Страница:
дела свой халат? Тома предупредили насчет пользования посетительскими
раздевалками. Или она пришла сюда, лишь намазавшись мазью?
Девушка вернулась, двигаясь плавно и не пытаясь что-либо скрыть.
Гарден часто замечал, что женщины без высоких каблуков выглядят
коренастыми и топают, как скво. Однако эта двигалась грациозно, как
балерина.
- Меня зовут Тиффани, я официантка.
- Я догадался. Том Гарден, пианист.
- Конечно! Это ваша музыка? - Она взяла сверток, развернула его и,
казалась, начала читать его. Минуту, затем другую, она была захвачена
этим.
- Хорошая штучка, - сказала она. - Но вы не сможете играть ее здесь.
- Почему?
- Наши посетители не могут танцевать быстрые танцы - слишком велико
сопротивление воды. Они предпочитают медленные. Старые романтические вещи.
- Медленные танцы. Обнаженными. В воде. Я понимаю.
- Думаю, что да. У нас среднее число оргазмов в час равно девяти с
половиной, иначе посетители потребуют назад свои денежки. Вы приняли
антибиотики, не так ли? - заботливо спросила она. Тиффани соскользнула в
воду и пошла-поплыла к нему. Гарден только теперь заметил, что грим ее
нарочит, как у актера: расширяющиеся брови нарисованы на лбу, голубые тени
и черные линии глаз подведены до висков, щеки нарумянены, рот увеличен
помадой и контурным карандашом. Это скрывало ее сущность надежнее, чем
резиновая маска.
Ее волосы были рыжими, прямыми и гладкими. В искусственном свете они
блестели как парик из полиэстера - это и был парик.
Том Гарден перевел взгляд на пианино.
- Зачем эта батарея?
- Какая батарея? Где?
Он показал на батарею за осколками стекла.
- О, это, должно быть, питание для пианино.
- Это не пианино.
- Ну для клавиатуры.
Он рассмотрел действующую часть инструмента. Это была Yamaha
Clavonica - шестидесятишестиклавишная модель, прикрепленная к плавучему
ящику. Весь механизм был подвешен на петлях. Ограничительные перекладины с
петлями на запястьях должны были удержать его на месте, если он переступит
в воде. Клавиатура и переключатели были покрыты пластиком, чтобы не
пропустить влагу к электрическим цепям. Микрофон крепился к нижней части
крышки, а вторая группа гидродинамиков была расположена там, где обычно
находятся педали. Когда Гарден возьмет басовый аккорд, присутствующие
ощутят его животом, как землетрясение.
- Хорошо. Питание для пианино. Что же произойдет, если этот ящик
промокнет и коротнет, когда мы будем в воде?
- Послушай, для парня, который собирается плавать в бассейне с
обнаженными женщинами, ты пессимист.
- Сюда что, не заходят мужчины?
- Как же, "заходят" именно то слово. Но тебе не нужно о них
беспокоиться. По крайней мере, о большинстве из них.
Тиффани подтянула к себе поднос, который плавал поблизости и
поставила на него блюдо с высокими краями, заполнив его орехами. Легким
толчком она отправила его в центр бассейна.
- А как насчет цен?
- Две выпивки включаются в стодолларовую входную плату. Если больше,
я записываю в своем блокноте. - Она показала ему, как привязывает блокнот
к запястью. - Это приплюсовывается к счету в отеле. Но сюда никто не ходит
за выпивкой. Выпивка только помогает расслабиться.
Она повернулась и поплыла к другому краю бассейна.
- Не мог бы ты помочь мне управиться со льдом?
- Только льда здесь не хватало, - сказал Гарден и последовал за ней.
Мороженица находилась за другой зеркальной панелью.
Тиффани вытащила пару изогнутых щипцов, выбирая подходящие. Пока Том
держал крышку ящика со льдом, она пристраивала щипцы, чтобы захватить
двадцатикилограммовый блок. Все это время она вынуждена была выгибать
спину, чтобы не коснуться животом или грудью замороженной металлической
окантовки, иначе она могла приклеиться к металлу. Когда ей удалось
захватить блок, Тиффани крепко сжала одну ручку и кивком указала ему на
другую. Они вместе удерживали крышку свободными руками, пока вытаскивали
блок.
Затем оттащили его к бассейну.
- Мы будем буксировать его?
- Нет, если только ты не знаешь людей, которые любят хлор в своей
выпивке. Подержи его, пока я подтащу пианино.
Он вынужден был взять обе ручки и широко расставить ноги. В теплой
влажной атмосфере холодные испарения ото льда поднимались прямо к
промежности. Он почувствовал озноб.
Тиффани подтащила пианино к бортику бассейна, наслаждаясь очевидным
дискомфортом Тома.
- Опускай его прямо в центр. Прямо в корзину, или его вес перевернет
этот ящик и нам придется платить за всю выпивку.
Гарден набрал воздуха, поднял блок, перенес его через бортик, обо
что-то слегка стукнув и медленно опустил - не бросил - в приготовленную
корзину. Пианино опустилось под его тяжестью на шесть сантиметров.
- Очень хорошо для первого раза. Следующий раз держи его подальше от
моих волос.
- Да, мэм.
- Хороший мальчик. Уже появляются наши первые посетители. Так что
тебе лучше пойти на свое место и начать играть.
Как было условлено, Сэнди вошла в казино на берегу ровно в восемь и
подошла к третьему столу слева. Хасана там не было. Некоторое время она
наблюдала, как американец в белой кожаной куртке шесть раз ставил по
тридцать тысяч долларов, каждый раз удваивая выигрыш, а затем все потерял.
С последним поворотом колеса остаток исчез остаток денег возле него.
У Александры не было сомнения в том, что колесо было жульническим. Но
чтобы жульничество было столь очевидным, такого она еще не видела.
- Ваши деньги здесь в опасности! - промурлыкал знакомый голос ей в
плечо, почти теряясь на фоне окружающего шума.
- Конечно, нет, мой господин. Но меня удивляет, почему вы назначили
это место.
- Меня несет ветер Бога.
- Вашей организации нужны деньги?
- У нас нет в этом нужды, так как есть богатые американские арабы,
которые думают, что их пожертвования помогут освободить Святую страну от
неверных. Мне нужно оправдание для имеющихся денег.
- Палестинский плейбой в Атлантик-Сити?
Он улыбнулся краем рта.
- Тебя могут спутать с иранцем в изгнании или с жирным египтянином, -
продолжала она, поддразнивая.
- Я человек со множеством лиц.
- И со множеством целей. Зачем ты позвал меня?
Вокруг них опять возник шум, поздравления случайному выигравшему. Она
и Хасан присоединились к аплодисментам.
