Страница:
Воеводы и губные старосты
Эволюцию воеводского управления следует рассматривать как сложный, противоречивый процесс, который изобиловал различными исключениями и отступлениями. С самого начала царствования Михаила Федоровича практикуется передача воеводских функций «береженья и управы» представителям местного населения в лице губных старост, что впоследствии становится неотъемлемой частью управления. А местное население, исходя из конкретной ситуации, требовало «сведения» воеводы и оставление одного губного старосты или передачи всех дел воеводе, либо обязательного присутствия в городе их обоих. К губному старосте, который оставался в городе у дел один и выполнял фактически функции воеводы, предъявлялись требования как к приказному лицу. Любое злоупотребление или неправомерное действие вело к его отставке. И наказы губным старостам в этих случаях в основном дублировали воеводские. Таким образом, эволюция воеводского аппарата происходила параллельно с развитием губных органов управления, в тесном взаимодействии их друг с другом. Статус этих должностей сближается, несмотря на принципиальные различия их сущностной характеристики как органов приказного (воеводы) и выборного (губные старосты) управления.
Отсутствие четкого разграничения функций этих органов власти оставалось закономерной и неотъемлемой чертой местного управления на протяжении всего XVII в. Правительство пыталось регулировать эти процессы, отправляя особые предписания воеводам и губным старостам. Прежде всего это касалось «разбойных, татиных и убийственных» дел, поскольку губные старосты часто продолжали ведать душегубство, хотя оно было в ведении воевод, а последние вмешивались в дела губные. Губная и судебная сфера порой являлись ареной острых конфликтов между ними, каждый пытался доказать свое преимущественное право в решении тех или иных дел. В повседневной практике между ними происходили многочисленные столкновения. Цепь взаимных обвинений не всегда могла прервать даже центральная власть. Оставляя за собой право суда по всем искам в качестве высшей инстанции, она предоставляла его в различной мере как воеводам, так и губным старостам, нередко подогревая конфронтацию между ними в целях взаимоконтроля и сдерживания постоянного роста злоупотреблений. Например, воеводе могло предоставляться право «доправлять» (собирать) на губных старостах пошлинные деньги, которые они собирали при оформлении кабальных актов, а губным старостам – рассматривать злоупотребления воеводы и «доправлять» деньги за невыполнение царских указов.
Противоречия во взаимодействии воевод и губных старост отчасти были обусловлены и отсутствием их соподчиненности и подотчетности. Главным арбитром и регулятором их отношений выступала центральная власть. Царские грамоты указывали практический выход из конфликтной ситуации, принимая сторону одного из них. В то же время практически по всем вопросам (финансовым, хозяйственным, земельным), поручаемым правительством воеводе, он вынужден был обращаться к губным старостам. Так недостаточная компетентность воевод в земельных спорах заставляла их привлекать губных старост, которые, в свою очередь, имели право потребовать у воеводы специальное царское предписание по тому или иному делу. В этих условиях закономерно, что распространенным явлением становилась их взаимозаменяемость, и в случае отсутствия по каким-либо причинам воеводы в городе все дела принимал губной староста.
Отсутствие четкого разграничения функций этих органов власти оставалось закономерной и неотъемлемой чертой местного управления на протяжении всего XVII в. Правительство пыталось регулировать эти процессы, отправляя особые предписания воеводам и губным старостам. Прежде всего это касалось «разбойных, татиных и убийственных» дел, поскольку губные старосты часто продолжали ведать душегубство, хотя оно было в ведении воевод, а последние вмешивались в дела губные. Губная и судебная сфера порой являлись ареной острых конфликтов между ними, каждый пытался доказать свое преимущественное право в решении тех или иных дел. В повседневной практике между ними происходили многочисленные столкновения. Цепь взаимных обвинений не всегда могла прервать даже центральная власть. Оставляя за собой право суда по всем искам в качестве высшей инстанции, она предоставляла его в различной мере как воеводам, так и губным старостам, нередко подогревая конфронтацию между ними в целях взаимоконтроля и сдерживания постоянного роста злоупотреблений. Например, воеводе могло предоставляться право «доправлять» (собирать) на губных старостах пошлинные деньги, которые они собирали при оформлении кабальных актов, а губным старостам – рассматривать злоупотребления воеводы и «доправлять» деньги за невыполнение царских указов.
Противоречия во взаимодействии воевод и губных старост отчасти были обусловлены и отсутствием их соподчиненности и подотчетности. Главным арбитром и регулятором их отношений выступала центральная власть. Царские грамоты указывали практический выход из конфликтной ситуации, принимая сторону одного из них. В то же время практически по всем вопросам (финансовым, хозяйственным, земельным), поручаемым правительством воеводе, он вынужден был обращаться к губным старостам. Так недостаточная компетентность воевод в земельных спорах заставляла их привлекать губных старост, которые, в свою очередь, имели право потребовать у воеводы специальное царское предписание по тому или иному делу. В этих условиях закономерно, что распространенным явлением становилась их взаимозаменяемость, и в случае отсутствия по каким-либо причинам воеводы в городе все дела принимал губной староста.
