Страница:
жгучую боль, что, вероятно, было к лучшему. Затем оторвал полоску ткани и
перевязал свою рану.
- Друзья! Мои верные друзья! - дю Борд упрашивал толпу.
- Пошел прочь, профессор!
- Нам не нужна твоя математика!
- Ты нам не друг!
Пьер попытался снова:
- Сегодня солнце увидело поднимающуюся страну. Сейчас Год номер Один,
первый год Новой Эры Свободного Человека. Мы видим - он остановился, чтобы
перевернуть страницу написанной речи...
- Мы видим дурака!
- Иди к своим дамам и господам!
- На виселицу аристократов!
- На виселицу аристократов!
- На виселицу аристократов! - был обычный клич этих дней,
подхватываемый толпой на улицах.
Пьер дю Борд внезапно подумал о большом парфюмерном магазине за
рекой, на Монмартре, не более чем в двухстах метрах от этого самого места.
Магазин был закрыт и заколочен, пудра и ленты сейчас не находили
покупателей. Но во время своих длинных полуночных прогулок по городу дю
Борд видел, что задние комнаты были освещены. Кто-то прятался там. Кто,
кроме ненавидимых аристократов, неспособных найти более безопасное место
или покинуть страну?
- Я знаю, где прячутся аристократы, - сказал он.
- Где?
- Скажи нам! Скажи нам!
- Следуйте за мной! Дю Борд спрыгнул со скамьи, которую он
использовал как подиум, и проложил себе путь сквозь толпу. Ближайший мост
через реку был правее, и когда он повернул к нему, толпа последовала за
ним, как цыплята за курицей. Несколько солдат в новых республиканских
кокардах незамеченными присоединились к народу.
Еще больше людей он собрал, поднявшись на каменный мост. И к тому
времени, когда Пьер пришел в нужное место, вокруг него было сотни сотня
шумных парижан. Он остановился перед темным зданием магазина и указал
рукой на высокое окно, в котором можно было разглядеть слабые отблески
света.
Камень из мостовой пролетел над головой Пьера и ударился в доски,
которыми крест-накрест была заколочена дверь.
Свет мигнул и погас. А улица внезапно осветилась факелами, которые
зажгла толпа.
Полетели камни, разбивая стекло нижних окон и сбивая штукатурку.
- Выходите! Выходите! Аристократы!
Дю Борду казалось, что любая толпа носит с собой все эти свои орудия:
факелы, толстые дубинки, гнилые овощи, толстые бревна для тарана. Без
единого слова с его стороны, она начала осаду, действуя, как регулярная
армия: разбивая двери, окна, даже оконные рамы; запугивая обитателей шумом
и криками.
После десяти бешеных минут трое престарелых людей были вытащены из
дома. Судя по их одежде и бородам, они могли быть кем угодно -
аристократами, нищими или же семьей владельца магазина. Но в свете факелов
они выглядели очень подозрительно, так что их несколько раз ударили
дубинками и передали солдатам.
Шестеро гвардейцев подхватили их и быстро увели. Капитан повернулся к
Пьеру и положил тяжелую руку на его плечо.
- А теперь вы, господин. Кто вы такой, и что вы знаете об этих людях?
- Я Пьер д... - частица "дю", придававшая ему дух аристократизма,
застряла в горле. - Я гражданин Борд. По профессии ученый. По вере -
революционер.
- Пройдемте с нами, гражданин Борд. У нас есть инструкции
относительно таких, как вы.
Они привели Пьера Борда в комнату в Консьержери. Ее темные обитые
деревом стены и тяжелые парчовые драпировки были освещены множеством ламп,
с вывернутыми до предела фитилями. Какая чрезмерная трата масла в такое
тяжелое для нации время!
В круге света находился маленький человек, аккуратный и чопорный,
одетый в шелковый сюртук и темные, обтягивающие штаны. Он поднял голову от
бумаг, которые держал в руках, и по-совиному посмотрел на Борда и его
эскорт.
- Да?
- Этот человек выследил семейство де Шене. Мы привели его сюда прямо
из толпы, которую возглавлял.
- Настоящий зачинщик, да? - аккуратный маленький человек посмотрел на
Пьера более внимательно. Его глаза сузились, и, казалось, отражали свет
ламп.
- Может ли он убеждать?
- Могу, Ваша честь, - ответил Пьер.
- Не честь, парень. Мы теперь отошли от этого.
- Да, сударь.
- У вас академическое образование, не так ли? Вы юрист?
- К сожалению, нет, сударь. Классические языки, латынь и греческий,
по преимуществу греческий.
- Не имеет значения. Мы поднялись над условностями старых темных
времен Людовиков. Итак, вы желаете его?
- Желаю чего, сударь?
- Места в Конвенте. У нас есть вакансии среди "монтаньяров" и три из
них - мои, как плата за талант руководителя.
- Я желаю его более, чем чего-либо другого!
- Тогда, приходите сюда завтра к семи. Мы начинаем работать рано.
- Да, сударь. Спасибо, сударь.
- "Сударь" тоже не наше слово, мой друг. Достаточно простого
"гражданин".
- Да, гражданин. Я запомню.
- Я уверен в этом, - человек улыбнулся, показав мелкие ровные зубы и
снова углубился в свои бумаги.
Капитан слегка стукнул Пьера по плечу и кивком указал на дверь.
Гражданин Борд кивнул и последовал за ним.
В коридоре Пьер набрался храбрости и спросил:
- Кто это был?
- Как, это Гражданин Робеспьер, один из вождей нашей революции.
Неужели вы не знаете его?
- Я знал имя, но не человека.
- Теперь вы его узнали. А он узнал вас.
Пьер вспомнил эти оценивающие глаза и понял, что это правда.
- Я не могу поддержать это, Борд. Ты просишь слишком много. Он просит
слишком много, - Жорж Дантон откинул свои длинные волосы назад и с шумом
втянул воздух.
Борд нетерпеливо топнул ногой. Этот медведь со своей популярностью,
которая висела на нем так же небрежно, как и его одежда, собирался
остановить его начинание.
- Неужели ты не видишь, что всеобщая воинская повинность - это лучший
способ справиться с внешними врагами? - запинаясь, проговорил Борд. - Черт
побери! Это республика, а не монархия. Что может быть более естественным,
чем объединение народа для защиты своей страны?
- По прихоти нашей Маленькой Обезьянки? - парировал Дантон. - Именно
ему мы обязаны этой войной с Англией и Нидерландами.
- Война была неизбежна, поскольку у нас есть эта Габсбургова шлюха.
Конечно, ее братец Леопольд будет стараться сберечь королеву. И конечно,
он втянет в это немецких принцев, которые сидят на английском троне. Так
что министр Робеспьер не мог предложить лучшей альтернативы, чем атака.
