Страница:
невесомость, Меган приходилось то и дело держаться за различные
выступающие части, чтобы не стать игрушкой разбушевавшейся неведомой
стихии. Ничего, утешала она себя, в трубе станет полегче, ведь та была
гибкой и с мягкими прокладками внутри.
По-прежнему созывая пациентов, Меган ухватилась за внутренние кабели,
чтоб попасть в проход, ведущий к стыковочному узлу. Тут она замерла.
Кабели были горячими на ощупь.
Меган протянула руку, чтобы исследовать стену туннеля, состоящую из
стальных колец, разделенных полосами из полимерных волокон. Они также
нагрелись, а пластиковое покрытие стало скользким и липким на ощупь, что
было уже совсем плохо. Однако надо двигаться вперед. Полученные инструкции
с Земли оказались весьма разумными.
Меган медленно протиснулась в извивающуюся трубу. Всякий раз, когда
она касалась стен, на костюме появлялись серые полосы от волокон и
коричневые пятна от соприкосновения со сталью. Костюм постепенно
расползался на части.
Девушке очень хотелось плыть дальше, но свои обязанности надо было
исполнить до конца. Словно лосось в бурной воде, Меган, высунула голову из
люка и прокричала еще раз:
- Сюда! Все наверх!
Когда Меган развернулась и хотела плыть дальше, внутри стыковочного
отсека образовалась щель длиной около метра. Она так и не услышала стона
ветра, который подхватил ее тело и бросил в светящийся поток нагретых
ионов, ворвавшийся внутрь погибающей станции.
Хлоп
Хлоп
Хлоп
Хлоп
На пляже партнера для игр не было. Джимми Долорес некоторое время
пытался слушать шум волн, но ему это быстро наскучило. Стоял полный штиль,
и желания хотя бы намочить ноги в этих лениво перекатывающихся волнах у
мальчика так и не появилось.
Джимми ничего не знал о лучах, направляемых от метеорных следов, о
солнечных взрывах или электромагнитной интерференции. В конце концов, ему
было всего десять лет от роду. Он знал только, что экран видео неожиданно
поблек, и зарябило в глазах в точности как в день, когда папа пытался
настроить параболическую антенну. Когда стало нечем заняться дома, мама
отправила сына погулять на свежем воздухе и немного позагорать.
Мальчику показалось, что солнце пылало слишком ярко, песок был
чересчур белым и сверкающим. В белесом небе не было ни облачка.
Джимми собрался было вырыть себе яму в песке и забраться туда, но
вспомнил, что забыл лопатку и ведро дома. Да и песок оказался слишком
горячим, чтоб его можно было копать руками.
Мальчик огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь занятия. Может
быть, в песке найдется ракушка или камушек, который можно будет зашвырнуть
в море. Прикрыв глаза тыльной стороной ладони, мальчик, подражая индейцу,
всмотрелся вдаль. Сначала он взглянул на север, потом обратил взор на
юг...
Что это?!
Ближе к востоку, достаточно низко, чтобы можно было заметить,
блеснула длинная белая молния, похожая на росчерк пера на бумаге, или на
старинную деревянную спичку, которые тетя Палома порой использовала на
кухне, высекая маленький сноп желтых искр и слабого дымка, чиркая по
коробку. Однако на сей раз след рассыпался по безоблачному, иссиня-белому
небу.
Джимми убрал руку. След окончательно исчез над горизонтом.
Мальчик совсем было собрался уйти, как три новые, значительно большие
по размеру и яркости искры пролетели над его плечом. Мальчик проводил их
взглядом, пока искорки не исчезли.
Что это могло значить?
Джимми посмотрел на север, на юг, затем задрал голову и прищурился,
глядя на самый краешек раскаленной добела монетки, которую звали Солнцем,
и про которую мама говорила, что на нее никогда, никогда не надо смотреть.
Больше ничего не было.
Мальчик совсем было собрался приступить к поиску ракушек в песке, как
вдруг одна, другая, третья, десяток, другой десяток искр рассыпались по
небу. Одни погасли на востоке, другие продолжали гореть, пока не упали в
океан.
Джимми Долорес провел на пляже долгие часы, уставившись в небо, пока
солнце не ушло далеко на запад, кожа на плечах покраснела, а глаза
наполнились слезами. До конца своих дней он будет помнить ту пятницу, 21
марта 2081 года, когда днем с неба падали звезды.
Вздыхает на лугах скот
Деревья листву тянут ввысь
Крыльями машут в полях
Птицы
Дню воспевая хвалу
Овцы танцуют
Крылатая всякая тварь
В свете твоем плывет
Плывут вверх и вниз по рекам суда
Странник
С рассветом пускается в путь
Плещет полная рыбой вода
В твоих лучах
Море
Сияет как изумруд
Из "Гимна Солнцу" фараона Эхнатона
Двигаясь
Утончаясь...
Охлаждаясь...
Собираясь...
Проходя сквозь солнечную корону, плазмот приобретает определенное
сгущение материи. В то время как находящаяся вокруг него перегретая плазма
распадается на частицы горячего, расплывающегося вакуума, его собственная
структура осаждается. Намагниченные газы, выброшенные из фотосферы и
притянутые в дугу протуберанца, теперь собираются в вытянутые цепочки,
удерживаемые стройными порядками силовых линий и электрических зарядов
плазмота.
Процесс сгущения не случаен и вызывается к жизни необходимостью
защитить сознание и внутреннюю конфигурацию от неожиданных и неприемлемых
изменений давления и температуры. Возникшая цель магнитных колец уязвима и
может в конце концов распасться в условиях полного вакуума и при
температуре, близкой к абсолютному нулю. Собираемая плазма вновь
распадется на атомы и молекулы водорода и гелия. Потеря валентных ионов
приведет к распаду структуры, и газы небольшими порциями улетучатся в
пространство, неся тем самым гибель плазмоту.
Но даже пребывание в таком подвешенном состоянии не может лишить
сознания плазмота, а лишь ослабит концентрацию. По-прежнему плазмот
обладает знанием, а, за счет уменьшения слабых магнитных полей,
соединяющих цепи, он приобретает достаточную способность для вращательного
движения.
