Страница:
И произносят хвалу восходу за новый день,
За время для вящей работы.
Из "Гимна Солнцу" фараона Эхнатона
Вверх
Расширение
Ускорение
Взрыв
Несбалансированный поток термической энергии, возникший в результате
невероятного соединения атомов более миллиона лет назад, теперь
прокладывает себе путь к излучающей поверхности, вызывая на своем пути
возмущение конвекционных слоев звезды.
По всей солнечной области, выгнутой дугой порядка двадцати двух
градусов, вздымающиеся колонны ионизированного газа неожиданно начинают
распухать. Ламинарные потоки, оказавшиеся зажатыми между излучающим
центром и внешними слоями, поднимают турбулентные волны и шквалы белого
огня, срывающиеся со стен конвекционных сот. Стройные ряды колонн,
напоминающие ряды трубок в органе, рушатся под напором неудержимо рвущейся
вверх волны.
Энергетическая масса, состоящая по большей части из высокочастотных
фотонов, врывается в солнечную корону. Здесь разреженная плазма, чья
средняя температура уже превышает два миллиона градусов, поглощает поток
излишней радиации и рассеивает его в пространство безо всякого вреда.
Однако прохождение горячей волны оставило зияющую рану в
конвекционных слоях и ослабило структуру фотосферы.
Петля
Виток
Петля
Виток
Всякий шар, состоящий из непрерывно снующих заряженных частиц - все,
чем по сути является звезда - создает свое собственное эллипсообразное
магнитное поле. Магнитные линии, начинаясь на Солнце, тянутся далеко
сквозь видимую фотосферу, хромосферу и солнечную корону, свиваясь в петли,
которые уходят в пространство, пересекаемое орбитами планет.
Магнитные линии солнца располагаются почти параллельно оси вращения,
как бывает с большинством вращающихся тел. Другими словами, они исходят от
одного полюса, свиваются в пространстве и возвращаются уже у другому. Юг -
Север, положительный заряд - отрицательный и их наибольшее скопление и
сила отмечаются в верхней и нижней части шара. Магнитные поля создаются
под действием огромной физической массы солнца и возбуждения заряженных
частиц. Силовые линии, замкнутые в плотном инертном ядре звезды, совершают
оборот вместе с массой в течение двадцати семи дней.
Если бы солнце представляло собой твердый или частично жидкий шар, то
в таком случае магнитные линии лежали бы недвижимо в массе железа и камня.
Однако звезда подобного типа не является цельным телом, а ее плазма более
жидка и прихотлива в движениях, чем метан или горящая нефть.
Вращение твердого тела, подобного крохотному зеленому шарику,
происходит с перепадом скоростей, которого поверхность выдержать не может.
В то время как полюса словно прикованы к одному месту, экватор вращается
со скоростью порядка двух тысяч километров в час. Зажатые между Сциллой и
Харибдой базальтовые слои вынуждены двигаться, чтобы скомпенсировать
возникающую нагрузку.
Однако в газообразной или плазменной сфере, где нет ничего более
прочного, чем две заряженные частицы, соединившиеся на мгновение под
действием притяжения, такие нагрузки ни к чему не приводят. Каждый
квадратный километр поверхности движется с разной скоростью, и атмосфера
закручивается в вихри, подобные тем, что возникают на Юпитере или на
Сатурне. Даже на Земле газовое облако распадается на широкие полосы
движущегося и неподвижного воздуха, которые метеорологи называют "зонами
пассатов" и "конскими широтами".
Видимая поверхность звезды так же могла бы принять застывшую форму,
если бы не огонь от столкновений, бушующий в недрах и вне промежуточных
слоев густой плазмы, которая с шумом проводит тепло к поверхности. Колонны
горячего газа внутри конвекционных слоев создают плотные сгустки материи.
Недалеко от полюсов ионы из поднимающихся жарких потоков привязываются к
магнитным течениям, оказываются пойманными электрически заряженной
материей сот и замирают внутри колонноподобных гранул восходящего газа.
В результате, вместо того, чтобы скользить по плазме подобно бакену,
посаженному на якорь для устойчивости, магнитные линии из звездного ядра
вытягиваются, повинуясь вращению, и устремляются в стремительно несущиеся
потоки, словно пресловутый бакен с разорванной якорной цепью.
Поток
Вихрь
Поток
Вихрь
Когда магнитные линии накрепко увязают в конвекционном слое и
оказываются оторванными от главных петель у полюсов, начиная вращаться
быстрее, они переплетаются друг с другом, вызывая возмущения, ведущие к
перекручиванию магнитных полей и потере одноименного потенциала. Пытаясь
удержать баланс, поломанные линии перемещаются в фотосферу, где создают
новый северный и южный полюс, пытаясь найти замену для себя.
Пойманное поле приобретает вид узкой петли, подковы потенциала,
исходящей из одной ячейки конвекционных сот и опускающейся в другой.
Разноименные заряды полюсов притягивают друг друга, и вскоре все
сооружение оказывается в одном конвекционном слое.
Отделившаяся от полюса магнитная линия является естественной
возможной причиной появления и роста магнитных аномалий на поверхности
Солнца. Но есть и другие случаи.
Например, при распаде потока энергии в широкой зоне конвекционных сот
в районе экватора, возникающая во внешних слоях слабость открывает
кратчайший путь движения для солнечных магнитных линий. Силовые линии
начинают вытягиваться через спокойное электрическое поле, образуя одну или
несколько громадных петель, тянущихся от полюса до полюса.
Район столь неожиданно возникшей активности формируется скачкообразно
и не получает однообразного магнитного заряда. Находясь в непосредственной
близости к экватору, на равном расстоянии от полюсов, магнитные поля
начинают вести непримиримую войну за верховенство. Противоположные по
заряду линии севера и юга соединяются в то время как одноименные яростно
отталкивают и изолируют друг друга. Во внешних слоях солнца снова
формируются петли и подковы потенциалов, кружащиеся в мистическом танце.