Неужели это не ясно?
- Ясней ясного. Крошка Макс хотел войны и он получил ее.
Пьер Борд вздохнул.
- Министр желал бы, чтобы ее не было. У него столько врагов здесь,
дома...
- Врагов? Никого, кроме тех, кого он сотворил сам своими руками и
длинным языком!
- В последний раз спрашиваю: ты поддержишь всеобщую воинскую
повинность?
- В последний раз отвечаю: нет.
Борд кивнул, повернулся и пошел к выходу из комнаты.
Лакей в небрежно сидящей ливрее проводил его к выходу и Борд вышел на
темную улицу.
Со времени своего основания в начале апреля 1793 года Комитет
Национальной Безопасности обнаружил в Париже многое, что нарушало
спокойствие. Последние его постановления касались нищих и бездомных,
которые сделали своим домом улицы. Прогуливаться по улицам после
наступления комендантского часа означало возможную встречу с грабителями а
то и с кем похуже. Гражданин Борд проделал свой путь от дома Дантона без
сопровождения, которое полагалось ему, как члену Конвента.
Его охраняли наблюдатели.
Борд чувствовал их присутствие с тех пор, как начал входить в силу в
Конвенте. Тени двигались вместе с ним в свете факелов; он ощущал это.
Мягкие шаги сопровождали стук его каблуков; он слышал это.
Однажды, рядом с Булонью, когда банда моряков остановила его экипаж -
вероятно, чтобы съесть лошадей! - наблюдатели обнаружили себя. Приземистые
фигуры, как тролли, выскочили откуда-то снизу с обнаженными клинками и
грязными ругательствами. Кучер в панике перелетел через головы лошадей.
Схватка вокруг экипажа продолжалась не более полуминуты. Борд
наблюдал за ней в свете фонаря, считая вспышки света на стальных клинках и
свист узловатых дубинок. Когда все было кончено, вокруг экипажа лежали
только неподвижные тела, а приземистые тени растворились в кустах. Все,
кроме одного, который стоял возле лошадей.
- Вам нужен кучер, - сказал человек - утверждение, а не вопрос. У
него был заметный акцент, голос крестьянина, а не горожанина.
- Да. Мне нужен кучер, - согласился Борд.
Мужчина проскользнул в коляску. Когда он двигался против света, полы
его плаща разошлись и Борд смог разглядеть блеск кольчуги. Он услышал
легкое позвякивание. Возможно, этим объяснялась их победа над
разбойниками.
Мужчина довез его до дома в Фобург Сент Ороне. Когда они приблизились
к порогу, он притормозил и выпрыгнул из коляски прежде, чем она
остановилась. И растворился в темноте, прежде чем Борд успел что-либо
сообразить.
Наблюдатели были такими.
Потому, после неудачных переговоров с Дантоном по поводу поддержки
войны против Англии и Нидерландов, Борд не чувствовал страха, идя по
улицам без охраны.
На ходу он размышлял о своем успехе. В течение пяти месяцев
непрерывных разговоров и осторожных продвижений Борд оказался в центре
Революции. Советник по делам нового Республиканского монетного двора,
пламенный оратор в Национальном Собрании, посредник в Министерстве
Юстиции, агент по продаже имущества осужденных, правая рука министра
Робеспьера, Борд успевал везде. В некоторых кварталах его называли
"Портной", так как он сшивал, при помощи своей логики, мешок для всех
отступников Революции.
Однако он чувствовал, что просто обязан выступить против одного дела
монтаньяров. И, шагая по темным улицам, охраняемый невидимыми
наблюдателями, он продумывал свои доводы.
- Граждане! - Борд поднялся со своего места среди скамей высоко в
левой части зала. - Это наиболее необдуманное предложение из всех, которые
были изложены перед нами.
Пьер Борд спустился между полупустыми скамьями, чтобы ступить на пол
в лучах утреннего солнца. Он знал, что так он выглядит как ангел на иконе
и тем самым, внушает благоговение зрителям на галерке.
- Одно дело пересмотреть календарь по отношению к именам: искоренение
мертвых римских богов и замена римских порядковых номеров словами,
понятными народу, заимствуя их у названий сельскохозяйственных сезонных
работ. Это очень полезное дело, которое я всецело поддерживаю.
- Но перевод их в метрическую систему - это совсем другой вопрос. Кто
сможет работать в течение недели из десяти дней, в которой последний день
отдыха уничтожен из атеистических соображений? Разве переутомленный
крестьянин сможет хорошо работать? Этот новый календарь ужасен и состряпан
на скорую руку. И что же дальше? Может быть, вы хотите, чтобы мы молились
пять раз в день в течение этих стоминутных часов Республиканским доблестям
- Работе, Работе и еще раз Работе?
Это было встречено лишь скромным смешком.
- Нет, Граждане. Такой календарь посеет разброд в народе,
дезорганизует работы, и разрушит экономику Франции. Я надеюсь, что вы,
каждый и все вместе, отвергнете его.
Хлоп, хлоп... хлоп.
Новый календарь при голосовании прошел почти единогласно, кроме шести
голосов.
Робеспьер подошел к Борду в воодушевлении.
- Хорошо сказано, гражданин Борд, - улыбка, рука на плече, казались
вполне искренними.
Борд постарался улыбнуться.
- Доводы благоразумия побудили меня выступить против твоего
предложения, Гражданин.
- Ничего, ничего. Ты же знаешь, что каждая хорошая идея нуждается в
испытании. А как же иначе люди оценят ее величие? И твой маленький мятеж
был только на пользу.
- Да.
- Ну, теперь можно и поужинать.
- Могу ли я присоединиться?
- А! - тонкие брови сморщились, решая. - Боюсь, другие потребуют
моего внимания, Пьер. Это будет неудобно.
- Я понимаю.
- Надеюсь, что да.
В полночь раздался стук в дверь.
Суд настал на рассвете, двумя месяцами позднее.
Это были два долгих месяца, которые Пьер Борд, теперь снова "дю
Борд", провел в сочащейся сыростью клетке ниже уровня реки. Пространство
было в метр шириной и высотой, - нововведение Национального Собрания для
отступников и два метра в длину. Он лежал в нем как в гробу, руками
отгоняя крыс, которые пытались съесть его скудный рацион из черствого
хлеба, Он лежал в своих собственных нечистотах, пытаясь хоть как-то
очиститься руками. А что касается воды, здесь выбор был жестокий -
потратить чашку на утоление жажды или на гигиену.
На шестьдесят шестой день деревянная дверь на несколько секунд
отворилась - чтобы выпустить его. Когда Пьера доставили в суд, небритого и
немытого, со ртом, покрытым язвами от плохой пищи, он не смог ничего
сказать в свое оправдание.