Поток
Усиление
Поток
Усиление
НА БОРТУ "ГИПЕРИОНА", 22 МАРТА, 1:45 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Объем газового потока в двигателе слияния зависит от двух факторов:
от скорости прохождения облака из частиц, составляющих его топливо и
пропорции ионизированных и нейтральных частиц, в этом потоке. Чем больше
заряженных частиц попадают в трубопровод и несущую часть магнитной камеры,
то ли за счет естественной концентрации или сжатия скорости, тем быстрее
двигатель будет "накачивать" массу реакции.
В теории доктор Ганнибал Фриде все это прекрасно понимал, однако
волновался, что "Гиперион" набирает ускорение слишком медленно. Сейчас это
заботило ученого больше всего.
Он уже сумел разобраться, что орбитальная скорость станции порядка
сорока восьми километров в секунду мало влияет на работу двигателя.
Траектория орбитального полета строилась под правыми углами к основному
потоку солнечного ветра. На таком малом удалении, медленное двадцати
восьмидневное вращение Солнца практически не создает расширяющейся
спирали, которая на других планетах вызывает испускание импульсных
фронтальных волн.
Поэтому, для того, чтобы лечь на избранный курс, который, как
надеялся Фриде, выведет станцию в пределы планетной системы Земли, ему
необходимо было совершить маневр, для которого "Гиперион" специально и
проектировался. Вместо того, чтобы медленно плыть прочь от звезды при
небольшом количестве испускаемых частиц, но тем не менее достаточных для
ускорения с орбиты, Фриде собирался пикировать на Солнце. Двигатель будет
работать в потоке частиц, увеличивающих относительную скорость станции и
КПД при средней скорости ветра порядка четырехсот километров в секунду.
Увеличивая тягу и скорость, ученый надеялся достичь быстрой кометной
орбиты, позволяющей "Гипериону" облететь дальнюю сторону Солнца и описать
широкую петлю.
Слабыми местами плана являлись вопрос о термостойкости корпуса и
возможность перегрева двигательной установки. В обоих случаях, кораблю
предстояли очень высокие нагрузки. Преимущество заключалось в том, что
"Гиперион" за счет резкого увеличения скорости во время дрейфа вдоль
дальней границы солнечного нимба мог все-таки оказаться быстрее, чем
основная часть облака из разрушающих частиц, испущенных взрывом.
Оставалась еще и попытка облететь облако.
Фриде запустил двигатель почти семь часов назад. Внутренним
электромагнитам требовалось полных четыре часа на создание камеры сжатия,
балансировки и начала создания потока частиц. Последние три часа
"Гиперион" плыл навстречу солнечному ветру, набирая ускорение для корабля
весом в пятьдесят тысяч тонн, используя испускаемые атомные ядра со
средней массой 1,67х10^30 грамма. Гонка обещала быть долгой, однако победа
в ней, то есть безопасное прибытие к точке ниже этих огромных солнечных
пятен и побег от заряженного облака, не являлась главной целью затеянного
ученым предприятия.
Изучая показания дисплея в разделе, посвященном двигателю, Фриде мог
видеть, что камера слияния по-прежнему неподвижна. Однако внимание его
привлекала информация, посвященная магнетометру, поскольку она показывала,
какие силы уже созданы и готовы к действию.
Фриде был бы безумно рад уже только тому, что его корабль получил бы
вектор и определенное ускорение до того, как поток заряженных частиц в
конце концов воспламенит систему управления, работающую с наведенным
ускорением. В этом случае "Гиперион", Джели и застывший труп доктора
Ганнибала Фриде, жертвы ионизирующей радиации, испущенной при взрыве,
будут на верном пути, направляясь к точке Рандеву с Землей.
К несчастью, на лучшее рассчитывать пока не приходилось.
Компьютеры и приборы сообщили Фриде, что в течение трех часов
скорость космолета возросла всего лишь до пятидесяти двух километров в
секунду. Таким образом, ускорение составляло лишь девять процентов от
начальной скорости, хотя с этого момента должен был произойти
положительный поворот.
- Как у нас дела, Хан? - нетерпеливо спросила в микрофон Джели. Ее
голос был слегка озабоченным, и чувствовалось смущение, как будто она
боялась оторвать ученого от дела. - Мне наконец-то удалось закрепить как
следует все бьющиеся и все незаменимые вещи, - сказала она, - а когда мы
начнем ускоряться?
- А мы уже давно начали, - ответил Фриде. - Вот уже три часа, как
корабль набирает скорость.
- Но я ничего не чувствую... ну, может быть, слегка ощущаю
притяжение.
Ей наверняка пришлось нелегко, подумал Фриде. Ускорение и все
связанные с этим неприятные вещи в первую очередь должны были отразиться
на центральной оси, там, где как раз Анжелика наводила порядок. Хотя,
возможно, Джели просто хочет скрыть от него, что имеются кое-какие
повреждения, неизбежно вызванные его маневрами. Ученый был тронут.
- Мы очень неплохо идем, дорогая, - заверил Джели Фриде.
- А сильно... я имею в виду, двигатель работает так, как ты и
предполагал? - спросила она.
- О да! Он в прекрасном состоянии, и бояться нечего. Совершенно
нечего.
Фриде по-прежнему смотрел на часы. "Гиперион" уже прошел границу того
временного промежутка, после которого, по расчетам доктора, облако из
частиц должно было их настигнуть. От шести до двенадцати часов, прикинул
Фриде, в зависимости от количества энергии, испущенной взрывом. Хотя, судя
по размерам импульса, могло оказаться и быстрее, и корабль уже наверняка
вошел в зону бушующего магнитного шторма, если верить магнетометрам.
Теперь могло произойти все, что угодно.
Раздробление
Воссоздание
Сжатие
Синтез
Среда вокруг капсулы плазмота вновь изменилась. Она густела и
нагревалась. Снизу вновь стало ощутимым давление магнитного потока,
которое плазмот не испытывал с того времени, когда в результате взрыва
протуберанца его не выкинуло из фотосферы. Давление у стенок капсулы
росло, пока не стало абсолютно невыносимым.
Если низкая температура и близкая к вакууму среда заставили плазмота
сжаться, то с увеличением температуры и ростом давления процесс пошел в
обратную сторону. Плазмот стал раскрываться подобно опущенному в воду
японскому бумажному цветку. С точной последовательностью связанные
мембраны и "конвертики" заряженных частиц быстро превратились в отлаженный
как часы механизм.
Среда вокруг плазмота была весьма необычной - сжатый между огромными
магнитными полями направленный поток, напоминавший трубообразный
протуберанец, соединявший два холодных бассейна на поверхности Солнца.
