и
искажается бешенством, с которым разум не в силах совладать. Он скатился
вниз с горы подушек и встал перед пленниками. "Так не должно быть!"
Король Гай смотрел вверх с изумленным, почти страдальческим
выражением на глуповатом лице.
Рейнальд, с бороды которого капала розовая вода, ответил Саладину
улыбкой, больше походившей на глумливую усмешку.
Красноватая дымка заволокла все перед глазами сарацинского генерала.
Полуослепший от гнева, он повернулся к Мустафе.
- Объясни королю Гаю, что это он - а не я - оказал такое
гостеприимство нашему врагу.
Мустафа бросился вперед, упал на колени перед королем и открыл было
рот. Но простого объяснения было мало. С точностью, выработанной годами
упражнений в воинском мастерстве, он выбил чашу из рук Рейнальда, сломав
при этом ему палец. Вода забрызгала остальных христианских дворян, а край
летящей чаши разрезал одному из них бровь.
Рейнальд, теперь с открытой издевкой, протянул к Саладину
поврежденную руку. "Это тебе твой драгоценный Магомет приказал сделать?" -
и голос был такой насмешливый, дразнящий...
Не раздумывая, Саладин выхватил свой меч из гибкой дамасской стали и
одним легким движением описал в воздухе сверкнувшую петлю.
Рука Рейнальда, отрубленная у самого плеча, упала королю Гаю на
колени, судорожно дергаясь. Король взвыл и отпрянул в сторону, стараясь
освободиться от этого подарка.
Рейнальд уставился на свою руку, затем поднял круглые от ужаса глаза
на Саладина. Губы изогнулись в изумленное "О", изо рта вырвался восходящий
агонизирующий вой, подобный волчьему.
Прежде, чем этот ужасный звук успел проникнуть сквозь стенки шатра,
один из телохранителей султана ринулся вперед, выхватывая саблю, и разом
срубил голову Рейнальда с плеч. Удивленная голова покатилась по ковру,
уткнувшись лицом в подножие пирамиды подушек. Тело, фонтанируя кровью,
сначала упало на колени, затем рухнуло вперед.
Король Гай, забрызганный кровью, с отрубленной рукой Рейнальда на
коленях, с ужасом смотрел вверх на Саладина.
- Пощади нас, великий король! Пощади нас!
Султан, дав выход своему бешенству, мгновенно остыл. Он взглянул на
Гая с состраданием.
- Не бойся. Не подобает королю убивать короля. Ты и те придворные,
которые смогут доказать благородство крови, будут оставлены для выкупа.
Остальные твои воины, оставшиеся в живых, будут проданы в рабство. Таково
решение Саладина.
Король Гай, ввергнутый всеми испытанными ужасами в униженную
покорность, низко склонил голову.
- Благодарю тебя, государь.
Крестоносцы - так стали называть европейских рыцарей, отправлявшихся
в Палестину, - так и не смогли больше отвоевать свое королевство в Святой
Земле. Все, что от них осталось - это цепь разрушающихся укреплений на
холмах: архитектура Франции поверх архитектуры Рима, и все это на руинах
соломоновых строений.
Вскоре на этой сцене появится Ричард Английский. Он также будет
сражаться с Саладином и также проиграет ему. При этом ему придется
уступить бразды правления в своей далекой зеленой стране брату Джону, чьи
сомнения и колебания приведут к созданию Великой Хартии, праматери всех
конституций.
Айюбиды Саладина, а после них мамелюки будут править в Палестине
свыше трех столетий, но им так и не удастся подчинить себе ассасинов в их
горных убежищах. Укрывшись в своем Тайном Саду, опекаемые своим Тайным
Основателем, они будут терзать всех тех, кто пытается поработить арабских
феллахов.
Между тем Египет уступит свою власть растущей Оттоманской империи
турок. Она будет господствовать в этой земле следующие четыре столетия. В
конце концов и империя начнет клониться к закату, уступая власть
конгломерату шейхов под негласным руководством англичанина Т.Э.Шоу, более
известного под боевым прозвищем Лоуренс. Так началось британское правление
в Палестине, которое продлится всего тридцать лет в двадцатом веке.
Конец британскому правлению положит послевоенный хаос, который даст
возможность осуществиться пророчествам и мечтам сионизма. Ассасины же
будут по-прежнему созерцать это из своих горних убежищ. И снова здесь
прокатятся войны, когда сначала египтяне, затем сирийцы попытаются
отвоевать многострадальную землю. Война перекинется на север, в Ливан и
едва не разрушит до основания государство, которое пыталось жить в
гармонии с переменчивыми ветрами, порожденными этим дурно воспитанным
веком.
Девять столетий нескончаемые войны будут терзать Святую Землю. Девять
столетий будут взирать на это ассасины из своих горних убежищ.
Его Всемогущая Сила
С Эфирного Неба обрушила вниз безудержное пламя
Неся им ужасный огонь и разруху
И вечные муки...
Джон Мильтон
Ворота главного входа были снесены взрывным устройством значительно
более сильным, чем ракета "Си Спэрроу". Створки ворот состояли из стальных
прутьев толщиной три сантиметра, переплетенных внизу, вверху и посередине
широкими лентами из слоистого сплава. Прежде створки ездили на стальных
колесах по никелированным рельсам. Взрыв изогнул брусья и перекладины
ворот в полусферы, превратив их в некие подобия параллелей и меридианов
глобуса. Рельсы выворотило из асфальта. Болты величиной с большой палец
Тома Гардена торчали как грибы.