Воеводы и земские органы управления
Тесно контактировали в различных сферах (финансово-податной, поземельной и др.) аппараты Съезжей и Земской изб. Поскольку многие вопросы землепользования были прерогативой посадской общины, воеводы использовали информацию мирских властей, привлекали их к досмотру земель. В отличие от претерпевавших изменения губного и воеводского аппарата, деятельность и характер земского управления носила более постоянный характер. Имея право напрямую связываться с Москвой, земские органы не только участвовали через челобитье в смене представителей местной власти – воевод и губных старост, но и контролировали деятельность всего состава Съезжей избы. Земские власти могли отставить от дел выбранного ими подьячего, не беря в расчет никакие доводы воеводы, или вообще отказать избирать в Съезжую избу новых подьячих, не давать «корм» приказным людям за нерадивое отношение к своим обязанностям по осуществлению сыска по посадским делам. Воевода, в свою очередь, нередко использовал отлаженный механизм земского делопроизводства и вынужден был обращаться в земские и губные избы для привлечения их дьячков к ведению делопроизводства в Съезжей избе. Иногда эти вопросы даже приходилось решать через центральную власть, которая направляла специальные царские указы на имя губного старосты. Воеводы привлекали земских должностных лиц к самым различным сыскам, расспросам посадских и уездных людей, производившимся воеводами или другими представителями из Москвы.
В судебной сфере деятельности земских органов в XVII в. произошли значительные изменения. Уже в конце XVI в. во многих городах появляются так называемые «судьи», которые стояли выше и земских и губных старост. С введением воеводского аппарата в городах усиливается борьба за судебные полномочия между воеводами и губными старостами. Население было заинтересовано в наиболее эффективном суде, требующем нередко использования силы (стрельцов, пушкарей и т. д.), которая находилась в распоряжении исключительно воеводы. Решения по различным делам все чаще хотели получать на Москве, в том числе и население северных регионов, где продолжали функционировать земские судебные учреждения – земские судейки. В XVII в. участие в судебной деятельности в основном ограничивалось привлечением земских должностных выборных лиц в качестве свидетелей, чьи показания нередко имели основное значение.
В пограничных городах, где находились воинские гарнизоны, положение воевод было более прочным, полномочия более широкие, а сотрудничество земской и воеводской власти подразумевало определенную иерархию, в отличие от городов, расположенных ближе к центру. В городах Замосковного края в силу отсутствия системы строгой соподчиненности, иерархичности, четкой регламентации функций органов управления сохранялась их определенная автономия друг от друга. Это было во многом обусловлено правом всех звеньев управления напрямую обращаться в Москву, стремлением последней регулировать и контролировать их деятельность, используя как приказные, так и выборные элементы системы управления.
В начале 40-х годов предпринимаются попытки упорядочить отъезды с мест земских старост, которые должны были всегда находиться у дел подобно всем другим представителям местной власти – воеводам и губным старостам. Для отпуска с челобитьем в центр необходим был Государев указ, что подразумевало обязательное прохождение челобитных через Съезжую избу. Однако на практике земские люди часто продолжали придерживаться прежних порядков, когда челобитная подавалась воеводе, который обо всем отписывал в Москву, где и принималось окончательное решение. Несовершенство организации воеводского аппарата, регулярная сменяемость представителей царской администрации, их полная зависимость от центральной власти ограничивали произвол воевод, несмотря на прописанные в наказах их широкие полномочия.
В судебной сфере деятельности земских органов в XVII в. произошли значительные изменения. Уже в конце XVI в. во многих городах появляются так называемые «судьи», которые стояли выше и земских и губных старост. С введением воеводского аппарата в городах усиливается борьба за судебные полномочия между воеводами и губными старостами. Население было заинтересовано в наиболее эффективном суде, требующем нередко использования силы (стрельцов, пушкарей и т. д.), которая находилась в распоряжении исключительно воеводы. Решения по различным делам все чаще хотели получать на Москве, в том числе и население северных регионов, где продолжали функционировать земские судебные учреждения – земские судейки. В XVII в. участие в судебной деятельности в основном ограничивалось привлечением земских должностных выборных лиц в качестве свидетелей, чьи показания нередко имели основное значение.
В пограничных городах, где находились воинские гарнизоны, положение воевод было более прочным, полномочия более широкие, а сотрудничество земской и воеводской власти подразумевало определенную иерархию, в отличие от городов, расположенных ближе к центру. В городах Замосковного края в силу отсутствия системы строгой соподчиненности, иерархичности, четкой регламентации функций органов управления сохранялась их определенная автономия друг от друга. Это было во многом обусловлено правом всех звеньев управления напрямую обращаться в Москву, стремлением последней регулировать и контролировать их деятельность, используя как приказные, так и выборные элементы системы управления.