Вперед
Назад
Вперед
Назад
Короткие подковообразные линии поля заряжаются новой энергией от
своих кинетических движений по зонам более стабильной плазмы. Линии
обнимают и принимаются виться по колоннам заряженных частиц. Мощное
волнение этих ионных трубок работает как динамо-машина, наводя мощный ток
и усиливая магнитное течение. Поля, созданные в результате естественно
возникших аномалий, могут достигать силы в две-три тысячи гауссов, что в
тысячу раз превышает величину магнитного поля Земли. Так вот, представьте
себе, что поле, возникшее в результате распада теплового потока, может
быть в двадцать, а то и в тридцать раз больше.
Наведенный бурлящими газами невероятный по силе ток начинает течь
сквозь подковообразную петлю. Уже и без того сильные магнитные поля,
привязанные к петлям, принимаются прорываться сквозь окружающую солнечную
материю в фотосферные слои. В момент, когда поля достигают поверхности,
они создают спокойные плотные и холодные сгустки материи, изолированные от
поднимающегося горячего газа силой магнитного поля.
Эти сгустки начинают увеличиваться и темнеть задолго до того, как
первоначальный заряд избыточной энергии проложит себе дорогу из фотосферы
к короне. Истощенная колонна, поддерживаемая лишь магнитным зарядом,
бессильно падает на солнечную поверхность и движется, повинуясь вращению
звезды вдоль экватора.
На фоне фотосферы эти сгустки настолько холодны, что кажутся черными,
а окружающие слои немного теплее, однако не так, как вся фотосфера, и и
выглядят серыми.
В течение половины тысячелетия земные астрономы, наблюдавшие с
помощью приборов за свечением Солнца, назвали эти темные сгустки "умбра",
а серые облака - "пенумбра". Темнота и полутень. Солнечные пятна и
окружающие зоны холодной смерти.
Пятна двигались ли они от полюсов или поднимались от экватора, на
поверхности Солнца появлялись нерегулярно. Они создавали круги, будучи
похожи на оспины или чумные волдыри на лике Солнца. Первоначально
астрономы принимали их за болезнь, за признаки грядущей катастрофы. Эти
пятна принимались за предвестников надвигающегося распада и гибели. Ведь
разве небесные творения, а Солнце самое яркое и важное из них, не являются
неизменными и священными. Пятна солнца могли нести только угрозу людям.
Доверие к такой наивной и ограниченной временными рамками точке
зрения поддерживалось нерегулярностью появления пятен. По необъяснимым в
те времена причинам пятна появлялись, росли, увеличивались в размерах и
загадочно исчезали за период времени, равный одиннадцати земным годам.
Насколько могли видеть астрономы, в промежутках между циклами солнечная
поверхность выглядела белой и абсолютно здоровой. Через какое-то время
черные пятна снова начинали появляться и исчезать с поверхности звезды.
Однако порой пятна вовсе не появлялись. Год за годом, десятилетие за
десятилетием Солнце продолжало незамутненно светить, и люди с облегчением
вздыхали, тая надежду, что чума наконец-то отступила и дневная звезда
вернулась к нормальной жизни.
Как ни странно, хотя солнечные пятна являются "черными дырами" и
сгустками холодной материи на поверхности Солнца, казалось, они заставляли
звезду пылать ярче, будто охваченной чумной лихорадкой. Когда пятен не
было, солнечная активность падала Мороз сковывал доселе текущие круглый
год реки, а на снежных вершинах год появлялись ледники.
Такие изменения охватывали период, превышающий человеческую жизнь.
Поэтому только сопоставляя наблюдения, сделанные людьми в разные периоды
времени, человечество могло сделать предположения о возможности
существования цикла.
Но пятен не было уже очень давно, и люди перестали волноваться и
обращать внимание на Солнце. Все, кроме астрономов, вернулись к делам и
посвятили мысли иным чудесам. Мир вздрогнул во сне, но продолжал пребывать
в сладкой дреме.
Удар!
Натяжение!
Треск!
Щелк!
НА БОРТУ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО КОРАБЛЯ "ГИПЕРИОН". 7 МАРТА 2081 Г.
Турбины корабля сильно гудели, пока судно, содрогаясь и дрожа всем
корпусом, проплывало по все новым конфигурациям, двигаясь вдоль солнечного
диска.
С каждым километром движения системы корабля то увеличивали, то
уменьшали поверхность, поворачивающуюся навстречу слепящему
энергетическому потоку. Охлаждающие системы контролировали подачу
фреонового геля к огнедышащим соплам теплообменников, гася избыточную
температуру. В разреженном облаке, окутывавшем корабль, совершался
постоянный обмен тепла, и тем поддерживалась температура, обеспечивающая
жизнедеятельность двух человек - экипажа корабля.
Доктор Ганнибал Фриде едва прислушивался к этим тихим звукам, отчасти
потому, что привык к ним за свою трехмесячную жизнь на орбите. Это
составляло примерно два солнечных года или расстояние от Меркурия до
Солнца, за исключением того, что орбита "Гипериона" была полярной, а не
экваториальной. Все внимание доктора было приковано к находящемуся перед
ним экрану.
Облик звезды, профильтрованный оборудованием до узкого спектра, являл
собой жуткую маску, подобную той, что Волшебник Изумрудного Города показал
Дороти и ее друзьям. Как помнил Фриде, в классической постановке голова
волшебника была огромным хлопковым шаром, пропитанным лигроином, а, может,
и просто керосином, которую потом зажгли. Искорки желтого пламени, танцуя,
устремились к полу, в то время как по бокам шара пошел темный дым. Тот
огонь мало чем отличался от язычков ложного пламени, которые доктор
наблюдал на диске, находящемся поверх корабля.
Его глаза неотступно следили за темной кромкой, появлявшейся на
экране по мере движения "Гипериона". Прямое наблюдение с корабля давало
возможность проникнуть глубже в солнечную атмосферу, не ограничиваясь
исследованием лимба звезды. Чем глубже проникал человек взглядом в горячие
слои атмосферы, тем ярче светилось экранное поле. Район, который ученый
пытался исследовать сейчас, находился на дальнем краю звезды и представлял
собой высокие, более холодные, а следовательно и более темные слои
фотосферы. Слишком темные, чтобы ясно их рассмотреть.
