Страница:
Шум тамплиеров в зале поглотил дальнейшие протесты Эберта, но не
Роджера.
- Король! Этот кусок окровавленной тухлятины недостоин сидеть на моей
лошади - пусть сам себя коронует!
- Господин Госпитальер! Ваше мнение - полная ерунда.
Последний ответ Эберта был прерван выкриками и шумом тамплиеров,
собравшихся в трапезной.
Амнет сделал два шага назад, выбираясь из первых рядов и за их
спинами поспешил к двери. Он услышал шаги за спиной и, полуобернувшись,
увидел Жерара де Ридерфорда, спешащего в том же направлении.
Первым дойдя до передней, Амнет уперся руками в створки дверей и
толкнул их. Когда они раскрылись, Жерар прошел между ними, и они
захлопнулись у него за спиной.
Амнет уже повернулся, чтобы разобраться с распорядителем и
разгневанным Госпитальером.
- Что здесь за шум? - он адресовал вопрос Эберту, а не Магистру.
Роджер повернулся к нему, как бык, которого кусает шавка.
- Не суйся не в свое дело, тамплиер.
- Если у вас есть возражения против кандидатуры Ги, вы должны были
изложить их на собрании, где его выбирали, - возразил Амнет.
- Я говорил, то же что и многие другие, но...
- Ваши возражения были отвергнуты, насколько я помню. Повторять ваши
доводы теперь, когда корона лежит на голове Ги, лишь напрасная трата
времени.
Во время этого разговора Амнет чувствовал за собой каменное
присутствие Жерара. Он мог проследить это по движению глаз Роджера.
- Что скажешь ты, Жерар? - вопросил госпитальер.
- Сэр Томас говорит правду. Ги король с сегодняшнего дня.
- Проклятье!
- Вы богохульствуете, сэр?
- Здесь не церковь! Коронация не может считаться законной!
- Корона на голове Ги отмечена святым маслом с отметкой собственного
пальца папы, - сказал Амнет. - Дело сделано.
Толстые руки Роджера сжимали ключ от его монастыря, висящий на цепи
на шее. В ярости он повернул его и дернул. Тяжелые золотые звенья цепи не
поддавались. Когда это не удалось, он сорвал цепь через голову.
- Дьявол забери всех тамплиеров! - прогремел Магистр и бросил ключ в
ближайшее узкое стрельчатое окно. Цепь, пролетая через амбразуру, звякнула
о ее край. Отдаленный звон раздался, когда ключ с цепью упали на камни
внизу.
Во дворе среди одинаковых конических шлемов ожидающих госпитальеров
выделялись другие головы. Они были обнажены, но под ними виднелись плечи
облаченные в одежды более богатые, чем белые плащи госпитальеров с
плоскими красными крестами. Очевидно, христианские бароны тоже прослышали
о коронации.
Амнет повернулся к Жерару.
- Нам лучше уйти, мой господин.
Магистр тамплиеров кивнул и шагнул к двери в трапезную. Он взялся за
железное кольцо и налег всем телом, чтобы открыть ее. Массивная дверь
подалась усилиям трех рук и оба тамплиера проскользнули внутрь, За ними
быстро последовал Эберт. Амнет перехватил дверь, когда она начала
открываться слишком широко и снова закрыл ее.
Амнет схватился за внутреннее кольцо и удерживал дверь закрытой.
Бум!
- Откройте!
Бум! Бам!
- Откройте во имя Христа!
Жерар позвал других тамплиеров, которые помогли Амнету удержать дверь
и в конце концов заложили ее бревном.
Бароны стучали снаружи в знак протеста. Раздался звук марширующих
ног, и Роджер увел своих госпитальеров из дворца.
- Ну а теперь, хвала святому Бальдру, мы можем принести свои
поздравления королю Ги, - пробурчал Жерар де Ридерфорд Томасу, когда они
большими шагами шли по залу. Им пришлось идти за спинами рыцарей,
освободивших место для церемонии.
- Бальдр не был святым, мой господин, - прошептал Амнет.
Жерар остановился, озадаченный.
- Неужели? - Бальдр был одним из старых северных богов, любимый сын
Одина и Фригг. Его брат Хедер, убил его с помощью советов Локи - пронзил
веткой ивы его сердце. И это было началом проклятия Локи, по крайней мере,
так говорит легенда.
- О, да. Для меня Бальдр был святым, - мрачно сказал Жерар, продолжая
идти.
Когда они добрались до своих мест во главе собрания, Амнет сделал
знак Эберту, который в свою очередь просигналил трубачу на галерее
менестрелей.
Трубач проиграл приветствие и процессия с королем во главе прошла в
зал через кухонный проход.
Пурпур хорошо смотрелся на Ги де Лузиньяне. Плащ из слегка
присобранного шелка скрывал ширину его плеч и толщину живота, который
выпирал выше и ниже украшенного золотом пояса. Тяжесть короны собирала в
складки кожу на лбу и придавала ему чудаковатый вид. Ги выпятил вперед
челюсть, стараясь удержать на голове золотой обруч, и став при этом
похожим на задиру, невзирая на свою репутацию.
Грегори, епископ Иерусалимский, шел за ним неверной походкой. Чтобы
не упасть, старик одной рукой держался за складки его плаща. Ходили слухи,
что Грегори почти совсем слепой, хотя он всегда держал свои подернутые
пленкой глаза широко раскрытыми, будто видел все вокруг в первый раз после
легкой дремоты. Даже если он был слепым, он еще мог прямо смотреть на
человека, с которым разговаривал.
Рейнальд де Шатильон ожидал у возвышения, низко склонившись перед
сувереном, вытянув одну руку вперед, другой придерживая складки плаща.
Тамплиеры последовав его примеру, также склонились.
Долгое томительное мгновение все головы, за исключением Ги и Грегори,
были опущены долу. Амнет был вынужден отвернуть нос в сторону, чтобы
посмотреть по ряду в надежде на какой-либо сигнал, позволяющий снова
поднять голову. После трепетной паузы все вернулись в прежнее положение.
Единственной персоной, уклонившейся от этой демонстрации силы, была
Сибилла, старшая дочь короля Амальрика и нынешняя жена Ги. Фактически, она
была королевой Иерусалима и держала власть в своих собственных руках.
Совет баронов, в котором были обильно представлены ордена Тамплиеров
и Госпитальеров, пришел к выводу, что военная обстановка в настоящий
момент и в обозримом будущем слишком неустойчива, чтобы позволить женщине
иметь реальную власть. Поэтому было решено, что тот, кого Сибилла выберет
в мужья после смерти своего прежнего мужа, Вильяма де Монферрата, будет
коронован вместо того, чтобы быть просто мужем королевы.