Когда банда террористов подошла к воротам, Гарден разглядел
последствия взрыва в слабом свете отдаленных огней и прожекторов. Ближние
прожекторы и фонари дневного света вдоль дороги были разбиты.
- Ну, а здесь вы чем воспользовались? - спросил Гарден Итнайна. -
Небольшой такой ядерной гранатой?
Палестинец шел, прикусив нижнюю губу. "Мой господни Хасан говорил о
каком-то устройстве для особо укрепленных объектов. Бомба с несколькими
зарядами и множественной ядерной реакцией..."
- Хорош укрепленный объект - пара стальных решеток!
- Если посмотреть внимательнее, - Итнайн встал между двумя бетонными
столбами, к которым крепились створки и очертил на земле какую-ту фигуру,
- вы увидите здесь остатки фундамента. - В асфальте виднелся серый
цементный квадрат со стороной два метра. - Это была центральная колонна,
створки входили в ее пазы и запирались там.
- Да уж, укрепленный объект, - подивился Гарден. - А почему бы просто
не взломать замки?
- Мой господин Хасан торопился.
Гарден посмотрел вперед на приземистое здание административного
корпуса. Позади него, как Дуврская скала над рыбацкой деревушкой,
возвышался центральный реактор. Везде было абсолютно тихо.
Пройдя шесть километров пешком, учитывая, что двое из них тащили на
себе оставшиеся "Си Спэрроу", они, конечно, опоздали к главной акции
захвата и существенно выбились из графика.
Команда опасливо пересекла пустынную парковку гостевых автомобилей,
подошла к главному входу в административное здание и остановилась перед
скользящими дверьми из матового стекла. Итнайн и один из его помощников
шагнули вперед. Они перекрыли инфракрасный луч, двери разъехались... и
разлетелись каскадом сверкающих алмазов.
- Черт! - выругался Итнайн, отступая в сторону и высоко поднимая
ноги, чтобы избавиться от осколков.
Закаленное стекло было разрушено взрывом у ворот, только гравитация и
сила инерции удерживала осколки в дверной раме. При первом же движении
расколотое стекло рассыпалось под тяжестью собственного веса.
Гарден рассмотрел блестящий осколок. "Могу ли я предположить, что мой
господин Хасан здесь не проходил?" - спросил он ехидно.
- Это здание не было его целью.
- А нашей?
Итнайн не ответил, просто перешагнул через дверную раму, громко
хрустя тяжелыми ботинками по битому стеклу.
Гарден шел за ним очень осторожно в своих тонких кожаных ботинках.
Закаленное стекло рассыпалось на одинаковые кубики, каждый весом около
карата. Такая форма осколков, должно быть, безопаснее при авариях, чем
чешуйки или пластинки, но все же и у кубиков имеются острые как лезвия
грани и углы. На них можно поскользнуться, упасть и сильно порезать руки и
лицо. Он шел медленно, наступая на всю ступню.
В вестибюле надо было пройти через несколько ворот: в одних были
металлодетекторы для поиска оружия, в других - фосфорные датчики,
выявляющие взрывчатые вещества. И те и другие сейчас, конечно, не
работали.
- Ну что, нашли? - мысленно позлорадствовал Том, проходя под арками.
Впрочем, на нем и не было ничего запрещенного.
- А где охрана? - поинтересовался он.
- На электростанции была в основном механическая охрана, - ответил
Итнайн. - Наше нападение привлекло половину собак, работающих на
территории. А потом ракеты вывели из строя их электронику.
- Ну, а другая половина?
Итнайн махнул рукой на север. "Где-то там. На другом конце
территории".
- А как насчет охранников-людей?
- В административном здании было несколько нанятых полицейских,
просто для выражения вежливости к посетителям, проходящим через детекторы.
Эти люди, наверное, ушли в здание реактора, когда мы взорвали ворота.
- Но они и сейчас там? С оружием?
- Они сдадутся, когда мой господин Хасан захватит центр управления.
Гарден посмотрел на спутников Итнайна, которые слонялись по вестибюлю
или проходили туда-сюда через детекторные арки. Оружие у них свободно
болталось на ремнях.
- Кстати, не кажется ли вам, что вашим людям следовало бы двигаться
более осторожно - ну, скажем, прикрывать друг друга?
Итнайн улыбнулся и покачал головой. "Здесь мы не попадем в ловушку.
Вот дальше, в реакторном зале - возможно".
Они пошли вглубь здания по коридорам с кремовыми стенками и ковровыми
дорожками цвета красного вина, мимо светлых дубовых дверей с черными
табличками. В здании было оставлено ночное освещение, плафоны на потолке
горели через один и очень тускло.
Для сектора термоядерной электростанции, захваченной террористами,
порядок был просто исключительный. Не считая разбитого стекла в вестибюле,
Гарден не заметил, чтобы хоть что-то было не на месте: ни опрокинутой
мебели, ни горящего или разбитого оборудования, ни летающей бумаги;
словом, не похоже на зону военных действий.
Единственными свидетелями беды казались мониторы компьютеров: мерцая
красными предупредительными сигналами, они автоматически регистрировали в
бесконечных зеленых колонках настойчивые команды невидимым собакам,
которые уже никогда их не выполнят. Другие колонки, голубые,
регистрировали бесчисленные попытки дозвониться до полицейского управления
Нью-Джерси.