Потянувшись вверх, плазмот инстинктивно влез в новую конфигурацию силовых
линий, смешавшись с ними, дабы избежать падающего на него каскада горячих
газов, наполненного заряженными и нейтральными частицами.
Будучи по природе творением плазмы, плазмот понимал, что странная
форма силовых линий до некоторой степени усиливает этот газовый поток. За
счет направленности канал увеличивает скорость прохождения газа и создает
под собой область низкого давления. В результате материя нагревается, и ей
становится тесно в отведенных объемах. Еще более расширяя проход, канал
дает выход горячим и быстродвижущимся газам.
Новое средство передвижения весьма напоминало те многочисленные
варианты, которые плазмот использовал, находясь в солнечной атмосфере. По
сравнению с его собственными гибкими мембранами, возможностей для маневра
было, конечно, меньше, но новая система была все-таки более
энергонасыщенной и давала более постоянную тягу.
Плазмот хорошо понимал, что такое движущая сила и сейчас, наконец-то,
он ее получил.
Не обладая возможностями для маневра в практически чистом вакууме,
где он как раз и находился сейчас, плазмот мог только надеяться, что ему
удастся уплыть подальше от испущенных взрывом заряженных частиц и
радиации, используя растущее давление. Он не мог предугадать, как далеко
его унесет, поскольку так далеко ему заплывать не приходилось. Не знал он
и никого из своих собратьев, которым посчастливилось побывать в этих краях
и вернуться живыми. Все, что он понимал, так это то, что холод и пустота в
этой дали рано или поздно оборвут его жизнь.
Будучи в состоянии двигаться, плазмот мог бы вернуться в естественную
среду обитания - в горячие и густые плазменные потоки. Это его интуиция
подсказала, что сжатый канал может обеспечить ему движение.
Однако сейчас плазмот вверил свою судьбу в руки несущегося с огромной
скоростью газового потока. Поток шел откуда-то со спины, со стороны
Солнца. Словно студент, изучивший плазменную физику, плазмот знал, что
всякий организм, находящийся в подобном потоке, если ему удалось успешно
осуществить сжатие, находясь в сжимаемом пространстве, сможет двигаться в
обратном направлении, против течения. По принципу действия и ответной
реакции плазмот сможет направиться к Солнцу, к местам привычного обитания.
В одно мгновение плазмот понял, что лучший выход для него - остаться
в этом сжимаемом пространстве. Немедленно он привязал себя к месту
наибольшего сжатия и принялся исследовать окружающую среду.
Посредством изучения, интуиции, исследования, анализа через некоторое
время он уже мог почувствовать каждую грань магнитного поля,
конденсировавшего ионный поток. Воспользовавшись постоянно излучаемым
солнечным теплом как компасом, он изменил силовые линии поля, усилив их
своей массой, направив их в другую сторону волевым усилием и придав тяге
более полезное направление. Вскоре широкая полоса солнечной фотосферы ясно
отражалась в сознании плазмота.
Он направлялся домой.
Вспышка
Захват
Кружение
Падение
НА БОРТУ "ГИПЕРИОНА, 22 МАРТА, 2:04 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Застрявший в отсеке управления кораблем и прибывавший в неведении
относительно размеров возможных последствий прохождения сквозь облако,
доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как росли цифры на счетчиках, измерявших
волны случайного генерируемого тока, испущенные насыщенными зарядом
ионами, которые непрерывно бомбили его звездолет. Недолговечные магнитные
поля частиц посылали яростные разряды, пробивавшиеся сквозь металлическую
обшивку "Гипериона", врезаясь в протянутые под ней электрические цепи и
вклиниваясь в дисководы микропроцессоров.
Следовавшие одна за другой вспышки и перезагрузки доконали системы
верхнего уровня. Нетронутыми остались лишь системы, работавшие от
механических источников, такие как система охлаждения воздуха, кислородные
биофильтры или воздуховод охлажденной смеси между корпусом корабля и
теплообменниками.
Фриде мог только надеяться, что двигатель корабля, сам являвшийся
сильным магнитным полем, сумеет взять верх над бушующими вовне корабля
электрическими силами и сумеет обеспечить стабильность конфигурации,
построенной и выношенной в течение целых семи часов. Тогда останется
надежда и на то, что корабль продолжит ускорение по намеченному курсу, не
обращая внимания на яростные атаки частиц из облака.
Лишенный каких-либо сложных приборов в таком шторме, Фриде был
вынужден визуально сравнивать местонахождение Солнца в данный момент с
тем, где оно находилось в момент столкновения с ионным облаком. Если
солнечный диск по-прежнему лежит в правой нижней части круга и не
пересекает линию, делящую его наблюдательный сектор пополам, то "Гиперион"
по-прежнему прямо на курсе, подумал Фриде.
Практически в данную минуту корабль был неуправляемым, но доктор был
бессилен сделать что-либо, пока ионный шторм не стихнет, тогда часть
функций управления можно будет восстановить.
- Хан, происходит что-то очень странное, - голос Анжелики едва
пробивался сквозь помехи. - Все электричество, вся медицинская система...
- голос потонул в разрыве статики.
Фриде взял микрофон:
- Джели, держись. Попытайся найти укромное местечко и не касайся
ничего искрящегося. Это будет продолжаться еще около часа.
- Ты у себя наверху?
- Со мной все в порядке! Оставайся, пожалуйста там, где ты сейчас!
Солнечный диск по-прежнему висел в нижней части круга, и Фриде начал
думать, что они в безопасности.
Затем, сначала почти незаметно для глаз, затем все быстрее и быстрее
белый круг стал подниматься над горизонтом. Фриде инстинктивно повернулся
к клавиатуре, пытаясь дать инструкцию компьютеру двигателя, однако клавиши
при прикосновении вспыхнули.
Все отказало.
Солнечный шар передвинулся выше, поднявшись почти над головой ученого
и выравниваясь с линией тяги.
Доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как объект его многолетнего изучения
повис над головой. Он знал, что понадобятся часы, а может быть, и дни на
то, чтобы всевозрастающая жара преодолела сопротивление охлаждающего геля
"Гипериона", пробилась сквозь запасы прочности, созданные
металлоконструкциями из дюралюминия, стали и титана и смяло станцию,
словно клочок бумаги. К несчастью, это произойдет.
Он так и не сумел доставить домой свою прекрасную жену и записи
наблюдений. И сейчас просто не знал, как сказать Анжелике об этом.