Обвинения были абсурдными: ученый Пьер дю Борд при старом режиме
обучал детей того самого маркиза де Шене, которого он выдал властям.
Обучать аристократов во время их правления значило то же, что и
прославлять преимущества, добродетели и справедливость аристократии -
нечто в этом духе.
Тем же утром его повезли на красной телеге на площадь Революции.
Позади стоял священник и гнусаво бормотал молитвы, дабы не лишать
осужденного последнего утешения.
Пьер держал голову опущенной, чтобы хоть как-то избежать града гнилых
фруктов и овощей, которыми его забрасывали. Когда он изредка поднимал ее,
чтобы посмотреть вокруг, гнилое яблоко, или тухлая рыба, попадали ему в
рот или в глаза. Но он все же пытался смотреть вокруг, выискивая
наблюдателей.
Наблюдатели, которые так много месяцев оберегали его, должны спасти
его снова. Пьер был уверен в этом.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, он решил, что видит темную,
приземистую фигуру среди толпы. Человек не кричал и ничего не бросал,
просто наблюдал за ним из-под полей широкой шляпы.
Даже наблюдатели ничего не могли ничего сделать в этой толпе.
Рядом с эшафотом, стоящим в центре квадрата, солдаты с нарукавными
повязками и розетками Комитета Национальной Безопасности, отвязали его от
телеги, оставив руки связанными. Они подняли его на эшафот, потому что
ноги его неожиданно стали до странности слабыми, привязали на уровне
груди, живота и колен к длинной доске, доходившей ему до ключиц. Но Пьер
вряд ли заметил это. Он не мог оторвать взгляд от высокой, в форме буквы
пи, рамы с треугольным лезвием, подвешенным сверху.
- Это не больно, сын мой, - прошептал священник, - и это были первые
не-латинские слова, которые он сказал с тех пор, как началась их поездка.
- Лезвие пройдет словно холодный ветерок по твоей шее.
Пьер повернулся и уставился на него.
- Откуда вы знаете?
Солдаты наклонили доску горизонтально и понесли ее к гильотине. Пьер
дю Борд мог рассмотреть лишь стертые волокна деревянного ложа этой адской
машины, за которым виднелась тростниковая корзина. Тростник был
золотисто-желтым. Пьер уставился на него, пытаясь отыскать
красно-коричневые пятна - такие же, что и дефект в том кристалле, которым
он порезал палец. Когда это было? Месяцев семь назад? Но эта корзина была
новой и незапятнанной - честь для него, любезность его друга, Максимилиана
Робеспьера.
Священник ошибся.
Боль была острой и бесконечной, так же, как и боль от пореза
кристаллом. А затем он начал падать, лицом вперед, в корзину. Ее тростник
ринулся ему навстречу, стукнув в нос. Золотой свет вспыхнул перед глазами
и померк, став таким же черным, как его длинные гладкие волосы, упавшие на
лицо и закрывшие глаза.
- Где же твой приятель?
- Он должен позвонить своему агенту или что-то в этом духе. Он
сказал, что может задержаться.
- Отлично. Нам нужно многое обсудить.
- Да уж действительно. Лягушки теперь пытаются убить его, чего раньше
не случалось.
- Как так? - темные глаза мужчины блеснули. Затем веки его слегка
прикрылись, сомкнулись гладкие шелковистые ресницы, не оставив никакой
щели или линии. Каждая ресница была изогнута, как шип из черного железа. -
Объясни, пожалуйста.
- Один из них поджидал у него на квартире, когда Том вернулся. Он
пытался убить его ножом - одним из тех ножей. Я была вынуждена призвать на
помощь моего телохранителя, Итнайна.
- И?
- Мы оставили тело в квартире, смылись в неразберихе.
- Не тело Итнайна?
- Нет, другого. Вероятно, это был профессиональный убийца, но не
столь искусный, как Итнайн.
- Гарден хорошо разглядел Итнайна?
- Да нет, не особенно. - Александра выскользнула из-под пледа и
положила его на кровать. Затем села сама. - Том в этот момент отходил
после удара коленом в пах.
- Отлично, значит я еще смогу использовать его против Гардена.
- Использовать Итнайна? Ты имеешь в виду, чтобы охранять его? - она
начала по одному стаскивать ботинки. Хасан наклонился, чтобы помочь ей с
пряжками.
- Нет. Я хочу использовать его, чтобы обострить чувствительность
Гардена. Я начал снабжать, нашего молодца э-э-э, "опытом". Доступ к его
прошлому через снотерапию оказался недейственным, или слишком медленным. А
лишение его твоих прелестей, - Хасан снял ее ботинок и повел руку вверх по
ее ноге - похоже, только оставляет ему больше времени для игры на
фортепиано. Видимо, нужно изменить направление.
Он встал и мягко толкнул ее в грудь. Она податливо упала на постель.
- Если Гарден должен будет бороться за свою жизнь, - сказал Хасан, -
даже совсем немного, это поможет... ммм, "координировать" его усилия. А
это в свою очередь будет служить его пробуждению. Это именно та сцена, на
которую вы с Итнайном наткнулись.
Хасан опустился на пол у ее ног. Александра с трудом стаскивала с
себя платье, поднимая подол выше колен. Он стал помогать ей.
- Я жажду услышать все поскорее, - она вздохнула, - с огорчением или
удовольствием, сама не смогла бы сказать. - Я действительно думаю, что
твой человек был одним из этих франков. С другой стороны, я могла бы
предупредить Итнайна, чтобы он был с ним поосторожнее. Мы теперь потеряли
одного из наших агентов.
- Не волнуйся. У меня их достаточно. Она закинула руки за спину.
Локоть задел покрывало; оно зашуршало.
- Подожди! - воскликнула Александра, изгибая спину и откидываясь на
подушки.
Руки Хасана покорно замерли между ее ног.
- Мы же не знали точно, где Гарден остановился, разве не так?
- Нет, - выдохнул он в ее кожу.
- Так как же этот ассасин мог быть твоим?
Он поднял голову поверх складок ее платья и посмотрел в ее глаза.
- Этого... не могло быть.
- Так что это все же было нападение наблюдателей.
- Интересный поворот, - Хасан надул щеки. Его усы ощетинились, как
гусеницы в опасности. Он опустил лицо между ее коленей и начал щекотать ее
усами.
- А я, похоже, ускорила события, - прошептала она.
- Гмм-мм?
- Когда Гарден приходил в себя после удара, я использовала
возможность дать ему соприкоснуться с кристаллом.
Голова Хасана поднялась так быстро, что его подбородок стукнул ее по
бедру, попав в нервную точку между мускулами. По ее животу прошла волна
боли.
- Я не приказывал тебе делать это! - прошипел он.