Педантичным компьютерам службы безопасности не дано было знать
одного: все коммуникационные кабели вокруг территории станции, как на
металлической основе, так и волоконно-оптические, были перерезаны перед
нападением. Всеволновый глушитель подавлял радиосигналы в любом диапазоне,
создавая мертвую зону в радиусе шести километров. Правда, это затрудняло
также общение между группами террористов, но Итнайн и Хасан, очевидно,
больше надеялись на тщательное планирование, точный инструктаж и
выверенный график, чем на болтовню по рации.
В конце коридора ковровая дорожка упиралась в металлический порог.
Дверь отсвечивала нержавейкой, по диагонали ее пересекали ленты из желтого
металла, обрамленные черными полосками. Таблички на двери предупреждали о
необходимости соблюдать стерильность в помещении, надеть защитные очки,
проверить дозиметры и во всех случаях держать идентификационную карточку в
наружном кармане. Подписано Т.Дж.Ферриманом, управляющим электростанции.
На двери не было ручки. Вместо нее на стене рядом с притолокой
размещалась квадратная панель с шестнадцатью кнопками: на десяти из них
были цифры от 0 до 9, на остальных - буквы от A до F.
- Какой-то шестидесятиричный код, - сказал Гарден.
Итнайн кивнул.
- Где же все-таки твой господни Хасан, - спросил Гарден, - если он и
здесь не проходил?
- Он повел свою группу на захват центра управления через главный
коммуникационный коридор. Он рассчитал, что это самый прямой путь к
реакторному залу.
- Путь-то может и прямой, да дверцы здесь больно крепкие.
- Именно поэтому у его команды есть бомба, которая взрывается дважды.
- Чтобы взорвать дверь, которая ведет к работающему ядерному
реактору?! Скажи-ка мне - ты действительно веришь, что попадешь в рай
таким способом?
Итнайн посмотрел на Гардена спокойно и трезво. "Многие верят в это, и
вы не должны говорить об этом так легко. Что касается меня... человеку так
или иначе когда-нибудь предстоит умереть. Эту возможность надо
использовать наилучшим образом".
Там Гарден застонал и повернулся к двери. Арабы расступились,
освобождая ему место. Он приложил ухо к металлической поверхности, но
дверь была слишком массивной и не пропускала звуков. Он потрогал дверь
рукой и ощутил слабую пульсацию - возможно, это были колебания здания.
В этом конце коридора было очень жарко. Гарден заметил, как капелька
пота появилась из-под куфии на голове Хамада, скатилась по лбу и дальше,
вдоль носа. Словно из солидарности, под мышкой у Тома тоже возникла
капелька и побежала вниз по ребрам.
- Мы стрелять замок? - широко улыбаясь предложил Хамад на скверном
английском. Он продемонстрировал, как собирается это сделать с помощью
своего ружья.
- Это только заблокирует дверь.
Итнайн извлек из просторного кармана своего камуфляжа странный ключ.
У него было два параллельных выступа, которые точно подходили к прорезям в
головках болтов по углам панели. Итнайн вывернул болты и снял панель,
открыв электронную схему. Затем из кармана появился моток медной веревки с
красной пластиковой обмоткой. Итнайн прикрепил ее в одном месте... в
другом...
Гарден стоял прямо перед дверью, когда она резко распахнулась, и в
глаза ему ударил нестерпимый свет белого огненного шара.
У Элизы 212 был модуль автодозвона, который мог инициировать
телефонные звонки абонентам. В списке разрешенных контактных номеров
числились основные психиатрические базы данных и общедоступные
библиотечные фонды. Все запросы, которые она делала в ходе изучения случая
своего пациента, включались в его счет.
Когда темная форма Двойника, записанная отрицательными числами,
вызвала непроизвольное перепрограммирование оперативной памяти Элизы,
функция соединения с абонентом сохранилась, но к ней добавилась некая
команда поиска по собственной инициативе.
Теперь она чувствовала, как он стремился к неизвестной цели, тестируя
оптические волокна и переключатели национальной телефонной сети. Нужный
ему путь доступа однозначно сосредотачивался в четырехжильном кабеле,
который тянулся отдельно от остальных на десятки километров - пока не
упирался в пустое пространство. Где-то за последним переключателем кабель
был обрезан.
Для Элизы 212 это означало одно: конец поиска. Тупик. Нулевой
вариант.
Но Двойник, казалось, воспринял этот обрыв связи как личный вызов. Он
впал в некое черное состояние, которое Элиза обозначила бы человеческими
словами как "дурное настроение". Это состояние продолжалось целых три
секунды и разрешилось цифровой командой к коммуникационной сетке,
операционной директивой последнему на этой линии лазерному усилителю
устранить этот разрыв.
Лазер закряхтел от натуги и повысил выход на тысячу процентов. Трубка
излучателя взорвалась, и весь агрегат вышел из строя. Но перед смертью он
послал пучок когерентных световых потоков мощностью около десяти ватт.
Концы одного из четырех проводов перерезанного кабеля соприкоснулись в
месте обрыва. Заряженный провод передал интенсивный световой поток в виде
тепла, которое соединило концы тончайшим волоском расплавленного стекла,
заделав брешь на линии.
Теперь Двойник повторил запрос, достигнув конечного пункта. Элиза
отметила почти человеческую удовлетворенность результатом.
Рука Гардена взлетела к глазам. Он потом и с зажмуренными глазами
видел скелет собственной руки, словно вделанный в алую плоть ладони,
обрамленную белым светом.
Итнайн оттащил его от дверного проема. Остальные распластались по
стенам, прячась от излучения.
- Что вы видели? - голос Итнайна.
Гарден слепо оглянулся по направлению к говорившему. "Алмазный свет.