Рейнальд де Шатильон добивался благосклонности Сибиллы. То, что она
все-таки выбрала этого Ги де Лузиньяна, было результатом длительной
борьбы. Только Бог да Томас Амнет знали, сколько стальных мечей и ларцов с
золотом из сокровищниц тамплиеров повлияло на решение королевы - и на
решение совета после нее.
В бессвязной речи епископ Грегори представил короля Ги Богу,
христианам Иерусалима, королям Англии и Франции, Святому императору
Римскому и императору Византии. Когда речь окончилась, принц Рейнальд
выступил вперед и сжал руки Ги, скрепляя согласие между ними.
Один за другим тамплиеры выходили вперед и предлагали свою доблесть и
свои мечи на службу Христу и королю Ги.
Когда они вернулись на свои места, Жерар повернулся к Амнету и
спросил тихо, одним уголком рта:
- Что твой Камень предсказывает теперь?
- Камень темен для меня в эти дни, мой господин.
- Ты говоришь загадками!
- Он не показывает мне ни одного лица, которое я когда-либо видел во
плоти. Появляется лишь какое-то дьявольское лицо с темной кожей и
пронзительными глазами, которые смотрят сквозь туман и бросают мне вызов.
Больше нет никаких знаков.
- Итак, ты теперь общаешься с Дьяволом?
- Камень следует своим собственным целям. Я не всегда понимаю их.
Жерар хмыкнул.
- Лучше договорись с Камнем, прежде чем мы попытаемся советовать
королю Ги.
Томас собирался возразить Жерару, что тот ничего не понимает в этих
вещах. Но вовремя вспомнил, что Жерар - Магистр, и Камень, как и Амнет в
его подчинении.
- Да, мой господин.
Иерусалимский дворец имел выходы во внешний двор, прорытые под
ограждающими его стенами. Они находились на территории дворца, но
позволяли пройти в него, минуя главные ворота, хотя те были открыты
всегда, кроме периодов осады.
Рыгая и шатаясь после полудюжины кружек хмельного пива, сэр Биву
нашел путь, ведущий из трапезной. Его вел зов природы, а его оруженосец -
утонченный мальчик знатной французской крови - напомнил ему, что мочиться
на камни в коридоре запрещено, особенно, не дай Бог, если за этим вас
застанет этот проныра сенешаль, Эберт.
Биву вышел из освещенного сальными свечами коридора в росистый двор.
Как только его ноги коснулись неутрамбованной почвы, он поднял подол своей
легкой кольчуги и начал возиться с тесемками штанов. Так велико было его
нетерпение, что любой камень в лунном свете казался ему подходящим.
И только он начал мочиться с длинным вздохом облегчения, от стены
отделилась тень и двинулась к нему. Так как руки были заняты, Биву только
повернул голову, чтобы посмотреть, кто там идет.
- Могу ли я показать тебе реликвию, о христианский лорд?
Голос был певуч, убаюкивал и насмехался.
- Что это, приятель?
- Кусочек от полы плаща Иосифа. Он был найден в Египте после многих
сотен лет, а краски еще сохранились.
Руки держали что-то неясное в лунном свете.
- Подними это повыше, чтобы я мог рассмотреть.
Руки поднялись вверх, вокруг и над головой Биву, прежде чем он смог
что-либо сообразить. Камень, завязанный в узел, ударил его в горло и
сломал гортань, прежде чем он смог позвать на помощь. Он взмахнул руками,
но было поздно. Последнее, что он видел, прежде чем тени исчезли навсегда,
были горящие глаза продавца редкостей.
Вина из долин Иордана были смолистыми, отдавали пустыней и колючками.
Томас Амнет подержал глоток на языке, пытаясь обнаружить сладость и
терпкость, которую он помнил у вин Франции. Это вино имело вкус лекарства.
Он быстро проглотил его.
Остальные тамплиеры были не столь разборчивы. Праздник коронации
достиг той стадии веселья, когда добрые христианские рыцари лежат и
опорожняют кувшины с вином и пивом в свои глотки. В этом случае вкус вина
вряд ли имеет значение.
Амнет посмотрел через стол на сарацинских принцев, которые вынуждены
были присоединиться к празднеству - только как гости в этом дворце. Они не
пили ничего, кроме чистой воды, которую их слуга наливал им из седельной
фляги. Томас, в отличие от многих тамплиеров, знал, что спиртное запрещено
их религией.
Сиригет из Небулы был одним из тех, кто никогда не отягощал себя
знаниями об обычаях тех людей, которых собирался убивать. Сейчас,
вынужденный сидеть за пиршественным столом рядом с ними, он воспринял
воздержание принцев как вероломство.
- Вы не пьете? - взревел Сиригет, приподнимая голову над столом.
Ближайший Сарацин, не понимающий норманнского, нервно улыбнулся и
прикрыл свой рот тонким платком, которым время от времени вытирал губы.
- Не смей смеяться надо мной, собака!
Два других тамплиера, глядя на объект его ярости, тоже подняли
головы.
- Они не пьют, потому что с вином что-то неладно. Посмотрите! Они
даже воду принесли с собой!
Амнет, видевший дворцовый водоем после того, как стража поила там
лошадей, предпочитал вино. Но остальные за столом обратили внимание на
сарацин.
- Может быть, они отравили нас?
- Яд! Именно так!
- Сарацины отравили вино!
- Собаки отравили наши колодцы!
Наблюдая за принцами, Амнет видел, что эти крики проникают даже
сквозь их вежливые улыбки.
- Эй! Остановитесь! - воскликнул он, поднимаясь со своего места. - Их
пророк строго-настрого запретил им прикасаться к вину, так же как наш
Господь запретил прелюбодеяние. Они пьют воду, более привычную для их
вкуса. Вот и все.
Пьяные рыцари примолкли и посмотрели на него с недоверием. Некоторые
из них, он знал, хотели бы иметь хоть какое-нибудь оправдание, чтобы
прирезать сарацинских принцев прямо там, где они сидят. А некоторые охотно
включили бы и Томаса Амнета в число зарезанных.
- Ты знаешь их обычаи, Томас, - в конце концов сказал сэр Брор. -
Тебе можно верить.
Амнет поклонился ему с холодной улыбкой и опустился на свое место.
Остальные тамплиеры потянулись за кубками и кружками.
Один из сарацинских принцев поймал его взгляд.
- Мерси, сеньор, - отчетливо сказал он.
Амнет кивнул, в свою очередь глядя на него.
- Я слышал об их пророке, - холодный чистый голос послышался с конца
стола.
Все вокруг Томаса замерло, как молодая мышь в тени сокола.
- Из того, что я слышал, их Мухаммед был погонщиком верблюдов и
бродягой, и никем более.
Голос принадлежал Рейнальду де Шатильону.
Рыцари за столом беспокойно задвигались. Сидящий рядом Жерар де
Ридерфорд положил руку на плечо Рейнальда, но тот стряхнул ее.