- Конечно, нет, Хасан. Но ведь у меня должна быть некоторая свобода в
принятии решений.
- Как Гарден прореагировал на это?
- Очень сильно. Я видела, как дрожь прошла по нему, гораздо более
сильная, чем когда-либо ранее.
- Слишком много стрессов, - сказал он, мысленно взвешивая информацию.
- Сам по себе кристалл может разбудить Гардена быстрее, чем мы ожидаем.
Она опять начала подниматься, чтобы сесть, но он толкнул ее и
погрузил лицо в шелк ее белья. Его руки искали кнопки, которые держали
вместе две половинки бюстгальтера. Ее руки пришли ему на помощь.
- Слишком проснувшийся, - размышлял Хасан, этот человек может быть
страшнее, чем слишком сонный.
- Разбуди его, и разбуди всех наблюдателей вокруг него, - она
опустила голову. - Ведь это игра.
- За исключением того, что сейчас наблюдатели играют, как хашишиины.
- Ассасины, - повторила Сэнди, вздыхая. - Или, может быть, они
перевели игру на новый уровень защиты.
- Профилактическое убийство? Могли бы они убить его, чтобы заставить
нас ожидать следующие тридцать или сорок лет?
- У тебя есть время.
- Однажды, когда события развивались своим ходом в этой части мира, у
меня действительно было время. Теперь, - он опустился на нее, - я хочу
результатов.
- Как и все мы.
Она отталкивала его руками, извиваясь и стаскивая его одежду.
Какое-то время они ничего больше не говорили.
Потом некоторое время уже больше нечего было говорить.
Наконец он изогнулся и поднял голову. - Ты уверена в его реакции на
кристалл?
- У него самая сильная из всех. Я уверена в этом.
- Наблюдатели, должно быть, тоже - потому и старались убрать его.
- Они могут прийти и использовать его, прежде чем это сделаешь ты. В
конце-концов они пойдут на это.
- Не с той охраной, которую я создал. Не с той ценой, которую я могу
заплатить.
Александра откинула с себя расслабленное тело Хасана. И положила
голову ему на грудь.
- Мы действительно сможем подойти к нему достаточно близко, чтобы он
выдал тайну, которую ты хочешь получить, без того, чтобы он присоединился
к нам?
- Мы должны играть им, Сэнди. Как рыбой на леске, - палец Хасана
водил по ее мягкому соску, - вытащить его на поверхность, но не дать ему
выпрыгнуть на свободу, - палец двинулся вверх. - Позволить ему уйти на
глубину, но так, чтобы он не накопил сил для побега, - палец двинулся
вниз. Играй им, тяни время. Но осторожно, - ее сосок отвердел от его
прикосновений.
- Хорошо, - она оттолкнула его руку. - Мы играем с ним. А когда ты
выведаешь секрет Камня? Что тогда?
- Мы используем его, как обещал Аллах.
Кувшины на полу стоят и ждут
Одни - когда же их нальют
Другие - полные веселого вина - с тоскою ожидают
Когда же наконец их разольют.
Омар Хайям
Тамплиеры никогда не двигались строем в процессии, за исключением
коронации короля - да и то только того короля, которого поддерживали.
Когда королем Иерусалима короновался Ги де Лузиньян, тамплиеры
маршировали.
Ярко блестящая кольчуга чужеродно смотрелась на Томасе Амнете,
поскольку для него привычной одеждой были лен и шелк советника, который
проводит время в покоях и решает вопросы финансов и работ. Вес стали давил
на его плечи, а швы кольчуги, лишь слегка смягченные жилетом из грубой
белой овечьей шерсти, впивались в ребра.
Его плащ, тоже из овечьей шерсти, был бы очень хорош для холодной
ночи в пустыне, но здесь, во дворе Иерусалимского дворца, под палящим
солнцем, это было чересчур жаркое одеяние. Пот двумя ручейками струился
из-под его конического стального шлема по шее, соединяясь вместе, словно
соленые потоки Тигра и Евфрата, чтобы низвергнуться в ложбину его спины.
Так было, когда он он молча стоял со своими братьями рыцарями. Когда
же они двинулись вперед, новые потоки влаги заструились из его подмышек и
потекли по бокам. Кожаные сапоги, подбитые гвоздями, походили на
булыжники, и растягивали сухожилия намного сильнее, чем мягкие туфли, к
которым он привык. Эхо слаженного топота двухсот пар других сапог
отражалось от высоких каменных стен и пробивало себе путь наружу, между
рядами базара.
Амнет представил, какое действие это оказывало: перешептывания за
темными ладонями, вращающиеся глаза, повернутые головы верблюдов и их
погонщиков. Звуки марширующих шагов, доносящиеся из Христианской цитадели,
могли посеять волнение среди жителей Иерусалима. Не выступил ли Орден для
военных действий против населения? Никто из местных жителей не был уверен
в противном.
Пустая видимость пышной церемонии, во время которой священник в митре
держал корону над головой короля - сарацинские дервиши никогда не смогут
постичь этого.
Тамплиеры маршировали по мощеной булыжником мостовой и по ступеням
лестницы, ведущей в просторную трапезную дворца. По правилам, церемония
коронации должна проходить в кафедральном соборе, но ни одна церковь в
городе не была столь удобна для обороны, как эта. На самом деле водружение
золотого обруча на голову Ги было совершено во дворцовой часовне, в
присутствии ближайших советников.
Один из них ожидал сейчас в передней прибытия тамплиеров. Рейнальд де
Шатильон, принц Антиохии, представлял собой заметную фигуру в своих
красных и золотых шелках и бархате, с легким мечом, висящем на перевязи из
золотых пластин. Как только колонна марширующих, потных крестоносцев
приблизилась к порогу, он поклонился с насмешливой улыбкой, будто играл в
распорядителя церемонии. Пятясь перед ними, провел их в главный зал. Его
поклон стал более глубоким, когда он приблизился к столам.
Томас Амнет и братья тамплиеры заполнили трапезную, рассаживаясь с
громким топаньем.
- Это отвратительно! - проревел чей-то голос в тишине, внезапно
наступившей после марша. Все здесь знали этот голос - Роджер, Великий
Магистр ордена госпитальеров, главный соперник тамплиеров в политике и
военных действиях в этой стране.
- Будьте добры, господин! Ваше поведение непозволительно! - это был
шепчущий, умиротворяющий голос Эберта, настоящего распорядителя в
Иерусалимском дворце, всегда служившего тому, кто был на троне.
Амнет вытянул шею. С того места, где он находился, вблизи передних
рядов Ордена во главе стола, видна была только плотная фигура Магистра
госпитальеров, залитая солнечным светом. За ним, во дворе, виднелись
головы многих рыцарей - госпитальеров. Рядом с ним, съежившись от страха,
стоял Эберт, худой человек в парчовом кафтане.