В начале 40-х годов предпринимаются попытки упорядочить отъезды с мест земских старост, которые должны были всегда находиться у дел подобно всем другим представителям местной власти – воеводам и губным старостам. Для отпуска с челобитьем в центр необходим был Государев указ, что подразумевало обязательное прохождение челобитных через Съезжую избу. Однако на практике земские люди часто продолжали придерживаться прежних порядков, когда челобитная подавалась воеводе, который обо всем отписывал в Москву, где и принималось окончательное решение. Несовершенство организации воеводского аппарата, регулярная сменяемость представителей царской администрации, их полная зависимость от центральной власти ограничивали произвол воевод, несмотря на прописанные в наказах их широкие полномочия.
Контрольные вопросы
1. Какую роль играли Земские соборы в общественно-политической жизни России?
2. Как проявлялся сословно-представительный характер в деятельности губных учреждений?
3. Чем обусловлена заинтересованность правительства в земских органах управления?
4. Каким образом обеспечивался контроль за деятельностью руководителей местных органов управления?
2. Как проявлялся сословно-представительный характер в деятельности губных учреждений?
3. Чем обусловлена заинтересованность правительства в земских органах управления?
4. Каким образом обеспечивался контроль за деятельностью руководителей местных органов управления?
Литература
1. Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере XVII в. Т. 2. М., 1912.
2. ГрадовскийА.Д. История местного самоуправления в России. Т. 2. СПб., 1899.
3. Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987.
4. Лаппо-Данилевский А.С. Организация прямого налогообложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразования. СПб., 1890.
5. Три века. От Смуты до нашего времени Т. 3. М., 1991.
6. Чичерин Б.Н. Областные учреждения России в XVII в. М., 1856.
7. Черепнин Л.В. Земские Соборы Русского государства XVI–XVII вв. М., 1978.
8. Швейковская Е.Н. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII в. М., 1997.
2. ГрадовскийА.Д. История местного самоуправления в России. Т. 2. СПб., 1899.
3. Демидова Н.Ф. Служилая бюрократия в России XVII в. и ее роль в формировании абсолютизма. М., 1987.
4. Лаппо-Данилевский А.С. Организация прямого налогообложения в Московском государстве со времен Смуты до эпохи преобразования. СПб., 1890.
5. Три века. От Смуты до нашего времени Т. 3. М., 1991.
6. Чичерин Б.Н. Областные учреждения России в XVII в. М., 1856.
7. Черепнин Л.В. Земские Соборы Русского государства XVI–XVII вв. М., 1978.
8. Швейковская Е.Н. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII в. М., 1997.
Глава III
Начало становления российского абсолютизма
§ 1. Абсолютизация самодержавного царства
Одним из основных факторов, предопределивших эволюцию различных сторон государственной и общественной жизни XVII в., стал зарождавшийся абсолютизм. Абсолютизм как тип государственной власти присущ различным странам. При рассмотрении абсолютной монархии в рамках отдельного государства, такого как Россия, правомерно говорить об общих закономерностях становления и развития абсолютизма и его особенностях в отечественных условиях. Традиционно время становления абсолютизма определяется переходом от феодального и сословного общества к обществу капиталистическому. Сам термин «абсолютизм» происходит от латинского «absolutus», что означает «неограниченный».
В русских источниках понятия «абсолют», «абсолютство» в качестве терминов «абсолютный монарх» и «абсолютизм» стали употребляться в начале XVIII столетия, но так и не смогли окончательно закрепиться вплоть до ХХ в.
Характеризуя тип монархии, сложившийся в России при царе Алексее Михайловиче, официальные и общественные мыслители XVII в. определяли царскую власть как власть самодержавную. Для ряда отечественных историков, и особенно исследователей XIX в., было свойственно называть форму правления России третьей четверти XVII в. и более позднего периода самодержавной монархией, и в то же время наделять ее всеми чертами, присущими абсолютизму. Проблема разграничения в трактовке терминов «самодержавие» и «абсолютизм» и в современной исторической науке так и не была решена. Между тем окончательное закрепление самодержавного статуса власти русских государей произошло ранее, нежели в России окончательно установился абсолютизм, и русское самодержавие в разные периоды истории сочеталось с сословным представительством и функционированием важнейшего атрибута данной властной системы – Земских соборов.
В русских источниках понятия «абсолют», «абсолютство» в качестве терминов «абсолютный монарх» и «абсолютизм» стали употребляться в начале XVIII столетия, но так и не смогли окончательно закрепиться вплоть до ХХ в.
Характеризуя тип монархии, сложившийся в России при царе Алексее Михайловиче, официальные и общественные мыслители XVII в. определяли царскую власть как власть самодержавную. Для ряда отечественных историков, и особенно исследователей XIX в., было свойственно называть форму правления России третьей четверти XVII в. и более позднего периода самодержавной монархией, и в то же время наделять ее всеми чертами, присущими абсолютизму. Проблема разграничения в трактовке терминов «самодержавие» и «абсолютизм» и в современной исторической науке так и не была решена. Между тем окончательное закрепление самодержавного статуса власти русских государей произошло ранее, нежели в России окончательно установился абсолютизм, и русское самодержавие в разные периоды истории сочеталось с сословным представительством и функционированием важнейшего атрибута данной властной системы – Земских соборов.