В этой области Фриде пытался отыскать последние признаки аномалии,
которую ему вчера удалось обнаружить, и которую он теперь непрерывно
отслеживал. Вглядываясь в измененный под действием альфа-радиации дисплей,
ученый напряженно следил за областью, где язычки пламени срывались с
потемневшего нимба.
На мгновение Фриде почти поверил, что обнаружил несколько черных
расселин или трещин. На такой высоте от ядра трещины неизбежно будут
казаться короче и толще благодаря эффекту Уилсона, оптическому обману,
описанному более трехсот лет назад шотландским астрономом Александром
Уилсоном. Ему удалось наглядно показать, что черные точки на солнечной
поверхности на самом деле глубоки и могут впрямь являться дырами в
фотосфере. На практике они будут казаться закрученными и сероватыми по
краям тонкими шпилями, как те, что вчера наблюдал Фриде. Сегодня он снова
пытался разглядеть расплывчатые пятна холодных облаков.
Аномалия действительно казалась странной. Какое-то непонятное
скопление облаков у края звезды, значительно темнее и глубже, нежели
нормальное потемнение лимба и значительно шире, чем все виды пенумбры,
которые ему доводилось видеть на пленке. Шириной в двадцать два градуса,
насколько можно судить по вчерашним измерениям. А сегодня ничего нет.
Может, облаков и не было?
Подожди! А сколько километров проделал "Гиперион" за последние сутки?
Может быть, облака уже скрылись за горизонтом?
Фриде сверился с компьютером. Со времени вчерашних наблюдений корабль
проделал более четырех миллионов километров, направляясь к южному полюсу,
который вскоре они будут проходить, аномалия находилась значительно выше,
почти у экватора. Сложив путь, пройденный кораблем, с расстоянием, которое
проходит солнце за двадцатисемидневный круг вращения, нетрудно убедиться,
что явление, которое он наблюдал на севере и западе, находится, увы, вне
поля зрения.
Доктор переключил внимание на приборы, ведущие магнитометрическое
наблюдение поверхностных слоев солнца. Он изучил диаграммы мощности полей,
отображенные на соседнем экране и полученные с помощью устройств,
позволяющих преодолеть интерференцию корпуса судна. Но и по этой
информации невозможно было сделать каких-либо выводов. Безусловно, в
данную минуту магнитометры корабля фиксируют невероятно сильное магнитное
течение у южного полюса. Сейчас, вне всякого сомнения, зафиксировать
магнитное возмущение возле экватора невозможно. А если возмущения нет?
Все это не предвещало ничего хорошего.
Именно для изучения таких аномалий на солнечной поверхности и
построил свой корабль Фриде. Практически он оснастил его за собственный
счет, забрав деньги из капиталов семейного треста и добавив субсидии от
благотворительных и заинтересовавшихся его проектом организаций.
"Гиперион" был построен по его проекту на одном из лунных заводов Лагранжа
и выведен на весьма расточительную по времени, но экономичную орбиту.
Такое расположение обеспечивало скольжение корабля по краю бездонной
гравитационной пропасти Солнца.
Экипаж "Гипериона" состоял из двух человек: самого Фриде, капитана
корабля и его жены Анжелики, которая одновременно являлась старшим на
корабле, вторым рулевым, младшим астрономом-наблюдателем, главным
инженером и системным техником, а по совместительству еще и поваром,
посудомойкой и компаньоном. Согласно намеченной программе, им предстояло
совершить еще восемь из десяти оборотов вокруг Солнца. Такой промежуток
времени, как много лет назад высчитал Фриде, поможет получить достоверные
данные и сделать выводы относительно необъяснимых всплесков и затуханий
солнечной активности.
Взять хотя бы эту трещину или расселину, или вообще нечто,
ускользнувшее из поля зрения. Возможно, что на обратной стороне сферы,
недоступной ученому сейчас, скрываются и другие фотосферные провалы. В
силу стесненных финансовых обстоятельств Фриде мог позволить себе
осуществлять наблюдение лишь за той частью звезды, которая была доступна
исследовательской платформе на настоящий момент. Как бы ему помогла целая
сеть из спутников-обсерваторий, передающая информацию доктору при помощи
радиорелейной связи. Однако на данный момент об этом приходилось только
мечтать.
Фамильное достояние. Фриде живо вспомнились широко открытые от
изумления глаза поверенных в финансовые дела семьи. Годовые поступления
были действительно велики, пока он не вложил деньги в частную
астрономическую экспедицию. Теперь на Земле его поджидали только груды
счетов и скромная сумма денег, уцелевшая после трат.
Даже возвращение вместе с Анжеликой обратно на Землю и то
представлялось нелегким делом. Сначала им придется вывести "Гиперион" со
стабильной солнечной орбиты в форме эллипса и, подобно комете, описать
дугу, выйти за орбиту Венеры, оказавшись в трех четвертях пути от системы
Земля - Луна. Затем, в соответствии с соглашением, заключенным между Фриде
и юристами, с Земли будет запущена быстроходная ракета, которая в условной
точке места назначения встретится с летящим по новой орбите "Гиперионом",
заберет экипаж и сделанные записи, облетит на высокой скорости Солнце и
доставит путешественников на одну из космических линий неподалеку от
Юпитера. Фриде должен будет включить сигнал бедствия и отправиться домой
на первом же пролетающем мимо корабле, пускай даже беспилотном, согласно
международным законам, регулирующим спасение людей и груза.
Такое не совсем джентльменское окончание важной научной экспедиции
было простительно, ибо прекрасно отвечало возможностям Фриде и всем
необходимым затратам. В конце концов, на что только не приходится идти во
имя науки. Проблема возвращения на Землю занимала доктора меньше всего.
Куда хуже было то, что из-за стесненных обстоятельств он был начисто лишен
вспомогательных средств, таких как спутники радиорелейной связи.
Но если на солнечном экваторе и впрямь что-то происходит, тогда
возможно, что кто-нибудь, находящийся на спутнике другой планеты или
вообще где-либо на эклиптике, подтвердит его наблюдения. Если Фриде
предупредит их сейчас и опишет явление, следы которого им будет необходимо
отыскать, то право первооткрывателя в любом случае окажется за ним.