перевязал свою рану.
- Друзья! Мои верные друзья! - дю Борд упрашивал толпу.
- Пошел прочь, профессор!
- Нам не нужна твоя математика!
- Ты нам не друг!
Пьер попытался снова:
- Сегодня солнце увидело поднимающуюся страну. Сейчас Год номер Один,
первый год Новой Эры Свободного Человека. Мы видим - он остановился, чтобы
перевернуть страницу написанной речи...
- Мы видим дурака!
- Иди к своим дамам и господам!
- На виселицу аристократов!
- На виселицу аристократов!
- На виселицу аристократов! - был обычный клич этих дней,
подхватываемый толпой на улицах.
Пьер дю Борд внезапно подумал о большом парфюмерном магазине за
рекой, на Монмартре, не более чем в двухстах метрах от этого самого места.
Магазин был закрыт и заколочен, пудра и ленты сейчас не находили
покупателей. Но во время своих длинных полуночных прогулок по городу дю
Борд видел, что задние комнаты были освещены. Кто-то прятался там. Кто,
кроме ненавидимых аристократов, неспособных найти более безопасное место
или покинуть страну?
- Я знаю, где прячутся аристократы, - сказал он.
- Где?
- Скажи нам! Скажи нам!
- Следуйте за мной! Дю Борд спрыгнул со скамьи, которую он
использовал как подиум, и проложил себе путь сквозь толпу. Ближайший мост
через реку был правее, и когда он повернул к нему, толпа последовала за
ним, как цыплята за курицей. Несколько солдат в новых республиканских
кокардах незамеченными присоединились к народу.
Еще больше людей он собрал, поднявшись на каменный мост. И к тому
времени, когда Пьер пришел в нужное место, вокруг него было сотни сотня
шумных парижан. Он остановился перед темным зданием магазина и указал
рукой на высокое окно, в котором можно было разглядеть слабые отблески
света.
Камень из мостовой пролетел над головой Пьера и ударился в доски,
которыми крест-накрест была заколочена дверь.
Свет мигнул и погас. А улица внезапно осветилась факелами, которые
зажгла толпа.
Полетели камни, разбивая стекло нижних окон и сбивая штукатурку.
- Выходите! Выходите! Аристократы!
Дю Борду казалось, что любая толпа носит с собой все эти свои орудия:
факелы, толстые дубинки, гнилые овощи, толстые бревна для тарана. Без
единого слова с его стороны, она начала осаду, действуя, как регулярная
армия: разбивая двери, окна, даже оконные рамы; запугивая обитателей шумом
и криками.
После десяти бешеных минут трое престарелых людей были вытащены из
дома. Судя по их одежде и бородам, они могли быть кем угодно -
аристократами, нищими или же семьей владельца магазина. Но в свете факелов
они выглядели очень подозрительно, так что их несколько раз ударили
дубинками и передали солдатам.
Шестеро гвардейцев подхватили их и быстро увели. Капитан повернулся к
Пьеру и положил тяжелую руку на его плечо.
- А теперь вы, господин. Кто вы такой, и что вы знаете об этих людях?
- Я Пьер д... - частица "дю", придававшая ему дух аристократизма,
застряла в горле. - Я гражданин Борд. По профессии ученый. По вере -
революционер.
- Пройдемте с нами, гражданин Борд. У нас есть инструкции
относительно таких, как вы.
Они привели Пьера Борда в комнату в Консьержери. Ее темные обитые
деревом стены и тяжелые парчовые драпировки были освещены множеством ламп,
с вывернутыми до предела фитилями. Какая чрезмерная трата масла в такое
тяжелое для нации время!
В круге света находился маленький человек, аккуратный и чопорный,
одетый в шелковый сюртук и темные, обтягивающие штаны. Он поднял голову от
бумаг, которые держал в руках, и по-совиному посмотрел на Борда и его
эскорт.
- Да?
- Этот человек выследил семейство де Шене. Мы привели его сюда прямо
из толпы, которую возглавлял.
- Настоящий зачинщик, да? - аккуратный маленький человек посмотрел на
Пьера более внимательно. Его глаза сузились, и, казалось, отражали свет
ламп.
- Может ли он убеждать?
- Могу, Ваша честь, - ответил Пьер.
- Не честь, парень. Мы теперь отошли от этого.
- Да, сударь.
- У вас академическое образование, не так ли? Вы юрист?
- К сожалению, нет, сударь. Классические языки, латынь и греческий,
по преимуществу греческий.
- Не имеет значения. Мы поднялись над условностями старых темных
времен Людовиков. Итак, вы желаете его?
- Желаю чего, сударь?
- Места в Конвенте. У нас есть вакансии среди "монтаньяров" и три из
них - мои, как плата за талант руководителя.
- Я желаю его более, чем чего-либо другого!
- Тогда, приходите сюда завтра к семи. Мы начинаем работать рано.
- Да, сударь. Спасибо, сударь.
- "Сударь" тоже не наше слово, мой друг. Достаточно простого
"гражданин".
- Да, гражданин. Я запомню.
- Я уверен в этом, - человек улыбнулся, показав мелкие ровные зубы и
снова углубился в свои бумаги.
Капитан слегка стукнул Пьера по плечу и кивком указал на дверь.
Гражданин Борд кивнул и последовал за ним.
В коридоре Пьер набрался храбрости и спросил:
- Кто это был?
- Как, это Гражданин Робеспьер, один из вождей нашей революции.
Неужели вы не знаете его?
- Я знал имя, но не человека.
- Теперь вы его узнали. А он узнал вас.
Пьер вспомнил эти оценивающие глаза и понял, что это правда.
- Я не могу поддержать это, Борд. Ты просишь слишком много. Он просит
слишком много, - Жорж Дантон откинул свои длинные волосы назад и с шумом
втянул воздух.
Борд нетерпеливо топнул ногой. Этот медведь со своей популярностью,
которая висела на нем так же небрежно, как и его одежда, собирался
остановить его начинание.
- Неужели ты не видишь, что всеобщая воинская повинность - это лучший
способ справиться с внешними врагами? - запинаясь, проговорил Борд. - Черт
побери! Это республика, а не монархия. Что может быть более естественным,
чем объединение народа для защиты своей страны?
- По прихоти нашей Маленькой Обезьянки? - парировал Дантон. - Именно
ему мы обязаны этой войной с Англией и Нидерландами.
- Война была неизбежна, поскольку у нас есть эта Габсбургова шлюха.
Конечно, ее братец Леопольд будет стараться сберечь королеву. И конечно,
он втянет в это немецких принцев, которые сидят на английском троне. Так
что министр Робеспьер не мог предложить лучшей альтернативы, чем атака.
Неужели это не ясно?