- Конечно, у него были видения. И он писал плохие стишки. А почему бы
нет? Он пьянствовал почти все время.
Сарацинские принцы прищурились, и Амнет был уверен, что они поняли
это издевательство. Однако положение гостей обязывало их хранить молчание.
- Он был никем, - конечно, до тех пор, пока не женился на богатой
вдове и смог предаваться своим вольностям, и - как ты там сказал, Томас -
прелюбодеянию?
Сарацины впились глазами в Амнета, будто внезапно заподозрили его в
том, что он расставил для них ловушку.
- Мой господин, - продолжал Рейнальд, обращаясь теперь к королю Ги, -
если бы ты захотел смыть позорное пятно присутствия трупа этого погонщика
верблюдов в Святой стране, я мог бы возглавить поход в Аравию, вырыть его
кости и разбросать их по песку, чтобы они проветрились. И отдать их, - он
похлопал пальцами по подбородку, - для укрепления мощи сарацинской армии.
Амнет не отрываясь смотрел на принцев. Их глаза сузились до щелочек,
белые зубы поблескивали между усами и бородами.
- Кто из рыцарей Ордена Тамплиеров присоединится ко мне? - воскликнул
Рейнальд.
В ответ на этот вызов раздались нестройные вопли норманнских и
французских голосов.
Сарацинские принцы готовы были взорваться, чего и добивался Рейнальд
де Шатильон.
- Тьфу на всех христиан! - вскричал один, и оба вскочили из-за стола,
опрокинув кубки с красным вином и блюда с едой. Куски пищи полетели на
одежду и головы рыцарей на другой стороне стола.
- Так-то французские господа принимают своих гостей? - спросил
второй, адресуя свой вопрос прямо Амнету.
Томас мог только покачать головой и опустил глаза.
Сарацины подобрали свои длинные плащи и шагнули из-за стола. Пока они
шли к двери в дальнем углу зала, два тамплиера попытались остановить их.
Быстрее, чем французы успели среагировать, два кинжала из дамасской стали
очутились возле их глоток. Сарацины и тамплиеры повернулись вокруг лезвий,
в результате чего принцы оказались ближе к двери. Больше никто не пытался
их остановить.
У самой двери один из них задержался.
- Мы знаем этого Рейнальда! - воскликнул он. - Это самозваный принц
Антиохии. Пророк отомстит ему.
Выходя, он так хлопнул дверью, что треск прокатился по всему залу.
После его ухода воцарилась абсолютная тишина. Внезапно Рейнальд де
Шатильон начал смеяться - высоким, чистым, заливистым смехом.
Ги, который наблюдал насмешки над сарацинскими принцами и их уход
нахмурившись, расслабился и тоже начал смеяться. Его смех был более низкий
и богатый оттенками, начали смеяться и тамплиеры.
Только Амнет не участвовал в этом. Ему внезапно открылось видение:
темное лицо, черные крылья усов, горящие глаза, отыскивающие Томаса Амнета
среди прочих.
- Я предоставил тебе, Томас, много поблажек из-за твоих особых
способностей, - грохотал на следующее утро Жерар де Ридерфорд из глубины
своего кресла. - Не заставляй меня применять власть.
- Я не имел в виду неуважение, Магистр. Но вы не можете не учитывать
тот вред, который Рейнальд нанес нашему положению в этой стране.
- А как ты оцениваешь это?
- Рейнальд намеренно грубо оскорбил гостей короля Ги. Правила
гостеприимства свято чтутся этим народом. Пригласить сарацинских принцев
во дворец и так глубоко оскорбить их религию, - это мог сделать только
сумасшедший.
- Томас, у меня раскалывается голова и неприятное ощущение в желудке.
Ты побуждаешь меня - непонятно к чему. Я ничего не могу для тебя сделать,
Ги даже слова не скажет Рейнальду.
- Потому что он боится этого человека.
- По многим причинам. Принц Антиохии грубый и необузданный человек.
Ни ты, ни я не осмелимся оскорбить его. Король Ги не захочет... Ну, и что
ты хочешь от меня?
- Готовьтесь. Готовьте Орден.
- Камень сказал тебе это?
- Нет, не прямо.
- Готовиться к чему?
- К войне.
Помни...
Словно гаснущая звезда
Она исчезла в ночи.
Помни...
Уходя в темноту навсегда,
Я не помню ее почти.
Помни...
Дилан Томас
Регистрационная система Холидей Халл рекламировала комнату в Атлантик
Сити как "подходящую" и запросила огромную предоплату, чтобы они могли
оценить услугу. Это означало, что санузел - вместо унитаза рядом с
кроватью - размещался в отдельном помещении, совмещенном с ванной. В ванну
можно было забраться вдвоем, хотя и согнувшись. В комнате не было окон, но
голографическое устройство предлагало широкий выбор видов, включая Тадж
Махал, Маттерхорн и Безымянные Атлантические Пляжи, числом около 1960. По
крайней мере, они не пахли.
Гарден осмотрел электронику: ограниченный доступ, черно-белое
изображение, динамик звука, сломанный предыдущим постояльцем и висящий на
одном единственном оптическом волокне.
На постели была только одна простыня и половина одеяла. Сделанная по
трафарету надпись в изголовье гласила, что посетители, предпочитающие
пользоваться своими спальными принадлежностями, должны подвергать их
химической чистке за дополнительную плату. Комната сдавалась на полдня, но
они с Сэнди заплатили за сорок восемь часов.
- Привет, милый.
Гарден повернулся на звук.
- Привет. Где ты была?
- Нужно было сходить по делу, посмотреть, кое-что проверить. Ты
знаешь...
Он действительно знал. Он чувствовал запах этого: аромат любви, пот
мужчины, запах только что выделившихся гормонов.
Гарден не был уверен, что он всегда мог так свободно читать скрытые
знаки в душе и теле. Наверное, эта способность была чем-то новым,
обнаружившимся лишь после того, как таинственный мужчина пытался убить
его. А может быть, состояние Сэнди было очевидным для любого: женщина,
которая недавно получила удовлетворение. Он взял это на заметку над этим
стоило подумать.
- На что же похож этот город?
- Светлый. Немного вычурный. Многое изменилось с тех пор, как я была
здесь в последний раз.
- Когда это было? Гарден вспомнил, что она однажды рассказывала ему,
что приехала с севера, из французской Канады, а предки ее были из Дании
или Нормандии.
- Сто лет назад, - ответила Сэнди, - тогда это был сонный городок на
побережье, заполненный детьми и песчаными замками, и азартные игры были
запрещены здесь.
- Ты смеешься.
- Конечно же. Азартные игры всегда были главным, единственным поводом
для того, чтобы приехать в Атлантик-Сити.
- Так, - он остановился, подыскивая выражение. - Все было бы хорошо,
но мои финансы сейчас не на уровне. Три сотни в день очень быстро сведут
их на нет.