Фриде взял в руки микрофон. Ни искр, ни статики уже не было, что
означало, - пик ионного шторма прошел. Однако магнитные поля двигателя так
и не выровнялись.
Доктор поднес микрофон к губам:
- Джели... Я хочу, чтобы ты знала, что я очень тебя люблю...
Раздробление
Расщепление
Сотрясение
Скрип
Сжимающийся вокруг плазмота канал вибрировал и содрогался по мере
того, как мощная струя газа усиливала напор. Плазмот снова и снова
усиливал магнитное поле, стараясь удержать его. Температура и давление
выросли стремительно, наполняя плазмота жизнью и надеждой, поскольку этот
странный поворот пространственно-временного континуума прокладывал себе
путь сквозь волну сжатых ионов через солнечную корону.
Уже не в первый раз этот кусок пространства напоминал ему о воющем
потоке внутри протуберанца, когда на самом краю первого шквала тайфуна
началось его приключение.
Прошло, как показалось плазмоту, немного времени, рев в канале достиг
своего пика и начал спадать по причинам, которые он не мог взять в толк.
По мере затухания газовый поток стал наполняться странными предметами,
значительно большими, чем протоны, более массивными, чем целые атомы. Эти
сгустки материи проплывали темными пятнами сквозь плазменный поток, ярко
видневшийся на фоне окружавшего плазмота сверкания энергии и жизни.
Плазмот не знал, что это за неопознанные объекты, и поскольку они не
причиняли ему ни забот, ни боли, не стал утруждать себя опознаванием.
Бомбардировка стихла, сжатие тоже прекратилось. Пространство, которое
он скручивал своим магнитным полем, испарилось словно мираж в пустыне.
Плазмот рванулся вперед, сохраняя инерцию недавнего прохождения. На
мгновение испугался, что может погибнуть в короне, но вдруг почувствовал
естественное тепло и вожделенное давление. Сейчас он плыл вниз через
внутренние слои хромосферы, и перед ним мерцал видимый фотосферный спектр.
Он мог различить вздымающийся конвекционный слой, окруженный холодными
низвергающимися потоками.
Плазмот повернул в сторону, к сверкающей грануле, и распустил
мембраны, замедляя падение. Поэкспериментировав немного, он нашел
собственный уровень, настроил голос на волну бушующего вокруг океана и
начал призывать своих собратьев. Ему страсть как хотелось поговорить в
ними и рассказать о своих незабываемых приключениях.
Невзирая на самые невероятные происшествия, он все-таки вернулся
домой.
Бум!
Бум!
Бум!
Бум!
ЛУННАЯ КОЛОНИЯ "СПОКОЙНЫЕ БЕРЕГА", 22 МАРТА, 13:47 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Стук в дверь спального отсека Джины Точман напоминал работавшую на
полную мощность электрическую ударную установку, с хорошими дозвуковыми
эффектами, но слишком сильным звоном стекловолокон, сводимых вместе с
хрупкой полимерной резиной.
- Все в порядке, - сонно сказала Джина, - я встаю.
Девушка опустила ноги на половичок и зашарила в поисках ночнушки. Не
найдя, Джина взяла лежащую в углу простынь и завернулась в нее.
Стук продолжался.
- Эй, может быть, хватит? Я сейчас. - С этими словами Джина зашлепала
босиком по валявшейся на полу одежде. Открыв замок, девушка распахнула
дверь.
На пороге стоял ее начальник, Харри Раджи, и одетая в белое сестра из
амбулатории. На ее значке было написано какое-то имя, что-то вроде
"Толивера". Раджи стоял, прислонившись к противоположной стене, опустив
голову и выдвинув вперед левое плечо, готовый пробить дверь насквозь.
- Стой так, Харри, - улыбнулась Джина, - иначе от столкновения с
дверью тебе не поздоровится.
- Джина! Мы не могли разбудить тебя, и я был уверен...
- Вообще-то я просыпаюсь очень быстро, когда в мою дверь начинают
молотить подобным образом. В чем дело? Ты что, не мог меня просто вызвать?
- Но мы так и сделали! - Раджи вошел в темную комнатку и склонился
над телефоном. На экране виднелся мерцающий красно-белый огонек, который
даже в сравнении с огнями в коридоре, был достаточно ярок, чтобы
отбрасывать тень. По истечении первых пяти минут, как было известно Джине,
к мерцанию добавляется энергичный звон, который она, несомненно,
умудрилась проспать.
- Извини, Харри. Вчера, столько всего произошло.
- Сегодня тоже не обошлось без сюрпризов. Тебя ждут в амбулатории.
- Сначала на утреннюю вахту. Моя очередь, - с улыбкой ответила
девушка.
- Тебя ждут немедленно, - лицо Харри, как и лицо сестры, было хмурым
и серьезным.
- Но почему?
- Похоже, что...
Харри не успел договорить, как медсестра быстро взяла его за руку и
предупреждающе покачала головой.
- Доктор должен рассказать ей все сам.
Теперь Джине удалось разглядеть, что на лацкане было написано:
"Т.Олива".
- Хорошо, - подчинился указаниям сестры Раджи. - Джина, просто сходи
с сестрой. Это очень важно.
- Я могу хотя бы одеться?
- Я подожду вас, - вмешалась сестра.
- Не надо, - ответила девушка, - я и сама знаю дорогу.
- Вы не понимаете, - вмешался в разговор неизвестный Джине мужчина, -
это приказание доктора.
К моменту, когда Джина, надев костюм и тапочки, вышла из комнаты,
мужчина по-прежнему ждал ее в коридоре, привалившись к стене.
- Пошли, - бросила ему на ходу Джина.
- Вы не хотите даже намекнуть мне, что стряслось? - Спросила через
некоторое время Джина, оглядываясь через плечо.
- Мет, мэм, я на службе.
- Ну ладно.
Они прошли одну залу, вторую, прошли по коридору, когда до ушей Джины
донеслись взволнованные голоса, напоминавшие текущую меж деревьев бурную
реку.
- Что... так поздно... я не... никогда не слышал... какой-то
курорт... идиоты... правильно... в такое время.
В конце коридора, там, где находилась амбулатория, рядом с дверью
толпились и толкались люди. Подходя, Джина узнала нескольких туристов, а
подойдя ближе, поняла, что все эти люди - туристы и никого из
обслуживающего персонала с ними нет. Протискиваясь к двери, Джина
выступающие части, чтобы не стать игрушкой разбушевавшейся неведомой
стихии. Ничего, утешала она себя, в трубе станет полегче, ведь та была
гибкой и с мягкими прокладками внутри.