- Ясней ясного. Крошка Макс хотел войны и он получил ее.
Пьер Борд вздохнул.
- Министр желал бы, чтобы ее не было. У него столько врагов здесь,
дома...
- Врагов? Никого, кроме тех, кого он сотворил сам своими руками и
длинным языком!
- В последний раз спрашиваю: ты поддержишь всеобщую воинскую
повинность?
- В последний раз отвечаю: нет.
Борд кивнул, повернулся и пошел к выходу из комнаты.
Лакей в небрежно сидящей ливрее проводил его к выходу и Борд вышел на
темную улицу.
Со времени своего основания в начале апреля 1793 года Комитет
Национальной Безопасности обнаружил в Париже многое, что нарушало
спокойствие. Последние его постановления касались нищих и бездомных,
которые сделали своим домом улицы. Прогуливаться по улицам после
наступления комендантского часа означало возможную встречу с грабителями а
то и с кем похуже. Гражданин Борд проделал свой путь от дома Дантона без
сопровождения, которое полагалось ему, как члену Конвента.
Его охраняли наблюдатели.
Борд чувствовал их присутствие с тех пор, как начал входить в силу в
Конвенте. Тени двигались вместе с ним в свете факелов; он ощущал это.
Мягкие шаги сопровождали стук его каблуков; он слышал это.
Однажды, рядом с Булонью, когда банда моряков остановила его экипаж -
вероятно, чтобы съесть лошадей! - наблюдатели обнаружили себя. Приземистые
фигуры, как тролли, выскочили откуда-то снизу с обнаженными клинками и
грязными ругательствами. Кучер в панике перелетел через головы лошадей.
Схватка вокруг экипажа продолжалась не более полуминуты. Борд
наблюдал за ней в свете фонаря, считая вспышки света на стальных клинках и
свист узловатых дубинок. Когда все было кончено, вокруг экипажа лежали
только неподвижные тела, а приземистые тени растворились в кустах. Все,
кроме одного, который стоял возле лошадей.
- Вам нужен кучер, - сказал человек - утверждение, а не вопрос. У
него был заметный акцент, голос крестьянина, а не горожанина.
- Да. Мне нужен кучер, - согласился Борд.
Мужчина проскользнул в коляску. Когда он двигался против света, полы
его плаща разошлись и Борд смог разглядеть блеск кольчуги. Он услышал
легкое позвякивание. Возможно, этим объяснялась их победа над
разбойниками.
Мужчина довез его до дома в Фобург Сент Ороне. Когда они приблизились
к порогу, он притормозил и выпрыгнул из коляски прежде, чем она
остановилась. И растворился в темноте, прежде чем Борд успел что-либо
сообразить.
Наблюдатели были такими.
Потому, после неудачных переговоров с Дантоном по поводу поддержки
войны против Англии и Нидерландов, Борд не чувствовал страха, идя по
улицам без охраны.
На ходу он размышлял о своем успехе. В течение пяти месяцев
непрерывных разговоров и осторожных продвижений Борд оказался в центре
Революции. Советник по делам нового Республиканского монетного двора,
пламенный оратор в Национальном Собрании, посредник в Министерстве
Юстиции, агент по продаже имущества осужденных, правая рука министра
Робеспьера, Борд успевал везде. В некоторых кварталах его называли
"Портной", так как он сшивал, при помощи своей логики, мешок для всех
отступников Революции.
Однако он чувствовал, что просто обязан выступить против одного дела
монтаньяров. И, шагая по темным улицам, охраняемый невидимыми
наблюдателями, он продумывал свои доводы.
- Граждане! - Борд поднялся со своего места среди скамей высоко в
левой части зала. - Это наиболее необдуманное предложение из всех, которые
были изложены перед нами.
Пьер Борд спустился между полупустыми скамьями, чтобы ступить на пол
в лучах утреннего солнца. Он знал, что так он выглядит как ангел на иконе
и тем самым, внушает благоговение зрителям на галерке.
- Одно дело пересмотреть календарь по отношению к именам: искоренение
мертвых римских богов и замена римских порядковых номеров словами,
понятными народу, заимствуя их у названий сельскохозяйственных сезонных
работ. Это очень полезное дело, которое я всецело поддерживаю.
- Но перевод их в метрическую систему - это совсем другой вопрос. Кто
сможет работать в течение недели из десяти дней, в которой последний день
отдыха уничтожен из атеистических соображений? Разве переутомленный
крестьянин сможет хорошо работать? Этот новый календарь ужасен и состряпан
на скорую руку. И что же дальше? Может быть, вы хотите, чтобы мы молились
пять раз в день в течение этих стоминутных часов Республиканским доблестям
- Работе, Работе и еще раз Работе?
Это было встречено лишь скромным смешком.
- Нет, Граждане. Такой календарь посеет разброд в народе,
дезорганизует работы, и разрушит экономику Франции. Я надеюсь, что вы,
каждый и все вместе, отвергнете его.
Хлоп, хлоп... хлоп.
Новый календарь при голосовании прошел почти единогласно, кроме шести
голосов.
Робеспьер подошел к Борду в воодушевлении.
- Хорошо сказано, гражданин Борд, - улыбка, рука на плече, казались
вполне искренними.
Борд постарался улыбнуться.
- Доводы благоразумия побудили меня выступить против твоего
предложения, Гражданин.
- Ничего, ничего. Ты же знаешь, что каждая хорошая идея нуждается в
испытании. А как же иначе люди оценят ее величие? И твой маленький мятеж
был только на пользу.
- Да.
- Ну, теперь можно и поужинать.
- Могу ли я присоединиться?
- А! - тонкие брови сморщились, решая. - Боюсь, другие потребуют
моего внимания, Пьер. Это будет неудобно.
- Я понимаю.
- Надеюсь, что да.
В полночь раздался стук в дверь.
Суд настал на рассвете, двумя месяцами позднее.
Это были два долгих месяца, которые Пьер Борд, теперь снова "дю
Борд", провел в сочащейся сыростью клетке ниже уровня реки. Пространство
было в метр шириной и высотой, - нововведение Национального Собрания для
отступников и два метра в длину. Он лежал в нем как в гробу, руками
отгоняя крыс, которые пытались съесть его скудный рацион из черствого
хлеба, Он лежал в своих собственных нечистотах, пытаясь хоть как-то
очиститься руками. А что касается воды, здесь выбор был жестокий -
потратить чашку на утоление жажды или на гигиену.
На шестьдесят шестой день деревянная дверь на несколько секунд
отворилась - чтобы выпустить его. Когда Пьера доставили в суд, небритого и
немытого, со ртом, покрытым язвами от плохой пищи, он не смог ничего
сказать в свое оправдание.
Обвинения были абсурдными: ученый Пьер дю Борд при старом режиме
обучал детей того самого маркиза де Шене, которого он выдал властям.