- Что ты собираешься делать?
- Разве я не видел бар с пианино по дороге сюда?
- Я не думала, что ты сможешь плавать и играть.
- Плевать на это. Бассейн не настолько глубок.
Гарден раскрыл свою сумку и достал два ролика. Это было
приспособление, которое, будучи заправлено в пианолу, расширяло
возможности его игры.
- Не подписывай длительный контракт, - напомнила ему Сэнди. - Мы
должны двигаться, помнишь?
Гарден остановился, держа руку на замке.
- Почему? Я думал, мы уже достаточно далеко.
- Мы ведь действительно хотим быть вне досягаемости этой банды убийц.
Джексон Нейтс для Атлантик-Сити всего лишь пригород.
- О! - Он ухитрился сделать растерянный вид. - И на Каролине свет
клином сошелся?
- Это место назначения. Вот и все.
- Ну, так я полагаю, у нас есть достаточно времени, прежде чем мы
туда отправимся, чтобы несколько порастратить содержимое кошелька.
- Ну хорошо. Устраивайся на работу. Ты чувствуешь себя одиноко без
публики, не так ли?
- Разве мы не все такие? - Он улыбнулся и вышел.
В коридоре - квадратной металлической трубе, разлинованной
надоедливой штриховкой и скрытыми источниками света - Гарден перевел дух.
Всегда ли Сэнди была столь понятной?
Когда-то она казалась таинственной, насколько он помнил. Холодная и
скрытная, она могла жить по своему и в своем собственном времени. Это
означало, что она могла быть и непостоянной. Когда-то казалось, что она
обожает внезапные походы по магазинам, пикники, прогулки на лошади. "Это
мой день", - могла сказать она и исчезнуть на полдня в поисках
приключений. Но до сих пор ее приключения не распространялись на других
мужчин. Так же, как и на неуклюжую ложь, чтобы скрыть это.
Том Гарден покачал головой и повернул налево по коридору, чтобы найти
управляющего отелем.
- Ты умеешь плавать? - спросил его Брайан Холдерн.
- Конечно, я умею плавать. А что, разве кто-то не может?
- Нет, с тех пор, как Акт об Охране Грунтовых Вод запретил
использование хлора в искусственных бассейнах и они все заросли
водорослями в течение трех недель.
- Почему же ваш бассейн не зарос?
- Это морской бассейн. Они упустили из виду и того, что можно
сбрасывать воду в океан, если она химически чистая и не содержит
чего-либо, что могло бы осаждаться или всплывать. Небольшая концентрация
хлора за бортом позволяет держать бассейн чистым, - Холдерн перекатил
окурок сигары на другую сторону рта.
- Итак, сынок, ты умеешь плавать.
- Запасись мазью - хорошей безвредной мазью, которая не теряет блеска
- или иди ищи другую работу. Мне не нужны бледные немочи, выглядящие как
провяленный виноград и отпугивающие моих посетителей, понял?
- Да, сэр. Мазаться мазью. Каждую ночь. Ну, так я получу эту работу?
- Конечно, иначе зачем же я теряю с тобой время, объясняя все это?
- Спасибо, мистер Холдерн, - Гарден начал пятиться к двери.
- Начало в семь-тридцать. Три полных часа. И если ты утонешь или
сморщишься, ты уволен.
- Да, сэр.
- Получше смажь свои принадлежности.
- Что?
- Получше смажь свой член, сынок. В этом бассейне все в чем мать
родила. Никаких одежек. Особенно для официанток и музыкантов.
- Я понял.
- Все еще хочешь эту работу?
- Конечно. Семь-тридцать.
- Выше нос, сынок.
- Я постараюсь, мистер Холдерн.
Мазь была плотной и тяжелой, как теплый парафин, но в отличие от
него, холодила кожу. Он смог разогреть ее, сильно растирая ладонями
мускулы бедер, голеней, лодыжек. Казалось, она не втирается в кожу, а
лежится на нее, как слой растаявшего желатина.
Гарден начал растирать плечи, стараясь достать и спину. Но ему никак
не удавалось равномерно распределить мазь. Может быть, нужно попробовать
полотенцем или чем-нибудь еще. Одним из полотенец заведения - в этом была
бы справедливость.
На короткое мгновение, пока он растирал тяжелую липкую мазь, он
представил кольчугу и тяжесть, с которой она должна давить на плечи и
грудь. Та же самая холодная тяжесть. Тяжесть и холод смерти.
Он выбросил образ из головы.
Практические вещи. Когда он начнет потеть - как он всегда потел,
играя хороший джаз, - потечет ли мазь в воду? И, что более важно, позволит
ли эта мазь дышать коже? Он читал о детях в Средние века, расписанных
золотой и серебряной краской и изображавших ангелов, они умирали от
отравления. Пока эта мазь... А куда делись те пианисты, которые были на
этой работе до него?
Вероятно, они не смогли держаться наравне с женщинами.
Гарден продолжал наносить и растирать мазь до тех пор, пока не
покрылся ею от кончиков пальцев ног до подбородка. Затем он нашел белый
хлопчатобумажный халат и завернулся в него, положив ключ от комнаты в
карман. Ролик он держал в руке.
В семь-тридцать возле бассейна было пустынно и темно. Бассейн,
подсвеченный снизу, отливал зеленью и серебром. Пианино плавало с мелкой
стороны.
Сбросив халат, Гарден вошел в воду. Она была чуть холоднее
температуры тела. Он скоро узнает все насчет пота. Пианино закачалось при
его приближении, гоня волны.
Инструмент был прямой сзади и изогнутый в передней части. Крышка
поднялась легко и он подпер ее держателем.
На этом все сходство с пианино кончалось. Вместо железной рамы и
стальных струн он обнаружил ряды бутылок, осколки стекла, ковш для льда,
сосуды из-под напитков и маринованного чеснока. Два пивных бочонка - один
из-под светлого, другой - из-под пльзеньского - угнездились у стойки
пианино. Внутри пианино вместо молоточков он обнаружил большую
двенадцативольтовую батарею.
- Не могли бы вы убрать за собой?
Голос раздался с бортика над ним.
Гарден повернулся и увидел молодую женщину, совсем обнаженную и
намазанную той же мазью, что и он. Она стояла, гордо выпрямившись, и
протягивала ему его халат.
- Посетители не должны спотыкаться о ваше тряпье. Его место в шкафу.
- Я... - начал Гарден.
- Не беспокойтесь. На этот вечер я его приберу.
Гарден перевел дыхание и проскользнул к дальнему краю пианино. Лишь
один взгляд на нее вызвал серию непроизвольных реакций, для контроля над
которыми требовалось время.
Она подошла к стене из зеркал и толкнула одно из них. За ним
обнаружилось пустое пространство с крючками и вешалками. Ну а куда же она
Роджера.