Как огонь, только абсолютно белый".
- Может, это взрыв реактора?
Гарден взвесил это предположение. "Нет, не думаю. Нас бы тогда не
было в живых".
- Тогда что это?
Том Гарден сопоставил какие-то разрозненные образы. При всей своей
неистовой яркости, шарообразный излучатель казался каким-то... ординарным,
контролируемым. Словно это был этап плановой работы реактора.
Что могло вызвать такой свет? При нормальной работе?
Гарден вспомнил, что электростанция Мэйс Лэндинг работала по тому же
принципу, что и ракета "Си Спэрроу", только в неизмеримо большем масштабе.
Слева от этой двери должна была тянуться галерея световодов. Эти
лучевые каналы направляли импульсы рентгеновского лазера, которые
"поджигали" пленку из титана-иодида. Световоды были расположены по кругу в
виде пересекающихся секторов, разделенных шестидесятиградусными арками.
Лазерные лучи перемещались по ним вперед и назад, проходя через ряды
разрядных усилителей, и в конце концов попадали в сферическую камеру.
Этот стеклянный шар, наполненный смесью трития и дейтерия намного
превосходил по размерам рисовое зернышко "Си Спэрроу":
двадцатикилограммовый глобус, не меньше волейбольного мяча. Через равные
промежутки времени, совпадающие с импульсом лазера, поршневой механизм
выталкивал эти шары в фокус лучей. Стекло начинало испаряться и сжимало
Сила ушла из его ног. Он рухнул на колени, потом на бок, ударившись о
землю плечом, бедром и головой. Как марионетка без ниточек, он наконец
затих, коченея. Нежные ростки травы щекотали его щеку и царапали роговицу
раскрытых глаз.
Хасан пришел в себя и медленно приблизился. Он снова двигался с той
гибкой грацией, которая отличает живого и здорового человека, находящегося
в полном сознании, готового отпрыгнуть при первом признаке опасности.
Амнет не шевелился. Его разбитое тело, чужое и холодное, было уже
наполовину мертво, энергия Камня больше не оживляла его. Он чувствовал,
как дюйм за дюймом нервные волокна его обнаженного спинного мозга
вздувались, рвались с шипением и опадали. Когда этот неконтролируемый
процесс достиг основания черепа, он понял, что сознание покидает его.
Скоро за ним последует и душа.
Бормоча какие-то слова, которые Амнет уже не мог разобрать, Хасан
присел на корточки и скрылся из поля зрения тамплиера, ибо взгляд его уже
остановился. Руки ассасина, должно быть, делали что-то в области паха
Томаса, но тот не мог представить, какой вред телу он рассчитывал
причинить там.
Руки Хасана делали быстрые сгребающие, прочесывающие движения. Потом
он встал, но руки его были так плотно прижаты к телу, что Томас не мог
разглядеть, что в них было.
Последний раз взглянув в затуманившиеся глаза Амнета, Хасан
повернулся и, сгибаясь под тяжестью своего груза, быстро зашагал прочь из
долины.
Бульканье и шипение из основания черепа проникло внутрь, как вода,
заливающая трюм тонущего судна. Когда оно наконец вылилось из разбитого
темени, он погрузился в темноту, и тело его умерло.
Проворные сильные руки сняли с Жерара де Ридерфорда полотно шатра.
Над ним склонились смуглые лица, в глазах светилось торжество победы.
Сарацины подняли его на ноги. Они гладили пальцами красный крест, пришитый
к его плащу. Они щелкали языками, разглядывая этот признак принадлежности
к Ордену.
Один из них взвесил на руке медальон, знак высшей власти Ордена,
тяжелый золотой диск, украшенный эмалью, который Жерар носил на шее на
массивной золотой цепи. Великий магистр попытался защитить медальон, но
похитители быстро отвели его руки назад. Они стащили медальон с шеи, и
двое тут же бросились в сторону, сцепившись в отчаянной схватке за право
обладания им.
Меч Жерара куда-то пропал, пока он барахтался в складках шатра.
Сарацины сорвали кинжал с его пояса и накинули на шею грубую веревочную
петлю.
Они повели его вниз с холма. Со всех сторон спускались тысячи таких
же пленников, ошарашенных и шатающихся, сконфуженных и полумертвых от
усталости и жажды. Они плелись, как бараны на веревках.
У подножия холма сарацинские командиры отделяли тамплиеров с красными
крестами на одежде от других христианских рыцарей, сопровождавших короля
Гая. Тамплиеров отвели в пологий овраг под Гаттином. Шеренга сарацинских
лучников с их забавными короткими луками встала над ними на краю оврага.
- Христиане! - прогремел над ними звонкий голос с хорошим французским
выговором. - Вы, кто принадлежит к Ордену Храма!
Жерар поднял голову, но солнце светило в глаза, и он не смог
разглядеть говорящего.
- Вам следует сейчас, - голос звучал убедительно и даже почти
дружелюбно, - встать на колени и помолиться вашему Богу.
Как паства в соборе, пять тысяч разоруженных тамплиеров упали на
колени. Их кольчуги зазвенели разом, словно якорные цепи флотилии.
Жерар пытался помолиться, но его отвлекло бормотанье и стоны,
доносившиеся с обоих концов оврага. Он вытянул шею и посмотрел поверх
склоненных голов и согбенных спин своих соратников. Там, в отдалении,
сарацины методично размахивали мечами.
- Они отрубают головы нашим товарищам! - пронесся по рядам испуганный
шепот. - Вставайте! Надо защищаться!