Фриде перебрал в памяти всех, у кого могло возникнуть желание помочь
ему в поисках, но ни один из них не занимал лучшей позиции, чем сам
ученый. Доктор мог бы несомненно положиться на небольшую группу его
последователей, студентов-дипломников, которые слышали его доводы и
приняли решение изучать Солнце, хотя в глазах ученых такой поступок
выглядел чудачеством. Но увы, сейчас все они на земле. И как назло, орбиты
Земли и корабля сойдутся на одной солнечной плоскости, в то время как
трещина окажется на другой.
У Фриде мелькнула мысль запустить маневрирующий ускоритель,
простенькое устройство, работающее по принципу синтеза и заряженное
высокоскоростными частицами солнечного ветра. С помощью ускорителя,
расположенного на главной оси корабля, он сможет вписаться в орбитальный
треугольник и изменить траекторию полета. Однако при запуске ему придется
отключить основные теплообменники и укрывшись в кабине, ждать, пока все
сгорит. Похоже на последний приют...
Да этого и не нужно. Чтобы он там не заметил, эта, так называемая,
аномалия не успеет исчезнуть за те тринадцать дней, пока она будет
находиться в зоне видимости Фриде. К тому моменту "Гиперион" пройдет еще
около пятидесяти четырех миллионов километров в ходе своего трехмесячного
пути. Корабль облетит одну шестую часть солнечной поверхности, и доктор
снова получит возможность исследовать аномалию, к тому же в гораздо более
выгодной позиции. Наконец-то он разгадает, что за явление ему удалось
увидеть.
Если он, конечно, вообще что-либо увидел.
Щелк!
Бульк!
Пшик!
Хлоп!
"Доктор, повторите! - прокричал в микрофон Пьеро Моска. - Очень
плохая слышимость!"
Моска отчаянно пытался восстановить в памяти последние слова ученого,
потонувшие в разряде статического электричества, испущенного с Южного
полюса Солнца, но все оказалось тщетным. На экране монитора доктор
продолжал говорить, но голос исчез, а вскоре горизонтальные черные полосы
заслонили изображение.
Через шестнадцать минут телеизображение снова вплыло на экране.
Удостоверившись, что после задержки сигналов и синхронизирования его снова
слышат, Фриде схватил микрофон и принялся повторять свое сообщение. Он
говорил короткими, намеренно разорванными предложениями, надеясь
преодолеть помехи, и на этот раз уловка удалась.
"...по, я повторяю, что... нечто. Когда мы приблизились... к
полюсу... уже было... Конечно, от твоего местоположения... ...ратная
сторона... Огромная... Сейчас я не наблюдаю, но смогу, когда вращение
выведет... Надеюсь, что там останется..."
"Мне удалось сделать несколько снимков феномена. Честно говоря,
похвастаться особо нечем. Похоже на большое облако или, по крайней мере,
так видно с... Возможно, пенумбра, а может, обыкновенный всплеск
энергии... тепла..."
"В любом случае, поищи... восточного лимба градусов... и двенадцать
градусов к востоку... моего нынешнего положения. Возможно, тебе раньше
удастся разгадать загадку."
Доктору хватило времени еще лишь на то, чтобы скороговоркой передать
приветствия своим земным коллегам, многие из которых даже не передадут
ничего в ответ. Еженедельный сеанс связи с Землей - единственное, что
могла позволить себе экспедиция - закончился.
По Моска положил микрофон и принялся задумчиво изучать линии на
ладони. Итак, доктору удалось обнаружить нечто интересное. Похоже на
облако, но сейчас вне поля видимости. М-да...
Естественно, что Моска был готов поверить доктору Фриде даже после
того, как компьютерное реконструирование присланных доктором цифровых
изображений не прояснило ситуацию. Изображение оказалось практически
полностью засвеченным разрядами статики. Тщательно исследуя с помощью
ручного бинокуляра каждую часть снимков, По сумел различить лишь обычное
потемнение лимба.
Безусловно, По будет сам исследовать дальнюю сторону Солнца в течение
двух следующих недель, когда наблюдение станет возможным. Ему придется
извлечь из запасников восьмидюймовый телескоп фирмы Шмидт-Кассеграйн,
сохранившийся с детства. Из кусочка алюминированного пластика нужно будет
приготовить солнечный фильтр, чтобы непрерывный тепловой поток не причинял
вреда трубе и нежным линзам, а прямой солнечный луч не сжег сетчатку
глаза. После двадцать первого марта, или немного позднее, Моска будет
готов наблюдать за каким-то темным пятном где-то в районе экватора. Даже
если там и впрямь что-то есть, отыскать пятно будет более чем непросто.
Но что он сумеет доказать? С его крошечным телескопом он может
рассчитывать получить весьма спорное пятно на слабочувствительной
тридцатипятимиллиметровой пленке или изображение, почти на двадцать
процентов уступающее нормальным образцам. В лучшем случае ему удастся
поучаствовать в научной дискуссии или серьезном разговоре, а так придется
оставить снимки себе на память.
Ведь и впрямь очень важно, чтобы он получил хорошие снимки и не
только ради того, чтобы помочь доктору Фриде в его наблюдениях. Это
жизненно важно.
Бим!
Бом!
Бам!
Бум!
Декан Альберт Уитерс водил электрическим карандашом по серому стеклу
напольного экрана, стараясь изобразить на лице глубокую
заинтересованность.
Пьеро Моска старался держаться спокойно. Для человека, занятого
больше академической, нежели научной деятельностью, а обычно скорее
политической, чем научной, Уитерс практически не умел держать под
контролем свои эмоции и чувства, в особенности если дело касалось
малоприятного предложения или его просто оторвали от привычных занятий. От
человека, постоянно занятого заседаниями бюджетных комиссий, политических
комитетов, ученых советов, рассмотрением прошений и жалоб, можно было
ожидать большей выдержки.
Похоже было, что Уитерс не считал маленького Пьеро Моска человеком,
от которого следует скрывать свои истинные чувства. Подумаешь, аспирант на
втором году учебы, который даже не удосужился еще представить тему для
диссертации. Впрочем, если принять во внимание поле деятельности Моска и
выбранного им научного руководителя, это было понятно итак. Похоже, что
ему вообще повезло, что он попал на утренний субботний прием к декану.