- Король! Этот кусок окровавленной тухлятины недостоин сидеть на моей
лошади - пусть сам себя коронует!
- Господин Госпитальер! Ваше мнение - полная ерунда.
Последний ответ Эберта был прерван выкриками и шумом тамплиеров,
собравшихся в трапезной.
Амнет сделал два шага назад, выбираясь из первых рядов и за их
спинами поспешил к двери. Он услышал шаги за спиной и, полуобернувшись,
увидел Жерара де Ридерфорда, спешащего в том же направлении.
Первым дойдя до передней, Амнет уперся руками в створки дверей и
толкнул их. Когда они раскрылись, Жерар прошел между ними, и они
захлопнулись у него за спиной.
Амнет уже повернулся, чтобы разобраться с распорядителем и
разгневанным Госпитальером.
- Что здесь за шум? - он адресовал вопрос Эберту, а не Магистру.
Роджер повернулся к нему, как бык, которого кусает шавка.
- Не суйся не в свое дело, тамплиер.
- Если у вас есть возражения против кандидатуры Ги, вы должны были
изложить их на собрании, где его выбирали, - возразил Амнет.
- Я говорил, то же что и многие другие, но...
- Ваши возражения были отвергнуты, насколько я помню. Повторять ваши
доводы теперь, когда корона лежит на голове Ги, лишь напрасная трата
времени.
Во время этого разговора Амнет чувствовал за собой каменное
присутствие Жерара. Он мог проследить это по движению глаз Роджера.
- Что скажешь ты, Жерар? - вопросил госпитальер.
- Сэр Томас говорит правду. Ги король с сегодняшнего дня.
- Проклятье!
- Вы богохульствуете, сэр?
- Здесь не церковь! Коронация не может считаться законной!
- Корона на голове Ги отмечена святым маслом с отметкой собственного
пальца папы, - сказал Амнет. - Дело сделано.
Толстые руки Роджера сжимали ключ от его монастыря, висящий на цепи
на шее. В ярости он повернул его и дернул. Тяжелые золотые звенья цепи не
поддавались. Когда это не удалось, он сорвал цепь через голову.
- Дьявол забери всех тамплиеров! - прогремел Магистр и бросил ключ в
ближайшее узкое стрельчатое окно. Цепь, пролетая через амбразуру, звякнула
о ее край. Отдаленный звон раздался, когда ключ с цепью упали на камни
внизу.
Во дворе среди одинаковых конических шлемов ожидающих госпитальеров
выделялись другие головы. Они были обнажены, но под ними виднелись плечи
облаченные в одежды более богатые, чем белые плащи госпитальеров с
плоскими красными крестами. Очевидно, христианские бароны тоже прослышали
о коронации.
Амнет повернулся к Жерару.
- Нам лучше уйти, мой господин.
Магистр тамплиеров кивнул и шагнул к двери в трапезную. Он взялся за
железное кольцо и налег всем телом, чтобы открыть ее. Массивная дверь
подалась усилиям трех рук и оба тамплиера проскользнули внутрь, За ними
быстро последовал Эберт. Амнет перехватил дверь, когда она начала
открываться слишком широко и снова закрыл ее.
Амнет схватился за внутреннее кольцо и удерживал дверь закрытой.
Бум!
- Откройте!
Бум! Бам!
- Откройте во имя Христа!
Жерар позвал других тамплиеров, которые помогли Амнету удержать дверь
и в конце концов заложили ее бревном.
Бароны стучали снаружи в знак протеста. Раздался звук марширующих
ног, и Роджер увел своих госпитальеров из дворца.
- Ну а теперь, хвала святому Бальдру, мы можем принести свои
поздравления королю Ги, - пробурчал Жерар де Ридерфорд Томасу, когда они
большими шагами шли по залу. Им пришлось идти за спинами рыцарей,
освободивших место для церемонии.
- Бальдр не был святым, мой господин, - прошептал Амнет.
Жерар остановился, озадаченный.
- Неужели? - Бальдр был одним из старых северных богов, любимый сын
Одина и Фригг. Его брат Хедер, убил его с помощью советов Локи - пронзил
веткой ивы его сердце. И это было началом проклятия Локи, по крайней мере,
так говорит легенда.
- О, да. Для меня Бальдр был святым, - мрачно сказал Жерар, продолжая
идти.
Когда они добрались до своих мест во главе собрания, Амнет сделал
знак Эберту, который в свою очередь просигналил трубачу на галерее
менестрелей.
Трубач проиграл приветствие и процессия с королем во главе прошла в
зал через кухонный проход.
Пурпур хорошо смотрелся на Ги де Лузиньяне. Плащ из слегка
присобранного шелка скрывал ширину его плеч и толщину живота, который
выпирал выше и ниже украшенного золотом пояса. Тяжесть короны собирала в
складки кожу на лбу и придавала ему чудаковатый вид. Ги выпятил вперед
челюсть, стараясь удержать на голове золотой обруч, и став при этом
похожим на задиру, невзирая на свою репутацию.
Грегори, епископ Иерусалимский, шел за ним неверной походкой. Чтобы
не упасть, старик одной рукой держался за складки его плаща. Ходили слухи,
что Грегори почти совсем слепой, хотя он всегда держал свои подернутые
пленкой глаза широко раскрытыми, будто видел все вокруг в первый раз после
легкой дремоты. Даже если он был слепым, он еще мог прямо смотреть на
человека, с которым разговаривал.
Рейнальд де Шатильон ожидал у возвышения, низко склонившись перед
сувереном, вытянув одну руку вперед, другой придерживая складки плаща.
Тамплиеры последовав его примеру, также склонились.
Долгое томительное мгновение все головы, за исключением Ги и Грегори,
были опущены долу. Амнет был вынужден отвернуть нос в сторону, чтобы
посмотреть по ряду в надежде на какой-либо сигнал, позволяющий снова
поднять голову. После трепетной паузы все вернулись в прежнее положение.
Единственной персоной, уклонившейся от этой демонстрации силы, была
Сибилла, старшая дочь короля Амальрика и нынешняя жена Ги. Фактически, она
была королевой Иерусалима и держала власть в своих собственных руках.
Совет баронов, в котором были обильно представлены ордена Тамплиеров
и Госпитальеров, пришел к выводу, что военная обстановка в настоящий
момент и в обозримом будущем слишком неустойчива, чтобы позволить женщине
иметь реальную власть. Поэтому было решено, что тот, кого Сибилла выберет
в мужья после смерти своего прежнего мужа, Вильяма де Монферрата, будет
коронован вместо того, чтобы быть просто мужем королевы.