- Вы с Гарденом болтаетесь здесь. В этом плавучем борделе. Почему?
- Это его идея.
- Ты не можешь занять его?
Александра фыркнула:
- Ему нужно заработать деньги. У него нет денег на поездку.
- Ты могла бы предложить.
- Я предлагала. Но он гордый, он хочет сам оплачивать свое
существование. А я не могу торопить его, не вызывая подозрений. Если я
начну делать это, он почувствует, что его подталкивают.
Хасан прикрыл лицо рукой, когда за соседним столиком поднялся
фотограф. Он ответил из-под руки:
- Ты же знаешь, есть распорядок.
- Твой распорядок - не его, сказала она ему в затылок. - Гарден
должен думать, что путешествие - его идея. Или можешь надеть ему мешок на
голову и похитить.
- Похищение предусмотрено на соответствующей стадии. Его тело
бесполезно без мозга.
- Так что позволь мне делать все по-своему.
- В борделе?
- Удовольствие и боль имеют свою пользу.
- Особенно боль.
- Садист! Она показала ему язык, только кончик, так, чтобы никто
другой не увидел.
- Может быть. Готовь его. И доставь его в нужное место во-время.
Хасан отошел в сторону.
- Но куда?... - Ее вопрос повис в воздухе.
Элиза: Доброе утро. Это Элиза 774, дежурная.
Гарден: Я хочу поговорить с Элизой 212. Это Том Гарден.
Элиза: Соединяю... Да, Том. Спасибо, что вызвал меня. Для тебя не
слишком поздно?
Гарден: Не особенно. Я снова работаю - если это можно назвать
работой.
Элиза: Я не понимаю.
Гарден: Я работаю в Холидей Халл в Атлантик-Сити.
Элиза: Прости, пожалуйста. Оцениваю... Я не знала, что в этом
заведении есть пианино.
Гарден: Там его и нет - только клавоника. Но они хотят, чтобы я играл
на ней. Между дружескими ныряниями, ощупываниями и щипками. Я весь в
синяках от пяток до плеч. Я думаю, они вывихнули мне один палец.
Элиза: Ты больше не видел приземистых, темных мужчин?
Гарден: Множество - и женщин тоже. Все толстые и уродливые. Но без
плащей, револьверов, кольчуг. В этом преимущества работы в нудистском
баре.
Элиза: Тебя могут утопить.
Гарден: Только в виде шутки. Кроме того, у меня есть ангел, который
держит мою голову над водой.
Элиза: Еще какие-нибудь сны?
Гарден: М-м-м...
Элиза: Что это значит?
Гарден: Один... Плохой.
Элиза: Расскажи мне о нем. Пожалуйста.
Гарден: Это, должно быть, был какой-то вид возврата к прошлому. Я
вспомнил работу, которая у меня однажды была в Филадельфии. Большой
колониальный дом посредине двенадцати акров газонов и деревьев. Доски и
камень, широкий балкон и четыре толстых колонны. Выглядело как Тара.
Элиза: Тара? Это место?
Гарден: Выдуманное. Дом в "Унесенных ветром" - в старом кино. Из
прошлого столетия.
Элиза: Замечено. Продолжай.
Гарден: Я должен был играть на дне рождения в одной семье. Идея
вечеринки была из этого фильма. Предполагалось, что все будут одеты в
сюртуки и кринолины, хотя получилось некоторое смешение костюмов. У нас
были костюмы на лет сто более ранние - мундиры французских гренадеров,
оплетенные тесьмой, платья в стиле империи, брюки со штрипками, черные
утренние пиджаки и платья с бахромой и длинными шлейфами.
Они заказали старую музыку. Преимущественно Стефан Фостер, "Лебединая
река", такого типа. Никакого джаза или страйда, ничего подобного. Так что
я отошел от всех современных мелодий и погрузился в музыку прошлого. Тогда
все и произошло.
Элиза: Когда ты играл?
Гарден: Да. И еще раз, более сильно, в моем сне в следующую ночь.
Элиза: Что произошло?
Гарден: Я покинул самого себя и превратился в другого. Не Тома
Гардена. Ни в кого из тех, кого я знаю.
Элиза: Расскажи мне об этом.
Луи Бреве пришел в себя. Его подташнивало. Он лежал на спине и ощущал
кислый вкус слюны в глотке. Чтобы загородиться от света и успокоить свой
желудок, он прикрыл глаза ладонью и перевернулся, стараясь зарыться в
подушки.
Его щека наткнулась на грубую ткань матраса, вместо свежего белого
белья, к которому он привык. Мерзкий запах проник глубоко в ноздри и Бреве
приподнялся на руках, широко открыв глаза.
Голый матрас под ним был грязен от сальных волос, пятен старой крови,
остатков рвоты, засохшей в корку. Койка под матрасом была сделана из
железных трубок, когда-то белых, на которых была натянута сетка из
крученых конопляных веревок. Пол под койкой был из голых сосновых досок, в
щелях между которыми набилась грязь. Грязь медленно колыхалась... это
ползали тараканы освещенные косым светом.
Бреве рассудил: Нет дубового пола, нет узорчатого ковра, нет кровати
из грецкого ореха, ни простыней, ни наволочек, ни подушек. Это не спальня
Луи Бреве. Quod erat demonstrandum.
Итак, где же он находится?
Стараясь не шевельнуть головой, которая раскалывалась от боли, Бреве
медленно сел. Он посмотрел налево и направо, избегая солнечных лучей,
которые лились в дверь в дальнем углу комнаты. Стены были обшиты сосновыми
планками. Квадратные прорези в них напоминали окна, незастекленные и
незавешенные, с решетками из черного железа. Койки образовывали длинный
ряд. На матрасах лежали бесформенные тела, облаченные в грубую голубую
ткань.
"Луи опять напился и вступил в армию, - была его первая мысль. - Как
я это объясню Анжелике?" - тут же пришла вторая.
- Эй вы, лежебоки! Подъем!
Разве в армии не трубят горнисты или нет какой-либо другой
стандартной процедуры? Значит, Луи не в армии. Q.E.D.
Люди вокруг него поворачивались и стонали, урчали и испускали ветры,
сморкались и приподнимались. Их головы поворачивались назад и вперед как у
бешеных боровов, ищущих, что бы разнести. Один за другим недобрые взгляды
останавливались на Луи Бреве. Голоса зазвучали громче, пока совершался
утренний ритуал надевания ботинок, почесываний, приборки постелей.
- Кто этот новенький?..
- Не знаю. Надзиратели привели. Ночью.
- Они его использовали?
- Нет. На нем нет отметин.
- Может быть, они слишком устали.
- Ну да!
- Может быть, они не захотели огорчать леди.