По-прежнему созывая пациентов, Меган ухватилась за внутренние кабели,
чтоб попасть в проход, ведущий к стыковочному узлу. Тут она замерла.
Кабели были горячими на ощупь.
Меган протянула руку, чтобы исследовать стену туннеля, состоящую из
стальных колец, разделенных полосами из полимерных волокон. Они также
нагрелись, а пластиковое покрытие стало скользким и липким на ощупь, что
было уже совсем плохо. Однако надо двигаться вперед. Полученные инструкции
с Земли оказались весьма разумными.
Меган медленно протиснулась в извивающуюся трубу. Всякий раз, когда
она касалась стен, на костюме появлялись серые полосы от волокон и
коричневые пятна от соприкосновения со сталью. Костюм постепенно
расползался на части.
Девушке очень хотелось плыть дальше, но свои обязанности надо было
исполнить до конца. Словно лосось в бурной воде, Меган, высунула голову из
люка и прокричала еще раз:
- Сюда! Все наверх!
Когда Меган развернулась и хотела плыть дальше, внутри стыковочного
отсека образовалась щель длиной около метра. Она так и не услышала стона
ветра, который подхватил ее тело и бросил в светящийся поток нагретых
ионов, ворвавшийся внутрь погибающей станции.
Хлоп
Хлоп
Хлоп
Хлоп
На пляже партнера для игр не было. Джимми Долорес некоторое время
пытался слушать шум волн, но ему это быстро наскучило. Стоял полный штиль,
и желания хотя бы намочить ноги в этих лениво перекатывающихся волнах у
мальчика так и не появилось.
Джимми ничего не знал о лучах, направляемых от метеорных следов, о
солнечных взрывах или электромагнитной интерференции. В конце концов, ему
было всего десять лет от роду. Он знал только, что экран видео неожиданно
поблек, и зарябило в глазах в точности как в день, когда папа пытался
настроить параболическую антенну. Когда стало нечем заняться дома, мама
отправила сына погулять на свежем воздухе и немного позагорать.
Мальчику показалось, что солнце пылало слишком ярко, песок был
чересчур белым и сверкающим. В белесом небе не было ни облачка.
Джимми собрался было вырыть себе яму в песке и забраться туда, но
вспомнил, что забыл лопатку и ведро дома. Да и песок оказался слишком
горячим, чтоб его можно было копать руками.
Мальчик огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь занятия. Может
быть, в песке найдется ракушка или камушек, который можно будет зашвырнуть
в море. Прикрыв глаза тыльной стороной ладони, мальчик, подражая индейцу,
всмотрелся вдаль. Сначала он взглянул на север, потом обратил взор на
юг...
Что это?!
Ближе к востоку, достаточно низко, чтобы можно было заметить,
блеснула длинная белая молния, похожая на росчерк пера на бумаге, или на
старинную деревянную спичку, которые тетя Палома порой использовала на
кухне, высекая маленький сноп желтых искр и слабого дымка, чиркая по
коробку. Однако на сей раз след рассыпался по безоблачному, иссиня-белому
небу.
Джимми убрал руку. След окончательно исчез над горизонтом.
Мальчик совсем было собрался уйти, как три новые, значительно большие
по размеру и яркости искры пролетели над его плечом. Мальчик проводил их
взглядом, пока искорки не исчезли.
Что это могло значить?
Джимми посмотрел на север, на юг, затем задрал голову и прищурился,
глядя на самый краешек раскаленной добела монетки, которую звали Солнцем,
и про которую мама говорила, что на нее никогда, никогда не надо смотреть.
Больше ничего не было.
Мальчик совсем было собрался приступить к поиску ракушек в песке, как
вдруг одна, другая, третья, десяток, другой десяток искр рассыпались по
небу. Одни погасли на востоке, другие продолжали гореть, пока не упали в
океан.
Джимми Долорес провел на пляже долгие часы, уставившись в небо, пока
солнце не ушло далеко на запад, кожа на плечах покраснела, а глаза
наполнились слезами. До конца своих дней он будет помнить ту пятницу, 21
марта 2081 года, когда днем с неба падали звезды.
Вздыхает на лугах скот
Деревья листву тянут ввысь
Крыльями машут в полях
Птицы
Дню воспевая хвалу
Овцы танцуют
Крылатая всякая тварь
В свете твоем плывет
Плывут вверх и вниз по рекам суда
Странник
С рассветом пускается в путь
Плещет полная рыбой вода
В твоих лучах
Море
Сияет как изумруд
Из "Гимна Солнцу" фараона Эхнатона
Двигаясь
Утончаясь...
Охлаждаясь...
Собираясь...
Проходя сквозь солнечную корону, плазмот приобретает определенное
сгущение материи. В то время как находящаяся вокруг него перегретая плазма
распадается на частицы горячего, расплывающегося вакуума, его собственная
структура осаждается. Намагниченные газы, выброшенные из фотосферы и
притянутые в дугу протуберанца, теперь собираются в вытянутые цепочки,
удерживаемые стройными порядками силовых линий и электрических зарядов
плазмота.
Процесс сгущения не случаен и вызывается к жизни необходимостью
защитить сознание и внутреннюю конфигурацию от неожиданных и неприемлемых
изменений давления и температуры. Возникшая цель магнитных колец уязвима и
может в конце концов распасться в условиях полного вакуума и при
температуре, близкой к абсолютному нулю. Собираемая плазма вновь
распадется на атомы и молекулы водорода и гелия. Потеря валентных ионов
приведет к распаду структуры, и газы небольшими порциями улетучатся в
пространство, неся тем самым гибель плазмоту.
Но даже пребывание в таком подвешенном состоянии не может лишить
сознания плазмота, а лишь ослабит концентрацию. По-прежнему плазмот
обладает знанием, а, за счет уменьшения слабых магнитных полей,
соединяющих цепи, он приобретает достаточную способность для вращательного
движения.
Поток
Усиление
Поток
Усиление
НА БОРТУ "ГИПЕРИОНА", 22 МАРТА, 1:45 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Объем газового потока в двигателе слияния зависит от двух факторов:
от скорости прохождения облака из частиц, составляющих его топливо и
пропорции ионизированных и нейтральных частиц, в этом потоке. Чем больше
заряженных частиц попадают в трубопровод и несущую часть магнитной камеры,
то ли за счет естественной концентрации или сжатия скорости, тем быстрее
двигатель будет "накачивать" массу реакции.