Рейнальд де Шатильон добивался благосклонности Сибиллы. То, что она
все-таки выбрала этого Ги де Лузиньяна, было результатом длительной
борьбы. Только Бог да Томас Амнет знали, сколько стальных мечей и ларцов с
золотом из сокровищниц тамплиеров повлияло на решение королевы - и на
решение совета после нее.
В бессвязной речи епископ Грегори представил короля Ги Богу,
христианам Иерусалима, королям Англии и Франции, Святому императору
Римскому и императору Византии. Когда речь окончилась, принц Рейнальд
выступил вперед и сжал руки Ги, скрепляя согласие между ними.
Один за другим тамплиеры выходили вперед и предлагали свою доблесть и
свои мечи на службу Христу и королю Ги.
Когда они вернулись на свои места, Жерар повернулся к Амнету и
спросил тихо, одним уголком рта:
- Что твой Камень предсказывает теперь?
- Камень темен для меня в эти дни, мой господин.
- Ты говоришь загадками!
- Он не показывает мне ни одного лица, которое я когда-либо видел во
плоти. Появляется лишь какое-то дьявольское лицо с темной кожей и
пронзительными глазами, которые смотрят сквозь туман и бросают мне вызов.
Больше нет никаких знаков.
- Итак, ты теперь общаешься с Дьяволом?
- Камень следует своим собственным целям. Я не всегда понимаю их.
Жерар хмыкнул.
- Лучше договорись с Камнем, прежде чем мы попытаемся советовать
королю Ги.
Томас собирался возразить Жерару, что тот ничего не понимает в этих
вещах. Но вовремя вспомнил, что Жерар - Магистр, и Камень, как и Амнет в
его подчинении.
- Да, мой господин.
Иерусалимский дворец имел выходы во внешний двор, прорытые под
ограждающими его стенами. Они находились на территории дворца, но
позволяли пройти в него, минуя главные ворота, хотя те были открыты
всегда, кроме периодов осады.
Рыгая и шатаясь после полудюжины кружек хмельного пива, сэр Биву
нашел путь, ведущий из трапезной. Его вел зов природы, а его оруженосец -
утонченный мальчик знатной французской крови - напомнил ему, что мочиться
на камни в коридоре запрещено, особенно, не дай Бог, если за этим вас
застанет этот проныра сенешаль, Эберт.
Биву вышел из освещенного сальными свечами коридора в росистый двор.
Как только его ноги коснулись неутрамбованной почвы, он поднял подол своей
легкой кольчуги и начал возиться с тесемками штанов. Так велико было его
нетерпение, что любой камень в лунном свете казался ему подходящим.
И только он начал мочиться с длинным вздохом облегчения, от стены
отделилась тень и двинулась к нему. Так как руки были заняты, Биву только
повернул голову, чтобы посмотреть, кто там идет.
- Могу ли я показать тебе реликвию, о христианский лорд?
Голос был певуч, убаюкивал и насмехался.
- Что это, приятель?
- Кусочек от полы плаща Иосифа. Он был найден в Египте после многих
сотен лет, а краски еще сохранились.
Руки держали что-то неясное в лунном свете.
- Подними это повыше, чтобы я мог рассмотреть.
Руки поднялись вверх, вокруг и над головой Биву, прежде чем он смог
что-либо сообразить. Камень, завязанный в узел, ударил его в горло и
сломал гортань, прежде чем он смог позвать на помощь. Он взмахнул руками,
но было поздно. Последнее, что он видел, прежде чем тени исчезли навсегда,
были горящие глаза продавца редкостей.
Вина из долин Иордана были смолистыми, отдавали пустыней и колючками.
Томас Амнет подержал глоток на языке, пытаясь обнаружить сладость и
терпкость, которую он помнил у вин Франции. Это вино имело вкус лекарства.
Он быстро проглотил его.
Остальные тамплиеры были не столь разборчивы. Праздник коронации
достиг той стадии веселья, когда добрые христианские рыцари лежат и
опорожняют кувшины с вином и пивом в свои глотки. В этом случае вкус вина
вряд ли имеет значение.
Амнет посмотрел через стол на сарацинских принцев, которые вынуждены
были присоединиться к празднеству - только как гости в этом дворце. Они не
пили ничего, кроме чистой воды, которую их слуга наливал им из седельной
фляги. Томас, в отличие от многих тамплиеров, знал, что спиртное запрещено
их религией.
Сиригет из Небулы был одним из тех, кто никогда не отягощал себя
знаниями об обычаях тех людей, которых собирался убивать. Сейчас,
вынужденный сидеть за пиршественным столом рядом с ними, он воспринял
воздержание принцев как вероломство.
- Вы не пьете? - взревел Сиригет, приподнимая голову над столом.
Ближайший Сарацин, не понимающий норманнского, нервно улыбнулся и
прикрыл свой рот тонким платком, которым время от времени вытирал губы.
- Не смей смеяться надо мной, собака!
Два других тамплиера, глядя на объект его ярости, тоже подняли
головы.
- Они не пьют, потому что с вином что-то неладно. Посмотрите! Они
даже воду принесли с собой!
Амнет, видевший дворцовый водоем после того, как стража поила там
лошадей, предпочитал вино. Но остальные за столом обратили внимание на
сарацин.
- Может быть, они отравили нас?
- Яд! Именно так!
- Сарацины отравили вино!
- Собаки отравили наши колодцы!
Наблюдая за принцами, Амнет видел, что эти крики проникают даже
сквозь их вежливые улыбки.
- Эй! Остановитесь! - воскликнул он, поднимаясь со своего места. - Их
пророк строго-настрого запретил им прикасаться к вину, так же как наш
Господь запретил прелюбодеяние. Они пьют воду, более привычную для их
вкуса. Вот и все.
Пьяные рыцари примолкли и посмотрели на него с недоверием. Некоторые
из них, он знал, хотели бы иметь хоть какое-нибудь оправдание, чтобы
прирезать сарацинских принцев прямо там, где они сидят. А некоторые охотно
включили бы и Томаса Амнета в число зарезанных.
- Ты знаешь их обычаи, Томас, - в конце концов сказал сэр Брор. -
Тебе можно верить.
Амнет поклонился ему с холодной улыбкой и опустился на свое место.
Остальные тамплиеры потянулись за кубками и кружками.
Один из сарацинских принцев поймал его взгляд.
- Мерси, сеньор, - отчетливо сказал он.
Амнет кивнул, в свою очередь глядя на него.
- Я слышал об их пророке, - холодный чистый голос послышался с конца
стола.
Все вокруг Томаса замерло, как молодая мышь в тени сокола.
- Из того, что я слышал, их Мухаммед был погонщиком верблюдов и
бродягой, и никем более.
Голос принадлежал Рейнальду де Шатильону.
Рыцари за столом беспокойно задвигались. Сидящий рядом Жерар де
Ридерфорд положил руку на плечо Рейнальда, но тот стряхнул ее.