- Или поделили его, ты понимаешь?
- Я же тебе сказал, на нем нет метки.
- Кончайте вы там! - в голосе, прозвучавшем из-за двери, было многое:
животный страх, ущемленная властность, плохой характер из-за постоянно
подавляемых чувств.
Нет, решил Луи, он определенно не в армии. Все еще держа голову
неестественно прямо, он встал и начал двигаться по центральному проходу
между койками.
- Эй, погоди! - закричал кто-то.
- Послушай! Перрик должен идти первым! - раздалось с другой стороны.
- Он может идти!
В комнате внезапно все стихло.
- Должно быть, он из господ! - последнее прозвучало в тишине, и
сказано было скорее себе под нос, чем для кого-либо.
- Извините! - Луи Бреве позвал по направлению к двери. Надзиратель,
или кто еще, не могли бы вы подойти? Произошла ужасная ошибка.
- Извините! - кто-то пропел в комнате вполголоса.
- Назад! - откуда-то за ним.
- Не злите Вингерта!
- Он всех нас пошлет сегодня на дамбу!
Люди возле кроватей медленно двигались вперед по направлению к тому
месту, где стоял Луи. Теперь он расслышал тот звук, которому вначале не
придал значения и посчитал за галлюцинацию - позвякивание цепей.
Стальная цепь от якоря средней величины тянулась от кровати к кровати
и между ногами людей. Ноги людей соединялись отдельными цепями,
пристегнутыми к общей. Оба конца длинной цепи, видимо, были присоединены к
первому и последнему человеку.
Когда люди двигались вперед, чтобы загородить путь Луи, их цепи
протягивались вдоль кроватей и падали на пол, издавая характерное
звяканье.
- Что вы там делаете? - раздался тот же самый голос, вероятно,
принадлежащий мистеру Вингерту. В голосе слышались угрожающие нотки. В
тишине, внезапно установившейся в комнате, шаги звучали очень громко. В
дверном проеме возник силуэт мужчины и загородил свет.
Вингерт был огромен: мощный в плечах, толстый в талии, с широкими,
как у женщины, бедрами и ляжками. Даже голова у него была огромная.
Нечесаные волосы свисали на глаза и воротник.
Его тень была большой и темной - за исключением белеющих глаз, когда
он вглядывался в комнату, да блеска золота на среднем пальце правой руки.
Золота и чего-то еще, коричневого овала, который мог быть вырезанной
печаткой. "Странное украшение для охранника спального барака разбойников",
- подумал Луи.
Вероятно, он отнял его у какого-нибудь заключенного, решил Луи.
Разрешив эту загадку, он тут же столкнулся со следующей: что он, Луи,
здесь делает? Как могло случиться, что он очутился среди бандитов, не имея
ни малейшего представления о том, как это произошло?
Бреве вынужден был отложить свои размышления на эту тему, потому как
тучный человек вошел в дверь, двигаясь как тигр, пробирающийся сквозь
высокую траву.
Вингерт мог запугать обычных преступников, но не Бреве. Луи начал
заниматься боксом с тех пор, как ему исполнилось девять лет. Он
тренировался, будучи на военной службе и в колледже, и победил в гребле на
местных соревнованиях три года назад.
Мужчина выглядел большим, но слабым. Его руки, каждая величиной со
смитфилдовский окорок, казалась такой же дряблой, как жир окорока.
Видя, что Луи свободно стоит в середине комнаты, мужчина медленно, с
презрительным видом начал подходить к нему. Большие руки скрещены. Колени
развернуты, чтобы придать большую устойчивость длинному телу.
Бреве приготовился: принял стойку, расслабил плечи, сжал кулаки,
сделал несколько глубоких вдохов, чтобы создать запас кислорода.
- Послушай, Вин, все в порядке.
Маленький человечек, такой же широкий, как надсмотрщик, но на две
головы ниже, выступил вперед справа от Луи. Его шаг сопровождался более
громким лязгом, чем раньше у других людей. - Он ничего не знает. Просто
новый парень, и все.
Массивная голова повернулась в сторону маленького человечка. Прежде
чем цепь опустилась, ближайший Смитфилдовский окорок внезапно двинулся в
нужном направлении и вошел в соприкосновение с протестующим. Человек
согнулся вокруг руки, как тряпичная кукла, брошенная на спинку стула.
Затем распрямился, словно кукла с резиновой спиной, пролетел над кроватями
и стукнулся о стену на высоте шести футов, рядом с потолочной балкой. Это
движение сильно натянуло цепь с правой стороны комнаты, так что половина
присутствующих попадала.
Луи принял более низкую стойку.
Подбородок Вингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные
ноги понесли его по проходу.
Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правый
апперкот, оба попали в точку; Вингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку
и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.
Камень, или что-то другое, что было в руке надсмотрщика, попал в щеку
под глазом. Из рассеченной щеки брызнула кровь. От удара его шея
свернулась на сторону так, что он мог видеть свое плечо. Сила удара была
такова, что Луи полетел назад, через кровать, на колени одного из
прикованных людей. Это движение так натянуло цепь, что вся левая сторона
попадала как домино.
Успокоив целый барак двумя ударами, Вингерт пошел к выходу. Он
двигался по центральному проходу вперевалку, что было заметно со спины.
Луи попытался подняться. Но когда он встал на колени, один из заключенных
позади него, ударил его по затылку чубуком трубки, которая до того была
тщательно спрятана между матрасом и сеткой кровати.
Луи Бреве упал вперед и потерял сознание.
- О мой бедный, мой милый!
Прохладные сухие пальцы прикасались к его лбу - единственному месту
на лице, которое не опухло, не болело или не было забинтовано.
Луи лежал на нормальной постели, в нормальной комнате с
оштукатуренными стенами, расписанным потолком и толстым ковром, который
поглощал звуки приходивших и уходивших докторов, медсестер и сиделок. Его
Клара с прохладными руками и массой золотых волос ухаживает за ним и
притворяется, как сильно ее огорчает его теперешнее состояние.
Однако скоро Луи почувствовал себя после сна почти хорошо. Конечно, у
него болело все - самая сильная боль была глубоко в гортани - но голова
была ясной. В членах не было той свинцовой тяжести, которой всегда
сопровождалось похмелье. Может быть, это из-за того, что ему давали
лекарства.
- Где я был? - Собственный голос дошел до его ушей приглушенный
бинтами вокруг рта. Ему показалось, что нескольких зубов не хватает.
- Ты дома, дорогой.
- Это не Виндемер.
- Конечно нет. Это моя комната в отеле. Я и не подумаю вернуть тебя
назад на плантацию и к этой женщине.
- Но где я был?
- Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой
возчик, такой трус - и перевернули коляску. Трое из них сильно пострадали
и их пришлось прирезать.
- Это не было дорожное происшествие, Клара.
- Но... так все говорят.
- Они ошибаются. Который час?
- Начало десятого.
Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым
зеленым бархатом.
- Утра или вечера?
- Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.
- Утром я проснулся в странном месте в комнате, обитой сосновыми
досками где-то в районе стариц. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и
был свободен. Когда я позвал, чтобы кто-нибудь помог мне, вошел громадный
мужчина и ударил меня. Я дважды попал по нему, но он уложил меня с одного
удара. И вот я здесь.
- Какой ужасный сон тебе приснился!
- Это был не сон, Клара.
- Что за бред ты несешь, - холодно сказала она. - Люди могут сказать,
что твой рассудок поврежден - в результате несчастного случая - и
пьянства.
- А не ты ли это сделала? Поместила меня среди бандюг, показала мне,
насколько я пал - или могу упасть?
Она посмотрела на него сузившимися глазами. Когда она так смотрела,
ее лицо замыкалось и Луи знал, что она удалялась от него на миллион миль
ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.
Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.
Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой
Анжеликой сидел на мессе. Пока священник монотонно пел свои молитвы на
латыни и курил ладан, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда в
этой земной жизни не покидал его.
- Господь мой пастырь - прошептал Луи, челюсть его еще болела. - Он
заботится обо мне, как заботится о пасхальном агнце иудеев...
Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ.
Она остановилась, увидев блеск в его глазах.
- Как Он сохраняет живую кровь Сына Своего, - голос Луи стал громче,
- так Он направляет меня и распространяет как свет. Он возвышает мою душу,
растворяет ее в воздухе.
К нему начали поворачиваться головы соседей с гневом или смущением на
лицах.
- Он поднимает меня с величественностью Пророка и низвергает меня
вниз в пламя, как он сделал с Принцем Воздуха.
Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Ее пальцы впились в его
мускулы, пытаясь причинить ему боль, но не сумели. Двигаясь по нерву, она
пыталась поднять его.
Луи встал, ведомый только Духом, и его голос усилился.
- Но Он снова возвысит меня, Меч Господен поднят высоко...
- О, замолчи же! - взвыла Анжелика и толкнула его в боковой неф, где
он остановился. Затем будто проснувшись, неуклюже преклонил колени,
повернулся и медленно пошел к выходу.
Среди шума голосов вокруг него он явственно расслышал два слова:
"Опять пьян".
Но он не был пьян.
Жара и духота под тентом давили словно атмосфера перед грозой.
Напряжение в воздухе приводило к нетерпеливому желанию чего-то, пусть даже
пророчеств о близком конце и проклятии, лишь бы избавиться от чувства
неопределенности.
Частично напряжение исходило от укротителей змей. Текучее движение их
раскачивающихся тел, головы с изогнутыми зубами, все убыстряющийся танец
блестящих от масла рук и тел наэлектризовали толпу до предела. Напряжение
должно было прорваться. И оно прорвалось.
- Я была неверна мужу...
- Я хотел украсть лошадь соседа...
- Я избивал свою жену...
- Я был пьяницей, - слова вырвались из горла Луи Бреве. - Вино для
меня было другом, сначала добрым и ласковым. Затем оно стало господином,
командующим и приказывающим. В конце-концов оно превратилось в дьявола,
издевающегося надо мной и толкающего к дальнейшим безрассудствам.
- Аминь.
- Я был богатым человеком, известным в округе. Моим лекарством было
хорошее вино и бренди, привозимые из Франции. Я растратил золото и любовь
порядочной женщины на эти вина. И после этого любое вино стало хорошо для
меня.
- Аминь!
- Искушаемый дьяволом, живущим в бутылке, я промотал свое состояние и
начал тратить деньги моей доброй жены. У грязи в канаве было больше
твердости, чем у меня. Я был приятелем головорезов и проституток, и в
конце-концов преступников, прикованных к своим киркам и лопатам, мостящим
дороги. - Аминь!
- Любой из моих прежних друзей отворачивался, завидев меня. Наш
Господь тоже видел все это - но отвернул ли Он свое лицо от меня?
- Нет!
- Нет, Он не сделал этого. Он протянул свою руку и положил ее на мое
сердце. Маленьким и твердым как камень было это сердце. И теперь, от
прикосновения Господа, оно расширилось и наполнилось золотым светом, и
темная кровь вытекла из него. Господь принял меня в свое лоно. И я больше
не пьяница.
- АМИНЬ!
Волна чувств, сфокусированная радость трех сотен изголодавшихся
человеческих существ, влились в уши Луи Бреве. Эйфория от этого была
посильнее, чем от любого вина или виски, которые ему довелось пробовать.
- Сын мой, ты нарисовал замечательную картину с этой историей о
пьянице. Пусть они идут, ненавидя и любя тебя. "Известное в этих местах
семейство" и "расточал золотые монеты" - они проглотили все это за милую
душу.
- Это правда, мистер Лимерик, - Луи после службы все еще держал шляпу
в руках. Осознав это, он поискал глазами, куда можно было бы положить ее,
и, не найдя ничего подходящего, водрузил на голову. Это вряд ли было
вежливо, - внутри тента он был как бы в помещении и все такое - но Луи не
хотел держать шляпу как проситель.
- Конечно, это правда, и вы рассказали так хорошо.
- Спасибо, сэр.
- Слишком хорошо, чтобы такой хозяин, как я, позволил тебе уйти. Как
насчет пяти долларов в неделю и фонда? Конечно, в пути вы будете питаться
с моей семьей. - Лимерик кивнул назад, туда, где его дочь Оливия, спокойно
выбирала случайные банкноты, попавшие в корзину для пожертвований и
сортировала серебро. Ни на минуту не прерывая своего занятия, она подняла
голову и улыбнулась Луи, прохладно, как деревенская дыня.
- Фонда? - озадаченно спросил Луи. - Я не понимаю.
- Если кто-то опустит что-нибудь в ваш карман или шляпу, это ваше.
Остальное идет с подаяния. Ясно?
- Это очень щедро, сэр. А что я должен делать, чтобы нести слово
Божие?
- Помогать моему мальчику, Гомеру, ставить тент. Приходить на
собрания, оба раза. И рассказывать вашу историю, как вы это сделали
сегодня вечером.
- Пока вы будете здесь, я обязательно буду приходить.
- А когда мы двинемся в путь? Вы же хотите нести слово Божие повсюду?
- Конечно, мне хотелось бы этого.
- Считайте, что это сделано.
В Оклахоме Просвещение в лице его прежней любовницы, Клары, пришло к
нему и имело разговор с Духом и Луи.