- Нет, - вымолвил наконец Уитерс, словно решаясь на отчаянный
За время для вящей работы.
Из "Гимна Солнцу" фараона Эхнатона
Вверх
Расширение
Ускорение
Взрыв
Несбалансированный поток термической энергии, возникший в результате
невероятного соединения атомов более миллиона лет назад, теперь
прокладывает себе путь к излучающей поверхности, вызывая на своем пути
возмущение конвекционных слоев звезды.
По всей солнечной области, выгнутой дугой порядка двадцати двух
градусов, вздымающиеся колонны ионизированного газа неожиданно начинают
распухать. Ламинарные потоки, оказавшиеся зажатыми между излучающим
центром и внешними слоями, поднимают турбулентные волны и шквалы белого
огня, срывающиеся со стен конвекционных сот. Стройные ряды колонн,
напоминающие ряды трубок в органе, рушатся под напором неудержимо рвущейся
вверх волны.
Энергетическая масса, состоящая по большей части из высокочастотных
фотонов, врывается в солнечную корону. Здесь разреженная плазма, чья
средняя температура уже превышает два миллиона градусов, поглощает поток
излишней радиации и рассеивает его в пространство безо всякого вреда.
Однако прохождение горячей волны оставило зияющую рану в
конвекционных слоях и ослабило структуру фотосферы.
Петля
Виток
Петля
Виток
Всякий шар, состоящий из непрерывно снующих заряженных частиц - все,
чем по сути является звезда - создает свое собственное эллипсообразное
магнитное поле. Магнитные линии, начинаясь на Солнце, тянутся далеко
сквозь видимую фотосферу, хромосферу и солнечную корону, свиваясь в петли,
которые уходят в пространство, пересекаемое орбитами планет.
Магнитные линии солнца располагаются почти параллельно оси вращения,
как бывает с большинством вращающихся тел. Другими словами, они исходят от
одного полюса, свиваются в пространстве и возвращаются уже у другому. Юг -
Север, положительный заряд - отрицательный и их наибольшее скопление и
сила отмечаются в верхней и нижней части шара. Магнитные поля создаются
под действием огромной физической массы солнца и возбуждения заряженных
частиц. Силовые линии, замкнутые в плотном инертном ядре звезды, совершают
оборот вместе с массой в течение двадцати семи дней.
Если бы солнце представляло собой твердый или частично жидкий шар, то
в таком случае магнитные линии лежали бы недвижимо в массе железа и камня.
Однако звезда подобного типа не является цельным телом, а ее плазма более
жидка и прихотлива в движениях, чем метан или горящая нефть.
Вращение твердого тела, подобного крохотному зеленому шарику,
происходит с перепадом скоростей, которого поверхность выдержать не может.
В то время как полюса словно прикованы к одному месту, экватор вращается
со скоростью порядка двух тысяч километров в час. Зажатые между Сциллой и
Харибдой базальтовые слои вынуждены двигаться, чтобы скомпенсировать
возникающую нагрузку.
Однако в газообразной или плазменной сфере, где нет ничего более
прочного, чем две заряженные частицы, соединившиеся на мгновение под
действием притяжения, такие нагрузки ни к чему не приводят. Каждый
квадратный километр поверхности движется с разной скоростью, и атмосфера
закручивается в вихри, подобные тем, что возникают на Юпитере или на
Сатурне. Даже на Земле газовое облако распадается на широкие полосы
движущегося и неподвижного воздуха, которые метеорологи называют "зонами
пассатов" и "конскими широтами".
Видимая поверхность звезды так же могла бы принять застывшую форму,
если бы не огонь от столкновений, бушующий в недрах и вне промежуточных
слоев густой плазмы, которая с шумом проводит тепло к поверхности. Колонны
горячего газа внутри конвекционных слоев создают плотные сгустки материи.
Недалеко от полюсов ионы из поднимающихся жарких потоков привязываются к
магнитным течениям, оказываются пойманными электрически заряженной
материей сот и замирают внутри колонноподобных гранул восходящего газа.
В результате, вместо того, чтобы скользить по плазме подобно бакену,
посаженному на якорь для устойчивости, магнитные линии из звездного ядра
вытягиваются, повинуясь вращению, и устремляются в стремительно несущиеся
потоки, словно пресловутый бакен с разорванной якорной цепью.
Поток
Вихрь
Поток
Вихрь
Когда магнитные линии накрепко увязают в конвекционном слое и
оказываются оторванными от главных петель у полюсов, начиная вращаться
быстрее, они переплетаются друг с другом, вызывая возмущения, ведущие к
перекручиванию магнитных полей и потере одноименного потенциала. Пытаясь
удержать баланс, поломанные линии перемещаются в фотосферу, где создают
новый северный и южный полюс, пытаясь найти замену для себя.
Пойманное поле приобретает вид узкой петли, подковы потенциала,
исходящей из одной ячейки конвекционных сот и опускающейся в другой.
Разноименные заряды полюсов притягивают друг друга, и вскоре все
сооружение оказывается в одном конвекционном слое.
Отделившаяся от полюса магнитная линия является естественной
возможной причиной появления и роста магнитных аномалий на поверхности
Солнца. Но есть и другие случаи.
Например, при распаде потока энергии в широкой зоне конвекционных сот
в районе экватора, возникающая во внешних слоях слабость открывает
кратчайший путь движения для солнечных магнитных линий. Силовые линии
начинают вытягиваться через спокойное электрическое поле, образуя одну или
несколько громадных петель, тянущихся от полюса до полюса.
Район столь неожиданно возникшей активности формируется скачкообразно
и не получает однообразного магнитного заряда. Находясь в непосредственной
близости к экватору, на равном расстоянии от полюсов, магнитные поля
начинают вести непримиримую войну за верховенство. Противоположные по
заряду линии севера и юга соединяются в то время как одноименные яростно
отталкивают и изолируют друг друга. Во внешних слоях солнца снова
формируются петли и подковы потенциалов, кружащиеся в мистическом танце.