В теории доктор Ганнибал Фриде все это прекрасно понимал, однако
волновался, что "Гиперион" набирает ускорение слишком медленно. Сейчас это
заботило ученого больше всего.
Он уже сумел разобраться, что орбитальная скорость станции порядка
сорока восьми километров в секунду мало влияет на работу двигателя.
Траектория орбитального полета строилась под правыми углами к основному
потоку солнечного ветра. На таком малом удалении, медленное двадцати
восьмидневное вращение Солнца практически не создает расширяющейся
спирали, которая на других планетах вызывает испускание импульсных
фронтальных волн.
Поэтому, для того, чтобы лечь на избранный курс, который, как
надеялся Фриде, выведет станцию в пределы планетной системы Земли, ему
необходимо было совершить маневр, для которого "Гиперион" специально и
проектировался. Вместо того, чтобы медленно плыть прочь от звезды при
небольшом количестве испускаемых частиц, но тем не менее достаточных для
ускорения с орбиты, Фриде собирался пикировать на Солнце. Двигатель будет
работать в потоке частиц, увеличивающих относительную скорость станции и
КПД при средней скорости ветра порядка четырехсот километров в секунду.
Увеличивая тягу и скорость, ученый надеялся достичь быстрой кометной
орбиты, позволяющей "Гипериону" облететь дальнюю сторону Солнца и описать
широкую петлю.
Слабыми местами плана являлись вопрос о термостойкости корпуса и
возможность перегрева двигательной установки. В обоих случаях, кораблю
предстояли очень высокие нагрузки. Преимущество заключалось в том, что
"Гиперион" за счет резкого увеличения скорости во время дрейфа вдоль
дальней границы солнечного нимба мог все-таки оказаться быстрее, чем
основная часть облака из разрушающих частиц, испущенных взрывом.
Оставалась еще и попытка облететь облако.
Фриде запустил двигатель почти семь часов назад. Внутренним
электромагнитам требовалось полных четыре часа на создание камеры сжатия,
балансировки и начала создания потока частиц. Последние три часа
"Гиперион" плыл навстречу солнечному ветру, набирая ускорение для корабля
весом в пятьдесят тысяч тонн, используя испускаемые атомные ядра со
средней массой 1,67х10^30 грамма. Гонка обещала быть долгой, однако победа
в ней, то есть безопасное прибытие к точке ниже этих огромных солнечных
пятен и побег от заряженного облака, не являлась главной целью затеянного
ученым предприятия.
Изучая показания дисплея в разделе, посвященном двигателю, Фриде мог
видеть, что камера слияния по-прежнему неподвижна. Однако внимание его
привлекала информация, посвященная магнетометру, поскольку она показывала,
какие силы уже созданы и готовы к действию.
Фриде был бы безумно рад уже только тому, что его корабль получил бы
вектор и определенное ускорение до того, как поток заряженных частиц в
конце концов воспламенит систему управления, работающую с наведенным
ускорением. В этом случае "Гиперион", Джели и застывший труп доктора
Ганнибала Фриде, жертвы ионизирующей радиации, испущенной при взрыве,
будут на верном пути, направляясь к точке Рандеву с Землей.
К несчастью, на лучшее рассчитывать пока не приходилось.
Компьютеры и приборы сообщили Фриде, что в течение трех часов
скорость космолета возросла всего лишь до пятидесяти двух километров в
секунду. Таким образом, ускорение составляло лишь девять процентов от
начальной скорости, хотя с этого момента должен был произойти
положительный поворот.
- Как у нас дела, Хан? - нетерпеливо спросила в микрофон Джели. Ее
голос был слегка озабоченным, и чувствовалось смущение, как будто она
боялась оторвать ученого от дела. - Мне наконец-то удалось закрепить как
следует все бьющиеся и все незаменимые вещи, - сказала она, - а когда мы
начнем ускоряться?
- А мы уже давно начали, - ответил Фриде. - Вот уже три часа, как
корабль набирает скорость.
- Но я ничего не чувствую... ну, может быть, слегка ощущаю
притяжение.
Ей наверняка пришлось нелегко, подумал Фриде. Ускорение и все
связанные с этим неприятные вещи в первую очередь должны были отразиться
на центральной оси, там, где как раз Анжелика наводила порядок. Хотя,
возможно, Джели просто хочет скрыть от него, что имеются кое-какие
повреждения, неизбежно вызванные его маневрами. Ученый был тронут.
- Мы очень неплохо идем, дорогая, - заверил Джели Фриде.
- А сильно... я имею в виду, двигатель работает так, как ты и
предполагал? - спросила она.
- О да! Он в прекрасном состоянии, и бояться нечего. Совершенно
нечего.
Фриде по-прежнему смотрел на часы. "Гиперион" уже прошел границу того
временного промежутка, после которого, по расчетам доктора, облако из
частиц должно было их настигнуть. От шести до двенадцати часов, прикинул
Фриде, в зависимости от количества энергии, испущенной взрывом. Хотя, судя
по размерам импульса, могло оказаться и быстрее, и корабль уже наверняка
вошел в зону бушующего магнитного шторма, если верить магнетометрам.
Теперь могло произойти все, что угодно.
Раздробление
Воссоздание
Сжатие
Синтез
Среда вокруг капсулы плазмота вновь изменилась. Она густела и
нагревалась. Снизу вновь стало ощутимым давление магнитного потока,
которое плазмот не испытывал с того времени, когда в результате взрыва
протуберанца его не выкинуло из фотосферы. Давление у стенок капсулы
росло, пока не стало абсолютно невыносимым.
Если низкая температура и близкая к вакууму среда заставили плазмота
сжаться, то с увеличением температуры и ростом давления процесс пошел в
обратную сторону. Плазмот стал раскрываться подобно опущенному в воду
японскому бумажному цветку. С точной последовательностью связанные
мембраны и "конвертики" заряженных частиц быстро превратились в отлаженный
как часы механизм.
Среда вокруг плазмота была весьма необычной - сжатый между огромными
магнитными полями направленный поток, напоминавший трубообразный
протуберанец, соединявший два холодных бассейна на поверхности Солнца.