- Этот Лимерик использует тебя для того, чтобы наживаться, - сказала
раздевалками. Или она пришла сюда, лишь намазавшись мазью?
Девушка вернулась, двигаясь плавно и не пытаясь что-либо скрыть.
Гарден часто замечал, что женщины без высоких каблуков выглядят
коренастыми и топают, как скво. Однако эта двигалась грациозно, как
балерина.
- Меня зовут Тиффани, я официантка.
- Я догадался. Том Гарден, пианист.
- Конечно! Это ваша музыка? - Она взяла сверток, развернула его и,
казалась, начала читать его. Минуту, затем другую, она была захвачена
этим.
- Хорошая штучка, - сказала она. - Но вы не сможете играть ее здесь.
- Почему?
- Наши посетители не могут танцевать быстрые танцы - слишком велико
сопротивление воды. Они предпочитают медленные. Старые романтические вещи.
- Медленные танцы. Обнаженными. В воде. Я понимаю.
- Думаю, что да. У нас среднее число оргазмов в час равно девяти с
половиной, иначе посетители потребуют назад свои денежки. Вы приняли
антибиотики, не так ли? - заботливо спросила она. Тиффани соскользнула в
воду и пошла-поплыла к нему. Гарден только теперь заметил, что грим ее
нарочит, как у актера: расширяющиеся брови нарисованы на лбу, голубые тени
и черные линии глаз подведены до висков, щеки нарумянены, рот увеличен
помадой и контурным карандашом. Это скрывало ее сущность надежнее, чем
резиновая маска.
Ее волосы были рыжими, прямыми и гладкими. В искусственном свете они
блестели как парик из полиэстера - это и был парик.
Том Гарден перевел взгляд на пианино.
- Зачем эта батарея?
- Какая батарея? Где?
Он показал на батарею за осколками стекла.
- О, это, должно быть, питание для пианино.
- Это не пианино.
- Ну для клавиатуры.
Он рассмотрел действующую часть инструмента. Это была Yamaha
Clavonica - шестидесятишестиклавишная модель, прикрепленная к плавучему
ящику. Весь механизм был подвешен на петлях. Ограничительные перекладины с
петлями на запястьях должны были удержать его на месте, если он переступит
в воде. Клавиатура и переключатели были покрыты пластиком, чтобы не
пропустить влагу к электрическим цепям. Микрофон крепился к нижней части
крышки, а вторая группа гидродинамиков была расположена там, где обычно
находятся педали. Когда Гарден возьмет басовый аккорд, присутствующие
ощутят его животом, как землетрясение.
- Хорошо. Питание для пианино. Что же произойдет, если этот ящик
промокнет и коротнет, когда мы будем в воде?
- Послушай, для парня, который собирается плавать в бассейне с
обнаженными женщинами, ты пессимист.
- Сюда что, не заходят мужчины?
- Как же, "заходят" именно то слово. Но тебе не нужно о них
беспокоиться. По крайней мере, о большинстве из них.
Тиффани подтянула к себе поднос, который плавал поблизости и
поставила на него блюдо с высокими краями, заполнив его орехами. Легким
толчком она отправила его в центр бассейна.
- А как насчет цен?
- Две выпивки включаются в стодолларовую входную плату. Если больше,
я записываю в своем блокноте. - Она показала ему, как привязывает блокнот
к запястью. - Это приплюсовывается к счету в отеле. Но сюда никто не ходит
за выпивкой. Выпивка только помогает расслабиться.
Она повернулась и поплыла к другому краю бассейна.
- Не мог бы ты помочь мне управиться со льдом?
- Только льда здесь не хватало, - сказал Гарден и последовал за ней.
Мороженица находилась за другой зеркальной панелью.
Тиффани вытащила пару изогнутых щипцов, выбирая подходящие. Пока Том
держал крышку ящика со льдом, она пристраивала щипцы, чтобы захватить
двадцатикилограммовый блок. Все это время она вынуждена была выгибать
спину, чтобы не коснуться животом или грудью замороженной металлической
окантовки, иначе она могла приклеиться к металлу. Когда ей удалось
захватить блок, Тиффани крепко сжала одну ручку и кивком указала ему на
другую. Они вместе удерживали крышку свободными руками, пока вытаскивали
блок.
Затем оттащили его к бассейну.
- Мы будем буксировать его?
- Нет, если только ты не знаешь людей, которые любят хлор в своей
выпивке. Подержи его, пока я подтащу пианино.
Он вынужден был взять обе ручки и широко расставить ноги. В теплой
влажной атмосфере холодные испарения ото льда поднимались прямо к
промежности. Он почувствовал озноб.
Тиффани подтащила пианино к бортику бассейна, наслаждаясь очевидным
дискомфортом Тома.
- Опускай его прямо в центр. Прямо в корзину, или его вес перевернет
этот ящик и нам придется платить за всю выпивку.
Гарден набрал воздуха, поднял блок, перенес его через бортик, обо
что-то слегка стукнув и медленно опустил - не бросил - в приготовленную
корзину. Пианино опустилось под его тяжестью на шесть сантиметров.
- Очень хорошо для первого раза. Следующий раз держи его подальше от
моих волос.
- Да, мэм.
- Хороший мальчик. Уже появляются наши первые посетители. Так что
тебе лучше пойти на свое место и начать играть.
Как было условлено, Сэнди вошла в казино на берегу ровно в восемь и
подошла к третьему столу слева. Хасана там не было. Некоторое время она
наблюдала, как американец в белой кожаной куртке шесть раз ставил по
тридцать тысяч долларов, каждый раз удваивая выигрыш, а затем все потерял.
С последним поворотом колеса остаток исчез остаток денег возле него.
У Александры не было сомнения в том, что колесо было жульническим. Но
чтобы жульничество было столь очевидным, такого она еще не видела.
- Ваши деньги здесь в опасности! - промурлыкал знакомый голос ей в
плечо, почти теряясь на фоне окружающего шума.
- Конечно, нет, мой господин. Но меня удивляет, почему вы назначили
это место.
- Меня несет ветер Бога.
- Вашей организации нужны деньги?
- У нас нет в этом нужды, так как есть богатые американские арабы,
которые думают, что их пожертвования помогут освободить Святую страну от
неверных. Мне нужно оправдание для имеющихся денег.
- Палестинский плейбой в Атлантик-Сити?
Он улыбнулся краем рта.
- Тебя могут спутать с иранцем в изгнании или с жирным египтянином, -
продолжала она, поддразнивая.
- Я человек со множеством лиц.
- И со множеством целей. Зачем ты позвал меня?
Вокруг них опять возник шум, поздравления случайному выигравшему. Она
и Хасан присоединились к аплодисментам.