Самодержавие и самодержцы
Определение «самодержец», в отличие от определения «абсолютный монарх», было закреплено в официальном царском титуле. Титуловать себя самодержцами и ощущать свою власть самодержавной стали еще последние Рюриковичи. Идея самодержавной власти как власти полностью независимой от правителей других государств в России стала активно развиваться после освобождения от власти Орды и в процессе централизации объединенных русских земель.
В то время как для последних Рюриковичей самодержавный характер их власти являлся фактом, не подлежавшим сомнению, для первых Романовых, вступивших на престол в результате прекращения ранее царствующей династии и Смуты, самодержавность правления скорее была целью, которую необходимо достичь. Михаил Федорович – родоначальник новой династии титуловался самодержцем от случая к случаю, но так и не смог закрепить этой характеристики в своем титуле. Его претензии на статус самодержца мало чем превосходили аналогичные претензии государей периода Смуты. (Как известно, В. Шуйский в торжественных актах титуловался самодержцем.) Концепция самодержавной власти XVII в. имела ряд отличий по сравнению с представлениями о самодержавии периода Ивана Грозного. Важнейшее из них заключалось в том, что самодержавным монархом при первых Романовых мог считаться только государь, не дававший на себя ограничительной записи. Перед Рюриковичами такая проблема не могла возникнуть вовсе. В России XVI–XVII вв. ограничительная запись сочеталась с принятием царского венца не по праву наследования, а по решению Земского собора. Власть наследственного монарха признавалась полностью легитимной и сочетаемой с претензиями на самодержавность. Законность власти избранного монарха подвергалась сомнению, что служило поводом к ограничению его прав, а последнее, в свою очередь, не сочеталось с самодержавностью.
После того, как Романовы утвердились на Российском престоле в качестве общепризнанной в России и мире правящей династии, в царствование Алексея Михайловича фактически произошла реставрация российской самодержавной монархии. Алексей Михайлович своим указом 1654 г. окончательно закрепил в государевом титуле столь вожделенную формулу – самодержец. Самодержавность правления самого Алексея сомнению уже не подлежала.
Особенность трактовки самодержавной власти в третьей четверти XVII в. во многом заключалась в том, что это понятие вбирало в себя, интегрировало все существенные черты и характеристики, которыми на протяжении долгих лет наделяли царскую власть. Идея самодержавности фактически стала венцом представлений об идеальном государе допетровской Руси. Самодержавная царская власть трактовалась как совокупность следующих идей-постулатов: идея о самодержавно-монархическом способе правления как лучшей форме правления; идея о божественном происхождении монаршей власти; об идеальном православном монархе; о преемственности власти русских царей от византийских императоров и римских цезарей; о наследственной передачи власти в роде российских скипетродержавцев и др.
К концу правления Алексея Михайловича каждая из перечисленных идей наполнилась новыми содержательными чертами и тем самым трансформировала монархическую концепцию, сложившуюся ранее.
Идея божественного происхождения царской власти до XVII столетия была тесно связана с мыслью о том, что государь – носитель воли и власти Божьей. При этом жизнь и деятельность самого монарха трактовались как отречение от своей личной воли и осуществление служения Богу как послушания. Служба государю рассматривалась как способ служения Богу. После Смуты на протяжении XVII столетия идея служения Богу через службу государю постепенно трансформировалось в идею службы Богу и царю. Благодаря Смуте русский царь обрел некие личностные черты, не перестав быть при этом носителем воли и власти Божьей. Но теперь царская власть рассматривалась не столько как орудие воли Бога, но сам Бог – как источник силы царской власти. Эти изменения были тесно связаны с закреплением самодержавного характера русской монархии. Новая трактовка концепции богоданности царской власти способствовала становлению идеологии абсолютизма.
При усилении самодержавия при царе Алексее Михайловиче возникла угроза уподобления власти царя власти Божьей. В середине 1660-х годов патриарх Никон обвинял государя в том, что тот «Божие имя и славу прекладывает на свою честь и славу и тем хулит имя Господне и славу Его». Окончательно снять данную проблему удалось только в царствование Федора Алексеевича.
Российский самодержец третьей четверти XVII столетия в представлениях современников и трактовке официальной идеологии представал как государь православный. В это время окончательно оформилась идея об идеальном православном монархе. Его непременными чертами были чинность, кротость, благообразность, милосердие, богобоязливость. Совокупность этих черт воплотилась в характеристике первых царей из династии Романовых, но исторически закрепилась за царем Алексеем – тишайший. Такой государь должен был осознавать и искуплять свою греховную человеческую природу, проявляя неустанную заботу о «сирых и убогих меньших людях», стремясь к «тишине» правления – миру с соседями. «Тишайшие государи» XVII в. стали неким противопоставлением грозному царю – Ивану IV, тирану, приведшему в конце XVI столетия страну к Смуте.
Однако в 70-е годы XVII в. понимание образа идеального православного царя стало все более наполняться новыми чертами. Царь – защитник православной веры мыслился теперь как «крепкий над враги победитель» и «супостатом страшный одолитель». Государь-богомолец уступал место царю-воину. Разрушению прежних представлений во многом способствовал сам монарх: Алексей Михайлович лично командовал русскими войсками в русско-польской кампании, поставил военное дело под свой строжайший контроль.