Потянувшись вверх, плазмот инстинктивно влез в новую конфигурацию силовых
линий, смешавшись с ними, дабы избежать падающего на него каскада горячих
газов, наполненного заряженными и нейтральными частицами.
Будучи по природе творением плазмы, плазмот понимал, что странная
форма силовых линий до некоторой степени усиливает этот газовый поток. За
счет направленности канал увеличивает скорость прохождения газа и создает
под собой область низкого давления. В результате материя нагревается, и ей
становится тесно в отведенных объемах. Еще более расширяя проход, канал
дает выход горячим и быстродвижущимся газам.
Новое средство передвижения весьма напоминало те многочисленные
варианты, которые плазмот использовал, находясь в солнечной атмосфере. По
сравнению с его собственными гибкими мембранами, возможностей для маневра
было, конечно, меньше, но новая система была все-таки более
энергонасыщенной и давала более постоянную тягу.
Плазмот хорошо понимал, что такое движущая сила и сейчас, наконец-то,
он ее получил.
Не обладая возможностями для маневра в практически чистом вакууме,
где он как раз и находился сейчас, плазмот мог только надеяться, что ему
удастся уплыть подальше от испущенных взрывом заряженных частиц и
радиации, используя растущее давление. Он не мог предугадать, как далеко
его унесет, поскольку так далеко ему заплывать не приходилось. Не знал он
и никого из своих собратьев, которым посчастливилось побывать в этих краях
и вернуться живыми. Все, что он понимал, так это то, что холод и пустота в
этой дали рано или поздно оборвут его жизнь.
Будучи в состоянии двигаться, плазмот мог бы вернуться в естественную
среду обитания - в горячие и густые плазменные потоки. Это его интуиция
подсказала, что сжатый канал может обеспечить ему движение.
Однако сейчас плазмот вверил свою судьбу в руки несущегося с огромной
скоростью газового потока. Поток шел откуда-то со спины, со стороны
Солнца. Словно студент, изучивший плазменную физику, плазмот знал, что
всякий организм, находящийся в подобном потоке, если ему удалось успешно
осуществить сжатие, находясь в сжимаемом пространстве, сможет двигаться в
обратном направлении, против течения. По принципу действия и ответной
реакции плазмот сможет направиться к Солнцу, к местам привычного обитания.
В одно мгновение плазмот понял, что лучший выход для него - остаться
в этом сжимаемом пространстве. Немедленно он привязал себя к месту
наибольшего сжатия и принялся исследовать окружающую среду.
Посредством изучения, интуиции, исследования, анализа через некоторое
время он уже мог почувствовать каждую грань магнитного поля,
конденсировавшего ионный поток. Воспользовавшись постоянно излучаемым
солнечным теплом как компасом, он изменил силовые линии поля, усилив их
своей массой, направив их в другую сторону волевым усилием и придав тяге
более полезное направление. Вскоре широкая полоса солнечной фотосферы ясно
отражалась в сознании плазмота.
Он направлялся домой.
Вспышка
Захват
Кружение
Падение
НА БОРТУ "ГИПЕРИОНА, 22 МАРТА, 2:04 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Застрявший в отсеке управления кораблем и прибывавший в неведении
относительно размеров возможных последствий прохождения сквозь облако,
доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как росли цифры на счетчиках, измерявших
волны случайного генерируемого тока, испущенные насыщенными зарядом
ионами, которые непрерывно бомбили его звездолет. Недолговечные магнитные
поля частиц посылали яростные разряды, пробивавшиеся сквозь металлическую
обшивку "Гипериона", врезаясь в протянутые под ней электрические цепи и
вклиниваясь в дисководы микропроцессоров.
Следовавшие одна за другой вспышки и перезагрузки доконали системы
верхнего уровня. Нетронутыми остались лишь системы, работавшие от
механических источников, такие как система охлаждения воздуха, кислородные
биофильтры или воздуховод охлажденной смеси между корпусом корабля и
теплообменниками.
Фриде мог только надеяться, что двигатель корабля, сам являвшийся
сильным магнитным полем, сумеет взять верх над бушующими вовне корабля
электрическими силами и сумеет обеспечить стабильность конфигурации,
построенной и выношенной в течение целых семи часов. Тогда останется
надежда и на то, что корабль продолжит ускорение по намеченному курсу, не
обращая внимания на яростные атаки частиц из облака.
Лишенный каких-либо сложных приборов в таком шторме, Фриде был
вынужден визуально сравнивать местонахождение Солнца в данный момент с
тем, где оно находилось в момент столкновения с ионным облаком. Если
солнечный диск по-прежнему лежит в правой нижней части круга и не
пересекает линию, делящую его наблюдательный сектор пополам, то "Гиперион"
по-прежнему прямо на курсе, подумал Фриде.
Практически в данную минуту корабль был неуправляемым, но доктор был
бессилен сделать что-либо, пока ионный шторм не стихнет, тогда часть
функций управления можно будет восстановить.
- Хан, происходит что-то очень странное, - голос Анжелики едва
пробивался сквозь помехи. - Все электричество, вся медицинская система...
- голос потонул в разрыве статики.
Фриде взял микрофон:
- Джели, держись. Попытайся найти укромное местечко и не касайся
ничего искрящегося. Это будет продолжаться еще около часа.
- Ты у себя наверху?
- Со мной все в порядке! Оставайся, пожалуйста там, где ты сейчас!
Солнечный диск по-прежнему висел в нижней части круга, и Фриде начал
думать, что они в безопасности.
Затем, сначала почти незаметно для глаз, затем все быстрее и быстрее
белый круг стал подниматься над горизонтом. Фриде инстинктивно повернулся
к клавиатуре, пытаясь дать инструкцию компьютеру двигателя, однако клавиши
при прикосновении вспыхнули.
Все отказало.
Солнечный шар передвинулся выше, поднявшись почти над головой ученого
и выравниваясь с линией тяги.
Доктор Ганнибал Фриде наблюдал, как объект его многолетнего изучения
повис над головой. Он знал, что понадобятся часы, а может быть, и дни на
то, чтобы всевозрастающая жара преодолела сопротивление охлаждающего геля
"Гипериона", пробилась сквозь запасы прочности, созданные
металлоконструкциями из дюралюминия, стали и титана и смяло станцию,
словно клочок бумаги. К несчастью, это произойдет.
Он так и не сумел доставить домой свою прекрасную жену и записи
наблюдений. И сейчас просто не знал, как сказать Анжелике об этом.