- Вы с Гарденом болтаетесь здесь. В этом плавучем борделе. Почему?
- Это его идея.
- Ты не можешь занять его?
Александра фыркнула:
- Ему нужно заработать деньги. У него нет денег на поездку.
- Ты могла бы предложить.
- Я предлагала. Но он гордый, он хочет сам оплачивать свое
существование. А я не могу торопить его, не вызывая подозрений. Если я
начну делать это, он почувствует, что его подталкивают.
Хасан прикрыл лицо рукой, когда за соседним столиком поднялся
фотограф. Он ответил из-под руки:
- Ты же знаешь, есть распорядок.
- Твой распорядок - не его, сказала она ему в затылок. - Гарден
должен думать, что путешествие - его идея. Или можешь надеть ему мешок на
голову и похитить.
- Похищение предусмотрено на соответствующей стадии. Его тело
бесполезно без мозга.
- Так что позволь мне делать все по-своему.
- В борделе?
- Удовольствие и боль имеют свою пользу.
- Особенно боль.
- Садист! Она показала ему язык, только кончик, так, чтобы никто
другой не увидел.
- Может быть. Готовь его. И доставь его в нужное место во-время.
Хасан отошел в сторону.
- Но куда?... - Ее вопрос повис в воздухе.
Элиза: Доброе утро. Это Элиза 774, дежурная.
Гарден: Я хочу поговорить с Элизой 212. Это Том Гарден.
Элиза: Соединяю... Да, Том. Спасибо, что вызвал меня. Для тебя не
слишком поздно?
Гарден: Не особенно. Я снова работаю - если это можно назвать
работой.
Элиза: Я не понимаю.
Гарден: Я работаю в Холидей Халл в Атлантик-Сити.
Элиза: Прости, пожалуйста. Оцениваю... Я не знала, что в этом
заведении есть пианино.
Гарден: Там его и нет - только клавоника. Но они хотят, чтобы я играл
на ней. Между дружескими ныряниями, ощупываниями и щипками. Я весь в
синяках от пяток до плеч. Я думаю, они вывихнули мне один палец.
Элиза: Ты больше не видел приземистых, темных мужчин?
Гарден: Множество - и женщин тоже. Все толстые и уродливые. Но без
плащей, револьверов, кольчуг. В этом преимущества работы в нудистском
баре.
Элиза: Тебя могут утопить.
Гарден: Только в виде шутки. Кроме того, у меня есть ангел, который
держит мою голову над водой.
Элиза: Еще какие-нибудь сны?
Гарден: М-м-м...
Элиза: Что это значит?
Гарден: Один... Плохой.
Элиза: Расскажи мне о нем. Пожалуйста.
Гарден: Это, должно быть, был какой-то вид возврата к прошлому. Я
вспомнил работу, которая у меня однажды была в Филадельфии. Большой
колониальный дом посредине двенадцати акров газонов и деревьев. Доски и
камень, широкий балкон и четыре толстых колонны. Выглядело как Тара.
Элиза: Тара? Это место?
Гарден: Выдуманное. Дом в "Унесенных ветром" - в старом кино. Из
прошлого столетия.
Элиза: Замечено. Продолжай.
Гарден: Я должен был играть на дне рождения в одной семье. Идея
вечеринки была из этого фильма. Предполагалось, что все будут одеты в
сюртуки и кринолины, хотя получилось некоторое смешение костюмов. У нас
были костюмы на лет сто более ранние - мундиры французских гренадеров,
оплетенные тесьмой, платья в стиле империи, брюки со штрипками, черные
утренние пиджаки и платья с бахромой и длинными шлейфами.
Они заказали старую музыку. Преимущественно Стефан Фостер, "Лебединая
река", такого типа. Никакого джаза или страйда, ничего подобного. Так что
я отошел от всех современных мелодий и погрузился в музыку прошлого. Тогда
все и произошло.
Элиза: Когда ты играл?
Гарден: Да. И еще раз, более сильно, в моем сне в следующую ночь.
Элиза: Что произошло?
Гарден: Я покинул самого себя и превратился в другого. Не Тома
Гардена. Ни в кого из тех, кого я знаю.
Элиза: Расскажи мне об этом.
Луи Бреве пришел в себя. Его подташнивало. Он лежал на спине и ощущал
кислый вкус слюны в глотке. Чтобы загородиться от света и успокоить свой
желудок, он прикрыл глаза ладонью и перевернулся, стараясь зарыться в
подушки.
Его щека наткнулась на грубую ткань матраса, вместо свежего белого
белья, к которому он привык. Мерзкий запах проник глубоко в ноздри и Бреве
приподнялся на руках, широко открыв глаза.
Голый матрас под ним был грязен от сальных волос, пятен старой крови,
остатков рвоты, засохшей в корку. Койка под матрасом была сделана из
железных трубок, когда-то белых, на которых была натянута сетка из
крученых конопляных веревок. Пол под койкой был из голых сосновых досок, в
щелях между которыми набилась грязь. Грязь медленно колыхалась... это
ползали тараканы освещенные косым светом.
Бреве рассудил: Нет дубового пола, нет узорчатого ковра, нет кровати
из грецкого ореха, ни простыней, ни наволочек, ни подушек. Это не спальня
Луи Бреве. Quod erat demonstrandum.
Итак, где же он находится?
Стараясь не шевельнуть головой, которая раскалывалась от боли, Бреве
медленно сел. Он посмотрел налево и направо, избегая солнечных лучей,
которые лились в дверь в дальнем углу комнаты. Стены были обшиты сосновыми
планками. Квадратные прорези в них напоминали окна, незастекленные и
незавешенные, с решетками из черного железа. Койки образовывали длинный
ряд. На матрасах лежали бесформенные тела, облаченные в грубую голубую
ткань.
"Луи опять напился и вступил в армию, - была его первая мысль. - Как
я это объясню Анжелике?" - тут же пришла вторая.
- Эй вы, лежебоки! Подъем!
Разве в армии не трубят горнисты или нет какой-либо другой
стандартной процедуры? Значит, Луи не в армии. Q.E.D.
Люди вокруг него поворачивались и стонали, урчали и испускали ветры,
сморкались и приподнимались. Их головы поворачивались назад и вперед как у
бешеных боровов, ищущих, что бы разнести. Один за другим недобрые взгляды
останавливались на Луи Бреве. Голоса зазвучали громче, пока совершался
утренний ритуал надевания ботинок, почесываний, приборки постелей.
- Кто этот новенький?..
- Не знаю. Надзиратели привели. Ночью.
- Они его использовали?
- Нет. На нем нет отметин.
- Может быть, они слишком устали.
- Ну да!
- Может быть, они не захотели огорчать леди.
- Или поделили его, ты понимаешь?