Вперед
Назад
Вперед
Назад
Короткие подковообразные линии поля заряжаются новой энергией от
своих кинетических движений по зонам более стабильной плазмы. Линии
обнимают и принимаются виться по колоннам заряженных частиц. Мощное
волнение этих ионных трубок работает как динамо-машина, наводя мощный ток
и усиливая магнитное течение. Поля, созданные в результате естественно
возникших аномалий, могут достигать силы в две-три тысячи гауссов, что в
тысячу раз превышает величину магнитного поля Земли. Так вот, представьте
себе, что поле, возникшее в результате распада теплового потока, может
быть в двадцать, а то и в тридцать раз больше.
Наведенный бурлящими газами невероятный по силе ток начинает течь
сквозь подковообразную петлю. Уже и без того сильные магнитные поля,
привязанные к петлям, принимаются прорываться сквозь окружающую солнечную
материю в фотосферные слои. В момент, когда поля достигают поверхности,
они создают спокойные плотные и холодные сгустки материи, изолированные от
поднимающегося горячего газа силой магнитного поля.
Эти сгустки начинают увеличиваться и темнеть задолго до того, как
первоначальный заряд избыточной энергии проложит себе дорогу из фотосферы
к короне. Истощенная колонна, поддерживаемая лишь магнитным зарядом,
бессильно падает на солнечную поверхность и движется, повинуясь вращению
звезды вдоль экватора.
На фоне фотосферы эти сгустки настолько холодны, что кажутся черными,
а окружающие слои немного теплее, однако не так, как вся фотосфера, и и
выглядят серыми.
В течение половины тысячелетия земные астрономы, наблюдавшие с
помощью приборов за свечением Солнца, назвали эти темные сгустки "умбра",
а серые облака - "пенумбра". Темнота и полутень. Солнечные пятна и
окружающие зоны холодной смерти.
Пятна двигались ли они от полюсов или поднимались от экватора, на
поверхности Солнца появлялись нерегулярно. Они создавали круги, будучи
похожи на оспины или чумные волдыри на лике Солнца. Первоначально
астрономы принимали их за болезнь, за признаки грядущей катастрофы. Эти
пятна принимались за предвестников надвигающегося распада и гибели. Ведь
разве небесные творения, а Солнце самое яркое и важное из них, не являются
неизменными и священными. Пятна солнца могли нести только угрозу людям.
Доверие к такой наивной и ограниченной временными рамками точке
зрения поддерживалось нерегулярностью появления пятен. По необъяснимым в
те времена причинам пятна появлялись, росли, увеличивались в размерах и
загадочно исчезали за период времени, равный одиннадцати земным годам.
Насколько могли видеть астрономы, в промежутках между циклами солнечная
поверхность выглядела белой и абсолютно здоровой. Через какое-то время
черные пятна снова начинали появляться и исчезать с поверхности звезды.
Однако порой пятна вовсе не появлялись. Год за годом, десятилетие за
десятилетием Солнце продолжало незамутненно светить, и люди с облегчением
вздыхали, тая надежду, что чума наконец-то отступила и дневная звезда
вернулась к нормальной жизни.
Как ни странно, хотя солнечные пятна являются "черными дырами" и
сгустками холодной материи на поверхности Солнца, казалось, они заставляли
звезду пылать ярче, будто охваченной чумной лихорадкой. Когда пятен не
было, солнечная активность падала Мороз сковывал доселе текущие круглый
год реки, а на снежных вершинах год появлялись ледники.
Такие изменения охватывали период, превышающий человеческую жизнь.
Поэтому только сопоставляя наблюдения, сделанные людьми в разные периоды
времени, человечество могло сделать предположения о возможности
существования цикла.
Но пятен не было уже очень давно, и люди перестали волноваться и
обращать внимание на Солнце. Все, кроме астрономов, вернулись к делам и
посвятили мысли иным чудесам. Мир вздрогнул во сне, но продолжал пребывать
в сладкой дреме.
Удар!
Натяжение!
Треск!
Щелк!
НА БОРТУ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО КОРАБЛЯ "ГИПЕРИОН". 7 МАРТА 2081 Г.
Турбины корабля сильно гудели, пока судно, содрогаясь и дрожа всем
корпусом, проплывало по все новым конфигурациям, двигаясь вдоль солнечного
диска.
С каждым километром движения системы корабля то увеличивали, то
уменьшали поверхность, поворачивающуюся навстречу слепящему
энергетическому потоку. Охлаждающие системы контролировали подачу
фреонового геля к огнедышащим соплам теплообменников, гася избыточную
температуру. В разреженном облаке, окутывавшем корабль, совершался
постоянный обмен тепла, и тем поддерживалась температура, обеспечивающая
жизнедеятельность двух человек - экипажа корабля.
Доктор Ганнибал Фриде едва прислушивался к этим тихим звукам, отчасти
потому, что привык к ним за свою трехмесячную жизнь на орбите. Это
составляло примерно два солнечных года или расстояние от Меркурия до
Солнца, за исключением того, что орбита "Гипериона" была полярной, а не
экваториальной. Все внимание доктора было приковано к находящемуся перед
ним экрану.
Облик звезды, профильтрованный оборудованием до узкого спектра, являл
собой жуткую маску, подобную той, что Волшебник Изумрудного Города показал
Дороти и ее друзьям. Как помнил Фриде, в классической постановке голова
волшебника была огромным хлопковым шаром, пропитанным лигроином, а, может,
и просто керосином, которую потом зажгли. Искорки желтого пламени, танцуя,
устремились к полу, в то время как по бокам шара пошел темный дым. Тот
огонь мало чем отличался от язычков ложного пламени, которые доктор
наблюдал на диске, находящемся поверх корабля.
Его глаза неотступно следили за темной кромкой, появлявшейся на
экране по мере движения "Гипериона". Прямое наблюдение с корабля давало
возможность проникнуть глубже в солнечную атмосферу, не ограничиваясь
исследованием лимба звезды. Чем глубже проникал человек взглядом в горячие
слои атмосферы, тем ярче светилось экранное поле. Район, который ученый
пытался исследовать сейчас, находился на дальнем краю звезды и представлял
собой высокие, более холодные, а следовательно и более темные слои
фотосферы. Слишком темные, чтобы ясно их рассмотреть.
В этой области Фриде пытался отыскать последние признаки аномалии,
которую ему вчера удалось обнаружить, и которую он теперь непрерывно
отслеживал. Вглядываясь в измененный под действием альфа-радиации дисплей,
ученый напряженно следил за областью, где язычки пламени срывались с
потемневшего нимба.