- Конечно, у него были видения. И он писал плохие стишки. А почему бы
нет? Он пьянствовал почти все время.
Сарацинские принцы прищурились, и Амнет был уверен, что они поняли
это издевательство. Однако положение гостей обязывало их хранить молчание.
- Он был никем, - конечно, до тех пор, пока не женился на богатой
вдове и смог предаваться своим вольностям, и - как ты там сказал, Томас -
прелюбодеянию?
Сарацины впились глазами в Амнета, будто внезапно заподозрили его в
том, что он расставил для них ловушку.
- Мой господин, - продолжал Рейнальд, обращаясь теперь к королю Ги, -
если бы ты захотел смыть позорное пятно присутствия трупа этого погонщика
верблюдов в Святой стране, я мог бы возглавить поход в Аравию, вырыть его
кости и разбросать их по песку, чтобы они проветрились. И отдать их, - он
похлопал пальцами по подбородку, - для укрепления мощи сарацинской армии.
Амнет не отрываясь смотрел на принцев. Их глаза сузились до щелочек,
белые зубы поблескивали между усами и бородами.
- Кто из рыцарей Ордена Тамплиеров присоединится ко мне? - воскликнул
Рейнальд.
В ответ на этот вызов раздались нестройные вопли норманнских и
французских голосов.
Сарацинские принцы готовы были взорваться, чего и добивался Рейнальд
де Шатильон.
- Тьфу на всех христиан! - вскричал один, и оба вскочили из-за стола,
опрокинув кубки с красным вином и блюда с едой. Куски пищи полетели на
одежду и головы рыцарей на другой стороне стола.
- Так-то французские господа принимают своих гостей? - спросил
второй, адресуя свой вопрос прямо Амнету.
Томас мог только покачать головой и опустил глаза.
Сарацины подобрали свои длинные плащи и шагнули из-за стола. Пока они
шли к двери в дальнем углу зала, два тамплиера попытались остановить их.
Быстрее, чем французы успели среагировать, два кинжала из дамасской стали
очутились возле их глоток. Сарацины и тамплиеры повернулись вокруг лезвий,
в результате чего принцы оказались ближе к двери. Больше никто не пытался
их остановить.
У самой двери один из них задержался.
- Мы знаем этого Рейнальда! - воскликнул он. - Это самозваный принц
Антиохии. Пророк отомстит ему.
Выходя, он так хлопнул дверью, что треск прокатился по всему залу.
После его ухода воцарилась абсолютная тишина. Внезапно Рейнальд де
Шатильон начал смеяться - высоким, чистым, заливистым смехом.
Ги, который наблюдал насмешки над сарацинскими принцами и их уход
нахмурившись, расслабился и тоже начал смеяться. Его смех был более низкий
и богатый оттенками, начали смеяться и тамплиеры.
Только Амнет не участвовал в этом. Ему внезапно открылось видение:
темное лицо, черные крылья усов, горящие глаза, отыскивающие Томаса Амнета
среди прочих.
- Я предоставил тебе, Томас, много поблажек из-за твоих особых
способностей, - грохотал на следующее утро Жерар де Ридерфорд из глубины
своего кресла. - Не заставляй меня применять власть.
- Я не имел в виду неуважение, Магистр. Но вы не можете не учитывать
тот вред, который Рейнальд нанес нашему положению в этой стране.
- А как ты оцениваешь это?
- Рейнальд намеренно грубо оскорбил гостей короля Ги. Правила
гостеприимства свято чтутся этим народом. Пригласить сарацинских принцев
во дворец и так глубоко оскорбить их религию, - это мог сделать только
сумасшедший.
- Томас, у меня раскалывается голова и неприятное ощущение в желудке.
Ты побуждаешь меня - непонятно к чему. Я ничего не могу для тебя сделать,
Ги даже слова не скажет Рейнальду.
- Потому что он боится этого человека.
- По многим причинам. Принц Антиохии грубый и необузданный человек.
Ни ты, ни я не осмелимся оскорбить его. Король Ги не захочет... Ну, и что
ты хочешь от меня?
- Готовьтесь. Готовьте Орден.
- Камень сказал тебе это?
- Нет, не прямо.
- Готовиться к чему?
- К войне.
Помни...
Словно гаснущая звезда
Она исчезла в ночи.
Помни...
Уходя в темноту навсегда,
Я не помню ее почти.
Помни...
Дилан Томас
Регистрационная система Холидей Халл рекламировала комнату в Атлантик
Сити как "подходящую" и запросила огромную предоплату, чтобы они могли
оценить услугу. Это означало, что санузел - вместо унитаза рядом с
кроватью - размещался в отдельном помещении, совмещенном с ванной. В ванну
можно было забраться вдвоем, хотя и согнувшись. В комнате не было окон, но
голографическое устройство предлагало широкий выбор видов, включая Тадж
Махал, Маттерхорн и Безымянные Атлантические Пляжи, числом около 1960. По
крайней мере, они не пахли.
Гарден осмотрел электронику: ограниченный доступ, черно-белое
изображение, динамик звука, сломанный предыдущим постояльцем и висящий на
одном единственном оптическом волокне.
На постели была только одна простыня и половина одеяла. Сделанная по
трафарету надпись в изголовье гласила, что посетители, предпочитающие
пользоваться своими спальными принадлежностями, должны подвергать их
химической чистке за дополнительную плату. Комната сдавалась на полдня, но
они с Сэнди заплатили за сорок восемь часов.
- Привет, милый.
Гарден повернулся на звук.
- Привет. Где ты была?
- Нужно было сходить по делу, посмотреть, кое-что проверить. Ты
знаешь...
Он действительно знал. Он чувствовал запах этого: аромат любви, пот
мужчины, запах только что выделившихся гормонов.
Гарден не был уверен, что он всегда мог так свободно читать скрытые
знаки в душе и теле. Наверное, эта способность была чем-то новым,
обнаружившимся лишь после того, как таинственный мужчина пытался убить
его. А может быть, состояние Сэнди было очевидным для любого: женщина,
которая недавно получила удовлетворение. Он взял это на заметку над этим
стоило подумать.
- На что же похож этот город?
- Светлый. Немного вычурный. Многое изменилось с тех пор, как я была
здесь в последний раз.
- Когда это было? Гарден вспомнил, что она однажды рассказывала ему,
что приехала с севера, из французской Канады, а предки ее были из Дании
или Нормандии.
- Сто лет назад, - ответила Сэнди, - тогда это был сонный городок на
побережье, заполненный детьми и песчаными замками, и азартные игры были
запрещены здесь.
- Ты смеешься.
- Конечно же. Азартные игры всегда были главным, единственным поводом
для того, чтобы приехать в Атлантик-Сити.
- Так, - он остановился, подыскивая выражение. - Все было бы хорошо,
но мои финансы сейчас не на уровне. Три сотни в день очень быстро сведут
их на нет.