- Я же тебе сказал, на нем нет метки.
- Кончайте вы там! - в голосе, прозвучавшем из-за двери, было многое:
животный страх, ущемленная властность, плохой характер из-за постоянно
подавляемых чувств.
Нет, решил Луи, он определенно не в армии. Все еще держа голову
неестественно прямо, он встал и начал двигаться по центральному проходу
между койками.
- Эй, погоди! - закричал кто-то.
- Послушай! Перрик должен идти первым! - раздалось с другой стороны.
- Он может идти!
В комнате внезапно все стихло.
- Должно быть, он из господ! - последнее прозвучало в тишине, и
сказано было скорее себе под нос, чем для кого-либо.
- Извините! - Луи Бреве позвал по направлению к двери. Надзиратель,
или кто еще, не могли бы вы подойти? Произошла ужасная ошибка.
- Извините! - кто-то пропел в комнате вполголоса.
- Назад! - откуда-то за ним.
- Не злите Вингерта!
- Он всех нас пошлет сегодня на дамбу!
Люди возле кроватей медленно двигались вперед по направлению к тому
месту, где стоял Луи. Теперь он расслышал тот звук, которому вначале не
придал значения и посчитал за галлюцинацию - позвякивание цепей.
Стальная цепь от якоря средней величины тянулась от кровати к кровати
и между ногами людей. Ноги людей соединялись отдельными цепями,
пристегнутыми к общей. Оба конца длинной цепи, видимо, были присоединены к
первому и последнему человеку.
Когда люди двигались вперед, чтобы загородить путь Луи, их цепи
протягивались вдоль кроватей и падали на пол, издавая характерное
звяканье.
- Что вы там делаете? - раздался тот же самый голос, вероятно,
принадлежащий мистеру Вингерту. В голосе слышались угрожающие нотки. В
тишине, внезапно установившейся в комнате, шаги звучали очень громко. В
дверном проеме возник силуэт мужчины и загородил свет.
Вингерт был огромен: мощный в плечах, толстый в талии, с широкими,
как у женщины, бедрами и ляжками. Даже голова у него была огромная.
Нечесаные волосы свисали на глаза и воротник.
Его тень была большой и темной - за исключением белеющих глаз, когда
он вглядывался в комнату, да блеска золота на среднем пальце правой руки.
Золота и чего-то еще, коричневого овала, который мог быть вырезанной
печаткой. "Странное украшение для охранника спального барака разбойников",
- подумал Луи.
Вероятно, он отнял его у какого-нибудь заключенного, решил Луи.
Разрешив эту загадку, он тут же столкнулся со следующей: что он, Луи,
здесь делает? Как могло случиться, что он очутился среди бандитов, не имея
ни малейшего представления о том, как это произошло?
Бреве вынужден был отложить свои размышления на эту тему, потому как
тучный человек вошел в дверь, двигаясь как тигр, пробирающийся сквозь
высокую траву.
Вингерт мог запугать обычных преступников, но не Бреве. Луи начал
заниматься боксом с тех пор, как ему исполнилось девять лет. Он
тренировался, будучи на военной службе и в колледже, и победил в гребле на
местных соревнованиях три года назад.
Мужчина выглядел большим, но слабым. Его руки, каждая величиной со
смитфилдовский окорок, казалась такой же дряблой, как жир окорока.
Видя, что Луи свободно стоит в середине комнаты, мужчина медленно, с
презрительным видом начал подходить к нему. Большие руки скрещены. Колени
развернуты, чтобы придать большую устойчивость длинному телу.
Бреве приготовился: принял стойку, расслабил плечи, сжал кулаки,
сделал несколько глубоких вдохов, чтобы создать запас кислорода.
- Послушай, Вин, все в порядке.
Маленький человечек, такой же широкий, как надсмотрщик, но на две
головы ниже, выступил вперед справа от Луи. Его шаг сопровождался более
громким лязгом, чем раньше у других людей. - Он ничего не знает. Просто
новый парень, и все.
Массивная голова повернулась в сторону маленького человечка. Прежде
чем цепь опустилась, ближайший Смитфилдовский окорок внезапно двинулся в
нужном направлении и вошел в соприкосновение с протестующим. Человек
согнулся вокруг руки, как тряпичная кукла, брошенная на спинку стула.
Затем распрямился, словно кукла с резиновой спиной, пролетел над кроватями
и стукнулся о стену на высоте шести футов, рядом с потолочной балкой. Это
движение сильно натянуло цепь с правой стороны комнаты, так что половина
присутствующих попадала.
Луи принял более низкую стойку.
Подбородок Вингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные
ноги понесли его по проходу.
Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правый
апперкот, оба попали в точку; Вингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку
и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.
Камень, или что-то другое, что было в руке надсмотрщика, попал в щеку
под глазом. Из рассеченной щеки брызнула кровь. От удара его шея
свернулась на сторону так, что он мог видеть свое плечо. Сила удара была
такова, что Луи полетел назад, через кровать, на колени одного из
прикованных людей. Это движение так натянуло цепь, что вся левая сторона
попадала как домино.
Успокоив целый барак двумя ударами, Вингерт пошел к выходу. Он
двигался по центральному проходу вперевалку, что было заметно со спины.
Луи попытался подняться. Но когда он встал на колени, один из заключенных
позади него, ударил его по затылку чубуком трубки, которая до того была
тщательно спрятана между матрасом и сеткой кровати.
Луи Бреве упал вперед и потерял сознание.
- О мой бедный, мой милый!
Прохладные сухие пальцы прикасались к его лбу - единственному месту
на лице, которое не опухло, не болело или не было забинтовано.
Луи лежал на нормальной постели, в нормальной комнате с
оштукатуренными стенами, расписанным потолком и толстым ковром, который
поглощал звуки приходивших и уходивших докторов, медсестер и сиделок. Его
Клара с прохладными руками и массой золотых волос ухаживает за ним и
притворяется, как сильно ее огорчает его теперешнее состояние.
Однако скоро Луи почувствовал себя после сна почти хорошо. Конечно, у
него болело все - самая сильная боль была глубоко в гортани - но голова
была ясной. В членах не было той свинцовой тяжести, которой всегда
сопровождалось похмелье. Может быть, это из-за того, что ему давали
лекарства.
- Где я был? - Собственный голос дошел до его ушей приглушенный
бинтами вокруг рта. Ему показалось, что нескольких зубов не хватает.
- Ты дома, дорогой.
- Это не Виндемер.
- Конечно нет. Это моя комната в отеле. Я и не подумаю вернуть тебя
назад на плантацию и к этой женщине.
- Но где я был?
- Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой
возчик, такой трус - и перевернули коляску. Трое из них сильно пострадали
и их пришлось прирезать.