Важнейшую роль в трактовке российского самодержавия играла идея преемственности власти русских царей от византийских и римских императоров. Эта тенденция, восходящая к XV в., в XVII столетии выразилась в официальной формуле: князь Рюрик, прародитель Рюриковичей и их наследников Романовых, «восприял» свою власть от римского императора Августа, а царский венец российские самодержцы приняли от византийского императора Константина Мономаха при великом князе Владимире Всеволодовиче. Развитие идеи «Москва – третий Рим» должно было обеспечить главенствующую роль России в системе стран православного Востока, показать российского государя хранителем вселенского православия.
Наряду с идеей преемственности своей власти от Рюриковичей первые Романовы не меньшее значение придавали преемственности власти в роде самих Романовых. При этом первая идея была главенствующей в первой половине столетия, вторая – во второй. При вступлении на престол Михаила Федоровича и Алексея Михайловича было важно доказать, что в России произошло не столько становление новой династии, сколько восстановление прежней, так как именно в прекращении законной династии виделась основная причина Смуты и бед, постигших страну на стыке XVI и XVII столетий. «Чин поставления на царство» Алексея Михайловича и другие официальные документы объявляли Ивана Грозного – дедом царя Алексея. В грамоте к мощам митрополита Филиппа (Колычева) от 1652 г. молодой Алексей Михайлович замаливал грехи своего «деда» в надежде получить прощение и очистить от греха души всех Романовых как потомков Ивана IV.
В результате усиления самодержавия в правление Алексея законность занятия Романовыми престола перестала подвергаться сомнениям. Главная задача теперь состояла в том, чтобы обеспечить беспрепятственную передачу власти своим потомкам. Все большую роль стала играть церемония официального объявления подданным наследника по достижении им совершеннолетия (15 лет). Помимо этого царь Алексей стремился закрепить официальную роль наследника в системе государственного управления, издав ряд указов, согласно которым официальные документы должны были адресоваться не одному государю, а царю и царевичу. По ряду дел государственным служащим предписывалось обращаться только к царевичу, за ним оставалось право решить вопрос самостоятельно или обратиться с докладом к царю.
Несмотря на принятые меры, царь Алексей Михайлович и его сподвижники так и не смогли предотвратить кризиса престоло-наследования последней четверти XVII столетия. По смерти царя оставались представители двух непримиримых кланов – Милославские и Нарышкины. Сын Марии Ильиничны Милославской (первой жены царя Алексея) царь Федор Алексеевич своими грамотами и указами запретил в официальных отписках на царское имя прибавлять имена его братьев. Среди последних наибольшую опасность мог представлять царевич Петр, сын царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной (второй жены Алексея Михайловича), будущий император Петр I. Все усилия в итоге оказались тщетными: судьбу престола после смерти Федора Алексеевича не удалось решить мирным путем. В результате восстаний и кровопролития, гибели тех, кто составлял опору власти первых Романовых, был достигнут компромисс – царствование Ивана и Петра при регентстве Софьи.
В то время как для последних Рюриковичей самодержавный характер их власти являлся фактом, не подлежавшим сомнению, для первых Романовых, вступивших на престол в результате прекращения ранее царствующей династии и Смуты, самодержавность правления скорее была целью, которую необходимо достичь. Михаил Федорович – родоначальник новой династии титуловался самодержцем от случая к случаю, но так и не смог закрепить этой характеристики в своем титуле. Его претензии на статус самодержца мало чем превосходили аналогичные претензии государей периода Смуты. (Как известно, В. Шуйский в торжественных актах титуловался самодержцем.) Концепция самодержавной власти XVII в. имела ряд отличий по сравнению с представлениями о самодержавии периода Ивана Грозного. Важнейшее из них заключалось в том, что самодержавным монархом при первых Романовых мог считаться только государь, не дававший на себя ограничительной записи. Перед Рюриковичами такая проблема не могла возникнуть вовсе. В России XVI–XVII вв. ограничительная запись сочеталась с принятием царского венца не по праву наследования, а по решению Земского собора. Власть наследственного монарха признавалась полностью легитимной и сочетаемой с претензиями на самодержавность. Законность власти избранного монарха подвергалась сомнению, что служило поводом к ограничению его прав, а последнее, в свою очередь, не сочеталось с самодержавностью.
После того, как Романовы утвердились на Российском престоле в качестве общепризнанной в России и мире правящей династии, в царствование Алексея Михайловича фактически произошла реставрация российской самодержавной монархии. Алексей Михайлович своим указом 1654 г. окончательно закрепил в государевом титуле столь вожделенную формулу – самодержец. Самодержавность правления самого Алексея сомнению уже не подлежала.