На мгновение Фриде почти поверил, что обнаружил несколько черных
расселин или трещин. На такой высоте от ядра трещины неизбежно будут
казаться короче и толще благодаря эффекту Уилсона, оптическому обману,
описанному более трехсот лет назад шотландским астрономом Александром
Уилсоном. Ему удалось наглядно показать, что черные точки на солнечной
поверхности на самом деле глубоки и могут впрямь являться дырами в
фотосфере. На практике они будут казаться закрученными и сероватыми по
краям тонкими шпилями, как те, что вчера наблюдал Фриде. Сегодня он снова
пытался разглядеть расплывчатые пятна холодных облаков.
Аномалия действительно казалась странной. Какое-то непонятное
скопление облаков у края звезды, значительно темнее и глубже, нежели
нормальное потемнение лимба и значительно шире, чем все виды пенумбры,
которые ему доводилось видеть на пленке. Шириной в двадцать два градуса,
насколько можно судить по вчерашним измерениям. А сегодня ничего нет.
Может, облаков и не было?
Подожди! А сколько километров проделал "Гиперион" за последние сутки?
Может быть, облака уже скрылись за горизонтом?
Фриде сверился с компьютером. Со времени вчерашних наблюдений корабль
проделал более четырех миллионов километров, направляясь к южному полюсу,
который вскоре они будут проходить, аномалия находилась значительно выше,
почти у экватора. Сложив путь, пройденный кораблем, с расстоянием, которое
проходит солнце за двадцатисемидневный круг вращения, нетрудно убедиться,
что явление, которое он наблюдал на севере и западе, находится, увы, вне
поля зрения.
Доктор переключил внимание на приборы, ведущие магнитометрическое
наблюдение поверхностных слоев солнца. Он изучил диаграммы мощности полей,
отображенные на соседнем экране и полученные с помощью устройств,
позволяющих преодолеть интерференцию корпуса судна. Но и по этой
информации невозможно было сделать каких-либо выводов. Безусловно, в
данную минуту магнитометры корабля фиксируют невероятно сильное магнитное
течение у южного полюса. Сейчас, вне всякого сомнения, зафиксировать
магнитное возмущение возле экватора невозможно. А если возмущения нет?
Все это не предвещало ничего хорошего.
Именно для изучения таких аномалий на солнечной поверхности и
построил свой корабль Фриде. Практически он оснастил его за собственный
счет, забрав деньги из капиталов семейного треста и добавив субсидии от
благотворительных и заинтересовавшихся его проектом организаций.
"Гиперион" был построен по его проекту на одном из лунных заводов Лагранжа
и выведен на весьма расточительную по времени, но экономичную орбиту.
Такое расположение обеспечивало скольжение корабля по краю бездонной
гравитационной пропасти Солнца.
Экипаж "Гипериона" состоял из двух человек: самого Фриде, капитана
корабля и его жены Анжелики, которая одновременно являлась старшим на
корабле, вторым рулевым, младшим астрономом-наблюдателем, главным
инженером и системным техником, а по совместительству еще и поваром,
посудомойкой и компаньоном. Согласно намеченной программе, им предстояло
совершить еще восемь из десяти оборотов вокруг Солнца. Такой промежуток
времени, как много лет назад высчитал Фриде, поможет получить достоверные
данные и сделать выводы относительно необъяснимых всплесков и затуханий
солнечной активности.
Взять хотя бы эту трещину или расселину, или вообще нечто,
ускользнувшее из поля зрения. Возможно, что на обратной стороне сферы,
недоступной ученому сейчас, скрываются и другие фотосферные провалы. В
силу стесненных финансовых обстоятельств Фриде мог позволить себе
осуществлять наблюдение лишь за той частью звезды, которая была доступна
исследовательской платформе на настоящий момент. Как бы ему помогла целая
сеть из спутников-обсерваторий, передающая информацию доктору при помощи
радиорелейной связи. Однако на данный момент об этом приходилось только
мечтать.
Фамильное достояние. Фриде живо вспомнились широко открытые от
изумления глаза поверенных в финансовые дела семьи. Годовые поступления
были действительно велики, пока он не вложил деньги в частную
астрономическую экспедицию. Теперь на Земле его поджидали только груды
счетов и скромная сумма денег, уцелевшая после трат.
Даже возвращение вместе с Анжеликой обратно на Землю и то
представлялось нелегким делом. Сначала им придется вывести "Гиперион" со
стабильной солнечной орбиты в форме эллипса и, подобно комете, описать
дугу, выйти за орбиту Венеры, оказавшись в трех четвертях пути от системы
Земля - Луна. Затем, в соответствии с соглашением, заключенным между Фриде
и юристами, с Земли будет запущена быстроходная ракета, которая в условной
точке места назначения встретится с летящим по новой орбите "Гиперионом",
заберет экипаж и сделанные записи, облетит на высокой скорости Солнце и
доставит путешественников на одну из космических линий неподалеку от
Юпитера. Фриде должен будет включить сигнал бедствия и отправиться домой
на первом же пролетающем мимо корабле, пускай даже беспилотном, согласно
международным законам, регулирующим спасение людей и груза.
Такое не совсем джентльменское окончание важной научной экспедиции
было простительно, ибо прекрасно отвечало возможностям Фриде и всем
необходимым затратам. В конце концов, на что только не приходится идти во
имя науки. Проблема возвращения на Землю занимала доктора меньше всего.
Куда хуже было то, что из-за стесненных обстоятельств он был начисто лишен
вспомогательных средств, таких как спутники радиорелейной связи.
Но если на солнечном экваторе и впрямь что-то происходит, тогда
возможно, что кто-нибудь, находящийся на спутнике другой планеты или
вообще где-либо на эклиптике, подтвердит его наблюдения. Если Фриде
предупредит их сейчас и опишет явление, следы которого им будет необходимо
отыскать, то право первооткрывателя в любом случае окажется за ним.