- Это не было дорожное происшествие, Клара.
- Но... так все говорят.
- Они ошибаются. Который час?
- Начало десятого.
Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым
зеленым бархатом.
- Утра или вечера?
- Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.
- Утром я проснулся в странном месте в комнате, обитой сосновыми
досками где-то в районе стариц. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и
был свободен. Когда я позвал, чтобы кто-нибудь помог мне, вошел громадный
мужчина и ударил меня. Я дважды попал по нему, но он уложил меня с одного
удара. И вот я здесь.
- Какой ужасный сон тебе приснился!
- Это был не сон, Клара.
- Что за бред ты несешь, - холодно сказала она. - Люди могут сказать,
что твой рассудок поврежден - в результате несчастного случая - и
пьянства.
- А не ты ли это сделала? Поместила меня среди бандюг, показала мне,
насколько я пал - или могу упасть?
Она посмотрела на него сузившимися глазами. Когда она так смотрела,
ее лицо замыкалось и Луи знал, что она удалялась от него на миллион миль
ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.
Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.
Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой
Анжеликой сидел на мессе. Пока священник монотонно пел свои молитвы на
латыни и курил ладан, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда в
этой земной жизни не покидал его.
- Господь мой пастырь - прошептал Луи, челюсть его еще болела. - Он
заботится обо мне, как заботится о пасхальном агнце иудеев...
Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ.
Она остановилась, увидев блеск в его глазах.
- Как Он сохраняет живую кровь Сына Своего, - голос Луи стал громче,
- так Он направляет меня и распространяет как свет. Он возвышает мою душу,
растворяет ее в воздухе.
К нему начали поворачиваться головы соседей с гневом или смущением на
лицах.
- Он поднимает меня с величественностью Пророка и низвергает меня
вниз в пламя, как он сделал с Принцем Воздуха.
Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Ее пальцы впились в его
мускулы, пытаясь причинить ему боль, но не сумели. Двигаясь по нерву, она
пыталась поднять его.
Луи встал, ведомый только Духом, и его голос усилился.
- Но Он снова возвысит меня, Меч Господен поднят высоко...
- О, замолчи же! - взвыла Анжелика и толкнула его в боковой неф, где
он остановился. Затем будто проснувшись, неуклюже преклонил колени,
повернулся и медленно пошел к выходу.
Среди шума голосов вокруг него он явственно расслышал два слова:
"Опять пьян".
Но он не был пьян.
Жара и духота под тентом давили словно атмосфера перед грозой.
Напряжение в воздухе приводило к нетерпеливому желанию чего-то, пусть даже
пророчеств о близком конце и проклятии, лишь бы избавиться от чувства
неопределенности.
Частично напряжение исходило от укротителей змей. Текучее движение их
раскачивающихся тел, головы с изогнутыми зубами, все убыстряющийся танец
блестящих от масла рук и тел наэлектризовали толпу до предела. Напряжение
должно было прорваться. И оно прорвалось.
- Я была неверна мужу...
- Я хотел украсть лошадь соседа...
- Я избивал свою жену...
- Я был пьяницей, - слова вырвались из горла Луи Бреве. - Вино для
меня было другом, сначала добрым и ласковым. Затем оно стало господином,
командующим и приказывающим. В конце-концов оно превратилось в дьявола,
издевающегося надо мной и толкающего к дальнейшим безрассудствам.
- Аминь.
- Я был богатым человеком, известным в округе. Моим лекарством было
хорошее вино и бренди, привозимые из Франции. Я растратил золото и любовь
порядочной женщины на эти вина. И после этого любое вино стало хорошо для
меня.
- Аминь!
- Искушаемый дьяволом, живущим в бутылке, я промотал свое состояние и
начал тратить деньги моей доброй жены. У грязи в канаве было больше
твердости, чем у меня. Я был приятелем головорезов и проституток, и в
конце-концов преступников, прикованных к своим киркам и лопатам, мостящим
дороги. - Аминь!
- Любой из моих прежних друзей отворачивался, завидев меня. Наш
Господь тоже видел все это - но отвернул ли Он свое лицо от меня?
- Нет!
- Нет, Он не сделал этого. Он протянул свою руку и положил ее на мое
сердце. Маленьким и твердым как камень было это сердце. И теперь, от
прикосновения Господа, оно расширилось и наполнилось золотым светом, и
темная кровь вытекла из него. Господь принял меня в свое лоно. И я больше
не пьяница.
- АМИНЬ!
Волна чувств, сфокусированная радость трех сотен изголодавшихся
человеческих существ, влились в уши Луи Бреве. Эйфория от этого была
посильнее, чем от любого вина или виски, которые ему довелось пробовать.
- Сын мой, ты нарисовал замечательную картину с этой историей о
пьянице. Пусть они идут, ненавидя и любя тебя. "Известное в этих местах
семейство" и "расточал золотые монеты" - они проглотили все это за милую
душу.
- Это правда, мистер Лимерик, - Луи после службы все еще держал шляпу
в руках. Осознав это, он поискал глазами, куда можно было бы положить ее,
и, не найдя ничего подходящего, водрузил на голову. Это вряд ли было
вежливо, - внутри тента он был как бы в помещении и все такое - но Луи не
хотел держать шляпу как проситель.
- Конечно, это правда, и вы рассказали так хорошо.
- Спасибо, сэр.
- Слишком хорошо, чтобы такой хозяин, как я, позволил тебе уйти. Как
насчет пяти долларов в неделю и фонда? Конечно, в пути вы будете питаться
с моей семьей. - Лимерик кивнул назад, туда, где его дочь Оливия, спокойно
выбирала случайные банкноты, попавшие в корзину для пожертвований и
сортировала серебро. Ни на минуту не прерывая своего занятия, она подняла
голову и улыбнулась Луи, прохладно, как деревенская дыня.
- Фонда? - озадаченно спросил Луи. - Я не понимаю.
- Если кто-то опустит что-нибудь в ваш карман или шляпу, это ваше.
Остальное идет с подаяния. Ясно?
- Это очень щедро, сэр. А что я должен делать, чтобы нести слово
Божие?
- Помогать моему мальчику, Гомеру, ставить тент. Приходить на
собрания, оба раза. И рассказывать вашу историю, как вы это сделали
сегодня вечером.
- Пока вы будете здесь, я обязательно буду приходить.
- А когда мы двинемся в путь? Вы же хотите нести слово Божие повсюду?
- Конечно, мне хотелось бы этого.
- Считайте, что это сделано.
В Оклахоме Просвещение в лице его прежней любовницы, Клары, пришло к
нему и имело разговор с Духом и Луи.
- Этот Лимерик использует тебя для того, чтобы наживаться, - сказала