Особенность трактовки самодержавной власти в третьей четверти XVII в. во многом заключалась в том, что это понятие вбирало в себя, интегрировало все существенные черты и характеристики, которыми на протяжении долгих лет наделяли царскую власть. Идея самодержавности фактически стала венцом представлений об идеальном государе допетровской Руси. Самодержавная царская власть трактовалась как совокупность следующих идей-постулатов: идея о самодержавно-монархическом способе правления как лучшей форме правления; идея о божественном происхождении монаршей власти; об идеальном православном монархе; о преемственности власти русских царей от византийских императоров и римских цезарей; о наследственной передачи власти в роде российских скипетродержавцев и др.
К концу правления Алексея Михайловича каждая из перечисленных идей наполнилась новыми содержательными чертами и тем самым трансформировала монархическую концепцию, сложившуюся ранее.
Идея божественного происхождения царской власти до XVII столетия была тесно связана с мыслью о том, что государь – носитель воли и власти Божьей. При этом жизнь и деятельность самого монарха трактовались как отречение от своей личной воли и осуществление служения Богу как послушания. Служба государю рассматривалась как способ служения Богу. После Смуты на протяжении XVII столетия идея служения Богу через службу государю постепенно трансформировалось в идею службы Богу и царю. Благодаря Смуте русский царь обрел некие личностные черты, не перестав быть при этом носителем воли и власти Божьей. Но теперь царская власть рассматривалась не столько как орудие воли Бога, но сам Бог – как источник силы царской власти. Эти изменения были тесно связаны с закреплением самодержавного характера русской монархии. Новая трактовка концепции богоданности царской власти способствовала становлению идеологии абсолютизма.
При усилении самодержавия при царе Алексее Михайловиче возникла угроза уподобления власти царя власти Божьей. В середине 1660-х годов патриарх Никон обвинял государя в том, что тот «Божие имя и славу прекладывает на свою честь и славу и тем хулит имя Господне и славу Его». Окончательно снять данную проблему удалось только в царствование Федора Алексеевича.
Российский самодержец третьей четверти XVII столетия в представлениях современников и трактовке официальной идеологии представал как государь православный. В это время окончательно оформилась идея об идеальном православном монархе. Его непременными чертами были чинность, кротость, благообразность, милосердие, богобоязливость. Совокупность этих черт воплотилась в характеристике первых царей из династии Романовых, но исторически закрепилась за царем Алексеем – тишайший. Такой государь должен был осознавать и искуплять свою греховную человеческую природу, проявляя неустанную заботу о «сирых и убогих меньших людях», стремясь к «тишине» правления – миру с соседями. «Тишайшие государи» XVII в. стали неким противопоставлением грозному царю – Ивану IV, тирану, приведшему в конце XVI столетия страну к Смуте.
Однако в 70-е годы XVII в. понимание образа идеального православного царя стало все более наполняться новыми чертами. Царь – защитник православной веры мыслился теперь как «крепкий над враги победитель» и «супостатом страшный одолитель». Государь-богомолец уступал место царю-воину. Разрушению прежних представлений во многом способствовал сам монарх: Алексей Михайлович лично командовал русскими войсками в русско-польской кампании, поставил военное дело под свой строжайший контроль.
Важнейшую роль в трактовке российского самодержавия играла идея преемственности власти русских царей от византийских и римских императоров. Эта тенденция, восходящая к XV в., в XVII столетии выразилась в официальной формуле: князь Рюрик, прародитель Рюриковичей и их наследников Романовых, «восприял» свою власть от римского императора Августа, а царский венец российские самодержцы приняли от византийского императора Константина Мономаха при великом князе Владимире Всеволодовиче. Развитие идеи «Москва – третий Рим» должно было обеспечить главенствующую роль России в системе стран православного Востока, показать российского государя хранителем вселенского православия.
Наряду с идеей преемственности своей власти от Рюриковичей первые Романовы не меньшее значение придавали преемственности власти в роде самих Романовых. При этом первая идея была главенствующей в первой половине столетия, вторая – во второй. При вступлении на престол Михаила Федоровича и Алексея Михайловича было важно доказать, что в России произошло не столько становление новой династии, сколько восстановление прежней, так как именно в прекращении законной династии виделась основная причина Смуты и бед, постигших страну на стыке XVI и XVII столетий. «Чин поставления на царство» Алексея Михайловича и другие официальные документы объявляли Ивана Грозного – дедом царя Алексея. В грамоте к мощам митрополита Филиппа (Колычева) от 1652 г. молодой Алексей Михайлович замаливал грехи своего «деда» в надежде получить прощение и очистить от греха души всех Романовых как потомков Ивана IV.
В результате усиления самодержавия в правление Алексея законность занятия Романовыми престола перестала подвергаться сомнениям. Главная задача теперь состояла в том, чтобы обеспечить беспрепятственную передачу власти своим потомкам. Все большую роль стала играть церемония официального объявления подданным наследника по достижении им совершеннолетия (15 лет). Помимо этого царь Алексей стремился закрепить официальную роль наследника в системе государственного управления, издав ряд указов, согласно которым официальные документы должны были адресоваться не одному государю, а царю и царевичу. По ряду дел государственным служащим предписывалось обращаться только к царевичу, за ним оставалось право решить вопрос самостоятельно или обратиться с докладом к царю.