- Не сметь! - приказал Жерар сквозь зубы. - Лучше точный удар меча,
чем дюжина плохо пущенных стрел.
Те, кто слышали его, затихли. Шепот прекратился.
Через некоторое время кто-то рядом сказал мягко:
- Сегодня вечером, друзья, мы разобьем палатки на небесах.
- На берегу реки... - отозвался его невидимый товарищ.
Наступила тишина.
- Лучше бы ты не говорил про воду, - процедил кто-то поодаль.
- О, хоть бы каплю! - простонал другой голос.
Этому стону не суждено было продолжиться, ибо сарацинские палачи уже
стояли над ними и - вжик, вжик...
Саладин взобрался на шаткую гору подушек и попытался устроиться там
поудобнее. Он поерзал, перенося свой вес из стороны в сторону и проверяя
устойчивость сооружения, чтобы потом не свалиться в самый неподходящий
момент. Но гора, сложенная не менее искусно, чем фараоновы пирамиды,
оказалась достаточно надежной.
Саладин привык иметь дело с более цивилизованными противниками,
которые соблюдали должный этикет даже после поражения, даже измученные
жарой и жаждой. Пленный мусульманский шейх знает, что в шатер победителя
надобно вползать на коленях, на коленях и локтях, даже на животе, если
нужно, голову держать как можно ниже, а поза должна выражать полную
покорность полководцу, захватившему его. Но эти христианские аристократы
не знают правил приличия. Они войдут в шатер прямо и будут стоять во весь
рост, словно это они сегодня победители.
Его приверженцам непозволительно лицезреть подобное унижение вождя.
Для того-то и была сооружена пирамида подушек.
Но все оказалось напрасно.
Король Гай не вошел в шатер сам, его внесли за руки и за ноги четыре
сарацинских богатыря. Остальные аристократы следовали за своим
распростертым королем. Они шли прямо, но с низко опущенными головами.
- Он мертв? - спросил Саладин.
- Нет, господин. На него напала лихорадка от жары. Он бредит.
Гай, Латинский король Иерусалима, лежал на ковре перед горой подушек,
словно груда старого тряпья. Ноги у него дергались, руки блуждали по
ковру; глаза совсем закатились. Остальные знатные рыцари - среди них
Саладин приметил тонкие кошачьи черты Рейнальда де Шатильона - отпрянули
от своего короля, опасаясь, что он умирает. Так оно, впрочем, и было.
- Принесите королю освежиться, - приказал Саладин.
Визирь сам поднес чашу розовой воды, охлажденной снегом, который
доставляли с гор в бочках, закутанных в меха. Мустафа встал на колени
подле головы короля и, смочив конец своего кушака, положил его на пылающий
лоб Гая. Прохлада придала некую осмысленность взгляду короля, и он
прекратил дергаться. Когда рот его раскрылся, Мустафа поднес край чаши к
губам и налил несколько капель на язык, обложенный и потрескавшийся, как
шкура дохлой лошади, пролежавшей в пустыне пару месяцев.
Король Гай поднял руки и вцепился в чашу, определенно намереваясь
вылить всю воду себе в глотку. Но Мустафа держал чашу крепко. Когда же,
наконец, король осознал, как приятно пить маленькими глотками, Мустафа
отдал ему сосуд. Визирь поклонился Саладину и отступил назад.
Приподнявшись на локте Гай жадно пил. Утолив жажду, он впервые
осмысленно огляделся. Он увидел остальных французских дворян, стоявших как
побитые собаки, в распухшими языками, свисающими поверх бород. Какие-то
остатки государственной ответственности побудили его поднять чашу,
предлагая ее товарищам по несчастью.
Первым схватил сосуд Рейнальд де Шатильон. Этот человек,
самопровозглашенный принц Антиохии, утопил мусульманских паломников в
Медине, сжег христианские церкви на Кипре, предложил обесчестить сестру
Саладина и намеревался разбросать кости Пророка. Трясущимися руками он
поднес чашу к губам - он принимал освежающий напиток как гость в шатре
Саладина!
- Остановись! - Саладин почувствовал как лицо его морщится и
искажается бешенством, с которым разум не в силах совладать. Он скатился
вниз с горы подушек и встал перед пленниками. "Так не должно быть!"
Король Гай смотрел вверх с изумленным, почти страдальческим
выражением на глуповатом лице.
Рейнальд, с бороды которого капала розовая вода, ответил Саладину
улыбкой, больше походившей на глумливую усмешку.
Красноватая дымка заволокла все перед глазами сарацинского генерала.
Полуослепший от гнева, он повернулся к Мустафе.
- Объясни королю Гаю, что это он - а не я - оказал такое
гостеприимство нашему врагу.
Мустафа бросился вперед, упал на колени перед королем и открыл было
рот. Но простого объяснения было мало. С точностью, выработанной годами
упражнений в воинском мастерстве, он выбил чашу из рук Рейнальда, сломав
при этом ему палец. Вода забрызгала остальных христианских дворян, а край
летящей чаши разрезал одному из них бровь.
Рейнальд, теперь с открытой издевкой, протянул к Саладину
поврежденную руку. "Это тебе твой драгоценный Магомет приказал сделать?" -
и голос был такой насмешливый, дразнящий...
Не раздумывая, Саладин выхватил свой меч из гибкой дамасской стали и
одним легким движением описал в воздухе сверкнувшую петлю.
Рука Рейнальда, отрубленная у самого плеча, упала королю Гаю на
колени, судорожно дергаясь. Король взвыл и отпрянул в сторону, стараясь
освободиться от этого подарка.