Обучать аристократов во время их правления значило то же, что и
прославлять преимущества, добродетели и справедливость аристократии -
нечто в этом духе.
Тем же утром его повезли на красной телеге на площадь Революции.
Позади стоял священник и гнусаво бормотал молитвы, дабы не лишать
осужденного последнего утешения.
Пьер держал голову опущенной, чтобы хоть как-то избежать града гнилых
фруктов и овощей, которыми его забрасывали. Когда он изредка поднимал ее,
чтобы посмотреть вокруг, гнилое яблоко, или тухлая рыба, попадали ему в
рот или в глаза. Но он все же пытался смотреть вокруг, выискивая
наблюдателей.
Наблюдатели, которые так много месяцев оберегали его, должны спасти
его снова. Пьер был уверен в этом.
Бросив быстрый взгляд по сторонам, он решил, что видит темную,
приземистую фигуру среди толпы. Человек не кричал и ничего не бросал,
просто наблюдал за ним из-под полей широкой шляпы.
Даже наблюдатели ничего не могли ничего сделать в этой толпе.
Рядом с эшафотом, стоящим в центре квадрата, солдаты с нарукавными
повязками и розетками Комитета Национальной Безопасности, отвязали его от
телеги, оставив руки связанными. Они подняли его на эшафот, потому что
ноги его неожиданно стали до странности слабыми, привязали на уровне
груди, живота и колен к длинной доске, доходившей ему до ключиц. Но Пьер
вряд ли заметил это. Он не мог оторвать взгляд от высокой, в форме буквы
пи, рамы с треугольным лезвием, подвешенным сверху.
- Это не больно, сын мой, - прошептал священник, - и это были первые
не-латинские слова, которые он сказал с тех пор, как началась их поездка.
- Лезвие пройдет словно холодный ветерок по твоей шее.
Пьер повернулся и уставился на него.
- Откуда вы знаете?
Солдаты наклонили доску горизонтально и понесли ее к гильотине. Пьер
дю Борд мог рассмотреть лишь стертые волокна деревянного ложа этой адской
машины, за которым виднелась тростниковая корзина. Тростник был
золотисто-желтым. Пьер уставился на него, пытаясь отыскать
красно-коричневые пятна - такие же, что и дефект в том кристалле, которым
он порезал палец. Когда это было? Месяцев семь назад? Но эта корзина была
новой и незапятнанной - честь для него, любезность его друга, Максимилиана
Робеспьера.
Священник ошибся.
Боль была острой и бесконечной, так же, как и боль от пореза
кристаллом. А затем он начал падать, лицом вперед, в корзину. Ее тростник
ринулся ему навстречу, стукнув в нос. Золотой свет вспыхнул перед глазами
и померк, став таким же черным, как его длинные гладкие волосы, упавшие на
лицо и закрывшие глаза.
- Где же твой приятель?
- Он должен позвонить своему агенту или что-то в этом духе. Он
сказал, что может задержаться.
- Отлично. Нам нужно многое обсудить.
- Да уж действительно. Лягушки теперь пытаются убить его, чего раньше
не случалось.
- Как так? - темные глаза мужчины блеснули. Затем веки его слегка
прикрылись, сомкнулись гладкие шелковистые ресницы, не оставив никакой
щели или линии. Каждая ресница была изогнута, как шип из черного железа. -
Объясни, пожалуйста.
- Один из них поджидал у него на квартире, когда Том вернулся. Он
пытался убить его ножом - одним из тех ножей. Я была вынуждена призвать на
помощь моего телохранителя, Итнайна.
- И?
- Мы оставили тело в квартире, смылись в неразберихе.
- Не тело Итнайна?
- Нет, другого. Вероятно, это был профессиональный убийца, но не
столь искусный, как Итнайн.
- Гарден хорошо разглядел Итнайна?
- Да нет, не особенно. - Александра выскользнула из-под пледа и
положила его на кровать. Затем села сама. - Том в этот момент отходил
после удара коленом в пах.
- Отлично, значит я еще смогу использовать его против Гардена.
- Использовать Итнайна? Ты имеешь в виду, чтобы охранять его? - она
начала по одному стаскивать ботинки. Хасан наклонился, чтобы помочь ей с
пряжками.
- Нет. Я хочу использовать его, чтобы обострить чувствительность
Гардена. Я начал снабжать, нашего молодца э-э-э, "опытом". Доступ к его
прошлому через снотерапию оказался недейственным, или слишком медленным. А
лишение его твоих прелестей, - Хасан снял ее ботинок и повел руку вверх по
ее ноге - похоже, только оставляет ему больше времени для игры на
фортепиано. Видимо, нужно изменить направление.
Он встал и мягко толкнул ее в грудь. Она податливо упала на постель.
- Если Гарден должен будет бороться за свою жизнь, - сказал Хасан, -
даже совсем немного, это поможет... ммм, "координировать" его усилия. А
это в свою очередь будет служить его пробуждению. Это именно та сцена, на
которую вы с Итнайном наткнулись.
Хасан опустился на пол у ее ног. Александра с трудом стаскивала с
себя платье, поднимая подол выше колен. Он стал помогать ей.
- Я жажду услышать все поскорее, - она вздохнула, - с огорчением или
удовольствием, сама не смогла бы сказать. - Я действительно думаю, что
твой человек был одним из этих франков. С другой стороны, я могла бы
предупредить Итнайна, чтобы он был с ним поосторожнее. Мы теперь потеряли
одного из наших агентов.
- Не волнуйся. У меня их достаточно. Она закинула руки за спину.
Локоть задел покрывало; оно зашуршало.
- Подожди! - воскликнула Александра, изгибая спину и откидываясь на
подушки.
Руки Хасана покорно замерли между ее ног.
- Мы же не знали точно, где Гарден остановился, разве не так?
- Нет, - выдохнул он в ее кожу.
- Так как же этот ассасин мог быть твоим?
Он поднял голову поверх складок ее платья и посмотрел в ее глаза.
- Этого... не могло быть.
- Так что это все же было нападение наблюдателей.
- Интересный поворот, - Хасан надул щеки. Его усы ощетинились, как
гусеницы в опасности. Он опустил лицо между ее коленей и начал щекотать ее
усами.
- А я, похоже, ускорила события, - прошептала она.
- Гмм-мм?
- Когда Гарден приходил в себя после удара, я использовала
возможность дать ему соприкоснуться с кристаллом.
Голова Хасана поднялась так быстро, что его подбородок стукнул ее по
бедру, попав в нервную точку между мускулами. По ее животу прошла волна
боли.
- Я не приказывал тебе делать это! - прошипел он.
- Конечно, нет, Хасан. Но ведь у меня должна быть некоторая свобода в
принятии решений.