Несмотря на принятые меры, царь Алексей Михайлович и его сподвижники так и не смогли предотвратить кризиса престоло-наследования последней четверти XVII столетия. По смерти царя оставались представители двух непримиримых кланов – Милославские и Нарышкины. Сын Марии Ильиничны Милославской (первой жены царя Алексея) царь Федор Алексеевич своими грамотами и указами запретил в официальных отписках на царское имя прибавлять имена его братьев. Среди последних наибольшую опасность мог представлять царевич Петр, сын царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной (второй жены Алексея Михайловича), будущий император Петр I. Все усилия в итоге оказались тщетными: судьбу престола после смерти Федора Алексеевича не удалось решить мирным путем. В результате восстаний и кровопролития, гибели тех, кто составлял опору власти первых Романовых, был достигнут компромисс – царствование Ивана и Петра при регентстве Софьи.
Абсолютизм и особенности начального этапа его становления
Проблемы самодержавности правления первых Романовых активно трактовались и анализировались еще современниками, однако периодом разработки проблематики абсолютизма стало ХХ столетие. Начало современного этапа изучения абсолютизма следует отнести к 1960-м годам, когда вышел сборник «Абсолютизм в России», содержащий работы многих ведущих историков (1964). Позже, в 1968–1971 гг. на страницах журнала «История СССР» развернулась дискуссия о российском абсолютизме. Можно сказать, что дискуссия об абсолютизме существует и поныне, и наиболее существенные проблемы этой тематики остаются спорными.
Особый интерес представляют вопросы о времени и стадиях формирования абсолютизма в России; о социальной природе абсолютизма; об основных, характерных чертах (атрибутах) абсолютизма.
Ряд историков усматривает первые предпосылки абсолютизма в России в правление Ивана Грозного (вторая половина XVI в.), развиться которым помешала Смута конца XVI – начала XVII в. Однако большинство историков относит начало становления русского абсолютизма к середине XVII в.
Русский абсолютизм в своем развитии прошел долгий путь, в рамках которого можно выделить ряд этапов: начальный период становления абсолютизма (вторая половина XVII столетия); утверждение абсолютизма (первая четверть XVIII в.); укрепление абсолютизма и становление «просвещенного абсолютизма» (вторая половина XVIII в.); относительный кризис абсолютистского режима и преобразования буржуазного характера (XIX в. – начало ХХ в.).
Начальный этап становления русского абсолютизма характеризует ряд особенностей. Первая заключается в незавершенности процесса абсолютизации, отсутствие целостного комплекса устойчивых признаков абсолютной монархии. Другая особенность состоит в том, что характерные черты нового государственного строя тесно переплетаются с чертами постепенно уходящей в прошлое сословно-представительной монархии. В итоге на протяжении второй половины XVII столетия в России взаимодействуют элементы двух систем. Подчас это взаимодействие приводит к временному компромиссу, порой проявляются непримиримые противоречия, приводящие к слому традиционного уклада власти и становлению новых порядков. На процесс эволюции государственного строя XVII в. оказывали существенное воздействие реалии «послесмутного» времени. Выход из Смуты начала XVII столетия предопределил трансформацию ранее существовавших структур: общественной и государственной («Земли» и «Власти»). В условиях внешней угрозы (интервенции) и внутреннего брожения общество приходило к осознанию необходимости дополнительного самоограничения, передачи «Власти» функций и полномочий, ранее ей не принадлежавших. Если на местном уровне принципы самоуправления имели все возможности к выживанию и плодотворному функционированию, то на уровне центральном выборные элементы уступали место назначаемым, на смену идеи соборности приходили идеалы самодержавности. В итоге развитие абсолютистских начал происходило, в первую очередь, в системе центральной власти, в высших эшелонах системы государственной службы.
В условиях монархического правления зарождающийся русский абсолютизм неизбежно сталкивался с воздействием такого фактора, как влияние личности монарха на выбор способов и форм государственного реформирования. Наиболее существенные изменения в системе государственной власти второй половины XVII в. происходили в период правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Хотя политика обоих этих царей способствовала развитию абсолютистских тенденций и во многом была преемственной, говорить о ее полной тождественности не приходится. Различия отчасти были предопределены самой спецификой воспитания и условиями формирования личностей этих государей. Если царь Алексей был воспитанником традиционной русской системы, то его сын Федор в значительно большей степени испытал на себе европейское влияние. В целом в рамках начального этапа становления абсолютизма в России можно выделить два периода, соответствующие третьей и четвертой четвертям XVII столетия.
Особо выделим вопрос о социальной природе абсолютизма. Для ряда западноевропейских стран вполне обоснованным является утверждение, что социальной опорой абсолютной монархии выступают «уравновешивающие» друг друга феодалы и буржуазия. Абсолютные монархии здесь возникали в тот период, когда намечался кризис дворяновластия, но «первое» европейское сословие еще не лишилось власти и оказывало огромное влияние на монарха. Одновременно шел процесс складывания буржуазии как новой общественной силы, росло ее стремление к политической власти, возникали реальные условия для осуществления этих намерений. На определенном этапе наступало достаточно кратковременное равновесие сил дворянства и буржуазии. При этом монархия получала возможность лавировать между интересами двух сословий, составлявших ее социальную опору. Самостоятельность монархии возрастала.