Рейнальд уставился на свою руку, затем поднял круглые от ужаса глаза
на Саладина. Губы изогнулись в изумленное "О", изо рта вырвался восходящий
агонизирующий вой, подобный волчьему.
Прежде, чем этот ужасный звук успел проникнуть сквозь стенки шатра,
один из телохранителей султана ринулся вперед, выхватывая саблю, и разом
срубил голову Рейнальда с плеч. Удивленная голова покатилась по ковру,
уткнувшись лицом в подножие пирамиды подушек. Тело, фонтанируя кровью,
сначала упало на колени, затем рухнуло вперед.
Король Гай, забрызганный кровью, с отрубленной рукой Рейнальда на
коленях, с ужасом смотрел вверх на Саладина.
- Пощади нас, великий король! Пощади нас!
Султан, дав выход своему бешенству, мгновенно остыл. Он взглянул на
Гая с состраданием.
- Не бойся. Не подобает королю убивать короля. Ты и те придворные,
которые смогут доказать благородство крови, будут оставлены для выкупа.
Остальные твои воины, оставшиеся в живых, будут проданы в рабство. Таково
решение Саладина.
Король Гай, ввергнутый всеми испытанными ужасами в униженную
покорность, низко склонил голову.
- Благодарю тебя, государь.
Крестоносцы - так стали называть европейских рыцарей, отправлявшихся
в Палестину, - так и не смогли больше отвоевать свое королевство в Святой
Земле. Все, что от них осталось - это цепь разрушающихся укреплений на
холмах: архитектура Франции поверх архитектуры Рима, и все это на руинах
соломоновых строений.
Вскоре на этой сцене появится Ричард Английский. Он также будет
сражаться с Саладином и также проиграет ему. При этом ему придется
уступить бразды правления в своей далекой зеленой стране брату Джону, чьи
сомнения и колебания приведут к созданию Великой Хартии, праматери всех
конституций.
Айюбиды Саладина, а после них мамелюки будут править в Палестине
свыше трех столетий, но им так и не удастся подчинить себе ассасинов в их
горных убежищах. Укрывшись в своем Тайном Саду, опекаемые своим Тайным
Основателем, они будут терзать всех тех, кто пытается поработить арабских
феллахов.
Между тем Египет уступит свою власть растущей Оттоманской империи
турок. Она будет господствовать в этой земле следующие четыре столетия. В
конце концов и империя начнет клониться к закату, уступая власть
конгломерату шейхов под негласным руководством англичанина Т.Э.Шоу, более
известного под боевым прозвищем Лоуренс. Так началось британское правление
в Палестине, которое продлится всего тридцать лет в двадцатом веке.
Конец британскому правлению положит послевоенный хаос, который даст
возможность осуществиться пророчествам и мечтам сионизма. Ассасины же
будут по-прежнему созерцать это из своих горних убежищ. И снова здесь
прокатятся войны, когда сначала египтяне, затем сирийцы попытаются
отвоевать многострадальную землю. Война перекинется на север, в Ливан и
едва не разрушит до основания государство, которое пыталось жить в
гармонии с переменчивыми ветрами, порожденными этим дурно воспитанным
веком.
Девять столетий нескончаемые войны будут терзать Святую Землю. Девять
столетий будут взирать на это ассасины из своих горних убежищ.
Его Всемогущая Сила
С Эфирного Неба обрушила вниз безудержное пламя
Неся им ужасный огонь и разруху
И вечные муки...
Джон Мильтон
Ворота главного входа были снесены взрывным устройством значительно
более сильным, чем ракета "Си Спэрроу". Створки ворот состояли из стальных
прутьев толщиной три сантиметра, переплетенных внизу, вверху и посередине
широкими лентами из слоистого сплава. Прежде створки ездили на стальных
колесах по никелированным рельсам. Взрыв изогнул брусья и перекладины
ворот в полусферы, превратив их в некие подобия параллелей и меридианов
глобуса. Рельсы выворотило из асфальта. Болты величиной с большой палец
Тома Гардена торчали как грибы.
Когда банда террористов подошла к воротам, Гарден разглядел
последствия взрыва в слабом свете отдаленных огней и прожекторов. Ближние
прожекторы и фонари дневного света вдоль дороги были разбиты.
- Ну, а здесь вы чем воспользовались? - спросил Гарден Итнайна. -
Небольшой такой ядерной гранатой?
Палестинец шел, прикусив нижнюю губу. "Мой господни Хасан говорил о
каком-то устройстве для особо укрепленных объектов. Бомба с несколькими
зарядами и множественной ядерной реакцией..."
- Хорош укрепленный объект - пара стальных решеток!
- Если посмотреть внимательнее, - Итнайн встал между двумя бетонными
столбами, к которым крепились створки и очертил на земле какую-ту фигуру,
- вы увидите здесь остатки фундамента. - В асфальте виднелся серый
цементный квадрат со стороной два метра. - Это была центральная колонна,
створки входили в ее пазы и запирались там.
- Да уж, укрепленный объект, - подивился Гарден. - А почему бы просто
не взломать замки?
- Мой господин Хасан торопился.
Гарден посмотрел вперед на приземистое здание административного
корпуса. Позади него, как Дуврская скала над рыбацкой деревушкой,
возвышался центральный реактор. Везде было абсолютно тихо.
Пройдя шесть километров пешком, учитывая, что двое из них тащили на
себе оставшиеся "Си Спэрроу", они, конечно, опоздали к главной акции
захвата и существенно выбились из графика.