- Что ты собираешься делать?
- Разве я не видел бар с пианино по дороге сюда?
- Я не думала, что ты сможешь плавать и играть.
- Плевать на это. Бассейн не настолько глубок.
Гарден раскрыл свою сумку и достал два ролика. Это было
приспособление, которое, будучи заправлено в пианолу, расширяло
возможности его игры.
- Не подписывай длительный контракт, - напомнила ему Сэнди. - Мы
должны двигаться, помнишь?
Гарден остановился, держа руку на замке.
- Почему? Я думал, мы уже достаточно далеко.
- Мы ведь действительно хотим быть вне досягаемости этой банды убийц.
Джексон Нейтс для Атлантик-Сити всего лишь пригород.
- О! - Он ухитрился сделать растерянный вид. - И на Каролине свет
клином сошелся?
- Это место назначения. Вот и все.
- Ну, так я полагаю, у нас есть достаточно времени, прежде чем мы
туда отправимся, чтобы несколько порастратить содержимое кошелька.
- Ну хорошо. Устраивайся на работу. Ты чувствуешь себя одиноко без
публики, не так ли?
- Разве мы не все такие? - Он улыбнулся и вышел.
В коридоре - квадратной металлической трубе, разлинованной
надоедливой штриховкой и скрытыми источниками света - Гарден перевел дух.
Всегда ли Сэнди была столь понятной?
Когда-то она казалась таинственной, насколько он помнил. Холодная и
скрытная, она могла жить по своему и в своем собственном времени. Это
означало, что она могла быть и непостоянной. Когда-то казалось, что она
обожает внезапные походы по магазинам, пикники, прогулки на лошади. "Это
мой день", - могла сказать она и исчезнуть на полдня в поисках
приключений. Но до сих пор ее приключения не распространялись на других
мужчин. Так же, как и на неуклюжую ложь, чтобы скрыть это.
Том Гарден покачал головой и повернул налево по коридору, чтобы найти
управляющего отелем.
- Ты умеешь плавать? - спросил его Брайан Холдерн.
- Конечно, я умею плавать. А что, разве кто-то не может?
- Нет, с тех пор, как Акт об Охране Грунтовых Вод запретил
использование хлора в искусственных бассейнах и они все заросли
водорослями в течение трех недель.
- Почему же ваш бассейн не зарос?
- Это морской бассейн. Они упустили из виду и того, что можно
сбрасывать воду в океан, если она химически чистая и не содержит
чего-либо, что могло бы осаждаться или всплывать. Небольшая концентрация
хлора за бортом позволяет держать бассейн чистым, - Холдерн перекатил
окурок сигары на другую сторону рта.
- Итак, сынок, ты умеешь плавать.
- Запасись мазью - хорошей безвредной мазью, которая не теряет блеска
- или иди ищи другую работу. Мне не нужны бледные немочи, выглядящие как
провяленный виноград и отпугивающие моих посетителей, понял?
- Да, сэр. Мазаться мазью. Каждую ночь. Ну, так я получу эту работу?
- Конечно, иначе зачем же я теряю с тобой время, объясняя все это?
- Спасибо, мистер Холдерн, - Гарден начал пятиться к двери.
- Начало в семь-тридцать. Три полных часа. И если ты утонешь или
сморщишься, ты уволен.
- Да, сэр.
- Получше смажь свои принадлежности.
- Что?
- Получше смажь свой член, сынок. В этом бассейне все в чем мать
родила. Никаких одежек. Особенно для официанток и музыкантов.
- Я понял.
- Все еще хочешь эту работу?
- Конечно. Семь-тридцать.
- Выше нос, сынок.
- Я постараюсь, мистер Холдерн.
Мазь была плотной и тяжелой, как теплый парафин, но в отличие от
него, холодила кожу. Он смог разогреть ее, сильно растирая ладонями
мускулы бедер, голеней, лодыжек. Казалось, она не втирается в кожу, а
лежится на нее, как слой растаявшего желатина.
Гарден начал растирать плечи, стараясь достать и спину. Но ему никак
не удавалось равномерно распределить мазь. Может быть, нужно попробовать
полотенцем или чем-нибудь еще. Одним из полотенец заведения - в этом была
бы справедливость.
На короткое мгновение, пока он растирал тяжелую липкую мазь, он
представил кольчугу и тяжесть, с которой она должна давить на плечи и
грудь. Та же самая холодная тяжесть. Тяжесть и холод смерти.
Он выбросил образ из головы.
Практические вещи. Когда он начнет потеть - как он всегда потел,
играя хороший джаз, - потечет ли мазь в воду? И, что более важно, позволит
ли эта мазь дышать коже? Он читал о детях в Средние века, расписанных
золотой и серебряной краской и изображавших ангелов, они умирали от
отравления. Пока эта мазь... А куда делись те пианисты, которые были на
этой работе до него?
Вероятно, они не смогли держаться наравне с женщинами.
Гарден продолжал наносить и растирать мазь до тех пор, пока не
покрылся ею от кончиков пальцев ног до подбородка. Затем он нашел белый
хлопчатобумажный халат и завернулся в него, положив ключ от комнаты в
карман. Ролик он держал в руке.
В семь-тридцать возле бассейна было пустынно и темно. Бассейн,
подсвеченный снизу, отливал зеленью и серебром. Пианино плавало с мелкой
стороны.
Сбросив халат, Гарден вошел в воду. Она была чуть холоднее
температуры тела. Он скоро узнает все насчет пота. Пианино закачалось при
его приближении, гоня волны.
Инструмент был прямой сзади и изогнутый в передней части. Крышка
поднялась легко и он подпер ее держателем.
На этом все сходство с пианино кончалось. Вместо железной рамы и
стальных струн он обнаружил ряды бутылок, осколки стекла, ковш для льда,
сосуды из-под напитков и маринованного чеснока. Два пивных бочонка - один
из-под светлого, другой - из-под пльзеньского - угнездились у стойки
пианино. Внутри пианино вместо молоточков он обнаружил большую
двенадцативольтовую батарею.
- Не могли бы вы убрать за собой?
Голос раздался с бортика над ним.
Гарден повернулся и увидел молодую женщину, совсем обнаженную и
намазанную той же мазью, что и он. Она стояла, гордо выпрямившись, и
протягивала ему его халат.
- Посетители не должны спотыкаться о ваше тряпье. Его место в шкафу.
- Я... - начал Гарден.
- Не беспокойтесь. На этот вечер я его приберу.
Гарден перевел дыхание и проскользнул к дальнему краю пианино. Лишь
один взгляд на нее вызвал серию непроизвольных реакций, для контроля над
которыми требовалось время.
Она подошла к стене из зеркал и толкнула одно из них. За ним
обнаружилось пустое пространство с крючками и вешалками. Ну а куда же она