Фриде перебрал в памяти всех, у кого могло возникнуть желание помочь
ему в поисках, но ни один из них не занимал лучшей позиции, чем сам
ученый. Доктор мог бы несомненно положиться на небольшую группу его
последователей, студентов-дипломников, которые слышали его доводы и
приняли решение изучать Солнце, хотя в глазах ученых такой поступок
выглядел чудачеством. Но увы, сейчас все они на земле. И как назло, орбиты
Земли и корабля сойдутся на одной солнечной плоскости, в то время как
трещина окажется на другой.
У Фриде мелькнула мысль запустить маневрирующий ускоритель,
простенькое устройство, работающее по принципу синтеза и заряженное
высокоскоростными частицами солнечного ветра. С помощью ускорителя,
расположенного на главной оси корабля, он сможет вписаться в орбитальный
треугольник и изменить траекторию полета. Однако при запуске ему придется
отключить основные теплообменники и укрывшись в кабине, ждать, пока все
сгорит. Похоже на последний приют...
Да этого и не нужно. Чтобы он там не заметил, эта, так называемая,
аномалия не успеет исчезнуть за те тринадцать дней, пока она будет
находиться в зоне видимости Фриде. К тому моменту "Гиперион" пройдет еще
около пятидесяти четырех миллионов километров в ходе своего трехмесячного
пути. Корабль облетит одну шестую часть солнечной поверхности, и доктор
снова получит возможность исследовать аномалию, к тому же в гораздо более
выгодной позиции. Наконец-то он разгадает, что за явление ему удалось
увидеть.
Если он, конечно, вообще что-либо увидел.
Щелк!
Бульк!
Пшик!
Хлоп!
"Доктор, повторите! - прокричал в микрофон Пьеро Моска. - Очень
плохая слышимость!"
Моска отчаянно пытался восстановить в памяти последние слова ученого,
потонувшие в разряде статического электричества, испущенного с Южного
полюса Солнца, но все оказалось тщетным. На экране монитора доктор
продолжал говорить, но голос исчез, а вскоре горизонтальные черные полосы
заслонили изображение.
Через шестнадцать минут телеизображение снова вплыло на экране.
Удостоверившись, что после задержки сигналов и синхронизирования его снова
слышат, Фриде схватил микрофон и принялся повторять свое сообщение. Он
говорил короткими, намеренно разорванными предложениями, надеясь
преодолеть помехи, и на этот раз уловка удалась.
"...по, я повторяю, что... нечто. Когда мы приблизились... к
полюсу... уже было... Конечно, от твоего местоположения... ...ратная
сторона... Огромная... Сейчас я не наблюдаю, но смогу, когда вращение
выведет... Надеюсь, что там останется..."
"Мне удалось сделать несколько снимков феномена. Честно говоря,
похвастаться особо нечем. Похоже на большое облако или, по крайней мере,
так видно с... Возможно, пенумбра, а может, обыкновенный всплеск
энергии... тепла..."
"В любом случае, поищи... восточного лимба градусов... и двенадцать
градусов к востоку... моего нынешнего положения. Возможно, тебе раньше
удастся разгадать загадку."
Доктору хватило времени еще лишь на то, чтобы скороговоркой передать
приветствия своим земным коллегам, многие из которых даже не передадут
ничего в ответ. Еженедельный сеанс связи с Землей - единственное, что
могла позволить себе экспедиция - закончился.
По Моска положил микрофон и принялся задумчиво изучать линии на
ладони. Итак, доктору удалось обнаружить нечто интересное. Похоже на
облако, но сейчас вне поля видимости. М-да...
Естественно, что Моска был готов поверить доктору Фриде даже после
того, как компьютерное реконструирование присланных доктором цифровых
изображений не прояснило ситуацию. Изображение оказалось практически
полностью засвеченным разрядами статики. Тщательно исследуя с помощью
ручного бинокуляра каждую часть снимков, По сумел различить лишь обычное
потемнение лимба.
Безусловно, По будет сам исследовать дальнюю сторону Солнца в течение
двух следующих недель, когда наблюдение станет возможным. Ему придется
извлечь из запасников восьмидюймовый телескоп фирмы Шмидт-Кассеграйн,
сохранившийся с детства. Из кусочка алюминированного пластика нужно будет
приготовить солнечный фильтр, чтобы непрерывный тепловой поток не причинял
вреда трубе и нежным линзам, а прямой солнечный луч не сжег сетчатку
глаза. После двадцать первого марта, или немного позднее, Моска будет
готов наблюдать за каким-то темным пятном где-то в районе экватора. Даже
если там и впрямь что-то есть, отыскать пятно будет более чем непросто.
Но что он сумеет доказать? С его крошечным телескопом он может
рассчитывать получить весьма спорное пятно на слабочувствительной
тридцатипятимиллиметровой пленке или изображение, почти на двадцать
процентов уступающее нормальным образцам. В лучшем случае ему удастся
поучаствовать в научной дискуссии или серьезном разговоре, а так придется
оставить снимки себе на память.
Ведь и впрямь очень важно, чтобы он получил хорошие снимки и не
только ради того, чтобы помочь доктору Фриде в его наблюдениях. Это
жизненно важно.
Бим!
Бом!
Бам!
Бум!
Декан Альберт Уитерс водил электрическим карандашом по серому стеклу
напольного экрана, стараясь изобразить на лице глубокую
заинтересованность.
Пьеро Моска старался держаться спокойно. Для человека, занятого
больше академической, нежели научной деятельностью, а обычно скорее
политической, чем научной, Уитерс практически не умел держать под
контролем свои эмоции и чувства, в особенности если дело касалось
малоприятного предложения или его просто оторвали от привычных занятий. От
человека, постоянно занятого заседаниями бюджетных комиссий, политических
комитетов, ученых советов, рассмотрением прошений и жалоб, можно было
ожидать большей выдержки.
Похоже было, что Уитерс не считал маленького Пьеро Моска человеком,
от которого следует скрывать свои истинные чувства. Подумаешь, аспирант на
втором году учебы, который даже не удосужился еще представить тему для
диссертации. Впрочем, если принять во внимание поле деятельности Моска и
выбранного им научного руководителя, это было понятно итак. Похоже, что
ему вообще повезло, что он попал на утренний субботний прием к декану.
- Нет, - вымолвил наконец Уитерс, словно решаясь на отчаянный