Команда опасливо пересекла пустынную парковку гостевых автомобилей,
подошла к главному входу в административное здание и остановилась перед
скользящими дверьми из матового стекла. Итнайн и один из его помощников
шагнули вперед. Они перекрыли инфракрасный луч, двери разъехались... и
разлетелись каскадом сверкающих алмазов.
- Черт! - выругался Итнайн, отступая в сторону и высоко поднимая
ноги, чтобы избавиться от осколков.
Закаленное стекло было разрушено взрывом у ворот, только гравитация и
сила инерции удерживала осколки в дверной раме. При первом же движении
расколотое стекло рассыпалось под тяжестью собственного веса.
Гарден рассмотрел блестящий осколок. "Могу ли я предположить, что мой
господин Хасан здесь не проходил?" - спросил он ехидно.
- Это здание не было его целью.
- А нашей?
Итнайн не ответил, просто перешагнул через дверную раму, громко
хрустя тяжелыми ботинками по битому стеклу.
Гарден шел за ним очень осторожно в своих тонких кожаных ботинках.
Закаленное стекло рассыпалось на одинаковые кубики, каждый весом около
карата. Такая форма осколков, должно быть, безопаснее при авариях, чем
чешуйки или пластинки, но все же и у кубиков имеются острые как лезвия
грани и углы. На них можно поскользнуться, упасть и сильно порезать руки и
лицо. Он шел медленно, наступая на всю ступню.
В вестибюле надо было пройти через несколько ворот: в одних были
металлодетекторы для поиска оружия, в других - фосфорные датчики,
выявляющие взрывчатые вещества. И те и другие сейчас, конечно, не
работали.
- Ну что, нашли? - мысленно позлорадствовал Том, проходя под арками.
Впрочем, на нем и не было ничего запрещенного.
- А где охрана? - поинтересовался он.
- На электростанции была в основном механическая охрана, - ответил
Итнайн. - Наше нападение привлекло половину собак, работающих на
территории. А потом ракеты вывели из строя их электронику.
- Ну, а другая половина?
Итнайн махнул рукой на север. "Где-то там. На другом конце
территории".
- А как насчет охранников-людей?
- В административном здании было несколько нанятых полицейских,
просто для выражения вежливости к посетителям, проходящим через детекторы.
Эти люди, наверное, ушли в здание реактора, когда мы взорвали ворота.
- Но они и сейчас там? С оружием?
- Они сдадутся, когда мой господин Хасан захватит центр управления.
Гарден посмотрел на спутников Итнайна, которые слонялись по вестибюлю
или проходили туда-сюда через детекторные арки. Оружие у них свободно
болталось на ремнях.
- Кстати, не кажется ли вам, что вашим людям следовало бы двигаться
более осторожно - ну, скажем, прикрывать друг друга?
Итнайн улыбнулся и покачал головой. "Здесь мы не попадем в ловушку.
Вот дальше, в реакторном зале - возможно".
Они пошли вглубь здания по коридорам с кремовыми стенками и ковровыми
дорожками цвета красного вина, мимо светлых дубовых дверей с черными
табличками. В здании было оставлено ночное освещение, плафоны на потолке
горели через один и очень тускло.
Для сектора термоядерной электростанции, захваченной террористами,
порядок был просто исключительный. Не считая разбитого стекла в вестибюле,
Гарден не заметил, чтобы хоть что-то было не на месте: ни опрокинутой
мебели, ни горящего или разбитого оборудования, ни летающей бумаги;
словом, не похоже на зону военных действий.
Единственными свидетелями беды казались мониторы компьютеров: мерцая
красными предупредительными сигналами, они автоматически регистрировали в
бесконечных зеленых колонках настойчивые команды невидимым собакам,
которые уже никогда их не выполнят. Другие колонки, голубые,
регистрировали бесчисленные попытки дозвониться до полицейского управления
Нью-Джерси.
Педантичным компьютерам службы безопасности не дано было знать
одного: все коммуникационные кабели вокруг территории станции, как на
металлической основе, так и волоконно-оптические, были перерезаны перед
нападением. Всеволновый глушитель подавлял радиосигналы в любом диапазоне,
создавая мертвую зону в радиусе шести километров. Правда, это затрудняло
также общение между группами террористов, но Итнайн и Хасан, очевидно,
больше надеялись на тщательное планирование, точный инструктаж и
выверенный график, чем на болтовню по рации.
В конце коридора ковровая дорожка упиралась в металлический порог.
Дверь отсвечивала нержавейкой, по диагонали ее пересекали ленты из желтого
металла, обрамленные черными полосками. Таблички на двери предупреждали о
необходимости соблюдать стерильность в помещении, надеть защитные очки,
проверить дозиметры и во всех случаях держать идентификационную карточку в
наружном кармане. Подписано Т.Дж.Ферриманом, управляющим электростанции.
На двери не было ручки. Вместо нее на стене рядом с притолокой
размещалась квадратная панель с шестнадцатью кнопками: на десяти из них
были цифры от 0 до 9, на остальных - буквы от A до F.
- Какой-то шестидесятиричный код, - сказал Гарден.
Итнайн кивнул.
- Где же все-таки твой господни Хасан, - спросил Гарден, - если он и
здесь не проходил?
- Он повел свою группу на захват центра управления через главный
коммуникационный коридор. Он рассчитал, что это самый прямой путь к
реакторному залу.
- Путь-то может и прямой, да дверцы здесь больно крепкие.
- Именно поэтому у его команды есть бомба, которая взрывается дважды.