Фриде взял в руки микрофон. Ни искр, ни статики уже не было, что
означало, - пик ионного шторма прошел. Однако магнитные поля двигателя так
и не выровнялись.
Доктор поднес микрофон к губам:
- Джели... Я хочу, чтобы ты знала, что я очень тебя люблю...
Раздробление
Расщепление
Сотрясение
Скрип
Сжимающийся вокруг плазмота канал вибрировал и содрогался по мере
того, как мощная струя газа усиливала напор. Плазмот снова и снова
усиливал магнитное поле, стараясь удержать его. Температура и давление
выросли стремительно, наполняя плазмота жизнью и надеждой, поскольку этот
странный поворот пространственно-временного континуума прокладывал себе
путь сквозь волну сжатых ионов через солнечную корону.
Уже не в первый раз этот кусок пространства напоминал ему о воющем
потоке внутри протуберанца, когда на самом краю первого шквала тайфуна
началось его приключение.
Прошло, как показалось плазмоту, немного времени, рев в канале достиг
своего пика и начал спадать по причинам, которые он не мог взять в толк.
По мере затухания газовый поток стал наполняться странными предметами,
значительно большими, чем протоны, более массивными, чем целые атомы. Эти
сгустки материи проплывали темными пятнами сквозь плазменный поток, ярко
видневшийся на фоне окружавшего плазмота сверкания энергии и жизни.
Плазмот не знал, что это за неопознанные объекты, и поскольку они не
причиняли ему ни забот, ни боли, не стал утруждать себя опознаванием.
Бомбардировка стихла, сжатие тоже прекратилось. Пространство, которое
он скручивал своим магнитным полем, испарилось словно мираж в пустыне.
Плазмот рванулся вперед, сохраняя инерцию недавнего прохождения. На
мгновение испугался, что может погибнуть в короне, но вдруг почувствовал
естественное тепло и вожделенное давление. Сейчас он плыл вниз через
внутренние слои хромосферы, и перед ним мерцал видимый фотосферный спектр.
Он мог различить вздымающийся конвекционный слой, окруженный холодными
низвергающимися потоками.
Плазмот повернул в сторону, к сверкающей грануле, и распустил
мембраны, замедляя падение. Поэкспериментировав немного, он нашел
собственный уровень, настроил голос на волну бушующего вокруг океана и
начал призывать своих собратьев. Ему страсть как хотелось поговорить в
ними и рассказать о своих незабываемых приключениях.
Невзирая на самые невероятные происшествия, он все-таки вернулся
домой.
Бум!
Бум!
Бум!
Бум!
ЛУННАЯ КОЛОНИЯ "СПОКОЙНЫЕ БЕРЕГА", 22 МАРТА, 13:47 ЕДИНОГО ВРЕМЕНИ
Стук в дверь спального отсека Джины Точман напоминал работавшую на
полную мощность электрическую ударную установку, с хорошими дозвуковыми
эффектами, но слишком сильным звоном стекловолокон, сводимых вместе с
хрупкой полимерной резиной.
- Все в порядке, - сонно сказала Джина, - я встаю.
Девушка опустила ноги на половичок и зашарила в поисках ночнушки. Не
найдя, Джина взяла лежащую в углу простынь и завернулась в нее.
Стук продолжался.
- Эй, может быть, хватит? Я сейчас. - С этими словами Джина зашлепала
босиком по валявшейся на полу одежде. Открыв замок, девушка распахнула
дверь.
На пороге стоял ее начальник, Харри Раджи, и одетая в белое сестра из
амбулатории. На ее значке было написано какое-то имя, что-то вроде
"Толивера". Раджи стоял, прислонившись к противоположной стене, опустив
голову и выдвинув вперед левое плечо, готовый пробить дверь насквозь.
- Стой так, Харри, - улыбнулась Джина, - иначе от столкновения с
дверью тебе не поздоровится.
- Джина! Мы не могли разбудить тебя, и я был уверен...
- Вообще-то я просыпаюсь очень быстро, когда в мою дверь начинают
молотить подобным образом. В чем дело? Ты что, не мог меня просто вызвать?
- Но мы так и сделали! - Раджи вошел в темную комнатку и склонился
над телефоном. На экране виднелся мерцающий красно-белый огонек, который
даже в сравнении с огнями в коридоре, был достаточно ярок, чтобы
отбрасывать тень. По истечении первых пяти минут, как было известно Джине,
к мерцанию добавляется энергичный звон, который она, несомненно,
умудрилась проспать.
- Извини, Харри. Вчера, столько всего произошло.
- Сегодня тоже не обошлось без сюрпризов. Тебя ждут в амбулатории.
- Сначала на утреннюю вахту. Моя очередь, - с улыбкой ответила
девушка.
- Тебя ждут немедленно, - лицо Харри, как и лицо сестры, было хмурым
и серьезным.
- Но почему?
- Похоже, что...
Харри не успел договорить, как медсестра быстро взяла его за руку и
предупреждающе покачала головой.
- Доктор должен рассказать ей все сам.
Теперь Джине удалось разглядеть, что на лацкане было написано:
"Т.Олива".
- Хорошо, - подчинился указаниям сестры Раджи. - Джина, просто сходи
с сестрой. Это очень важно.
- Я могу хотя бы одеться?
- Я подожду вас, - вмешалась сестра.
- Не надо, - ответила девушка, - я и сама знаю дорогу.
- Вы не понимаете, - вмешался в разговор неизвестный Джине мужчина, -
это приказание доктора.
К моменту, когда Джина, надев костюм и тапочки, вышла из комнаты,
мужчина по-прежнему ждал ее в коридоре, привалившись к стене.
- Пошли, - бросила ему на ходу Джина.
- Вы не хотите даже намекнуть мне, что стряслось? - Спросила через
некоторое время Джина, оглядываясь через плечо.
- Мет, мэм, я на службе.
- Ну ладно.
Они прошли одну залу, вторую, прошли по коридору, когда до ушей Джины
донеслись взволнованные голоса, напоминавшие текущую меж деревьев бурную
реку.
- Что... так поздно... я не... никогда не слышал... какой-то
курорт... идиоты... правильно... в такое время.
В конце коридора, там, где находилась амбулатория, рядом с дверью
толпились и толкались люди. Подходя, Джина узнала нескольких туристов, а
подойдя ближе, поняла, что все эти люди - туристы и никого из
обслуживающего персонала с ними нет. Протискиваясь к двери, Джина