- Как Гарден прореагировал на это?
- Очень сильно. Я видела, как дрожь прошла по нему, гораздо более
сильная, чем когда-либо ранее.
- Слишком много стрессов, - сказал он, мысленно взвешивая информацию.
- Сам по себе кристалл может разбудить Гардена быстрее, чем мы ожидаем.
Она опять начала подниматься, чтобы сесть, но он толкнул ее и
погрузил лицо в шелк ее белья. Его руки искали кнопки, которые держали
вместе две половинки бюстгальтера. Ее руки пришли ему на помощь.
- Слишком проснувшийся, - размышлял Хасан, этот человек может быть
страшнее, чем слишком сонный.
- Разбуди его, и разбуди всех наблюдателей вокруг него, - она
опустила голову. - Ведь это игра.
- За исключением того, что сейчас наблюдатели играют, как хашишиины.
- Ассасины, - повторила Сэнди, вздыхая. - Или, может быть, они
перевели игру на новый уровень защиты.
- Профилактическое убийство? Могли бы они убить его, чтобы заставить
нас ожидать следующие тридцать или сорок лет?
- У тебя есть время.
- Однажды, когда события развивались своим ходом в этой части мира, у
меня действительно было время. Теперь, - он опустился на нее, - я хочу
результатов.
- Как и все мы.
Она отталкивала его руками, извиваясь и стаскивая его одежду.
Какое-то время они ничего больше не говорили.
Потом некоторое время уже больше нечего было говорить.
Наконец он изогнулся и поднял голову. - Ты уверена в его реакции на
кристалл?
- У него самая сильная из всех. Я уверена в этом.
- Наблюдатели, должно быть, тоже - потому и старались убрать его.
- Они могут прийти и использовать его, прежде чем это сделаешь ты. В
конце-концов они пойдут на это.
- Не с той охраной, которую я создал. Не с той ценой, которую я могу
заплатить.
Александра откинула с себя расслабленное тело Хасана. И положила
голову ему на грудь.
- Мы действительно сможем подойти к нему достаточно близко, чтобы он
выдал тайну, которую ты хочешь получить, без того, чтобы он присоединился
к нам?
- Мы должны играть им, Сэнди. Как рыбой на леске, - палец Хасана
водил по ее мягкому соску, - вытащить его на поверхность, но не дать ему
выпрыгнуть на свободу, - палец двинулся вверх. - Позволить ему уйти на
глубину, но так, чтобы он не накопил сил для побега, - палец двинулся
вниз. Играй им, тяни время. Но осторожно, - ее сосок отвердел от его
прикосновений.
- Хорошо, - она оттолкнула его руку. - Мы играем с ним. А когда ты
выведаешь секрет Камня? Что тогда?
- Мы используем его, как обещал Аллах.
Кувшины на полу стоят и ждут
Одни - когда же их нальют
Другие - полные веселого вина - с тоскою ожидают
Когда же наконец их разольют.
Омар Хайям
Тамплиеры никогда не двигались строем в процессии, за исключением
коронации короля - да и то только того короля, которого поддерживали.
Когда королем Иерусалима короновался Ги де Лузиньян, тамплиеры
маршировали.
Ярко блестящая кольчуга чужеродно смотрелась на Томасе Амнете,
поскольку для него привычной одеждой были лен и шелк советника, который
проводит время в покоях и решает вопросы финансов и работ. Вес стали давил
на его плечи, а швы кольчуги, лишь слегка смягченные жилетом из грубой
белой овечьей шерсти, впивались в ребра.
Его плащ, тоже из овечьей шерсти, был бы очень хорош для холодной
ночи в пустыне, но здесь, во дворе Иерусалимского дворца, под палящим
солнцем, это было чересчур жаркое одеяние. Пот двумя ручейками струился
из-под его конического стального шлема по шее, соединяясь вместе, словно
соленые потоки Тигра и Евфрата, чтобы низвергнуться в ложбину его спины.
Так было, когда он он молча стоял со своими братьями рыцарями. Когда
же они двинулись вперед, новые потоки влаги заструились из его подмышек и
потекли по бокам. Кожаные сапоги, подбитые гвоздями, походили на
булыжники, и растягивали сухожилия намного сильнее, чем мягкие туфли, к
которым он привык. Эхо слаженного топота двухсот пар других сапог
отражалось от высоких каменных стен и пробивало себе путь наружу, между
рядами базара.
Амнет представил, какое действие это оказывало: перешептывания за
темными ладонями, вращающиеся глаза, повернутые головы верблюдов и их
погонщиков. Звуки марширующих шагов, доносящиеся из Христианской цитадели,
могли посеять волнение среди жителей Иерусалима. Не выступил ли Орден для
военных действий против населения? Никто из местных жителей не был уверен
в противном.
Пустая видимость пышной церемонии, во время которой священник в митре
держал корону над головой короля - сарацинские дервиши никогда не смогут
постичь этого.
Тамплиеры маршировали по мощеной булыжником мостовой и по ступеням
лестницы, ведущей в просторную трапезную дворца. По правилам, церемония
коронации должна проходить в кафедральном соборе, но ни одна церковь в
городе не была столь удобна для обороны, как эта. На самом деле водружение
золотого обруча на голову Ги было совершено во дворцовой часовне, в
присутствии ближайших советников.
Один из них ожидал сейчас в передней прибытия тамплиеров. Рейнальд де
Шатильон, принц Антиохии, представлял собой заметную фигуру в своих
красных и золотых шелках и бархате, с легким мечом, висящем на перевязи из
золотых пластин. Как только колонна марширующих, потных крестоносцев
приблизилась к порогу, он поклонился с насмешливой улыбкой, будто играл в
распорядителя церемонии. Пятясь перед ними, провел их в главный зал. Его
поклон стал более глубоким, когда он приблизился к столам.
Томас Амнет и братья тамплиеры заполнили трапезную, рассаживаясь с
громким топаньем.
- Это отвратительно! - проревел чей-то голос в тишине, внезапно
наступившей после марша. Все здесь знали этот голос - Роджер, Великий
Магистр ордена госпитальеров, главный соперник тамплиеров в политике и
военных действиях в этой стране.
- Будьте добры, господин! Ваше поведение непозволительно! - это был
шепчущий, умиротворяющий голос Эберта, настоящего распорядителя в
Иерусалимском дворце, всегда служившего тому, кто был на троне.
Амнет вытянул шею. С того места, где он находился, вблизи передних
рядов Ордена во главе стола, видна была только плотная фигура Магистра
госпитальеров, залитая солнечным светом. За ним, во дворе, виднелись
головы многих рыцарей - госпитальеров. Рядом с ним, съежившись от страха,
стоял Эберт, худой человек в парчовом кафтане.