- Чтобы взорвать дверь, которая ведет к работающему ядерному
реактору?! Скажи-ка мне - ты действительно веришь, что попадешь в рай
таким способом?
Итнайн посмотрел на Гардена спокойно и трезво. "Многие верят в это, и
вы не должны говорить об этом так легко. Что касается меня... человеку так
или иначе когда-нибудь предстоит умереть. Эту возможность надо
использовать наилучшим образом".
Там Гарден застонал и повернулся к двери. Арабы расступились,
освобождая ему место. Он приложил ухо к металлической поверхности, но
дверь была слишком массивной и не пропускала звуков. Он потрогал дверь
рукой и ощутил слабую пульсацию - возможно, это были колебания здания.
В этом конце коридора было очень жарко. Гарден заметил, как капелька
пота появилась из-под куфии на голове Хамада, скатилась по лбу и дальше,
вдоль носа. Словно из солидарности, под мышкой у Тома тоже возникла
капелька и побежала вниз по ребрам.
- Мы стрелять замок? - широко улыбаясь предложил Хамад на скверном
английском. Он продемонстрировал, как собирается это сделать с помощью
своего ружья.
- Это только заблокирует дверь.
Итнайн извлек из просторного кармана своего камуфляжа странный ключ.
У него было два параллельных выступа, которые точно подходили к прорезям в
головках болтов по углам панели. Итнайн вывернул болты и снял панель,
открыв электронную схему. Затем из кармана появился моток медной веревки с
красной пластиковой обмоткой. Итнайн прикрепил ее в одном месте... в
другом...
Гарден стоял прямо перед дверью, когда она резко распахнулась, и в
глаза ему ударил нестерпимый свет белого огненного шара.
У Элизы 212 был модуль автодозвона, который мог инициировать
телефонные звонки абонентам. В списке разрешенных контактных номеров
числились основные психиатрические базы данных и общедоступные
библиотечные фонды. Все запросы, которые она делала в ходе изучения случая
своего пациента, включались в его счет.
Когда темная форма Двойника, записанная отрицательными числами,
вызвала непроизвольное перепрограммирование оперативной памяти Элизы,
функция соединения с абонентом сохранилась, но к ней добавилась некая
команда поиска по собственной инициативе.
Теперь она чувствовала, как он стремился к неизвестной цели, тестируя
оптические волокна и переключатели национальной телефонной сети. Нужный
ему путь доступа однозначно сосредотачивался в четырехжильном кабеле,
который тянулся отдельно от остальных на десятки километров - пока не
упирался в пустое пространство. Где-то за последним переключателем кабель
был обрезан.
Для Элизы 212 это означало одно: конец поиска. Тупик. Нулевой
вариант.
Но Двойник, казалось, воспринял этот обрыв связи как личный вызов. Он
впал в некое черное состояние, которое Элиза обозначила бы человеческими
словами как "дурное настроение". Это состояние продолжалось целых три
секунды и разрешилось цифровой командой к коммуникационной сетке,
операционной директивой последнему на этой линии лазерному усилителю
устранить этот разрыв.
Лазер закряхтел от натуги и повысил выход на тысячу процентов. Трубка
излучателя взорвалась, и весь агрегат вышел из строя. Но перед смертью он
послал пучок когерентных световых потоков мощностью около десяти ватт.
Концы одного из четырех проводов перерезанного кабеля соприкоснулись в
месте обрыва. Заряженный провод передал интенсивный световой поток в виде
тепла, которое соединило концы тончайшим волоском расплавленного стекла,
заделав брешь на линии.
Теперь Двойник повторил запрос, достигнув конечного пункта. Элиза
отметила почти человеческую удовлетворенность результатом.
Рука Гардена взлетела к глазам. Он потом и с зажмуренными глазами
видел скелет собственной руки, словно вделанный в алую плоть ладони,
обрамленную белым светом.
Итнайн оттащил его от дверного проема. Остальные распластались по
стенам, прячась от излучения.
- Что вы видели? - голос Итнайна.
Гарден слепо оглянулся по направлению к говорившему. "Алмазный свет.
Как огонь, только абсолютно белый".
- Может, это взрыв реактора?
Гарден взвесил это предположение. "Нет, не думаю. Нас бы тогда не
было в живых".
- Тогда что это?
Том Гарден сопоставил какие-то разрозненные образы. При всей своей
неистовой яркости, шарообразный излучатель казался каким-то... ординарным,
контролируемым. Словно это был этап плановой работы реактора.
Что могло вызвать такой свет? При нормальной работе?
Гарден вспомнил, что электростанция Мэйс Лэндинг работала по тому же
принципу, что и ракета "Си Спэрроу", только в неизмеримо большем масштабе.
Слева от этой двери должна была тянуться галерея световодов. Эти
лучевые каналы направляли импульсы рентгеновского лазера, которые
"поджигали" пленку из титана-иодида. Световоды были расположены по кругу в
виде пересекающихся секторов, разделенных шестидесятиградусными арками.
Лазерные лучи перемещались по ним вперед и назад, проходя через ряды
разрядных усилителей, и в конце концов попадали в сферическую камеру.
Этот стеклянный шар, наполненный смесью трития и дейтерия намного
превосходил по размерам рисовое зернышко "Си Спэрроу":
двадцатикилограммовый глобус, не меньше волейбольного мяча. Через равные
промежутки времени, совпадающие с импульсом лазера, поршневой механизм
выталкивал эти шары в фокус лучей. Стекло начинало испаряться и сжимало