Подобное определение социальной опоры русского абсолютизма представляется более чем спорным. Даже в XVIII столетии, когда складывание абсолютистского режима с точки зрения большинства историков не вызывает сомнения, говорить о равенстве сил феодалов и буржуазии не приходится. В силу относительно позднего развития в России капиталистических отношений русская буржуазия в этот момент еще не сформировалась как социальная группа, обладавшая той степенью единства, которая бы позволяла претендовать на политическую власть.
Особый интерес представляют вопросы о времени и стадиях формирования абсолютизма в России; о социальной природе абсолютизма; об основных, характерных чертах (атрибутах) абсолютизма.
Ряд историков усматривает первые предпосылки абсолютизма в России в правление Ивана Грозного (вторая половина XVI в.), развиться которым помешала Смута конца XVI – начала XVII в. Однако большинство историков относит начало становления русского абсолютизма к середине XVII в.
Русский абсолютизм в своем развитии прошел долгий путь, в рамках которого можно выделить ряд этапов: начальный период становления абсолютизма (вторая половина XVII столетия); утверждение абсолютизма (первая четверть XVIII в.); укрепление абсолютизма и становление «просвещенного абсолютизма» (вторая половина XVIII в.); относительный кризис абсолютистского режима и преобразования буржуазного характера (XIX в. – начало ХХ в.).
Начальный этап становления русского абсолютизма характеризует ряд особенностей. Первая заключается в незавершенности процесса абсолютизации, отсутствие целостного комплекса устойчивых признаков абсолютной монархии. Другая особенность состоит в том, что характерные черты нового государственного строя тесно переплетаются с чертами постепенно уходящей в прошлое сословно-представительной монархии. В итоге на протяжении второй половины XVII столетия в России взаимодействуют элементы двух систем. Подчас это взаимодействие приводит к временному компромиссу, порой проявляются непримиримые противоречия, приводящие к слому традиционного уклада власти и становлению новых порядков. На процесс эволюции государственного строя XVII в. оказывали существенное воздействие реалии «послесмутного» времени. Выход из Смуты начала XVII столетия предопределил трансформацию ранее существовавших структур: общественной и государственной («Земли» и «Власти»). В условиях внешней угрозы (интервенции) и внутреннего брожения общество приходило к осознанию необходимости дополнительного самоограничения, передачи «Власти» функций и полномочий, ранее ей не принадлежавших. Если на местном уровне принципы самоуправления имели все возможности к выживанию и плодотворному функционированию, то на уровне центральном выборные элементы уступали место назначаемым, на смену идеи соборности приходили идеалы самодержавности. В итоге развитие абсолютистских начал происходило, в первую очередь, в системе центральной власти, в высших эшелонах системы государственной службы.
В условиях монархического правления зарождающийся русский абсолютизм неизбежно сталкивался с воздействием такого фактора, как влияние личности монарха на выбор способов и форм государственного реформирования. Наиболее существенные изменения в системе государственной власти второй половины XVII в. происходили в период правления Алексея Михайловича и Федора Алексеевича. Хотя политика обоих этих царей способствовала развитию абсолютистских тенденций и во многом была преемственной, говорить о ее полной тождественности не приходится. Различия отчасти были предопределены самой спецификой воспитания и условиями формирования личностей этих государей. Если царь Алексей был воспитанником традиционной русской системы, то его сын Федор в значительно большей степени испытал на себе европейское влияние. В целом в рамках начального этапа становления абсолютизма в России можно выделить два периода, соответствующие третьей и четвертой четвертям XVII столетия.
Особо выделим вопрос о социальной природе абсолютизма. Для ряда западноевропейских стран вполне обоснованным является утверждение, что социальной опорой абсолютной монархии выступают «уравновешивающие» друг друга феодалы и буржуазия. Абсолютные монархии здесь возникали в тот период, когда намечался кризис дворяновластия, но «первое» европейское сословие еще не лишилось власти и оказывало огромное влияние на монарха. Одновременно шел процесс складывания буржуазии как новой общественной силы, росло ее стремление к политической власти, возникали реальные условия для осуществления этих намерений. На определенном этапе наступало достаточно кратковременное равновесие сил дворянства и буржуазии. При этом монархия получала возможность лавировать между интересами двух сословий, составлявших ее социальную опору. Самостоятельность монархии возрастала.
Подобное определение социальной опоры русского абсолютизма представляется более чем спорным. Даже в XVIII столетии, когда складывание абсолютистского режима с точки зрения большинства историков не вызывает сомнения, говорить о равенстве сил феодалов и буржуазии не приходится. В силу относительно позднего развития в России капиталистических отношений русская буржуазия в этот момент еще не сформировалась как социальная группа, обладавшая той степенью единства, которая бы позволяла претендовать на политическую власть.